Текст книги "Неподходящее знакомство"

Автор книги: Стефани Винтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

4

Джозефин проснулась, когда солнце уже заглядывало в окно, пробиваясь сквозь занавески. Она лежала в постели одна, аккуратно укрытая простыней.

Более того, на ней снова была та самая ночная рубашка, которую она небрежно сбросила накануне ночью, предлагая свое тело любовнику. С искренним изумлением Джозефин недоверчиво прикоснулась руками к мягкой ткани. А затем уселась на кровати и огляделась.

Удивление возросло еще больше. Комната выглядела так, будто в ней никогда никого не было, кроме нее самой. Даже простыни были разглажены. Даже вторая подушка выглядела нетронутой…

Неужели ей это только почудилось или приснилось? Ночь, полная любви и упоения, восторга и экстаза… И Дуглас, которого так хотелось назвать Дугом, доставивший ей неведомое доселе наслаждение…

Нет, тут же решила Джозефин, это невозможно. Ведь само ее тело во весь голос заявляло о насыщении и сексуальной удовлетворенности.

Она вспомнила, как после долго лежала в его тесных объятиях, упиваясь отголосками только что пережитого экстаза, и по щекам ее текли слезы.

– Дорогая моя, – мягко произнес Дуглас, целуя мокрые глаза. – Моя прелесть, не плачь.

Ее голос дрожал, когда она ответила:

– Я даже не представляла, что такое бывает. Никогда и не мечтала о подобном…

– А я знал, – нежно сказал он. – С той самой секунды, как мы впервые взглянули друг на друга, я знал.

Джозефин вздохнула.

– Наверное, я не настолько искушенная, как думала.

– Это я уже выяснил. – Он слегка усмехнулся и откинул с ее влажной щеки прядь волос. – Так же, как и то, что в постели строптивая бунтарка Джозефин воплощение покорности. Ты – настоящая загадка, любовь моя.

– Лучше, чем ты представлял себе? – немного кокетливо поинтересовалась она и уткнулась головой ему в плечо.

– Ты другая, – ответил он. – И думаю, будешь вечно удивлять меня. Не знаю, удастся ли мне хоть когда-то разгадать тебя.

Но она едва слышала последние слова. Уже медленно отплывала, погружалась в темную пучину сна, соскальзывала в гавань отдохновения, удовлетворенная и утоленная.

Молодая женщина потянулась с кошачьей фацией, выгнувшись дугой. Она все еще ощущала аромат мужского тела, который вдыхала, погружаясь в сон.

Настроение несколько упало. Вот уж это никак не входило в ее планы. Если, конечно, считать, что у нее вообще были намерения заняться сексом с мужчиной спустя лишь несколько часов после первой встречи.

Но даже если и так, то заниматься сексом – это одно, а спать в его объятиях – совсем другое. Это первый шаг на опасном пути к привязанности и взаимным обязательствам, которые могут объединить на всю жизнь. Нет, в том-то и беда, что не на всю. А на короткий промежуток времени. А потом будут развод и боль, боль и горечь…

Этого она всегда избегала в прошлом, отделываясь ссылками на то, что утром должна рано вставать, или заявлениями, что плохо спит и просыпается от любого шороха. Годилось любое, лишь бы избавиться от выполнившего свои функции партнера и отослать его в небытие, лишь бы избегнуть угрозы покушения на столь ценимые ею свободу и независимость.

С другой стороны, почему она решила, что Дуглас провел ночь в ее постели? Кто знает, когда он удалился? Она ведь спала как убитая, не слыша никого и ничего. Настолько крепко, что ему удалось надеть на нее рубашку, даже не разбудив.

Джозефин закусила губу. Смешно беспокоиться об этом после того, как на ее теле не осталось ни единого дюйма, который бы он ни целовал и ни ласкал с истинным мастерством и жаром страсти. После того как не только согласилась на интимные отношения с ним, но и упивалась ими.

И все же… все же то, что он позволил себе одеть ее, когда она была совершенно беспомощной и уязвимой, когда спала так глубоко, что ничего не чувствовала, казалось слишком уж фривольным и фамильярным.

