Текст книги "Николай Новиков. Его жизнь и общественная деятельность"

Автор книги: Софья Усова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА IV

Москва времен Новикова. – Университет и его куратор Херасков. – Новиков берет в аренду университетскую типографию. – Знакомство Новикова со Шварцем и просветительская роль последнего. “Дружеское ученое общество”. – Женитьба Новикова. – План общения русского масонства с европейским, на основаниях равноправности. – Поездка Шварца за границу и ее влияние на деятельность Новикова. – “Переводческая семинария”. – Указ о вольных типографиях. – Смерть Шварца. – “Типографическая компания”. – Расширение издательской деятельности Новикова. – Принципы,проводившиеся Новиковым в издаваемых им журналах

С переезда Новикова в Москву начинается новый и самый блестящий период его деятельности. Нет сомнения, что деятельность эта могла принять столь широкий размах только в таком месте, каким была в то время Москва.

Дело в том, что с перенесением двора в Петербург Москва почувствовала себя гораздо независимее и свободнее, чем прежде. В то время как Петербург был средоточием служилого и придворного дворянства, являвшегося благодаря своему положению верным отголоском придворных взглядов и направлений, – Москва была центром, в котором собиралось почти все богатое, независимое, неслужилое дворянство. По зимам в ней жили почти все богатые помещики центральных наших губерний. Они имели здесь свои дома и составляли многочисленный основной элемент тогдашнего московского общества. К нему присоединялись лица, служившие в высших правительственных учреждениях: в сенате, в разных юстиц-, камер-, мануфактур – и прочих коллегиях и учреждениях, а также и отставные, преимущественно военные, желавшие после недолгой службы отдохнуть и пожить на свободе в свое удовольствие. Наконец, во главе всего этого общества стояли знатные, родовитые дворяне, из которых многие были когда-то в силе при дворе, а потом попали в опалу или ушли сами вследствие каких-нибудь обид и неудовольствий. Кроме того, в Москве имели дома и многие из служивших в Петербурге дворян. Они имели их здесь на всякий случай, так как большинство считало свое пребывание в Петербурге временным и смотрело на Москву как на место “отдохновения”. Здесь текла пестрая, шумная жизнь, в которой сталкивались, нисколько друг другу не мешая, все крайности тогдашней русской жизни.

С другой стороны, университет успел уже, несмотря на кратковременность своего существования (25 лет), сгруппировать вокруг себя людей, искавших просвещения, и завоевать симпатии общества. Он выпустил из своих стен немало образованных людей, имена которых приобрели известность как даровитых общественных деятелей и преподавателей. Молодежь, побывавшая в университете, стала вносить в жизнь любовь к литературе и знаниям и устанавливать общение между университетом и обществом. Среди высшего дворянства появились также воистину просвещенные и гуманные люди. Вот эта-то группа образованных людей, из которых значительная часть принадлежала богатому дворянству, и оказала Новикову поддержку в его предприятиях и дала ему возможность развернуть свою деятельность во всей ее полноте.

Управление Москвой сосредоточивалось в то время в руках главнокомандующего, князя Михаила Никитича Волконского, безмерно преданного Екатерине и пользовавшегося, в свою очередь, ее доверием.

В то время, когда Новикову пришлось впервые близко столкнуться с университетом, последний состоял из следующих частей:

1. Три факультета университетских курсов: юридический, медицинский и философский.

2. Две гимназии, в которых молодые люди готовились к университету: дворянская и разночинская.

3. Вольное российское собрание. Это было учено-литературное общество, основанное в 1771 году по идее куратора Мелиссино.

4. Типография, учрежденная в 1756 году, и при ней словолитня. Она помещалась в здании, принадлежавшем университету, близ Воскресенских ворот, и управлялась чиновником по назначению университетского начальства.

5. Книжная лавка, существовавшая тоже с 1756 года и помещавшаяся в здании, принадлежавшем университету на Моховой.

6. Редакция “Московских ведомостей”, основанная одновременно с типографией и книжной лавкой.

7. Кроме того, университет имел библиотеку, разные кабинеты и ученые пособия, состоявшие в ведении профессоров и преподавателей.

Куратором университета был в то время, как мы уже говорили, известный писатель Михаил Матвеевич Херасков.

Главным куратором со времени основания университета был знаменитый покровитель просвещения Иван Иванович Шувалов. В то время, когда Новиков приехал в Москву, Шувалов жил в Петербурге, откуда он, однако, с большим вниманием постоянно следил за своим детищем-университетом.

Должности ректора в то время в университете не было, а был директор – М.В. Приклонский.

Лучшего куратора, чем М.М. Херасков, нельзя было и пожелать. Этот просвещенный человек стал с молодых лет собирать вокруг себя все, что было лучшего и наиболее образованного в московском обществе. Имея большие связи в высшем, богатом кругу, он пользовался ими для того, чтобы помогать бедным молодым людям получать образование и зарабатывать честным трудом хлеб. Одним он доставлял места и полезные знакомства, других поощрял в занятиях переводами и писательством, третьим печатал труды и т. д. Жена его, тоже образованная по своему времени женщина, во всем содействовала мужу, и дом Херасковых был гостеприимно открыт для всех, кто искал сочувствия и поддержки в стремлениях к высшим интересам.

Став куратором, Херасков немедленно приступил к некоторым преобразованиям и нововведениям в университете в либерально-просвещенном духе. Найдя университетскую типографию в крайне запущенном состоянии и желая сделать ее, с одной стороны, полезной в смысле просветительном, а с другой – доходной для университета, Херасков, как уже было сказано, предложил ее Новикову. По контракту, заключенному между университетом и Новиковым, последнему отдавалась типография на 10 лет с уплатою 4500 рублей в год. Вместе с ней в его ведение поступали университетская книжная лавка и издание “Московских ведомостей”.

