355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Рем » Боги не играют в кости (СИ) » Текст книги (страница 2)
Боги не играют в кости (СИ)
  • Текст добавлен: 20 августа 2017, 23:30

Текст книги "Боги не играют в кости (СИ)"


Автор книги: Станислав Рем



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ты гляди… – Весело хмыкнул Зимин и тут же заорал. – Хватов, не спать!

Машина нырнула в овражек, снова выскочила на ровную местность. За это время, как отметил лейтенант, с правой стороны их успел обойти танк командира взвода. Вот он вырвался вперёд. И вдруг вспышка: вражеский снаряд пришёлся в левую сторону машины старшего лейтенанта Алтынбекова. Танк вздрогнул: сорвало гусеницу.

Зимин с силой тряхнул головой: что за наваждение? Он не помнил сна, но чувство было такое, будто с ним нечто подобное происходило раньше. Сейчас, мысленно сказал сам себе Зимин, танк не остановится, поползёт дальше. И точно, машина командира подразделения продолжила движение, оставляя за собой вдавленную в землю полоску металла.

Чертовщина какая-то… – уже вслух ругнулся Зимин, с силой протирая глаза грязной рукой.

– Что? – отозвался в переговорном устройстве Меньшов, но лейтенант не ответил ему.

Из-за машины Алтынбекова показался ранее невидимый для Зимина танк Ваньки Конюхова.

Сейчас он выстрелит в «тигр» и попадёт в топливные баки. – Подумал Зимин, и всё сбылось именно так. «Тигр» загорелся.

– Командир, – послышался голос Меньшова, – куда мне «Варьку» пристроить?

– «Тигр», видишь, горит? Давай в дымовую завесу.

– Понял!

«Варвара» на время спряталась от вражеских танков. Спустя минуту машина снова вырвалась на свежий простор. Первым же выстрелом Хватов, как говорил Меньшов, «прищучил» немецкого «тигрёнка».

– Молодца! – послышался выкрик водителя, но его тут же перебил Митюхин.

– Командир, правее глянь. Наша «тридцатьчетвёрка», только чего-то с немецким крестом.

Зимин чуть повернул башню вправо. Точно, «тридцатьчетвёрка». Наша, советская. А на башне, вместо звезды и номера, «паук». Что за хрень.

– Может, ловушка? – высказал мысль Митюхин. – Для приманки?

Зимин отметил, как башня советского танка с фашистским крестом на броне, стала поворачиваться в их сторону.

– Меньшов, в лобовую, на «четвёрку»!

– Щас стрелять будет! – Послышался крик Митюхина.

– Нефёдыч, – не своим голос заорал командир, – вперёд! В «лобовую» они все ссут! Топи на газ!

«Варвара» рванула с места и устремилась к танку. Там, видимо, не ожидали такого решения красного командира. А потому, не успели точно прицелиться.

Вражеский снаряд, по касательной, ударил в башню, срикошетил, ушёл в неизвестность. Внутри танка загудело, будто в колоколе.

– Твою мать… – В голос выматерился стрелок – радист. – Аж в башке отдалось…

– Хватов, в подбрюшину ему! – крикнул Зимин, но тот и сам знал, что делать. Едва первый снаряд ушёл в сторону «тридцатьчетвёрки», как Хватов тут же вогнал в орудие вторую «болванку», чуть сместил прицел и всадил снаряд «в бочину» «скурвившейся» машины. Из «тридцатьчетвёрки» повалил дым.

– Может, разберёмся с гансами? – выкрикнул Митюхин, но Зимин остановил его.

– Пусть пехота поработает. А то катаем их…

«Варвара» упрямо продолжала продвигаться вперёд.

А Зимина всё не отпускало чувство, будто всё, что с ним происходит сейчас, уже было раньше. Алтынбеков, Ванька Конюхов, снаряд в башню…. Было! Хоть тресни!

– Командир! – Послышался голос водителя. – Лейтенант Терёхин, впереди…

Зимин кинулся к обзорной щели. Действительно, прямо по курсу «Варвары» загорелась машина Федьки Терёхина. Меньшов начал, было, объезжать подбитый танк, как лейтенант увидел, что и машину Ильи Круглова, земляка Зимина, тоже подбили. Из неё повалил дым, однако, из самого танка, из башенного люка, никто не выполз.