Но, похоже, у нее не будет возможности высказать ему свое возмущение подобным поведением. Потому что Дуглас скорее всего испытывает не меньшее отвращение к прочной связи, чем она сама. Может, та тщательность, с которой он уничтожил все следы своего пребывания в ее бунгало, – это своеобразный знак прощания?

Итак, угрюмо подумала Джозефин, я превратилась в женщину на одну ночь. Превосходно! Но Дугласа винить в этом нечего. Как и в том, что он удалился без лишних слов.

Она села и уткнулась головой в колени, крепко зажмурившись. Так сильно, что глазам стало больно. Но не настолько, чтобы эта боль перебила другую – странную и непонятную, терзающую сердце. Или заглушила чувство утраты.

Неожиданный стук в дверь заставил ее выпрямиться и напрячься.

– Кто там?

– Обслуживание, мэм. Ваш завтрак, мэм, – ответил приятный девичий голос.

Джозефин что-то буркнула в ответ, и на пороге появилась приятная молодая женщина в ковбойском костюме с бахромой по бокам и с подносом в руках, накрытым белоснежной крахмальной салфеткой. Она поставила его на столик возле кровати, быстрым движением сняла салфетку… И Джозефин в полном изумлении уставилась на кофейник, из которого поднимался ароматный парок, на высокий запотевший стакан апельсинового сока, на тарелку с аппетитными блинчиками и на розетки с разными джемами. Тут же лежала изящная белая роза.

Она не заказывала никакого завтрака, совершенно точно. Но, может быть, это входит в стоимость номера… Трудно было отрицать, что она проголодалась, как волк в суровую зиму. Джозефин с улыбкой поблагодарила женщину. В конце концов, ей предстоит не меньше чем двухчасовая дорога до дома, а это нелегкое испытание на пустой желудок.

Но оно ни в какое сравнение не идет с той странной пустотой, которую Джозефин ощущала там, где двадцать восемь лет находилось ее сердце.

Даже не думай об этом, строго прикрикнул на нее внутренний голос. Даже не думай! Ты же не ищешь сердечного друга или постоянного любовника. Тебе время от времени необходим партнер на одну ночь, страстную и жаркую. И в этом отношении Дуглас, которого так хочется назвать Дугом, был просто идеален.

Но он ушел, исчез, так что теперь забудь о нем. Забудь и спустя какое-то время продолжи поиск где-нибудь еще…

Выслушав совет и приняв его, Джозефин с наслаждением принялась за завтрак. Закончив, упаковала вещи, оставив только свежую смену белья и тот дорожный костюм, в котором приехала. Потом отправилась в ванную.

Она долго стояла под тугими горячими струями, наслаждаясь покалывающим ощущением, потом потянулась за мылом. И вдруг ощутила, что рядом кто-то есть…

– Позволь мне, – произнес ей на ухо Дуглас, обнимая ее и притягивая к себе.

Джозефин то ли вскрикнула, то ли пискнула от неожиданности. Сердце тут же забилось в ускоренном темпе, во рту пересохло.

– Что… что ты тут делаешь? – попыталась возмущенно спросить она, когда снова обрела дар речи.

– Пришел пожелать тебе доброго утра, – преспокойно ответил Дуглас, отбирая скользкий брусок и взбивая обильную пену. Потом принялся нежно и медленно, круговыми движениями покрывать ею мокрую кожу, включая груди, живот, бедра.

Джозефин едва сознание не теряла от исключительной, чувственной ласки и понимала, что если бы он не поддерживал ее, то она упала бы.

– Но я не собираюсь спрашивать, хорошо ли ты спала, потому что знаю, что превосходно, – снова шепнул Дуглас ей на ухо.

– Да. – Она с трудом выдавила коротенькое словцо и откинула назад голову.

Его руки медленно продвигались к более интимным местам.

– Но теперь… – продолжал нашептывать он, щекоча губами чувствительное место за ухом, – теперь ты уже проснулась.

Ее единственным ответом был слабый вздох. Дуглас положил мыло и принялся ласкать ее груди, дразнить кончиками пальцев затвердевшие соски. Она тоже ощутила его растущее возбуждение и намеренно провокационно повела бедрами.

Реакция была мгновенной. Он повернул ее к себе лицом, страстно впился губами в ее рот, потом приподнял и опустил на себя, с легкостью соединив их скользкие намыленные тела.

