Текст книги "Невидимки"
Автор книги: Стеф Пенни
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
7
Джей-Джей
До Лурда осталось всего девяносто восемь миль! Ура! И плевать, что сегодня вечером моя очередь готовить еду. Я варю «Джо Грей» – рагу, в которое идет баночный суп, какой угодно, картошка, лук, морковь и бекон. Это традиционное цыганское блюдо, одно из моих любимых. Я тут узнал, что по-французски бекон называется лярдон, и меня это очень смешит. Я шучу, что бекон – лярд он. По мне, это весьма забавная шутка, но смеется один Кристо, да и то потому, что я изображаю из себя клоуна, а не потому, что он уловил соль, а ба только слегка улыбается. Все остальные не смеются. Дядя Иво и дед Тене крупно повздорили, хотя я и не знаю из-за чего. Иво вывозил Тене на прогулку, и вернулись они, вдрызг разругавшись. На самом деле Иво вернулся вообще без Тене, мне пришлось идти его искать. Еще и дождь начал накрапывать. Хорошо, дед был не очень далеко.
Теперь оба дуются. Иво смолит сигарету за сигаретой, уставившись в окно. Ба уже четыре раза попросила его прекратить или выйти на улицу. Дед Тене смотрит перед собой и дымит трубкой. Ему курить в помещении разрешено: должны же в его положении быть хоть какие-то плюсы. Но воняет ужасно, не продохнуть. Наконец Тене нарушает напряженное молчание вздохом, похожим на порыв ветра.
– Ты разбиваешь мне сердце, сынок, ты просто разбиваешь мне сердце.
Он обращается к Иво, но тот делает вид, будто не слышит, лишь оскорбительно цыкает.
– Иво, ну сколько можно… мы сейчас будем ужинать, – говорит бабушка.
Это уже пятый раз. Видите, я могу вести счет, оценивать степень раздражения окружающих и готовить еду одновременно.
– Открой окно, – огрызается Иво.
– Мог бы хотя бы о сыне подумать!
Ну все, это гарантированно выведет Иво из себя. О ком о ком, а о Кристо дядя Иво думает всегда.
– Господи Иисусе, Кат…
А вот это гарантированно выведет из себя бабушку.
– Нет, честное слово… Мы же не куда-нибудь едем, а в Лурд! Иногда ты меня просто удивляешь, – произносит она совсем тихо, хотя все мы сидим вокруг стола, так что едва ли кто-нибудь может ее не слышать.
Иво сверкает глазами. Дед Тене выбивает трубку и говорит:
– Хватит уже. Джей-Джей сейчас будет всех кормить. Пахнет аппетитно, сынок.
– Несу-несу. Бекон-бекон-бекон-бекон. Лярд он, лярд он, лярд он, лярд он. Налетай, не зевай, котелки подставляй!
Я могу нести подобную чепуху часами. Просто отключаю мозги и мелю языком все подряд. Очень действенный способ настолько вывести всех из себя, чтобы они забыли, что только что цапались друг с другом.
Ба, единственная, кто оценил мои усилия, ободряюще мне улыбается.
– Спасибо, милый. До чего же вкусно пахнет! Совсем не так, как дома.
Иво наконец-то тушит сигарету.
Я плюхаю каждому порцию «Джо Грея», и все принимаются за еду, как оголодавшие динго. Иво, впрочем, съев лишь несколько ложек, отодвигает тарелку и встает из-за стола. Хотя на улице дождь, он выходит из трейлера, оставляя после себя какой-то вакуум, который всасывает твое хорошее настроение. Вот ей-ей, иной раз я просто не понимаю, ну что же это такое! Я знаю, у всех время от времени бывают приступы плохого настроения, но с Иво все совершенно по-другому.
