Текст книги "Во все тяжкие 3 (СИ)"

Автор книги: Станислав Минин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– А разве вот так на переговоры увозят? – всхлипнула Женя. – Я же видела из окна, как Алексея с мешком на голове в машину грузили…

– Он сначала отказался от переговоров с этими людьми, поэтому мы с вами сюда и переехали, Женечка. – спокойно ответил Останин. – Люди отказа не приняли, и прислали спецназ, который только так и обучен действовать. Так что не переживай, с Алексеем всё будет в порядке. Этим людям просто не выгодно причинять ему хоть какой-то вред, поверь мне на слово. А мы с вами продолжим спокойно ждать возвращения Алексея пока здесь, на свежем воздухе и под усиленной охраной. Так что можешь спокойно заняться своей диссертацией, Женя. Приятного аппетита! – официант как раз принёс салаты.

После ужина Зоя «накормила» Евгению очередной порцией таблеток, довела до номера и уложила спать, а Светлана осталась сидеть с Валерой.

– Где на самом деле Алексей? – спросила она у Останина.

Тот остро глянул на девушку и, отведя глаза, вздохнул.

– Не знаю. Где-то держат его в профилактических целях, чтоб был посговорчивее и согласился на условия противной стороны. По всем расчетам, вреда никакого ему точно причинить не должны. Так что не переживай. Насчёт сроков – всё верно, Березовскому именно эту цифру и озвучили. Больше можешь не пытать, ничего не знаю.

– Я поняла, Валера. – кивнула Светлана. – Как что-то новое узнаешь, скажи.

– Обязательно. – заверил девушку Останин. – И не вздумай Женьке что-нибудь ляпнуть. Сама видишь, девочка воспитывалась в тепличных условиях, и к нашему суровому времени совсем не приспособлена.

– Я всё понимаю. – кивнула Света. – и направилась к выходу из ресторана, ей сегодня предстояло ещё одно занятие по языкам с Зоей Ивановной.

***

Вечером этого же дня, когда за амбразурами окон стало совсем темно, мне принесли поесть. На ужин была картошка с сосисками в металлической миске, такое ощущение, что собачьей. Прибором служила алюминиевая ложка.

– Может, наконец, объясните мне, для чего вы меня здесь держите? – попытался выяснить я, не особенно, впрочем, и надеясь на ответ, да и тоном спросил «просящим».

– Хавай, и ложись спать. И помни, выкинешь какую-нибудь финт, родителям твоим не поздоровится. Ты меня понял? – зло поинтересовался спецназовец в маске.

– Понял. – кивнул я.

Поев без особого аппетита, отодвинул миску, лег на матрас и закрыл глаза, пытаясь уснуть. Это у меня не получалось довольно продолжительное время – разные мысли опять полезли в голову. Господин Гусинский, который меня сюда засунул, сука такая, точно знал, что делать – безнадёга, отсутствие возможности помочь родителям, раскаянье в моём упрямстве и самомнении, ставшее причиной всего этого, понимание того, что мои действия стали прямой причиной неприятностей у моих компаньонов, рисковавших получить реальные срока, накатили с новой силой. Оставалось одно – терпеть, и настраивать себя на долгое заключение. Чтобы хоть как-то вывести себя из подавленного состояния, заставил себя начать строить планы мести виновникам моих неприятностей. Что я только не представлял, – и как ментов со следователями и прокурорскими увольняют с работы, а Матанцев отслеживает вопрос возбуждения против них уголовных дел «по совсем даже не подброшенным наркотикам», как этот сраный спецназ, похитивший меня, сядет за превышение должностных полномочий. Дальше же можно было заняться лицами, отдававшими преступные приказы своим подчинённым. В этом вопросе надо будет обязательно посоветоваться с Матанцевым и его московским дружком, генералом Егоровым. Простая провокация здесь не прокатит, МВД и Прокуратура точно впрягутся за своих со всеми повязанных высокопоставленных сотрудников, сомнений в этом у меня нет никаких. Но, я уверен, если творчески подойти к решению этой проблемы, можно будет что-нибудь потом придумать. И, наконец, апофеоз мечтаний – господин Гусинский! Венец, так сказать, мести. Что я только себе не навоображал… Что я только с ним не творил… А что я при этом чувствовал… Именно под эти «успокаивающие» мысли, в конце концов, мне и удалось забыться тревожным сном.

