Текст книги "Диско-бар"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

20

Путь ко второму парню лежал мимо райотдела милиции. Беспокойство леденцовской души передалось ногам, и они сами, никого не спрашивая, выскочили из автобуса и понеслись к дежурному – узнать, не поступило ли каких вестей и не было ли вызова в квартиру Дарьи Крикливец… Но дежурный ничего не знал.

Поникший Леденцов вышел из здания милиции, но мысли его бились неугомонно. Отбросив нематериалистические вздохи о душе, он старался укрепиться логикой. Ведь ходил Петельников и в не такие гнёзда, бывал и не в таких «малинах», и сиживал в глухих засадах, и брал рецидивистов… Почему же теперь Леденцов волнуется за него? Потому что капитан пошёл неизвестно куда: не в «малину», не в засаду, не рецидивиста брать… А может, леденцовское беспокойство подогревается незабытым ударом по голове?

Инспектор соскочил со ступенек райотдела и хотел было припустить к недалёкому автобусу, но дорогу перегородил юный богатырь – раза в два шире и выше Леденцова.

– Как мне найти… из уголовного розыска?..

– Фамилия?

– Забыл. Высокий, в замше…

– Черноволосый, плотный, спортивного вида?

– Да, настоящий.

– Петельников.

– Ага, он.

Маленькие глазки богатыря, глубоко запрятанные в массивные кости черепа, блеснули светом.

– А как тебя звать? – полюбопытствовал инспектор.

– Миша Ефременко.

– Ну? Так я к тебе иду!

– А я сам пришёл, – улыбнулся Миша Ефременко добродушной улыбкой, которая так идёт богатырям.

– Отойдём-ка, – велел Леденцов.

Они сели на скамейку, прижатую к зелёному валу кустарника, который от тёплого июня и белёсых ночей так рос, что, видимо, хотел перекатиться через панель и захлестнуть проспект.

– Зачем тебе Петельников?

Ефременко ёрзнул, отчего металлическая скамейка напружинилась, словно была из прутьев.

– Он велел мне подумать.

– Подумал?

– Пришёл же…

– Выкладывай.

– Только ему, Петельникову.

– Его нет.

– Тогда не скажу.

– Я тоже инспектор уголовного розыска.

Миша Ефременко повернулся и откровенно стал разглядывать Леденцова, на котором пиджак висел свободно, словно его тело было собрано из реечек.

– Вы в каком весе?

– Миша, капитан Петельников говорил, что после школы ты хочешь поступить в милицию?

– Хочу.

– А не на мясокомбинат?

– При чём мясо… комбинат?

– Это там бычков взвешивают. А в уголовный розыск принимают не по живому весу, а по интеллекту и по нравственному облику.

Ефременко опять попробовал расплющить железную скамейку. Маленькие глубокие глазки смотрели смятенно. Румянец, сперва лежавший на коже скоплением алых пятнышек, захлестнул щёки, отчего они стали широченными, как бутыль с морсом.

– Только Петельникову скажу, – упёрся он уже в обиде.

– Ты сечёшь в нашей работе? – доверительно спросил инспектор.

– Секу, – не моргнув глазом признался Миша.

– Капитан Петельников на задании, – оглянувшись на дежурную часть, тихо оповестил Леденцов.

Миша Ефременко задумался на минутку, в которую скамейка от его ёрзанья вроде бы чуть передвинулась. Вздохнув, он простодушно признался:

– Скажите Петельникову, что джинсы я продал.

– Зря, дело не в штанах. У капитана их две пары.

– Да?

– С этим к Петельникову и пришёл?

– Он спрашивал, зачем мне деньги…

– Так, зачем?

– Придёшь с девочкой в диско-бар. Мороженое, коктейль, шампанское… А денег мало. Тогда к Сосику. Он подкинет.

– Сосик-то? – удивился инспектор.

– Только потом отдай вдвойне. Такой у него закон.

– Вдвойне?

– Взял десятку, отдай две.

– А если не отдашь?

– Ха, бить будут. На стенку без лестницы полезешь.

– Бьёт Сосик?

– Там и ещё один на подхвате есть. Кличка Хап. Как били, инспектор видел; как били, инспектор прочувствовал.