Джозефин приникла к нему, обхватив руками шею, а ногами талию, и следовала его темпу и отвечала ритмичным ударам. Страстно, яростно, жадно…

И вскоре уже ощутила, как ее начали обвивать маленькие щупальца приближающегося оргазма, почувствовала, что начинает терять контроль над собой, задохнулась и вскрикнула от страха.

– Не борись со мной и с собой, дорогая, – хрипло пробормотал Дуглас, не прерывая поцелуя. – Просто отдайся.

И Джозефин послушалась и уступила и, едва не всхлипывая от восторга, испытала первый спазм оргазма. Она услышала свои стоны, когда ее тело, казалось, растворилось в сотрясающих его конвульсиях, и осознала, что Дуглас тоже содрогнулся, дойдя до вершины наслаждения и отдав ей все свои силы и соки.

Немного придя в себя, Джозефин обнаружила, что он несет ее в спальню, завернув в махровое полотенце. Они упали на кровать, не размыкая объятий. И только через несколько минут, когда уже смогла говорить, она прошептала с милой насмешкой:

– Ты всегда так желаешь доброго утра?

Дуглас нежно поцеловал ее припухшие губы.

– Увы, нет. Но хотел бы. Очень хотел, – произнес он. – Каждое утро. Да, признаюсь, и вечер тоже.

От его тона у нее закружилась голова. Вот если бы такое могло длиться вечно… Но нет. Весь жизненный опыт, многолетние наблюдения за родными и знакомыми уверяют в обратном. А поэтому… поэтому свобода и только свобода!

– Между прочим, как ты попал сюда? – сдвинув брови, спросила она.

– Да очень просто. Повернул дверную ручку и вошел.

Черт, ну конечно, она не закрыла за женщиной, приносившей ей завтрак!

– Действительно просто. Странно только, что обслуга, уходя, не обязана запирать за собой дверь.

– Обязана, – буркнул он. – Еще как. Правила самые строгие. Но у меня нашлись средства убедить ее нарушить их.

– А я уж думала, что ты ушел… ну, совсем ушел, – призналась Джозефин и немедленно разозлилась на себя. Зачем она это сказала? Выдала практически с головой свое разочарование его исчезновением.

– У меня и в мыслях такого не было, – заверил ее Дуглас. – Впрочем, в этом ты уже убедилась. Но, согласись, не мог же я скомпрометировать молодую незамужнюю женщину, выйдя среди бела дня в одном халате из ее бунгало.

– Да… Да, конечно.

Она начала выпутываться из махрового полотенца, собираясь встать, но Дуглас удержал ее.

– Эй, куда это ты собралась, дорогая?

– Мне пора одеваться, – ответила Джозефин и мысленно добавила: потому что неизвестно, чем может кончиться это опасное пребывание рядом с тобой в обнаженном виде. Вернее, очень даже известно. А я не могу себе этого позволить. Потому что получаю от этого слишком большое удовольствие. Отсюда всего два шага до потери личной свободы. И три – до боли разочарования и горечи расставания. – К тому же дверь по-прежнему не заперта, а за подносом могут прийти в любую минуту.

– Об этом не волнуйся. Я передал им твой строжайший приказ не беспокоить тебя ни под каким предлогом.

– Ты слишком самоуверен! – негодующе заявила Джозефин. – Тебе не приходило в голову, что я могу не захотеть тебя видеть?

– Еще как приходило, – с притворной скромностью ухмыльнулся он. – Но… я надеялся.

– Ну хорошо, однако это ничего не меняет. Мне все равно необходимо возвращаться в Даллас.

– Знаю, знаю, – вздохнул Дуглас. – Но раз уж ты так настаиваешь на одевании, то не могла бы сейчас встать и пару раз пройтись по комнате? Чтобы я мог запомнить все как следует, до мельчайших подробностей, и лелеять потом эти воспоминания?

Она вспыхнула как маков цвет и смущенно пробормотала:

– У тебя и без этого хватит воспоминаний.

