Текст книги "Цвет сплочения - История террориста"

Автор книги: Станислав Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Соловьев Станислав
Цвет сплочения – История террориста

Станислав Соловьев

ЦВЕТ СПЛОЧЕНИЯ:

История террориста

Пламя свечей плясало и отбрасывало такие замысловатые тени на стены, что Суутесегу Саасми приходили на ум те сказки, одновременно смешные и страшные, что рассказывала ему старая тетка Елсе – про водяных, что утащили Глупого Кузнеца, о Хижине-на-дне-озера, про трех стариков из Сууллебена... Тетка Елсе была маленькому Саасми вместо матери – их мать умерла от пневмонии, когда ему исполнилось пять лет. Тетка была из лойменов – исповедников Речной религии, и сейчас совсем некстати вспоминать о ее сказках. Сегодня великий день, думал Саасми, слушая проповедника – их мудрого наставника Сууреррена Толле. Все мысли должны быть отданы предвкушению Последних Дней и возвращению Богоявленного Избавителя. Елсе и лоймены ни в счет, когда страдает все истинные сууварцы.

– ... Слушайте меня, братия и сестры мои, слушайте, предвкушайте и вливайтесь в тело народное, в плоть земли нашей, в воды вод Суувена. Настало долгожданное время, когда начнутся Последние Дни. Падут цепи рабства и позора, сгинет нечисть иноземная, лживые языки их миссионеров будут отрезаны и брошены на съедение псам. И тот, кто замаран в грязи предательства, будет покаран жестоко и стерт с лица земли нашей. Все хулители и очернители Святого Имени и Его Святых Дел, хулители и очернители Святой Земли и Ее Святого Народа, – их постигнет огонь гнева, и никто не избегнет его. Мы – Народ Нового Сплочения, мы – истинный народ Суувара, сууварцы не по крови, но и по духу народа нашего и земли святой, клянемся тебе, Сууваренен, Богоявленный Избавитель, вождь и пророк наш, сплотитель и спаситель наш, когда ты будешь открыт небом для земли своей, мы как один встанем у трона славы твоей. И ни одно сердце не дрогнет, и рука ни одна не поколеблется, – мы воинство Святого Сууваренена очистим землю водами избавления. Кровь за кровь, смерть за смерть, правда за ложь, говорим мы и делаем мы! Всякое пришлое да будет сметено нашей рукой! Всякое очернение да будет пресечено нашей рукой! Богомерзкое смешение кровей да будет уничтожено нашей рукой! Власть предателей да будет повержена нашей рукой! Земли, попранные и преданные, да будут возвращены нашей рукой! И тогда мы очистимся, и тогда мы сольемся – воды вод в реку единую, и будет народ один Народ Нового Сплочения, и правитель один, и пророк один, и вождь один, и учитель один – Святой Сууваренен, что грядет! И земля будет одна великая и сильная – Святой Суувар, и будут унижены враги ее и хулители! И речь будет одна – язык из великих, язык предков наших, язык Сууварский! И не будет qped| народа нашего богатых и нищих, попирающих и униженных, мучителей и страдальцев! Тысячи лет Новому Суувару, тысячи лет Второму явлению Святого Сууваренена, что скрыт до часа! Один народ, один правитель, один язык, одна страна! – Толле, высокий и величественный в своих ритуальных бордовых одеждах, поднимал возбужденно руки, и эта страсть, эта надежда, эти мечты передавались каждому.

Все встали с колен и закричали хором, воздев руки словно призывали Избавителя прийти сейчас, увидеть их, какие они сплоченные, какие они верные ему и готовые на все, чтобы чудо Второго явления свершилось:

– Один народ, один правитель, один язык, одна страна!

Саасми кричал вместе со всеми. Он видел перед собой мудрое и величественное лицо Святого Сууваренена на картине, что занимала почти всю стену. Его глаза источали такую непоколебимую уверенность в своем деле, такое величие и славу, что Саасми готов был умереть сейчас – отдать свою жизнь в это мгновение, чтобы хоть на день приблизить Новое Сплочение. Он видел все, что о чем так страстно говорил проповедник – великую единую страну, где нет грубых лицемерных пришельцев, где нет унижения перед Букнерком и Центральными Сообществами, где земли, отнятые букнеркскими псами, и далекий Харрамен возвращены их настоящему хозяину Суувару. И еще он видел себя – воина великой идеи, мученника за святую веру отцов и прадедов. Это было настолько пронзительно, что на его глазах навернулись слезы. Он закричал еще громче, до боли сжимая кулаки:

– Один народ, один правитель, один язык, одна страна!

