Текст книги "100 великих тайн космонавтики"

Автор книги: Станислав Славин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Охота за трофеями

Фау-2 – соперница «Катюши»

В предыдущей главе мы с вами говорили о том, что в разгромленный Третий рейх тут же устремились специалисты разных областей техники, стремясь разузнать побольше о достижениях своего бывшего противника, вывести побольше трофеев с его территории для дальнейшего подробного изучения у себя дома. Были среди этих специалистов и наши ракетчики.

^{Ракета Фау-2 на стартовой позиции}

Первые сведения о немецкой баллистической ракете Фау-2 советские военные специалисты получили еще летом 1944 года, когда с территории Польши в нашу страну были доставлены отдельные части этих ракет, собранные на испытательных полигонах Третьего рейха.

Кроме того, данные, полученные от англичан, испытавших на себе мощь ракетных обстрелов Третьего рейха, говорили о том, что нацистам удалось создать оружие, не имеющее мировых аналогов. В самом деле, если лучшие военные образцы отечественных пороховых реактивных снарядов для систем залпового огня М-13ДД («катюша») имели дальность полета 11,8 км, то ракета Фау-2 покрывала расстояние около 300 км. И при этом имела боевую головку не 13 кг, как снаряд «катюши», а 1000 кг!

В общем, выходило, опыт немецких ракетчиков следовало срочно изучить и перенять. А потому в том же 1944 году уже известный нам по работе с ракетопланами В. Ф. Болховитинов сформировал в составе НИИ-1 группу «Ракета». В нее вошли Александр Березняк, Алексей Исаев, Василий Мишин, Николай Пилюгин, Борис Черток, Юрий Победоносцев, Михаил Тихонравов и другие будущие ракетные знаменитости СССР.

Много лет спустя Исаев сравнивал свою тогдашнюю работу и деятельность коллег с трудами палеонтологов. Только те по костям восстанавливали облик доисторических животных, а советские конструкторы – внешний вид, устройство и характеристики секретного оружия Третьего рейха по кускам рваного железа, разбитым агрегатам и остаткам электронных устройств.

И то, что стало им вырисовываться в ходе работы, ошеломило их. Один из талантливейших наших конструкторов В. Ф. Болховитинов долго не мог поверить, что немцам в условиях войны удалось создать такой мощный ракетный двигатель. Ведь советские ученые в те годы использовали для экспериментальных военных самолетов жидкостные двигатели с тягой в сотни килограммов. Полторы тонны было пределом мечтаний. А здесь, по расчетам, выходило, что у двигателя тяга как минимум 20 т. Что же за «снаряд» он поднимает?! Подсчитали, оказалось, что если ракета стартует вертикально, то примерно – 12–14 т.

Зачем понадобились немцы?

Некоторое время спустя советские специалисты создали в Германии еще и «Институт Рабе» – организацию по изучению немецкой ракетной техники. Название не очень удачное, поскольку «рабе» – по-немецки «ворон». Но тут было не до шуток, и на самом деле название было сокращением немецкой фразы Raketenbau und Entwicklung – «производство и разработка ракет».

Институт находился в Бляйхероде – маленьком городке в глубине советской зоны оккупации. Работали там в основном немцы, бывшие участники немецкой ракетной программы. Начальником института стал Б. Е. Черток, директором – один из сотрудников немецкого ракетного центра. Работали слаженно, но скоро выяснилось, что немецкие сотрудники, которых удалось собрать, как правило, не были ведущими специалистами.

Причина этого состояла в том, что руководители и основные специалисты немецкого ракетного проекта во главе с фон Брауном и Дорнбергером (всего около 500 человек), будучи людьми умными и хорошо информированными, понимали, что фашистскую Германию ждет скорый и неминуемый крах. А потому, выбрав меньшее из двух зол, двинулись на Запад, навстречу наступающим американским войскам и вскоре сдались им.

Сдавшиеся в плен тут же сообщили американцам об остальных сотрудниках ракетных разработок, и те вывезли многих из них в свою зону оккупации.

