Текст книги "Город мертвых талантов"

Автор книги: Софья Крымская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– …и тогда я залезла в интернет и все узнала о вашем городе, и как до вас добраться…

– О нашем городе невозможно прочесть в интернете.– улыбнулась Клара.

– Я ехала в Самородье. – уточнила Саша. – И оказалась неизвестно где.

– Это-то меня и смутило! – встрепенулся Карл Иваныч, – Ни один человек не сможет сам, без посторонней помощи попасть в …

– Тс-с-с! – Клара прижала к губам длинный тонкий палец. – Позже.

– Вообще-то мне помогли. – осторожно продолжала Саша, – Все началось с этого карлика.

– С карлика? – Кларины глаза потемнели, их будто дымом заволокло. —Ты уверена, что это был карлик?

– Ну конечно! Вот такого роста… – она показала – какого.

– Плохо. – вздохнула Клара. – Раз уж мы прервали твой рассказ, можно я у тебя кое-что спрошу?

Саша кивнула.

– Как зовут твою маму?

– Ариадна.

Клара посмотрела на Карла Иваныча. Потом снова на Сашу.

– Вы с ней похожи?

Вот сейчас бы пригодились ее неумелые рисунки! Но альбом остался в рюкзаке, а рюкзак – в страшном доме…

– Говорят – похожи. Только она очень красивая.

Клара улыбнулась.

– А бабушка у тебя есть? – спросила она.

– Была. Папина. Она умерла. И у мамы никого. Она не помнит своих родителей.

– Карл Иваныч, что думаете?

– Думаю, Кассандра предупредила бы нас…

“Кассандра? При чем здесь Кассандра? “ – встревожилась Саша.

– Послушайте… – устало проговорила она, – еще утром я и знать не знала о Самородье. Я гуляла, никого не трогала, а тут этот ряженый карлик! Может я нарушила какой-нибудь закон, в сад этот влезла… Но я просто ищу маму. Больше мне ничего не нужно, честное слово! Наверное, в эту историю трудно поверить. – грустно закончила она.

– Я верю. – спокойно ответила Клара.

И Саша рассказала о портрете, о Каспаре, о том, как влезла в чужой сад. И замолчала. “…Матери не увидишь и сама пропадешь”. – вспомнилось ей.

– И я заблудилась. – она отвела глаза. – Еле выбралась на площадь Безобразова. А там все другое! Ни пристани, ни парома. А потом появилась…

Она снова запнулась. Та девушка, Эола, просила никому о ней не говорить.

– …то есть, Савва появился. А дальше вы знаете. – закончила Саша, стараясь не смотреть на Клару. Она была уверена – та ее мигом раскусит.

На ее счастье открылась дверь и Бэлла вкатила в комнату тележку, уставленную тарелками. В центре гордо торчал кофейник. Угощение на тележке показалось Саше довольно скромным – домашний хлеб, тарелка с сыром и фрукты. Но она и голода не чувствовала. Она помотала головой.

– Спасибо, я не голодна.

– Ну тогда шоколаду выпей,– не стала настаивать Клара.

Бэлла вручила Саше кружку. Она через силу сделала пару глотков, согрелась, повеселела и отважилась на корочку хлеба. Хлеб показался ей очень вкусным, как-то сам собой к нему присоединился кусочек сыра, потом еще один…

– Смотри только, не лопни!

Саша чуть не подавилась, закашлялась до слез.

Белая кошка лежала на полу в позе сфинкса, сверлила ее наглыми голубыми глазами и рта не раскрывала. А голос явно принадлежал ей. Это было уже слишком. Саша поставила чашку на тележку.

– Вы это слышали? – она указала пальцем на кошачью морду.

– О чем вы, деточка?

– О том, что вот это… животное постоянно лезет ко мне и хамит! А я уже решила, что у меня голоса в голове! – Саша остановилась, сообразив, что ее слова звучат как натуральный бред.

– Ты слышишь Молчун? – удивилась Клара.

– Так она еще и Молчун?

– Да. Она не умеет мяукать.

– Трепло – вот ей подходящее имя! Лучше бы мяукала.

Молчун обиженно отвернулась.

– Подумаешь, пошутила разок…

– Вот опять! Не слышите?

