Текст книги "Анхен и Мари. Прима-балерина"
Автор книги: Станислава Бер
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Художница с возмущением встала и, не сказав сестре "Спокойно ночи!", ушла к себе.
Мама, я влюблён!
Вечер отчаянно испортился, как только господин Самолётов проводил барышень Ростоцких до дома. Сыпал дождь вперемежку со снегом. Колючие капли барабанили по крыше служебного экипажа. Воздух стал сырым и вязким. Однако Иван Филаретович не замечал скверной погоды.
– Что за напасть, – вслух сказал он и вздохнул.
Это должен был быть самый прекрасный вечер в его жизни. Он выкроил из скромного семейного бюджета средства на билеты в театр, чтобы провести его с Анхен и её сестрой, а не расследовать очередное убийство. Но вмешался проклятый случай.
Иван Филаретович опять вздохнул. Он ненавидел эти случаи и, вообще, игры с судьбой. Ненавидел казино, рулетку, игроков, кутил и любителей испытать удачу. Были на то причины.
– Мерзавец, – прорычал делопроизводитель, сжал кулаки, и клуб пара вырвался из его рта.
Ненавидел, да. А всё из-за батюшки, спустившего и своё, и матушкино состояние. Наследие двух старинных дворянских родов пошло прахом. А всё почему? Потому что Филарет Самолётов так верил в судьбу, в удачу, в счастливый случай, что в одну ночь проиграл всё в карты. Всё проиграл: и матушкино наследство, и образование сына – Иван собирался получить диплом университета, но окончил только первый курс юридического факультета, и здоровье дочери, и будущее их семьи. Не задумываясь, всё поставил на кон, проиграл и пустил себе пулю в лоб.
Поэтому Иван Филаретович и пошёл служить в полицию. Искать виновных, искоренять злачные места, вершить справедливость было ему по сердцу. Да и жалованье платили хорошее, грех жаловаться. В их положении деньги играли роль.
– Тпру-у-у! Приехали, барин.
Возница остановил лошадей у ворот дома с мезонином. Иван Филаретович поднял воротник суконного пальто, надел шляпу, вышел из экипажа, крикнул "Спасибо, любезный!" и понёсся к калитке горчичного цвета. Впрочем, в такую погоду и в такое время цвет едва угадывался. Дом был старый. Казалось, он колыхался и скрипел при порывистом ветре. Да и на том спасибо. Дядя Ивана Филаретовича, матушкин брат, пустил их жить в опустевший дедов дом, когда случилось несчастье – приставы описали всё имущество семьи.
– Вы нынче поздно, Иван Филаретович, – заметила матушка из гостиной. – Неужто спектакль так поздно закончился?
– Нет, он даже не успел начаться. Сестрица спит уже? – спросил хороший сын и брат.
Господин Самолётов в сенях снял пальто и шляпу, стряхнув с них капли. Подошёл к матушке и поцеловал ей руку.
– Почивает. Умаялась за день. Как же это? Со спектаклем-то?
– Вот так. Занавес, и сразу двойное убийство, – сказал Иван Филаретович, усаживаясь у стола.
Он расстегнул тугой ворот рубашки, развязал галстук-бабочку и положил его рядом.
– Шутить изволите, – усомнилась матушка.
– Какие тут шутки. До ночи мы рыскали по театру, словно гончие в осеннюю охоту.
– Но что произошло? Толком сказывайте, – потребовала матушка и тоже уселась за стол.
– В начале пролога прямо на сцене на глазах у изумлённой публики прима Пичугина застрелила балерину Черникину. И вся недолга, – сказал делопроизводитель, приподнял брови и поджал пухлые губы.
Матушка округлила глаза и тяжело задышала. Схватила веер со стола и принялась обмахивать себя. Словно на светском рауте или званом вечере, на которые давно их не зовут.
– Какие страсти творятся! – только и сказала она.
Однако госпожа Самолётова сделана была из крутого теста. Хоть ей многое пришлось пережить на своём веку, падать в обмороки она не собиралась. И вообще она многое ещё могла и хотела.
– Я тут коротала вечер за пасьянсом и решила, что мы будем делать дальше, – сказала после паузы матушка. – Решила окончательно.
– В каком смысле? – спросил господин Самолётов.
– Вы, Иван Филаретович, должны вернуть то, что принадлежит мне по праву рождения, – сказала матушка и приподняла подбородок.
Сын посмотрел на неё, округлив глаза.
