Текст книги "Человек – сейф"

Автор книги: Стефка Модар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Стефка Модар
Человек-сейф

…Ищите выход!

Ведь, самый лучший выход, только из тупика:

Жизнь карт-бланш.

Глава 1. Приговор

В зале суда, как никогда было немноголюдно, хотя время приближалось к обеду. Даже любители переждать осенний моросящий дождь в тепле прошли мимо облитых грязью людских судеб.

На суде присутствовали только самые близкие с двух сторон, как со стороны обвиняемого, так и потерпевшей стороны. Единственной посторонней фигурой среди них был спецкор одной из местной значимой городской газеты, Олег Кривонос. Моложавый более чем интересный, привлекательный мужчина, являющийся самой яркой личностью в СМИ, что славился своей пронырливостью и дотошностью, выявляя то, что не смогли выявить на следствие «Боги – чёрствые следователи», что зачастую подчас ломали человеческие судьбы.

Конечно же, были и исключения, в миру показывались настоящие люди чести, те спасатели обречённых на наказания, отстаивающие их невиновность, в руках которых был главный козырь – отсутствие виновности.

Олег Кривонос, сидел на первом ряду с самого края, пристально глядя на судью.

Его присутствие говорило лишь об одном, что разбираемое дело более чем запутанное и он, как всегда, лично захотел со стороны присмотреться к нему именно здесь и сейчас в зале суда, чтобы написать правдивую статью.

Он, с интересом вглядываясь в лица присяжных и судьи, ловя каждое слово, торопливо доводя до автоматизма, спешил, тут же записать в блокнот.

Через два сидения от него сидела молодая дама в траурной одежде, ушедшая с головой в свое горе.

Она, не отрывая взгляда, строго следила за всем, что происходило в зале, не доверяя никому.

Рядом с ней сидел, преклонного возраста интеллигентного вида мужчина, по всему видно её отец, который, как раненый зверь сверкал злыми глазами в сторону обвиняемого, Виталия Говорухина.

Это имя уже пару месяцев штормило мозг, кажется, что оно внесено в реестр памяти надолго, если не сказать – навсегда и легло тяжелым оттиском – «кровный враг».

Обвиняемый сидел за заграждением, закрыв лицо руками, пряча его от всех, роняя скупую мужскую слезу.

Кажется, что он до сих пор не верил в то, что с ним происходило, всё было, как в страшном сне, не хотелось открывать глаза на происходящее.

По всхлипу и шепоту: «Виталик», можно было догадаться, что женщина, сидящая на последнем ряду, вытирающая слезы, никто иная, как его жена.

Она, тоже впиваясь взглядом, смотрела на судью эту бесчувственную женщину, которая сию минуту рушила ее до недавнего времени кажущуюся обустроенную благополучную жизнь. Мозг не мог переварить тот факт, что всё стало «прошлым».

Изредка вскользь бросая взгляд на мужа, по – бабски всхлип, причитая, ранила этим и свою и его душу, которая казалось, сейчас выпорхнет или завянет внутри, лишив навсегда светлого будущего.

Виталий не поднимая головы, стараясь поддержать её в эту минуту, скупо бросал:

– Ириш не надо…

Та безутешно рыдала, стесняясь своих слёз, машинально посматривая в маленькое зеркальце, торопливо осушала их, украдкой подкрашивая размазанные губы.

Пожилая женщина, сидящая рядом с ней справа, успокаивала, гладя ей руку, полушепотом монотонно твердя:

– Держись, родная! Держись! – и, устремив взгляд вдаль на Виталия, украдкой делая в воздухе крест, нашептывая сухими губами, тихо просила. – Господи не оставь моего соседушку на произвол судьбы! Сжалься! Помоги! Вверяю нашего бедолагу в твои руки!..

Но кажется, мольбы никто не слышал в этом зале, они никого не трогали ни за сердце, ни за душу.

Женщина, совсем отчаявшись, беспомощно хлопала глазами, глотая соленые слезы обид за него, за Ирину, его жену, да и за свою беспомощность в этой ситуации, как ей казалось здесь-то уж точно не до кого не достучаться.

Судья, стоящая в мантии, как «черный ворон», сухощавая женщина лет под пятьдесят в каких-то неимоверных очках, как каменное изваяние, холодно, не глядя не на кого зачитывала решение суда.