Может, воспользовались брюхом? – мелькнула мысль в голове Зимина, и тут же пропала.

«Варвара» вздрогнула, чуть встряхнулась.

– В бочину попали, сволочи! – Раздался крик Меньшова. – Готовьтесь, я в реку. Если горим – тушите!

Машину ещё раз тряхнуло. После чего Зимин почувствовал, как танк наклонился, ухнул вниз.

– Брюхо не открывать! – Опомнился лейтенант. – Затопит! Митюхин, слышал? Митюхин?

– Командир, он без памяти. – Вырвался голос Меньшова. – Видно, башкой припечатало.

– Хватов, наверх! – Приказал лейтенант, сам бросился вниз. – Меньшов, глубоко сидим?

– По буксирный крюк.

– Открывай свой люк. Иди первым. Я подам Митюхина.

Меньшов, матерясь, откинул бронированную плиту, выполз наружу, принял бесчувственное тело стрелка. В тот же миг по броне застучали пули. Меньшов рванул Митюхина на себя, упал в воду.

– Лейтенант, – выставив голову из воды, изо всех сил заорал водитель, стараясь перекричать грохот боя, который царил вокруг, – стреляют!

Но Зимин и сам догадался, по чёткому звону, раздавшемуся внутри машины. Внутренность танка быстро заполнялась дымом. Значит, ждать, когда огонь прекратится, смысла нет. Через верхний люк выбраться не имелось никакой возможности: тот находился в зоне обстрела. Выход один: покинуть машину через люк водителя.

Зимин вставил диск в ППШ, сгруппировался (спасибо папе и маме, что получился такой маленький и щуплый), выставил ствол автомата в люк, дал веером очередь и тут же выбросил тело наружу, в речку. Запоздавшие пули прошли мимо цели, хлестнув по броне. Зимин даже не успел испугаться.

Речка, как ни странно, оказалась глубокой. И это у самого берега! Лейтенант никак не ожидал, что здесь такое дно. Автомат, силой своей тяжести, увлёк на глубину. Причём, той глубине, казалось, не было ни конца, ни края. Будто бездонная пропасть скрывалась над водами степной речушки.

Зимин, продолжая сжимать в правой руке автомат, вытянул левую руку, принялся искать дно. Но того под рукой не оказалось. С головы сорвался шлемофон, но лейтенанту было не до него. В груди запекло: первый признак недостатка кислорода. Нужно всплывать, подумал танкист и….

На этот раз никакой воронки не было. Просто в голове отразилась картина. Чёткая, до мелочей.

Он, Зимин, будто поплавок, выпрыгивает из воды. Глаза ищут, откуда будут стрелять, однако, цель не находят. С берега доносится голос Меньшова:

– Командир, сюда. Быстрее!

Зимин кидает тело в сторону берега, и во время: там, где он только что всплыл, проходит автоматная очередь. Но всё мимо. Только одна пуля ударяет в каблук сапога. Меньшов помогает выбраться на берег, тянет под прикрытие танка.

– Что с машиной? – Зимин, отплёвываясь, произносит первое, что приходит на ум.

– Порядок. Отобьём фрица, делов всего – ничего. – Тут же отзывается Меньшов, перезаряжая автомат. – Хват успел погасить пламя. Баки сорвало. Ерунда… Это поправимо…

– Что Митюхин? – Чуть ли не в ухо кричит водителю лейтенант, указывая на безжизненно лежащее тело.

Тот только машет рукой, в сторону воронки от снаряда, виднеющейся чуть выше, по склону берега.

– Лучше бы оставили внутри. Всего осколками посекло.

Откуда-то со стороны выныривает Хватов.

– Немец за бугром засел. Выше, шагах в десяти. Хрен даст залезть на танк. Что будем делать, командир? Патронов с гулькин нос осталось.

Но Зимин ответить не успевает. Со стороны поля доносится неприятный гул, и чей-то снаряд, чей, в данной ситуации понять невозможно, ударяет в основание башни. Мощный взрыв приподнимает тяжёлую, бронированную машину над землёй, с силой обрушивает её на песок.

Пыль оседает долго, очень долго. Лишь через какое-то время лейтенант видит результат происшедшего вновь как бы с высоты. Увиденное потрясает.