^{Б. Е. Черток}

Правда, советской разведке вскоре стало известно, что около 300 немецких ракетчиков были размещены в 3–4 км с той стороны демаркационной линии, которая охранялась американцами весьма небрежно. Советское руководство «Института Рабе» с благословения командования решило организовать вербовку наиболее ценных специалистов и доставку их из американской зоны.

Возглавить операцию было поручено совсем еще молодому офицеру, выпускнику Военно-воздушной академии имени Жуковского старшему лейтенанту Василию Харчеву.

Немецкие ракетчики были расселены в отелях, на частных квартирах. Харчев командировал уже работавших с советскими органами немецких специалистов, их жен и знакомых в американскую зону, где они агитировали немецких ученых, главным образом щедрыми пайками и обещанием, что они получат хорошую работу в Германии, а не в США, где их неизвестно что ждет.

Таким образом, удалось переманить в «Институт Рабе» несколько крупных немецких специалистов. Самым ценным «приобретением» оказался Гельмут Греттруп, который в Пенемюнде руководил разработками систем управления.

Б. Е. Черток вспоминал, что сам лично дважды встречался с Греттрупом, уговаривая его работать на СССР. В итоге Греттруп согласился на предложенные ему условия – зарплату в 5000 марок в месяц и виллу – и перешел в советскую зону с женой и двумя детьми. Черток также думал о том, чтобы заполучить в сотрудники и фон Брауна, но в конце концов отказался от этой идеи – фон Браун к тому времени уже был переправлен за океан.

Кстати, четверть века спустя, после успешного завершения первой американской экспедиции на Луну, один из коллег Бориса Евсеевича заметил: «Это все Черток виноват. В 1945 году он задумал украсть у американцев фон Брауна и с задачей не справился». Черток с обидой ответил: «И очень хорошо, что эта авантюра мне и Васе Харчеву не удалась. Просидел бы у нас фон Браун без толку на острове, потом отправили бы его в ГДР. Там, как бывшего нациста, никуда бы не допустили. А так с помощью американцев он осуществил не только свою, но и мечту всего человечества».

Однако мы с вами забежали несколько вперед…

Советские ракетные специалисты тем временем развили бурную деятельность в Восточной Германии. Им удалось частично запустить один из немецких ракетных заводов. Кроме того, они обнаружили и отправили в СССР готовые комплектующие в количестве, достаточном для сборки примерно десятка ракет. Работа по освоению немецкой ракетной техники советскими конструкторами и инженерами совместно с немецкими учеными шла весьма продуктивно.

Дело дошло даже до того, что советским правительством было принято решение создать вместо «Института Рабе» новую организацию – институт «Нордхаузен» – более крупный, чем «Рабе», который вошел в его состав в качестве Института систем управления. Начальником института «Нордхаузен» стал Л. М. Гайдуков, а его заместителем и главным инженером – С. П. Королев, прилетевший в Германию в конце октября 1945 года. В. П. Глушко, известный специалист по двигателям, прибыл сюда раньше вместе с группой Наркомата авиационной промышленности. Эта группа рассчитывала применить ракетные двигатели для самолетов.

Для восстановления всей документации, необходимой для производства ракет, в городе Зоммерде, близ Эрфурта, было образовано совместное советско-немецкое ОКБ. Восстановлением наземного оборудования занимался институт «Берлин». Там же исследовали возможности немецких зенитных ракет. Руководил всем этим хозяйством В. П. Бармин, назначенный главным инженером института «Берлин».

Общий размах работ был настолько большим, что пришлось размещать заказы по всей советской оккупационной зоне Германии на сохранившихся заводах. Советские заказы выполнялись охотно, поскольку за них расплачивались самым дорогим по тому времени – продовольственными пайками.

Использовалась и такая форма ознакомления с опытом немецких ракетчиков, как их воспоминания, размышления, прогнозы будущего ракетной техники. Работавшие в институте «Нордхаузен» немецкие инженеры Гельмут Греттруп и другие составили подробные отчеты о своей деятельности в Пенемюнде, о разработках будущих ракет, над которыми работали в Третьем рейхе.