Было видно, как открываясь, шевелились её сухие губы. Слов не было слышно. Она машинально поправляла очки, то и дело, спадающие на нос, продолжая смотреть невидящим взглядом вперёд в одну точку на стену. От той, в конце концов, рикошетом шло по назначению к Виталию Говорухину, сидящему на скамье подсудимых.

Отчего тот, это, ощущая резко встав, сделал шаг вперёд, чтобы что-то до конца понять.

Отпрянув от заграждения, пребывая в шоке, стоял как затравленный зверь, в напряжении вглядываясь в лица членов Суда, присяжных, принимая приговор, впитывал, как губка, так и не понятое им, только что вслух сказанное судьей, он будто совсем оглох.

Сделав шаг назад, не веря до конца, вновь подошёл к заграждению, кладя на него руки, тряся решётку, что есть силы, беспомощно застонал.

Но тут же обессилив, прилипнув к ней, застыл в немом ожидании.

Охранники, безмолвствуя, старались дать ему секунды принять всё происходящее в данный момент, как неоспоримое, по сути, никем.

Они, отворачиваясь от поникших глаз, только что здесь и сейчас осужденного, глядели в зал ничего не говорящим взглядом.

Было слышно, как скрипнуло сидение под отцом убитой горем дамы, как судья произнесла последние заключительные слова, объявляя окончательное решение суда.

На мгновение показалось, что судье это давалось с трудом, у неё на лбу выступил пот, та, явно силясь, проговаривала каждое слово:

– В виде лишения свободы, сроком на 9 лет, под содержание в Государственном Исправительном Учреждении УЭ 140/2а строгого режима…

В тишине послышался скрип сидений, охи, слёзы соседки, та сидела в немом ужасе, вслух бессмысленно причитая.

До слуха каждого доносились лишь сухие слова судьи:

– Вы можете подать апелляционную жалобу на решение суда…

Дама в трауре, повернувшись в сторону осужденного, пронзительно сверкая глазами, всем своим видом как бы говорила: «Будь ты проклят!..»

Соседка, скорбно рыдала, ей было жаль и Виталия и Ирину.

Та глядя вперёд сидела белая, как мел, беспомощно оглядываясь по сторонам, закусывая губы, шептала:

– За что? Почему?

Пожилой мужчина, сорвавшись с места, сделал попытку подбежать к осужденному, чтобы ударить того, пусть через заграждение, но обязательно поставить и свою последнюю точку в вынесенном приговоре.

Размахивая руками, со слюной на губах, проклиная, безудержно кричал:

– Чтоб тебе 9 лет?! – отпрянув, отрешенно махая рукой, подавленно констатировал. – Ты заслуживаешь большего, Ирод… Кары Божьей! Тут же порываясь вперёд, сквозь охрану еле сдерживаясь, плюнув через заграждение как на само исчадие зла его семьи, безудержно тряся решетку, обессилев, заплакал.

Виталий, принял плевок, молча, стоя в полный рост со скупой мужской слезой в глазах.

Не спеша, да и не стремясь стереть с лица аргумент фатума, что сравни грома среди ясного неба, по большому счету – приговор судьбы.

Отец видя, что тот не реагирует, в отчаянии выкрикнул:

– Чтоб ты сдох, нелюдь! – вяло переставляя ватные ноги, вышел из зала.

Охрана была невозмутимой, стояла, как вкопанная, не повернув в его сторону даже головы.

У дамы в трауре лицо было залито слезами. Резко встав с места, последовала за отцом, стремительно выходя из зала суда, как бы нарочно оставляя за собой приоткрытую дверь, как некую невидимую нить ненависти, связывающую с ним – обидчиком, убийцей. Это был ее «вызов».

Журналист провожал её любопытным, сострадательным взглядом, в котором читалось, как сопереживание, так и жалость. Он не мог принять сердцем, но душа прошла волну отрицательных эмоций вперемешку с сердобольностью.

Ирина, жена осужденного, воспринимала происходящее совершенно неадекватно, хлопая беспомощно глазами не в силах сдержаться, беспрестанно плакала. Из шока её вывели малолетние дети, совсем ещё крошки, малыши, дочь и сын, что вбежали в зал с криками:

– Мам-м!.. – пугливо озираясь на отца.

