Текст книги "Империя Кремль. Крепость или крепостная система?"

Автор книги: Станислав Белковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Станислав Белковский
«Империя Кремль». Крепость или крепостная система?

На обложке – рисунок художника Максима Кантора

© Белковский С.А., 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Империя и ее двойник

Монархия – мать русской демократии

Григорий Голосов инициировал очень правильную дискуссию: какая политическая система нужна России объективно, то есть независимо от шкурных интересов и/или субъективных этико-эстетических предпочтений сегодняшних (и завтрашних) политических акторов. Не могу не воспользоваться шансом к этой дискуссии подключиться.

По Голосову, оптимальная политическая система для России – это парламентская демократия, ограниченная возможностью обеспечивать единство политической воли в чрезвычайных ситуациях. Последнее предполагает механизм быстрой «концентрации власти в руках лица, не связанного коалиционными обязательствами и парламентской дисциплиной, но пользующегося прямо выраженным доверием народа».

Необходимость такого механизма объясняется тем, что Россия, с нашими залежами ядерного оружия, остается (на неопределенный исторический срок) сверхдержавой. А значит, грубо говоря, ядерный чемоданчик должен быть в одних руках: доверить его коллективному органу (парламентскому большинству или сформированному им кабинету министров) – невозможно. Детального описания такой модели Григорий Голосов пока не предлагает. Поищем, говорит.

С тем, что реальная демократия в России возможна только в условиях развитого парламентаризма, я согласен. Но есть два замечания, которые представляются мне существенными.

1. Посылка о сверхдержавности России как источнике внутриполитических мотиваций, на мой взгляд, является ложной. Современная Россия – не сверхдержава. Обладание ядерным оружием не есть критерий сверхдержавности. Такое оружие сегодня есть, скажем, у Пакистана, а завтра может оказаться у КНДР. Но разве эти страны можно назвать сверхдержавами? Главный (и, по большому счету, единственный) критерий сверхдержавного статуса – это наличие возможности контролировать (мягче: удерживать в устойчивом поле влияния) определенную часть мира за счет распространения позитивных образцов: политических, военных, экономических, социальных, культурных. К сверхдержавам можно отнести, например, наполеоновскую Францию, покойный СССР, вчерашние и сегодняшние США. Но Россия не экспортирует позитивных образцов. Поскольку она их не создает и не воспроизводит. РФ даже региональной державой уже не является: у ближайших соседей все чаще можно найти настроение «посмотри, как в России, – и сделай наоборот». Потому оглядываться на мнимый (утраченный) статус страны при проектировании нашей политической системы едва ли необходимо.

2. Наряду с демократией и «логикой чрезвычайного поведения» политсистема должна ответить на еще один проклятый вопрос – об устойчивой легитимности власти. На этом предмете я хотел бы остановиться чуть подробнее.

Мы помним – было даже на нашем веку – периоды частичной (временами – почти полной) нелегитимности нашей власти. Так было при позднем Горбачеве и неоднократно – при Ельцине. А вот Путин никаких проблем с легитимностью не испытывал. Хотя и как личность, и как политик он куда слабее того же Ельцина, на мой взгляд. Значит, дело не в свойствах правительствующих личностей или, по крайней мере, не столько в них, сколько в исторических условиях формирования представлений о легитимной власти в России.

Глубинная анархическая природа русского человека не позволила русским сформировать имманентную власть, легитимность которой коренится в волеизъявлении нации. Со времен призвания варягов легитимная русская власть традиционно была не имманентна народу, а трансцендентна ему. Легитимность в России исторически базируется на этой самой трансцендентности. Механизм обеспечения которой – монархический ритуал. Он достаточно сложен и многогранен, но я бы выделил три его основные составные части:

а) эксклюзивность инстанции верховной власти (монарха): у монарха не может быть прямых, допускаемых им самим соперников, претендентов в реальном времени на его престол;

б) непогрешимость монарха: объектом критики может быть кто угодно и что угодно, включая политику монарха и ее последствия, но только не инстанция верховной власти как таковая;

в) независимость монарха от имманентных систем и институтов, например, политической и правовой систем; в частности, это значит, что исключительно сам монарх наделён правом не только выбирать себе преемника, но и формировать самоё логику выбора; народу об этом знать ничего не нужно и даже вредно.