Совместная работа советских инженеров-конструкторов с немецкими специалистами протекала вполне нормально. Каких-либо эксцессов, проявления антисоветских настроений не было.

Однако вскоре немецким военным специалистам (и не только по ракетной технике) предстояло пережить серьезное испытание. В апреле 1946 года Совет министров СССР принял постановление о переводе всех работ по военной технике в Советский Союз. В частности, 13 мая 1946 года был выпущен секретный указ, предписывающий создание сети научно-исследовательских организаций в области ракетной техники: НИИ-88 (Подлипки), разработка ракет, директор – генерал Гонор, главный конструктор – Королев; ОКБ-46 (Химки), ракетные двигатели, главный конструктор – Глушко; НИИ-885, системы наведения, главный конструктор – Рязанский; НИИ-885 (Монино), системы управления, главный конструктор – Пилюгин; НИИ-10, гироскопы, главный конструктор – Кузнецов; ЦКБ, стартовые комплексы, главный конструктор – Бармин; Ракетный испытательный полигон (местоположение должно было быть выбрано впоследствии), командующий – генерал Вознюк.

Это решение о переводе работ в СССР касалось и немецких специалистов, связанных с разработками в области авиации, ракетостроения, атомной энергии, электрорадиотехники, оптики, химии и т. п. Общий список ученых, подлежащих эвакуации в Советский Союз, насчитывал около 7000 человек, не считая членов семей. Каждому выделяли продовольственный паек и подъемные в размере 3000–10 000 рублей в зависимости от должности и научного звания. Предстоящий переезд в СССР держался в тайне от немцев, чтобы исключить попытки побега на Запад. Руководил операцией заместитель Берии, который тогда возглавлял МВД, генерал-полковник И. А. Серов.

По его поручению советские руководители конструкторских организаций в Германии заблаговременно подготовили списки наиболее ценных специалистов. Отобранных лиц должны были вывезти в СССР независимо от их желания. В операции по эвакуации ученых было задействовано около 2500 сотрудников управления контрразведки Группы советских оккупационных войск, а также солдаты для погрузки имущества немцев.

Все произошло стремительно. Ранним утром 22 октября 1946 года к домам, где жили германские специалисты, подъехали армейские грузовики. Сотрудник МВД, сопровождаемый переводчиком и группой солдат, будил обитателей дома, зачитывал им приказ об их немедленной отправке в СССР, предлагал взять с собой членов семьи и любые вещи, которые они хотели вывезти. Семьи и багаж грузились на автомобили и следовали на вокзалы. Там уже их ждали готовые к отправке железнодорожные составы. Большинство немцев согласились ехать добровольно, некоторых увезли против их воли.

Что касается ракетных специалистов, то возражений против их перемещения в СССР не наблюдалось. Когда в Нордхаузен прибыли железнодорожные поезда с пассажирами и товарными вагонами, русские и немцы собрались в ресторанах на банкет. Он продлился до часу ночи. А утром началась эвакуация. Работникам МВД и солдатам было строжайше предписано соблюдать максимум корректности. В частности, было разрешено ехать в СССР любой женщине, которую немецкий специалист захочет взять с собой, даже если это не жена. Предписывалось помогать в погрузке всех вещей, которые они пожелают взять с собой.

В итоге, по некоторым данным, в СССР прибыло как минимум порядка 150 немецких специалистов по ракетной технике и около 350 членов их семей. Среди них – 13 профессоров, 32 доктора по техническим специальностям, 85 дипломированных инженеров и 21 инженер-практик.

Среди новоселов были такие крупные величины, как баллистик В. Вольф, термодинамик И. Пейзе, радиолокаторщик Ф. Ланге, аэродинамик В. Альбринг, теоретик-гироскопист К. Магнус, специалист по автоматике Г. Хох и некоторые другие.

Тайна острова Городомля

Вначале немецкие специалисты были направлены на работу в советские ракетные институты в Химках, Монино и Подлипках. Но впоследствии их всех собрали в одном месте.