Пробуждение было хреновым, и причин тому было несколько – начиная с того, что я, проснувшись, не сразу, но всё же вспомнил о своём статусе похищенного, матрас не давал мне того комфорта, к которому я привык, и кончая тем, что постоянно, на протяжении всей ночи, я просыпался из-за звенящий цепи, ноющих рёбер и натертого предплечья от браслета. Кофе в матрас мне так никто и не соизволил принести, пришлось довольствоваться оставленной водой, заодно кое-как ей и умылся. Завтрак мне тоже никто не принёс, давешний спецназовец появился только днём. На этот раз обед состоял из какого-то жиденького супа из кубиков Магги, а на второе – холодная картошка и небольшой кусок шашлыка. Видимо охрана в этом доме вчера вечером готовила мясо на углях, хотя характерного запаха я не слышал. Моя попытка заговорить со спецназовцем не увенчалась успехом, меня просто предупредили, в очередной раз, о возможности получить по рёбрам. И оставили одного до вечера. Ужин напоминал вчерашний, но с вариациями – за место картошки принесли холодную лапшу с теми же сосисками.

На третий день всё повторилось с некоторыми различиями в еде. Со мной так никто и не желал общаться, у меня ничего не спрашивали, ничего не просили, ничего не требовали… Это, конечно, убивало – не было никакой определённости. Но как же это всё стимулировало мою фантазию! Какими извращенными способами я расправлялся с Гусинским и с его подручными, какие мучения и я им придумал вновь и вновь, как я над ними извращённо глумился в своих мечтах! Но, порой, на смену этому всему «буйству фантазии в воспалённом мозгу подростка» приходило лёгкое отчаяние – я готов был простить им все что угодно, отдать все что угодно, и работать на них за копейки, в обмен на свою свободу и свободу своих близких.

Да, я прекрасно понимал, что именно этих мыслей от меня и ждут, именно к такому результату и готовят, но ничего с собой поделать не мог. Ну не учился я ни в каких специальных заведениях, где психологически готовят, в том числе, и к такому, опыта специфического у меня не было, на зоне я не чалился, и под следствием никогда не был.

Теперь я начал прекрасно понимать Эдмона Дантеса, графа Монте-Кристо, героя бессмертного романа Александра Дюма, который, сбежав из заключения и найдя сокровища, посветил весь остаток жизни и своё богатство на осуществление возмездия.

«Не раскисать, думать о мести!» – именно это я постоянно повторял себе…

***

С Матанцевым и Казанцевым Останину удалось увидеться только лишь на третий день после похищения Балашова.

– Докладывай текущую ситуацию. – устало откинувшись в кресле, приказал генерал.

– Как я и говорил ранее, с Березовским связался. – начал Валера. – Тот переговорил с Гусинским. Внятного ответа наш деловой партнёр так и не добился, кроме обозначенных сроков содержания Алексея непонятно где. Березовский ничего сделать не может, мы – тем более… Остается только ждать. Девушки в профилактории под присмотром и охраной, состояние удовлетворительное. У меня всё.

– Понятно. – кивнул генерал. – Володя, что у тебя?

– За Балашовыми я слежу. У них все нормально. Удалось в очередной раз переговорить со следаком. Дело у него пока лежит, ход даст только по команде, который пока не было. Адвокат к Балашовым ходит как на работу, морально их поддерживает.

