Текст книги "Запретный горизонт"

Автор книги: Станислав Никсман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2. Пациент

Дата создания файла (унифицированная): 20 августа 2798 года. Тип передачи: зашифрованная. Источник сигнала: Солнечная система / планета Земля / территория корпорации «Вестен» / лен Вермланд / клиника «Бевусстлос Парк». Уровень доступа: стандартный / подтверждён. Авторизованный пользователь: Кайн Тен / агент Службы Внутренней Безопасности. Текущий статус: пациент отделения общей и специальной психотерапии. Серийный номер передатчика: соответствует оригинальному. Ошибки: отчёт недоступен.

Вынужден признать, корпоративные дознаватели довольно ловко встроились в больничный распорядок. Хмурые спецы, с протокольными выражениями на лицах, заняли несколько свободных кабинетов на нижнем этаже. После чего, без суеты, начали вызывать к себе персонал и пациентов, фактически сделав допросы частью больничного расписания.

Они намеревались обработать каждого и всех.

Добро пожаловать в педантично-дотошный «Вестен». Как до сих пор шутили некоторые историки: не корпорация встала во главе Германии, но Германия во главе корпорации.

Меня вызвали одним из первых. Неудивительно, ведь именно мой сосед по палате покончил с собой. Взял и вышел в окно. Четвёртый этаж и земная гравитация – не лучшие условия для выполнения подобных трюков.

Некоторые выживают после падения и с большей высоты, но не Мэнни. Ему не повезло. Шея оказалась сломана. Шансы выжить были, случись эта неприятность в другой больнице, а не в «Бевусстлос Парке». Практически все местные доктора – мозгоправы, они спасают души, а не тела. Реанимационная команда, прилетевшая из центра, опоздала совсем чуть-чуть. Необратимая смерть наступила за пару минут до их появления.

При жизни у Мэнсона Грина имелись серьёзные проблемы со здоровьем.

Одна из них заключалась в том, что он считал себя марсианином, да и не только себя. По его мнению, каждый, кто хотя бы раз погружался в криогенный сон, перестал быть человеком.

Крупица истины в этом бреде присутствовала.

В конце двадцать первого века человечество приступило к освоению Марса. При исследовании состава льда, наполняющего кратер Королёва, на глубине 1,6 км были обнаружены микроскопические живые организмы. Беспозвоночные существа размером меньше миллиметра находились в спячке более четырёх тысяч лет.

Их удалось разбудить.

Так называемая «марсианская тихоходка» определила судьбу человечества на века вперёд. Жидкость, наполнявшая её тело, позволяла инопланетной букашке без малейших последствий останавливать свою жизнедеятельность на неограниченное время в условиях низких температур. Этот «антифриз» природного происхождения был тщательно изучен, а затем проверен на земных организмах.

Настала очередь людей.

Очень быстро криогенный сон превратился в атланта, удерживающего на своих плечах всю космическую отрасль.

Эпоха активного освоения Солнечной системы началась, когда большую часть времени экипажи межпланетных кораблей смогли проводить во сне, словно марсианские тихоходки. Анабиоз значительно экономит ресурсы, которые раньше требовались в ходе любого долгого путешествия. Продовольствие, вода, кислород для дыхания – ныне занимают совсем немного места. Это касается и экипажа, что находится в компактных капсулах гибернации на протяжении всего полёта.

Корабли стали переносить на дальние расстояния больше полезного груза. Снижение затрат на перемещение техники и строительных материалов дало возможность человечеству приступить к созданию колоний на других планетах Солнечной системы.

В двадцать третьем веке начался процесс терраформирования Марса. Его население на тот момент составляло более двух миллионов человек. Некоторые из них родились на «красной планете», но большинство прибыло с Земли, в огромных контейнеровозах, забитых тысячами криогенных капсул.

Параллельно разворачивалась не менее активная колонизация Венеры.