Обезглавленная «Варвара», башню сорвало взрывом, лежит на боку, вдавив, спрятав под собой тела всего экипажа. Наружу, из-под машины, точнее, из-под гусеницы, торчат только рука Меньшова (её лейтенант узнал по часам, которыми водителя наградили ещё в сорок втором году, до их встречи) и его, Зимина, нога, обутая в сапог. О том, что это именно его нога, Зимин догадывается по отсутствию каблука, который сорвало пулей в реке.

Не выжил никто. В том числе и немцы, что находились в засаде: осколки посекли всех, до единого.

Зимин закрыл глаза и….

И обжигающий, пропитанный гарью и копотью, но такой сладкий воздух устремился в лёгкие лейтенанта.

– Командир, сюда. Быстрее! – Донёсся до Зимина голос со стороны берега.

Не понимая, как, но, практически, не думая, автоматически, лейтенант всем телом кинулся в сторону берега. И вовремя. За спиной, вслед, прошлёпали по воде пули. Одна из них ударила в ногу, однако боли лейтенант не почувствовал. Возле танка Зимина приняли руки Меньшова. Втащили на песок, под прикрытие «Варвары».

– Что с машиной? – С кашлем вырвалось из груди лейтенанта.

– Порядок. – Меньшов принялся заряжать ППШ. – Отобьём фрица, делов всего – ничего. – Мотнул головой куда-то вверх. – Хват успел погасить пламя. Баки сорвало. Это ничего… Это поправимо…

– Что Митюхин? – Выкрикнул Зимин: ему показалось, что его никто не слышит в грохоте сражения.

Меньшов махнул рукой, в сторону воронки от снаряда, метрах в пяти от них.

– Лучше бы оставили внутри. Всего осколками посекло.

Лейтенант обеими ладонями рук с силой сжал виски. Что это? Бред? Но такого не бывает! Он только что, сам, своими собственными глазами всё это видел! И слышал! Там, в реке. Меньшов, Митюхин, Хватов, немцы…. Потом взрыв! Да, после появления Хватова – взрыв…

Зимин быстро наклонился к правой ноге, посмотрел на сапог. Каблука не было, будто срезали бритвой, начисто.

– Немец за бугром засел. Выше, шагах… – Крикнул Хватов, скатившийся к ним по песку, но Зимин оборвал его криком:

– Все в воронку! – И первым кинулся к следу от снаряда.

Меньшов и Хватов тут же выполнили приказ командира, кинулись вслед за ним. Воронка оказалась глубокой, приняла всех троих. И вовремя.

Тяжёлый взрыв охнул над рекой. Над головами лежащих танкистов прошелестели осколки. Некоторые из них впились в края воронки, но никому не причинили никакого вреда. Земля вздрогнула, будто по ней ударили здоровенной, невиданных размеров, кувалдой. Спустя минуту, Зимин подполз к краю воронки.

– Куда… – Меньшов ухватил командира за сапог. – Дура, там же фриц!

– Никого там уже нет. – Зимин продолжил движение. Выполз. Чуть приподнялся на коленях. Меньшов последовал вслед за лейтенантом и когда оказался снаружи, не сдержался, присвистнул.

– Ни х… себе….

«Варвара» лежала на боку, глубоко вмявшись правой гусеницей в песок. Башня у танка отсутствовала. Вместо неё зияла чёрная дыра.

– Метров на десять отбросило. – Послышался голос Хватова. Стрелок указал рукой в сторону реки. Башня «Варвары», наполовину погружённая в воду, лежала ближе к противоположному берегу. – Хорошо, речка неглубокая. Можно достать, отремонтировать.

Меньшов хлопнул командира по плечу:

– Ну, спасибо, сынок. Это ж надо, так….

А лейтенант, дрожащей рукой стерев пот со лба, перевёл ошарашенный взгляд с изуродованного тела танка на башню, а с неё на воду. И, несмотря на то, что в ту секунду по реке, сплошным потоком, тяжело плыли ржавые, масляные пятна, несмотря на то, что вода в реке была такой грязной, будто в неё, в маленькую, степную речушку в тот день слили все грязевые отходы мира, и от того она стала до такой степени мутной, что невозможно было рассмотреть даже опущенной в неё собственной ладони, Зимин всё одно смотрел и смотрел в эту грязную, коричневую до черноты жижу. Потому, как, в отличие от остальных, лейтенант видел в ней то, чего никто, кроме него, не видел. Он видел звёзды.