Толле поднес свечи к лицу Богоявленного Избавителя и словно оно ожило, выступило из сумерек, засияло новым светом, обратилось к ним – ждущим его, верящим в него, призывающим его возвращение. Словно он наконец ожил, и встал среди них... Голос Толле странно изменился, его охватила дрожь и он завещал, преисполнившись духом Сууваренена:

– О Мои бедные сыны и дщери! Земля Моя и народ Мой! Я, Твой Господин и Защитник, обращаюсь к тебе! Скоро, скоро Я вернусь и обращу всех врагов ваших, всем мучителей и хулителей в прах! Вера ваша крепка, дух стоек, и рука не будет знать пощады для нечисти! Радостью и славой пресполняется дух Мой, при виде вашей веры и силы вашего сплочения! Верьте и ждите, и Я приду в огне очистительном, и поведу вас дорогой единства, дорогой могущества, дорогой величия! Да будет с вами Мое негласное присутствие! И ни один враг не узнает, где есть Я, до часа назначенного! И ни один хулитель не узнает святой правды обо Мне! И ни один гонитель ваш, не увидит Мой дух в теле вашем!..

Слова звенели в пустынном помещении старого склада, и Саасми казалось, что не склад это – грубое, пыльное место, пахнущее мышами и временем, а храм, новый храм их веры, место их побед, их величия...

Толле охрип, упал на колени и сдавленным голосом произнес:

– Помолимся, братия, помолимся нашему Избавителю!

Все упали на колени, закрыли глаза и стали молится.

Они молились долго и иступлено, они знали, что призывают Последние Дни. Последние Дни близко, но их нужно приблизить, приблизить как можно быстрее, и тогда вернется Он. Придет и поведет Свой народ к славе... А потом Толле встал, отряхнул одежды, но вместо того, чтобы отпустить верующих, как он это делал всегда, простер руки над ними, и они замолчали. Саасми не понимал в чем дело, но догадывался, и его сердце забилось учащенно. Откуда-то справа вышел незнакомый человек – никто не заметил, как он проник на склад; сюда приходили тайком по одному, и никто в городе не должен был знать, где собирается Народ Нового Сплочения. Большой, важный, в дорогом столичном костюме, с круглым белым лицом и короткой стрижкой, как подобает настоящему сууварцу. Его немигающие серые глаза Саасми вспомнил – это был один из ведущих деятелей Патриотической фракции, единственной партии патриотов, что в одиночку отстаивала истинные интересы страны в Голвати Государственном собрании Восточного Суувара. Имени его Саасми не знал.

– Я хочу передать слово нашему уважаемому гостю, великому патриоту и настоящему борцу за дело Нового Сплочения, – Толле уважительно подвинулся, и в круг света вышел гость. Он раскинул руки, словно собирался обнять всех и прижать к себе. Голос его был громкий и хорошо поставленный:

– Приветствую вас, истинные верующие среди вод безверия и лжи, которые сейчас захлестнули нашу многострадальную землю! Предатели и лизоблюды из продажных партий раскалывают нашу землю на потеху торгашей КАНАХАД и бюрократов Наблюдательного Совета. Они опять обманули сууварский народ, опять совершили по указке Центральных Сообществ и проклятого Букнерка ту фальшивку, что лживо называют "свободными и честными выборами". Протектор слаб, и он наповоду у двурушников-предателей. Наша Патриотическая Фракция осталась в унизительном меньшинстве, нам мешают отстаивать интересы сууварского народа, нам затыкают рот, наши газеты закрывают продажные чиновники. И это когда все настоящие сууварцы страдают от налогов и нищеты, тогда, когда нашу землю поганят иноземные торгаши, и лицемерные миссионеры отравляют души наших детей, зазывая в свои Школы. Терпение сууварского народа на исходе, все политические методы исчерпаны, и мы, как патриоты и братья по духу, призываем вас помочь нам в деле очищения страны от нечисти и бедствий. Наше руководство признало справедливым передать Народу Нового Сплочения все адреса и фамилии самых отъявленных предателей. Мы надеемся на вас, что ваша рука не дрогнет и ни один из предателей не уйдет от справедливого возмездия за те черные дела, что он творит каждый день своей ничтожной жизни. Это сделают тысячи патриотов по всей нашей стране. Я верю, это будет началом Нового Сплочения! Слава Суувару! Слава Сууваренену! Да здраствует Новое Сплочение!..