– Я про имение, – разъяснила, наконец, матушка. – Оно принадлежало мне по праву наследия. И батюшка Ваш не мог его проиграть. Вы должны подать прошение в суд. Мы должны вернуть наши земли обратно.
– Как же я сделаю сие? – спросил ошарашенный сын.
– Я интересовалась сим вопросом у сведущих людей. Сие возможно, – сказала матушка с таким нажимом, будто всё уже решено.
– Я не слышал, – сказал Иван Филаретович.
– Ещё в 1753 году императрица Елизавета Петровна подписала указ, даровавший замужним женщинам контроль над имуществом. Стало быть, Филарет, упокой Господь его душу, не в праве был ставить имение на кон. Ясно? – строго спросила она, как будто это сын, а не муж проиграл её состояние.
– Ну, не знаю, матушка…, – начал было Иван Филаретович.
– Тут и знать нечего. Отвоюем землю, я в имении фабрику открою – как дед мой раньше делал, а батюшка твой разорил потом. И заживём лучше прежнего.
Господин Самолётов встал.
– И переедем в деревню?! – спросил он в ужасе.
– Вы, ежели не хотите, можете в городе оставаться. Коли по нраву Вам, служите в полиции, дело Ваше. А сестре Вашей каково? – грозно спросила мать.
– Да, я совсем забыл. Сестрице ведь доктора прописали свежий воздух. Как я мог запамятовать? – устыдился Иван Филаретович.
Он сел обратно на стул.
– Да, дело даже не в службе полиции. Дело в другом, – сказал Иван Филаретович, понижая голос.
– В чём же? – спросила матушка.
– Я влюблён, – тихо ответил сын.
– Ты… что? – переспросила матушка.
– Я влюблён, – повторил он чуть громче.
– Что ты там шепчешь, не пойму?
– Влюблён, как мальчишка! По самую макушку влюбился, сил нет, – закричал Иван Филаретович, краснея.
– Зачем так кричать, в толк не возьму, – спокойно сказала матушка. – В кого влюблён-то?
Господин Самолётов тоже успокоился.
– В коллегу. Я Вам уже про неё сказывал. Художница наша. Анна Николаевна Ростоцкая. Знаете, она какая? Она… она… Она – для меня самая настоящая загадка. С ней… с ней… С ней никогда не знаешь, что будет дальше.
– Девица свободна? – задала практичный вопрос матушка.
– Не замужем, это точно, – закивал Иван Филаретович.
Матушка встала, подошла к сыну, словно королева к странствующему рыцарю. Иван Филаретович, почувствовав торжественность момента, тоже хотел встать. Однако матушка положила руку ему на плечо, словно меч.
– Коли любите, женитесь, Иван Филаретович! В чём затруднение, сын мой? – спросила она.
– Вы меня благословляете, матушка?
– Это ещё рано. Имение матушке верните и женитесь себе с миром.
Рыба гниёт с главного балетмейстера
Наутро Анхен, пожелав, чтобы девочки в гимназии, где Мари преподавала чистописание, не шалили, распрощалась с сестрой и отправилась на службу в Управление полиции. Шла по Гороховой улице под крики мальчишек, продающих утренние газеты, оглядывалась на извозчиков, цыкающих на запряжённых лошадей, смотрела на проезжающие служебные экипажи чиновников, на рабочий люд – праздная публика ещё почивать изволила. Анхен выдохнула, улыбаясь. Петербург прекрасен, что ни говори! А какое движение на мостовых – опасно переходить дорогу.
– Опять опаздываем, Анна Николаевна, – хмуро заметил господин Громыкин, не взглянув на неё. – Опять.
Когда художница вошла в просторную комнату с полосатыми обоими, то господин Самолётов и другие служащие уже сидели за своими столами, расставленными вдоль стен, друг против друга. Начальник же восседал за огромным столом, рассматривая бумаги. В вытянутом арочном окне за его спиной гудела улица.
– Прошу меня простить, – совсем не извиняющимся тоном, а даже несколько с вызовом ответила Анхен.
Она прошла к себе – её стол находился рядом с балясником красного дерева, делящим комнату на кабинетную часть и допросную. В допросной никого не было, да и в кабинетной части стояла тишина, как при покойнике.
– А ни изволите ли мне показать вчерашние зарисовки? Очень они пригодятся сейчас, – попросил господин Самолётов так, чтобы все слышали, подходя к ней.
Сам же примостился к баляснику и зашептал, будто по делу.
– Совсем беда у нас. Господин Громыкин вернулся от господина Орловского мрачнее тучи. Получил от вояки по первое число.
– За что?! Дело ведь раскрыто и закрыто, – удивилась Анхен.
