Текст книги "Корона и эшафот"
Автор книги: Стефан Цвейг
Соавторы: Альберт Манфред,Клара Беркова,Ив. Сахаров,Генрих Иоффе
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Итак, нет ни свободы, ни безопасности, ни мира, ни отдыха, ни счастья для французов, нет надежды для других народов свергнуть иго, пока не падет голова тирана!
Граждане, Людовик Капет не один замышлял гибель отечества; будучи предан суду, он укажет своих сообщников, своих министров, своих агентов, неверных представителей народа, администраторов, судей и генералов, вместе с ним строивших козни против нации. Поэтому его процесс есть вернейшее средство избавить нацию от ее опаснейших врагов, навести страх на изменников, искоренить заговоры и обеспечить, наконец, мир, свободу и процветание страны; иначе все ваши стремления восстановить спокойствие и подготовить царство законов останутся тщетными.
Бывший король подлежит суду – это несомненно. Но кто должен судить его? Простой трибунал, составленный из непосредственных делегатов народа, сказал бы я, если бы можно было поручить простому трибуналу столь важное дело, если бы не было так важно для общественного блага его быстрое решение. Людовика Капета должен судить Национальный Конвент, который представляет всю нацию. Пусть не указывают нам на некомпетентность нашей юрисдикции, ссылаясь на лживый титул народного представителя, который подарили обвиняемому низость, коварство и измена, чтобы вознести его выше законов. Король был лишь первым чиновником в государстве, и на этом основании он не мог требовать никакой прерогативы.
Остается рассмотреть последний вопрос. Как надо судить бывшего короля? Его надо судить торжественно, по всей строгости закона!
Прочь от нас, ложные идеи милосердия и великодушия, которыми хотят польстить национальному тщеславию! Как могли бы мы поддаваться этим чувствам, не навлекая на свои головы порицание нации, а на родину – целые тучи бедствий? Неужели мы оставим бывшему королю возможность снова интриговать против свободы? Простить ему было бы с нашей стороны не только слабостью, но и предательством! От вашего решения, граждане, зависит спасение французов и укрепление республики.
Итак, я прихожу к заключению, что тиран должен быть судим Конвентом и приговорен к смертной казни».
Заседание 3 декабря, на котором был принят декрет «Национальный Конвент будет судить Людовика XVI», стало поворотным пунктом в истории процесса низложенного короля: вопросы о правомерности, до этого волновавшие совесть народных представителей, так или иначе решены; кончен пролог великой исторической драмы; начинался суд над Людовиком XVI.
III. Допрос Людовика XVI
С 10 августа королевское семейство находилось в Тампле, под надзором Коммуны. Башня охранялась снаружи и внутри стражей, набранной из парижских секций. Сообщение между узниками было свободно; они могли гулять по саду в сопровождении муниципальных чиновников. При короле находился его камердинер Клери, который получал жалованье от Коммуны.
Содержание королевского семейства было хорошо обставлено: стол отличался изысканностью и изобилием – он состоял из двадцати блюд. По требованию заключенных им немедленно доставлялись книги, письменные принадлежности и пр. Первые месяцы заключения король проводил в тесном семейном кругу. Его утро проходило в молитве (Людовик XVI, как известно, отличался набожностью) и занятиях с сыном; послеобеденное время посвящалось прогулке и чтению; по вечерам устраивались игры в пикет и карты, отгадывания шарад и тому подобные невинные развлечения. Образ жизни Людовика в тюрьме показывал, что этот человек был гораздо больше создан для тихого семейного очага, чем для бурной политической карьеры. Родись он в бедной семье ремесленника, Людовик XVI был бы добрым семьянином и честным, хоть и недалеким тружеником; родившись на ступенях трона, он сделался деспотическим монархом и совершенно бездарным политическим деятелем. Природные данные короля шли слишком вразрез с его положением; это противоречие только ускорило гибель его и монархии.