– Ну вот, тебе лишь бы испортить мужчине невинное удовольствие… – протянул Дуглас тоном обиженного ребенка. Потом добавил: – Я тоже еду в Даллас. Так что это создает определенное удобство.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что мы живем в одном городе и мне, благодарение Господу, не придется ехать с другого конца штата, когда захочется повидать тебя.

В комнате повисло долгое, напряженное молчание. Джозефин поспешно одевалась, с трудом просовывая пуговицы в петли. Руки ее дрожали. Голова шла кругом, хотя в ней билась всего одна мысль: «Мы живем в одном городе. Мы живем в одном городе. В одном городе…»

Дуглас – Дуг для близких, но не для нее – внимательно наблюдал за ее движениями. Затем спросил:

– Надеюсь, ты не возражаешь?

– Возражаю? – лихорадочно переспросила она. – Почему я должна возражать? Ты все равно не знаешь, где я живу.

Он нахмурился.

– Верно подмечено. Действительно, не знаю. Но искренне рассчитываю на то, что ты все мне скажешь. И адрес, и телефон, и день твоего рождения, и любимый ресторан, и какие фильмы и книги предпочитаешь. Короче, все, что не сказала вчера вечером.

Пришла очередь Джозефин нахмуриться.

– Не… не думаю.

– Не думаешь? Что именно, красавица моя?

– Не думаю, что мне хочется говорить все это.

Дуглас усмехнулся и коварно отбросил прикрывавшую его часть полотенца.

– Тогда мне придется положиться только на свой дар убеждения. – Он протянул руку и так улыбнулся, что у нее пересохло во рту. – Иди ко мне, скорее иди…

При виде его наготы Джозефин ощутила, как сердце едва не выскочило из груди. Ее бросило в жар, потом немедленно в холод и снова словно кипятком окатило.

Больше всего ей хотелось сделать именно то, о чем он просит. До боли, до самозабвения. Кинуться в его объятия и…

И угодить в ловушку, напомнил ей трезвый голос разума. Поверить в возможность будущего… Пренебречь всем, что наблюдала только вчера, и бездумно ступить на опасный, почти смертоносный путь, полагаясь лишь на обманчивые инстинкты…

Всего сутки назад вы были незнакомы. И ты позволила себе уступить соблазну, увлечься страстью. Помни, Джози, страсть недолговечна, она проходит, и затем люди снова становятся чужими. Тогда наступает самое страшное – одиночество.

Перед ее глазами всплыло выражение лица Эдди, когда он смотрел на бывшую жену и обнимавшего ее Гарри. И более ранние воспоминания о похожем выражении на лице самой Саманты, когда она рассказывала об измене мужа. И скандалы, и истерики матери по поводу многочисленных увлечений отца. И многое-многое другое…

– Джози, – вторгся в ее сознание голос Дугласа. – Джози, что случилось? Ты побледнела как бумага.

– Да? – Она подняла глаза и взглянула ему в лицо. – Дуглас, я хочу… мне надо кое-что сказать.

Пришел его черед побледнеть. Это было трудно из-за довольно темного загара, но, несмотря на это, ему удалось.

– Прелесть моя, если собираешься сказать мне, что ты замужем, то сейчас не самый удачный момент.

– Нет, – твердо ответила Джозефин. И еще раз повторила: – Нет. Я не замужем и, более того, не собираюсь выходить замуж. Никогда.

Он вздохнул – то ли с облегчением, то ли с разочарованием.

– Ты уже говорила вчера. Но то было вчера. После этого у нас с тобой была ночь, длинная ночь, которая должна была все изменить. Не могла не изменить. И ты это знаешь.

– Допустим, – уклончиво ответила она. – Но не совсем так, как ты думаешь. Кстати, какие у тебя планы на сегодня?

– Почему ты спрашиваешь?

Джозефин зарделась. Она сама не понимала, зачем задала такой вопрос. Непонятная, глупая слабость…

– Просто ради интереса…

– Да в общем-то ничего особенного. – Дуглас внимательно посмотрел на нее и предложил: – Мы оба на машинах. Почему бы по пути не заехать куда-нибудь и не перекусить? Я знаю неплохой ресторанчик милях в семидесяти отсюда. На берегу небольшого озера. Очень живописного.

– Ресторан? А потом что?