В двадцать пятом столетии население Марса перевалило за миллиард. Одними планетами человек не ограничивался: миллионы оказались рассеяны по космосу, едва только стартовала «золотая лихорадка» – разработка богатств главного пояса астероидов. Церера превратилась в крупнейший промышленный центр Солнечной системы. В 2778 люди взялись за спутники Юпитера.

Сегодня мы уже обустраиваем Сатурн. Первый город на Титане был основан этой весной.

На днях по всем новостным каналам сообщили, что Верховный Совет утвердил дату старта исследовательской миссии к Тихее – таинственному газовому гиганту в облаке Оорта.

Человечество готовилось шагнуть за горизонт. Следующим рубежом станет путешествие к ближайшей звезде.

Одно микроскопическое животное изменило всё.

«Чёртовы тихоходки действуют изнутри, постепенно превращая людей в самых настоящих марсиан. Научные достижения последних веков не имеют никакого отношения к естественному человеческому прогрессу», – горячо убеждал меня Мэнсон Грин.

Большую часть своей жизни он провёл на борту космического корабля одной из многочисленных грузовых флотилий. Годы анабиоза обернулись проблемами с психикой.

Даже не знаю, кто на самом деле больше страдал от навязчивых идей моего соседа по палате, я или он. Мэнни редко начинал разговор первым, но, если уж открывал рот, его было тяжело заставить замолчать.

Каждая беседа предсказуемо сводилась к одной теме.

«Жидкость тихоходок невозможно синтезировать искусственно. В наши вены закачивают кровь марсиан. Посредством этого древняя раса тайно управляет человечеством», – настаивал Мэнни.

Действительно, крохотных беспозвоночных разводили на специальных фермах. Каждый день тонны «антифриза» отгружались корпоративным структурам, отвечающим за космические перевозки.

Чтобы ввести человека в криогенный сон, его предварительно усыпляют с помощью комбинации специальных препаратов. Затем всю кровь в организме меняют на «антифриз», постепенно снижая окружающую температуру. Через несколько часов все жизненные функции, в том числе и кроветворение, замирают.

Спящему больше не требуется ни кислород, ни калории. Его охлаждают до минус ста двадцати пяти градусов по Цельсию. В подобных условиях тело можно хранить теоретически вечно.

Со всеми процедурами прекрасно справляется автоматика. Возвращение к жизни происходит обратными действиями: медленно повышается окружающая температура до привычных значений, а из организма выводится инородное вещество.

В некотором смысле Мэнни был прав. Все космонавты, во время анабиоза, на 6-8% становились марсианами, пока их кровь заменяла инопланетная биологическая жидкость.

Но видят ли люди под воздействием тихоходок какие-то особые сны? Неужели биологический «антифриз», добываемый из микроскопических беспозвоночных, способен воздействовать на нервные центры человека?

Чушь полнейшая.

Мэнни же был уверен в обратном. Он настаивал, что по этой причине его и преследуют странные видения о Марсе.

Верилось с трудом, ведь у меня имелся собственный опыт. Я тоже мог похвастать тем, что провёл десятки лет в состоянии тихоходки. Пару раз даже изучал записи своих снов после особенно долгих перелётов. Что я там увидел? Пустоту. Бессвязные образы на этапе наркоза, а дальше – ничего.

Как бы то ни было, теории Мэнни насторожили специалистов, и он оказался в «Бевусстлос Парке». К тому моменту, ему снилось странное, уже не только в анабиозе, но и в обычной жизни. Нейронный имплант в голове Грина раз за разом фиксировал одинаковые образы и ощущения: унылые пейзажи марсианских пустынь, жуткий холод, паника, бег от неведомой опасности.

Интересный факт: мой сосед по палате никогда не посещал Марс. Он всю жизнь работал на рейсах Земля-Церера-Земля.