Мать в порыве встала, поспешила к ним, причитая:

– Вот, теперь наш папка наказан…

Дети с непониманием смотрели в зал, от увиденной картинки, видя, что их отец, как зверь стоял за изгородью, так и не осознавая: «За что?» Были просто перепуганы. В истерике порываясь к нему на бегу в один голос кричали: «Папа!.. Папочка!..»

Охрана поспешила их вывести.

Малыши, оглядываясь на отца и мать, растирая по лицам горькие слезы, всхлипывая, нехотя вышли. Ирина села на своё место, уткнувшись в плечо соседки, тихо всхлипывая.

Олег Кривонос положа блокнот в карман, как никто старался до конца принять произошедшее, воспринимая, как что-то ужасное, непоправимое, на самом деле трагическое.

Не выдержав напряжения нависшего рока, что завис в пространстве зала, как дамоклов меч, поспешил удалиться.

Выходя на улицу из здания суда, он с тяжелым сердцем резко закрыл дверь, как бы на подсознании этим обрывая нить зла, тянущуюся за ним.

Сбегая со ступенек вниз на ходу застегивая пальто, поправил сбившейся шарф, быстрыми шагами направился к стоящей напротив машине, где-то глубоко в мозгу сфокусировав мысль: «Жизнь продолжается, даже та из которой нет выхода».

Подойдя к своему затюненгованному «Рено» ужаснулся, только сейчас он заметил, что оно за «чудо». Сразу видно купили по дешевке, да и какой «нормальный», вообще купил бы…

Подарок жены, вернее, её маман. Та решила сделать презент в знак примирения, как с ней, так с любимой дочерью, Галиной.

Скорее на автомате оглянулся назад, по-прежнему недоумевая.

В его голове так и не укладывалась мысль, что осужденный действительно виновен.

Из оцепенения вывел назойливый звонок мобильного.

На ощупь, достав из кармана пальто телефон, открывая дверцу машины, вслушиваясь, скороговоркой ответил:

– Да, да! Только что из зала суда… – напрягая слух, перекрикивая шум проезжающего транспорта, выкрикнул. – 9 лет!

Вздыхая, выказывая недоверие правосудию, взволнованно произнёс:

– Что-то всё же не складывается во всём этом. Не похож этот, Виталий Говорухин, на разгильдяя тем более на убийцу пусть даже по иронии судьбы. Плотно прижав мобильник к уху, слушая внимательно, вслух поспешил констатировать:

– Ну, не верю в его виновность, хоть ты лопни! – размышляя вслух, протараторил, – занятная головоломка, мозги вскипели… Резко, – Ну не верю!.. Как сказал бы небезызвестный всем Станиславский… – вновь напрягая слух, – Что?! А… Напарник, Аркадий Хрипунов?! Да всё ещё в коме. Никто ничего конкретно не знает. Одним словом – плох мужик. – открывая дверцу, с полной ответственностью заверил. – Да, да! Сейчас еду к себе, буду писать статью. Это сейчас как никогда актуально. Я понимаю, что дело и так всколыхнуло сонную жизнь нашего провинциального города и что по горячему правдоподобней, но нужна, правда, а не просто фееричный «букет из слов». Буду стараться. Да, да – а не судимы будем. Напрягая слух:

– Из Москвы уже звонили, да, спрашивали что и как…

Его внимание привлекли идущие женщины. Он машинально оглянулся на жену Виталия и соседку, те, обнявшись, шли, сторонясь прохожих, о чём-то, еле слышно перешептываясь, по ходу вытирая слезы. Пропустив их мимо себя, задерживая на них любопытный взгляд, безотрывно смотрел, словно они могли оставить некую нить к той, искомой им правде.

Через пару секунд отведя взгляд от этой поникшей парочки, со всей ответственностью выкрикнул:

– Да, обязательно! Выйдет вовремя, не подведу!.. В сроки! Не напрягай, ведь это журналистское расследование. Теребя, волосы. – Да, да!.. Как договорились, я помню.

Закончив разговор, сел в авто, через секунду сорвавшись с места, оно влилось в массу проезжающих машин, исчезло из виду. Мысль о статье, гнала Олега домой.