Клара обменялась взглядами с Карлом, Бэллой и Саввой.

– Вы думаете, я с ума сошла? – спросила у них Саша.

– Ни в коем случае. Ты просто слышишь анимузу. – спокойно ответила Клара.

– Кого? – не поняла Саша

Ей никто не ответил.

– Вы намекаете, что эта девица – подопечная Молчун? – удивился Карл Иваныч.

– Или посредник. – подала голос Бэлла.

– Или и то и другое, – протянула Молчун. – Тебе повезло, человек…

– Что еще за анимуза? Кто вы такие? Где я?

Бэлла повернулась к Кларе.

– Надо сказать.

Клара прикусила губы.

– Лев придет – труднее будет.

– Какой еще лев? Что такое анимуза? – занервничала Саша.

– Он не придет сегодня. – ответила Клара

– Ну хоть ты скажи, ты, вроде, нормальный! – Саша в отчаянии повернулась к Савве.

– Клара, скажите ей. – попросил Савва.

– Что происходит, объясните, умоляю! Карл Иваныч какое-то слово сказал странное… Му…

– Музеон. – произнесла Клара. – Город, где живут музы.

– Музы? – Саша обвела всех по очереди вопросительным взглядом. – Те самые?

Ответом было общее молчаливое согласие.

– Всякие. – сказала Молчун. – Я, например, муза в теле животного. Анимуза.

“Вот теперь все ясно. Светланины штучки!” – с ужасом догадалась Саша и поднялась с дивана. – Главное, виду не подавать и улыбаться.”

– Ну, спасибо вам большое за угощение. Мне, пожалуй, пора. Приятно было познакомиться…

Скаля зубы в улыбке, она попятилась к выходу.

– Саша, подожди. Послушай… – ласково сказала Клара.

– Да нет, я все поняла. – нервно посмеивалась Саша, отступая к двери, – музы, анимузы, львы… Мне просто пора.

“Только бы выбраться отсюда! Спрячусь в лесу до утра!”

– Да постой ты, дурында! – сказала Молчун, – Включи соображалку! Никакая Светлана не научит кошку телепатии! Ты моя подопечная. А я – твоя анимуза. Кстати, в лесу ты до утра не дотянешь.

Саша растерянно взглянула на Молчун, обвела глазами всю компанию.

– Детка, сядь. Послушай. – мягко сказала Клара.

Молчун подошла и молча потерлась щекой о Сашину ногу.

Саша вздохнула и села на прежнее место.

***

Дурное дыхание болот окутывало подножье Черной горы, ползло выше, по гладким бокам, и лишь у самой вершины чуть рассеивалось, неохотно уступая ветру и солнцу. А ближе к земле оно стояло неподвижно – кругом гнилая топь, а дальше непролазная чаща, заваленная мертвыми стволами. Густой мох покрывал все пышным ковром, расползаясь все дальше. Трясина поглощала лес. Мертвое место, гиблое, поганое. Жители Самородья называли его Поганой Ямой и носа туда не совали. Да и как сунешь-то? Со всех сторон лес. Единственная дорога кружит между Цветными холмами и теряется в болоте. А чтобы подойти к холмам нужно сделать многоверстный крюк и пройти краем дальнего леса. А короткая дорога, если и была когда-то, шла через запретную зону, ту, что за чугунной оградой.

Самородские бабушки слышали от своих бабушек, что что под самым брюхом Черной горы было когда-то селение. И жили в нем темные, недобрые люди, изгнанные из Самородья за пакости. А потом все селение вымерло за одну ночь от неизвестной болезни. Так говорили Самородские бабушки. Но и им, премудрым и многоопытным, правда открывается не всегда.

Селенье не вымерло. И тяжелый болотный дух был для его обитателей так же приятен, как, скажем, для Саши – аромат ореховых трубочек из Арбатской пекарни.

Женщина, что шла сейчас Мертвым лесом в сторону Черной горы, дышала глубоко и в болоте сгинуть не боялась. Она легко перепрыгивала замшелые стволы, смело ступала на чавкающие кочки, а на ее лице отражалось радостное спокойствие человека, вернувшегося домой после долгих скитаний. Она прошла сквозь лес и скрылась под склизким брюхом Черной горы.