К политическим новостям Людовик XVI был довольно равнодушен; известия о победах и поражениях французской армии, о постановлениях Конвента, казалось, мало его интересовали. После учреждения республики один из комиссаров Коммуны, Манюэль сообщил Людовику об этом событии. «Вы уже более не король, – сказал Манюэль, – вот прекрасный случай сделаться хорошим гражданином». Новость, по-видимому, не произвела на короля большого впечатления. Далеко не так покорна судьбе была королева Мария Антуанетта; она из тюрьмы старалась поддерживать сношения с роялистами. Относительная свобода, которой пользовались узники в первое время, благоприятствовала этому; но впоследствии Коммуна, заметив подозрительные сборища перед Тамплем и условный язык, на котором говорили заключенные, приказала разлучить их и усилить за ними надзор. Вскоре после этого у королевского семейства были отняты всякие острые орудия. «Когда королю был передан этот приказ, – говорит протокол Коммуны, – Людовик XVI добровольно обыскал себя и передал комиссарам различные предметы, находившиеся при нем, говоря, что это все что v него имеется; затем, пожав плечами, он заметил, что напрасно его боятся. Впрочем, он не проявил никакой досады. Потом комиссары спустились в помещение Марии Антуанетты; она была со своей невесткой (принцессой Елизаветой). Она отнеслась к решению Коммуны далеко не так равнодушно. «В таком случае, – сказала она с раздражением, – у нас следовало бы отнять и иголки: ведь ими тоже можно уколоться». Она не остановилась бы на этом, если бы принцесса Елизавета не толкнула ее локтем, приглашая к молчанию».
11 декабря утром королю было объявлено, что в этот день он должен предстать для допроса перед Национальным Конвентом. Около часу дня в комнату Людовика вошли мэр Шамбон и прокурор Коммуны Шометт и громко прочли ему соответствующий декрет. Короля больше всего оскорбило то, что в декрете он был назван Людовиком Капетом. «Меня не зовут Капетом, – возразил он, – это имя одного из моих предков, но оно никогда не принадлежало мне; впрочем, этот поступок только следствие того обращения, которое я поневоле выношу здесь в течение четырех месяцев». Мэр, не отвечая ничего, пригласил короля спуститься. Вся дорога прошла в полном молчании.
Перед появлением Людовика в зале Конвента президент [18]18
В этот день председательствовал Барер.
[Закрыть]обратился к собранию со следующими словами:
«Народные представители, вы сейчас примените на деле право национального правосудия; вы ответственны перед всеми гражданами республики за твердость и благоразумие, которое вы должны проявить в этом важном случае.
Взоры всей Европы обращены на вас. История сохранит ваши мысли, ваши действия. Неподкупное потомство будет судить вас с неумолимой суровостью. Да будет ваше поведение сообразно новым функциям, возложенным на вас. Беспристрастие и глубокое молчание приличествует судьям. Достоинство вашего заседания должно соответствовать величию французского народа. Он даст через ваше посредство великий урок королям и полезный пример нациям, стремящимся к освобождению».
«Граждане трибун, – продолжал президент, обращаясь к зрителям, – вы разделяете славу и свободу нации, к которой принадлежите. Вы знаете, что правосудие возможно только при спокойном обсуждении дела. Национальный Конвент рассчитывает на вашу полную преданность отечеству и на ваше уважение к народному представительству. Парижские граждане, конечно, не упустят этого нового случая показать воодушевляющий их патриотизм. Им стоит только вспомнить страшное молчание, сопровождавшее Людовика при возвращении из Варенна [19]19
Когда Людовика XVI везли через Париж, после бегства в Варенн, на пути его была повсюду расклеена следующая афиша: «Всякий аплодирующий королю будет избит палками; всякий оскорбивший его будет повешен!» Поэтому толпы народа, переполнявшие улицы, встречали его зловещим молчанием.
[Закрыть], молчание, предвестник суда наций над королями».
Глубочайшая тишина царствовала в зале, когда был введен Людовик XVI. Указав ему на то самое кресло, в котором он приносил присягу на верность конституции, президент приступил к допросу. Он последовательно прочитывал каждый пункт обвинения и, выждав ответ обвиняемого, переходил к следующему.
Президент:Людовик, французский народ обвиняет вас во множестве преступлений, совершенных с целью установить вашу тиранию на развалинах его свободы. 20 июня 1789 года вы посягнули на самодержавие народа, распустив собрание его представителей и разогнав их силою с места заседания. Это доказывается протоколом, составленным в версальской Зале Мяча членами Учредительного собрания. 23 июня, желая продиктовать нации свои законы, вы окружили войсками ее представителей, объявили им две королевские Декларации, разрушающие всякую свободу, и приказали им разойтись. Эти посягательства подтверждаются вашими декларациями и протоколами Собрания. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Тогда не существовало законов, которые воспрещали бы мне эти действия.