Беднягу мучили кошмары, он перестал высыпаться. Ухудшилось общее состояние. Из ниоткуда появились странные навязчивые идеи. Человек начал считать себя марсианином. Очередной предполётный медосмотр Грин попросту не прошёл. Вызвал вполне обоснованные подозрения у штатного психолога, который послал Мэнни обследоваться в Центральную городскую больницу Карлстада. Недолго думая, там ему вручили направление в специализированную клинику.

В «Бевусстлос Парке» мы с ним и познакомились. Я попал сюда с похожей проблемой: повторяющиеся сновидения, отрицательно действующие на самочувствие. Вполне вероятно, по этой причине нас и поселили вместе.

Скромная палата, площадью двадцать квадратных метров, была рассчитана на две персоны. Комната находилась в самом конце длинного коридора отделения общей и специальной психотерапии.

Тихий, спокойный уголок.

Вид из окон радовал взгляд. Особенно я ценил вечерний пейзаж после дождя. Низкое рыжее солнце. Грузные тёмные тучи, намекающие на близкую осень. Разноцветный лес, от которого приятно веяло сырой свежестью. Успокаивающая серая гладь озера Венерн…

В первый день моего прибытия в санаторий состоялся разговор с Хансом Хельмутом – главой отделения общей и специальной психотерапии.

На столе у врача лежала моя история болезни. Тонкая жёлтая папка. В ней было не так много документов: заключения двух независимых психотерапевтов, направление из городской больницы, описание текущих жалоб и несколько плёнок с графиками, фиксирующими отклонения в мозговой активности.

Врач закончил изучать распечатку с визуализацией моих снов и отложил её в сторону. По листу бумаги были разбросаны силуэты деревьев, сформированные из чёрных ромбов. Строки со словом «unfereigt» забивали собой всё оставшееся пространство.

Я сидел напротив Хельмута, скрестив руки на груди.

– Скажете мне, что всё это означает?

– Хотелось бы сперва услышать ваше мнение, Кайн. Что сами думаете?

– Выглядит не хуже некоторых образцов современного искусства, но наблюдать эти картинки каждую ночь вместо снов, несколько напрягает. Так, что со мной, доктор?

– Вы не совсем здоровы, – мягко улыбнулся Хельмут.

– На это мне намекнули ещё в городской больнице, когда вручили направление сюда. Речь шла о переполнении памяти.

– Всё верно. Коллеги из Центральной не ошиблись с предварительным диагнозом: опасный уровень информационной нагрузки. Ваши видения – таким образом организм подаёт сигнал бедствия, сообщает о возникших проблемах.

– Показывая мне странные картинки?

– Самый распространённый вариант. Ваша болезнь не успела развиться до следующего этапа, сейчас её можно легко победить. Вместе, мы разгрузим ваш мозг, Кайн.

– Надеюсь, ваши запасы спиртного от этого сильно не пострадают, – пошутил я.

Ханс Хельмут неодобрительно посмотрел на меня.

– Вы слишком легкомысленно воспринимаете свой недуг, а ведь без курса лечения он способен закончиться синдромом Белова-Ричардсона. Никакого алкоголя пока вы находитесь в стенах моей клиники. Уделите своему организму максимум внимания в ближайшее время, иначе рискуете проснуться слюнявым идиотом, с кашей в голове вместо логических связей.

– Всё настолько серьёзно?

– Думаете, я вас просто так пугаю? – развёл руками доктор. – Увы, мне приходилось сталкиваться с подобными случаями. Информационная перегрузка – одна из важнейших проблем современной психотерапии.

– Я был уверен, что в целях профилактики достаточно периодически чистить память.

– Да, обычно этого хватает. Как давно вы проводили данную процедуру?

– Два месяца назад. Может три. Сбросил всё, вплоть до базового состояния.

– Погодите-ка, вы говорите о нулевой очистке? – левая бровь доктора Хельмута приподнялась.

– Чему вы удивляетесь? Я проделывал подобное не раз.

– И когда был предыдущий сброс?

– Полгода назад.

Вторая бровь доктора догнала первую.

