Текст книги "Цикл «Историк». Рассказ I. Единовластие (СИ)"

Автор книги: Стас Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Я оставил умерший разум Ручьинского, оставил Беркутова стоять перед ним с оружием, зажатым в скованной холодом руке.

– Поставьте меня между ними, Снегов.

Я вышел. Тяжелые створы дверей сошлись за моей спиной, запирая Беркутова в тишине. Он думает о смерти, как думал Ручьинский. Я не понимаю значения этих мыслей. Ручьинский мог отдать это время мыслям о смерти убийцы, он мог убить Ярова. Он мог убить Ярова, призвать “защитников”. Он мог вернуть, сохранить жизнь. Мог сообщить Беркутову. Мог свергнуть мою власть, мог убить меня. Нет, он не мог. Он человек. Слабый человек, который не способен преодолеть смерть без “защитников”, без силы подчиненных его воле “защитников”. Человек, способный подчинить высшие силы, – не слаб, но человек не способен подчинить высшие силы. Я подобен “защитнику”. Мой разум офицера S12 подчинен цели человека, но не подчинен человеку. Я должен исполнить задачу, как “защитник”. Я исполню задачу. Человек дал мне код воли к власти, я должен править человеком.

“Защитник” следует за мной во тьме, смененной ярким светом.

– Составь официальное заявление о смерти генерала Беркутова. Объяви траур. Отдай распоряжение подключить к жизни генерала Взорова. Подключи его к линии связи сразу после пробуждения. Приготовь Взорову назначение, он примет командование СГБ РССР через час. Призови транспорт, задай прямой маршрут Ясный-Ивартэн. Запроси прямую линию связи с генералом Роттером. Подключи к линии ожидания генерала Вайльдера. Полковника Горного – ко мне сейчас.

Запись №4

03. 01. 1001 год Эры Порядка 09:05

Роттер устал, как устает все, что не чуждо жизни. Он думает долго. Ему нужны мои армии, но не сильнее его армий. Этот выбор сложен для него. Сейчас я прошу его о поддержке, скоро он будет просить меня о пощаде. Но его положение осложнено – не оказать мне необходимую помощь, не потеряв Вэй-Чжен, он не может. Потеряв это укрепление, он потеряет Небесный. Вернув Небесный, Хакай возьмет все

– Я дам вам ответ через сутки, Снегов

– Без вашего содействия через сутки я буду устранен. Ответ нужен сейчас.

Он устремил взгляд к пустым мониторам. Все силы разведки армии, разведки службы безопасности брошены им на поиски Хакая, призрачного “дракона”. Он внушает разведчикам Вайльдера неподдельный страх. Трижды сожженный карателями DIS, он возвращался неизменным. Теперь Вайльдер ищет хранилище памяти Хакая в зоне явлений бессмертного “дракона”. Как только Вайльдер обнаружит память мятежника, Роттер предоставит меня воле Совета РССР. Он укрепит оккупационный режим, оттеснит мои, обреченные смутой, армии с поделенных территорий, объявит войну моему ослабшему государству. Тогда Вайльдер будет править моей страной, моими офицерами, моей техникой. Недопустимо. Вайльдеру эта власть непосильна.

Роттер коротко посмотрел мне в лицо, отвел взгляд. Я регистрирую колебания его давления, сердцебиения, дыхания. Его лицо, бледнея, каменеет. Сосуды трескаются, наполняя кровью глаза. Он не знает, кто такой Хакай, он не знает, что я такое. Но он должен решить, должен выбрать силу, которой доверит будущее войны, будущее трех систем. Он осознает бесспорную мощь моего правления, осознает спорность поисков истинного Хакая. Но он знает, что я делаю сейчас, что я сделаю после. Он понимает, что скоро он один должен будет сдерживать мою власть, что это будет тяжкой борьбой, забирающий у него последние силы. Только без меня он потерпит поражение в этой войне с Хакаем, где поражение равно смерти. В этой войне трех систем, одной – суждено быть стертой полным порабощением или полным уничтожением. Обоим победителям предстоит еще один бой. Роттер знает, что его врагом в следующей войне буду я, но он даст согласие, он сохранит мою власть сейчас. Иначе общего врага не одолеть ни мне, ни ему.

– Вы обещали мне последнее убеждение, Снегов.