Власть в России всегда была устойчиво легитимной, когда монархический ритуал соблюдался. И стремительно теряла легитимность вослед эрозии ритуала. См. Смутное время, 1917 год, рубеж 80—90-х годов прошлого века. Путин (точнее, коллективный Путин) в начале уходящего десятилетия восстановил легитимность президентства не благодаря каким-то тайным личным достоинствам и заслугам (наличие которых вызывает большие сомнения) самого главы государства, а благодаря возрождению – осознанному и бессознательному – единственного правильного ритуала власти (пп. а) – в)). Частичные же проблемы с легитимностью нынешнего Медведева связаны с эрозией ритуала, по крайней мере, по пункту а). (Двух или полутора царей народное сознание вынести не может, необходим строго один).

Итак, ключевой вопрос: как совместить монархический ритуал, который есть необходимое условие устойчивой легитимности власти и, соответственно, стабильности системообразующих конструкций государственности как таковой, с подлинной, неимитационной демократией?

Мой вариант ответа: только в рамках конституционной монархии.

Политическая система при конституционной монархии в России может выглядеть примерно так. Законодательная власть – у двухпалатного парламента. Нижняя палата – Государственная Дума – избирается раз в пять лет по смешанной (пропорционально-мажоритарной) системе. Верхняя – Сенат – формируется из представителей законодательной и исполнительной власти регионов. Госдума сама, без какой-либо внешней помощи формирует федеральную исполнительную власть – правительство, назначает премьера и ключевых министров. Она же отправляет правительство в отставку. Аналогичная схема воспроизводится в регионах: законодательные собрания назначают региональных премьеров. Которые становятся уже не главами регионов (с концепцией делимого суверенитета пора проститься), а главами исполнительной власти регионов.

Наконец, монарх. У него три основные функции:

• верховный главнокомандующий Вооруженными силами, которому в военное время непосредственно подчиняются войска;

• право роспуска Государственной Думы при наличии для этого конституционных оснований; например, если Дума в течение определенного срока не смогла сформировать федеральное правительство;

• назначение судей.

Последнее позволит сделать первый шаг к реальной независимости третьей власти от первых двух.

Монарх в состоянии быть тем самым лицом, которое, по Григорию Голосову, концентрирует в своих руках особые полномочия в чрезвычайных ситуациях. От коалиционных обязательств он свободен по определению, доверие же к нему со стороны народа будет определяться самим институтом монархии, а не персоной, занимающей трон.

Вот такое предложение к дальнейшему обсуждению. Только, если можно, не надо приводить аргумент, что конституционная монархия – это утопия. Давайте не будем забывать: Россия – страна реализуемых и реализованных утопий.

2010 г.

Россия: трудная дорога к монархии

Наверное, ничто так не порадовало автора этих строк, как результаты голосования на Slon.ru об оптимальной форме государственного устройства России. Почти 40 % участников опроса предпочли конституционную монархию (главный соперник – вариант «демократическая республика» – получил в полтора раза меньше голосов). Судя по всему, активная мыслящая часть нашего народа начинает мыслить в правильном направлении. Почему это направление правильное и отчего именно конституционная монархия – будущая мать русской демократии, я пытался подробно рассказать вот здесь в июле 2010 года, в рамках дискуссии, инициированной Григорием Голосовым. Так что кому, как не мне, радоваться уверенному росту конституционно-монархических настроений!