– Интересно узнать, зачем вам это понадобилось, – медленно произнёс он.

Будь я действительно болен, сейчас мне бы следовало упомянуть про специфику своей работы. Это могло объяснить многое, но к обычным врачам (в случае настоящих проблем с психикой) агентам СВБ обращаться было строго запрещено. Даже когда выйду на пенсию, наблюдаться придётся строго в определённых медицинских заведениях.

– Я менял специализацию.

– Это как раз понятно, – отмахнулся Хельмут. – Хотелось бы услышать о причинах, которые заставили специалиста заново прогнать через свой мозг огромные объёмы информации. Причём, как вы утверждаете, повторно и с коротким интервалом.

Неудивительно, что он был заинтригован. Спецы крайне востребованы, их труд достойно оплачивается. Редкий профи решится на полную замену своих навыков и знаний.

С частотой в полгода эту дорогостоящую процедуру не делает никто.

Жалко, нельзя сказать даже полуправду.

Понимаете, доктор, я иду по следу «Свободной воли», тех самых ублюдков, что взяли на себя ответственность за подрыв урановой бомбы в крупнейшем космопорте Марса. Для расследования потребовались знания карго-мастера, но с предыдущего этапа миссии моя голова оказалась занята терабайтами данных по корпоративной дипломатии. Вот почему я был вынужден снова «отформатировать» свои мозги.

Нет, конечно, ничего такого я не скажу.

– Я тестировщик. Отрабатываю адаптацию к новым комплексам знаний, прежде чем их выпустят на рынок подготовки специалистов.

– Вот как? – Хельмут постучал указательным пальцем по папке с моими бумагами. – Почему-то этой информации здесь нет. Простите, но за какой помощью вы обратились в «Бевусстлос»? У ваших работодателей должны быть свои специалисты по решению подобных проблем.

– Вы не до конца понимаете специфику моей профессии.

– Тогда объясните, пожалуйста, – широко улыбнулся доктор.

Сама доброта. Неужели он приготовился услышать от меня какое-то особое признание? Может ждал, что я сообщу о своём недоверии к штатным мозгоправам? Почему бы и нет. Паранойя могла стать интересным бонусом к имеющемуся диагнозу.

– В процесс тестирования входит обращение к общедоступным медицинским службам, – пояснил я. – Испытатель должен полностью пройти все ключевые моменты адаптации к новому комплексу знаний. Если вдруг появляются побочные эффекты, инструкции предписывают обратиться в соответствующие учреждения, как это сделали бы наши клиенты. Так я и попал в «Бевусстлос». Если вы не сможете устранить проблему, тогда да, придётся отчитываться о критическом сбое в процессе тестирования и обращаться уже к внутренним специалистам.

– Ах, вон оно что, – протянул доктор Хельмут.

В его голосе я уловил некоторое разочарование.

Тем не менее, он лично взялся за мой случай.

Следующие две недели я подвергался различного рода обследованиям. Принимал лекарства с труднопроизносимыми названиями. Медитировал в камерах сенсорной депривации. Делился с доктором Хельмутом свежими данными о своих сновидениях.

В свободное время я гулял по парку возле больницы, любовался чудесными видами из окна и общался со своим соседом по палате.

В то утро, когда «марсианин» выпал из окна, у нас с ним случился очень важный разговор, к которому я подводил Мэнни с первого дня нашего знакомства.

Я уверенно играл роль прожжённого карго-мастера, хорошо знакомого с определёнными людьми в таможенной службе Цереры. Делал намёки, закидывал наживку за наживкой.

Контрабанда урана. Сумма с шестью нулями. Годами отработанная схема.

Бесконечно игнорировать столь заманчивое предложение было невозможно. Озабоченный проблемой марсианских тихоходок, Мэнни не мог эффективно бороться со своей жадностью. Он сдерживал себя до последнего, но в итоге заглотил крючок.

Мы ударили по рукам.