Он пожал плечами и почти лениво протянул:

– Можем погулять там, поговорить. Получше узнать друг друга. Или у тебя есть лучшие предложения?

– Другие.

Дуглас неожиданно поднялся с кровати и заявил:

– Ты говоришь таким, я бы сказал, торжественным тоном… И даже специально оделась ради этого разговора. Пожалуй, мне тоже стоит. – Он быстро облачился в мягкие, побелевшие от многочисленных стирок джинсы и темно-зеленую футболку, повернулся к Джозефин и, уже не улыбаясь, спросил: – Итак, признавайся: что у тебя на уме?

Ей отчаянно хотелось кинуться к нему, припасть губами к сурово сжатому рту, расстегнуть пояс его джинсов…

Она судорожно глотнула.

– Я хочу сказать… хочу, чтобы ты знал… прошлая ночь… была потрясающей… Это самое лучшее, самое удивительное, что случилось со мной в жизни…

– Спасибо. – Он продолжал настороженно смотреть на нее. – Хочется в это верить. Для меня тоже, признаюсь. Лучшее и незабываемое. – И, помолчав, добавил: – Но если теперь ты собираешься сказать, что наше знакомство на этом и закончится, то должен сразу предупредить: так просто тебе от меня не отделаться.

– Нет, – возразила Джозефин. – Вовсе не это. Как раз наоборот. Я очень хочу продолжать встречаться с тобой. Очень. – Она подчеркнула голосом это «очень».

5

Дуглас не сводил с нее глаз. Наконец сказал:

– Полагаю, я должен чувствовать себя польщенным, но, увы, почему-то не чувствую. Возможно, ты понимаешь, по какой причине. Может, потому что слышу «но»?

Джозефин решила проигнорировать его вопрос и спросила сама:

– Как думаешь, почему мне так понравилось быть с тобой?

– Наверное, потому что мы оба отчаянно желали друг друга. Но это, конечно, моя мужская точка зрения. Как я могу знать, что думает женщина?

– Да, поэтому. И еще потому, что это случилось так… неожиданно, так… стремительно, так… возбуждающе. Мы встретились – и занялись любовью.

– Если мне не изменяет память, то все произошло далеко не так просто, – сухо напомнил Дуглас. – Но продолжай, пожалуйста.

– Мы совсем ничего не знали друг о друге. Никаких деталей. Кроме единственного и основного – что нас влечет друг к другу. Этот элемент неизвестности добавил… пикантности. Ощущения какого-то риска даже… Потому что мы оба были свободны. – Джозефин сделала паузу, тревожно взглянула в его странно пустое, лишенное выражения лицо. – Ты ведь тоже это почувствовал, правда?

– Не уверен, что копался тогда в философских вопросах причинно-следственных связей. Я был слишком сексуально возбужден, знаешь ли… – протянул он. – Но это неважно. Продолжай, пожалуйста.

Джозефин вдруг поняла, что ее сотрясает внутренняя дрожь, но решительно вскинула голову и закончила:

– Я не желаю потерять это возбуждение, это чувство риска.

– А тебе кажется, что это неминуемо произойдет, если мы перекусим в ресторане и погуляем по берегу озера? – Он улыбнулся, но только губами.

– Да, – твердо ответила Джозефин. – Полагаю, что это может случиться, если наши отношения перейдут в так называемое «нормальное» русло. Если мы начнем вместе ходить в кино или театр, регулярно обедать в ресторанах или встречаться с друзьями и участвовать в прочих банальных развлечениях.

Дуглас кашлянул.

– Вообще-то я не считаю моих друзей банальными. Не знаю, как насчет твоих…

– О, не придирайся к словам. Это был всего лишь пример, – нетерпеливо топнув ногой, ответила Джозефин. – Но ты понял, что я хочу сказать?

– Гмм… не уверен. – Взгляд Дугласа стал откровенно подозрительным. – По крайней мере, надеюсь, что нет.

Она набрала полную грудь воздуха и решилась.

– Я хочу продолжать видеться с тобой. Хочу, чтобы мы были любовниками. Но, как здесь, на нейтральной территории. Не задавая личных вопросов, не связывая друг друга обязательствами. Просто наслаждаясь настоящим.

Дуглас отвернулся, подошел к окну.