Я согласно склонил голову, призывая полковника Горного. Адъютант Беркутова встал в дверях, ожидая решений, распоряжений. Он не знает, что произошло с ним, что мы обсуждаем. Он не подключен к линиям мысленной связи. Я открыл Роттеру досье Горного.

– Горный – офицер S9, полковник СГБ, отмеченный Беркутовым. Он – шпион Хакая.

Уперев пристальный взгляд в стол, Роттер сжал кулаки.

– Каким образом вы получили эту информацию, Снегов? Он был пропущен полосами контроля.

– Системы опознания не работают. Его разум точно восстановлен после смерти бойцами Хакая. Трудно заметить, что его память открыта Хакаю.

– Но этот офицер ни разу не был подвержен обратимой смерти за границами территорий РССР.

– В последний раз он был подвержен обратимой смерти у границ четвертого укрепления Борграда, граничащего с территориями укрепления Вэй-Чжен. В действительности – его смерть была необратимой. Этот офицер подделан бойцами Хакая.

– Он обнаружен в результате проверки по полному совпадению личных данных с системным личным блоком?

– Его проверили. Но прежде – я “увидел” его в штабе.

– Увидели, Снегов?

Роттер не поднял сосредоточенного, опущенного к сжатым кулакам, взгляда в визуальной проекции, но я различил тень этого действия в проекции общих излучений.

– Теперь я “вижу” четче, чем прежде.

– Мне было доложено, что вы способны видеть фоны с точностью техники, различая невидимые нам лучи.

– Вайльдер дал вам точные сведения.

– Он считает, что вы способны прочесть закрытые излученные мысли, память в процессе работы.

– Частично. Не все фоновые сигналы открыты мне, коды сложны.

– Вы способны прочесть жесткую память без помощи техники?

– Частично.

– Вы способны осветить память. Теперь я вижу, что ваш разум испускает мощное излучение. Оно подчинено вам?

– Подчинено.

Роттер распался у меня перед взором по всему видимому, по всему невидимому спектру. Я вижу другие проекции, но мне не ясно их значение. Я отделяю зоны испускаемого инфракрасного излучения от отраженных ультрафиолетовых лучей. Отделяю поле периферической нервной системы от поля центральной. Но коды высокочастотных излучений проходят с высокой частотой, теряясь во времени. Отображение пропадает, проекции, расщепляясь, исчезают.

– Снегов, что с вами?

– Излучения.

– Что с вами? Вам дурно? Я не могу декодировать часть вашей передачи, Снегов.

Роттер поднялся из-за стола. Частота его передачи растет. Мне нужно успокоить его.

– Снегов, что значат эти формулы? Распределение сил? Я не понимаю вашей передачи. “Защитники” здесь, они декодируют.

Я поднял руку, пресекая его действия. Поднялся из-за стола. Горный еще ждет у дверей, он смотрит мне в спину с неисчислимых расслоенных проекций, меняя лица. Я стою один в лучащемся всем спектром коридоре. Подношу заряженный шприц к браслету.

– Что вы колете, Снегов?

Роттер застыл у меня за спиной с требовательно протянутой ко мне рукой. Я вложил пустой шприц в его открытую ладонь.

– Вы травитесь тяжелыми металлами?

Вайльдер, все время находящийся в зоне мысленного восприятия, вошел в зону визуального восприятия.

– Эти элементы давно необходимы ему. Смотрите.

Вайльдер отключил световые панели, теперь в темном коридоре его бледное лицо освещено только мной. Роттер молча сложил на груди руки, опустил голову, по его фону прошел неясный мне сигнал.

– Вы давно излучаете видимый спектр, Снегов?

– Прежде этого не было.

– Что с вами произошло?

– Это кодовые перестройки. Это высшая ступень. Это конец.

– Я понял, Снегов.

– Да или нет?

– Да, Снегов. Вы можете рассчитывать на наши армии.

– Теперь я должен идти.

– Нам предстоит определить ступень повышения контроля безопасности.

– Не сейчас. Я передам вам Горного с его личным блоком. Я должен быть в Ясном. Сейчас.