Чем дальше мы продвигаемся к югу, тем Франция вокруг становится теплее, холмистее и зеленее. Я размышляю о везении. Интересно, что одни по жизни везунчики, а другие – нет. Наверное, это правда. Даже если отвлечься от очевидного факта, что одни от рождения богаты, а другие бедны, – знаю, знаю, на тему того, приносят деньги счастье или нет, можно спорить долго, – некоторым людям выпадает больше страданий, чем это кажется справедливым. Взять для примера хоть деда Тене. У него было двое братьев, и оба умерли от семейного заболевания. Он единственный из мальчиков в семье дожил до взрослого возраста – как Лон Чейни-младший в сериале «Соколиный Глаз и последний из могикан», который мы с ним раньше любили смотреть вместе. Потом он женился, и у него родились два сына. Они умерли совсем маленькими – мама говорит, это из-за того, что бабушка Марта приходилась ему двоюродной сестрой, так что, вероятно, болезнь была у обоих. Потом у Тене родилась дочь и еще один сын – тетя Кристина и дядя Иво. Сначала все думали, что с Иво все в порядке, но и у него тоже началась эта болезнь. А затем умерла от рака бабушка Марта. Иво тогда было всего четырнадцать, как мне сейчас, так что это было ужасно. Потом, два года спустя, они поехали в Лурд, случилось чудо – Иво выздоровел. Но в то же самое время тетя Кристина – ей было всего семнадцать – погибла в автомобильной аварии. Такое чувство, что ей пришлось умереть, чтобы дядя Иво мог жить. По-моему, для одной семьи как-то многовато смертей. Мне не кажется, что это нормально, ну разве что ты живешь в Африке. И как будто всего этого было мало: после того как жена Иво сбежала и бросила Иво с Кристо, дед Тене тоже попал в аварию, и у него отнялись ноги. И тем не менее, несмотря на такую судьбу, которую, кроме как ужасным невезением, и не объяснишь, дед Тене – человек довольно веселый. Зато Иво, которому тоже не очень везло в жизни, веселым совсем не назовешь (хотя он никогда не видел своих братьев, умерших еще до его рождения, а значит, должно быть, он по ним не скучает). Ба говорит, Иво с сестрой были очень близки – они были, как она это называет, ирландские близнецы, это когда двое детей в одной семье рождаются меньше чем через год один после другого, – и после ее гибели Иво очень изменился. Впрочем, думаю, когда у тебя сначала умирает мама, а потом ты чудесным образом исцеляешься, сам волей-неволей изменишься. Может, он чувствует себя виноватым, что остался в живых он, а не сестра. В общем, какова бы ни была причина, жить с ним не очень-то легко. Характер у него совсем не сахар. Порой я задумываюсь об этом, когда дед Тене принимается костерить Розу на все лады за то, что сбежала. За мою жизнь мне довелось выслушать от дяди Иво немало гадостей, даже когда я был маленьким, и все это было несправедливо. Раньше я очень расстраивался, но теперь больше не обижаюсь на него так сильно. Мама как-то сказала: наверное, ему мучительно смотреть на меня, здорового, который и на свет появился практически по ошибке, когда его родной сын, единственный наследник Янко, так болен.
Ночью я лежу без сна на откидной кровати в трейлере ба. Она спит на другом конце, на большом диване, за клеенчатой занавеской. В ее просторном трейлере мы вдвоем, остальные трое ночуют в маленьком трейлере деда Тене. Наверное, они привыкли быть вместе. А мне не спится. После ужина, когда я повел Кристо укладываться спать, дед Тене сказал ба что-то насчет детей и проклятия, и уже за порогом я услышал, как она на него шикнула, чтобы он не говорил глупостей. Хотя тут кто угодно начал бы задумываться. Иво я обнаружил в другом трейлере. Он сидел и курил, глядя перед собой, но при виде нас с Кристо встряхнулся.
– Ну что, все в порядке? – спросил я.
– Угу.
– Есть не хочешь?
– Нет.
– Что, ждешь завтрашнего дня?
Он пожал плечами. Не понимаю, почему он относится к этой поездке с таким равнодушием. В конце концов, он сам живое доказательство того, что чудеса случаются.
Иво лишь улыбнулся Кристо и сказал мне:
– Нам нужно быть осторожными, там окунают в святую воду.
– И что?
– Не хватало нам только, чтобы он простудился. Волосы ведь будут мокрые, и все тело тоже. Нужно обязательно его сразу высушить и обогреть.
– Да, хорошо.
Иво присел на корточки и принялся доставать из ящика постельное белье.