Не пересказывая подробно те июльские тезисы, повторю идею вкратце: чтобы в Россия состоялась эффективная легитимная демократия, надо и необходимо, чтобы сакральный контур верховной власти, символически воплощающий стабильность государства и незыблемость основ его исторического бытия, был отделен от исполнительной и законодательной властей. Такой вариант возможен только в условиях конституционной монархии, где первое лицо – монарх – лишен как исполнительно-распорядительных функций, так и возможности влиять на принятие законов (за исключением Основного закона), но при этом воплощает трансцендентность верховной власти, что для традиционного русского политического сознания синонимично ее легитимности. Кроме того, монарх:

• является Верховным главнокомандующим Вооруженными силами во время войны;

• наделен некоторыми правами верховного политического арбитра, например, правом роспуска нижней палаты парламента в ситуациях тупиковых политических кризисов;

• назначает судей (благодаря чему третья власть становится-таки независимой от первых двух).

Многие относятся к полемике о государственном устройстве будущей России как к занятию сугубо схоластическому, и отчасти они правы. Но лишь отчасти. Да, и 25 лет назад любой умный скептик сказал бы, что обсуждение посткоммунистического бытия страны лишено практического смысла, ибо «посткоммунистическое» при нашей жизни не наступит. Но вот как-то очень быстро пришел 1989 год, и…

Нечто похожее совершается и сегодня. Я все больше убеждаюсь, что страна уже находится внутри процесса, который можно определить как «перестройка-2». О некоторых важных предпосылках и чертах этого процесса – см. здесь. Опять же, важно терминологически определиться на берегу. Перестройка – это не революция сверху, как многие почему-то думают. Перестройка – это, скорее, нечто прямо противоположное. Это – попытка правящей элиты сохранить существующий строй в условиях, когда неэффективность строя уже стала очевидной самим элитам. Перестройка – это расползание основ существующей политико-экономической системы, которое правящее меньшинство пытается отчасти купировать, отчасти игнорировать, – пока, как сказал бы новейший классик, процесс распада системы не принимает очевидно необратимого характера. Так всё и происходило и в СССР конца 1980-х. Так все происходит и сегодня.

Не будем трогать все аспекты/элементы перестройки-2, коснемся одного: делегитимации инстанции верховной власти. В 1989–1990 гг. была делегитимирована власть Политбюро ЦК КПСС. Почему? Потому что источником этой легитимности были «вечно живое» (единственно верное) учение и сам по себе советский (коммунистический) проект. «Советский» и «коммунистический» – это, бесспорно, не одно и то же, но в контексте этого нашего обсуждения разница несущественна.

Как только системообразующее учение перестало быть единственно верным, а коммунистический проект выпал из реальности, сразу стало понятно, что оснований для власти Политбюро больше нет, а каждая союзная республика вправе сама решать, как ей интегрироваться в «цивилизованный мир» (то есть в победивший капиталистический проект). Последний гвоздь в гроб коммунистической идеократии забил Михаил Горбачев весной 1990 года, введя «светский» (не вписанный в идеократию) пост президента СССР и тем самым лишив эксклюзивности сакральный контур власти в лице партийных инстанций. Сейчас мы наблюдаем частичную делегитимацию президента РФ. Действующий глава государства воспринимается все менее серьезно и более забавно. Его публичные слова стремительно теряют какую-либо вещественную ценность.

Но дело здесь не в личных качествах Дмитрия Медведева и не в его склонностях к электронным игрушкам последнего поколения. И даже не в восприятии власти как увлекательной компьютерной игры. Глубинных причины делегитимации – две. Общая и частная.

Общая – это объективное начало исторического процесса перестройки-2, неизбежно (на первом этапе – вопреки желанию элит) ставящего под сомнение все основополагающие институты, политико-социальные конструкции длящейся/уходящей эпохи. Частная – это так называемый тандем. Конструкция власти, в которой на не вполне понятных основаниях, зато с правом решающего голоса присутствует «другой президент», нарочито воспринимаемый многими как «настоящий правитель». В данном случае – Владимир Путин, но, опять же, персоналии здесь не имеют определяющего значения.