Глава 2. Гонорар

Он уже был дома, когда ему позвонили, нарушив чаепитие, на ухо жужжал противный, прокуренный женский голос. Назвалась не иначе, как Элеонора. Его вмиг перекоробило, так звали не любимую бывшую тещу, сидящую долгое время у него на шее, и та, как упырь не давала покоя даже в минуты релаксации. Вездесущее жужжание: «Нужны деньги, жлоб!.. Какой ты, мужик?! Тоже мне зятек!» Сама же была подобие прапорщика в юбке. Вспомнив её, вновь перекоробило, но даму всё же выслушал.

Олег договорился о встрече в людном парке в Москве, она должна будет подъехать на «Лексусе» вместе с мужем.

Время пролетело. Пять часов по полудню приблизились как-то неожиданно быстро, пришлось выехать на встречу. Под ложечкой подсасывало, словно что-то отторгалось. Возможно, это отторжение шло от имени Элеонора. «Тёща!..» Олег машинально перекрестился:

– Слава Богу, на сегодня не помеха, в ином миру и «слава тебе яйца»…

Последнее было любимой игрой слов тёщи, доставшееся ей в наследство от отца, бывшего военного.

По щеке катилась предательская слеза, он даже и не думал, что станет сожалеть о потери, теперь вот уже никто не жужжит.

Жена после её смерти, обвинив в равнодушие и черствости души, собрав манатки, уехала в Италию на манящие длинным долларом заработки, считая, что там настоящие мужчины, не то, что он местный журналист, даже до «Москвы» не дотянул.

Подъехав к парку, стал осматриваться по сторонам, на парковке стоял новенький «Лексус», в салоне мелькали два силуэта. Он и она. – Прийдётся идти к ним, – подумав, почесал затылок.

Выйдя из машины, спокойным шагом направился к машине. Силуэты оживились, через секунду из неё вышел худощавый моложавый старичок, за ним дамочка бальзаковского возраста, та на руках держала прелестную собачку, породы йоркширский терьер.

Вид тучной хозяйки его нисколько не удивил, именно такой он её и представлял «дикая бара», всклокоченный парик, многоцветность в гамме одежды, всё говорило о ней, как скандалистке, в крик кричало: «Я – пуп земли!.. Все кругом восхищайтесь или молчите!.. Мной в этой жизни за всё уплачено».

Олег невольно посмотрел на руки. «Пальцы веером», как у его, царство ей небесное, тёщи: «Бухгалтер, милый, мой бухгалтер!..» Это наверно о нём, о мужчине рядом с ней. Он стоял при ней с поникшей головой, а она вслух жужжала о своём наболевшем. До слуха дошло: «Ты слишком доверчив Кеша, людям верить – себе дороже встанет. Ты – банкир!»

Подойдя к ним, предложил зайти в ближайшее кафе. Женщина с готовностью изъявила желание выпить по чашечке кофе, говоря, что нервы ни к черту.

Муж её поддержал. В направлении кафе шли молча, это немного нагнетало обстановку, но ушам было легко. А он, Олег, признаться, боялся услышать очередное жужжание Элеоноры.

Наконец их троица подошла к уличному кафе, дождя, как и не бывало. В такое время в Москве – свежо, чуть прохладно, есть чем дышать, да и есть возможность прийти в себя после всасывания и так порой подорванным болезнями, организмом этих доставших всех выхлопных газов.

Сев за столик, заказав три кофе, Олег внимательно вслушивался в перепалку Элеоноры с мужем. Она того успокаивала, говоря, что не надо так бояться своего лобастого мордоворота управляющего филиала, напомнила, что ему многим обязан и заказать лично не мог, кто-то за его спиной, факт.

На что, на её жужжание муж истерично реагируя, вспылил:

– Оставь Элеонора, он гад тот ещё!.. От него всего можно ждать!.. У него офшорные счета по всему миру, и не удивлюсь, если на имя тёщи! – съязвив, понял, что раскусил того, но поздно и, что сейчас из-за него по пояс в дерьме. И кресло фактически под ним, вот-вот развалится и рухнет.

Кеша ёрзал в кресле, как юла, он буквально вырвал из рук официанта поднос с кофе, не предлагая никому, стал пить большими глотками, от того, что напиток был очень горячий, его глаза стали выпуклыми напоминали два полушария разгоряченного мозга.

Олег сидел и думал, что здесь действительно всё сложно. Элеонора, вытирая пот со лба, целуя собаку, говорила на ухо испуганным голосом:

– Да я, как узнала, сразу же вспомнила о Вас.