– Да, я помню. Ни прошлого, ни будущего. Только наслаждение настоящим. Встретились, позанимались любовью и разошлись. До следующего раза.

– Ну да… Да, до следующего раза.

– О! Значит, вот чего ты хочешь от меня. Секса в безличных мотельных номерах, снятых на пару часов.

– Нет! – пылко возразила она. – Много большего. Наслаждения, противоположного скучной повседневности. Праздника страсти. Таинственного любовника, о котором знаю только его имя, и ничего больше. – Джозефин замолчала, ожидая, что Дуглас взглянет на нее, но не дождалась и добавила почти умоляющим тоном: – Разве тебя это не возбуждает?

Лучше бы ты не поворачивался, подумала она, когда он сделал шаг навстречу и окинул ее яростным взглядом.

– Нет, не возбуждает, – процедил Дуглас. – Ты, наверное, не в себе, раз предлагаешь такое.

– Почему? – Джозефин вспыхнула, словно он ударил ее по лицу. – Потому что предложение такого рода должно исходить от мужчины? Вот уж не ожидала от тебя такого ханжества…

Дуглас в два шага приблизился к ней, схватил за плечи и встряхнул, что было сил.

– Ты пытаешься превратить меня в… я даже не знаю, как это назвать… в жеребца-производителя, что ли… и хочешь, чтобы я радовался? Да за кого ты меня принимаешь, черт бы тебя побрал?

– Дуглас! Дуг, ты делаешь мне больно!

– Не смей называть меня Дугом! – взорвался он. – Я делаю тебе больно? Я?! Не смеши меня. – Но тем не менее отпустил ее и отвернулся. А когда снова заговорил, голос его был холоден, как арктический лед. – Ну а когда страсть исчезнет? Тогда что?

Она поколебалась.

– Тогда… тогда мы разойдемся тихо и без скандалов, как и положено взрослым здравомыслящим людям.

– Ага, понял, – с ядовитой усмешкой отозвался Дуглас. – Милосердно, надо сказать. Обычно негодных лошадей принято пристреливать, но ты добрая и сердечная женщина, Джозефин. Поэтому сохранишь мне жизнь. – Он замолчал, потом оглянулся. – Скажи мне кое-что честно. Скольким ты предлагала это?

Джозефин глаз поднять не могла на него.

– Нискольким. Я… я думала, что наконец-то нашла превосходного любовника. И хотела продолжать встречаться с тобой, – прошептала она.

– Но только тайно, да? – Голос его так и сочился презрением. – В обусловленном тобой месте, в назначенное тобой время. Сошлись, переспали и разошлись. Необыкновенно романтично!

Тут она уже смогла взглянуть в лицо своему «превосходному любовнику».

– Ты не можешь простить мне моей честности, – обвинила его Джозефин. – Потому что я сразу сказала, что не хочу настоящей связи со всеми вытекающими отсюда последствиями. Потому что не желаю быть официальной подружкой, которую можно таскать на вечеринки и тому подобные мероприятия. Если бы этого потребовал мужчина, ты счел бы его условия вполне естественными и допустимыми. Но поскольку я, женщина, отказываюсь готовить тебе вечернюю трапезу, стирать носки и сдавать костюмы в чистку, то ты готов сразу перевести меня в разряд первостатейных шлюх! – Она уже кричала.

– Я переспал с тобой, дорогая моя, – сурово подчеркнул Дуглас. – Но это не значит, что собирался тут же вручить тебе бразды правления моим домашним очагом. Хотя ты, похоже, думала именно так. Поспешила, красавица.

– Но это ты предложил пообедать в ресторане и прогуляться по берегу озера.

– Я совершил ошибку. Обещаю, что такого больше не повторится. – Дуглас пересек комнату и остановился у двери. Оглянулся. – Мне стоило серьезнее отнестись к твоему нежеланию назвать свою фамилию. Может, тебя и зовут-то не Джозефин.

– Дуглас, пожалуйста… – Ее голос дрожал, в глазах стояли непролившиеся слезы. – Я… я хочу встречаться с тобой, Дуглас, очень хочу! Не уходи так, прошу! Давай поговорим. Ты поймешь меня. Обещаю. Я… я хочу тебя…

– Тебе не повезло, дорогая. Потому что ты не можешь иметь то, чего хочешь. Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя очень одинокой, пока не найдешь замену.