– Слава Суувару!.. Слава Сууваренену!.. Да здраствует Новое Сплочение!.. – вторили ему верующие. Человек из ПФ nor| раскинул руки, а потом скрепил их в крепком пожатии над своей головой – приветствие, присущее только Истинному Народу. Перед тем, как уйти во тьму, гость что-то долго шептал проповеднику на ухо. Толле выбрал, по известной только ему причине, нескольких человек, и каждого по очереди подзывал к себе и что-то передавал ему, но что – Саасми не видел, мешали плечи других и неверное пламя свечи.

Когда очередь дошла до него, Толле махнул рукой и Саасми приблизился. Вблизи проповедник уже не казался таким величественным – его кожа была потрескавшейся, а в уголках воспаленных глаз скопились кусочки гноя. Пахло от него неясно и тревожно.

– Мой дорогой Саасми, мой юный брат, ты должен выполнить ответственное задание на благо нашего общего дела. Ты готов пожертвовать собой во имя Нового Сплочения?

Вопрос был риторический. Конечно же, он был готов. Саасми утвердительно затряс головой.

– Завтра тот день, который мы так долго ждали. Ты будешь в Старом Колледже...

– Да, наставник, я получу грамоту об окончании...

– Не перебивай, я знаю, – ласково пресек его объяснения Толле. – На выпускном вечере будет присутствовать Суусименг Оолсе. Ты знаешь, кто это?

– Да, наставник, это президент нашего городского правления – предатель и лицемер, продавшийся иноземцам.

– Хорошо, хорошо... – быстрый и верный ответ понравился проповеднику. – Ты возьмешь вот это, – Толле бережно вытащил из-за пазухи что-то тяжелое и передал его Саасми. Современный автоматический пистолет, стреляющий электрическими зарядами. На дальней дистанции толку от него никакого, но в ближнем бою он незаменим. По маркировке Саасми определил – он не зря же посещал уже который месяц военно-патриотический клуб, что финансировался одной ветеранской организацией, – пистолет производства КАЗ-САТТ. Единственное государство, что борется вместе с революционными движениями по всему свету против экспансии Центральных Сообществ и КАНАХАД. По слухам, такое оружие контрабандой передавали патриоты Беллека своим собратьям по борьбе – патриотам Суувара. В обход коварных конвенций Наблюдательного Совета.

– Ты должен убить предателя и очистить от его скверны нашу землю, – Толле внимательно посмотрел на юношу. – Ты готов это сделать?

– Да, наставник! – сердце у Саасми колотилось так, что готово было выскочить из груди. В это мгновение он был готов убить кого угодно, лишь бы наставник гордился им и называл его "мой юный брат".

– Ты знаешь, что рискуешь жизнью? – он вопросительно посмотрел на юношу и почему-то моргнул. – Тебя могут схватить предатели и бросить в тюрьму. Предатели тебя могут убить...

– Я это знаю, наставник, я готов, – глаза Саасми горели. Он сжимал пистолет и был готов отдать свою жизнь ради qbrncn дела. Тюрьмы и стражники ему были нипочем.

– Ты истинный воин армии Суувареннена, я горжусь тобой, юный Саасми. Да пребудет с тобой дух Святого Избавителя! Толле был доволен, иного он не ожидал. Проповедник поцеловал юношу в лоб.

– Тысячи лет Богоявленному Избавителю! – Саасми от волнения прослезился. Конечно, не подобает воину Нового Сплочения, плакать как женщине, но это искренние чувства, и он не может скрывать их от своих друзей и братьев – как какой-нибудь лживый перерожденец-предатель.