– Ты поэтому весь вечер не в духе? Потому что волнуешься? – спросил я, хотя и понимал, что слегка перегибаю палку. – С ним все будет хорошо. Тебе ведь помогло.
– Ну да.
Дождь перестал, и в ближайшее ко мне окно светит яркая луна. Она золотит край занавески, и серповидное пятно лунного света лежит у меня на груди, точно коготь. В памяти немедленно всплывает одна из жутких историй деда Тене – одна из самых мрачных и печальных его историй – про демонов болезни. В ней рассказывается о том, что существуют девять демонов, которые вызывают все болезни в мире – простуды, боль в животе, экзему, все-все-все. Я не помню имена всех этих демонов, но помню, что одного из них зовут Мелало, потому что в детстве я боялся его больше остальных. Мелало был старшим сыном короля демонов и королевы фей; он – двухголовая птица с острыми когтями, которыми он выдирает твое сердце и заполняет его место безумием и злобой. Это Мелало заставляет людей убивать и насиловать. Меня бросает в пот. Я передвигаю занавеску, и лунный коготь превращается в нечто более похожее на каплю. И тут же вспоминаю про второго демона, женского пола, по имени Минсескро, – она вызывает болезни крови, вроде той, что у Кристо. Наверное, нам всем нужно ей молиться. Может, я смогу молиться ей тайком.
Внезапно мне приходит в голову мысль: а вдруг, как и в прошлый раз, кому-то придется умереть, чтобы Кристо стало лучше? На мой взгляд, это не очень-то по-христиански; с другой стороны, разве не написано в Ветхом Завете «око за око, зуб за зуб»? Но Лурд же не имеет никакого отношения к Ветхому Завету? Он имеет отношение к Деве Марии, а о ней, если я все правильно помню, написано в Новом Завете. К тому же я не думаю, что Мария станет требовать одну жизнь за другую.
Но, скажем, если бы Она вдруг потребовала… интересно, кто бы это был?
Дед Тене? Я? Был бы я готов умереть ради Кристо?
Отвечать на этот вопрос мне не хочется.
8
Рэй
По словам Леона, лучше всех Розу знала ее сестра Кицци. Теперь Кицци Вуд зовется Кицци Уилсон и живет со своей семьей в организованном цыганском лагере под Ипсвичем. У нас с ней состоялся короткий телефонный разговор. Она сообщила, что сестру не видела и не слышала со свадьбы, так что толку от моего приезда будет не очень много. Я сказал, что мне это не трудно.
– Ну, если вы так хотите, – ответила она.
В организованном цыганском лагере я не был сто лет. Этот, в котором живет Кицци, довольно крупный – я насчитал больше двадцати трейлеров. Ровные, аккуратно нарезанные участки. Повсюду вазоны с цветами. Большой хозяйственный блок. Под любопытными взглядами я стучусь в дверь Кицци. Открывает мне миниатюрная женщина; выглядит она старше своих двадцати восьми лет. Волосы у нее туго стянуты в хвост на затылке; лоб расчерчен ранними морщинами. Я ищу в ее лице хоть какое-нибудь сходство с Розой, но практически ничего не нахожу: Кицци Уилсон рыжеватая, поразительно веснушчатая, с выдающимися изящными скулами и острым подбородком. Единственная общая черта у сестер – это рот: полные симметричные губы, очень белые зубы. Улыбка у Кицци, должно быть, очень приятная, но в данную минуту она не улыбается. Я представляюсь.
– Что ж, входите. Я ждала вас немного раньше.
Дверь расположена в задней части трейлера, рядом с входом в кухню. На безупречно чистом столе расставлены стальные миски. Есть здесь и газовая плита, но нет раковины – со времен моего деда в этом отношении ничего не изменилось. Стены обшиты кремовыми панелями из глянцевитого пластика; дровяная печь под каминной полкой не топится; на каждой стене висит по зеркалу, украшенному резным цветочным орнаментом. На U-образном сиденье в дальнем конце, под занавесочками, обшитыми оборками, сидит еще одна женщина – и при виде ее сердце у меня готово выскочить из груди.
– Моя вторая сестра, – представляет ее Кицци Уилсон. – Маргарет.