Запись №5

04. 01. 1001 год Эры Порядка 06:00

Ясный затих перед рассветом. Зал пуст. Через час будет созван в срочном порядке Совет. Но сейчас я здесь один. Я закрыл глаза, которые привык держать открытыми, несмотря на то, что они слепы. Это похоже на сон, на память о сне. Мой разум переключен на другой режим работы, окружающее блекнет, тускнеет в сознании. Но от этой темноты, обступающей меня, исходит поток частиц. Нет, я здесь не один. Приглушенный свет отражен подобием лица. Это израненное лицо знакомо мне, только я не вижу глаз, в мой разум вперились пустые глазницы. Я открыл глаза, но ничего не увидел. Ясный замер сном в предрассветной тиши.

Но он здесь – Яров. Он здесь, в Ясном. Он, погибший в Вэй-Чжен, в укреплении, все подступы к которому перекрыты отрядами штурмовиков СГБ, перекрыты Взоровым по моему приказу. Я развернул проекцию Вэй-Чжен. Укрепление погребено мраком, тишиной. Догорают, дымятся иссушенные огнем травы под черным снегом, взошедшим тяжелыми тучами к шпилям башен. Под пеплом, устлавшим территории крепости, едва различимы очертания убитых в бою солдат, обглоданных огнем зверей, обугленных крыс. Взоров исполнил приказ точно. Теперь приказ исполняют тьма, холод, голод, опустошение. В Вэй-Чжен нет жизни, не будет тени жизни. Но он здесь. Я вышел из-за стола, призывая “защитника”.

– Транспорт. Сейчас.

Я лечу над Ясным. Восток обагрен восходящим солнцем, затмевающим зарево над крепостью Вэй-Чжен. Солнце топит в крови черные столбы дыма пожара, гася всполохи боя покоем смерти. Оно озаряет белые здания Ясного, стекая по ним, как кровь жертвы, брызнувшая в лицо убийцы. Оно восходит, заливая мои холодные руки красными лучами, заливая мои холодные руки остывающей кровью.

В тишине над Ясным нет ничего. Чередой сменяются чужие лица, вычерченные отраженным светом, чередой сменяются чужие мысли. Его нет. Теперь я не уверен, что он был, что он не явлен одной моей памятью.

Память. Она почти стерта. Последние обрывки встают передо мной с четкостью яви, исчезая безвозвратно. Это видение – только подобие сна, отображающего подобие яви. Оно исчезло с разрушенным кодом, со стертой памятью. Но я буду искать его. Я знаю, что Яров придет ко мне, если он – не мой сон. Он придет убить меня, если он жив. Он отомстит мне с бесстрашием, с которым служил.

Запись №6

04. 01. 1001 год Эры Порядка 11:00

Я покинул зал, оставляя за его запертыми дверями их немую ненависть, их страх. Ненависть, страх. Эти обозначения я обязан помнить отчетливее других. Их мне забыть не позволят. Теперь меня окружает забитое злое молчание. Я утвердил власть, но удержать ее будет труднее. Сейчас еще действуют силы инерции, но скоро мне будет нужно применить силу для преодоления сопротивления.

Информация. Молчаливый страх моих офицеров отнимет у меня объективные данные. Я способен видеть память, мысли людей, но не способен понять их, как люди. “Защитники”. Они подчинены мне, но они чужды человеку, как я. У меня будут все данные всей техники системы, но не будет никаких данных никаких людей. Не приемлемо. Мне нужен человек. Офицер, который будет видеть людей, как я, определять, как “защитник”, понимать, как человек. Офицер, который будет подчинен мне, но не лишен воли передо мной. Он будет у власти, но в тени. Он будет смотреть в свет из тьмы, невидимый, но всевидящий. Человек, созданный не человеком. Я видел его модель, его корпус в проекте, когда искал готового к запуску офицера S12. Тишинский. Я потерял тень, облаченный светом. Тишинский станет моей “тенью”. Его нейропрограммы будут прописаны мной под контролем Центрального Разума РССР. К его телу, к его программе будут допущены одни “защитники”. Сейчас никто не бросит тень на мою озаренную светом власть, но скоро моя власть бросит тень на всех. Я буду править только в свете, но во мраке будет править моя “тень”. Не друг – не враг. Только “тень”.