– Сосик там работает?

– Нет, пасётся.

– Но ведь деньги можно не вернуть и в бар больше не пойти?

– Ха, он адрес записывает.

– Можно адрес соврать.

– Ха! В бар тогда не сунешься, а он один на район. А как соврёшь… Сосик или уже знает тебя, или по рекомендации, или сходит в комнату и по телефону в справочном адресок проверит. У него и купить можно всю фирму – джинсы, диски, кеды, французские колготки… И попугаев продаёт, и обезьян. Только денежки нужны – ого какие.

– Ты у него брал?

– Не раз.

– Отдавал?

– Как же.

– А кто ещё?

– Навалом ребят, да они не признаются.

– Почему?

– Сами же у Сосика просили…

Психология подростков не терпит полутонов. Леденцов её понимал: парень пришёл с подружкой, ему надо потанцевать да покрасоваться, денег нет, он просит, его выручают… И он вместо благодарности заявит в милицию? Ну, а стопроцентная надбавка не в счёт – знал же условия. О стопроцентной надбавке парень вспоминал на следующий день. Где взять деньги? У родителей, одолжить у приятелей, заработать, что-нибудь продать?.. Или украсть?

– Миша, джинсы у Сосика купил?

– За двести.

– А сколько брал у него наличными?

– Не наличными.

– А как?

– Сосик запишет сумму, на неё барменша и отпустит чего хочешь.

Дошли и до барменши, до бандерши. Как там… «Никогда не беспокоят поступки женщин, а беспокоит то, на какие поступки они толкают мужчин». Впрочем, вряд ли такая женщина, как Дарья Крикливец, могла вдохновить Сосика на какой-либо поступок.

– Значит, расчёт шёл безналичный, – задумчиво сказал Леденцов.

Он вспомнил своё посещение бара. Чувство, близкое к страху, хлестнуло его раньше осознанной мысли. Не может быть… «Школьница» отпускала коктейли без денег.

– Барменша какая? Грузная, чёрная, постарше?.. – спросил он с остатками надежды.

– Нет, другая, с косичками.

Леденцов вскочил. Так он ещё не ошибался. Инспектор уголовного розыска, знаток преступников, любитель психологии… Ввёл в заблуждение Петельникова. Но не собственная ошибка занимала его сейчас… От Кати Муравщиковой было известно, что «школьница» на день рождения приглашена. Петельников мог ей довериться. А если придёт Сосик…

Инспектор глянул за угол здания – свободные машины стояли.

– Ефременко, поедешь со мной?

– Куда?

– На операцию, – буркнул Леденцов.

21

Сознание прояснялось, в голове-словно рассветало. Перед глазами лежала бездонная и белёсая прозрачность. Инспектор догадался, что он смотрит в окно и видит белую ночь. Там было свободно и прохладно. Приложить бы эту белую ночь к затылку…

Он лежал на кухне со связанными руками и ногами. В передней топали выгоняемые гости. Потом всё стихло – лишь где-то за стеной всхлипывала Катя, которую, видимо, не выпускали.

Инспектор попробовал вырваться из верёвок, заёрзал на полу и тогда увидел Вику – она сидела в углу и спокойно курила. Её глаза, цвета белой ночи за окном, ничего не выражали. Увидев ожившего инспектора, она вышла…

Почти сразу же в кухню шагнул Сосик и склонился над Петельниковым – близко, к самому лицу.

– Головка – болит, инспектор?

Чем же так поражало лицо этого Сосика… Много людей с ярко-белой кожей и чёрными волосами. Контрастностью: слишком белого и слишком чёрного. Когда лицо в лицо… Петельников приметил, что Сосиковы щёки неравномерной белизны. И в волосах есть серенькие прядки.

– Сосик… Ты назвал парнишку в очках бабой… А баба… ты.

– Да ну?

– Ты же красишься и пудришься. И мужчины не бьют сзади.

– Я тебя и спереди положу.

– Нет, Сосик. Ты можешь только сзади. Как и Леденцова.

– Важен результат.

– Ты слаб, Сосик.

– А ты силён – а лежишь.