До и после Р. Х.

Глава 1
Год 11568 до Р. Х., межпланетная трасса Отта – Эя (сегодня, Марс – Земля), Триста Седьмая экспедиция, транспортное судно «Элта»

Сначала Ол почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Ощущения пришли так вдруг и неожиданно, что ладони рук, подчиняясь естественным рефлексам, сами собой сжали пальцы в слабые кулаки. Однако, покалывание не исчезло. Мало того, вслед за руками другая часть тела ощутила неприятные ощущения, только на этот раз причина пришла извне: по всей спине и ногам, сначала снизу вверх, а после сверху вниз, прошлась тугая, упругая волна, прощупывая каждый мускул икр, бёдер, ягодиц, спины, плечевого пояса, шейные мускулы. Одновременно, головной мозг мягко и ненавязчиво, начали захватывать звуковые галлюцинации. Тёплая, расслабляющая музыка, непонятно как попавшая под черепную коробку, ласкала мозг, возбуждая в ещё сонном сознании эротические видения.

Как ни странно, Ол осознавал: он грезит, а сон находится на грани просыпания, когда дремота от бодрствования разделена тонкой, прозрачной плёнкой. Именно в такие моменты сновидения наиболее сладки и приятны, их хочется продлевать, как можно дольше, хочется отдаваться последним волнам дремоты.

А в это время «живая вода» массировала чересчур ослабевшие за пять месяцев анабиоза участки тела. В связи со спецификой деятельности, Ола должны были разбудить одним из последних на корабле: на судне у доктора никаких обязанностей не было, а потому и будить его одним из первых не имелось никакого смысла. Но теперь транспортник «Элта» приближался к цели своего полёта, а значит, настал черёд доктора. Впрочем, сон ещё продолжался.

Воздушная, прозрачная, тонкая, как паутина, музыка навевала незнакомые, приятные образы. Из туманной неги в подсознании сначала проявилась трава, неестественно зелёная, будто сотканная из молекул и атомов изумруда. Где-то вдалеке показались высокие горы, со снежными шапками на вершинах. Но не это заинтересовало мужчину. Девушка…Её прозрачный силуэт проявился на фоне светло-голубого неба, так далеко, что, поначалу, рассмотреть, кто это, мужчина или женщина, с такого расстояния, было невозможно. Однако, доктор знал: к нему бежит юное и прекрасное создание. И действительно, вскоре, по мере приближения бегуньи, стали видны очертания женского стройного тела. Узкая талия, переходящая в упругие, слегка широковатые бёдра. Высокая, тугая грудь, прикрытая туникой, колыхалась в такт каждому шагу. Спустя секунду док смог разглядеть и чёрные, как смола, волнистые волосы, конским хвостом спадающие за спину, колыхающиеся в унисон с грудью. Ещё мгновение, и Ол не смог скрыть во сне улыбку: оказывается, ему приснилась прекрасная Ниа, инженер – строитель, с которой он познакомился на второй день, после объявления Решения Избранных о его участии в Триста Седьмой экспедиции. Да, это была она: теперь он чётко мог разглядеть высокий лоб девушки, с озорной чёлкой, густые, изогнутые уголком брови над, цвета тёмного изумруда, глазами, тонкий, с небольшой горбинкой нос, возвышающийся над припухлой нитью губ, которые, в волнительном дыхании, чуть приоткрыли жемчуг крепких, молодых зубов. Сейчас, когда Ниа находилась в нескольких шагах от него, Ол прекрасно видел и жемчуг, и капельки пота на тонкой, смуглой шее, и озорной взгляд изумрудных глаз.