– Понятно. Теперь по моим делам. Давление на меня пока ослабло, только один раз со своим следователем разговаривал. Как я понял, он тоже ждёт команды, и без неё ничего не делает. Намекнул мне, что даже если в этот раз для меня всё обойдётся, материалы никуда не денутся, и будут лежать до первой команды сверху, после которой пыль с папочки сдуют с большим удовольствием. – Матанцев вздохнул. – Таким образом, можно сделать однозначный вывод, что господин Гусинский нам показывает свои возможности и рамки нашего приемлемого поведения. Остается одно – ждать, когда появится Алексей. До этого времени предпринимать ничего не будем, всё равно ничем ему помочь не можем. – генерал оглядел Казанцева и Останина, которые согласно кивнули. – Теперь к текущим делам. Володя, до конца всей этой херни занимаешься только служебными вопросами, за исключением контроля над делом Балашовых и их содержанием в изоляторе. Валера, по возможности в городе не отсвечивай, не дай бог и тебе какую-нибудь провокацию устроят. Сиди в профилактории рядом с телефоном, может Березовский за это время сумеет зарешать вопрос. Вопросы? Нет вопросов. Расходимся.

***

Четвёртые и пятые сутки в подвале прошли у меня уже спокойнее – я немного успокоился, попривык к создавшемуся положению, появился здоровый фатализм. Даже запашок от ведра, которое выносили раз в сутки, и собственного немытого тела меня уже особо не напрягали. Чтобы развлечь себя и немного отвлечься, с вечера третьих суток, несмотря на ноющие рёбра, занялся физкультурой – обычные упражнения чередовал с растяжкой, приседаниями и отжиманиями, просто валяться на матрасе тупо надоело. Вечером пятого дня все тот же охранник появился не один, а в сопровождении своего брата-близнеца.

– Натягивай. – он ногой подцепил мешок, в котором меня сюда привезли, все эти пять дней так и провалявшийся неподалёку.

С одной стороны я обрадовался – появилась надежда на предметный разговор с дальнейшим моим освобождением, но с другой стороны, меня могли просто перевозить в другое место.

– Отпускаете? – не удержался от вопроса я.

– А по рёбрам? – услышал стандартный ответ.

Когда одел мешок на голову, к своей огромной радости почувствовал, как снимают браслет с моей руки, и не церемонясь хватают под локотки.

– Шагай вперёд, и без глупостей. Порог. Лестница. – меня вывели на улицу, и я задышал после душного подвала. – Крыльцо. Идём. Стоять. – открылась дверь, и меня завели в какое-то помещение и сняли мешок. Это было довольно-таки большая ванная комната, отделанная синей плиткой. – Свои провонявшие шмотки кинешь в угол. Мойся, брейся, чистые вещи сейчас принесём. И без глупостей, мы за дверью.

С каким же удовольствием я скинул с себя своё провонявшее шмотьё, открыл воду в душе и встал под него!

– Быстрее давай! – не дал мне охранник понежиться под горячей водой. – Зубная щётка вот, вещи тоже. – он положил на крышку унитаза свёрток с какими-то вещами.

Помывшись, вылез из ванной, почистил зубы, вытерся полотенцем, и начала одеваться. Как же было приятно оказаться во всём чистом. Не знаю, чья это была одежда, но по размеру она мне вполне подошла – что рубашка, что джинсы, что джинсовая курточка. Ботинки мне оставили свои, единственное, успели пройтись по ним щеткой, так что выглядели они после подвала вполне прилично.

– Готов? – заглянул охранник.

– Готов. – ответил я.

Он протянул мне мешок, но другой, чистый.

– Натягивай. Наручники тоже. – спецназовец защелкнул на моих запястьях браслеты. – Вперед.

И меня опять повели под локотки.

– Интересоваться, куда идём, имеет смысл?

Очередной болезненный удар под ребра был мне ответом.

На этот раз в микроавтобусе меня на пол класть не стали, а усадили на сидении между двумя спецназовцами, зажавшими меня так, что дышать приходилось с некоторым трудом.

Ехали мы опять около полутора часов, судя по моим внутренним ощущениям. Последние минут 40 явно по большому городу, судя по звукам. А вот последние десять минут перед остановкой звуки стали выдавать близость аэропорта – очень уж характерно выли двигатели самолётов. Когда остановились окончательно, я получил очередной приказ:

– Сиди и не дёргайся. – мои сопровождающие вышли из машины.