Приехавших немецких ученых и инженеров разместили в жилом городке научно-исследовательского института, занимавшегося перед войной проблемами борьбы с опасными заболеваниями скота, а, возможно, также и работами в области биологического оружия. Затем институт на всякий случай перевели еще подальше, а освободившиеся помещения предоставили немецким специалистам.

Находился этот городок на острове Городомля – втором по величине острове на озере Селигер. В путеводителях можно прочитать о необыкновенной красоте его лесов – именно там, как утверждают, художник И. И. Шишкин написал этюды, которые стали основой его картин «Корабельная роща» и «Утро в сосновом лесу». Там же можно узнать и про историю острова – он принадлежал боярину Борису Федоровичу Лыкову, а в 1629 году был им подарен монастырю Нилова пустынь…

^{Ракета Р-1}

Ну а в советские времена – о чем путеводитель уже умалчивает – остров пригодился как удобное место для размещения разного рода секретных объектов.

Первая партия из 234 немецких специалистов прибыла туда 22 мая 1947 года, а в мае 1948 года там собрали всех немцев. С тех пор они уж не ведали, как используются их разработки в СССР и насколько русские продвинулись в своих собственных проектах.

Впрочем, особо жаловаться немцам было не на что. Несмотря на голодные послевоенные годы, питание у них было хорошим. Да и платили немцам немало, от 4000 до 6000 рублей, а советские конструкторы такого же ранга получали 2,4–6000 рублей. По выходным специалистов вместе с семьями периодически вывозили в Москву – в театры и музеи.

Сама организация немецких специалистов, размещенная на озере Селигер, примерно в 150 км от Москвы, получила статус филиала № 1 НИИ-88. Директором филиала был назначен Петр Малолетов. Руководство с немецкой стороны принял на себя профессор Вольдемар Вольф, бывший руководитель отдела баллистики фирмы «Крупп», а его заместителем назначили инженера-конструктора Бласса.

Филиалом же организация была названа потому, что головная организация НИИ-88, где работали советские специалисты, как уже было сказано, находилась с лета 1946 года в Подлипках под Москвой (ныне г. Королев), а часть, занимавшаяся двигателями, – в Химках.

Кстати, в Химках некоторое время работали и несколько немецких двигателистов. При их участии был разработан ракетный двигатель КС-59 «Лилипут». Это был радикально новый тип ракетного двигателя с плоским форсуночным днищем камеры сгорания и давлением в камере 60 атмосфер. Первый его образец был готов в конце 1948 года. Он предназначался для проектируемой немцами ракеты Р-14 (другое название – Г-4).

Однако в процессе испытаний двигателя – по мере того, как советские двигателисты набирались опыта, – немецкие специалисты постепенно оттеснялись на второй план. И в конце концов, они были полностью отстранены от работ в Химках. Они уже не ведали, что испытания двигателя продолжались. Так с лета 1949 года по апрель 1950 года было проведено около сотни стендовых испытаний. Эти разработки послужили основой для двигателя Глушко ЭД-140 с тягой в 7 т, который был создан в 1951 году. В свою очередь, конфигурация ЭД-140 стала базовой для всех двигателей конструкции Глушко на протяжении следующих 15 лет.

Ракеты Фау-1 и Фау-2 были также тщательно изучены и опробованы в испытательных пусках. В сентябре 1947 года советские и немецкие специалисты-ракетчики выехали на полигон Капустин Яр, расположенный в низовьях Волги. Ехали в специальном поезде, который был сделан еще в Германии. Его оборудование позволяло получать характеристики любого элемента ракеты, испытывать и проверять ее различные компоненты и узлы. Жилые вагоны обеспечивали хорошие условия для работы и отдыха.

Сам полигон Министерства Вооруженных сил СССР находился в междуречье Волги и Ахтубы. На восток, по направлению стрельбы, на расстоянии около 1000 км в то время не было никаких крупных населенных пунктов.

Все службы полигона в сентябре 1947 года практически еще не были готовы или находились в стадии начала работ. Офицеры кое-как разместились в небольшом городке. Солдаты жили в палатках и землянках.