Русское политическое сознание не приемлет двух царей. Царь может быть только один. Если царей больше одного – ни один из них уже не может считаться настоящим, что бы ни говорила по этому поводу пропаганда, официальная или антиофициальная. Сам факт наличия тандема – пусть и не в институциональном, а исключительно в мифологическом качестве, разницы нет – подорвал основания легитимности существующей власти и тем самым способствовал распространению перестроечных ощущений и настроений. Путин, с точки зрения логики и интересов системы, совершил огромную ошибку, не уйдя – вопреки, как я по-прежнему уверен, его личным желаниям и приоритетам – полностью от власти в 2008 году. «Тандемократия», изначально призванная зацементировать каркас сегодняшней власти посредством некоего сочетания в ней «старого» и «нового», сыграла в истории прямо противоположную роль.

И что бы ни происходило дальше – объявит ли 18 мая Медведев о своем втором сроке, отправит ли он в отставку путинское правительство или, напротив, Путин решит возвращаться в Кремль, – разрушительных последствий «тандемониума» этот режим полностью уже не изживет и не преодолеет. Это значит, что следующему (с мая 2012 года) президенту России, кто бы им ни оказался, придется снова ставить вопрос о восстановлении легитимной верховной власти. С определенного момента этот вопрос игнорировать уже будет нельзя – если, конечно, не дожидаться момента, пока верные генералы не уговорят тебя отречься от престола, а бывшие коллеги по ЦК КПСС не сообщат, что твоего государства больше не существует.

Стало быть, президент должен будет собрать Конституционное совещание или хотя бы Круглый стол, где будет обсуждаться уже постпостсоветское устройство России. И на этом совещании, оно же стол, вполне может выясниться, что единственный вариант релегитимации власти – призвание монарха. Который восстановит историческую преемственность базовых символических конструкций русской имперской власти. А единственная альтернатива такому признанию – отказ от имперской парадигмы и переход к национальному государству. С официальным признанием русского национализма главной государственной идеологией и движущей силой госстроительного процесса.

Если Россия остается империей (в правовом формате конституционной монархии), то она – органическая наследница своего прошлого. Включая советский период. «Так было, и так будет». С учетом того, что конституционная монархия следующих времен де-факто явится классической парламентской демократией. Если Россия становится национальным государством, то она отказывается от части собственного прошлого и переходит в проектную фазу нового государственного строительства, «с нуля». «Так не было, но так будет». Поскольку национализм в истории – вернейший спутник и щедрый донор демократии, концепция национального государства в России может привести к слому извечной модели трансцендентности верховной власти и превращения этой власти в имманентный институт – не от Бога, но народа, от той самой нации как сообщества политически равных, цивилизационно и культурно однородных людей.

Да, для власти сегодняшней не существует более сложных вопросов, чем те, ответ на которые можно найти в «Википедии». Но мы-то должны заглядывать чуть глубже. И лучше сделать это чуть-чуть заранее, чтобы, желательно, не в последний момент. Не тогда, когда уже совсем поздно.

2011 г.

Империя и ее двойник

Мыслить штампами катастрофически удобно. Ибо так очень легко примириться с окружающим тебя политическим/околополитическим пейзажем. А главное – собственным местом в нем.

Например. Много лет подряд российский истеблишмент пестовал миф о том, что в российской власти существуют две основные группировки: «либералы» и «силовики». Первые – хорошие, вторые – плохие (или наоборот, в зависимости от позиции наблюдателя). От первых исходят экономические реформы, подоходный налог в 13 % и дружба с Западом. От вторых – уголовные гонения на бизнес, милитаризм и самоизоляция. И, конечно, «силовики» давно бы уже сбросили атомную бомбу в самое сердце Европы, если бы либералы их не сдерживали.

По собственному опыту знаю: очень непросто отстаивать альтернативную точку зрения о том, что нет идеологически противостоящих друг другу «либералов» и «силовиков», а есть лишь множество кланов и кружков по интересам. И когда надо – из чисто практических соображений – «силовик» у нас легко становится «либералом», а «либерал» – «силовиком».

Всякого носителя такой альтернативщины стремительно записывали в интеллектуальную обслугу какого-нибудь мрачного субъекта (чаще всего все тех же мифических «силовиков»).