Там душно, влажно, висит тяжелый запах тухлой рыбы, слышно, как где-то капает вода.

– Кто-о-о иде-е-ет!? – раздался глухой рев.

– Пошел вон, вонючее чудовище. – женщина оставалась спокойной, – Не узнал? Хочешь разозлить Прорву?

Грозный рык перешел в глухое ворчание и затих. Женщина двинулась дальше. В темноте замаячила красноватая точка, за ней еще одна. Жуки-фонарщики. Чем дальше – тем больше их становилось. Они ползали по стенам, потолку, шевелились под ногами. Наконец, их стало так много, что они осветили дорогу – узкий и тесный коридор. Он ширился, свод его поднимался, и он окончился просторным залом, освещенным все теми же жуками.

Посреди зала клокотало озеро, наполненное темной, зловонной жижей.

– Я здесь, Великая Прорва! – произнесла женщина.

– Я тоже, – раздался в ответ насмешливый голос. Казалось, горло, породившее его, сделано из желе.

Крупный камень в углу зала зашевелился, и оказалось, что это не камень, а живое существо. Руки и ноги терялись в складках полупрозрачного, желеобразного брюха. Вся эта груда бурого студня венчалась вполне человеческой головой с немыслимой путанницей волос, темным жабьим лицом и бессмысленным взглядом выпученных глаз.

Гостья чуть склонила голову, потом спокойно прошла вперед и села на широкий каменный выступ.

– Наконец-то. – прохлюпала Прорва. – Рассказывай!

– Мой план сработал. Единственный путь вел ее прямиком в мою ловушку.

– Где отродье? —бесцветные глаза полыхнули голодным блеском.

– В Музеоне.

– Как? Почему? – проревела Прорва

– Ты же требуешь, чтобы она пришла добровольно?

– Не я требую! – злобно прохрипела Прорва. – А договор с этой мерзкой клячей!

– Как бы то ни было. Это труднее, чем похитить или запугать. И потребует больше времени.

– А мне на минуточку показалось, что ты не справилась… – угрожающе прохрипела Прорва.

Гостья оставалась спокойной.

– Тебе показалось. У меня есть новый план.

– Что задумала? – Прорва разместила поудобнее дрожащие складки брюха.

– Не буду утомлять тебя подробностями. Скоро Агафьино отродье будет стоять на этом самом месте.

– Ну-ну… – безгубый рот растянулся в подобие улыбки. И снова сжался. – А если оба отродья встретятся?

– Исключено. Ариадны нет ни среди живых, ни среди мертвых.

Глава 10

– Белоконь… Где сочинение? – вкрадчиво интересуется Зоя Всеволодовна.

– Какое сочинение? – вздрагивает Саша.

Она сидит за партой в кабинете литературы, а Зоя стоит перед ней.

Из-за Зоиной спины высовывается Светлана.

– Говорила тебе, напиши…– шипит она, – а то худо будет!

– Хорошо, я напишу… Но скажите, на какую тему!

– Тема на доске. Пока не напишешь – из кабинета не выйдешь! – объявляет Зоя Всеволодовна и чеканным шагом покидает кабинет.

Светлана грозит Саше пальцем и выплывает следом. Щелкает ключ в замке.

“ Какая же тема? – размышляет Саша, – на доске ничего не написано, только петрушка деревянный прицеплен. Каспар в него сегодня играл. Знаю! Тема – Каспар Хаузер! Кто же это такой? Забыла… Это от голода. Надо яблоко съесть”

Она лезет в рюкзак, достает яблоко. Что за гадость? Оно измазано липкой черной грязью!

“Хорошо, что я ношу с собой бутылку с водой!”

Густая, как масло, зеленовата вода течет из бутылки. Яблоко выскальзывает из рук, катится, подпрыгивая, в угол кабинета. Саша идет за яблоком, но вместо него на полу лежит прозрачная красная бусина.

“ О! Важная вещь! Не помню, зачем она мне, но точно знаю – я должна забрать ее и спрятать…

Саша наклоняется за бусиной, а в углу – норка.