Тем не менее подготовка к испытательным пускам ракеты шла полным ходом. Возникавшие проблемы обсуждались на заседаниях государственной комиссии. Ее председателем был маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, в состав входили Д. Ф. Устинов, И. А. Серов (заместитель Берии) и другие ответственные лица.

Первый пуск ракеты Фау-2 состоялся 18 октября 1947 года в 10 ч. 47 мин. Ракета пролетела 207 км и, отклонясь на 30 км от курса, разрушилась в плотных слоях атмосферы.

А вот со второй ракетой, запущенной 20 октября, вышел конфуз. Сразу же после старта ракету повело влево, и, как доложили полигонные наблюдатели, ракета «пошла в сторону Саратова». На полигоне заволновались: «А что, если ракета упадет на город?..»

К счастью, ракета пролетела 231 км и упала в степи. До Саратова еще оставалось порядка полсотни километров. Тем не менее высокое начальство было весьма обеспокоено: а куда ракету понесет при следующем пуске?

Положение спасли немецкие специалисты. Доктор Магнус, специалист в области гироскопии, и доктор Хох – знаток в области электронных преобразований и управления – тут же на полигоне засели в вагоне-лаборатории. Они выявили причину вредной помехи, сделали необходимые изменения на очередной ракете, и отклонение при следующем пуске оказалось уже небольшим. Немецкие ученые и их помощники получили премии – по 25 тысяч рублей каждый. По тем времени это были большие деньги. Кроме того, Устинов распорядился выдать им на всех канистру спирта, что в условиях заброшенного в степях полигона тоже было почти роскошью…

После изучения образцов немецкой техники конструкция ракеты была приспособлена к возможностям советского производства. Очень многое пришлось дорабатывать. Особенно много проблем возникло при создании отечественного аналога системы управления. Как вспоминал Б. Е. Черток, оказалось, что советская промышленность не дотягивает до высокого технического уровня немцев. Пришлось налаживать производство ряда приборов для ракеты на Городомле.

Советская копия Фау-2 получила название Р-1. Первый успешный пуск ее состоялся 10 октября 1948 года на полигоне Капустин Яр. Вскоре после этого ракета пошла в серийное производство и была принята на вооружение.

Игра в догонялки

Тем временем в июне 1947 года у директора НИИ-88 состоялось совещание, на котором было принято решение: поручить немецким специалистам сконструировать более мощную и совершенную ракету, чем Фау-2. Проекту присвоили индекс Г-1. Руководителем проекта и главным конструктором новой ракеты назначили Гельмута Греттрупа. Созданный для этого отдел формально получил те же права, какими пользовались все другие научно-исследовательские отделы НИИ-88. Советская промышленность была обязана помогать филиалу всеми силами.

Уже в сентябре того же года немцы вынесли свой проект Г-1 на обсуждение научно-технического совета НИИ-88. Выступивший с докладом на этом совещании немецкий конструктор Греттруп сказал: «Ракета с дальностью 600 км должна быть ступенью для последующего развития ракет дальнего действия, и именно наша конструкция дает возможность для разработки ракет с еще большей дальностью действия. В дальнейшем также целесообразно разрабатывать оба проекта параллельно, но совершенно независимо друг от друга, вплоть до изготовления опытных образцов и проведения пробных пусков».

Далее Греттруп высказал уверенность в высоких достоинствах своего проекта, содержавшего принципиально новые идеи и предложения, отметив увеличение дальности вдвое без увеличения размеров ракеты и повышение точности попадания в 10 раз. И в самом деле, работа над проектом Г-1 продолжалась несколько лет, в ее ходе был сделан ряд революционных предложений.

^{Ракета Н-1}

Параллельно, в Подлипках, как и предлагал Г. Греттруп, создавалась подобная ракеты такого же класса, но силами только советских специалистов. Руководитель работ С. П. Королев постепенно набирал вес в глазах советского руководства и уже не желал делиться заслугами с немецкими конкурентами. Естественно, что лучшее оборудование и необходимые материалы в первую очередь стали получать Подлипки, а не немцы на Городомле. Кроме того, советская конструкторская группа была полностью осведомлена о проектных решениях немцев, немецких же специалистов в детали советского проекта не посвящали.