Шли годы, смеркалось. И в какой-то момент героическая схватка «либералов» с «силовиками» куда-то рассосалась. Мы перестали о ней знать и вспоминать. Штамп вышел из моды и перестал быть орудием описания этой реальности.

Впрочем, давно уже выросли и взяты на вооружение другие штампы. Которыми так же удобно оперировать для вторичного смесительного упрощения (© К. Леонтьев) всего и вся. Например, миф о том, что современная Россия практически вернулась в СССР. Что РФ – это Советский Союз, версия 2.0.

Доказательства: в Российской Федерации, как и в СССР, есть проблемы со свободой слова, собраний, политической деятельности, слышен грозный рев в одночасье восставших из пепла несметных войск, способных сокрушить все живое, а главное – проявления и продукты советской эстетики на каждом шагу. При президенте Путине мы начали возвращение на всеобщую историческую Родину и вот наконец вернулись. Enjoy.

А если разобраться?

Общие симптомы двух болезней еще не означают их тождества или хотя бы близости. Голова может болеть с похмелья, при мигрени и от опухоли мозга. Однако диагнозы в трех приведенных случаях – существенно разные, как и методы лечения. И не дай Бог перепутать опухоль с похмельем.

Попробуем разобрать ситуацию по пунктам, чтобы убедиться: Россия – это не СССР 2.0, а страна более чем антисоветская. Поверхностные черты сходства никак не должны отвлечь нас от осознания глубинных, сущностных различий.

1. СССР был идеократией – своеобразным религиозным государством, где высшая власть принадлежала институтам религии коммунизма (разноуровневым комитетам КПСС). Как многие уважающие себя религии, коммунизм претендовал на глобальность и экстерриториальность. Согласитесь, государство с названием «Союз Советских Социалистических Республик» могло бы возникнуть с любой части мира, ибо в этой формуле нет никакой четкой географической привязки. Власть в СССР предметно руководствовалась господствующей идеологией в своей деятельности.

РФ – государство типично светское, без какой-либо преобладающей идеологии, тем более – религиозного свойства/толка. Идеократии у нас нет и в помине. То, что формально именовалось идеологией в постсоветские годы, – почти забытая ныне «суверенная демократия» и т. п. – являло собою лишь набор пропагандистских конструкций, призванных объяснить отдельные действия власти. Но власть от такой псевдоидеологии было совершенна независима. И списывала очередную «концептуальную» модель в утиль, как только для того улучалась практическая возможность.

Советский Союз неудержимо двинулся к своему развалу, когда (конец 1980-х гг.) выяснилось, что коммунизм таки не победит, а стране придется становиться банальной частью «цивилизованного человечества». Для чего, разумеется, идеократия становилась препятствием, подлежащим устранению со столбовой дороги истории.

РФ изначально строилась на стремлении интегрироваться в «цивилизованное человечество». И нынешние попытки отбрыкаться и отбрехаться от глобального «старшего брата» обусловлены не какими-то существенно новыми идеями, обрушившимися на нас метеоритным потоком из ночных глубин русского космоса, а внезапным осознанием, что строить мегакоррумпированную страну третьего-четвертого миров и одновременно сидеть на высокой скамье европейской цивилизации – нельзя. По крайней мере, весьма затруднительно.

2. В развитие п. 1, но отдельно, чтобы первый пункт не показался читателю слишком длинноскучным. СССР предлагал миру некий универсальный проект. И выступал экспортером этого проекта. РФ ничего такого не делает. Единственный предмет ее цивилизационного экспорта – это коррупционно-отмывательные технологии. Но и здесь нет эксклюзива. Многие страны на разных континентах освоили коррупцию и ее производные не хуже нашего.

3. Советский Союз был, по сути, детищем и последствием двух мировых войн. Он принадлежал эпохе модерна, где все настоящее – война и революция, плоть и кровь, любовь и смерть. Российская Федерация – детище и последствие холодной войны, проигранной СССР. Она принадлежит эпохе постмодерна, где игрушечное превалирует над настоящим. В войне и мире, крови и лимфе. Только смерть остается самой собою, как водится и всегда.

