Текст книги "Области человеческого бессознательного: Данные исследований ЛСД"

Автор книги: Станислав Гроф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Эвристическая ценность исследования ЛСД

Прежде чем перейти к обсуждению практического применения исследований ЛСД, необходимо продемонстрировать эвристическую ценность этого препарата как инструмента изучения человеческого бессознательного и правомерность общих заключений, полученных при работе с ним. Многие специалисты склонны относить ЛСД-переживания к проявлениям токсического изменения функционирования мозга (так называемый «токсический психоз»), что имеет мало общего с пониманием функционирования человеческого сознания в естественных условиях. Это довольно серьезное возражение, заслуживающее особого внимания и более тщательного рассмотрения. Главный вопрос, на котором в этом контексте следует заострить внимание, состоит в следующем: существует ли инвариантное, постоянное и стандартное действие ЛСД, целиком фармакологическое по природе, не связанное со структурой личности испытуемого и характерное для любого человека, принявшего достаточную дозу этого препарата.

Феномены, имеющие место в течение ЛСД-сеанса, охватывают широкий диапазон. Едва ли найдется какое-либо перцептуально-эмоциональное или психосоматическое проявление, которое не наблюдалось бы и не было бы описано, как часть ЛСД-переживания. Крайнее многообразие и индивидуальная варьируемость ЛСД-состояния дополняется поразительной внутрииндивидуальной изменчивостью. Если один и тот же человек повторно проходит ЛСД-сеансы, то каждый последующий сеанс, как правило, весьма отличен от других как по своему содержанию, общему характеру, так и по протеканию. Такое разнообразие само по себе является серьезным возражением против идеи о том, что реакция на ЛСД определяется химическими и физиологическими особенностями организма. Соотношение, в котором различные экстрафармакологические факторы составляют ЛСД-переживание, само по себе интересно и теоретически важно.

Поиск типичных и обязательных фармакологических действий ЛСД был важным аспектом моей исследовательской работы. Результат такого поиска был удивительным: после анализа более чем трех тысяч восьмиста записей ЛСД-сеансов я не обнаружил ни одного симптома, который был бы постоянным их компонентом и который можно было бы действительно считать инвариантным. Обычно изменения зрительного восприятия являются типичным проявлением ЛСД-состояния, и поэтому они были серьезными претендентами на фармакологический инвариант. Несмотря на то что они проявляются в наших записях довольно часто, отмечался ряд сеансов с высокой дозировкой, в которых совсем не наблюдалось изменений в зрительном восприятии, хотя в некоторых из этих сеансов дозировка достигала 500 микрограмм. Несколько ЛСД-сеансов, лишенных каких-либо визуальных феноменов, имели форму интенсивных сексуальных переживаний; другие характеризовались значительной соматизацией, проявляющейся в самых различных частях тела, чувством общего физического недомогания или переживанием скручивающих болей. Некоторые примеры сеансов без оптических изменений в восприятии наблюдались на продвинутых стадиях психолитического лечения и на некоторых психоделических сеансах. Они включали в себя либо примитивный биологический комплекс переживаний, описанный разными испытуемыми как повторное переживание их собственного рождения, либо трансцендентальные переживания, наделенные парадоксальным качеством «отсутствия всякого содержания и в то же время все-вмещаемости».