В итоге темпы немецких исследований стали падать. В начале 1948 года Греттруп пожаловался руководству НИИ-88, что его филиал не может провести нужные для работы эксперименты, так как не имеет оборудования необходимого качества – аэродинамических труб, испытательных стендов и т. д.

Тем не менее на очередном заседании научно-технического совета в декабре 1948 года было зафиксировано, что ракета Г-1 в эскизном проекте получила дополнительные преимущества. Дальность ее составляла уже не 600, а 800 км. Точность попадания – около 3 км. В конструкции были применены дюралюминиевый корпус, несущие баки и другие новшества. В результате сухой вес ракеты снизился до 1,87 т (Фау-2 весила 3,17 т).

Однако этот проект так и остался на бумаге. Из двух конкурирующих проектов – советского Р-2 и немецкого Г-1 – был выбран советский. А ряд идей, заложенных в проект Г-1, был впоследствии использован в советских разработках: несущие баки, переднее расположение бака с окислителем, управляемое по радио выключение двигателей.

Тем не менее немцы продолжали работать и вскоре «выдали на-гора» проект Г-2. Это была мощная ракета, способная доставлять боеголовку весом в тонну на расстояние свыше 2500 км. В поисках оптимального технического решения группа Греттрупа рассмотрела около десятка вариантов компоновки. Опять-таки в конструкцию были заложены новые идеи – продольное и поперечное деление ракеты на ступени, поворотные двигатели, сброс части двигателей в процессе разгона.

Опять-таки государственная комиссия рассмотрела два проекта – Г-2 и конкурирующий проект Королева Р-2. Немецкий проект был признан лучшим, однако «из-за технологических сложностей» предпочтение было отдано королевскому проекту Р-2.

Немецким же специалистам поручили разработку еще более мощной ракеты – опять-таки параллельно с аналогичным советским проектом. Проект Г-4 предусматривал разработку ракеты-носителя с дальностью 3000 км и боевой нагрузкой 3 т. То есть, говоря иначе, целью разработки было создание ракеты, способной доставить атомную бомбу весом 3 т в любую точку Западной Европы.

Работа над проектом началась 4 апреля 1949 года. А осенью, 1 октября 1949 года, научно-технический совет НИИ-88 в составе Гонора, Победоносцева, Королева и других специалистов посетил Городомлю. Немцы доложили о полученных результатах советским коллегам, и те увезли с собой все наработки. В ноябре того же года немецких конструкторов попросили внести в проект ряд изменений, которые еще дополнительно улучшали проект и могли быть доведены до готовности к февралю 1950 года.

Документацию немцев приняли к сведения и 7 декабря 1949 года в НИИ-88 опять-таки рассмотрели два проекта – Г-4 и Р-3 конструкции Королева. И снова, в который уже раз, немецкий проект был признан лучшим из двух и опять-таки не был реализован. А вся документация для ознакомления и копирования была передана в Подлипки.

Последней разработкой группы Греттрупа стал проект Г-5 – еще более мощная ракета, для повышения грузоподъемности которой немецкими конструкторами было предложено разместить вокруг центрального блока четыре боковых. Но и этот проект им не дали довести «до железа»…

К тому времени в верхах уже зрело решение об отказе от немецкого коллектива: дескать, из них уже выжали все возможное. В результате филиал № 1 в октябре 1950 года прекратил свою деятельность. Советское правительство приняло решение об отправке немецких специалистов в ГДР. Она проходила в несколько этапов. В декабре 1951 года была отправлена первая очередь, в июне 1952 года вторая и в ноябре 1953 года третья. Греттруп с семьей покинул остров с последним эшелоном.

Вскоре он без лишнего шума перебрался из Восточной Германии в Западную. Вслед за ним и многие другие специалисты, вернувшись в ГДР, вскоре также сменили место проживания на ФРГ, где не считали нужным скрывать факт и характер своей работы в СССР. Поэтому на Западе о происходившем на Городомле известно давно.