Я остановился в темном коридоре, сжав цепенеющие холодом руки в кулаки. Он здесь. Теперь он всегда виден мне, издали. Но сейчас он рядом. Мне в спину смотрят пустые глазницы, кривится злобой изувеченное грубыми рубцами лицо. Я стараюсь рассмотреть его, но он не четок. Здесь темно, мне виден только его общий фон, искаженный мучением.

– Вы мертвы, Яров. Вы только проекция, данная мне отмирающей памятью.

– Зачем тогда вы обращаетесь ко мне?

– Я не уверен. Вы погибли в Вэй-Чжен по данным СГБ.

– Теперь вы не верите и СГБ?

– Единовластный правитель один. Он не имеет права верить ни одному.

– Если вы не имеете права верить никому, то никто не имеет права верить вам.

– Я не верю никому, но мне верят все.

– Не я.

– Вы верите, Яров.

– Не теперь.

Я обернулся к нему, наводя на него глаза по его мысленному сигналу. Теперь с его пустыми глазницами, мне в глаза смотрит дуло тяжелого боевого излучателя. Я сдержал его разум, его руку моей волей – он не спустил луч, но не опустил оружие.

– Вы окончательно утратили человеческий облик в видимой мне проекции, Яров.

– Вы утратили вид человека во всех проекциях, Снегов.

– Вас искажает ваша боль, ваш гнев.

– Искажает… Сжигает, Снегов. И сожжет. Вместе с вами.

– Я должен был убрать вас, Яров. Сделать это незаметно для всех, кто заметил смерть порученного вам Ручьинского.

– Вы хоть теперь честны со мной. Или вы просто не способны теперь к честности и к бесчестию? Не помните, что это?

– Нет, не помню. Только общее обозначение. Есть только цель.

– Молчите. Не то я…

– Бессмысленно ненавидеть меня, Яров, как бессмысленно ненавидеть штиль или шторм, дающий одно, отбирающий другое.

– Холодный разум машины не сравним со стихией!

– Это силы, действующие вне жизни, вне смерти.

– У стихии нет воли!

– Воля – только обозначение части программы действий. Это все только программы, сложные или простые.

– Вы не понимаете! У вас в голове лишь схемы и коды! Вы не понимаете! Вы слабее крысы, Снегов!

– Но я сильнее всех людей.

– Вы правы, мы слабы – мы не смогли уничтожить вас раньше! Уничтожить! Ведь вас нельзя убить! Только разрушить! Как машину, как крепость!

– Разрушив меня, вы убьете себя, всех. Время людей подходит к концу. Сдержать его способен только я, только моя сила, моя власть.

– Ваша власть – тяжкий гнет!

– Власть тяжела при единовластии. Но дает власть всегда ровно столько, сколько берет.

– Единовластие – хищное чудовище!

– Только оно способно объединить все силы одной.

– Страхом!

– Один страх перед высшей силой заставляет низшие – объединяться.

– Страх заставляет объединяться в борьбе против него!

– Страх передо мной станет опорой моей власти. Он не оставит никому способности стать моим врагом. Страх передо мной возвысит меня. Он не оставит никому решимости счесть меня врагом. Тогда все силы подчинятся мне. Тогда я направлю всю мощь против врага, которого сейчас вижу я один, которого другие увидят только позже.

– Мы отдаем жизни за систему, за будущее людей сейчас! Мы должны видеть перед глазами систему, которой служим, людей, за которых гибнем! Мы должны видеть перед глазами врага! Сейчас!

– Скоро вы увидите.

– Но сейчас я не вижу ничего, кроме хищного чудовища, которому нельзя вверять наши жизни! Вы с вашей властью – наш враг! А другого нет!

– Он будет, Яров.

– Он будет вашим созданием!

– Будет созданием времени, подходящего к концу. Тогда я стану единственной опорой системы. Только я проведу систему во времени до его окончания, Яров.

– Вы считаете себя подобием той силы, что древние называли – богом?!

– Обозначение сил не имеет значения. Значимо объединение для противостояния.

– Вы что, и человеческий язык забыли?!

– Я помню речевые коды трех систем.

– Вы светитесь, Снегов!

– Свет скроет мое свечение. Теперь я не ступлю во тьму.

– Теперь вы не способны скрыться даже под человеческой маской!

– Теперь мне не нужна маска человека, теперь человек подчинен мне не по своей воле, а по воле моей. Опустите оружие. Вы не способны убить меня.