Физические проявления в ЛСД-сеансах заслуживают особого внимания, поскольку в первых отчетах они рассматривались просто как фармакологические действия, связанные с непосредственной активизацией центров мозга. Осторожное, тщательное наблюдение большого числа сеансов и анализ записей не подтвердили эту точку зрения. Спектр так называемых «вегетативных симптомов» весьма широк и выходит за пределы действия любого известного препарата за исключением некоторых других психоделиков. Как ни странно, эти симптомы включают как симпатические, так и парасимпатические явления и возникают группами, состоящими из комбинации как тех, так и других. Сопутствующие физические реакции на ЛСД значительно изменяются от сеанса к сеансу. Они практически не зависят от принятой дозы. Прямой взаимосвязи между дозой и ее действием не наблюдается. Во многих сеансах с высокой дозой физические проявления полностью отсутствовали или же случались с перерывами и были тесно связаны с трудным и сильно защищенным материалом бессознательного. Другим аспектом этих симптомов, который можно здесь упомянуть, является их необычная чувствительность к различным психологическим факторам. Зачастую они могут видоизменяться или даже прекращаться в результате различных внешних воздействий или специфического психотерапевтического вмешательства. Одна из физических черт реакции на ЛСД заслуживает особого упоминания – это расширение зрачков (мидриаз). Оно настолько обычно, что многие исследователи и врачи используют его в качестве показателя того, что человек все еще находится под влиянием препарата. Долгое время и я в своих исследованиях готов был считать мидриаз стандартным проявлением фармакологического действия ЛСД. Однако позднее я наблюдал несколько ЛСД-сеансов, в которых зрачки испытуемого были суженными или же попеременно максимально сужались и расширялись. Аналогичной была и ситуация с вегетативными симптомами в области грубых физических проявлений – таких, как мышечный тонус, тремор, подергивания, активность при припадках и различные скручивающие движения. Но ни один из этих симптомов не был стандартным и достаточно предсказуемым, чтобы его можно было рассматривать как специфическое фармакологическое действие ЛСД. Это не означает, что данный препарат сам по себе не имеет какого-то специфического физиологического действия. Его легко можно продемонстрировать на экспериментах с животными, где применялись несравненно более высокие дозы. Мой опыт, однако, указывает на то, что при дозах, обычно применяемых в экспериментах с людьми и в психотерапевтической практике, физические проявления не являются результатом прямого фармакологического стимулирования центральной нервной системы. Они отражают химическую активизацию психодинамических матриц бессознательного и имеют структуру, схожую с телесными проявлениями при истерической конверсии, органа-невротических явлениях или симптомах психосоматических нарушений.

Столь же непредсказуемой, как и содержание ЛСД-реакции, является ее интенсивность: индивидуальные реакции на один и тот же уровень дозировки весьма различны. Результаты моих исследований говорят о том, что степень чувствительности или сопротивляемости организма данному препарату зависит скорее от сложных психологических факторов, чем от переменных конституциональной биологической или метаболической природы. Люди, которым в повседневной жизни необходимо поддерживать полный самоконтроль и которые имеют трудности с расслаблением и «отпусканием себя», иногда могут противостоять довольно высоким дозам ЛСД (300–500 микрограмм) и не проявлять при этом изменений, которые можно было бы зафиксировать. Иногда человек способен устоять перед значительной дозой ЛСД, если он по каким-либо причинам ставит это для себя задачей. Например, хочет бросить вызов врачу, вступить с ним в противоборство, показать себе и своим товарищам по процедуре собственную «силу». Однако здесь могут скрываться и более существенные подсознательные мотивы. Другими причинами высокой сопротивляемости действию препарата могут оказаться недостаточная подготовка, получение нечеткой инструкции, неуверенность, отсутствие полного согласия на сотрудничество или же недостаточно доверительные отношения с терапевтом. В этом случае действие ЛСД не будет эффективным до тех пор, пока мотивы сопротивления не будут подвергнуты тщательному анализу и поняты до конца. Внезапная замкнутость или сдерживание эмоций в любой из периодов сеанса и при любой дозировке могут быть восприняты как неожиданное проявление самозащиты против возникновения неприятного травмирующего материала. Среди психически больных действию ЛСД особенно интенсивно сопротивляются острые невротики.

В моем исследовании было обычным наблюдение факта, что такие пациенты могут выдержать дозы более чем 500 микрограмм ЛСД и демонстрировать лишь незначительные признаки изменения в физической или психологической областях. В крайних случаях может потребоваться несколько дюжин ЛСД-сеансов с большими дозами, прежде чем психологическая сопротивляемость у этих людей будет снижена до уровня, когда у них начинаются проявления регрессии в детство и они начинают осознавать бессознательный материал, который необходимо проработать. Необычайно сильную сопротивляемость со стороны невротиков можно проиллюстрировать следующим клиническим примером.