Дверь открылась, беззвучно закрылась, и он исчез.

Джозефин упала на кровать и зарыдала.

Прошло не меньше пятнадцати минут, когда она наконец подняла лицо с красными заплаканными глазами и прошептала:

– Нет, я не могу позволить ему уйти просто так…

Приложив почти нечеловеческое усилие, она заставила себя встать, умыться и выскочить на улицу. Но Дугласа, конечно, нигде не было видно.

Она вернулась в комнату и села на край кровати, обхватив руками плечи и раскачиваясь. Дыхание с шумом вырывалось из груди, точно она только что закончила марафонскую дистанцию.

Джозефин была озадачена. Да что там озадачена – потрясена, ошеломлена. Она, естественно, предполагала, что Дуглас – Дуг для близких – сначала удивится и скорее всего не поверит. Но в конце концов ей удастся убедить его в правильности своей точки зрения и уговорить согласиться на это предложение. Отличное предложение, кстати, на ее взгляд, позволяющее обоим сохранить свободу и независимость.

Похоже, Дуглас не счел его не только отличным, но даже просто приемлемым. Более того, он явно оскорбился. Причем настолько, что крикнул: «Не смей называть меня Дугом!» И это несмотря на их предыдущую восхитительную близость. Подчеркнул этим, что она сразу стала ему совсем чужой. Даже слово «дорогая» выплюнул, как оскорбление. И ушел… ушел так, чтобы у нее не оставалось ни малейшего сомнения: он не желает больше ее видеть.

Что бы я сделала, если бы догнала его? – думала Джозефин, массируя руками виски. Голова раскалывалась. Сказала бы, что сожалею? Что неудачно пошутила? Никогда, потому что это было бы ложью.

А она хотела быть с ним предельно честной. Ей было необходимо заставить его понять, что их отношения должны иметь разумные границы.

Но Дуглас не желал тайной знойной любовной связи, которую предложила она… А может, он вообще не стремился к продолжению их отношений? Что, если эта ночь была для него всего лишь приятным разнообразием, немного рассеявшим деревенскую скуку? И после он собирался поблагодарить ее и проститься навсегда?

Возможно, даже вполне вероятно. Но тогда какого дьявола он встал в позу оскорбленного моралиста? Или этот Дуглас из тех мужчин, которые имеют двойные стандарты? То, что приемлемо для мужчины, считает категорически недопустимым для женщин?

Увы, она сама не верила этим мыслям.

Но ведь он хотел меня, говорила себе Джозефин, действительно хотел. Хотя и не настолько, чтобы принять мои условия. А я не могу предложить иного. Я не смею! Ни ему, ни кому-то другому.

Господи всемогущий, за что ты так терзаешь меня? – взмолилась несчастная женщина. Я знаю его всего несколько часов, а уже чувствую себя так, словно сердце разрывается на части. Не могу я позволить ему приблизиться еще больше! Не могу впустить в свою жизнь, потому что уже почти влюбилась в него! И уже испытываю мучительную боль…

Нет, никогда! Этот проклятый юбилей только подстегнул ее решимость остаться свободной, избежать тех отношений, за которыми неизменно следуют разочарование, горечь, отчаяние…

Она, Джозефин Перкс, пойдет в жизни своей дорогой. Она не позволит накрыть себя плотному облаку неудовлетворенности и горя, которое окутывало почти всех участников вчерашнего торжества. Она ведь не встретила там ни одной счастливой пары. А оно, это облако, уже начало опускаться на нее. Только потому, что она ненадолго впустила в свою жизнь мужчину. Всего на одну ночь…

Молодая женщина горестно вздохнула.

Любовь – это игра с ежеминутно меняющимися правилами. Я не могу позволить себе принять в ней участие. Я сохраню свою свободу, несмотря на то что у нее острый привкус одиночества.

Но если бы они провели вместе конец дня и ночь, как предлагал Дуглас, она уже не смогла бы отпустить его. Абсолютно точно. Она сразу это поняла. Вовремя заметила опасность. И попыталась сделать единственно возможное, чтобы спасти себя и обрести контроль над ситуацией.