Если кто и похож на Розу, то это Маргарет Вуд, вернее, Маллинс, как ее зовут по мужу. Прямые густые волосы мышиного цвета и скругленная нижняя челюсть. Длинные темные брови. Теперь я отчетливо вижу, что она старше, чем сейчас была бы Роза, грузнее. И родимого пятна у нее нет.
– Кицци сказала, что вы хотите приехать. Я тоже здесь живу. Я старшая из троих.
Руки она мне не подает.
Кицци подводит меня к сиденью, я опускаюсь на скользкий кремовый винил и упираюсь ногами в пол, чтобы не съехать.
– Миссис Уилсон, у вас очень уютный трейлер.
– Спасибо.
Кицци наливает молоко и воду в кружки и ставит на стол. Чайные пакетики бултыхаются в них, точно утонувшие мыши.
– Мне скоро нужно ехать за мальчиками, – кивает она на громко тикающие часы с кукушкой, – так что времени у меня немного.
– Это много времени и не займет. Я просто хочу получить представление, каким человеком была Роза. Ну и если вы вспомните что-то о свадьбе или о том, что было после нее…
Я обращаюсь к обеим сестрам. Они расположились по разные стороны от меня, и мне приходится крутить головой, как зрителю на теннисном матче.
Обхватив ладонями свою чашку, Кицци поясняет:
– Я же сказала по телефону: от нее не было никаких вестей с самой свадьбы. Там мы и встречались в последний раз. Понимаете, когда люди кочуют, ты видишься с ними не так часто.
– А вы? – поворачиваюсь я к Маргарет.
– То же самое. Мы все были на свадьбе, – отвечает она с таким выражением, как будто мы говорим о чем-то совершенно не значащем. – И с тех пор ничего.
– Вам не показалось странным, что она не объявляется?
– Нет. Поначалу нет. Она ведь вышла замуж.
Маргарет смотрит на меня с легким вызовом.
– А потом? Когда вы начали предполагать, что что-то не так?
Сестры переглядываются.
– Пошли слухи, – вспоминает Кицци. – Кто-то сказал, что Роза сбежала. Неизвестно с кем.
– Но она сбежала с кем-то?
– Да. Так говорили.
– А сами вы не подозревали, что у нее в жизни что-то неладно?
Пытаться разговорить их – все равно что драть зубы. Сестрам кажется, что я обвиняю их в равнодушии. Они твердят, что не видеться с родными долгое время – совершенно нормально, что у них обеих семьи и дети, что им было некогда. Они ничего не слышали. Им ничего не известно о браке Розы. Они не пытались ничего выяснить.
– Можете рассказать мне, каким она была человеком? У вас ведь были близкие отношения? В детстве? – улыбаюсь я Кицци.
– Да уж наверное. Она была моей младшей сестрой. Я за ней приглядывала.
– В каком смысле?
Она разводит руками:
– Во всех смыслах. Я водила ее в школу. Играла с ней… ну, как обычно.
– У нее были друзья? В школе? Или еще где-нибудь?
Кицци качает головой:
– Роза была тихой девочкой. Очень тихой. Застенчивой, понимаете? Она отказывалась разговаривать с незнакомыми людьми. Ходила за мной повсюду как хвостик. Я бы знала, если бы у нее были друзья…
Вздохнув, она ссутуливается и снова переглядывается с сестрой.
Теперь я обращаюсь к Маргарет:
– Вы двое, похоже, сохранили близкие отношения.
Маргарет сверкает на меня глазами:
– Мы вышли замуж за двоюродных братьев. Стив с Бобби работают вместе.
– А, понятно. И с семьей Янко вы больше не общались?
– Нет.
– Как вам показался Иво Янко?
Маргарет фыркает, но ничего не отвечает.
– Он вам не понравился?
Кицци хмурится, отчего морщины еще глубже прорезают ее лоб.
– Насколько хорошо вы знали его до свадьбы? Или кого-нибудь из членов его семьи?
– Да мы не особо их знали. Их вообще никто особо не знал. Они были – как бы это сказать? – одиночки. Не такие, как мы.
Она беспомощно смотрит на сестру.
– Кицци имеет в виду, что их не очень любили, – поясняет та.