Эрвину, двадцатидвухлетнему студенту, было рекомендовано пройти ЛСД-сеансы после четырехлетнего безрезультатного лечения острого невроза навязчивых состоянии. На протяжении нескольких лет он развил довольно сложную систему навязчивых мыслей и оказался настолько захвачен ими, что они парализовали всю его прочую активность.

Эта картина отражает неожиданную мобилизацию психологической защиты против возникновения травматического бессознательного материала в ЛСД-сеансе. Испытуемый чувствует себя абсолютно трезвым, и окружение представляется более реальным, чем обычно. Предметы в комнате резко отделены друг от друга и имеют чёткие границы.

Он вообразил себе весьма сложную геометрическую структуру с двумя координатными осями и расположил внутри нее проблемы, с которыми сталкивался в повседневной жизни, и все свои обязанности. Иногда он проводил по многу часов в отчаянных попытках отыскать «правильное» расположение некоторых аспектов своего существования, но всегда безуспешно. Перед госпитализацией он почувствовал, что центр его воображаемой координатной системы сдвигается влево. Это необычайно его расстроило и вызвало состояние напряженности, страха, тревоги, опасности и депрессии. Помимо этого, Эрвин мучился от различных психосоматических симптомов и у него наблюдалась тенденция интепретировать их ипохондрически. После нескольких госпитализаций и неудачного лечения транквилизаторами, антидепрессантами и психотерапией без лекарств, он был направлен на психолитическое лечение. Эрвин продемонстрировал невероятную сопротивляемость действию ЛСД. После двухнедельной психологической подготовки начались регулярные сеансы с недельным интервалом, и каждый раз из-за незначительной реакции на препарат дозу увеличивали на 50 микрограмм. В конце концов ему ввели 1500 микрограмм внутримышечно в надежде преодолеть этим его сопротивление препарату. Между вторым и третьим часом сеанса, когда действие ЛСД обычно достигает своей кульминации, Эрвину стало скучно, и он почувствовал некоторый голод. По его описанию, так же как и по внешним проявлениям, не произошло ничего необычного. Он оказался настолько вменяемым и настолько контролировал себя, что ему позволили пойти вместе с врачом на кухню, где он отрезал кусок хлеба, открыл банку с паштетом и закусил. Поев, он захотел пойти в комнату отдыха и сыграть в шахматы, поскольку почувствовал необходимость несколько отвлечься от лишенного каких бы то ни было событий монотонного терапевтического эксперимента. Потребовалось 38 сеансов с высокими дозами, прежде чем защитная система Эрвина была понижена до уровня, когда у пациента начинается регрессия в детство и повторное переживание некогда травмировавших его событий.

После ряда подобных наблюдений стало очевидно, что высокую психологическую сопротивляемость ЛСД невозможно преодолеть только увеличением дозировки: ее следует смягчать в течение целой серии сеансов. Как оказалось, между дозами ЛСД в 400 и 500 микрограмм существует точка насыщения, и если у пациента нет адекватной реакции на эту дозу, то последующее увеличение дозы не меняет ситуации.

После демонстрации факта явного инвариантного действия ЛСД при разных дозировках, обычно применяемых в экспериментальной и клинической работе, мы можем задаться вопросом: в чем же, по существу, состоит действие ЛСД? Согласно моему опыту, оно довольно неспецифично и может быть описано только в весьма общих терминах. В подавляющем большинстве сеансов преобладает тенденция в сторону изменений восприятия в различных сенсорных модальностях. Сознание обычно изменяется качественно и приобретает сновидческие свойства. Эмоциональная реактивность почти всегда значительно увеличена, и аффективные факторы играют важную роль в качестве определителей ЛСД-реакции. Поразительным аспектом действия ЛСД является заметная интенсификация всех ментальных и нейронных процессов в целом, что приводит к различным по характеру и происхождению явлениям. Существующие и недавно приобретенные психогенные симптомы – так же, как и те, которые были свойственны индивиду с детства или в несколько более поздние периоды его жизни, приобретают конкретную форму, усиливаются и заново переживаются во время ЛСД-сеансов. Травматические или положительные переживания из прошлого, связанные с сильными эмоциями, активизируются, поднимаются из бессознательного и переживаются вновь в сложном комплексе. Различные динамические матрицы на разных уровнях индивидуального и коллективного бессознательного могут быть вынесены на поверхность и пережиты сознательно. Иногда могут усилиться явления нейрологического порядка. Как правило, это боли, связанные с артритом, смещением позвоночных дисков, воспалительными процессами или послеоперационными или послетравматическими изменениями. Особенно часты повторные переживания ощущений, связанных с прошлыми повреждениями и операциями. С теоретической точки зрения интересно отметить, что испытуемые способны переживать вновь даже боль и другие ощущения, связанные с ранее перенесенными операциями, проводившимися под глубоким общим наркозом. Свойство ЛСД усиливать различные нейрологические процессы настолько поразительно, что некоторые чехословацкие нейрологи с успехом использовали его в качестве диагностического инструмента при обнаружении скрытого паралича и других тонких органических повреждений центральной нервной системы. Отрицательный аспект вышеупомянутого свойства ЛСД заключается в том, что она может активизировать приступы эпилепсии не только у страдающих от этой болезни, но и у людей, имеющих к ней скрытое предрасположение.