Теперь оставалось самое сложное – выяснить личность предыдущего рыбака.

Конфиденциальную информацию Мэнни хранил в особом модуле своего нейронного импланта. Кодированные данные записывались случайным образом в виртуальных подмножествах кривой Гильберта. Пока носитель не прилагал волевое усилие, доступа к спрятанным воспоминаниям он получить не мог.

Да и никто другой тоже.

Взломать фрактальный сейф было невозможно. Иначе специалисты Службы Внутренней Безопасности давно бы вытащили из Мэнни интересующую нас информацию. Пытки, медикаменты, гипноз – всё это могло легко спровоцировать процедуру обнуления хранилища.

Действовать следовало очень аккуратно.

И вот мы, два пациента психбольницы, принялись обсуждать детали незаконной операции с рвением, достойным корпоративных топ-менеджеров. Звучали имена и действующие схемы. Подслушивай нас кто-нибудь, и половины сказанного хватило бы на пожизненный срок. Мэнни уже должен был активировать свой имплант. Именно сейчас мне и следовало пробивать его расшатанную психику, пока он находился на связи с хранилищем своих секретов.

– Кто нас встретит на подлёте к Земле? – спросил он. – Где и когда? От любого незаконного груза надо избавиться до пересечения лунной орбиты.

Вместо ответов на столь важные вопросы, я достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо плёнку с результатами МРТ головного мозга. Развернул мягкий пластик и протянул его своему собеседнику.

– Держи.

– Что такое? – не понял Мэнни.

– Глянь в нижний угол. Дата. Время. Фамилия.

– Откуда это у тебя?

– Посмотри на снимок. Видишь белый шарик?

– Твою мать, да ты меня разыгрываешь!

– Нет. Всё серьёзно. Мэнни. Это опухоль внутри твоего мозга. Неоперабельная. Она дала метастазы. Тебе осталось жить месяц. Может два.

– Идиотская шутка.

– Снимок настоящий.

– У меня было обследование в этот день, но врачи ничего не обнаружили!

– Я хорошо заплатил доктору Кронке. Снимок он отдал мне, а тебе написал ложное заключение.

Ещё мне пришлось взломать базы данных «Бевусстлос Парк» и несколько раз подменить результаты анализов Мэнни, чтобы в этой клинике раньше времени не догадались об истинных причинах его проблем со здоровьем.

– Но зачем?

– Тебя направили сюда и у нас появилась возможность поговорить.

– Да мы с тобой только и делаем, что болтаем! Уже целых две недели! Ты не мог сообщить об опухоли раньше? – Мэнни стал мерить комнату шагами, разглядывая плёнку с результатами МРТ. – Если это правда, с такой бедой в башке я никуда не лечу. Остаюсь на Земле. Мне нужен хороший хирург и поскорее. Забудь обо всём. Сделка отменяется.

Он направился к выходу.

– Погоди, – остановил я. – Этот разговор не закончен.

– Что ещё?

– Ты можешь спасти жизни множеству людей. Помоги им. Иначе из-за тебя снова погибнут невинные.

– Из-за меня никто и никогда не умирал! – видимо, Мэнни до сих пор не понял, во что его втянули сепаратисты. – Ты бредишь!

– Четыре года назад, на Церере, ты согласился взять на борт своего контейнеровоза контрабанду. Тайно доставил партию урана к Марсу. Заказчиком была «Свободная воля».

Глаза Мэнни удивлённо распахнулись.

– Нет! – воскликнул он.

– Сепаратисты сделали из этого сырья несколько бомб. Одна из них взорвалась три месяца назад.

– Я никогда не работал с террористами! Договор был с Церковью Трентона: Семьям требовалось дешёвое топливо для их допотопных ядерных реакторов!

Вот и нужная информация пошла. Значит, «Свободная воля» использовала религиозных отшельников? Подтвердилась одна из рабочих версий наших аналитиков.

Неожиданно Мэнни швырнул снимок под пол и зарыдал.