“ Как здорово! Я сейчас просто вылезу отсюда и убегу. Меня же мама ждет давно!”

Она протискивается в норку и ползет, крепко сжимая в кулаке бусину – ее ни в коем случае нельзя потерять! Стены норки сужаются, теснят ее со всех сторон, она уже не может двигаться вперед. И назад не получается! Стены сжимаются, давят. Как душно!

– Мама… – едва дыша шепчет Саша и просыпается в слезах. “Сон.. какое счастье!”

Утреннее солнце наполняло мягким светом комнату со скошенным потолком. Отойдя от кошмара, Саша еще пару секунд не могла сообразить, где она, и что с ней вчера произошло.

Город муз… Это правда, или она сошла с ума? Вторая версия никуда не годится, значит придется смириться с первой.

Она оглядела комнату. Давно не крашеные белые стены, дощатый пол, в углу старинный шкаф, под круглым окном небольшой письменный стол.

Она лежит на высокой, как слон, кровати, придавленная тяжелым лоскутным одеялом. А на одеяле Молчун – развалилась, негодяйка, поперек, прикинулась куском белого меха.

“Вот почему я не могла выбраться из норы.”

– А вот и не потому… – зевнула Молчун.

– Да? И почему же?

– Толстая потому что…

– Ха-ха! А вот и мимо! Я худая, как швабра. Брысь отсюда. Бесишь. Я вообще кошек не люблю.

– Да и на здоровье. Я не кошка.

– Ах, да, я помню. Все равно бесишь.

Саша спрыгнула с кровати. Обнаружила себя в белой рубашке до пят, а свою одежду – выстиранной, поглаженной и аккуратно развешенной на стуле.

Одевшись, она подошла к окну – не терпелось полюбоваться садом при свете дня. Но ее ждало разочарование. Сад выглядел запущенным и заброшенным. Там и сям высились обломки каменных стен, останки чугунных заборов. Посреди очаровательной зеленой полянки торчала старая калитка. Пока Саша гадала, зачем нужна калитка в никуда, на дорожке, ведущей к зарослям синей гортензии показалась Бэлла. Она торопливо шла, перегибаясь набок под тяжестью ведра с водой. “Зачем она несет воду в кусты? Что там поливать после вчерашнего потопа?”

– Что ты встала, как пень? – вернула ее в реальность Молчун.

– Да сон мне приснился… странный, – ответила Саша первое, что пришло в голову.

– Расскажи.

– Буду я кошке сон рассказывать! Покажешь, где кухня?

Молчун сделала вид, что не может оторвать восхищенных глаз от полусонной мухи на окне.

– Ну и ладно, сама найду.

Следуя за ароматом вишневого варенья, Саша спустилась в подвал, целиком отведенный под кухню. Посередине высилась белая печь, в которую при желании можно было бы запихнуть бревно. Стены от пола до потолка занимали шкафчики, полочки, ящички. По углам громоздились сундуки, короба, глиняные жбаны, корзины с овощами и фруктами. Бэлла, стоя возле маленькой печки, что-то помешивала в кастрюльке. Саша робко поздоровалась. Бэлла, не поворачивая головы, пробормотала что-то в ответ.

– Спасибо, что постирали мои вещи… это ведь вы?

Молчание в ответ.

– Я, наверное, вам мешаю…

– Пока не мешаешь, а возьми вот ложку, да и мешай! Большая ложка, перемазанная вареньем, мигом оказалась в руке у Саши, а сама она заняла Бэллино место у плиты.

Бэлла, что-то бормоча себе под нос, захлопала дверцами шкафов.

На длинный сосновый стол грохнулась глиняная банка с мукой, миска с растопленным маслом, несколько яиц шлепнулись в каменную миску, и Бэлла в считанные секунды превратила их с помощью венчика в желтоватую, воздушную пену. Не прекращая колдовать над миской, одной рукой она выхватила кастрюльку с вареньем из-под неловких Сашиных рук и бухнула на край стола.

– Готово. Отойди-ка!

Саша, так и не выпустив из рук ложки, отступила назад, а Бэлла вместе с миской переместилась на ее место. Первая оладья зашкворчала на чугунной сковороде, которая все это время, оказывается, грелась у Саши под локтем.