В целом я не обнаружил при анализе имевшихся в моем распоряжении данных какого-либо определенного фармакологического действия ЛСД на человека, которое было бы постоянным и инвариантным и могло бы рассматриваться в качестве специфического. Сейчас я расцениваю ЛСД как мощный неспецифический усилитель или катализатор биохимических и физиологических процессов, происходящих в мозге. Надо полагать, ЛСД создает ситуацию недифференцированной активизации, способствующей всплыванию у испытуемого бессознательного материала с различных уровней психики. Таким образом, богатство, а также необычная межличностная и внутрииндивидуальная варьируемость ЛСД-переживаний может быть объяснена только наличием нефармакологических факторов – таких, как личность субъекта и структура его бессознательного, личность терапевта и ассистентов, участвующих в сеансе, предпрограммирование и ситуация в целом, во всей ее сложности. Способность ЛСД и некоторых других психоделиков облекать в форму невидимые иначе явления и процессы и делать их объектом научного изучения наделяет эти вещества уникальным диагностическим потенциалом и позволяет использовать их в качестве инструмента для исследования человеческого сознания. Не будет преувеличением сравнить их потенциальное значение для психиатрии и психологии с микроскопом в медицине и телескопом в астрономии.

В следующих главах я попытался нарисовать карту человеческого бессознательного, как оно проявлялось в ЛСД-сеансах у моих пациентов и испытуемых. Меня весьма воодушевил тот факт, что в различных областях культуры есть многочисленные подтверждения того, что карты сознания, обозначившиеся во время моей работы с ЛСД, полностью совместимы, а иногда и параллельны другим существующим системам. Примеры этого можно найти в аналитической психологии Карла Густава Юнга, психосинтезе Альберта Ассаджиоли, в работах о кульминационных переживаниях, а также в религиозных и мистических школах различных культур и времен. Многие из этих систем базируются не на использовании психоделических средств, а на различных мощных немедикаментозных техниках изменения сознания. Такая параллель между ЛСД-переживаниями и разнообразием явлений, проявляющихся без применения психоделиков, еще раз подтверждает неспецифическое и катализирующее действие ЛСД.

Описание новой модели бессознательного, базирующееся на ЛСД-исследованиях, задача не из легких. Эта модель отражает многомерный и многоуровневый континуум перекрывающихся и взаимодействующих между собой явлений. Для облегчения понимания она разделена на части, а ее наиболее существенные элементы выделены из общего контекста. Всякая попытка передать эту модель в линейной форме неизбежно приводит к излишнему упрощению и искусственности. Целиком осознавая трудности и ограничения такого описания, мы можем очертить четыре основных уровня, или типа, ЛСД-переживаний и соответствующих им областей человеческого бессознательного:

1). Абстрактные и эстетические переживания;

2). Психодинамические переживания;

3). Перинатальные переживания;

4). Трансперсональные переживания.