– Твои чёрные крашеные волосы, чёрные очки, чёрная куртка – от неуверенности.

– В чём – я – неуверен – ты – легавый?

– В жизни. Ты же неудачник.

– А – что – такое – неудачник – а?

– Человек, не понявший смысла жизни.

– Мысляжом давишь, легаш-теоретик?

– Все, кто хапает деньги и вещи, – это неудачники, Сосик.

– Чего ж ты, удачник, – на полу – опутан верёвкой?

– У меня работа такая.

– Хватит щекотать жабры, – кончил Сосик философские разговоры. – Зачем вызывал оперативную группу?

– Для полноты компании, – усмехнулся инспектор.

– Зря скалишься – ты у меня – в руках.

– Нет, Сосик, ты у меня в руках.

– Загадками пишешь?

– В уголовном розыске знают, что я тут. Поэтому убить меня ты не можешь. Тебе остаётся бежать. Но ведь всё равно поймаем. Так кто у кого в руках?

– Поймать меня – у вас штаны треснут. Зачем вызывал свою группу?

– Так тебе и сказал…

– А я – кислород – перекрою.

Он склонился ещё ниже и деревянным ребром ладони пробно надавил на горло. Инспектор не испугался, потому что его обуяла такая злость, которая растопила все другие чувства и ощущения. И он понял, что такое пытка, – не издевательства, не боль, не верёвка, которая до крови вдавилась в его кожу…

Пытка – это видеть перед собой лицо врага и быть бессильным.

– Закон наш, Сосик, неполный… Сказано, что преступник тот, кто нарушил закон… Преступник – это прежде всего подлец…

Дерево ладони вдавилось в горло. Петельников закашлялся, и зелёные мушки побежали в глазах…

В передней тренькнул недоверчивый звонок. Сосик вскочил, окинул взглядом инспектора и вышел. В квартире всё притихло.

Петельников ждал, повторится ли звонок. Вернувшийся гость? Почта? Мальчишка, озоровавший на лестнице? По ошибке надавили не ту кнопку? Надо бы что-то сделать… Закричать? Инспектор болезненно усмехнулся. Здоровый мужик развалился на кухне и орёт. Ребята потом засмеют.

Позвонили опять – чуть смелее.

В кухню тихо ворвался Сосик, притащив за руку Дарью:

– Последи за ним!

– Я не подряжалась…

– И тебе – кислород – перекрыть?

Дарья испуганно отскочила к инспектору. Как только Сосик вышел, она опустилась на табуретку и заплакала – перед связанным Петельниковым. Сидела растрёпанная молодая женщина и плакала, и сморкалась, и причитала, словно в кухне никого не было. В кухне никого и не было, ибо связанный человек – не человек.

Теперь позвонили длинней, с уверенной силой, точно кнопку топил уже другой человек.

– Стёпка простыни вяжет, уйдёт в окно… – всхлипнула Дарья.

– Какой Стёпка?

– Сосик, Стёпка Обернибесов, тунеядец чёртов.

– Задержи его…

– Чем?

Звонок, будто сорвался со стены, гремел на всю квартиру мелкими, пляшущими трелями. Так звонил только Леденцов.

– А ты дурак! – почти выкрикнула Дарья.

– Почему дурак? – напряжённо спросил инспектор, не зная, что сделать.

– Нашёл кому довериться… Она же из шайки!

– Теперь-то я понял…

– Знаешь, какой она человек? У неё на балконе голубка свила гнездо и села на яйца… Виктория все яйца передавила ногой!

– Дарья, потом разберёмся. Там Леденцов звонит…

– Рыжий дурак? Ведь я записку ему в карман опустила. Знала, что он из милиции. Думала, увидит расправу на молу и всю шайку накроет.

– Дарья, мы тоже ошибаемся, а сейчас дорога каждая секунда…

– Ну вас всех к чёрту!

– Дарья, уж коли начала помогать…

– Что сделать? – перестала она реветь, потому что в дверь уже забарабанили.

– Развяжи мне руки. Я займусь Сосиком, а ты в это время открой дверь.