– А вот и нет, – торжествующе сообщил делопроизводитель. – Господин Орловский орал так, что на нашем этаже слышно было.
"Кто виноват? Где подозреваемый? Как всё произошло? В императорском театре двойное убийство, а Вы замять хотите?!" – передразнил шефа полиции Иван Филаретович.
Получалось у него довольно похоже. Дело в том, что господин Орловский, хоть из потомственных дворян, но долго служил в армии и нрава был крутого – в выражениях не стеснялся.
– Если кратко и опустить ругательства, то он грозился нашему начальнику скорой расправой, ежели дознаватель не оформит всё без сучка, без задоринки.
Господин Самолётов совсем понизил голос.
– Мне приятель сказывал – секретарь Орловского, ну, Вы знаете его, что оттуда интересовались, – сказал он, указывая перстом наверх.
Делопроизводитель таинственно закивал.
– Ах, вон оно что, – выдохнула госпожа Ростоцкая, рассматривая господина Громыкина.
Тот сидел, сгорбившись, с багрово-красным лицом. Однако через минуту начальник сыскного отдела снял с носа пенсне, положил его в нагрудный карман пиджака, встал и вышел из-за стола.
– Так, господа. Надобно ехать в театр. И срочно! – сказал он, направляясь к двери. – Нам нужен Мариус Потапов. В театр!
Анхен и господин Самолётов устремились за ним. Дорога до театра по Офицерской улице заняла мало времени, но тянулась невыносимо долго – проходила в полной тишине. Дознаватель в служебной карете молчал, а его подчинённые не рискнули нарушать сие тягостное молчание.
Когда госпожа Ростоцкая вошла в кабинет главного балетмейстера, то зажмурилась. Он превзошёл все ожидания искушённой художницы, выросшей в семье придворных. Обилие позолоты, хрусталя, шёлка, блеск холодного мрамора – каждая деталь интерьера впечатляла посетителя и внушала уважение к хозяину кабинета.
– Чем я могу быть вам полезен, господа? – вместо приветствия спросил сыщиков руководитель балетной труппы.
– Можете, да, – сказал господин Громыкин и без приглашения уселся в кожаное кресло у массивного стола.
Мариус Потапов, сын французской балерины и русского балетмейстера, лысеющий, с пышными, остроконечными усами, дёрнул левой щекой от такой фамильярности, но промолчал.
– Расскажите нам про Ваши отношения с убитыми барышнями. Да. Расскажите, – потребовал господин Громыкин, схватив со стола бронзовую статуэтку балерины в прыжке.
Впрочем, повертев в руках, он вернул декор на место. Господин Потапов поморщил крупный французский нос, мотнул головой, взъерошил кудрявые остатки некогда пышной шевелюры, встал и вышел из-за стола.
– Да как Вы смеете?! На какие такие отношения Вы намекаете? Я – женатый человек. У меня дети. Взрослые, – прокартавил руководитель балетной труппы. – И маленькие тоже есть.
– Ну, жена и заключенный на небесах брак не мешают прелюбодействовать, ежели охота приспичит, – парировал дознаватель, вставая и глядя балетмейстеру прямо в глаза. – Не мешают, да.
Они были ровесники. Однако сыщик казался выше, мощнее, и от него исходила серьёзная угроза. Поэтому артист предпочёл ретироваться. Он оставил боевые позиции и устало опустился в кресло посетителя, уставившись на старую афишу балета "Эсмеральда".
Изумрудного цвета обои только подчеркивали развешенные на стенах тут и там афиши в золочёных рамах. Вся его жизнь, весь успех заключался в этих пожелтевших от времени бумажных объявлениях.
Анхен, успевшая к тому времени сделать пару набросков, подошла к хозяину кабинета и опустила ладонь на руку артиста. Воздух пошёл рябью, присутствующие растворились, а художница попала в воспоминание балетмейстера.
Мариус долго возился с пробкой, но всё же открыл припасённую на такой случай бутылку хорошего красного вина – последнюю, что он привёз из Парижа.
Как же он устал.
Полуфранцуз, полурусский. Но больше всё же русский. Хотя… не факт. Во Франции его считали русским, в России – французом, и везде он был чужим.
Мариус Потапов – лучший, Мариус – гений, Мариус то, Мариус сё. Молодая жена, маленькие дети. Балерины тоже как маленькие дети – капризы, требования, истерики. А так хочется тепла. Да, да! Простого тепла. Простых радостей. Безо всех этих хореографий.