Они выходили по одному. Несколько дней назад, в соседнем городе, Суусинсете, в результате облавы арестовали девять людей Нового Сплочения. Стража нашла у них оружие, их бросили в тюрьму по решению городской судебной палаты, в которой верховодят предатели. Поэтому их наставник требовал усилить дисциплину и бдительность – погубив себя понапрасну, ты только играешь на руку предателям и замедляешь приход Последних Дней... На улице было темно и удивительно прохладно – это в шестой день Мерем-иладана – второго сезона года, времени летнего равновесия. Только что прошел летний дождик, жара ненадолго спала, и было приятно идти по свежему воздуху, вдыхать полной грудью запахи ночных цветов. Где-то печально играла ло-анни – флейта из гигантского камыша, раздавался женский смех, но Саасми одернул себя – теперь все это ему незачем. Дождь, музыка, цветы, женский смех... Завтра он, наверное, отдаст жизнь за Избавителя, и это прекрасно, это прекраснее всех радостей жизни! Лицо Избавителя прекраснее любого женского лица!.. Он усмехнулся, но стражник из вечернего патруля не увидел его улыбки фонарь освещал лишь одну сторону улицы. В квартале Верем все знали друг друга в лицо, и то, что Сууберен Саасми возвращается так поздно домой, ничего странного не означало. Мало ли, может, завтрашний выпускник колледжа засиделся на мальчишнике. Или он встречался со своей девушкой, кто знает. Стражник кивнул Саасми и пожелал хорошей грамоты на выпускном вечере – как и все жители квартала, он знал о предстоящем событии. Юноша сухо поблагодарил – он не знал этого стражника. Кажется, какой-то толи племянник, толи деверь толстого Соле. Такой же предатель, как все прислуживающие теперешней власти. Он поспешил домой.

– Ты уже вернулся? – отец был опять не доволен. Он негнущимися ногами подошел к Саасми и положил свою легкую ладонь ему на плечо. Каждый раз отец высказывал свое недовольство поздними возвращениями младшего сына. Он был совсем не против каких-то мероприятий, о которых Саасми рассказывал всегда туманно и путано, но почему так поздно? Мало ли, кто шляется вечерами по улице? Сейчас совсем не те времена – новые нравы, приезжих тьма, женщины забыли, что такое стыд. Какие-то совсем чудаковатые миссионеры, рассказывающие о вере без богов. Они это называли "историческим исповеданием", но чем оно лучше старых добрых традиций – старый Саасми не понимал. Он, конечно же, не верил, что его сын ошивается вокруг этих дивных врунов – но j`j`-то дурная кампания подростков, а ему только двадцать два исполнилось весной... Саасми лишь улыбался, слушая про "дурные кампании" и "уличных хулиганов": его карман существенно оттягивал новенький пистолет. Он не слушал отца, только делал вид, что слушал, – погруженный своими мыслями в завтрашний день. Старый вдовец совсем терялся в обществе двух стремительно взрослеющих сыновей. Он пожевал губами, но вместо того, чтобы дребезжащим голосом внушать сыну свои наставления – разве он слушает! – позвал всех ужинать. Всех – громко сказано. Семья Саасми состояла из болеющего артритом отставника и двух сыновей. Правда, родной брат по материнской линии жил в Новом районе – но это далеко, за железнодорожным мостом, вот и вся родня... Саасми-старший уже пришел с работы, умылся, обтерся кое-как полотенцем и теперь весело интересовался, где этой братец шастает. По его черным глазам было понятно, что прекрасно он знает, "где братец шастает". Старший брат, как и младший был сторонником Нового Сплочения. Правда, участвовал в "очаге", что на улице Кирпичников – в совсем другой части города. Он был на восемь лет старше Саасми, крепче его в теле, подвижный и веселый, он работал механиком на птицефабрике, что на Высоких Прудах, постоянно шутил по поводу "этих умных школяров", уже два года встречался с девушкой по имени Лаами, и все ему было ни по чем. Они сели втроем на потемневший стол, за которым еще сидели их прадед и прабабка, и начали есть тушеную рыбу с запашным хлебом. Хотя они не были лойменами, рыба оставалась основным рационом их питания – стоила она гораздо дешевле мяса. Два раза в день к ним приходила женщина – прислуга соседей, и за два суре готовила нехитрую стряпню... Старший брат все время веселил своими смешными рассказами про птицефабрику – то, как мастер перепутал схемы наладки, и им долго пришлось искать нужные, чтобы наладить старенькую линию доставки кормов. То, как куры передумали нестись... Отец только усмехался в ответ, махал тонкой ладонью, прихлебывая горячий бульон – он боялся подавиться. Младший брат слушал веселые рассказы отстранено, да и голода особого он не чувствовал. За пивом они обсуждали завтрашний выпуск в Старом Колледже – отец все советовал, как себя вести в приличном обществе: ожидалось, что на выпуск прибудет все городское начальство и даже поговаривали, что будет присутствовать местный ло-ломени – руководитель общины Речных братьев. Саасми совсем не хотелось думать об этом пистолет оттягивал карман брюк. Брюки были узкие, перешитые из отцовских военных штанов, все время жали и дуло пистолета холодило ногу. Старший брат смеялся над его сосредоточенным лицом, и говорил, что если он будет такой надутый, то точно где-нибудь перецепится и расквасит себе нос. Отец махал на него рукой, сердито надувал щеки, а потом отправил всех спать, перед тем поцеловав в лоб и пожелав желанных сновидений.