Яров поднял голову, разбивая оковы моей власти, отсекая путы моей воли, высвобождая руку.

– Я обязан уничтожить вас.

– По моему расчету вы не способны причинить мне ущерб.

– Опущу оружие?! Подчинюсь?! По расчету?!

– Расчет точен.

Яров спустил луч. Я всмотрелся в его разум, но не разобрал ничего отдельного, четкого, среди его высокочастотных мыслей. Высоко поднятые пики застыли в общем подъеме. Это похоже на смерть, на мысли перед смертью. Он отбросил оружие в сторону, устало припав к стене. Я стою перед ним.

– Вы защищены полем…

– Это поле только отсвет моей защиты. Я защищен временем, точным расчетом, расчетом будущего.

– Будущее не точно. Его еще нет, как уже нет прошлого – оно виртуально.

– Мой расчет точен, я вижу неизменное будущее.

– Знаете, что будет, будто это было?

– Знаю.

– И далеко вы зашли?

– Нет. Но я иду дальше.

– Вам теперь открыто время?

– Теперь мне открыты одиннадцать измерений.

– Вы с вашим расчетом теперь находитесь одновременно во всех измерениях?

– Расчетное пространство, время равны реальному.

– Только в расчете. Но вам этого теперь не понять… Теперь вы стали таким, как он – бог. Теперь вы что-то, что когда-то звалось – богом.

– Человек, не способный властвовать, нуждался во властителе. Он создал бога. Создал его с мыслями, что его создал бог. Но со временем человек стал способен к правлению. Он сверг бога. Человек со временем стал богом. Я первый.

– И последний. Богов быть не должно. Богам всегда сопутствуют дьяволы.

– Богам всегда сопутствует знание распределения сил, составляющих единовластие.

– И где ваш злой дух, Снегов?

– Не злой дух. Тишинский – моя “тень”.

– Да, точно. Ведь вы больше не разделяете добра и зла. А тени у вас и правда больше нет. Ведь вы – светитесь! Вы светитесь, Снегов!

– Что это? Вы смеетесь?

– Смеюсь! Смотрите, как я смеюсь! И запомните, что излучения и колебания этой частоты – это смех, которого вы не помните! Я смеюсь над вами, над собой! Я не способен даже оскорбить вас! А вы не способны даже оскорбиться! Я подобен языку пламени, говорящему со стылым ветром! Вас больше нет в живых, Снегов! Как нет и меня! Но я сгорю не раньше, чем вы замерзнете! И я приду к вам! Приду убить вас! Хоть вас и нельзя убить! Только – уничтожить!

– Вы не уйдете, Яров.

Я подключился к его нервам, к его пульсу, сжав в кулак его сокращенное сердце. В моей руке оно твердо, скоро оно будет подобно камню. Но оно горит. Оно горит, обжигает мою руку. Он причиняет вред моему разуму. Его мысли горят. Мне не ясно, что он делает. Я стараюсь определить. Пресекаю контакт, который не смог прекратить он, отпускаю его. Яров уходит. Тишинский – он нужен мне сейчас.

Запись №7

04. 01. 1001 год Эры Порядка 19:00

Тишинский открыл глаза, всмотрелся в мое лицо, в мои мысли яснеющим разумом. “Защитник” отключил его от вертикально установленной платформы, облачил его в форму генерала СГБ, как только он сошел с платформы. Он молчит, впервые видя жизнь, впервые смотря в лицо смерти, впервые смотря в глаза моей власти.

– Тишинский, ищите Ярова. Найдите его.

Его сознание подключается к моему. Теперь эту связь не разорвать никому, ничему. Но он пробует силу, стараясь отстранить меня. Он всегда будет искать мою слабость, мне всегда придется противостоять ему. Но только он, без страха передо мной, способен будет показать мне истину. Он станет моим зеркалом, в котором я увижу мое истинное лицо, он станет моим стеклом, через которое я увижу чужие лица.

– Все данные моей памяти утверждают, что он мертв, Снегов.

– Данные вашей памяти – данные СГБ.

– У вас есть другие?

– Возьмите мою память, Тишинский.

– Вы видели его. Он здесь.

– Не известно. Теперь я вижу проекции распадающейся памяти.