Впрочем, в подробности немцы не вдавались – как-никак они работали на потенциального противника. Кстати, такой же тактики придерживался и Вернер фон Браун в США, не рассказавший о планах ракетной атаки Нью-Йорка. Так и в данном случае Гельмут Греттруп, рассказывая сотрудникам ЦРУ в 1957 году о своей работе в СССР, существенно преуменьшил вклад руководимой им группы в создание советской ракетной техники. Дескать, были только на подхвате…

Между тем, говоря откровенно, хотя немецкие проекты непосредственно и не были реализованы в СССР, но очень многие ценные идеи и разработки из них были использованы. В частности, когда перед Королевым была поставлена задача разработать ракету, способную доставлять термоядерную боеголовку на межконтинентальные расстояния, в основу конструкции легли немецкие эскизные проработки проекта Г-5.

В итоге знаменитая ракета Р-7 Королева также состояла из центрального блока, окруженного четырьмя отделяющимися боковыми блоками конической формы. После некоторых изменений ракета Р-7 использовалась для запуска первых искусственных спутников и пилотируемых кораблей «Восток» и «Восход», а также до сих пор выводит на орбиту корабли «Союз» и «Прогресс».

Внешний вид ракеты Р-7 стал известен миру лишь в 1967 году, спустя десятилетие после ее первого полета. В то же время другие модели ракет провозили на праздничных парадах перед камерами иностранных корреспондентов – порой до того, как они поступали на вооружение. Видимо, причиной такой «щепетильности» являлась немецкая «родословная» ракеты Р-7.

Были использованы наработки немцев и при создании сверхмощной ракеты Н-1. Правда, довести ракету Н-1 до стадии успешных полетов советские конструкторы так и не сумели. Было проведено четыре испытательных пуска, и все четыре закончились авариями.

Тем не менее в советских разработках были использованы выдвинутые немцами идеи – несущие баки, расположение бака с жидким кислородом перед баком с горючим. В отдельных случаях использовались даже оригинальные немецкие чертежи – с них стирались немецкие надписи и вписывались русские. Во всяком случае, когда Г. Греттруп впервые увидел облик ракеты Р-7, он, по свидетельству его жены, молча заплакал. Наверное, от обиды…

К сказанному остается добавить, что с отъездом немцев жизнь на Городомле не остановилась. Созданные там исследовательский центр и машиностроительный завод продолжали работать. В Осташковском краеведческом музее сейчас выставлены образцы продукции находящегося на Городомле машиностроительного завода. А недавно на Городомле собирались родственники работавших там когда-то немецких специалистов.

Кстати, упоминание о немецком следе в истории русской ракетно-космической техники попало в открытую советскую печать еще в конце 50-х годов. В то время в Государственном издательстве иностранной литературы существовала редакция по военным вопросам, сумевшая довести до русского читателя несколько любопытных переводов западных монографий. Так вот, в 1958 году в этом издательстве вышла книга научного сотрудника Лос-Анджелесского исследовательского центра по разработке ракетного оружия Эрика Бургесса «Управляемое реактивное оружие». Автор книги, в частности, писал, что «русские ученые – специалисты по ракетной технике значительно усовершенствовали немецкий реактивный снаряд Фау-2».

Правда, редакция сочла необходимым прокомментировать данное заявление следующим образом: «Это сообщение автора отнюдь не соответствует действительности. Как известно, советская межконтинентальная баллистическая ракета, результаты успешного испытания которой были опубликованы в августе 1957 года, имеет характеристики, далеко перекрывающие характеристики Фау-2, и является плодом творческой мысли советских инженеров и конструкторов».

Действительно, эта межконтинентальная баллистическая ракета (а речь идет о ракете Р-7, на базе которой и были созданы носители, с помощью которых запустили и первый спутник, и гагаринский корабль «Восток») по всем параметрам превосходила Фау-2. Но без Фау-2 (Р-1 – ее советская копия) путь к Р-7 занял бы не около 10 лет, а куда больше.

Изучение, а затем воспроизведение немецкой ракетной техники стало для Сергея Королева той самой школой, без которой он вряд ли смог бы реализовать свой действительно великий талант в столь короткое время.