Ниа, из рода Хиллонов, выросла на экваторе Отты, а потому, казалось, впитала в себя сладострастный жар того края, в котором провела детство и юность и теперь хотела поделиться им с ним, с Олом. Вот черноволосая красавица остановилась, на расстоянии вытянутой руки, озорно смахнула со лба чёлку на сторону, от чего упругая грудь пришла в движение под тонкой материей туники. Доктор заметил это движение. Мало того, он отчётливо видел под материей соски, которые твёрдыми, сочными, спелыми ягодами натягивали ткань, явно в желании вырваться на свободу и показать себя. Взгляд мужчины опустился ниже, к краю туники. Одеяние девушки оказалось чересчур коротким, едва прикрывало упругие ягодицы. А под ним, под краем, виднелись сильные, стройные ноги, обутые в кожаные сандалии, шнуровка которых переплеталась на мускулистых икрах. Ол во сне облизал вмиг пересохшие губы. Ниа рассмеялась, и, положив руки на бёдра, сделала ещё один шаг к доктору. Теперь её грудь слегка касалась мужской груди. Док взволнованно ощутил, как соски упруго ткнулись в мускулы брюшного пресса. Мало того, доктор почувствовал, как девушка специально чуть привстала на цыпочки, после чего снова опустилась на стопу: в результате твёрдые горошины волнующе – приятно прошлись по его обнажённой коже, сверху вниз. Видя, как мужчина замер от наслаждения, Ниа чуть наклонилась и на мгновение прижалась к его телу. При этом, задорно – зазывающе, глядя в глаза. Ол моментально почувствовал, как в паху сладко заныло. Детородный орган, не подчиняясь воле хозяина, самостоятельно и очень отчётливо принялся реагировать на столь приятные ощущения. Ниа тут же сделала шаг назад, посмотрела на результат манипуляций своего тела, весело рассмеялась и в восторге захлопала в ладоши.

Тут же в сознание Ола ворвался смех ещё нескольких человек. Мужчин. Доктор дёрнулся раз, второй, по рукам пробежала дрожь. Веки тяжело, непослушно распахнулись. В мутной, водянистой дали он с трудом смог различить контуры фигур нескольких человек. Членов Триста Седьмой.

– Проснулся? – Не во сне, наяву донёсся до Ола знакомый голос второго помощника командира транспортного корабля. И мысль тут же заработала: кто проснулся? Где? – Док, – Рука помощника слегка хлопнула по прозрачной поверхности капсулы, прямо над головой учёного. Ол понял, голос обращается к нему, – приготовьтесь. Сейчас почувствуете неприятные ощущения, но это вскоре пройдёт. Готовы?

Веки дрогнули, в знак утверждения. «Живая вода» тут же схлынула в специальные отверстия. Прозрачная крышка капсулы, в которой он находился, с хлопком ушла в конструкцию. Тело, оказавшись в непривычной обстановке сухости, моментально покрылось мурашками, судорожно задёргалось. Переохлаждение, догадался Ол, и прикусил губу от боли: правую ногу свело судорогой.

– В чём дело? – Услышал доктор взволнованный голос помощника. – Почему он не прошёл полный адаптационный период?

Голос бортового компьютера незамедлительно выдал холодный ответ:

– Сенсоры подсознания доктора Ола во время прохождения адаптации были частично блокированы извне. Поэтому тело доктора Ола не смогло полностью отреагировать на реакцию флирования.

– Чья шутка? – Помощник капитана окинул присутствующих сердитым взглядом.

– Моя. – Нейрохирург Отс, товарищ Ола ещё со школьной скамьи, снял с лица учёного кислородную маску, произвёл осмотр сетчатки глаз. – Всё в норме. Извини, старик. Но, традиция есть традиция:: кто просыпается последним, тот подвергается шуткам экипажа.

Ол мысленно погрозил другу кулаком. Но только мысленно. Воспроизвести на деле все эти довольно простые телодвижения он был ещё не в состоянии: давали знать месяцы обездвижения, проведённые в капсуле.

Отс и ихтиолог Снас, который с трудом скрывал улыбку, вытянули доктора на волю, уложили на энергоносилки. Отс прикрыл голое тело друга тёплой, энергосберегающей простынёй.

– Надеюсь, кроме вас двоих, меня никто больше не видел? – с трудом сначала сформулировал, а после телепортировал свою мысль Ол, на что друзья разразились новым взрывом хохота.

– Как тебе сказать… Не видели только те, кто несёт фахту. Да и то, не факт.

Отс, не прекращая смеяться, подтолкнул носилки к пункту медицинского обслуживания.