– Не стой как столб, садись!

Бэлла водрузила на стол темно-красный чайник с обколотой эмалью и зеленое блюдо, на котором дымилась гора золотистых оладьев. А на столе уже стояли тарелки, чашки и наполненный сметаной фарфоровый сливочник в виде коровы.

– Извини уж, парадную посуду доставать не буду.

Саша опустилась на табуретку возле стола. На ногах у нее тут же устроилась Молчун, давая понять, что все забыла и простила. Саша неуверенно потянулась за сметаной.

– Не кормить со стола!

Саша отдернула руку, подмигнула Молчун, мол, погоди, попозже. Зацепила вилкой оладушек, потянула к себе на тарелку.

Неуверенно нацелилась чайной ложкой на кастрюлю с вареньем.

– Смелей, не отравишься! – подбодрила ее Бэлла.

И сама шлепнула три оладьи на Сашину тарелку. Двумя ложками зачерпнула сметаны и варенья и плюхнула сверху. Молчун гипнотизировала Бэллу преданными глазами.

– Ладно, и ты жри! – Бэлла швырнула ком сметаны в железную миску под столом и точным движением босой ноги отправила в угол, где стояла метла.

Молчун, не теряя достоинства, проследовала к миске и занялась сметаной.

Саше показалось, что и пяти минут не прошло с момента ее появления на кухне, и вот она, обжигаясь и пачкая вареньем нос, уплетает самый вкусный в своей жизни завтрак. Бэлла присела напротив. Она не ела, молча смотрела на Сашу. Молчун, расправившись со сметаной, вернулась к столу и снова уселась Саше на ногу.

– Покормили тебя уже. – нахмурилась Бэлла.

Молчун всем своим видом изобразила, что кормили, кто же спорит, неплохо бы еще покормить. Саша вопросительно взглянула на Бэллу.

– Ладно, раз уж такая добрая.

Саша обмакнула кусок оладьи в сметану и протянула Молчун. Та деликатно цапнула подношение и проследовала с ним под стол. Суровый взгляд Бэллы потеплел. Она пододвинула кастрюльку с вареньем поближе к Саше.

– Спасибо, но я больше не могу. Безумно вкусно! Правда, киса? – Саша заглянула под стол, – Извини, что нагрубила тебе.

– Забыли! И я не киса. – донеслось из-под стола.

– Слышишь ее? – спросила Бэлла.

– А вы разве нет?

Бэлла вздохнула, покачала косматой головой.

– Хотела бы. Да не могу.

– Зато готовите здорово. И угадываете любимое блюдо! Как вам это удается? – Саша думала, Бэлле будет приятно восхищение ее кулинарным ясновидением. Но Бэлла помрачнела сильнее.

– Как, как… – проворчала она. – Ты вот как узнаешь, кошка перед тобой или собака?

– Ну… – Саша растерялась, – ну видно же.

– Вот и мне видно. Только лучше б я всего этого не видела.

Взглянув в печальное лицо Бэллы, Саша удержалась от вопросов.

– Бери еще, наедайся как следует! – строго сказала Бэлла. – День-то незнамо как пойдет.

– А что будет?

– Сейчас драгоценные приедут.

– Какие?

– Приедут – узнаешь. Не бойся.

– А где Клара?

– На солнце сидит. Пусть, надо ей. Совсем уже ноги не таскает.

Сотни вопросов крутились у Саши на языке, но она боялась спугнуть Бэллу. Та, похоже, неплохо к ней относится, но очень уж сердитая. Саша решила зайти издалека.

– Бэлла, а что значит Агафьино отродье?

Бэлла вытаращила глаза.

– Кто сказал?

– Бабулька какая-то. Я вчера заблудилась, она мне дорогу показала. Назвала меня так…

– Что за бабулька?

– Не знаю. Маленькая, лохматая, глаза хитрые.

– Плохо… Что ж вчера-то не сказала?

– Не знаю… устала, забыла. Бэлла! Расскажите мне, что здесь происходит. Пожалуйста! А то я как муха в сметане…

– Некогда мне! Посуду надо мыть! – Бэлла рывком поднялась, сгребла со стола грязную посуду, поковыляла к раковине.