– Вот что забавно. Иво в самом деле пытался произвести на Розу впечатление – правда, Мардж? А ведь девушки вешались на него гроздьями. Им наплевать было на его семью. Никогда бы не сказала, что кто-то вроде Розы способен привлечь его…
Она опускает взгляд, как будто чувствует себя предательницей.
– Слишком уж он был смазливый, – подает голос Маргарет. – Нельзя выходить замуж за мужчину, если он красивее тебя, – так я думала.
– Значит, они не казались подходящей друг другу парой?
Маргарет в раздражении качает головой и поясняет:
– Роза была такая смиренная. Ей надо было выбрать в мужья кого-нибудь… приятного. Иво приятным не был. Ему было наплевать на всех, кроме себя самого.
Она переводит взгляд на сестру.
Кицци, с несчастным видом стиснув в ладонях кружку, закусывает пухлую нижнюю губу и произносит так тихо, что мне приходится наклониться, чтобы разобрать слова:
– Я не могла поверить, что она сбежала, а я об этом ни сном ни духом. Я думала – куда еще ей идти? Кого она знает? Я все ждала ее, но она так и не объявилась. И я устала ждать. Я думала, что она придет ко мне, если захочет, но она не захотела. У меня тогда было уже двое детей. Что, по-вашему, я должна была делать?
Она снова поднимает на меня глаза, полные боли, и в этот миг кажется совсем молодой и хорошенькой. Мое сердце сжимается от жалости.
– И что, по вашему мнению, произошло?
– Ну откуда ж мне знать? Я не удивилась бы, если бы выяснилось, что он плохо с ней обращался, но… я удивлена, что у нее хватило духу сбежать…
Последнюю фразу она произносит каким-то надломленным голосом, глядя в окно. И добавляет:
– …Мне нужно ехать за мальчиками.
– Кицци, а вам никогда не приходило в голову, что Розы может не быть в живых?
Она оборачивается, разинув рот. Вид у нее неподдельно потрясенный.
– Что? Нет! Как вы можете такое говорить! Я уверена, что она жива. Просто ей пришлось… Может быть, она уехала за границу… Я не знаю.
Маргарет с отвращением отодвигается от меня подальше и упрекает:
– Как вам не стыдно такое говорить!
– Ваш отец думает, что ее нет в живых. После того как умерла ваша мать… он считает, до Розы не могла не дойти эта новость… Ваша сестра должна была дать о себе знать.
– Папа… господи, – вполголоса сердится Маргарет.
Кицци закатывает глаза и встает. На ресницах у нее блестят слезы.
– Мне нужно идти: дети будут торчать там на холоде. Она не умерла.
На обшитой пластиковыми панелями стене висят портреты двух натянуто улыбающихся мальчиков, остриженных под ноль, что делает их похожими на маленьких новобранцев. У одного из них такая же тяжелая челюсть, как у Розы на фотографиях. Племянники.
Маргарет тоже поднимается:
– Боюсь, мистер, мы ничего больше не можем вам рассказать. Но надеюсь, вы ее отыщете, а Иво Янко получит по заслугам.
Кицци Уилсон натягивает кожаную куртку, и мы выходим на улицу. Я благодарю сестер за помощь. Маргарет, точно грозный часовой, стоит на пороге трейлера – опасается, как бы я не попытался прокрасться обратно внутрь? Кицци, которая успела уже отойти на несколько шагов, останавливается и говорит мне:
– Я позвоню вам, если что-нибудь придет в голову.
– Спасибо. Звоните не раздумывая, даже если вам будет казаться, что это глупость.
Она снова ссутуливается под моросящим дождем.
– Надо было сделать это давным-давно. Теперь уже слишком поздно?
– Нет. Нет, просто… – Я пытаюсь найти какие-то слова утешения. – Я сделаю все, что будет в моих силах.
Кицци с несчастным видом кивает. Я не смог вселить в нее особой уверенности. Не говоря больше ни слова, она разворачивается и понуро идет к машине.