Президент:Вы выслали войска против парижских граждан; ваши приверженцы пролили кровь многих из них. Вы удалили эти войска лишь тогда, когда взятие Бастилии и всеобщее восстание показали вам, что победа на стороне народа. Речи, с которыми вы обращались к различным депутациям Учредительного собрания 9, 12 и 14 июля, обнаруживают ваши намерения, а избиение в Тюильри служит уликой против вас. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:В то время я был вправе высылать войска; но я никогда не имел намерения проливать кровь.
Президент:После этих событий, несмотря на обещания, данные вами 15 июля в Учредительном собрании и 17-го в парижской ратуше, вы продолжали свою деятельность против национальной свободы. Вы долго уклонялись от проведения в исполнение декретов 11 августа, уничтожавших крепостную зависимость, феодальный режим и десятину; вы долгое время отказывались признать Декларацию прав человека; вы увеличили вдвое число лейб-гвардейцев и вызвали в Версаль фландрский полк; вы позволяли, чтобы во время оргий, происходивших на ваших глазах, попиралась ногами национальная кокарда, водружалась белая кокарда и поносилось имя нации. Наконец, вы вызвали новое восстание и причинили смерть многих граждан; лишь после поражения вашей гвардии вы заговорили другим языком и возобновили вероломные обещания. Эти факты подтверждаются вашим замечанием 18 сентября по поводу декретов 11 августа, протоколами Учредительного собрания, версальскими событиями 5 и 6 октября и речью, с которой вы обратились в тот же день в депутации Учредительного собрания, утверждая, что вы хотите руководиться его советами и никогда не расставаться с ним. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:По поводу двух первых пунктов я сделал замечания, которые считал справедливыми. Что касается кокарды, это неверно: в моем присутствии не происходило ничего подобного.
Президент:На празднике федерации 14 июля вы принесли присягу, но не сдержали ее. Вскоре вы сделали попытку подкупить общественное мнение через посредство Талона, который действовал в Париже, и Мирабо, который должен был возбудить контрреволюционное движение в провинциях. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я не помню, что происходило в эту эпоху, но во всяком случае все тогдашние события предшествовали принятию мною конституции.
Президент:Вы израсходовали на подкуп целые миллионы и даже популярность хотели сделать орудием порабощения народа. Это подтверждается докладной запиской Талона, помеченной вашей рукой, и письмом к вам Лапорта от 19 апреля 1791 года, в котором, передавая вам содержание своей беседы с Риваролем, он сообщает, что миллионы, потраченные вами, не принесли никакой пользы. Уже издавна вы замышляли бегство. 23 февраля Лапорт представил вам докладную записку, в которой развивал план побега; эта записка также помечена вами. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик: Яне знал большего удовольствия, как давать нуждающимся; это не имеет отношения ни к каким проектам.
Президент:28 марта толпа дворян и военных наводнила ваши покои в Тюильрийском дворце с целью способствовать вашему бегству; 18 апреля вы намеревались покинуть Париж и уехать в Сен-Клу. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Это обвинение абсурдно.
Президент:Но сопротивление граждан показало вам, как велико было общее недоверие. Вы попытались рассеять его, сообщив Учредительному собранию текст письма, с которым вы обратились к представителям нации при иностранных дворах; в этом письме говорилось, что вы свободно признали представленные вам статьи конституции. И тем не менее 21 июня вы бежали с подложным паспортом, оставив декларацию, направленную против тех же статей конституции; вы приказали министрам не подписывать никаких актов, исходящих от Национального собрания, и запретили министру юстиции выдавать государственную печать. Народные деньги расточались без меры, чтобы обеспечить успех этой измены; она должна была совершиться под прикрытием войск Булье, на которого незадолго перед тем была возложена бойня в Нанси и которому вы писали по этому поводу, советуя ему беречь свою популярность, так как она вам пригодится.Эти факты подтверждаются докладной запиской 23 февраля 1791 года, помеченной вашей рукой; вашей декларацией 20 июня, написанной целиком вами же; вашим письмом к Булье, от 4 сентября 1790 года, и запиской последнего, в которой он отдает вам отчет в употреблении 993 000 ливров, полученных от вас и отчасти израсходованных на подкуп войск, которые должны были вас конвоировать. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я не имею никакого понятия о докладной записке 23 февраля; что же касается моей поездки в Варенн, то я ссылаюсь на заявление, сделанное мною в свое время комиссарам Учредительного собрания.