– Вы стольким помогли, – цепляясь за рукав пиджака, противно жужжала. – Просто спасите! Вы видите, как ему плохо. Он слабый человек и всё от своей порядочности.

Кеша пал духом, отстранив в сторонку кофе, вымолил:

– Не знаю, что делать. Помогите, спасите репутацию!

Жена поспешила добавить:

– И жизнь! – глядя в сторону мужа с гордостью бросила. – Ты очень хороший человек! Переводя тут же беспомощный взгляд на Олега, со слезой выпалила:

– Я не могу разбрасываться самым дорогим. Он дороже денег!.. Потому, что он их делает.

– А тот… – она куда-то вперед тыкала рукой, зло, – тот его подсидел, да еще и заказал. Гад!..

Допивая кофе, осторожно ставя чашку на столик, Олег уверенно произнёс:

– Разберёмся. Вы не первые и не последние кому нужны мои услуги, правда, не совсем вовремя, сейчас очень занят другим резонансным делом. Ну, думаю, что всё будет под контролем. Я проверю.

Элеонора тут же подсуетилась, внося весомый аргумент:

– Да, да мы наслышаны, большие гонорары платят не просто так!..

Олега немного удивило, спросил:

– Да?! И сколько, если не секрет?

Она быстро отреагировала, вынимая из-за спины собаки, что ерзала на её руках, конверт, простодушно произнеся:

– Ровно 30 тыс. баксов, как – никак дело идёт об убийстве. Скрывая невольную усмешку, откашливаясь в кулак, произнесла:

– Думаю, что это того стоит!..

Элеонора вскинула брови, Кеша заёрзал на месте. Видя их смятение, подбирая слова, не преминул корректно добавить:

– Я имею в виду, что жизнь стоит той суеты вокруг неё, решим проблему в короткое время, думаю, что не дойдёт до криминала.

Кеша как-то немного отошёл от нагнетающей обстановки, собравшись с духом, уже спокойно сказал:

– Да надеюсь на Ваш профессионализм, но честно, я не за этим к Вам обратился.

Он косо посмотрел на жену, добавил:

– Вернее мы обратились. Элеонора согласительно кивнула.

– Мой управляющий, действительно мерзкий молодой человек, а самое главное не благодарный, но не могу сказать, что он хочет моей смерти.

Я вот о чём хочу сказать:

– Прошу, чтобы Вы выяснили, проведя журналистское расследование, и если уж что – то, пожалуйста, пусть виновные понесут своё. А я…

Кеша, отмахиваясь рукой, кряхтя:

– Впрочем, уже и не жилец. Сердечко пошаливает, и надо сказать – конкретно. Вот только благодаря Эллочке и живу, вовремя спасает, лечит.

Она буквально расцвела на глазах, ладонью стряхивая слезинку. Он стал лобзать её протянутую ладошку. Со стороны всё говорило об идиллии в этой семье. Как говорят: «На вкус и цвет товарищей нет!..»

Кеша, взяв предложенный женой носовой платок, стал наскоро вытирать выступивший на лбу пот. У Олега мелькнула мысль: «Хорохорится, а страх одолевает…»

Элеонора, перехватив его взгляд, выпалила:

– Слабость… Вчера, как узнал о покушение, так целый вечер с приступом промаялся. А я только в последнюю очередь узнала… – Элеонора, ёрзая на стуле, выпалила. – Когда заехала за ним на обед.

Тыча в сторону мужа:

– Стоя у двери, – оправдываясь, – на месте моего Кешеньки не было, слышала разговор Андрея, ну нашего управляющего. Тот кому-то сказал:

– Все сделаю, как положено, следов не оставим, нотариус будет молчать как рыба. Не впервой.

Она ужаснулась:

– Вы представляете? Им не впервой?! Ужас!..

Собачка начала пискливо гавкать, она, прижав к себе, успокаивала:

– Андрюша, гадкий мальчик! Мусик – Пусик его с детства не любит.

Тут же пояснила:

– Вы не поверите, он собаке дал жвачку, та проглотила, чуть не умерла. Кеша спас взял её за лапы и начал трясти вниз.

Муж испуганно смотрел на жену. Со вздохом добавил:

– Да было дело, – раздраженно, – то собака!..

Элеонора всхлипнула, явно представляя собаку в ту минуту резко обрывая:

– Да, но она такая маленькая. Живое существо! Стала целовать собаку в нос.