Год 11568 до Р. Х., третий спутник от Светила, Эя, координаты местности 014 – 277 (сегодня – планета Земля, север Зейского района Амурской области, Россия)

Орайя, упруго оттолкнувшись от земли, легко запрыгнула на высокий, ей по грудь, выступ на скале. Крепко цепляясь тонкими, но достаточно сильными пальцами за горячие, нагретые за день скальные наросты, нащупывая ступнями босых ног любые выемки которые смогли бы удержать её лёгкое тело, подняла себя как можно выше над землёй. Так, чтобы находиться, пусть в относительной, но безопасности. После чего, насколько было возможно, девочка вытянула тонкую, расцарапанную во многих местах шею, осторожно заглянула в узкую горловину входа в пещеру. Вроде, тихо. Кажется, внутри никого нет. Впрочем, это только кажется. Охту – он хитрый. Очень хитрый. Хитрее, чем старый Вонк, а того провести тяжело, точнее, невозможно.

Выждала. Тишина. Ни звука. Нащупала левой рукой камень. Со всей силы метнула его в проход, ведущий внутрь пещеры. Её пещеры, о которой знала только она.

Камень, с гулким эхом, ударился о стены. Тишина. Не из прохода, не из самой пещеры не донеслось ни единого звука. Но это ещё ничего не значило. Охту не просто хитрый. Он – умный. Точь-в-точь, как старый Вонк. Хотя, нет. Вонк умнее: старик за свою жизнь столько снял шкур с убитых им Охту, что теми шкурами можно устелить пол пещеры в несколько слоёв. И ещё одной закрыть вход, от ветра. Жаль, шкура у Охту плохая: твёрдая, как камень. Жёсткая. И вонючая. Сколько не выветривай, всё одно пахнет тиной, от чего, если её повесить в пещере, такой дух стоит – хоть убегай. То ли дело шкура Ани… Зато мясо Охту очень вкусное. Лучше, чем мясо оленя. По крайней мере, Орайе нравится больше. А вот шкура отвратительная. Ну, какой Охту, такая и шкура…

Девочка подтянула тело дальше, буквально повиснув над входом, так, что теперь, с нового положения, стало видно большую часть самой пещеры. Правая рука инстинктивно вцепилась в край скалы, фиксируя тело. Левая нащупала новый камень, с силой метнула в зев глубокой, природной выемки. Прислушалась. Охту снова ничем себя не выдал. Вроде, можно спуститься, зайти внутрь. Хотя, и тут следует быть настороже.

Охту – он хитрый. Злой и хитрый. Вон как ловко прячется в реке: не увидишь. А спустишься к воде – тут как тут. Сколько раз они играли с ребятишками с Охту… Двоих унёс с собой, в реку. И правильно сделал, что унёс. Какие бы из них выросли охотники и рыбаки, если не умеют во время уйти от врага? Никакие. Лишние рты в семье.

Правда, Охту не всегда с ними играется. Только когда голодный. Когда сытый никакого внимания на них не обращает. Хоть корягами бросай, не пошевелится. Но когда голодный….

Пещеру Орайя нашла давно, как ей казалось, очень давно. Но никому, ни отцу, вождю племени, ни матери, ни подругам о ней не рассказывала. Со стороны реки вход в пещеру был не заметен, потому, как от человеческого глаза его скрывал высокий, густой кустарник. К тому же сам вход представлял собой своеобразный «карман с клапаном», когда внешняя высокая каменная стена входа перехлёстывалась с внутренней стеной, от чего со стороны реки, визуально вся скала представляла собой сплошное, монолитное возвышение. И только настырный, цепкий взгляд Орайи смог отыскать щель в этом, казалось бы, цельном скальном пространстве.