Президент:После вашего ареста в Варенне вы временно были отрешены от власти – и все-таки продолжали свои интриги. 17 июля Марсово поле обагрилось кровью граждан. Ваше собственноручное письмо к Лафайету, написанное в 1790 году, доказывает существование преступного соглашения между вами и Лафайетом, к которому присоединился и Мирабо. При таких зловещих предзнаменованиях вы начали сеять раздоры; все виды подкупа были пущены в ход. Вы оплачивали пасквили, памфлеты и газеты, вводившие в заблуждение общество, дискредитировавшее ассигнаты и защищавшие интересы эмигрантов. Записи Септейля [20]20
Казначей цивильного листа.
[Закрыть]показывают, какие огромные суммы были потрачены на эти свободоубийственные деяния. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Событие 17 июля не имеет ко мне ни малейшего отношения; что касается всего остального, мне это совершенно неизвестно.
Президент:14 сентября вы притворно приняли конституцию и выразили твердое намерение поддерживать ее, и, однако, вы старались уничтожить ее еще прежде, чем она была закончена. 24 июля в Пильнице состоялся договор между Леопольдом Австрийским и Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским, которые обязывались восстановить во Франции абсолютную монархию; вы умалчивали об этом договоре до тех пор, пока он не стал известен всей Европе. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я сообщил о пильницком договоре, как только узнал о нем сам; к тому же все, что относится к этому предмету, по смыслу конституции касается министра.
Президент:Арль поднял знамя восстания; вы оказали ему содействие отправкой трех гражданских комиссаров, которые своей деятельностью не препятствовали контрреволюционерам, а наоборот, потворствовали им. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Инструкции, которые находились при комиссарах, свидетельствовали о том, какого рода поручения были даны им; я не знал ни одного из них, когда они были предложены мне министрами.
Президент:Авиньон и графство Венессенское были присоединены к Франции. Вы привели в исполнение этот декрет лишь месяц спустя; а за этот промежуток страна была опустошена гражданской войной. Комиссары, которых вы посылали туда одного за другим, довершили ее разорение. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я не помню, на сколько времени было отсрочено исполнение декрета; впрочем, этот факт не имеет отношения ко мне лично – он касается комиссаров и тех, кто посылал их.
Президент:В Ниме, Монтобане, Менде и Жалесе с первых же дней свободы происходили сильные волнения; вы не делали ничего для подавления этого зародыша контрреволюции до того момента, когда вспыхнул заговор Дюсальяна. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я отдавал тогда все распоряжения, какие предлагались мне министрами.
Президент:Вы выслали двадцать два батальона против марсельцев, выступивших в поход для подавления контрреволюции в Арле. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Чтобы ответить точно на этот вопрос, мне нужны документы.
Президент:Вы поручили начальство над войсками на юге Вигенштейну, который писал вам 21 апреля 1792 года уже после того, как был отозван: «Еще немного, и я навсегда приведу к стопам Вашего Величества тысячи французов, которые снова станут достойны Ваших добрых пожеланий по отношению к ним». Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Это письмо было написано после его отозвания. С тех пор он не был на службе. Я не помню этого письма.
Президент:Вы содержали на жалованье вашу бывшую лейб-гвардию в Кобленце – это подтверждается записями Септейля; кроме того, несколько приказов, подписанных вами собственноручно, указывают, что от вас получали значительные суммы Булье, Рошфор, Лавогюйон, Шуазель-Бопре, Гамильтон, госпожа Полиньяк [21]21
Видные роялисты и эмигранты. Шуазель-Бопре и Гамильтон принимали деятельное участие в организации бегства Людовика в Варенн. Герцогиня де Полиньяк известна как фаворитка Марии Антуанетты.
[Закрыть]. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Лишь, только я узнал, что мои лейб-гвардейцы организуются по ту сторону Рейна, я приказал прекратить выдачу им жалования; что касается всего остального, я не помню ничего подобного.
Президент:Ваши братья, государственные преступники, созвали эмигрантов под свои знамена; они набирали войско, заключали займы и вступали в союзы от вашего имени. Вы протестовали против этих действий лишь тогда, когда получили полную уверенность, что не можете повредить их проектам. Ваше соглашение с ними доказывается письмом, написанным рукою Людовика-Станислава-Ксавье [22]22
Граф Прованский, будущий Людовик XVIII.