На что Кеша, с брезгливостью посмотрев, сказал:

– Собака! – возмущенно, – не целуй собаку на людях, что они могут подумать…

Элеонора, улыбнувшись, сказала:

– Как что?! То, что я добрая и люблю животных.

Олегу порядком поднадоело их общество. Взяв со стола пакет с гонораром, подытожил:

– Я всё понял. Будем решать по мере поступления фактов, понаблюдаем, – глядя в упор на Кешу в лоб спросил:

– Расписку Вам, как сейчас или потом?

На что тот, сиюминутно привстав за столом, стал пожимать предложенную руку, по всему видно, что искренне, поспешил заверить:

– Не стоит, я Вам верю. Хотел, конечно, сунуться в Полицию, ведь если случись что со мной, Эллочке не покажется мало. Я, правда, перестраховался, написал два завещания в пользу неё, намеренно разделив свое нажитое.

Тут же как-то вдруг поник, явно от ужаса, представив, что не дай Бог с ней что-то сделают…

Скороговоркой произнёс:

– Не хотелось бы кого-то обвинять, да и боюсь огласки.

В разговор суетливо вступила Элеонора, – Да и толку-то три грабежа «Банка», а раскрытия нет, и по сей день.

Кеша добавил:

– Чёрт с ними с деньгами, а если в их не правовое поле попадёт Элеонора? Я не переживу.

Она его обняла, воркуя поспешно шепнув:

– Я тоже, – мимоходом вытерев сухую слезу, добавила, – что я без моего папулечки?! Он для меня – всё!..

Кеша, озаряясь в лице, произнёс:

– Ради неё и живу.

Он поспешил оборвать общение:

– Извините мне нужно в бассейн, там у меня встреча с другом.

Олег откланявшись, мило улыбнувшись даме, лобзать ручки после собаки не было желания, отошёл от столика, спешно направляясь к машине. Спиной, чувствуя их взгляды. Вдогонку расслышал окрик: «Олег Иванович, мы с Вами свяжемся…»

Он кивнул, в голове мелькнуло: «Оказывается и у богатых есть человеческие проблемы».

Подойдя к парковке, сев в затюненгованный автомобиль, что тут же сорвавшись с места, испаряясь на глазах вдали, оставил после себя клубы пыли, засоряя свежими выхлопами и так стоящий от загазованности смог, что всех подавлял буквально до головной боли и рези в глазах.

Подъехав к своему офису выйдя из машины, ощутил прилив сил, поднявшись в свой кабинет, подойдя к двери, на которой висела табличка «ОЛЕГ КРИВОНОС», как-то внутренне приободрившись, подтянувшись, выравнивая осанку, невольно вытер ладонью, доводя до блеска, из-под неё выпала бумажка.

Это было чьё-то послание предназначенное явно ему. Подняв с пола, стал читать. В ней кто-то предупреждал о предстоящем убийстве, пытаясь вникнуть, открыв дверь, стремительно вошёл внутрь.

Уже находясь у себя в кабинете сидя за письменным столом, тщательно стал разбирать предупреждение:

«Хочу предупредить, что убийство неизбежно наступил час. Вы узнаете из прессы, ждите. Вам не успеть остановить…»

Как-то стало не по себе, кто-то что-то не договаривал. Но кто? Он выглянул в окно, чей-то силуэт, завидев его в окне, отпрянул от красующегося на парковке «Рено». Явно слежка. Это Олега заинтриговало. Потрепав рукой, непослушные волосы вслух произнёс: «М-да!» Сделав наскоро кофе, выпив, набрал номер Иннокентия Васильевича. Тот явно не ожидал столь скорого звонка. Договорились встретиться.

Уже через 55 минут Олег сидел в московской приемной банкира. Спросив причину визита, девушка с ресепшн мигом юркнула в кабинет своего шефа. Через несколько секунд она предложила войти, при этом внимательно, скорее, из любопытства, во все глаза, всматриваясь в незнакомое мужское лицо. Олег, делая вид, что не замечает столь пристального внимания к своей персоне, шагнул внутрь. Дверь за ним плотно закрылась.

Иннокентий Васильевич с нервозностью в голосе произнёс:

– Неужели Вы вышли на убийцу?

Повернув голову в сторону двери, произнёс:

– Все может быть, если Вы мне скажите, чей это подчерк. Показал листок бумаги.