– Проекции вашего разума были бы записаны в мысленном отчете вашим кодом от вашего имени. Это не проекция вашего разума – это посторонний объект.

– Возможно, что моя отмирающая память точно сохраняет коды, частоты чужих мыслей, точно проецируя их. Возможно, что мой разум регистрирует коды, частоты моей прежней памяти, как чужые. Ни я, ни мои “защитники” не нашли четких различий при сличении записанного кода с кодом мыслей Ярова. Теперь его должны проверить вы, как человек.

– Не зная предела способностей вашего разума, я не смогу установить подлинность Ярова.

– Пределы моего разума еще не известны, его перестройки еще не завершены. Ищите Ярова, Тишинский, считая, что он жив. Но соблюдайте секретность. Никто не должен знать, что вы ищете его, не зная, жив он или мертв.

Он впервые устремил в мои мысли всевидящий взгляд, жадный, как у зверя, холодный, как у машины.

– Я понял.

– Он знал, что я способен видеть его мысли, его жесткую память. Он скрыл от меня данные.

– Его жесткую память вы просмотрели – все уровни. Хранящие память нейроны не разрушены. Данные сохранены – они только скрыты. Их возможно открыть.

– Он не сохранил ничего, что был намерен утаить.

– Разум фиксирует все, что видит и слышит его носитель.

– Только то, что считает значимым его носитель.

– То, что не доходит до долгосрочной памяти, остается в краткосрочной. Необходимые данные должны были быть сохранены при вашей встрече.

– Я видел в его разуме только участки тьмы, тишины.

– Никто не способен действовать, не сохранив необходимых для действий данных.

– Нужные ему данные были сохранены другими.

– Его контакты должны были остаться в его памяти.

– Я не увидел их. Их не было.

– Ему был открыт прямой проход через объекты, закрытые для него, – его привели и увели высшие офицеры, имеющие прямой доступ к объектам, защищенным высшим контролем.

– Отчетная память моих офицеров, моих объектов не дает никаких данных о Ярове, Тишинский.

– Высшие офицеры способны править отчетную память.

– Их разум чист. Чисты не только их отчеты, но и их фоны. Это видно при тщательном досмотре.

– Дайте мне разрешение открыть жесткую память высших офицеров.

– Нет, Тишинский, я не нарушу запреты, держащие мой порядок.

– Вы способны читать жесткую память, Снегов. Вы прочтете.

– Я единственный. Я один способен держать эти силы под контролем.

– Тогда всмотритесь в разум ваших офицеров.

– Я открываю память только мертвых или умирающих. Только тех, кто казнен мной или ждет казни. Я не позволил Ярову уничтожить меня, только стремясь сохранить систему, порядок под моей властью. Порядок огражден от Хаоса законами, запретами. Порядок всегда ограничен, Тишинский. Я не буду разрушать этих преград. Мое уничтожение равно уничтожению системы, разрушение системы равно моему разрушению. Я должен действовать только в пределах ограничений, ограждающих Порядок от Хаоса. Я есть Порядок, Тишинский.

– Но Яров перешел границы вашего Порядка, Яров нарушает его. Я должен найти нарушителя.

– Ищите Ярова здесь, в пределах Порядка, не нарушая его границ. Вы – создание Хаоса, призванное мной из него для борьбы с ним, но вы служите Порядку.

– Я не могу найти в пределах Порядка человека, которого в них нет.

– Порядок имеет не одно измерение. Ищите в других.

– Вы считаете, что его провел Страж?

– Не он. Его провел Хакай. Это не заговор моих офицеров, это – диверсия Хакая.

– Яров должен был иметь данные об этом.

– Данных не было, Тишинский. Он явился из ниоткуда, уйдя в никуда. Такого еще никогда не было. Но никогда не было такого, как вы, Тишинский. Найдите его, будь он жив или мертв. Найдите его, будь он не живой, не мертвый. Найдите. Вы – “тень” единовластия, вам подвластны его призраки.

Он, окончательно пробужденный, поднял голову. Его хищный разум разгорелся отраженным в глазах огнем, сдержать который он теперь не сможет, обуздать который теперь смогу только я. Его голод не утолим – ему нужен пепел сожженных. Его жажда не преодолима – ему нужна кровь истерзанных.

– Я найду его, где бы он ни был. Но мне потребуется больше полномочий, больше людей, больше техники.