[Закрыть]и подписанным обоими вашими братьями. Вот это письмо:
«Я написал вам, но только почтой, и поэтому не мог ничего сказать. Нас здесь двое, но мы составляем одно целое, с одинаковыми чувствами, одинаковыми принципами, одинаковой готовностью служить вам. Мы храним молчание, ибо, нарушив его преждевременно, могли бы скомпрометировать вас; но мы заговорим, лишь только будем уверены в общей поддержке – и этот момент близок. Если к нам обратятся от имени этих людей, то мы не станем слушать; если от вашего имени – мы выслушаем, но не свернем со своего пути. Итак, если от вас потребуют какого-либо заявления по нашему адресу, то вы не стесняйтесь. Будьте уверены, что вы в безопасности; мы существуем лишь для того, чтобы служить вам, мы усердно работаем для вас, и все идет хорошо. Даже наши враги слишком заинтересованы в сохранении вашей жизни, чтобы совершить бесполезное преступление, которое окончательно погубило бы их самих. До свиданья. Л.-С.-Ксавье и Карл-Филипп [23]23
Младший брат Людовика XVI, граф д'Артуа, впоследствии Карл X.
[Закрыть]».
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Согласно требованиям конституции, я протестовал против всех предприятий моих братьев, лишь только узнал о них. Прочитанное письмо мне совершенно незнакомо.
Президент:Линейные войска, которые вы должны были поставить на военную ногу, к концу декабря состояли лишь из ста тысяч человек; таким образом, вы не позаботились о защите государства от внешних врагов. Ваш министр Нарбонн потребовал рекрутского набора в пятьдесят тысяч человек; но вскоре он приостановил набор на двадцати пяти тысячах, уверяя, что все готово. Однако в действительности не было готово решительно ничего. Преемник его, Серван, предложил сформировать возле Парижа лагерь в двадцать тысяч человек; Законодательное собрание сделало соответствующее постановление, но вы отказались утвердить его. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я сделал в министерстве все распоряжения, которые могли ускорить увеличение армии; в декабре прошлого года списки ее были представлены Собранию; если была сделана ошибка, то вина не моя.
Президент:В порыве патриотизма граждане стекались к Парижу со всех сторон. Вы разослали предписание задерживать их; и однако, наши армии нуждались в солдатах. Дюмурье, сменивший Сервана, заявил, что нация не располагает ни оружием, ни боевыми припасами, ни провиантом, что крепости не в состоянии выдержать осады. Вы продолжали медлить. Наконец, Законодательное собрание запросило министра Лажара, какими средствами он думает обеспечить внешнюю безопасность государства; и только лишь этот запрос заставил вас предложить, через посредство министра, набор 42 батальонов.
Вы поручили командирам войск дезорганизовать армию, возбуждать солдат к дезертирству и к переходу через Рейн, чтобы толкнуть их под знамена ваших братьев и Леопольда Австрийского, с которым у вас было соглашение; этот факт подтверждается письмом Тулонжона, начальствовавшего над войсками Франшконте. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Все это мне совершенно неизвестно; в этом обвинении нет ни слова правды.
Президент:Вы поручили своим дипломатическим агентам поддерживать коалицию иностранных держав и ваших братьев против Франции; вы особенно рекомендовали им укрепить мир между Турцией и Австрией, чтобы избавить последнюю от необходимости охранять свою границу с Турцией и таким образом дать ей возможность выдвинуть больше войск против Франции. Этот факт устанавливается письмом нашего посланника в Константинополе, Шуазеля-Гуфье. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Г. Шуазель сказал неправду: этого никогда не было.
Президент:Пруссаки приближались к нашим границам. 8 июля вашему министру был сделан запрос о состоянии наших политических отношений с Пруссией; и только после этого, 10 июля, вы ответили, что на нас идут пятьдесят тысяч пруссаков, о чем вы и делаете формальное заявление Законодательному собранию согласно требованию конституции. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я узнал об этом лишь в тот момент; вся корреспонденция проходила через руки министров.