Когда они поднялись в свою спальную комнату, поскрипывая ступеньками лестницы, Саасми-старший разом потерял свою смешливость и выжидающе посмотрел на своего брата.

– Тес, что тебе сказал наставник?

Суумерем Саасми был братом, хорошим парнем, а главное он тоже состоял в ННС и работал на общее дело. Ему можно было сказать. Они не редко обсуждали дела Нового Сплочения узнай об этом наставники, неприятности им были обеспечены.

– Мне приказано убить президента городского правления, Мерем.

– Не врешь?.. – брат даже удивился и поощряюще похлопал его по плечу. – Ладно, ладно. Покажи оружие – ты сидел с такой физиономией, что дурак бы понял, в чем дело. Скажи спасибо, что отец плохо видит.

Суутесег сунул руку в карман и протянул ему пистолет. Пистолет был тяжелый и холодный, рука у него предательски дрожала.

– Н-да, хорошая штука, явно не наша. Мне бы такой... А то у наших только боевые ножи... Красиво сказано, "боевые ножи". Железяки времен Первой Экспансии. Смотри.

Он протянул ему острый тонкий нож с потемневшим лезвием. На рукояти вычеканена речная выпь – знаменитый символ Армии Борющегося Суувара, которой командовал сам легендарный Келе. А может, это его боевой нож и им он убивал врагов в последнем своем сражении?!.. Руки у Суутесега стали влажные от переживаний. Да нет, вряд ли. Но то, что он поражал букнеркских псов насмерть – это наверняка.

– Что нравится? – Суумерем заметил восхищенный взгляд брата. – Штука, конечно, красивая, но бесполезная. Разве что когда ты один на один. Мне, правда, другого и не надо, – он залихватски ухмыльнулся.

– А что тебе сказал наставник? – внезапно осипшим голосом спросил его младший брат, отдавая старинный нож.

– То же, что и тебе, наверно. Только у меня на примете эта сволочь Месу.

– Так это же директор птицефабрики, – удивился Тесег. Он как-то представлял себе это по-другому! Получается, наставники поручили каждому выполнить свою часть общего дела – на своем месте... Непросто было представлять, как Мерем зарежет того человека, на которого он трудится каждый день за восемь суре – уже пятый год.

– Вот, вот. Вонючий предатель, – Мерем грязно выругался, – он состоит в Новой Предательской Фракции и заправляет в избирательной комиссии нашего района. – "Новой предательской фракцией" в ННС издевательски называли Новую Патриотическую фракцию – умеренную группировку, что недавно откололась от ПФ и сотрудничала с явными предателями из Коалиции. – Завтра я воткну этот нож ему в брюхо и вспорю как рыбу пелле. – Он вскинул нож и показал, как он ловко это сделает. Мерем начинал на птицефабрике забойщиком.