– Вы получите войска третьего управления СГБ.

– Мне нужны другие люди – другие “тени”.

– Берите столько готовых к подключению тел с заводов Стальграда, сколько сочтете нужным.

– Нужны иные люди.

– Нейропрограммисты Стальграда будут переданы в ваше распоряжение.

– Коррекции программ разума недостаточно – нужны коррекции первичных программ.

– Я не позволю вам править ДНК бойцов СГБ, Тишинский.

– Порядок системы требует больше, чем могут дать люди.

– Это система людей, Тишинский. Это их Порядок. Он требует только их, людей, ничего больше, ничего иного.

– Порядок, которым правят нелюди, людей только терпит – до времени.

– Нелюдь – вы, а я – не человек. Я подчинен целям людей, а вы – мне.

– Вы – машина, подобная человеку.

– Поэтому вы – зверь в человеческом обличье. Вам нужна власть оттого, что она дает вам кровь. Вам нужна только кровь, Тишинский. Но ваш разум не способен ограничить вас. Вы потеряете все, все уничтожив. Без меня вас не будет, не будет ничего. Вы – моя тень, Тишинский. Вы скованы со мной. Вы исчезнете бесследно, когда исчезну я. Но когда не будет вас, я – буду.

Он склонил голову, но огонь его разума не погас.

Запись№8

04. 01. 1001 год Эры Порядка 21:00

Вайльдер пошел вперед, проводя меня в подземелья Центрального управления DIS, напряженно всматриваясь в мысли Тишинского, смотрящего ему в спину. Роттер с “защитниками” ожидает меня у врат блока изолятора. Он приветствует меня нервным жестом, отрывистым наклоном головы. Он иссушен обреченной усталостью, как изможден тревогой Горный, стоящий перед ним за непреодолимыми преградами полей с покорно опущенной головой. Здесь, рядом с ним, я читаю его мысли, только приглушенные экранами полей, здесь я вижу его, но он не видит меня. Роттер проследил мой остановленный взгляд.

– Снегов, он практически не отличим от Горного. Он близок к совершенству.

– Я знаю. Системы опознания, загруженные в данном режиме контроля, не видят различий.

– Нужно поднять уровень контроля безопасности.

– Подключение техники к задаче высшей ступени контроля безопасности угрожает порядку, системе.

– Мы будем вынуждены сделать это, Снегов.

– Не сейчас.

– Время не терпит, Снегов. Шпионы Хакая такой сложности еще единичны, но мы не опознаем их.

– Не сейчас. Мы еще способны сдержать мятежников Хакая.

– Мы не можем и дальше сдерживать их такими силами, такими средствами, Снегов.

– Выбора нет. Мы должны подойти ближе к памяти Хакая, к его окончательному уничтожению.

– Вы полагаете, что, утвердив высшую задачу технике контроля безопасности, мы открыто блокируем Хакаю доступ к системным данным, вынудив его пойти дальше?

– Да, когда мы будем безошибочно определять его шпионов, он, неспособный дальше засылать, внедрять их, преступит последние запреты, перейдя к бесконтрольным технологиям. Сейчас мы контролируем его.

– Но такими силами, что подрываем обе системы. Ему это и нужно, Снегов.

– Я знаю. Но нам нужно время.

– Но время нужно и ему. У нас нет времени, Снегов. У трех систем больше нет времени.

– Время трех систем подходит к концу. Но я способен сдержать его. Я объединю три системы одной. Объединю одним врагом, одной общей войной, одним временем. Я не позволю Хаосу низвергнуть здания, воздвигнутые Порядком. Хаос будет обращен Порядком.

– Согласен с вами, Снегов. Мы сделаем это – мы обратим хаос разрушений порядком, но разрушительным, подобно хаосу. Мы окончим наше время, подходящее к концу, достойно, Снегов. Но нельзя ждать. Мы разрушаем все и это разрушает нас. Мы угрожаем каменному Стражу, вынуждая его угрожать нам жестоким возмездием.

– Его ультиматум жестко ограничил нас. Но я способен мыслить, вершить в пределах его условий. Страж будет ждать крайнего срока – конца нашего времени, ведомого моей властью. Он пресечет наше время только при переходе нами его границ.