АБСТРАКТНЫЕ И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В ЛСД-СЕАНСАХ

Явления, описанные в этой главе, обычно возникают в начале ЛСД-сеанса при использовании малых и средних доз или же в начале и конце первых сеансов с большой дозой. Оказалось, что по мере возрастания числа приемов ЛСД сфера действия этих переживаний сужается, а их важность сходит на нет. Они редко наблюдаются в более поздних сеансах одной и той же серии. В связи с определенными специфическими различиями между явлениями, наблюдаемыми с закрытыми или открытыми глазами, полезно описать каждую из этих двух групп отдельно. Когда испытуемый закрывает глаза, первое изменение, указывающее на начало действия ЛСД, – оживление визуального поля и усиление энтоптических (внутриглазных) явлений. Они включают в себя видение необычных цветных пятен, которые изменяют свою форму и периодически переходят в дополнительные цвета. Типичным примером абстрактного ЛСД-переживания являются послеобразы.

Когда испытуемый долгое время смотрит на какой-то из окружающих его предметов, а затем закрывает глаза, то в течение нескольких минут световые контрасты и даже отчетливый образ этого предмета может оставаться перед внутренним взором. Такие послеобразы, как правило, весьма динамичны: они периодически возникают и исчезают и изменяются по цветности, приобретая дополнительные цвета. Особенно яркое зрелище возникает в том случае, если первичное восприятие богато контрастами. Это может быть, например, восприятие солнца, люстры с яркими лампочками, оконного проема на фоне неба. Иногда насыщенная цветом динамическая мозаика энтоптического поля может восприниматься как неясные, быстро меняющиеся образы фантастических и экзотических ландшафтов, к примеру, видение таинственных джунглей, буйных бамбуковых зарослей тропических островов, сибирской тайги или подводных скоплений водорослей и коралловых рифов.

Весьма часто в визуальном поле преобладают абстрактные геометрические или архитектурные построения, которые лежат в основе всех динамических цветовых изменений. Испытуемые, переживавшие эти элементы, часто описывали их как интерьеры гигантских дворцов, нефы невыразимо прекрасных готических соборов, купола монументальных мечетей или арабески. Иногда эти видения сравнивали с картинами абстракционистов – таких, как Пит Мондриан или Василий Кандинский. В других случаях говорилось о феноменальных калейдоскопических дисплеях, волшебных искрящихся фонтанах и фейерверках. Как правило, люди бывают очарованы и целиком поглощены этими переживаниями. Зачастую они спонтанно начинают производить действия, усиливающие эти явления, – такие, например, как спастические сжатия глазных мышц, увеличивающие внутриглазное давление, надавливание на глазное яблоко, гипервентиляцию или задержку дыхания.

При открытых глазах цвета, как правило, бывают очень яркими, проникающими, взрывными; световые и цветовые контрасты усиливаются и углубляются, фиксация глаз затруднена, а контуры воспринимаемых объектов расплывчаты. Все представляется в волнообразном движении, неодушевленные предметы часто воспринимаются как наполненные жизнью. Весьма характерным изменением является восприятие человеческих лиц, животных и предметов в виде переплетения орнаментов и геометрических фигур. Многие из тех, кто испытал подобные изменения в восприятии, описывали его близким к видению таких художников, как Жорж Сера и Винсент ван Гог, признавая, что ЛСД-сеансы помогли им глубоко понять мир этих художников, проникнуться к ним симпатией и понять их искусство. Столь же часты ссылки на художников школы фовизма (например, на Анри Матисса) и на использование ими декоративного дизайна в портретах и натюрмортах. В этой связи упоминались также Густав Климт и другие художники венского «Раскола»[5]5
  Густав Климт (1862–1918) – австрийский художник, основатель и президент венской группы «Раскол». Наиболее известен своими монуметальными фресками, на которых плоскостные изображения человеческих фигур переплетаются со сложным декоративным орнаментом.