– Я… я не хочу умирать, – прорвалось сквозь всхлипывания.

– На Марсе погибли десятки тысяч. Дети, женщины, старики. Кто был твоим контактом в Церкви Трентона?

Мэнни плакал, закрыв лицо руками.

– Спаси невинных, очисти совесть, – давил я. – Опухоль неоперабельная. У тебя слишком мало времени, чтобы снять этот груз с души иным способом. Подумай над тем, что ты скажешь Творцу.

– Я не верю в бога.

Странно, у меня была другая иная информация, но видимо здесь аналитики дали маху.

На этот случай были припасены другие слова:

– Тогда отомсти «Свободной воле». Они обманули тебя. Содержание урана в руде превышало заявленные показатели, а стенки контейнеров не имели должной защиты.

– Но я сам видел цифры на счётчике! Они были в пределах нормы.

– Прибор находился в твоих руках?

– Дерьмо! – взвыл Мэнни.

– Опасный груз облучал команду всё время полёта.

Я наклонился, подобрал снимок с пола и продолжил:

– Твои товарищи на очереди. Внутри каждого из них тикает бомба радиационной болезни. Вряд ли выживет хоть кто-то. В этом и заключался замысел сепаратистов. Им была нужна гарантия, что свидетели долго не протянут. Лишь мертвецы надёжно хранят чужие секреты.

Этот след мы взяли случайно. Аналитиков Службы Внутренней Безопасности заинтересовал необъяснимый рост раковых заболеваний в одной из грузовых флотилий. Все ниточки вели к одному кораблю, команда которого, по слухам, промышляла контрабандой.

– Чарльз Томпсон, – прошептал Мэнни.

– Преподобный Томпсон? – уточнил я.

– Да. Договор был с ним. За работу он заплатил золотом.

Церковь Трентона насчитывала сотни независимых поселений по всей Солнечной системе. Чарльз Томпсон был чем-то вроде президента, главой над старейшинами всех Семей – автономных общин этого объединения.

Похоже сепаратисты имели куда больше влияния на внекорпоративные сообщества, чем предполагали аналитики Верховного Совета.

Мэнни отвернулся от меня и подошёл к окну.

– Проклятые марсиане, Кайн, – всхлипывал он. – Будь уверен, во всём виноваты чёртовы тихоходки. Человечество в опасности, нам нужно всех предупредить.

Его опять накрыли навязчивые идеи.

Всё что требовалось узнать, я выяснил. Можно было оставить Мэнни в покое, судя по результатам МРТ его страдания продлятся недолго. К несчастью, существовала вероятность того, что он не выдержит душевного напряжения и попытается связаться с Томпсоном. Это нарушит ход всей операции. Следующая бомба могла взорваться значительно раньше, чем грозились сепаратисты.

«Живой мертвец на одной чаше весов. Жизни тысяч невинных людей на другой», – очень верно описал сложившуюся ситуацию Советник.

Короткий разговор с моим начальством состоялся пару часов назад. Связь с орбитальной станцией была на удивление отвратительной, скорее всего, из-за разразившейся геомагнитной бури.

Советник указал на решение, но оставил выбор за мной.

Я подошёл к рыдающему Мэнни, схватил его одной рукой за подбородок, а другой за голову сзади. Приподнял вверх и резко дёрнул, ломая шею. После чего открыл окно и вытолкнул обмякшее тело наружу.

Плёнку со снимком ракового образования я разрезал на мелкие кусочки и смыл в унитаз. Незачем оставлять столь явную подсказку дознавателям. Сегодня-завтра у них будет вся необходимая информация для нужных выводов: самоубийство вызвано тяжёлым расстройством психики, связанным с неоперабельной опухолью внутри головного мозга.

Дело Мэнсона Грина закроют на основании отчёта патологоанатома.

Осталось покинуть клинику не вызывая подозрений, и на этом моя работа здесь была закончена.