– А как... А как ты... – Тесег так и застыл на месте, пораженный храбростью брата. Со спущенными штанами и полурастегнутой рубахой он выглядел нелепо.

– Да просто. Мастер давно нахваливает меня, и как-то Месу даже приглашал меня зайти, поговорить о моем повышении. Мол, старшим механиком сделать хочет. Я молодой, старательный, работящий, то, се... Вот и зайду. И засуну ему }rh грязные деньги в глотку, – словно ища поддержки брат посмотрел на портрет Сууваренена, который висел у них в спальне. Отец знал об этом, но считал простым мальчишеством, бравадой. Почти каждый день они на ночь тихо молились Великому Избавителю.

– Ты боишься?

– Ничуть. Мне наплевать, лишь бы одним предателем стало меньше, – Мерем только усмехался, обнажая ровные белые зубы. Уверенными движениями он раздевался и складывал на стул одежду – широкие штаны из грубого сукна, кожаный пояс, рубаху, застиранную до белесых пятен, узкий дедов китель с позеленевшими от времени медными пуговицами. Правда сказать, это одежда была у него единственной. Как и у брата.

– А я вот чуть-чуть... – Тесег робко улыбнулся и развел руками.

– Брось, мы делаем верное дело. Наши деды погибали за него. Плохо, что они всех предателей тогда не порешили теперь они расплодились как черви. Это сделаем теперь мы. Верно?

Взгляд Суумерема был тяжелый и вызывающий. Спрашивал он неспроста.

– Да, конечно, сделаем.

– Жалко только отца. Но он поймет. Он был солдатом, он должен понять нас.

– Но Лаами...

– А что Лаами?! – было видно, что Мерем сердится. Все знали, как он нежно привязался к этой девушке. Уже год вся улица поговаривала о их свадьбе, но дело пока не двигалось родители Лаами были бедными людьми, служащими кооператива и не было достаточно денег, чтобы провести венчание в Доме Церемоний. – Даже если она не поймет! Она всего лишь женщина, она должна мне верить... Она будет меня ждать, если меня посадят. Я верю ей, – добавил он неожиданно тихо. Почему-то Тесегу показалось, что его старший брат сейчас заплачет. Но этого не могло быть – Суумерем Саасми был совсем не такой. Он не плакал даже на кремации матери. Ладно, давай спать. Я жутко устал, а завтра... – Суумерем весело подмигнул брату, – нас ждут великие дела.

Они разделись, прочитали каателасу – Призывную молитву перед портретом Избавителя, а потом дружно залезли под одеяло – дом был старым и довольно сырым, Мерем выключил ночник и комната погрузилась во тьму. Под подушкой лежал пистолет, что было совсем не удобно, но Тесег не знал, куда его спрятать на ночь, а спросить у брата он постеснялся. Ему совсем не спалось. Мерем, вон наверное, уже десятый сон видит – старший брат засыпал всегда быстро и спал крепко. Сны ему, как правило, не снились...

Сначала Суутесег думал, каким героем он станет завтра. Воображение рисовало ему яркие ослепительные картины. Вот он вынимает пистолет из-за пазухи и стреляет в предателя Оолсе. Он сам погибнет под пулями стражников – Оолсе в последнее время ходит с охраной, участились политические убийства, d`fe в столице не спокойно... Тесег по привычке называл столицей не маленький и сонный Сууваррат, административный центр Суверенного сообщества Восточный Суувар, а большой и богатый Суутеллем – древнюю столицу Долин Суувара... А может, его кинут в казематы городской судебной палаты, и старый отец будет навещать его в ожидании суда... Суд будет недолгим и тяжелым – предатели приговорят Суутесега Саасми к пожизненному заключению в одном из приграничных с Харраменом "лагере социальной изоляции" – так теперь называют концлагеря ублюдочные чиновники, на заграничный манер... Настроение у Тесега портилось, и сон совсем прошел. Нет, лучше пусть меня убьют – да пусть сразу убьют, – думал он, ворочаясь в постели. Сидеть всю жизнь среди ссыльных, жрать забродившую баланду, а по вечерам слушать обязательные "воспитательные лекции" какого-нибудь гада из Палаты исправительных работ. А вдруг там эти дикари из Хвойной Страны?.. Он зажмурился. Народ Нового Сплочения давно готов утопить харраменов в водах Великой Реки – этих изменников, выродков, провонявших хвоей, предававших сууварский народ не один раз, отказавшихся войти в союз с освобожденными Долинами после Большой войны. Именно с их наглого отказа начался распад единого государства на четыре никчемных "сообщества", которыми заправляют ныне продажные бюрократы и политиканы на потеху этим Центральным Сообществам... Нет, я сам убью себя, твердо решил Тесег. Чтобы меня не схватили не успели схватить, выстрелю себе в сердце, это наверняка. Жалко отца и брата жалко... Хотя, брат может тоже погибнет завтра, и в семье Саасми будут сразу два героя – два мученника за дело сууварского народа. Эх, не успел я познакомиться с этой красоткой с педагогического. Как ее... Он увидел ее лицо, ее желтое платье, ее легкую походку на Солнечной аллее. Ее обманчивый смех, какие-то совсем глупые разговорчики позавчера на площади Освободителей. Мысли затуманились, совсем не захотелось думать о святом деле, об Избавителе и Новом Сплочении, – это взволновало его, возмутило. Не об этом думаешь, Суутесег. Вон, брат твой, отбросил всякие мечтания. У него есть такая хорошая девушка, с которой он запросто обвенчался, – однако он переступил себя. Нашел силы переступить свои обыденные желания. Мы воины Нового Сплочения, солдаты новой Армии Борющегося Суувара. И пускай у нас нет великого Келе, за то у нас есть мудрые наставники, а самое главное – твердая вера в нашу правоту. Сейчас нужно сосредоточится – думать только о деле. Чтобы все получилось. Как же это будет? – Я подойду брать грамоту из рук директора колледжа, а потом ко мне подойдет этот напыщенный предатель Оолсе – чтобы пожать руку. Он любит красивые жесты. Он любит красивые костюмы – явно заграничного покроя. Он любит красивые машины. У него вторая жена – красавица из Суутеллема, и говорят, есть еще любовница... Тесег явно видел этого напыщенного низкорослого предателя. Лысая голова, вычурный дорогой нашейный платок, почетный значок Общества любителей старины в петлице, мягкие сырые глаза, полный рот, привыкший лакать южные вина, фальшиво улыбающийся всем и каждому, немного грассирующий cnknq, вялая походка человека, любящего приказывать и увещевать. Он не человек, он зверь в человеческом обличье. Он подлый изменник, предатель, переродившийся настолько, что абсолютно не жалко прострелить его отравленное сердце. Горевать по нему будут разве что такие же предатели и подонки, как он. Подумать только – разрешил миссионерам открыть свои "миссии" и "колледжи" – эти рассадники заграничной скверны на сууварской земле. Якшается с торгашами из КАНАХАД – подписал с ними контракт об экспорте зерна. Сууварский хлеб по заниженным ценам – Суутесег в этом был совершенно уверен, – будет идти на стол бюрократам Наблюдательного Совета, в то время как во многих сууварских семьях до сих пор свежий хлеб – роскошь... Тесег аж заскрипел от возмущения зубами. С какой радостью он прикончит эту гадину!.. Он отчетливо видел, как Оолсе, словно расплывшаяся перепуганная жаба, медленно оседает на пол, зажимая руками огненный цветок в своей груди. И все это будут видеть, все – директор колледжа, учителя, чиновники судебной палаты, выпускники, отец... Все сорок шесть выпускников увидят подвиг Суутесега и, может быть, его героическую смерть. Жалко, наверное, он больше не увидит ребят – особенно Берега и Волу, старых дружков, ну что ж... Тесег погрузился в