9
Джей-Джей
Наконец-то мы в Лурде. Все напряжены, все гадают, что произойдет. Мы приехали вчера ночью, предварительно три раза заплутав на этих узких дорогах между зелеными холмами. Здесь, на юге Франции, каждая без исключения трасса снабжена указателем на какой-то населенный пункт под названием По. Вот поэтому каждый раз, когда мы считали, что теперь-то точно направляемся в Лурд, на самом деле снова выезжали еще на одну дорогу, ведущую в По. Это было довольно забавно, как в мультике, когда герой в очередной раз получает в нос. Во всяком случае, я так думал, но вслух говорить об этом не стал, поскольку ба начинала терять терпение. Когда мы наконец отыскали Лурд, было уже так поздно, что совершенно стемнело, и мы принялись вслепую колесить по округе в поисках места для стоянки. За городом никакого освещения нет, поэтому мы заехали в темное поле, которое, как нам показалось, находится на отшибе, так что мы решили, что никому там не помешаем.
В шесть утра нас разбудил оглушительный рев. Я соскочил с койки и выглянул в окно – оказалось, мы заехали на пустырь прямо по соседству с какой-то фабрикой, и теперь оборудование прогревали, готовя к новому рабочему дню. Поднялись мы все очень проворно; не прошло и несколько минут, как явился какой-то мужик и начал на нас орать. Я не очень разобрал, что он говорил, но мы, как попугаи, твердили: «Лурд» – и показывали на Кристо с дедом Тене в коляске; и в конце концов он утихомирился и ушел.
Лурд – довольно странное место. Святыня, как я понял, находится на отшибе самого города. Какое-то время мы ездили кругами, пока я не сообразил: чтобы попасть в грот, где все и произошло, нужно ориентироваться по указателям с надписью «Sanctuaieres». Здесь уйма церквей и уйма народу. Уйма туристических автобусов и людей в форме. Среди приезжих очень много стариков. Некоторые из них совсем дряхлые. Я смотрю, как они выгружаются из своего автобуса, и думаю, что это не кончится никогда. Те из них, кто не прикован к инвалидной коляске, еле ходят и изо всех сил цепляются за поручни, пытаясь сойти по ступеням. Все они прожили очень долгую жизнь. Пару тысяч лет в общей сложности, если сложить возраст только тех, кто приехал в этом автобусе. А Кристо – всего шесть; и остальные, у кого была эта болезнь, тоже жили недолго. Я считаю, он заслуживает чуда куда больше, чем все они. Надеюсь, Бог это учтет.
Мы оставляем трейлеры на автобусной стоянке и направляемся к гроту, тому самому, в котором много лет назад Дева Мария явилась святой Бернадетте. Иво несет на руках Кристо, а я толкаю кресло с дедом Тене. Вот забавно: теперь, когда мы здесь, меня переполняет возбуждение. У меня в самом деле такое чувство, будто что-то может случиться, хотя до сих пор в глубине души я в этом сомневался. Ну, то есть… эта Бернадетта, она была особым ребенком – иными словами, умственно отсталой. И ей было столько же лет, сколько и мне. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь явился девицам из нашего класса. Большинство из них или невозможные дуры, или страшные зануды, а иногда и то и другое сразу. К примеру, Хелен Дэвис, которая строит из себя ревностную католичку, была бы сама не своя от счастья, если бы ей кто-нибудь явился, потому что тогда она могла бы выпендриваться еще больше. Но она с предубеждением относится к цыганам.
Тут я задумываюсь, как относилась к цыганам святая Бернадетта. Дед Тене часто рассказывает, каким гонениям мы подвергались по всей Европе. По сравнению с этим то, что было в Британии, еще цветочки, так что на самом деле нам очень повезло. Например, во время холокоста цыган уничтожали, как евреев. Но если в тебе было меньше четверти еврейской крови, ты считался неевреем и мог спастись. А цыган отправляли в газовые камеры – даже тех, в ком была всего одна шестнадцатая цыганской крови. Вот как сильно их ненавидели. А в Румынии на протяжении многих веков цыгане были фактически на положении рабов, их покупали и продавали, как скотину. На уроках истории об этом не говорят. Но дед Тене мне рассказал. Он очень много об этом знает. Так что, наверное, Бернадетта тоже относилась к цыганам с предубеждением. Ее, возможно, просто никто об этом не спрашивал. Я сначала думал: может, нам лучше попросить о чуде святую Сару, [14]14
Святая Сара– мифический персонаж, святая покровительница цыган-католиков в их фольклоре. Святилище святой Сары находится в городке Сен-Мари-де-ля-Мер на берегу Средиземного моря.