Мариус обернулся. Его новая пассия разглядывала старую афишу балета «Эсмеральда». Подающая надежды балерина отошла от афиши и села на диван. Он подошёл к ней с бутылкой в руке.
– Радость моя, не очень волнуйся. Я сделаю из тебя приму, – сказал он, наливая ей в бокал вина и целуя руку. – Вот увидишь.
Элечку Черникину хоть и трудно было назвать красавицей, зато как юна, как гибка, как податлива. И такой любящий, такой понимающий взгляд, что в её объятиях он забывал о великом искусстве и чувствовал себя желанным. Разве не этого он хотел?
– А как же Пичугина? – проворковала она так, будто речь шла о надоедливом пороге, о который все спотыкаются.
Мариус отстранился. Сел рядом с ней. Налил и в свой бокал вина. Отпил, смакуя.
– Не переживай, mon cœur, – прокартавил он уверенно. – Я всё устрою.
Вот и устроил! Анхен резко убрала руку, и вся эта пошлая сцена испарилась, как по мановению волшебной палочки, про которые любит иногда ей читать Мари.
– А что, Мариус Павлович, быть может, женскую одежду Вы любите носить? И красить губы красною помадой? – спросила она, в упор уставившись в главного балетмейстера.
– Да как Вы смеете?! – начал было он, но осёкся.
Художница вытащила из буфета бокал со следами помады, посмотрела на свет хрустальной люстры и даже обнаружила в нём капельку красного цвета. Понюхала. Доктор Цинкевич подошёл к буфету и тоже понюхал бокал.
– Вино! – заключил он.
– Отчего же Вы посуду за любовницами не моете совсем? – ехидно спросила Анхен.
– Почему же сразу любовницы?! – пытался парировать балетмейстер.
– К Вам в кабинет жена пожаловать изволила или другая дама? Это легко проверить, – поддержал нападки художницы господин Самолётов.
Господин Потапов посмотрел на него испуганно и закрутил и без того острый кончик уса. А ведь, и правда, проверят.
– Ладно, скажу вам всё как есть. Но не судите строго! Я – творческий человек. Артист. Маэстро. Художник танца. Мне требуется подпитка творческих начал, – сказал балетмейстер, гордо задрав подбородок. Затем добавил менее пафосно. – Да. Я увлекаюсь дамами. Что здесь такого?
– И госпожой Пичугиной… увлекались? – спросил господин Громыкин строго.
– Да Боже упаси! Вы что?! Что я дурак совсем? У неё та-а-акой покровитель. Нет, нет. Ни в коем случае.
– Прима к Вам вчера приходила? – прервал его дознаватель.
– Ну, да.
– Что говорила?
– Расстроилась, что я распорядился подселить к ней госпожу Черникину. Это с ней я пил вино. Можете проверить.
– Проверим, – сказал доктор Цинкевич, забирая бокал.
– Как сильно она "расстроилась"? – давил на него господин Громыкин, передразнивая.
– Сильно, – сказал господин Потапов, кивая и прикрывая глаза.
Это было уже делом принципа увидеть, как всё происходило. Поэтому Анхен, не задумываясь, снова схватила руку маэстро, требующего подпитки творческих начал.
Mon Dieu! Как же она визжит! У меня сейчас уши взорвутся. Ей не в балерины надобно было идти, а в оперные певицы. А может и не надобно. Голос противнейший. Mon Dieu!
Мариус сморщил крупный нос с французской горбинкой, прикрыл глаза и отвернулся. Как он мог с ней грешить?! Нет, он бы не решился. Сама вешалась. Сама!
– Ты знаешь, кто я и с кем я? – заявила нахалка, склоняясь над ним, как надзиратель в каторжной пересылке.
Прима намекала на покровителя. Ну, ну. В театре уже стало известно, что князь подал в отставку и лишился своего могущества. Говорят, распрощался со всеми, покинул Петербург и уехал с женой в родовое имение.
– Я помню, кто ты. А ты помнишь, кто я?
Мариус тряхнул остатками некогда кудрявой шевелюры и резко встал. Прима отшатнулась от неожиданного отпора.
– Кто? – глупо спросила она, округляя красивые, но воспалённые глаза.
– Главный! Ба-лет-мей-стер! Понимаешь? Главный.
Он пошёл в наступление. Прима-балерина сделала шаг назад.
– Кто мне срывает репетиции из-за нелепых капризов?
– Кто слухи про меня распускает?
– Кто ни во что не ставит ни меня, ни мои распоряжения?
С каждым вопросом Мариус продвигался на шаг вперёд, а балерина отступала.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