Пещера оказалась сухой, проветриваемой, уютной. Она стала самой главной тайной девочки. На отшлифованных временем и ветрами, созданных природой плоских стенах галереи, которые находились ближе к входу, и на которые падал солнечный свет, девочка рисовала то, что видела и запоминала из своей небольшой, но очень насыщенной разными событиями жизни. Зверей, чаще всего диких кабанов, рогатых оленей, которых убивали мужчины племени, надолго и далеко уходя в леса на охоту, и часто, по возвращении, оплакивая охотников, погибших во время этого опасного занятия. Рыбу, которую Орайя ловила вместе с другими женщинами и девочками племени в широкой и глубокой реке, что протекала невдалеке от стойбища. Конечно, нарисовала и нескольких Охту. Голодных, оскаливших зубы. Получилось правдоподобно. Нарисованные, злые звери, казалось, вот-вот бросятся на свою жертву. Правда, отец и другие мужчины – охотники не раз сообщали о том, будто их Охту далеко не самый страшный зверь. Мол, в лесах водятся звери и пострашнее. Даже рассказывали о том, будто в Большом лесу видели такого громадного Охту, что даже их скала, в сравнении с ним, выглядела маленькой. Орайя охотникам верила, потому, как иногда до пещеры, из глубины лесов, доносился такой грозный рёв, что сразу становилось понятно: такой крик могла издать только глотка огромного существа. Однако, близко к стойбищу пока, ни один таких зверей до сих пор не приближался. Скорее всего, от того, как утверждал старый Вонк, и его поддерживали все охотники, что им мешала Трясущаяся земля. Так это, или нет, неизвестно, но, как бы, то, ни было, до сих пор, ни один из Других Охту к ним так и не наведался, чему племя безумно радовалось, чувствуя себя пусть и в относительной, но, всё-таки, безопасности, и опасаясь только одного Охту – речного. Хотя и этот Охту был далеко не маленький: положи таких, как Орайя три девочки, так, чтобы ноги одной упирались в плечи другой, так и то будет не весь Охту, хвост останется.

Рисовала юная художница и птиц. И тех, что летали высоко небе, которых приходилось долго ждать, чтобы после кинуть в них камень, и тех, что низко летали, которых можно было поймать в силки. Но больше всего Орайе нравилось рисовать Богов, красивых, сильных, которым все, даже самые высокие её соплеменники приходились чуть выше пояса, почти по грудь.

Боги посещали её племя несколько раз. Первого раза, когда Орайя была ещё маленькой, девочка, конечно, не помнила. О нём рассказывали отец и Вонк. Отец с опаской и неохотой. Не любит он рассказывать о Богах. А Вонк ту встречу описал во всех красках, которые дарит лес. Конечно, врал, будто бы Боги разговаривали с ним на равных. Даже хвастал, мол, советовались. Жаль, нельзя старику шипом хелка[3]3
  Хелк – ёж.


[Закрыть]
язык проколоть, как делают, в целях воспитания, всем мальчишкам и девчонкам их племени, когда те выдумывают то, чего не было. Вонку осталось жить всего ничего, так что, смысла его воспитывать, уже нет.

Потом Боги прилетали ещё несколько раз. Уже те их посещения Орайя помнила хорошо. Птица Богов всегда опускалась на землю не рядом со стойбищем, а вдалеке от него. Судя по всему, поначалу, племя Норка мало интересовало Богов. Больше всего их интересовала река. Боги не купались и не ловили рыбу. Они, спустившись к самой реке, долго рассматривали её, будто раньше никогда не видели воды. Девочка наблюдала за ними издалека, с небольшой площадки в скале, иногда сидя на корточках, а чаще лёжа на животе. Зоркие глаза Орайи видели, как Боги, в странной, блестящей шкуре, бродят вдоль берега, присаживаются на корточки, черпают воду руками. Однако, в саму воду, на глубину, никто из них не заходил. Наверное, боятся Охту, ляпнула потом, в пещере, языком Орайя, за что и получила подзатыльник от Вонка.

Однако как потом выяснилось, Богов интересовала не только река. В следующие посещения они исследовали скалы, правда, опять вдали от стойбища племени Норка, уходили в сторону Большого леса и Трясущейся земли. Орайя, наблюдая за тем, как Боги идут в ту сторону, с завистью перевела дух. Её одну туда не пускали. А ягода в том месте большая, крупная, с кулак, вкусная, правда, собирать нужно крайне осторожно. На глазах Орайи боги Трясущейся земли забрали к себе её одногодка Трута. Та страшная картина до сих пор стояла перед глазами девочки. Как трава, покрытая водой, вдруг под ногами мальчишки разверзлась, и тот провалился в неё сначала по пояс, а после, в мгновение ока, исчез совсем. Даже вскрикнуть не успел. Только на воде с ряской, что заполнили место смерти Трута, появились пузыри. Точно такие же пузыри появлялись на поверхности воды, когда Охту утаскивали свою жертву к себе в нору. Вот потому, без старших, всем детям племени, с того часа, было запрещено ходить к Трясущейся земле.

Что делали Боги в тех местах, никто не знал. Но, судя по всему, боги Трясущейся земли никого из прилетевших Богов к себе забирать на стали. Наверное, побоялись.