сладкие воспоминания, не замечая, как сжимает рукой рукоятку пистолета под подушкой. Как они славно провели мальчишник на День Освобождения! Волу умеет петь старые песни, которые не каждый певец из городского хора помнит... Постой, а правда, там будут все ребята, даже из младших курсов – обычно на каждом выпуске присутствуют все учащиеся. А это значит, их будет гораздо больше – они придут с семьями, с родственниками, с друзьями. Человек четыреста не меньше. Конечно, все не смогут уместиться в главном зале колледжа, но итак людей будет достаточно. Великий Сууваренен, сколько людей! Мне придется это делать при всех – и сотни глаз будут видеть, как я убиваю президента городского правления!.. Он весь вспотел от такой мысли. Почему-то он не задумывался раньше об этом. Как-то само собой подразумевалось, что вот он – Суутесег Саасми, патриот и борец за дело Сплочения, вот он – Оолсе, градоначальник и предатель народа. Про других он почему-то не думал. Тесег привык, что его тайное участие в ННС никогда ни под каким предлогом не разглашалось посторонним. Наставники строго следили за этим и сурово наказывали каждого болтуна. А теперь, выходит, ему придется во всеуслышание заявить о своей вере – и о своих идеалах, которые считались в "приличном обществе" предосудительными. Ну что ж, он готов. Он это сделает. Они придут завтра – в парадных кителях, в туфлях с острыми носками, подстриженные и напудренные, с белым цветком аймерени в петлицах. И отец придет – в своем старом военном кителе, правда, без нашивок. С тростью – он с ней в последнее время не расстается. Придет и сядет где-то в дальнем уголке, как всегда – чтобы никому не мешать. Опять, наверное, ничего не увидит, но будет страшно довольный и гордый оттого, что его младший сын успешно окончил колледж и теперь сможет поступить в qrnkhwm{i институт – на бесплатный государственный курс для отличников. И теперь семья Саасми, может быть, вырвется из провинциальной бедности и прозябания... А вместо этого, я убью президента городского правления, подумал он. На глазах своего отца... Тесег заворочался и вдруг съежился от внезапной мысли. А ведь Оолсе придет с охраной, с большой охраной – стражники станут вокруг подиума, по всем углам и обязательно у входа. И если я буду стрелять в Оолсе, стражники будут тоже стрелять. У них ведь тоже есть пистолеты. Которые стреляют даже не электрическими разрядами, а ультразвуковыми пулями, от которых все сосуды в мозгах лопаются, а глаза растекаются по лицу, словно давленые сливы. Они могут не понять, что происходит. Начнут стрелять в людей – в учителей, в выпускников, во всех без разбора. Говорят, в прошлом году подобное случилось в городской филармонии Сууваррата, когда был убит министр печати... В матерей, что придут увидеть, как их сыновьям вручают под бравурную музыку красивые золоченые грамоты, в которых каллиграфическим подчерком написано, что они с честью закончили Первый колледж Сууваренсена. В маленьких детей, которых матери приведут с собой – часто их не на кого оставить, да и показать старшего брата в парадном кителе всей семье каждая мать хочет. В стариков, которые придут посмотреть на своих внуков. Может возникнуть паника, начаться давка. Никто ничего не поймет. Будет кровь, будет много крови... Святой Сууваренен! Я как-то совсем об этом не думал. – Тесег испуганно всматривался в темноту, словно пытался увидеть в черном безмолвном нечто летней ночи что-то спасительное, такое, что решит все проблемы, покончит с вопросами и сомнениями... Что же будет! Что будет с отцом – он совсем слабый, его могут задеть, его могут затоптать. Я не знаю... Нет, даже если это, я все равно сделаю свое дело. Я должен сделать. Наставники мудры. Они знают, что говорят. Святое дело потребует много жертв. Даже тех, кто случайно погибнет. Это ничего. Все это не будет напрасным. Только кровью можно смыть скверну, налипшую на землю и душу нашей страны. Только так – лишь болтуны из предательских партий врут, что все для сууварцев сделает "народное представительство" и "постепенные реформы". Жертвы неизбежны, об этом говорил сам Избавитель, когда начинал дело Сплочения. Жертвы необходимы, об этом говорили командиры подпольных отрядов, когда начиналось Восстание Шестнадцати Городов. Жертвы нужны, об этом всегда говорили наставники Нового Сплочения и люди из Патриотической фракции. Только кровью, уговаривал себя Тесег, только кровью. Он повторял это словно заклинание, раз за разом два слова "Только кровью". Сжимал пистолет под подушкой, и пальцы ныли от боли в суставах. Я не могу предать своих братьев по вере, по общему делу. Я не могу предать Избавителя. Я не могу предать Суумерема – он так на меня надеется. Я не могу...