[Закрыть], комбинировавшие в своих работах образные темы с мозаикой и орнаментальными элементами. Иногда в своем переживании испытуемые находили сходство со знаменитой серией рисунков кошек Луиса Узина – последовательным усилением распада реальности на геометрические формы и фигуры, вплоть до полной дезинтеграции форм и цвета. Все эти изменения еще более наглядны, когда испытуемый фокусирует и фиксирует глаза на отдельном фрагменте окружения. Визуальное поле в таком случае все больше и больше затуманивается и суживается. Воспринимаемая область теряет свое пространственное и логическое соотношение с окружением и становится автономно переживаемым микрокосмом. Послеобразы возникают не только при закрытых глазах, их устойчивые формы могут влиять на богатство эстетического переживания и при открытых. Это происходит наиболее явно, когда испытуемый наблюдает свою руку с вытянутыми пальцами, медленно двигающуюся перед его лицом. Благодаря устойчивости послеобразов он может видеть различные стадии этого движения одновременно. Эффект в целом напоминает наложение фотографических отпечатков, сделанных через короткие промежутки времени, или стробоскопический эффект.

Вероятно, наиболее интересными изменениями восприятия в этой группе являются оптические иллюзии. Различные объекты окружения могут терять свою привычную форму: испытуемому кажется, что они пульсируют и пребывают в состоянии странной нестабильности и текучести. Во время этого процесса они часто представляются непропорциональными, искаженными и трансформированными. Собственное тело и фигуры других людей, присутствующих на сеансе, претерпевают гротескные изменения: некоторые части тела кажутся миниатюрными, другие – увеличенными или растянутыми. Подобные же причудливые изменения в восприятии могут произойти и с неодушевленными предметами. В результате этого процесса восприятие окружающей обстановки может измениться таким образом, что она начинает поразительно напоминать картины знаменитых кубистов – таких, как Пабло Пикассо, Жорж Брак, Луис Уэйн (1860–1939) – английский художник, переживший на пороге зрелости психотический срыв. Связанные с этим резкие изменения в восприятии он четко проиллюстрировал в серии рисунков кошек, где показана вся последовательность перехода от реалистического изображения этих животных к геометрическим и абстрактным картинкам, очень слабо напоминающим реальность Фернан Ложе или Марсель Дюшан. Фантазия, как важный творческий элемент, становится при этом значительно богаче и способствует изменениям восприятия. Аморфные поверхности, текстура объектов, пятна на полу и на стенах могут выглядеть как фантастические животные, гротескные лица или экзотические ландшафты. Оптическая сторона эстетических ЛСД-сеансов может быть настолько ошеломляющей и богатой, что ее называют «оргией видения».

Визуальный аспект эстетического ЛСД-переживания часто дополняется подобными изменениями в акустической области. Типичной является сверхчувствительность к звукам: люди слышат шумы, которые при обычных обстоятельствах для них неразличимы или вообще находятся за порогом их восприятия. Одновременно нарушается способность ясно различать звуки, что в результате ведет к акустическим иллюзиям: монотонные акустические стимулы, такие, как шум вытекающей воды или различных электрических приборов, могут обманчиво трансформироваться в прекрасную музыку. Сенсорные сигналы вызывают иногда реакцию в несоответствующих им органах чувств. Например, под влиянием ЛСД человек может «видеть музыку» или «ощущать на вкус цвета». Импульсы, приходящие в одну сенсорную область, вызывают очень ясную и отчетливую реакцию других чувств. Это обычно называют синестезией.

Порой наблюдаются лишь незначительные изменения восприятия окружающего, но они интерпретируются необычным эмоциональным путем. Пространство вокруг может представляться невыразимо прекрасным, чувственным, привлекательным или же комическим; очень часто оно описывается как обладающее магическим или сказочным качеством. Подобным же образом может изменяться и звуковое восприятие. Нередко испытуемые открывают в музыке такие сферы, которые они были неспособны воспринимать раньше. Во время сеансов оказывается возможным слушать музыку всем своим существом при совершенно новом подходе. Часто складывается впечатление, что музыка резонирует в различных частях тела и включает мощные эмоции. Одно из самых общих заявлений в отчетах испытуемых о том, что в день сеанса они впервые в жизни услышали музыку по-настоящему.

Рисунки из ЛСД-сеанса с преобладанием эстетических переживаний. Иллюзорная трансформация угла терапевтической комнаты. Воздух кажется полным странных вибраций и магических течений; складки полотенца, висящего на стене, воспринимаются в виде эльфа.