4. В силу пп. 1–3, РФ, в отличие от СССР, не может быть империей. Можно сколько угодно фантазировать на эту тему, только фантазии невоплощаемы в жизнь. Кроме того, РФ не может быть империей согласно второму началу термодинамики (грубо говоря, разбитая чашка сама собой не может собраться из осколков). Эту мысль я развивать сейчас не буду, т. к. она сложновата даже для меня самого. Пытливого читателя хочу для начала адресовать к словарям. А в обозримом будущем, Бог даст, вернемся к теме.

5. СССР строился на относительно низком уровне коррупции. РФ отличает весьма высокий уровень коррупции, лежащий в основе нашей экономики РОЗ (Распил, Откат, Занос). Которая предполагает, что коррупционные соображения – именно они – служат ключевым мотивом принятия многих важных и важнейших политико-экономических решений.

Если коррупционные надежды и чаяния подточили советскую бюрократию и властную машину в целом (во второй половине 1980-х), то в России дело обстоит ровно наоборот: если вдруг в некий День гнева коррупция будет упразднена (чудесным образом, поскольку иного варианта пока не видно), аппарат госуправления схлопнется, ибо исчезнет сам смысл его существования.

6. Советская экономика была гигантским механизмом обслуживания своей сердцевины – военно-промышленного комплекса. Позволявшего нашим Вооруженным силам делать свое главное дело – ждать большой войны с целью обеспечения мира во всем мире.

РФ-экономика есть механизм обслуживания своей сердцевины – нефтегазового комплекса. Отрасли и сферы, в которых нефтегазовый комплекс особо не нуждается, неизбежно отмирают. Можно считать доказанным, что все многолетние разговоры о «диверсификации экономики», «новом технологическом укладе» и т. п. – заведомый фарс и блеф. Имеющий такое же отношение к реальной политике, как всякая «суверенная демократия» – к государственной идеологии.

7. В Советском Союзе деньги играли второстепенную роль. В Российской Федерации они определяют всё или почти всё. Превратившись из экономического инструмента в сакральную субстанцию, способную, как и положено всякой субстанции такого рода, обеспечивать физическое бессмертие. Систему власти в России можно описать как монетократию – господство денег.

8. СССР ориентировался на автаркию, т. е. полное обеспечения себя всем необходимым – от ядерных ракет (хороших) до легковых автомобилей (плохих, но все же своих) и колбасы (по-разному). РФ же изначально ориентировалась на импорт всего, что слишком дорого и муторно делать дома при избранной модели экономики. Потому сегодня РФ совершенно зависима от Запада, прежде всего технологически. И коллективный рогозин, на полном серьезе рассуждающий о некотором стремительном «импортозамещении», просто морочит голову – если не себе, то наиболее доверчивым из сограждан.

9. Постсоветская РФ-элита – это корпорация по утилизации советского наследства. Только одни приватизировали нефтяные месторождения и НПЗ, вторые – мясокомбинаты, а третьи – культурные символы и эстетические образцы. Поиски высокой неосоветской эстетики начались вовсе не с Путина, а с культовых программ нашего телевидения 1990-х годов: «Старые песни о главном» и «Намедни 61–91». Именно там СССР был очень талантливо показан как сусальная страна нашего детства, а не мрачное вместилище таежного ГУЛАГа. Национальный лидер стал во многом ответом на эти «Старые песни». Паразитическая эпоха, начавшаяся в конце минувшего века и устоявшаяся в нулевые годы столетия нынешнего, попросту не могла создать собственных символов и потому приспособила для своих нужд надежные советские, слегка модернизировав их. Но это вовсе не является истинным возвращением в СССР.

10. Пародист может быть очень способным и профессиональным, но не может взаправду занять место пародируемого артиста. Жанры не пересекаются. Как и эпохи.

2014 г.