Кухонным ножом она вспорола верёвки. Инспектор встал, разглядывая пальцы, походившие на перетянутые сардельки. Голова кружилась, поэтому он чуть постоял, приходя в себя. Дарья побежала в переднюю…

Она вскрикнула глухо, словно её шубой накрыли. Инспектор вышел из кухни, стремясь на этот крик, – Сосик держал Дарью за горло в узкой щели коридора. И тут же увидел Петельникова…

Они сходились в этом тесном коридорчике медленно. Инспектор услышал негромкий металлический щелчок. Знал он эти щелчки, щёлкающие звуком по сердцу, – это выскочил клинок ножа. Сосик поднял левую руку, блеснувшую остро и узко. Правую, которая била ребром ладони сильнее всякого ножа, он слегка отвёл, точно приглашая пройти мимо:

– Я чемпион города по хара-хири.

Даже сейчас он красовался. Инспектор спокойно перевёл дух – глуп этот Сосик. Увлечённый модными каратэ и дзюдо, ждал он от противника диковинного приёма. В таком узком проходе? Эта щель лишь для старого доброго бокса…

Петельников сжал кусок верёвки, оставшийся в ладони, и швырнул его на голову Сосику, как накинул лассо. Тому потребовался миг, чтобы уклониться от неизвестного приёма. Но и Петельникову нужен был миг для своего любимого удара левой – ударил так, что заныли костяшки пальцев и запекло затылок, словно по нему опять двинули. Сосик не упал и не отступил, а вроде бы забыл, что собирался делать с ножом. Тогда Петельников ударил ещё раз – теперь правой. Крепкий Сосик опять устоял, но опустил нож, точно передумал его применять. Завернуть ему руку и отобрать холодное оружие было уже нетрудно.

В передней полыхнул лисий чуб Леденцова. Он ворвался в квартиру и свирепо уставился на открывшую ему хозяйку.

– Дурак, – обидчиво сказала Дарья и скрылась в комнате.

Тогда он побежал в глубину коридора к сцепившимся телам, сразу оценив результаты борьбы.

– Подай-ка вон там кусок верёвки, – попросил Петельников.

Леденцов подал, разглядывая Сосика.

– Товарищ капитан, почему у слова «бешеный» одно «н»?

– А сколько нужно?

– Минимум три. Человек же бешеннный!

У Сосика губы двигались так, что их нервная сила передавалась всему лицу.

– Сзади нападать легче, верно? – спросил его Леденцов.

– Тебя-то и спереди отделаю, – огрызнулся Сосик.

– Теперь ты уже никого не отделаешь, – внушительно разъяснил ему лейтенант.

– Это главарь? – спросил высоченный и широченный парнишка, в котором Петельников узнал Мишу Ефременко.

– Да, это главарь.

– Нет, не главарь, – бросила сердитая Дарья, выбежав в переднюю.

Дверь в комнату осталась распахнутой. У телевизора с черепом стояла Вика-«школьница» и спокойно курила.

22

Леденцов перевернул страницу очередного детектива и прочёл:

«С каким удовольствием он проехался бы по его роже землечерпалкой, чтобы тот не воображал себя таким красавцем».

Перед его глазами непрошено забелело лицо Сосика. Надменное в баре, перекошенное в Дарьиной квартире, слезливое в кабинете следователя…

Леденцов уткнул взгляд в раскрытую книгу:

«Прожжённая моим взглядом, она запылала, как четыре ведьмы!»

И опять привиделось непрошеное: теперь пустое лицо Вики-«школьницы» с голубоватыми, полупрозрачными глазами…

В передней заворчал телефон.

– Боря, тебя! – крикнула мама.

Он с удовольствием оторвался от злополучного доклада.

– Леденцов на приёме!

– Боря, это я, Наташа…

– Какая такая Наташа? – ненатурально удивился он, не скрывая этой ненатуральности.

– Наташа. Из Политехнического. Та самая…

– Здравствуйте, Наташа, – осторожным голосом, словно говорил с больной, поздоровался он. и умолк.

Молчала и Наташа, надеясь на его рыцарство. Но Леденцов затянувшуюся паузу перетерпел.

– Боря… хотите встретиться?

– Конечно, хочу, – шумно обрадовался он.

– Когда?