Но в этой борьбе потеряла его. Потеряла…

Джозефин плотнее обняла себя за плечи, признавая терзающую боль и пытаясь хоть как утишить ее. Но она ощущала запах мыла, которым он любовно намыливал ее, еще чувствовала внутри сладость его властного проникновения, помнила ласки сильных и одновременно таких нежных рук…

На глаза снова навернулись слезы, в горле встал плотный ком.

Почему все изменилось так быстро и так радикально? – спросила она себя, погружаясь в темные глубины отчаяния. Всего полчаса назад мы обнимали друг друга, целовали, любили… Мое тело до сих пор поет от физической удовлетворенности. И вот теперь, всего лишь какие-то тридцать минут спустя, он навсегда исчез из моей жизни…

Джозефин была оглушена и ошеломлена болью утраты.

Сама комната еще сотрясалась от отголосков его гнева. Пройдет много времени, прежде чем ей удастся забыть презрение в чудесных темно-карих глазах. Забыть прощальные слова Дугласа, полные яростного пренебрежения.

Но еще больше времени потребуется мне, чтобы стереть из памяти все остальные воспоминания о нем, с грустью поняла она. Ведь стоит только закрыть глаза – и перед внутренним взором встает красивая мощная фигура в выцветших джинсах и ковбойской рубахе, и смеются чудесные глаза, и пляшут в них золотистые искорки веселья…

Сейчас Джозефин была твердо уверена только в одном. Что бы ни случилось с ней дальше, замены ему она искать не будет. Суровый урок пошел на пользу. Теперь ей необходимо время, чтобы обдумать свою позицию, пересмотреть стратегию поведения. Подготовиться к тому дню в далеком будущем, когда ей встретится мужчина, ищущий, как и она, отношений без привязанности и взаимных обязательств. Но это будет не Дуглас, не Дуглас… Слезинка сорвалась с кончика ресницы и побежала вниз, обжигая кожу щеки.

Джозефин безучастно уставилась на свои ноги с тщательно накрашенными ногтями и розовыми нежными пятками. Смешно, подумала она, быть такой аккуратной и ухоженной, когда внутри все разрывается на части от невыносимой боли. И вдруг тряхнула головой и резко вскочила. Именно этого состояния эмоционального смятения она и стремилась избежать любой ценой. А сама комната только ухудшала положение.

Прочь! Скорее прочь отсюда! Скорее прекратить это бесцельное нытье и предпринять какие-то позитивные шаги!

Джозефин свернула влажные полотенца, отнесла их в ванную, собрала туалетные принадлежности и, ни на мгновение не задумываясь, швырнула злосчастный кусок мыла в унитаз. Придется сменить марку, подумала она. Умылась ледяной водой, попудрила распухший нос, оглянулась, не забыла ли чего-нибудь.

Ничего… кроме своего сердца. Но она найдет его, обязательно найдет.

Оказавшись у главного подъезда, она спросила у встретившего ее молодого парня из местного обслуживающего персонала:

– Что с моей машиной? Надеюсь, ее уже починили?

Тот удивленно взглянул на нее.

– Починили? А разве с ней что-то было не так? Я не в курсе. Мне никто ничего не говорил.

– Ну, тогда, значит, все в порядке, – оживленно произнесла Джозефин. – Подгоните ее, пожалуйста, и скажите, где я должна оплатить счет?

– Пройдите, пожалуйста, в офис, мэм, – почтительно сказал парень, указывая налево.

Она вошла в офис, где ее встретила молодая веселая девушка.

– Чем могу помочь, мэм? – спросила она, приветливо улыбаясь.

– Я мисс Перкс из восемнадцатого бунгало. Хотела бы оплатить счет за ремонт машины, – ответила Джозефин и подумала, не спросить ли у нее о Дугласе. Наплевать на все свои правила и узнать, кто он такой, как его фамилия, кем он тут работает.

– Простите, мисс Перкс, но счета нет, – сияя, сообщила девушка.

– То есть как? Не может быть. Машина вчера не работала, и мне сказали, что специально вызвали механика.

Девушка порылась в ящиках, достала какую-то бумажку, изучила ее, бросила обратно и покачала головой.