А в машину кто-то зашёл. С меня сняли мешок, и я зажмурился от света фонарей.

– Добрый вечер, Алексей. Слушайте меня внимательно. – я, наконец, сумел разглядел перед собой мужчину лет пятидесяти, в костюме и галстуке, который устроился на кресле передо мной. Рядом с ним пристроился другой мужчина в костюме, чуть помоложе. – Вы помните, Алексей, что ваши родители сейчас находится под стражей? – вежливо поинтересовался он.

– Да. – кивнул я.

– Хорошо. Тогда вы понимаете, что делать глупости совсем не в ваших интересах? Впрочем, как и не в интересах ваших родителей?

– Понимаю.

– Отлично! – улыбнулся он. – Тогда слушайте меня внимательно. Сейчас мы с вами выйдем из машины, сядем в самолёт и спокойно вылетим в Москву на встречу с очень важным человеком. Если вы себя будете ввести хорошо, с вашими родителями ничего не случится. Вы меня поняли, Алексей? – мужчина продолжал улыбаться.

– Понял. – опять кивнул я.

– Очень хорошо. – он отвернулся от меня и обратился к моим охранникам, маячившим в проёме двери. – Снимите наручники.

В салон микроавтобуса протиснулся один из спецназовцев, и снял с меня наручники. Мой новый надзиратель с коллегой вылезли из микроавтобуса вслед за ним.

– Пойдёмте, Балашов. – «улыбающийся» сделал мне приглашающий жест рукой. – И не делайте глупостей.

Мы вылезли из микроавтобуса, и оказалось, что мы стояли на краю взлётного поля. Оглядевшись, заметил на сравнительно небольшом здании аэропорта надпись «Челябинск». Мои предположения, что я все это время находился в Челябинской области, подтвердились. Этого и стоило ожидать – Матанцев в Свердловской области меня уже, поди, обыскался, по крайней мере я на это рассчитывал, а вот в соседней области его возможности были не так велики. Этот факт людьми Гусинского точно учитывался при моём похищении. Значит, и на Челябинскую область моя месть тоже должна распространиться. А тем временем, «улыбающийся» не очень-то и вежливо толкнул меня в спину, и указал на самолёт:

– Веселее, Балашов, шевелим ножками! Только нас ждут.

И действительно, когда мы поднялись в самолёт по трапу, стюардессы, не попросив предъявить билеты, сразу же задраили за нами люк. Пройдя вслед за «улыбающимся», я был вынужден, по его указанию, сесть к иллюминатору, он сел рядом, а второй мой конвоир расположился на соседнем ряду. Командир воздушного судна объявил о вылете в Москву, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу.

За все время полёта мой новый охранник и сопровождающий в одном лице не произнёс ни одного слова. А я даже сумел немного расслабиться – ещё несколько часов и все будет ясно. Кроме того, я радовался, как ребёнок, удобному креслу, людям вокруг, симпатичным стюардессам и тёмному небу за иллюминатором. А уж как радовало отсутствие наручников и цепи! Именно в такие моменты и начинаешь ценить свободу с элементарными радостями жизни, на которые раньше не обращал никакого внимания, или считал их само собой разумеющимися. Не раздражало даже впереди стоящее кресло, в которое упирались коленки. Пусть так, лишь бы не подвал с матрасом и цепью. Попытка заснуть так и не увенчалась успехом – радость от относительной свободы бодрила, да и сама возможность скорой развязки держала в тонусе. Про месть, на радостях, совсем не хотелось вспоминать – хрен с ними, жизнь накажет! Вот и просидел я в слегка возбужденном состоянии до самого приземления.

В аэропорту «Шереметьево», возле трапа, нас уже ждал автомобиль Mercedes одной из последних моделей, на заднем сидении которого я и был зажат своими сопровождающими, так и не сказавшими мне ни одного слова, за исключением команд «На выход» и «В эту машину на заднее сидение». А дальше была поездка по вечерней Москве. Конечным пунктом, судя по вывеске, стала знаменитая «Метелица», в которую меня и повели. Охрана заведения никак на нас не реагировала, и мы беспрепятственно дошли, судя по всему, до отдельного кабинета, у дверей которого стояла куча вооруженных людей, среди которых я узнал кивнувшего мне полковника-Вадима и ещё несколько бодигардов Березовского. Однако два моих сопровождающих, демонстративно не обращая внимания на людей моего бизнес-партнёра, передали меня незнакомому рослому детине, который сделал попытку улыбнуться и басом сказал, открывая передо мной дверь:

– Проходите, господин Балашов. Вас ждут.

Как и предполагалось, в кабинете меня встретили Березовский, смутно узнаваемый Гусинский и накрытый по высшему разряду стол, который после жиденького бульона, холодной картошки, слипшейся лапши и вялых безвкусных сосисок, смотрелся просто пределом человеческих желаний.

– Алексей, с тобой все в порядке? – поднялся мне навстречу Березовский.

– Да, Борис Абрамович. – кивнул я, разглядывая при этом Гусинского.

– Вот видишь, Боря, – усмехнулся тот, в свою очередь разглядывая уже меня, – с твоим партнёром ничего не случилось, как я и обещал. – Березовский при этих словах скривился, но ничего не сказал. – Проходите, Алексей, присаживайтесь. В ногах правды нет, как, впрочем, и в другом месте тоже. Меня зовут Владимир Александрович, фамилия Гусинский. Да вы и так наверно знаете, кто я такой?

Очень мне хотелось сказать ему, кто он такой, но, думаю, его бы мои слова не очень порадовали. Да и моё пребывание в подвале и родители под следствием заставляли очень тщательно выбирать слова при общении с очередным олигархом.

– Да. – ответил я, присаживаясь за стол.

– Раз знаете, значит это позволит нам сэкономить время. – довольно улыбнулся он. – Ну что, приступим к нашим делам. Возражений, надеюсь, нет?

– Нет. – одновременно кивнули мы с Березовским.

– Замечательно. Прежде всего, я хотел бы принести свои искренние извинения за причинённый вам, Алексей, некоторые неприятности. Это мир большого бизнеса, больших денег. И ещё большей власти. Глупые сантименты только вредят бизнесу. Если вы, Алексей, не готовы их оставить за скобками, вы всегда будете последним, а все остальные будут вас просто использовать. Алексей, вы понимаете, что я имею ввиду?

– Безусловно, Владимир Александрович. – покорно согласился я, а моё желание отомстить велеречивому Гусинскому вернулось с новой силой. Однако, стараясь этого не показывать, я, как можно спокойнее, продолжил. – Полностью с вами согласен. Именно этими правилами всегда руководствовался и буду руководствоваться впредь. – выдавил улыбку я.

Ну, сука, ты у меня попляшешь! При любом удобном случае воспользуюсь своими способностями и возможностями, опровергнув твой тезис о вредности эмоций для бизнеса, переформулировав его в другой, более подходящий для этой ситуации – «Бей своих, чтоб чужие боялись». Сейчас же время для этого пока не пришло, родители в тюрьме, да и проводить «сеанс» с Гусинским прямо здесь и сейчас – верх глупости, кабинет вполне могли прослушивать.

– Вот, и отлично! – улыбка олигарха была сама искренность. – А теперь приступим, так сказать, к переговорам. Я хочу отметить сразу, не надо воспринимать предпринятые мною ранее действия как попытку отжать ваш совместный бизнес. Это совершенно не так, поверьте мне! – Гусинский прямо тащился от собственных слов и своей значимости, на ходу подменяя понятия. – Как мне кажется, вы все это время занимались откровенной ерундой, совершенно не представляя открывающихся перспектив. Поймите одно, – он прижал руки к груди, – если бы я попытался с вами связаться в обычном порядке, вы бы меня послали далеко и надолго. И были бы правы! А так я просто привлек ваше внимание для лучшего понимания, только и всего! Итак, теперь к делу. – кривляния, наконец, закончились. – Никто не возражает против моего полноправного партнёрства?

Мы переглянулись с Березовским, который едва заметным наклоном головы дал мне понять, что надо соглашаться. Я же, в свою очередь, отвечать не спешил, тянул время, решив воспользовался данной Гусинским иллюзией выбора для сохранения «собственного лица».

– Ну?.. – уже угрожающе протянул Владимир Александрович, растеряв всю свою доброжелательность в один миг.

– Не возражаем. – кивнули мы с Березовским.

– Молодцы! – похвалил нас тот, вернув себе маску доброго приятеля. – Боря, какая у тебя доля?

– Двадцать процентов.

– А почему так мало? – делано удивился Гусинский. – Такая скромность на тебя совсем не похожа, Борис Абрамович.

– Двадцати процентов мне вполне достаточно, Володя. В твоей любимой перспективе это и так дохрена бабок. – поморщился Березовский. – Куда жадничать-то? Тем более, без Алексея весь этот бизнес сразу пойдёт по пи

zd

е. Будешь спорить?

– Спорить не буду, Боря, времени нет. – хмыкнул Гусинский. – Но бабла никогда не бывает дохрена, дружище, тебе ли этого не знать. Предлагаю следующий вариант. Мне от всего пятьдесят процентов, а между собой делите как хотите. – Березовский дёрнулся было, да я для вида попытался встать с дивана, демонстрируя возмущение, но Гусинский продолжил. – Иначе я иду к Президенту, и все ему рассказываю. И вы оба останетесь вообще без ничего.

– Как и ты, Володя. – попытался возразить Березовский.

– Да, как и я. Ну, не даром мы с вами в казино встретились, господа. Я сделал свою ставку.

– И к моим родителям больше не будет претензий? – поинтересовался я. – Как и к моим остальным партнёрам?

– Не будет. – кивнул Гусинский. – Обещаю.

Вертел я твои обещания на… уважаемый Владимир Александрович! Веры олигарху не было никакой. От слова совсем. Но других вариантов всё равно не оставалось.

– Володя, нам надо поговорить с Алексеем. – попросил Березовский.

– Хорошо, Боря. Даю вам пять минут. – Гусинский встал, и вышел из кабинета.

– Что будем делать, Борис Абрамович? – больше из чувства противоречия спросил я, понимая, что нас зажали со всех сторон.

– Вариантов нет, Алексей. Мы действительно можем все потерять. Вообще всё. Если Гусинский доложится Президенту, тебя, в лучшем случае, сделают придворным целителем, а у меня заберут всё, с организацией последующего несчастного случая. Это они умеют. Так что выхода нет, надо соглашаться. Володькины пятьдесят процентов это конечно полный грабёж, но родителей твоих надо с кичи вытаскивать. А там посмотрим…

– Полностью согласен, Борис Абрамович. Надо соглашаться. А потом действительно посмотрим.

– Что с моей долей Алексей?

– Ваши предложения?

– Пусть остаётся прежней, это позволит хоть как-то ограничить беспредел Гусинского.

Если бы у Березовского не стояла моя «закладка», я бы, грешным делом, всерьёз подумал, что он пытается меня «кинуть». Однако, Борис Абрамович сам поднял эту тему, что само по себе говорило о многом.

– Договорились, Борис Абрамович. – кивнул я.

Вернувшийся Гусинский прямо лучился довольством:

– Ну, переговорили? – мы кивнули. – Молодцы. Я так понимаю, моя доля составляет пятьдесят процентов?

– Да. – подтвердил я. – Когда мои родители выйдут на свободу? И когда закончится проблемы у моих компаньонов?

– Алексей, не бегите вперёд паровоза! – Гусинский развалился в кресле, успев зацепить со стола бокал с коньяком. – Мне нужны гарантии, а пока у нас тут просто разговоры ни о чём. Сейчас мы с вами обсудим все подробности нашего общего бизнеса, договоримся о том, каким образом я смогу оформить это официально, и всё решим с вашими родителями и компаньонами в погонах.

– Я так понимаю, Владимир Александрович, что другие условия освобождения моих родителей ставить не бесполезно? – «для галочки» поинтересовался я.

– Вы правильно понимаете, Алексей. Чем быстрее мы договоримся по разным мелочам, тем быстрее выйдут ваши родители из тюрьмы. Мы поняли друг друга?

– Безусловно, Владимир Александрович. – я сделал вид, что расстроился.

– Отлично. – барственно кивнул тот и продолжил. – Ну, раз мы с вами тут не только равноправные партнёры, но и друзья, давайте обсудим текущие вопросы нашего совместного бизнеса. – довольно откинулся Гусинский на спинку кресла. – Собрание акционеров объявляю открытым. Борис Абрамович, тебе слово. Какие у нас там сейчас проекты в процессе реализации?

Березовский перечислил все наши проекты, в том числе и планируемые с японцами.

– Алексей? – Гусинский посмотрел на меня.

Я уточнил отдельные моменты.

– В общем и целом, это совпадает с моей информацией. – протянул олигарх. – Моё же видение ситуации и дальнейших перспектив развития бизнеса несколько отличаются от вашего. Слишком мелко плаваете, господа. Слишком! Теперь по перспективам. Больше никакой благотворительности. Работаем только на элиту, и только за очень большие деньги. А то вы тут наш продукт обесцениваете.

– В каком плане? – я сделал вид, что не понимаю о чём он говорит.

– Что тут непонятного? – раздражённо бросил Гусинский. – Наш с вами продукт должен быть эксклюзивным и крайне элитным. Доступ к нему должен иметь только тот человек, которому мы сами даём разрешение. Делаем как бы одолжение. И только за те деньги, количество которых определяем мы. Только так, и никак иначе! Это хорошо, что ты, Боря, начал выходить на международный уровень, молодец! Только там все бабки, там связи, и крайне нужные нам люди. А эти люди сами к нам придут, и отдадут за свое здоровье все что угодно. Какие, к лешему, вшивые сто тысяч баксов, мои дорогие? У нас же правительства всех ведущих стран мира могут быть в кармане в полном составе, а на подстраховке члены их семей! А вы в песочнице тут возитесь, прости господи! За какие-то вшивые копейки! Вы меня поняли?

– Мы поняли тебя, Володя. – кивнул Березовский. – Широко шагаешь, штанишки не порвутся?

– Не порвутся, Боря. – заверил Гусинский.

– Вы, Владимир Александрович, главное моих родителей освободите. – влез я. – А там и правительства с семьями в придачу раком поставим.

– Не переживай, Алексей. Всё решим. – хмыкнул он. – Мы же договорились?

– Да. – кивнули мы с Березовским.

– Если наш разговор в конце этого вечера не зайдёт в тупик, то завтра твои родители будут на свободе. Обещаю. И у дружков твоих в погонах неприятности закончатся. – улыбался Гусинский. – И вообще, надо бы тебе в Москву перебираться. Нечего на Урале этом штаны протирать, все дела здесь делаются.

– Чтобы здесь, как раз, под колпак Службы безопасности Президента и попасть? – уверенно ответил я. – Найдется кто-нибудь, вами не ангажированный, выслужиться захочет, и сдаст нас с вами со всеми потрохами. И накроются все наполеоновские планы медным тазом! Так хотите, Владимир Александрович? – резко спросил я.

– Нет. – задумался тот.

– Да ещё и производство на Урале проще организовать, производственные мощности позволяют. Да и контролировать легче. А профилакторий наш? У Бориса Абрамовича спросите! Природа, чистый воздух, персонал основными европейскими языками владеет, процедуры нужные, оборудование современное, да и девки, наконец! – закинул я удочку. – Можете сами проверить, Владимир Александрович!

– Тоже верно. – Гусинский продолжал что-то прикидывать. – Надо этот вопрос хорошенько обдумать, потом встретиться, и снова обсудить.

В общей сложности за «переговорами» мы просидели больше четырёх часов. Чувство голода надо мной, в конце концов, взяло верх, и я перестал стесняться во время беседы набивать себе рот. Успел выпить и пару бокалов «Хеннеси», чуть захмелев. Постоянно продолжал напоминать про своих родителей. В конце концов, по моим ощущениям, Гусинский «смилостивился», учитывая плодотворность дележа моего бизнеса, и «отошёл на заранее подготовленные позиции» – мои родители точно завтра выходят из СИЗО, но дело на них остаётся актуальным до юридического оформления его пятидесяти процентной доли в нашем бизнесе, после чего материал растворяется в небытии. Верилось, конечно, с большим трудом, но вариантов других, к сожалению, не было. Согласился. Главное, на чём я настаивал всё это время, – решение всех текущих моментов только с моим личным участием. Гусинский даже похвалил меня, заметив, что такое внимание к мелочам только приветствует в молодёжи. А я порадовался про себя – мотивировка как-нибудь остаться с Владимиром Александровичем наедине для проведения «сеанса» теперь была железной.

Гусинский беседой остался доволен, и не скрывал этого. Когда он удалился, засобирались и мы с Борисом Абрамовичем. Из его машины я позвонил в наш профилакторий, и поговорил с Валерой, заверив, что у меня всё хорошо, узнал про родителей, с которыми тоже было всё в порядке, предупредил о их предполагаемом завтрашнем освобождении и попросил Останина меня встретить завтра в Кольцово – охрана олигарха пообещала мене, что на самолёт они меня посадят. И снова я оказался на знакомой даче Бориса Аркадьевича, но ощущения были совершенно другие – этот безвкусный дом сегодня воспринимался мной как родной, как надёжное, хоть и временное, убежище от текущих невзгод. Расположившись с бокалами коньяка перед камином в знакомой зале, мы долгое время с Березовским молчали, наблюдая за игрой языков пламени.

– Алексей, что с этой пиявкой делать будем? – нарушил, наконец, молчание Березовский. – Ты же понимаешь, что он со своими грандиозными планами нас всех под монастырь подведёт? А я так вообще ему совсем не нужен, и только мешаюсь.

– Понимаю, Борис Аркадьевич. Пока ждём и ничего не делаем. – нейтрально ответил я. – У него мои родители на коротком поводке, да и Матанцев с компанией тоже. Да и вас он, прошу прошения за вульгарное выражение, за яйца держит, с той информацией, которую Президенту сообщить может. Скажете, не так?

– Так. Ты лучше расскажи, ты где эти пять дней был?

Рассказал.

– Так что, Борис Абрамович, понял я для себя одно – борец с режимом из меня никакой, слишком идеи равенства и братства, вкупе со всеобщей справедливостью, во мне слабы, да и комфорт люблю. – закончил я описание предшествующих появлению в Москве событий. – А насчёт Гусинского не переживайте, найдём на него управу, Владимир Александрович аппетиты свои и поумерит.

– Точно? – покосился на меня Березовский.

– Точно. – кивнул я. – Правильно вы сказали, Борис Абрамович, ему б штанишки не порвать, уж слишком широко шагает, бизнесмен хренов. И ищите хороших юристов, как бы эта пиявка нас и в документах не кинула.

– Не переживай. – Березовский поставил бокал на столик. – Уж за составлением документов мои юристы проследят. Только вот выкинуть Володе с этими документами что-нибудь в самый неподходящий момент ничего не мешает.

– Согласен. – кивнул я. – Ну, так уж обстоятельства сложились…

Разместили меня на ночь в одной из больших гостевых спален. Когда помылся и вышел из ванной, совсем даже и не удивился присутствию в моей кровати той самой «горничной», так ненавязчиво и безуспешно предлагавшей мне свои сексуальные услуги ещё пару месяцев назад, в мой первый визит в дом Березовского.

– Борис Абрамович просил позаботится о вас, Алексей! – томным голосом озвучила она причину своего появления в моей комнате, и, для большего моего понимания, откинула одеяло в сторону, продемонстрировав все прелести своего полностью обнажённого великолепного тела.

– Кто бы сомневался… – протянул я, разглядывая девушку. – Только попрошу учесть некоторые моменты, красивая. – скинул с себя халат, и продемонстрировал синяки на рёбрах.