– Хочу, но не могу.

– Всё… работа?

– Не-ет. У меня, Наташа, расстройство желудка.

– Расстройство?

– Извините за выражение, живот пучит и так далее. Наташа, вы догадываетесь, что я имею в виду под выражением «так далее»?

Трубка запищала. Леденцов сожалеюще положил её на рычажки – ему хотелось развить тему о пучении живота.

Прощать можно, прощать нужно. Но не предательство же.

Он вернулся в свою комнату и опять сел за детективы. Если доклад он не кончит, то в райотделе его заедят насмешками. Вчера начальник, седой полковник, остановил в коридоре и попросил процитировать что-нибудь этакое. Даже в управлении прознали, что пишется доклад века…

За спиной он услышал шаги – так тихо ходят только матери. Она села на диван, сбоку, чтобы беззвучно смотреть на его насупленный профиль. Леденцов опять с готовностью отклеился от детектива.

– Боря, хочу с тобой поговорить…

– О пользе супа?

– Боря, твой дед был известным химиком…

– Отец был известным геохимиком, а ты известный биохимик.

– Да, а ты никому не известный милиционер.

– Неправда, мама. Шпане моего района я хорошо известен, как, скажем, Альберт Эйнштейн хорошо известен физикам.

Её красивое лицо, наверное волевое в деле, сейчас было обессилено материнской заботой. Каштановые волосы, завёрнутые в вольную копну, делали её такой домашней, что мысль об известном биохимике никому бы не пришла в голову.

– Боря, ты достаточно поболтался в этом розыске. Пора выбрать в жизни главное направление.

– Мама, а я люблю всё второстепенное.

– То есть?

– Например, поёт солист. А мне нравится не он, а его безголосые подпевалы.

– Дурачишься?

– Мне нравятся не красавицы, а их подружки. Пельмени люблю не домашние, а казённые, где мяса поменьше…

– Боря, – перебила она. – Твой отец в твоём возрасте уже защитил кандидатскую.

– Мам, не хочу я тратить время на чепуху.

– Не болтай. На количество кандидатов тоже существуют планы.

– А капитан Петельников говорит, что стране нужны не кандидаты, а мясо, нефть, древесина…

– Твой капитан не понимает, что, чем больше кандидатов, тем в конечном счёте больше нефти и древесины.

– В такой расклад он не верит, мама.

Её моложавое лицо не то чтобы омрачилось, а почти невидимо потеряло свою здоровую чистоту, словно окунулось в пыльную тучку. Так бывало всегда при упоминании имени Петельникова. Её сердце не могло смириться с чужим влиянием на сына, которое оказалось сильнее материнского. И кто влияет – не учёный, не писатель, не артист… Милиционер, капитан.

Леденцов положил руку на её плечо, припорошенное волосами, которые не уместились в вольную копну.

– Мам, у Петельникова всё как…

– У тебя, – досказала она.

– Нет, у меня не так.

– Почти как у тебя.

– Совсем не как у меня.

– Хорошо, почти как не у тебя, – усмехнулась она устало.

– Мам, он работает, как слон.

– Многие так работают.

– Он ничего не боится.

– Смотрите, какой…

– Он выполнит любое задание. На него можно положиться, как на себя нельзя…

– Ну уж!

– Мам, он собирает доски по свалкам.

– Зачем?

– Квартиру отстраивает.

Последний довод неожиданно перевесил все остальные. Она задумчиво смотрела на сына, дружившего со столь странным человеком. А сын улыбался, уверенный в своей, всё-таки непонятной для неё правоте.

– Он супермен какой-то, – решила она.

– Супермен, мама, старается для себя.

– А твой капитан?

– А Петельников… для граждан микрорайона.

Леденцов нервно глянул на книжно-бумажный ворох, в котором зрел и никак не мог созреть его доклад.

– Пиши-пиши, – сказала она и встала, так и не кончив вечного их разговора.

Инспектор опустил взгляд на ждущую страницу.

«Мэри стояла в дверях в голубом пеньюаре, который распахнулся ровно на столько, на сколько нужно. Всё это было бы неплохо, если бы в руках она не держала кольт тридцать восьмого калибра…»