Президент:Вы поручили военное министерство племяннику Калонна, Дабанкуру. Эта мысль увенчалась блестящим успехом: едва появился неприятель, как крепости Лонгви и Верден были сданы. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я не знал, что господин Дабанкур – племянник господина Калонна; не я выводил войско из крепостей, я не позволил бы себе подобных вещей. Я ничего не знаю об этом, если действительно таковы факты.
Президент:Вы подорвали наши морские силы. Множество флотских офицеров эмигрировало; число оставшихся было едва достаточно для обслуживания портов, а все-таки Бертран ежедневно выдавал паспорта. Когда Законодательное собрание указало вам 8 марта на преступность его поведения, то вы ответили, что считаете себя вполне удовлетворенным его службой. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я делал все от меня зависящее, чтобы удержать офицеров. Что касается господина Бертрана, то, ввиду того, что Национальное собрание не заявляло против него никакого неудовольствия, которое могло бы подать повод к обвинению, я не нашел нужным сменять его.
Президент:Вы поддерживали в колониях абсолютный режим. Ваши агенты сеяли в них смуты и контрреволюцию, которая разразилась там как раз в то время, когда она должна была вспыхнуть и во Франции; эти обстоятельства достаточно показывают, что нити заговора сосредоточивались в ваших руках. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Если в колониях есть мои агенты, они сказали неправду: я не имел никакого отношения к тому, в чем меня обвиняют.
Президент:Фанатики разжигали волнения внутри государства; вы оказывали им покровительство, явно выражая намерение восстановить при их помощи свою прежнюю власть. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Мне нечего на это отвечать: подобное намерение мне совершенно чуждо.
Президент:29 января Законодательное собрание издало декрет против мятежных священников; вы наложили на него свое veto. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Конституция предоставляла мне свободу в утверждении декретов.
Президент:Смуты росли; министр заявил, что существующие законы не дают никакой возможности поразить виновных. Тогда Законодательное собрание издало по этому поводу особый декрет; вы снова наложили на него свое veto. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик повторяет свой ответ на предыдущий вопрос.
Президент:Антипатриотический дух гвардии, которую дала вам конституция, заставил распустить ее. На следующей день вы письменно выразили ей свое удовлетворение. Вы продолжали содержать ее на жалованье. Это подтверждается отчетами казначея цивильного листа. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я содержал гвардию лишь до тех пор, пока она могла быть реорганизована согласно декрету.
Президент:Вы удерживали возле себя швейцарских гвардейцев, но конституция запрещала вам это, и Законодательное собрание категорически приказало удалить их. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я исполнял все декреты, изданные по этому поводу.
Президент:Вы содержали в Париже особые отряды, которые должны были совершать всякие операции, выгодные для ваших контрреволюционных целей. В числе ваших агентов находились Дангремон и Жилль, они получали жалованье из фондов цивильного листа. Вам будут представлены квитанции Жилля, которому была поручена организация отряда в 60 человек. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я не имею никакого понятия о проектах, которые им приписывают; мне никогда не приходила в голову идея контрреволюции.
Президент:Вы хотели посредством значительных сумм подкупить некоторых членов Учредительного и Законодательного собраний. Это подтверждается письмами Сен-Леона и других. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Некоторые лица действительно делали мне подобные предложения, но я их отклонил.
Президент:Какие именно лица делали вам эти предложения?
Людовик:Их проекты были так неопределенны, что я не припомню их в данный момент.
Президент:Кому вы обещали или давали деньги?
Людовик:Никому.
Президент:Вы унизили французскую нацию в Германии, Италии и Испании, не сделав ни малейшей попытки потребовать удовлетворения за все оскорбления, нанесенные французам в этих странах. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Дипломатическая корреспонденция должна доказать как раз противоположное; впрочем, все это касается министров.
Президент:10 августа, в 5 часов утра, вы произвели смотр швейцарцам – и швейцарцы первые стреляли в народ. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Я делал смотр всем войскам, собранным у меня в этот день; у меня были все установленные власти, департаментское правление, мэр и члены муниципалитета; я пригласил к себе даже депутацию от Национального собрания и затем отправился со своей семьей в залу его заседаний.
Президент:Зачем вы сосредоточили войска во дворце?
Людовик:Все установленные конституцией власти видели, что дворцу грозила опасность; будучи сам установленной властью, я должен был защищаться.
Президент:Зачем вы вызвали во дворец парижского мэра в ночь с 9 на 10 августа?