[Закрыть]ведь она покровительница цыган. Ее святилище не так далеко отсюда, заодно и на море побывали бы. Но меня никто не слушает.
Вдоль дорожки, рядом со скалой, тянется ограждение, а грот Бернадетты расположен высоко над нашими головами. Забраться туда нельзя. Мимо бредут люди, совершенно буднично, как будто в этом нет ничего такого. Интересно, они верят во все эти святыни? У большинства из них вовсе не настолько взволнованный вид. Еще у подножия скалы стоит такая здоровая штуковина, похожая на люстру, тоже за ограждением. Красивая. Мне она нравится больше статуи Марии в гроте – слишком уж та пластиковая, на мой вкус. Тем не менее я закрываю глаза, как бабушка, и тоже пытаюсь молиться. Она все это время беззвучно шевелит губами. Когда я открываю глаза, Кристо с выражением абсолютного спокойствия на лице смотрит на статую. Интересно, о чем он думает? И тут дед Тене вдруг разворачивает свое кресло и принимается крутить колеса, как будто очень спешит. Никому из нас он не говорит ни слова. Я срываюсь за ним следом, но Иво удерживает меня за локоть.
– Не трогай его, – говорит он.
Ба открывает глаза; она в бешенстве.
После того как мы посмотрели и помолились, Иво несет Кристо к купальням. Это такое специальное место, где увечные окунаются в святую воду и где, видимо, должны происходить чудеса, если им суждено произойти. Пока мы сюда не приехали, я немного волновался, что не сумею объяснить, что нам нужно, но тут множество помощников разных национальностей. Судя по всему, большая часть людей молодого возраста здесь – помощники, а не паломники. Это мы так называемся – паломники. Иво отыскал одного, который говорит по-английски, хотя на самом деле он франкоканадец по имени Бальтазар (классное имя!), и он сопровождает их в купальни. Иво не смотрит ему в глаза, как будто все происходящее вызывает у него неловкость. Мог бы сделать над собой усилие. Я спрашиваю Иво, хочет он, чтобы я пошел с ними, или нет, но он говорит «нет». На плечи у него накинуто полотенце; погода теплая и ясная, так что не думаю, что Кристо может замерзнуть. И вообще, наверняка лурдцы об этом позаботились. Может, там внутри есть фены.
Иво и Кристо уходят, а мы с ба остаемся. Она встает в очередь, чтобы прикоснуться к стенкам грота и взглянуть на родник, и просит меня побыть с ней.
– Не хочу, чтобы ты бродил тут в одиночку. А вдруг с тобой что-нибудь случится?
– Что, например?
– Мы за границей. Случиться может что угодно!
Я напоминаю, что мы в святом месте, битком набитом недужными религиозными людьми. Не могут же христиане причинить мне зло. И потом, я, в отличие от нее, говорю по-французски. Крыть ей нечем, так что я обещаю вернуться – она в своей очереди будет стоять до вечера, – и она с недовольным видом закуривает.
Бальтазар рассказал нам, где можно набрать святой воды, чтобы захватить с собой домой; ее можно брать сколько хочешь, совершенно бесплатно. Это очень по-христиански, молодцы лурдцы. Можно купить под воду маленькую пластиковую бутылочку с образом Марии и надписью «Лурд», но на самом деле никто не запрещает набирать воду во что угодно. Так что я возвращаюсь к трейлерам и приношу пару пластиковых канистр побольше.
Встаю в очередь к крану. У многих в руках маленькие бутылочки – главным образом официальные, с ликом Девы Марии, хотя некоторые люди наполняют бутылки из-под кока-колы и обычной воды. Кое-кто косится на мои канистры и недовольно ворчит, но я не понимаю, что они говорят, так что мне все равно. Когда подходит моя очередь, я подставляю канистры под кран и наполняю их до краев, не обращая внимания на бурчание у меня за спиной. По правде говоря, это всего лишь обычный кран, торчащий из земли, точно такой же, какие делают в цыганских лагерях. Не знаю, что в нем такого святого. Считается, что это вода из родника в гроте, но с таким же успехом она может быть из реки. Откуда нам знать? Ее уже столько расплескано вокруг, что не думаю, чтобы она была такой уж драгоценной. И вообще, я считаю, что: а) в том, чтобы набирать святую воду в канистры, нет ничего плохого и б) Кристо серьезно болен, так что, пожалуй, ему нужно больше, чем многим другим.
Но есть у этого и свой минус: на обратном пути я сгибаюсь под тяжестью двух полных канистр с водой. Я отношу их к трейлерам и оставляю там вместе с большой запиской, которая гласит, что это святая вода и использовать ее для мытья нельзя (восклицательный знак!). Снизу я пририсовываю небольшую Деву Марию с нимбом, для надежности, хотя в нашей семье все, за исключением Кристо, умеют читать, хотя бы немного. Как любит говорить ба, лишняя предосторожность никогда не помешает. Не помешает, нет!
Я возвращаюсь к гроту и обнаруживаю, что ба уже ждет на скамеечке у реки. Никого из наших не видно. Ба беспокоится за деда Тене, но я так проголодался, что сил беспокоиться у меня нет, и мы отправляемся на поиски обеда. В конце концов нам удается отыскать одно место, почти в черте города, где можно получить обед за prix fixe [15]15
Фиксированная цена (фр.).
[Закрыть](это даже ба понимает без перевода) в пятнадцать франков. Это дешево. Еда оказывается очень вкусной – омлет и горка нарезанной тонкими ломтиками хрустящей жареной картошки, которую здесь подают с майонезом. Это непривычно, но аппетитно. Бабушка, к моему удивлению, ест, а при обычных обстоятельствах она бы даже не притронулась к еде, приготовленной горджио. Она в таком хорошем настроении, что я высказываю идею о переселении во Францию. Ба улыбается усталой улыбкой, как всегда, когда я несу какую-нибудь забавную чепуху. По-моему, она не догадывается, что я вполне серьезен.
Потом, вечером, после того как объявляется дед Тене, – он обнаружил какой-то бар и разговорился там с французским цыганом, – а Иво с Кристо возвращаются из купальни, мы снова идем к гроту. В темноте он выглядит намного красивее: зажжены все свечи в большой штуке, похожей на люстру, и статую Марии озаряет мягкий свет, так что она больше не кажется пластмассовой, а становится почти похожей на живого человека – или на видение вроде того, что много лет назад явилось Бернадетте. Повсюду вокруг – по всему городу, на крутых лесистых холмах – горят огни, а на самом высоком, почти в поднебесье, светится огромный крест. Ночь безветренная и теплая. На деревьях стрекочут насекомые, в темном небе мерцают миллионы звезд – их намного больше, и они намного ярче, чем дома.
Священник ведет какую-то службу. У него изумительный голос, которым он скорее выпевает слова, чем произносит их. Ба поминутно дергает меня дурацкими вопросами о том, что он говорит, но я не понимаю. Я разбираю одно слово из десяти, но это мне нравится; мои мысли уносятся куда-то вдаль, освобожденные от своих привычных скучных рамок. Я смотрю на подсвеченный крест и на звезды, на статую и на свечи. Люди вокруг вполголоса подхватывают слова священника. Где-то начинает играть музыка – негромкая, несущая в себе утешение, и вступает женский голос. Мне так хочется, чтобы чудо произошло, что я не осмеливаюсь больше смотреть на Кристо. Мне хочется плакать. Ба обнимает меня за плечи. Она тоже плачет.
И в этот миг я по-настоящему верю. Я верю во все это.
Однако же нам приходится уйти из грота, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ба толкает в гору кресло деда Тене, а Иво несет Кристо – малыш уснул у него на руках. Наверное, очень устал после всех этих святых дел. Иво протягивает мне сигарету. Он сейчас кажется намного спокойнее.
– Ну, как все прошло в купальне? Хорошо? – спрашиваю я.
Не представляю себе, что там должно было произойти.
– Да, все было хорошо.
– Здорово, что так тепло. Уверен, с Кристо все будет нормально.
– Угу.
– Все было так же, как когда ты приезжал сюда в прошлый раз?
– Да, почти. Теперь у них больше ассистентов.