Эстетические переживания, как выясняется, представляют собой наиболее поверхностный уровень ЛСД-переживаний. Они не раскрывают бессознательное субъекта и не имеют никакого психодинамического значения. Наиболее значительные аспекты этих переживаний можно объяснить в физиологических терминах как результат химической стимуляции сенсорных органов, отражающих их внутреннюю структуру и функциональные характеристики. В этой связи интересно упомянуть, что некоторые явления из этой группы, можно вызывать при помощи различных физических средств. Так, геометрические и другие простейшие видения могут быть вызваны электрической стимуляцией оптических проводящих путей, механическим давлением на глазное яблоко или при освещении интенсивным стробоскопическим светом. Некоторые испытуемые подчеркивали также сходство этих переживаний с искажениями сигналов в неисправных электронных устройствах типа телевизора и радиоприемника.

Иногда геометрические образы и орнаменты или элементарные акустические иллюзии во время ЛСД-сеансов приобретали некоторые специфические эмоциональные побочные значения. Испытуемый, к примеру, мог почувствовать, что абстрактные конфигурации намекают на мягкий, теплый мир чувств удовлетворенного ребенка. Они могут переживаться также и как отвратительные и отталкивающие, опасные и агрессивные, чувственные и соблазнительные или сладострастные и непристойные. Такая ситуация представляет собой переход от абстрактного к психодинамическому уровню ЛСД-переживаний. Эмоции, видоизменяющие и окрашивающие абстрактные образы, принадлежат в таких случаях к биографическому материалу испытуемого. Иногда абстрактные и изобразительные элементы собираются в сложные картины. Переходный характер этого феномена особенно очевиден. В качестве иллюстрации можно использовать следующий пример из ЛСД-сеанса психиатра, принимавшего участие в программе обучения:

«Я глубоко запутался в абстрактном мире вращающихся геометрических фигур и роскошных расцветок, более ярких и светящихся, чем что бы то ни было прежде в моей жизни.

Я был очарован и загипнотизирован этим невыразимым калейдоскопическим спектаклем. В какой-то момент геометрические структуры стабилизировались и образовали форму довольно сложного, витиеватого обрамления большого зеркала в стиле барокко. Оно представляло собой сплетение ветвей с роскошном листвам, вырезанных на дереве. Зеркало было разделено на пять или шесть отделений неправильной формы, образованных боковыми ответвлениями обрамления.

Серия рисунков автора после первых ЛСД-сеансов демонстрирует последовательную иллюзорную трансформацию башенных часов, имевшую место в заключительный период этого сеанса. Первый рисунок сделан в том виде, в котором башня воспринимается в обычном состоянии сознания; последующие отражают оптическое искажение того же объекта под влиянием 100 микрограмм ЛСД.

Интересная оптическая иллюзия из сеанса с богатой сексуальной символикой. Наблюдавший собственную ладонь пациент видел, как она трансформируется в сменяющие одна другую группы обнаженных женских тел. По этому феномену можно проследить проблематику, связанную с чрезмерной мастурбацией.

К моему огромному удивлению, когда я заглянул в эти отделения, перед моими глазами начали разворачиваться различные интересные сцены. Персонажи этих сцен были в значительной степени стилизованы и несколько похожи на кукол. Общая атмосфера была довольно забавной и комичной, но с определенным подтекстом секретности и лицемерия. Неожиданно я понял, что наблюдаю символическую сатиру на свое детство в маленьком провинциальном городке, в мире «мелкой буржуазии». Он был населен характерными фигурами, представлявшими «сливки» общества. Взрослые, встречавшиеся вместе, оказывались совершенно несостоятельными в своем поведении и суждениях относительно других людей. Они не отказывали себе в мелких сплетнях, разыгрывая бесконечные нелепые и лицемерные социальные игры, и обменивались маленькими «секретами» сексуального порядка («так, чтобы не услышали и не узнали дети»). Себя самого я переживал как участника и наблюдателя этого гротескного спектакля, довольно любопытного и волнующего, но часто вызывающего смущение. К моему удивлению, все эмоции того периода моей жизни всплыли из глубин бессознательного, вновь ожили и стали реальными».