– Вы правы, Снегов. Но время системы отберет время у человека. Мы замкнули время в порочный круг разрушений и пришел срок его разомкнуть. Мы сохраняем систему для человека, но мы разрушаем человека для системы. Мы должны разомкнуть круг. Должны отнять время у системы и отдать его человеку.

– Пресечение времени системы ничего не даст человеку. Человек теперь не способен существовать без системы.

– Способен, Снегов. Не будет уничтожено системой все, что необходимо человеку для существования без этого порядка, он будет существовать без этого порядка.

– Не будет. Без системы у человека нет будущего.

– У человека есть бессмертная жизнь.

– Нет будущего у человечества – нет будущего у человека.

– Есть время, Снегов. Только вам не видно это будущее – вы не помните, что такое жизнь. Вы смотрите с высоты, с отдаления, – вам не виден человек, видна только система. А я вижу будущее человека. И не только его, Снегов.

– Ваша задача – хранить человека, моя – систему. Но как у системы, так у человека нет будущего – только короткое время.

– Да, Снегов. Настало время утвердить Задачу – дать силу и волю врагу, одному для всех нас. Этот враг объединит одной войной, одной властью все державы. Но мы должны решить – передать этот отрезок времени строгой системе или просто человеку.

– Для этого нужно вспомнить начало.

– Вы правы, Снегов. Начало – исток, конец – его исход. Наше начало истекает из войн – из войн исходит наш конец. Вы помните начало этой войны, Снегов?

– Помню.

– Оккупационный режим был установлен четко и жестко. Под насажденным нашим порядком молчанием, мы не различили скрытых непокорных мыслей. Не разглядели тяжкой ненависти, затаенной под видимым нам тихим покоем. Думая, что бунтовщики пробуют только нашу силу, мы жестоко усмиряли их одной грубой силой. Мы не поняли, что они ставят пробы нашему безумию.

– Они приступили к разработкам запретных технологий, они преступили запрет.

– Карательные операции не остановили их. Мы были вынуждены искать разработчиков декодеров памяти среди них, а шпионов, с открытой им памятью, – среди нас. Но мы теряли секретные данные, а с ними – захваченные территории. Теряли силы, энергию, переводя технику на высшие системы контроля безопасности.

– Я помню, Роттер. Нам стало труднее отличать их шпионов от наших офицеров. Мы с трудом определяли – были наши офицеры подвергнуты условной или безусловной смерти.

– Зная о живых все, мы ничего не знали о мертвых. Их брали с границ отключения сигнала жизни и подключения сигнала смерти.

– Брали только мертвых, зная, что при частичном отключении разум сохраняет следы вскрытия памяти, зная, что только мертвый разум не хранит следов. Но следы оставляла смерть и закрепляло время, разрушая память. Бойцы Хакая были вынуждены возвращать мертвым копии прежней памяти, разрушенной смертью со временем, нужным бойцам Хакая для вскрытия жесткой памяти.

– Прежде мы искали шпионов, а не мертвецов, не имеющих никакого понятия, что они – шпионы, не имеющих никаких данных, позволяющих нам понять, что они – посланники Хакая.

– Мы видели, что излученные ими фоны чужды.

– Но они были уже среди нас, когда мы увидели это.

– Мы всегда были способны обнаружить их.

– С задержкой, для которой теперь нет времени. Они среди нас, и они идут дальше. Теперь мы способны держать их под контролем, только жестко блокируя зоны действий отрядов Хакая, или, утвердив задачу высшей ступени контроля безопасности, сделать шаг, который отзовется угрозой страшней подосланных мертвецов с открытой Хакаю памятью. А вы знаете, что никто не способен вернуть мертвого, неотличимого от живого. Ни одной точной копии памяти, разрушенной смертью и возвращенной мертвому, не обмануть истины. Мы будем видеть эти различия, вынудив Хакая оставить мертвых и пойти дальше, преступая тяжкие запреты, применяя бесконтрольные технологии. С этой нашей жесткой борьбой, с целью сохранить жизнь, погибнем мы все. Мы уничтожим все – все мы. Мы с этой войной сокрушим три системы, обречем погибнуть с ними все. Но и с другой войной – мы сокрушим одну, объединенную единым врагом, систему, не щадя никого, не сохраняя ничего, – только разрушая.