А вот последнюю встречу с Богами, которая состоялась прошлой осенью, Орайя запомнила хорошо. Потому, что в то прибытие, Боги посетили их племя.

Они, как обычно, спустились с неба на своей огромной, гордой, блестящей на солнце птице. Орайя всегда восхищалась птицей Богов, с телом, будто в рыбьей чешуе: так оно горело в лучах света. Впрочем, именно в то прибытие, девочка убедилась: то была вовсе не чешуя. Орайя это проверила, коснувшись, крыла птицы рукой. Тело оказалось гладким, горячим, приятным на ощупь. И ни одного пёрышка, ни одной чешуйки.

Всегда, когда птица Богов опускалась на землю, вокруг стоял такой рёв, что даже речной Охту и тот убегал куда подальше: его потом в реке не видели несколько дней. Здорово: можно было плавать на другой берег. А когда птица приземлилась в этот раз, то к рёву ещё добавился и ветер. Хорошо, что все, как обычно, упали на колени, уткнувшись носами в землю, а то бы ветер сбил их с ног.

Чрево птицы распахнулось, из него уверенными, широкими шагами, вышли Боги, будто та родила их. Орайя хорошо запомнила, как её в первый раз шокировало увиденное: в животе опустившейся на землю птицы вдруг образовалась дыра, причём, без крови и кишок, внутри которой, вместо требухи, показались Боги. Также не забыла она потрясения и о того, когда увидела, как пузо птицы вновь забрало в себя Богов, а после дыра вдруг взяла и затянулась, будто её и не было. Когда птица улетела, Орайя тщательно исследовала поляну, на которую опустилась птица, но, ни капельки крови так и не нашла. Эти две картинки долго не отпускали сознание девочки. Она даже хотела изобразить увиденное на камне, но все попытки привели только к нервному расстройству: картинки так и не удались. Всё получалось только по отдельности. В целом же Боги и их птица никак не хотели соединяться вместе.

Боги всегда, с ног до головы, были одеты в шкуры из такой же странной «чешуи», что и тело птицы: блестящей, сверкающей на солнце. Наверное, решила Орайя, когда увидела одеяние Богов в первый раз, они, то есть, Боги, на одной птице летают, а другую убили, и сделали из её шкуры себе одежду, точно так же, как её отец сделал ей накидку из лысой шкуры старого оленя. Правда, Вонк потом шепнул девочке на ухо, будто то вовсе не шкура, а такая, мол, у Богов кожа. Но Орайя ему не поверила. Своя, собственная кожа должна быть всегда и во всех местах тела туго натянутой, ну, разве что морщинистой, как у Вонка. У Богов же и на теле и на руках «кожа» топорщилась во все стороны и, мало того, в некоторых местах даже обвисала. А разве кожа может обвисать? Любой зверь схватит такую шкуру зубами и утащит к себе в нору. А разве Бог допустит, чтобы его хватали зубами? И потом, голова у Богов тоже пряталась за странной «кожей», с твёрдой водой перед лицом. Орайя чётко видела лица Богов под этой водой, когда те осматривали её тело. Лица как лица: простые, нормальные, точно такие же, как и у сородичей Орайи, только плавают внутри «кожи», будто в мутной воде. Девочка до сих пор помнила, как один из Богов улыбнулся, обнажив при этом такие красивые, ровные, белые зубы, что у дочери вождя дух захватывало от восторга и ужаса. Таких зубов ни у кого из её соплеменников не было. В том числе и у самой девочки.

Говорили Боги странно. Вроде произносили знакомые с детства слова, однако, до ушей Орайи те доносились глухо, будто эхо и малопонятно. То ли хрипло, то ли лающе, как – Орайя разобрать не смогла.

И ещё на одно обстоятельство обратила внимание дочь вождя: собаки, которые буквально сходили с ума во время приземления птицы, как только Боги вышли из тела божества, тут же замолкли и, сбившись в одну плотную массу, дружно легли на брюхо, мордами к птице. И так лежали до тех пор, пока та не улетела. А вот козы наоборот: бесились всё время, пока Боги находились в вблизи стойбища, метались внутри загона и призывно блеяли, то ли от страха, то ли от боли. И тоже успокоились только тогда, когда те покинули стойбище.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю