Текст книги "Революция сознания. Трансатлантический диалог"

Автор книги: Станислав Гроф

Соавторы: Питер Рассел,Эрвин Ласло
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ласло: Мистические традиции присутствовали уже в досократовских греческих школах, хотя их прозрения еще не были сформулированы на языке, подходящем для общественного распространения. К тому времени, когда появились формулировки, они уже представляли собой компромисс, который общество было способно потреблять. Сущность учений узнают не из книг и не от других людей, ее проживают. Неудивительно, что в дошедших до нас традициях мы получаем не живой дух, а одни сухие кости.

Гроф: Сегодня нам нужно больше духовности, а не больше религии. Организованные религии в их нынешней форме являются частью проблемы, а не ее решения. Во многих частях света основным источником насилия служат религиозные конфликты.

Рассел: Мы должны помнить, что организованная религия не отражает просветленного состояния сознания. Ее цели могут быть похвальны, но люди, которые ее проповедуют или защищают, обычно так же непросветленны, как и все остальные. Как ни печально, но они зачастую представляют собой еще одно проявление болезни общества.

Все это вновь приводит нас к вопросу об автоцентризме. Как таковой, на биологическом уровне он вполне оправдан, мы должны быть автоцентричны, чтобы заботиться о своем питании и уберечься от вреда. Для нашего физического выживания некий базовый уровень автоцентризма необходим. Но мы придерживаемся того же ориентированного на самих себя модуса мышления и в тех сферах, в которых он совершенно несостоятелен. Можно сказать, что мы забываем при этом, в чем же на самом деле состоят наши интересы.

В конечном счете все хотят быть в ладу с собой, чувствовать себя хорошо. Общество говорит нам, что мы получаем это внутреннее переживание благодаря своим действиям и своим переживаниям во внешнем мире. Такая установка ведет к внутреннему автоцентризму. Мы думаем: что я могу взять себе, что я могу сделать, чтобы быть счастливым, каким видят меня другие, какую систему убеждений мне взять на вооружение?

Такая установка не только во многом определяет наш материализм. Он же служит причиной того, что мы попадаем в плен религии. Каждый вправе верить, что то или иное учение спасет его, что если он будет следовать тому или иному пути, ему будет хорошо. А затем мы очень привязываемся к своему конкретному верованию и делаем все, чтобы защитить выбранный нами путь. Так религия очень легко в конечном счете становится автоцентричной. И в этом есть некая ирония, поскольку первоначально религия ставила целью именно освобождение людей от их автоцентризма.

Ласло: Религия – также общественное явление, связанное с коллективной самоидентификаций. Мы нуждаемся в принадлежности к сообществу, к социальной, культурной или религиозной группе или конгрегации. Эта потребность удовлетворяется в наши дни иначе, чем в средние века, когда религиозная конгрегация была основным сообществом, к которому мог принадлежать человек, по крайней мере в Европе. Теперь у нас есть национальные и региональные сообщества, а внутри них – самые разные уровни, вплоть до квартальных этнических обществ. Принадлежность к религиозной группе или конгрегации обеспечивает ощущение идентичности только ограниченному количеству людей. И уж совсем мало общего такая принадлежность имеет с обретением доступа к некой конечной истине. Как правило, пропагандируемые в этих сообществах доктрины лишь проводят границу между членами группы и всеми остальными – обычными верующими и «еретиками».

Гроф: Как правило, роль организованной религии сводится к тому, что она объединяет людей в группу, фокусируясь на конкретных архетипических фигурах и темах и декларируя их уникальность. Это обычно ставит группу в ситуацию конфликта с другими группами, избравшими иные формы представления божественного и общения с ним – христиане против евреев, индусы против мусульман, сикхи против индусов и т. д. Зачастую организованная религия не очень успешно справляется даже с задачей сплочения своих собственных последователей, в своем собственном шатре. Ярким примером этому явилось христианство, внутри которого вспыхнула ожесточенная борьба между католиками и протестантами, приведшая ко многим кровопролитиям и страданиям.

Совсем иная ситуация с духовными переживаниями. Они обеспечивают непосредственный доступ к священным измерениям существования, открывают единство, лежащее в основе кажущегося столь разделенным мира, божественную природу мироздания и нашу собственную божественность. Они уводят нас за пределы сектантского шовинизма организованной религии и ведут к универсальному, всеобъемлющему и объединяющему видению реальности и человечества. Организованные религии в их нынешней форме зачастую порождают раздоры и способствуют усугублению глобального кризиса. Но религия, основанная на подлинной мистической перспективе, могла бы по-настоящему изменить мир.

Ласло: Несколько дней назад, во время симпозиума, проводившегося в Берлине Университетом международного мира, Далай-лама сказал мне: «Никогда не пытайтесь обращать людей в какую бы то ни было религию». Сам он не пытается склонить кого-либо к тибетскому буддизму. Подлинной целью является не обращение в свою веру, подлинная цель – это дух, лежащий в основе религии и выражающийся в любви, солидарности, сострадании. Он дал мне совет никогда не питать ожиданий, что какая-то одна религия даст ответы на все вопросы. Главное – это дух религии, а не слово доктрины.

Бывает, что прозрение воплощается в жизнь. Например, основатели Ауровилля, экспериментальной духовной общины в Индии, приняли решение, что в общине не должно быть никакой религии. Вам говорят там прямым текстом, что религиозных доктрин, так же как и религиозных обрядов, следует избегать. Община существует лишь для глубокой духовности в повседневной жизни, для усиленной индивидуальной и коллективной медитации. По словам Шри Ауробиндо, когда религия становится институализированной, она разделяет в большей степени, нежели объединяет.

Рассел: Об этом говорили многие духовные наставники, предостерегая последователей от превращения их учений в религию. Будда учил своих учеников не принимать его слова на веру только потому, что он их произнес. Они должны были принимать его слова лишь тогда, когда те соответствовали их личному переживанию. В более недавние времена Рудольф Штейнер утверждал, что, если бы он мог вернуться через столетие, он, вероятно, пришел бы в ужас от того, что сделали люди с его учениями. Духовная мудрость универсальна; однако, по мере передачи от человека к человеку, прозрение любого учителя постепенно обрастает доктринами и догмами, порождая нечто весьма отличное от первоначального учения. Я уверен, что если бы вы, Эрвин, снова посетили Ауровилль, через двести или триста лет, вы бы обнаружили возникшую там новую религию.

Сегодня мы являемся свидетелями зарождения новой духовности. У нее нет пока названия и конкретной формы, у нее нет лидеров. Но налицо возникающая новая перспектива, очень хорошо согласующаяся к Вечной Философией, на которую указывал Олдос Хаксли. Многие заново открывают вечную мудрость человеческого сознания и осуществляют ее в своей собственной жизни.

Это чем-то похоже на то, что происходило с Буддой и его поисками внутреннего освобождения. Уйдя в лес, Будда провел шесть лет, посещая различных учителей, упражняясь во множестве различных практик и техник, пока не пережил окончательное пробуждение к истине о том, как можно освободить разум от страдания. Сегодня мы переживаем сходный процесс. Но теперь в поиске находится не один-единственный человек: нас миллионы, мы все вместе в этом путешествии, и все мы чему-то учимся друг у друга. Чем больше мы узнаем, тем больше мы приближаемся к той же самой истине, оттачивая свое понимание духовного развития. Я наблюдаю это в книгах, написанных разным людьми, в их выступлениях. Мы всё чаще говорим об одном и том же. Возможно, со временем это возрождение тоже превратится в очередную окаменевшую религию, но сегодня, в конце двадцатого столетия, оно, живое и вибрирующее, допытывается этой универсальной истины, являющейся сердцевиной всех религий. Поэтому я считаю наше время таким захватывающе интересным. Мы переживаем новый духовный ренессанс, но в отличие от предшествующих движений возрождения, у этого нет лидера; впервые мы заново открываем истину коллективно.

Гроф: Мне хотелось бы упомянуть в этой связи одно, на мой взгляд поразительное, наблюдение, связанное с изучением измененных состояний сознания. Как в работе с психоделиками, так и в холотропной дыхательной технике, использующей ускоренное дыхание и специально подобранную музыку, мы неоднократно убеждались в том, что переживания обеспечивают доступ к целому спектру мировой мифологии, к архетипическим фигурам и областям всех человеческих культур. Эти переживания трансцендировали расовые, культурные, географические и исторические границы. Похоже, что для того чтобы оказаться в этих переживаниях в мире некой конкретной мифологии, совершенно не обязательно иметь предварительное интеллектуальное знание о ней. Складывается впечатление, что у современных людей есть доступ к любой области коллективного бессознательного. Это, по сути, подтверждает наблюдения, которые много десятилетий назад вдохновили К.Г. Юнга на его формулировку концепции коллективного бессознательного.

У людей, с которыми мы работали в Европе, Северной и Южной Америке и Австралии, часто бывали переживания, связанные с индийской, японской, китайской, тибетской или египетской мифологией. И наоборот, мы видели во время наших поездок в Индию и Японию, что люди с индуистским, буддистским или синтоистским воспитанием зачастую сталкиваются в своих переживаниях с явно христианскими мотивами. В течение этих поездок у меня самого в моих собственных видениях возникал индуистский, буддистский, христианский, мусульманский, синтоистский и зороастрийский религиозный символизм, так же как и темы из культур туземной Африки, Америки и Австралии.

Это весьма примечательно. Многие человеческие группы использовали в прошлом мощные процедуры изменения сознания, в том числе и те, которые применяем мы сами, – психоделические вещества, музыку и различные дыхательные упражнения. Тем не менее, их доступ к коллективному бессознательному был, судя по всему, гораздо более конкретным, ограниченным их собственными культурными архетипами. В «Тибетской Книге Мертвых» не найти упоминаний о Духе Оленя, играющем очень важную роль в мифологии и религии индейцев уичолли из Мексики, а в Библии или «Книге мормонов» не упоминаются дхьянибудды. Похоже, что наблюдаемая нами проницаемость коллективного бессознательного представляет собой новое явление, характерное именно для наших дней. Если бы коллективное бессознательное было в такой же степени доступно и в прошлом, мы не имели бы сейчас дело с различными мифологиями, связанными с разными человеческими сообществами и их религиями. По-видимому, в прошлые времена доступ к архетипам был в значительной степени культурно-ориентированным.

Следует отметить, что похожие процессы происходят сегодня и во внешнем мире. В прошлом человечество было гораздо более раздробленным, а его различные сообщества – существенно более удаленными и изолированными друг от друга. К примеру, до пятнадцатого века у европейцев не было ни малейшего представления о существовании Нового Света, а до середины этого столетия контакты Тибета со всем остальным миром были крайне ограниченными. Сегодня же мы способны всего за несколько часов добраться самолетом практически до любого места в мире, идет обильный взаимообмен книгами и фильмами. И самое главное, что все части планеты соединяются друг с другом коротковолновыми радиопрограммами, спутниковым телевидением, телефонной сетью и Интернетом.

Мы быстро движемся от разделенного и раздробленного мира к единой мировой деревне. И важной частью этого процесса является неограниченный доступ к архетипической территории коллективного бессознательного. Я надеюсь и верю, что это обеспечит основу для становления универсальной религии будущего. Согласно моему представлению об этой религии, она создаст поддерживающий контекст для духовных переживаний и выработает средства их наведения – «технологии священного», – однако при этом она не будет стремиться диктовать людям конкретные архетипические рамки, которые тем следует избрать для входа в область трансцендентного божественного.

Я верю, что если организованным религиям суждено стать конструктивной силой в нашем глобальном будущем, им придется сделать свои специфические архетипы проницаемыми и признать их относительность. Это породит атмосферу терпимости к иным системам, избравшим иную символическую форму поклонения божественному, и вновь соединит религии с их мистическими корнями и с их общим знаменателем – благоговением перед божественным Абсолютом, трансцендирующим все формы.

Джозеф Кэмпбелл часто цитировал высказывание графа Дуркхейма о функции конкретных архетипических форм или «божеств». Для того чтобы быть полезным в подлинном духовном поиске, божество должно быть прозрачным по отношению к трансцендентному. Оно должно служить вратами к Высшему, а не выдавать себя за него, быть посредником в доступе к Абсолюту, одним из ведущих к нему путей, а не превращаться в объект поклонения. Жесткость и непроницаемость конкретных архетипов ведет к идолопоклонничеству – разделяющей, разрушительной и опасной силе.

Рассел: Это еще один аспект перехода от представления о божествах и богах как о существах, находящихся «где-то там», вовне, отдельных от нас, к видению их в качестве аспектов нашей собственной психики. Мы всё больше убеждаемся в том, что внутреннее пробуждение направлено не на выполнение ритуалов для служения какому-то внешнему существу, а на работу с нашим собственным умом, и задаемся вопросом: как мне освободить свой ум от тенет, которыми он оплетен, как открыться переживаниям, о которых идет речь?

Гроф: В связи со всем тем, что я говорил об обнаружении коллективного бессознательного, у меня есть настойчивое ощущение, что религия будущего будет носить эмпирический характер, что она будет почитать духовный поиск и уважать специфические формы, которые этот поиск обретает для каждого отдельного человека. Хочется надеяться, что эта религия не превратится в организацию, проповедующую конкретные догмы и объекты поклонения, что она будет сообществом искателей, поддерживающих друг друга в духовном поиске и осознающих, что каждый из них исследует конкретный участок великой ткани вселенской мистерии. Осознание единства, лежащего в основе всего существования, и ощущение глубокой связи с другими людьми, природой и космосом будет самой важной характеристикой этой конфессии.

Рассел: Да, и любые учения, способные ассоциироваться в этой новой духовностью, будут, подобно буддизму, посвящены нашей собственной психике. Это будет современное учение, работающее с такими вопросами, как исследование становления эго, возникновение нашего чувства интенсивности, зарождение бессознательных страхов, наша интерпретация – верная или неверная – своих переживаний и способы освобождения ума от этих пут. Это будут психологические учения, а не догмы о божествах и иных подобных им сущностях.

Гроф: У нас были очень интересные переживания на конференции, которую проводила в 1985 году в Киото Международная трансперсональная ассоциация (МТА). МТА является организацией, стремящейся к интеграции духовности с наукой и растворению расовых, культурных, политических и религиозных границ в мире. Во время конференции мы узнали о серьезном конфликте, происшедшем между американскими и японскими бизнесменами. По телевидению показывали переговоры по его разрешению.

Среди участников конференции был японский юнгианский психолог Хаяо Каваи, который провел несколько лет в Цюрихе и хорошо был знаком с западным менталитетом, так же, разумеется, как и с японским. При просмотре телевизионной программы он, посмеиваясь, заявил: «Им кажется, что если у них есть переводчик, то они на самом деле общаются и понимают друг друга. Но это отнюдь не так. У них совершенно разные ракурсы». Мы попросили его разъяснить свои слова, и он сделал это, используя юнгианский подход.

Эти люди происходят из совершенно разных архетипических территорий, поэтому их метафизические предпосылки очень отличны друг от друга. Восток опирается на модель космоса с пустым центром. Мироздание возникло из Пустоты как тотальный гештальт, в котором все взаимосвязано, все имеет свое место и все является одинаково важной частью целого. На Западе вы держитесь за совершенно иную, космогенетическую модель, в центре которой пребывает источник власти. Это Бог, «большой босс», сотворивший вселенную. Из этой центральной электростанции исходит иерархическая система с постепенно уменьшающейся значимостью. В мире архетипов у вас имеются разные уровни небожителей – самые высокие серафимы и херувимы, затем – персонификации власти, престолов, добродетелей и т. д., затем архангелы и, наконец, обычные ангелы. В природе тоже есть иерархия – низшие организмы, высшие организмы и, наконец, человек, как венец творения.

Хаяо Каваи объяснил далее, что в диалоге между Востоком и Западом это различие в базовых метафизических допущениях окрашивает любую высказанную мысль. Это все равно, что дискуссия между ньютоновским и эйнштейновским физиками. Оба используют одни и те же понятия – «материя», «энергия», «время» и «пространство», – однако значения у этих слов совершенно иные для обеих групп. Мы сочли эту идею очень интересной. Вслед за Каваи другие участники тоже внесли свою лепту в иллюстрирование культурных сравнений. Андре Патсалидес, психолог из Бельгии, урожденный сириец, выступил с лекцией о различиях между арабским и западным умом. Каран Сингх, индийский ученый и бывший регент штата Джамму и Кашмир, провел сравнение индийского и западного способов мышления. Кредо Мутва, антрополог-зулус и знахарь, рассказал о мировосприятии африканцев в сравнении с англо-американским.

Было очень увлекательно наблюдать за тем, как эта дискуссия порождает совершенно новую перспективу. Мы чувствовали, что нас объединяет принадлежность к человечеству, все то, что у нас различное и общее, мы увидели расовые, культурные и религиозные различия как проявления и вариации нашей общей человечности. Они выглядели разнообразными проявлениями невероятного творческого потенциала космического разума, возникающего из лежащей в его основе недифференцированной матрицы. В то же время, в этих различиях было для нас что-то возбуждающее и интересное, чему можно поучиться, чем можно обогатиться. Мы смогли освободиться от своих идиосинкразических культурных программ и заблуждений, согласно которым наш собственный взгляд на реальность и наш способ поведения – лучшие или единственно верные. Их произвольность и относительность стали для нас слишком очевидными.

Ласло: Тейяр де Шарден говорил о процессе растущей интенсификации или конкретизации в связи с увеличением численности людей и порождаемой ими информации. Может быть, как вы предсказываете, Пит, шесть миллиардов человек создадут что-то вроде глобального мозга. Я верю, что в основе этого мозга лежит и духовное измерение. Мы не осознаём нити, которыми оно нас связывает, но можем достучаться до этого измерения на более глубоких уровнях. Возможно, где-то ниже видимой поверхности наращивается коллективное поле сознания, становящееся доступным для людей в измененном состоянии сознания – в том состоянии, которое исследует Стэн и потенциальные возможности которого мы обсуждаем.

Первый день
Вечер
От прозрения к действию

Исцелить себя и исцелить мир

Ласло: Темы, которые мы обсуждали сегодня днем, указывают на то, что основной предпосылкой мирного и сотрудничающего сознания является лучшее взаимопонимание людей и культур. Хотим ли мы этим сказать, что новая духовность представляет собой также и способ установления межкультурного взаимопонимания? Научатся ли люди, благодаря духовности, сосуществовать и даже более того – исцелять раны общества и мира?

Гроф: Потенциальная возможность этого, безусловно, существует. Надличностные переживания, в которых мы переживаем отождествление с другими, могут способствовать расширению восприятия. Я неоднократно был свидетелем этого. Вопрос лишь в том, может ли это произойти вовремя и в достаточно широком масштабе, чтобы произвести существенные перемены.

Ласло: Обитатели Ауровилля, экспериментальной духовно-ориентированной общины в Индии, убеждены в том, что если группа людей интенсивно концентрируется на каком-то определенном виде сознания, то это воздействует и на других. Верите ли вы, что взаимопроникновение надличностного сознания является реально действующим и многообещающим фактором? Что это проникновение в большей степени, нежели последовательное приобщение людей к новому сознанию, способно значительно изменить нынешний мир?

Гроф: Я думаю, это возможно! В Индии верят, что йогины, медитирующие в гималайских пещерах, могут производить позитивное влияние на положение в мире в целом. Об этом же говорит и более современная идеи Шелдрейка о морфическом резонансе. К сожалению, концепция сотой обезьяны, служившая столь вдохновляющей и неотразимой иллюстрацией этого механизма, оказалась вымыслом, а не научным фактом. Когда о ней услышали впервые, она породила немало воодушевления, но в конечном счете Лайелл Уотсон признался, что придумал ее.

Рассел: В действительности не все было его вымыслом. Эксперименты на самом деле проводились, однако результаты были не такими впечатляющими, как он их представил; ничего особо примечательного в них не происходило.

В этой истории с сотой обезьяной я нахожу гораздо более интересным то, как все на нее набросились. Людям так сильно хотелось в это поверить, что лишь очень немногие усомнились в ней или потребовали проведения дополнительной проверки результатов первоначальных исследований. И это особенно удивительно, учитывая, что речь шла о весьма необычном явлении. То же самое происходит и с идеями Шелдрейка о «заразительности» научения, о том, что чем больше людей овладевают каким-то навыком, тем легче другим научиться ему, даже если эти другие живут на другой стороне планеты. Это тоже весьма необычное утверждение, и тем не менее, как я вижу, очень многие принимают эту теорию, не задавая никаких вопросов.

Интересно, почему это так. Ведь не всякая неконвенциональная мысль вызывает такое же массовое доверие. Я полагаю, в глубине души люди чувствуют, что подобные процессы действительно имеют место. Есть некое потайное, внутреннее знание о том, что каким-то неизвестным образом сознание одного человека воздействует на сознание другого. Мы ощущаем, что какая-то трансперсональная диффузия действительно происходит, и когда кто-то выступает с теориями или экспериментами, которые, как кажется, поддерживают такую возможность, у нас сразу возникает впечатление, что наконец появилось доказательство, которого мы ждали.

Гроф: Я хотел бы упомянуть о наблюдении, которое можно считать косвенным доказательством. В нашей работе мы снова и снова сталкиваемся с тем, что людям, заново переживающим свое биологическое рождение, открывается доступ в коллективном бессознательном к образам и опыту невообразимого насилия, жестокости и кровопролития. Люди переживают зверства, совершавшиеся на протяжении веков, эпизоды из войн, революций, пыточные камеры инквизиции и концентрационные лагеря. Когда процесс самоисследования достигает этого уровня, переживание становится надличностным: история индивида сливается с историей рода. Люди, начинавшие этот процесс в качестве личной терапии, на этом этапе зачастую чувствуют, что они исцеляют не только самих себя, но и все поле видового сознания. Словно в коллективном бессознательном содержалась вся грязь, весь неусвоенный материал минувших столетий, и полное выведение его для проработки на поверхность индивидуального осознавания в действительности привело к коллективному очищению и исцелению.

Глубина и интенсивность таких переживаний выходит далеко за пределы того, что можно считать личным и индивидуальным, – люди чувствуют, что они стали едины со страдающим человечеством. Некоторые усматривают связь с соответствующими архетипами в духовной литературе, такими, как Иисус, страдающий за грехи всего человечества, или бодхисаттва, отказывающийся от личного освобождения и добровольно берущий на себя задачу освобождения страдающих существ.

В свете сказанного мне кажется уместным задать вопрос о взаимосвязи между внутренней работой и целенаправленной деятельностью во внешнем мире. Какова оптимальная стратегия по достижению перемен во внешней ситуации? Я уже упоминал йогинов, которые, предположительно, способствуют разрешению мировых проблем, не выходя из своих пещер. Много лет назад на ежегодной конференции Ассоциации трансперсональной психологии (АТП) в Асиломаре, штат Калифорния, состоялась очень интересная дискуссия по этому вопросу между Рамом Дассом и Дэниэлом Эллсбергом. Рам Дасс систематически занимался духовной практикой, у него был ряд мощных надличностных переживаний, на основании которых он пришел к выводу, что важнейшее, что можно сделать для изменения мировой ситуации к лучшему, это последовательная внутренняя работа, ведущая к глубинной психодуховной трансформации. Если бы каждый занимался ею, мир бы изменился, и прекратились бы многие виды деятельности, ухудшающие ситуацию.

Дениэл Эллсберг, активист и пацифист, некогда предавший гласности документы Пентагона с секретными планами американских военных кругов, придерживался иного мнения. Он с самого начала был убежден, что мир могут изменить лишь решительные внешние виды деятельности – политический протест, демонстрация, бойкот и другие подобные стратегии. Он был уверен, что участие в демонстрациях, из-за которого можно оказаться за решеткой, поступки, которым на следующее утро посвящены газетные заголовки, и т. п. – это лучшее, что он может делать ради ускорения позитивных перемен.

Таким образом, они приступили к дискуссии с диаметрально противоположных позиций. Однако по мере углубления и вникания в обсуждаемый вопрос, каждый из них постепенно проявлял все большую открытость к видению своего собеседника. Рам Дасс признал, что проработав собственные предубеждения и определив свою позицию через внутреннюю работу, мы должны осуществить свои прозрения во внешнем мире. На сегодняшний день он ведет активную деятельность, посвящая значительную часть своего времени и энергии экологическим и иным проектам.

Со своей стороны, Дениэл Эллсберг понял, что для активистов, стремящихся к эффективной деятельности, важна регулярная внутренняя работа, в которой они могут добиться ясного осознания своих мотивов, четкой фокусировки своих намерений и освобождения от проекций собственных неразрешенных подсознательных желаний.

Рассел: Определенно существует возможность, что человек, выполняющий внутреннюю работу, способен непосредственно влиять на сознание других. Я из собственного опыта знаю, что, когда я медитирую вместе с группой людей в одной комнате, что-то происходит. Меняется качество моей собственной медитации, она становится заметно глубже и яснее. Я это точно знаю и не могу объяснить это иначе, чем предположив, что существует какое-то взаимное воздействие участников медитации.

Есть свидетельства того, что этот эффект выходит далеко за рамки помещения, в котором люди занимаются медитацией. Исследователи, изучающие воздействие трансцендентальной медитации, обнаружили, что крупные группы совместно медитирующих людей очевидным образом воздействуют на жителей района, где они практикуют медитацию. В этом опыте группы, насчитывающие каждая по пять тысяч человек, занимались в городе совместной медитацией в течение нескольких недель. При изучении разнообразной городской статистики за период эксперимента было зафиксировано резкое уменьшение уровня преступности, количества несчастных случаев и госпитализаций. Звучит это поразительно, но я не думаю, что результаты были «состряпаны». Критики указывали на то, что в ходе проведения эксперимента исследователи не контролировали тот или иной параметр. Тогда эксперимент с трансцендентальной медитацией был повторен, на сей раз с лучшим уровнем контроля, однако результаты оказались такими же. Все это более чем примечательно.

Ласло: Связь между внутренним и внешним миром представляется очень обнадеживающей перспективой. Подобного рода эксперименты проводились на моих глазах в Милане. Там к голове каждого добровольного испытуемого подключали электроды, чтобы следить за волновой активностью его мозга. Оказалось, что когда испытуемые входят в медитативное состояние, волновые характеристики двух полушарий их мозга синхронизируются сами собой.

Еще более любопытно, что такой же эффект наблюдается у двух и более совместно медитирующих людей. Практически у всех мозговые характеристики синхронизируются, образуя почти идентичный паттерн, несмотря на то, что участники группы лишены возможности сенсорного контакта друг с другом. Мне доводилось видеть 98-процентную синхронизацию уже через пяти-шести минут после начала совместной медитации двенадцати опытных участников.

Синхронистичность и любопытные связи

Гроф: Синхронизация возбуждает мое воображение не так сильно, как синхронистичность – явление, целиком относящееся к психологической сфере. В наших дыхательных сессиях у людей очень часто бывают совершенно одинаковые или идеально дополняющие друг друга переживания, несмотря на отсутствие между ними общения через обычные каналы. Нередко люди видят друг друга в своих переживаниях, а после сессии рисуют практически идентичные мандалы.

Рассел: Я не думаю, что эти синхронизмы происходят совершенно случайно. Я замечал, что синхронистичность проявляется чаще в тех случаях, когда я пребываю в чистом, уравновешенном состоянии сознания. К примеру, сразу после многодневных занятий уединенной медитацией синхронизмы происходят со мной буквально один за другим. Ощущение при этом такое, словно весь космос на моей стороне – все ладится, все идет самым замечательным образом, намного лучше, чем я сам планировал или ожидал. И наоборот, когда я в стрессе, когда утомлен и нахожусь в напряженном, озабоченном состоянии ума, синхронистичность в моей жизни случается очень редко. Напрашивается предположение о том, что взаимосвязанность разнородных событий отражает мое собственное состояние сознания. Если это так, то отсюда следует очень интересный вывод о том, что, действуя в направлении собственного внутреннего благополучия, я каким-то образом могу влиять на частоту проявлений синхронистичности.