Людовик:Ввиду слухов, которые циркулировали в то время.
Президент:Вы проливали кровь французов. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:Нет, милостивый государь, это не я.
Президент:Вы поручили Септейлю сделать значительную закупку хлеба, сахара и кофе в Гамбурге [24]24
Это странное на первый взгляд обвинение становится понятным, если вспомнить тогдашний кризис в торговле и промышленности и общую ненависть к скупщикам и спекулянтам.
[Закрыть]. Этот факт подтверждается письмом Септейля. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Людовик:То, о чем вы говорите, мне совершенно неизвестно.
Президент:Почему вы наложили veto на декрет о сформировании лагеря в двадцать тысяч человек?
Людовик:Конституция предоставляла мне полную свободу в утверждении декретов, кроме того, я одновременно предложил образовать лагерь в Суассоне.
Президент(обращаясь к Собранию): Вопросы исчерпаны. (Людовику Капету): Людовик, имеете ли вы еще какие-нибудь заявления?
Людовик:Я требую предъявления документов, на основании которых я обвиняюсь, и права выбрать себе защитников.
Валазе:(одним из секретарей) предъявляются Людовику следующие документы: «Докладная записка Лапорта», подтверждающая контрреволюционные проекты со стороны Людовика Капета, Мирабо и некоторых других лиц.
Людовик:Я не признаю ее.
Валазе:«Письмо Людовика Капета от 23 июня 1790 года», подтверждающее его сношения с Мирабо и Лафайетом, имевшие целью уничтожение конституции.
Людовик:Я объясню содержание этого письма.
Валазечитает письмо.
Людовик:Это не более как проект; здесь нет и речи о контрреволюции; письмо не предназначалось для отправки.
Валазе:«Письмо Лапорта к Людовику Капету от 22 апреля», касающееся бесед по поводу якобинского клуба, президента комитета финансов и комитета государственных имуществ; дата проставлена рукою Людовика.
Людовик:Я не знаю этого письма.
Валазе:«Письмо Лапорта от 3 марта 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета и сообщающее о предполагаемом разрыве между Мирабо и якобинцами.
Людовик:Я не признаю его.
Валазе:«Письмо Лапорта», без даты, написанное его рукой и помеченное Людовиком Капетом; оно содержит подробности о последних минутах Мирабо и о предосторожностях, которые были приняты во избежание огласки весьма важных документов, хранившихся у Мирабо.
Людовик:Я не признаю этого письма, как и других.
Валазе:«Проект новой конституции или пересмотра существующей», подписанный Лафайетом и адресованный Людовику Капету 6 апреля 1790 года; к проекту приписана строка рукою Людовика.
Людовик:Все это уничтожается в силу конституции.
Валазе:Знаком ли вам этот почерк?
Людовик:Нет.
Валазе:Признаете ли вы свое примечание?
Людовик:Нет.
Валазе:«Письмо Лапорта от 19 апреля 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета и упоминающее о беседе с Риваролем.
Людовик:Это письмо мне неизвестно.
Валазе:«Письмо Лапорта от 16 апреля 1791 года», содержащее жалобы на Мирабо, аббата Перигора, Андре и Бомеца [25]25
Члены Учредительного собрания.
[Закрыть], которые якобы не выказывают благодарности за понесенные для них жертвы.
Людовик:Оно мне также неизвестно.
Валазе:«Письмо Лапорта от 23 февраля 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета; к письму приложена докладная записка о способах доставить ему популярность.
Людовик:Ни тот, ни другой документ мне незнаком.
Валазе:Несколько документов без подписи, найденных в Тюильрийском дворце, в отверстии, проделанном в стене; в них говорится о расходах на приобретение популярности.
Президент:Прежде чем приступить к допросу по этому поводу, я сделаю предварительный вопрос. Признаете ли вы, что заказали сделать в Тюильрийском дворце шкаф с железной дверью и заперли в него бумаги?
Людовик:Я ничего не знаю об этом шкафе.
Валазе:Вот дневник, написанный рукою Людовика Капета и заключающий список пенсий, которые были им розданы из своей казны с 1776 по 1792 год; среди них значится вознаграждение Аклоку [26]26
Офицер национальной гвардии, роялист, которому было поручено привлечь посредством подкупа на сторону Людовика население предместий.
[Закрыть]за его деятельность в предместьях.