Взяв из рук Олега лист бумаги, шлёпая губами, Кеша читал, скорее от страха столь бегло, кажется, расчленяя по слогам каждое слово. Вытерев тыльной стороной ладони взмыленный лоб, тихо произнёс:

– Не знаю. Такой подчерк у каждого. Что-либо конкретно сказать невозможно, – ужаснувшись, – Как курица лапой.

Олег, хмыкнув, потирая затылок, констатировал:

– Да уж. Нечего сказать. «На безрыбье и рак – щука!» Вглядываясь в испуганное лицо Кеши, кажется, добил того глобализмом вопроса: «Кто?»

Тот врос в кресло, испуганно спросил:

– Вы думаете, то, что думаю я?!

Олег невольно произнёс:

– Пока ничего не думаю. Думал, что этот подчерк Вам знаком. Ответом было передергивание плечами. Ничего не оставалось, как снять напряжение, сказав:

– Будем думать. Думаю, что в самое ближайшее время выйдем на этого писателя, – раскланявшись, вышел, бормоча на ходу. – Кажется, убийство напросилось не вовремя.

Девушка с ресепшн, вскочив со стула, вросла в стену, хлопая испуганными глазами. В дверях появился Кеша, он визгливо попросил зайти к нему, та, еле-еле оторвавшись от стены, молнией побежала в кабинет.

Олег, выйдя из кабинета, почувствовал облегчение, словно за ним всё время шла смерть. Оставив её в кабинете, подумал: «Врёшь, нас голыми руками не возьмёшь, нащупаю тебя, найду орудие возмездия…» – тут же с любопытством: «Интересно, кто же этот «писаришка?» – и тут же с этими мыслями поспешил в офис, чтобы порыться в досье окружения Иннокентия Васильевича Панько. Именно эта фамилия блистала на табличке кабинета банкира.

Уже несколько часов он находился в своем холостятском гнездышке. То, что Олег холостяк, можно было заметить по обстановке зала, на ней лежал отпечаток одиночества, всё как у всех у кого абсолютно не налажен быт, классический набор: небольшая стенка от и до набитая книгами. Угловой диван у окна с проёмом на балкон, письменный стол, загнанный в противоположный угол».

Олег как раз сидел за столом, бессмысленно раскручиваясь на винтовом кресле, в руках у него был горячий кофе, он его пил, маленькими глотками чередуя с сигаретой. Щелкая мышкой, напряженно всматривался в экран старенького компа, находясь в поиске нужной информации. По ходу анализируя последнюю находку в интернете.

Отвлёк назойливый звонок. Это был Иннокентий, тот умолял простить его и Элеонору. Оказывается, та всё навыдумывала, боясь остаться без него и средств. В конце – концов, это её почерк. Это сумасшедшие домыслы после очередных ночных кошмаров, она в каждом видела предателя и убийцу.

Об этом только что, разумеется, по секрету за хорошие деньги сказал её личный психоаналитик. Так что он просил по-человечески понять и просит не беспокоиться о гонораре его абсолютно не надо возвращать, это как бы в счёт моральной компенсации. И попросил не разглашать никому о сегодняшнем разговоре. На что Олег, опешив, ответил, что, разумеется, никто ничего не узнает. Сразу же пробила мысль: «Наконец-то куплю нормальную машину. Бывает же, не сходя с места за красивые глазки – гонорар. А вот последующий придется попотеть, чтобы заработать…»

… Резко откинувшись назад, заметил упавший пепел, что чуть не прожёг джемпер, машинально стряхивая, негодуя, чертыхаясь, произнёс:

– Чёрт!..

Это его отвлекло, терялось время, ведь он искал нечто, что штурмом брало раскаленный мозг.

Наконец найдя то нечто, ёрзая на кресле, поспешно набрал, стуча бегающими пальцами по клавиатуре…

На мониторе появилось первое слово строки: «ВО ИМЯ…»

Олег в напряжении на ходу подбирал нужное слово, роясь в разгоряченном мозгу постучав кулаком несколько раз по столу и по клавиатуре, зло, щелкая мышкой, тут же стер. Компьютер погас.

Устав от бессмыслицы прилёг на диван, о чём-то глубоко задумываясь, мысль не давала покоя, свербела мозг: «А виновен ли вообще Виталий Говорухин?» На этой мысли заснул.