Молчун расправилась с оладьей, облизнулась и сказала:

– А ты понастойчивей. Бэлла добрая, жалеет тебя. Лучше бы тебе знать заранее. Ты же соображаешь туго…

Руки так и чесались хлопнуть Молчун по ушам, но по сути-то эта меховая негодяйка права!

– Я здесь совсем одна… ничего не понимаю… и помочь мне некому.– заныла Саша.

Бэлла устало оперлась на раковину.

– Спросила бы ты лучше Клару! А я сболтну чего ненароком…

Саша сложила ладошки под подбородком и сделала брови домиком. Бэлла не выдержала, махнула рукой. Вернулась к столу, села напротив Саши.

– Плохо у нас. Источник умер. Музы не рождаются, а те, что есть, от голода с ума сходят. В болото кидаются.

Превращаются в азум.

– Кто это?

– Муза-перевертыш. Убийца талантов.

“Девушка на площади вчера! – вспомнила Саша, – значит это была муза. И она собиралась броситься в болото. Теперь она убийца талантов… ”

– Тебе про источник мать-то не говорила? – спросила Бэлла как бы между прочим.

– Нет. Что за источник?

– У тебя какой талант? – спросила Бэлла вместо ответа.

– Никакого. – буркнула Саша.

– Не бывает так. – уверенно возразила Бэлла. – Мертвых талантов полно, а чтоб никакого – ни разу не слышала.

Саша опустила глаза.

– Нет у меня таланта. Не хотите – не верьте.

– Нет так нет. – не стала спорить Бэлла. – Тогда представь: сочиняет человек… ну… сказку, например.

Саша подозрительно покосилась на нее.

– Представила.

– Что он чувствует в этот момент?

Саша пожала плечами.

– А думаешь как? – не сдавалась Бэлла.

– Думаю… много чего… чувствует.

– Вот. А это “много чего” куда потом девается?

– Откуда мне знать?

Бэлла хитро посмотрела на нее.

– Небось, столько всего вспомнишь, и придумаешь и представишь, пока сочиняешь…ты ж не все это запишешь?

Саша припомнила, сколько всяких мыслей, образов рождалось в ее голове, сколько слов она отметала, подбирая единственно возможное, сколько вычеркивала всего…

Она кивнула, не глядя на Бэллу.

– Вот! А намучаешься как, пока что-то стоящее получится… Да? А сколько радости потом? Вот она, инспирия, из этого и получается. Из мыслей твоих, из мучений, из радости. Летает повсюду, и в небо поднимается, в облака… А потом вниз… с ветром, с дождиком. И в землю уходит.

– Как вода? – задумчиво спросила Саша.

– Вроде того. Только достать ее как воду из колодца не получится. А вот если Пегас копытом ударит, земля треснет, как скорлупа, а оттуда инспирия фонтаном брызнет!

– А музы откуда берутся?

– Чтобы муза родилась, надо, чтобы история твоя тронула кого-то до слез или до смеху. Чтобы дыханье перехватило. Знаешь, как оно бывает?

Саша упрямо помотала головой. А Бэлла, ничуть не смутившись, продолжала:

– Вот тогда-то и музы появляются из источника. Красивые – глазам больно. И радость от них неимоверная. Такая, что землю хочется перевернуть…

Ее глаза сияли, разгладилась морщинка между бровей. Она помолодела и похорошела при одной мысли о музах.

– Но это редко бывает. Заставить других чувствовать – каждый может, но не каждый справится.

– Это как? Не понимаю.

– Что непонятного? Пахать надо как лошадь.

– Как Пегас? – засмеялась Саша.

– Зря смеешься. Не все умеют. Не все хотят. А не будешь трудится – талант погибнет. Савву нашего знаешь?

– Виделись.

– Драгоценный. Муза в лоб поцеловала.Талантище – на десятерых хватит. Так он и пашет за десятерых. С утра до ночи. Из дому уходит, и то флейту с собой берет. Дорого талант обходится… Но когда он играет… Ни человек, ни муза, ни азума – никто ровно дышать не может. Услышишь его – поймешь.

– Тебе было бы полезно послушать… – заметила Молчун.

Саша кинула в нее вишневой косточкой, чтобы не вмешивалась.

– Так что же все-таки случилось с источником? – напомнила она Бэлле. Та нахмурилась.

– Лунную гору мхом затянуло. Источник и задохся. А музам без него смерть. Инспирия для них – еда, вода и воздух. Как затосковали они, как побежали на болота, так Магнус, главный наш, понял, чем дело пахнет. Пошел на Лунную гору посмотреть что творится, да и не вернулся. Пропал. Альбинаты пошли, говорят, ни Магнуса, ни источника. Только мох по пояс…

Она наклонилась ближе к Саше и добавила шепотом:

– Альбинаты – что они могут? Только муз ловить, да в Башню свою утаскивать. Гору оцепили, дороги перекрыли, да и успокоились. Клару вместо Магнуса пока назначили. А куда ей такой воз тащить? Тут и драгоценный не всякий справится, а она – муза. Она виду-то не подает, а я знаю, каково ей приходится. Одна я и знаю…

– И что же теперь делать?

Бэлла вдруг насторожилась, прислушалась.

– Клара возвращается. И не одна. Иди-ка, барышня в свою комнату, позовут тебя. А мне убрать тут надо. Молчун, отведи ее!

Молчун просеменила к двери, обернулась на Сашу.

– Пойдем, так и быть, покажу тебе кое-что.

Саша пожала плечами, пошла следом. Молчун привела ее в комнату с окном на лужайку, окруженную кустами синих гортензий и акаций. Посреди лужайки торчала калитка в никуда, та самая, что Саша видела из окна своей мансарды.

– И что дальше?

– Сейчас все драгоценные будут здесь.Смотри и слушай.

– Драгоценные – кто они такие?

– Хранители муз. Это если коротко.

– А если длинно?

– Длинно они тебе сами расскажут, если захотят.Уберись из окна!

Калитка неожиданно распахнулась, и из нее, шатаясь как стебелек под ветром и увязая шпильками в мягкой земле, ступила первая гостья – миниатюрная дама, облаченная в черный балахон, расшитый стеклярусом. Она сверкала на солнце как елочная игрушка. Золотистые локончики танцевали вокруг надменно-плаксивого лица при каждом ее шаге.

Саша оторопела.

– Как она это сделала? Это фокус какой-то?

– Калитка. Обычное дело. Привыкай.

– Ладно… А кто это такая?

– Декаденция, хранитель поэтических муз.

– Похожа на поэтессу! – признала Саша.

– Упаси тебя бессмертные хранители так ее назвать – будет истерика.

– Почему?

– Она утверждает, что она – поэт.

– Ладно, поэт так поэт. – хмыкнула Саша, – Как, ты сказала, ее зовут? Де…граденция?

– Де-ка-денция. – отчеканила Молчун. — Хотя… Деграденция – в этом что-то есть. Только смотри ей так не ляпни. Драгоценных нельзя обижать, даже если они со странностями.

– А это кто? – В калитку протиснулась крупная дама с копной черных кудрей.

– Это Амалия Пондерозова. Она заботится о театральных музах, да еще и устроила театр в Самородье. Будет время – сходи.

Амалия с размаху обняла Декаденцию, чмокнула в бледную щеку, оставив на ней ярко– красный след.

– Как-то ее многовато… – с опаской заметила Саша.

– Да, она дама энергичная. На репетициях орет так, что в Музеоне слышно. Но никто ее не боится, потому что она ужасно добрая. Всегда меня под столом кормит.

– По-твоему, кто тебя кормит, тот и добрый?

– Ну да. Мой личный тест. Я ведь анимуза. Это даже меньше, чем кошка.

– Значит меня ты тоже проверяла?

– А как же. Не по твоей же глупой болтовне тебя судить.

Пока Саша подыскивала колкость для ответа, на полянку, опираясь на палку, вышел очередной гость, высокий красивый старик.

– Мэтр Филибрум, – продолжала Молчун как ни в чем не бывало, – хранитель писательских муз.

– Что за странное имя?

– Филипп Брунович его зовут. Кто-то оговорился, назвал его Филибрум, так и пристало. Тебе надо побывать у него в библиотеке. Все, что когда-то было кем-либо написано ты там найдешь.