Переселившись в Москву, Новиков поместился в том самом доме, где была типография, чтобы быть к ней поближе. Типографию он нашел в крайне плачевном виде. Шрифтов имелось мало, рабочие были избалованы, ленились и часто пьянствовали; поэтому, при малом количестве заказов, типография почти не имела доходов. Нужно было иметь большое мужество, чтобы принять дело в таком состоянии.

Новиков стал тотчас же приводить все в порядок: пополнять, если чего не хватало, выписывая даже для этого некоторые вещи из-за границы. В то же время, чтобы типография не оставалась без работы, он начал печатать все, что было возможно, исходя из наличия имевшихся материалов.

Дела книжной лавки обстояли тоже очень плохо. Чтобы поднять ее торговлю, Новиков вошел в сношение с комиссионерами в Петербурге, в некоторых провинциальных городах и условился отдавать им книги с уступкой и с рассрочкой платежа.

Характер издательской деятельности Новикова определился тотчас же, как только он взялся за дело. Чтобы приобрести покупателей, он должен был печатать и книги легкого, беллетристического содержания; но главное его внимание было обращено на книги научного характера и учебники, так как целью его издательства было просветительство. К тому же как человек, проникнутый религиозно-нравственными идеями, он издавал научные сочинения, по преимуществу проникнутые этими идеями.

В то же время Новиков начал завязывать знакомства с московскими масонами, а также с людьми, которые покровительствовали просвещению и могли быть ему полезны в его деятельности. В этом ему много способствовал Херасков.

Одним из первых его знакомств в Москве было знакомство с князем Ю.Н. Трубецким. С братом его, Николаем Никитичем, Новиков познакомился еще в Петербурге и теперь только возобновил это знакомство. Трубецкие были просвещенными людьми своего времени и жили открыто. У них собирались литераторы, художники, путешественники и вообще все выдающиеся люди в области науки, искусства и литературы.

В августе 1779 года Новиков познакомился с человеком, который, сделавшись его другом и товарищем во всех его предприятиях, оказал огромное влияние как на самого Новикова, так и на остальных его друзей. Человек этот, оставивший глубокий и плодотворный след в истории русского просвещения, был немцем Иваном Григорьевичем Шварцем.

Шварц был человеком скромного происхождения, родом трансильванец. Он посвятил себя с юности ученой деятельности. В то время в Европе стали говорить о быстром движении России по пути умственного и гражданского развития. Шварц, подобно многим другим европейцам, заинтересовался этой страной, а также личностью Новикова, о котором тоже много говорили как об издателе “Вивлиофики”, откуда черпались документы для изучения России. В 1776 году князь И.С. Гагарин, путешествуя за границей, познакомился со Шварцем и предложил ему ехать в Россию в качестве воспитателя в семейство друга своего A.M. Рахманова, жившего в Могилеве. Шварц принял это предложение. В 1779 году Рахманов умер, и Шварц перебрался в Москву. За время пребывания своего в России он успел хорошо выучиться русскому языку, полюбил Россию и решил остаться в ней, посвятив себя педагогическому поприщу. Приехав в Москву, он стараниями Хераскова получил место профессора немецкого языка при университете и тогда же познакомился с Новиковым.

Шварц, как и Новиков, был масоном. Он вступил в масоны вскоре по приезде своем в Россию и даже основал ложу в Могилеве. Однако в первое время знакомства между Новиковым и Шварцем не заходило разговоров о масонстве. Отчасти это происходило потому, что каждый из них был занят постановкой своего ближайшего практического дела, а отчасти еще и потому, что Шварц принадлежал масонам “строгого наблюдения”, т. е. системе, которой Новиков не сочувствовал и о которой, естественно, не желал говорить.

В сентябре 1779 года Шварц начал читать лекции в университете. Он был необыкновенно талантливым преподавателем и имел дар не только увлекать слушателей своим предметом и заставлять их работать, но и привязывать к себе, влияя на них в нравственном отношении.

Университетская конференция, видя талантливость Шварца, поручила ему составление некоторых учебников и исследование недостатков в существовавших тогда системах преподавания. Шварц стал писать проекты, которые всеми одобрялись, но осуществить которые не было возможности. Прежде всего у нас ощущался недостаток в преподавателях вообще; еще меньше было хороших преподавателей. Требовалось их подготовить. Ввиду этого Шварц представил проект образования при университете учительской, или педагогической, семинарии. Сам он для этой цели пожертвовал университету пять тысяч рублей и много книг. Конференция, согласившись с его проектом, решила ассигновать на это дело проценты с капитала Демидова, пожертвованного на подготовку шести учителей. К этой сумме примкнули и другие пожертвования лиц, сочувствовавших делу просвещения, в том числе Новикова.

Таким образом, в ноябре 1779 года была открыта педагогическая семинария, инспектором которой назначили Шварца.

Кроме того, в это же время Шварц, сблизившийся уже с Новиковым, задумал вместе с ним основать общество, которое оказывало бы всевозможную поддержку истинному просвещению в России. Общество это, известное впоследствии под именем “Дружеского ученого общества”, имело целью издавать за свой счет полезные книги, оригинальные и переводные, давать молодым людям возможность оканчивать университетский курс в России, а также отправлять их для серьезного образования за границу, выписывать способных учителей из-за границы и по возможности воспитывать русских преподавателей. Это, тогда еще очень скромное, общество, обладавшее самыми незначительными средствами, существовало вначале больше в виде планов и намерений небольшого числа сочувствующих лиц, нежели в действительности. Тем не менее, в конце 1779 года Новиков и его друзья, твердо уверенные в успехе своего дела, вошли уже в сношения с епархиальным начальством о присылке в университет из семинарий способных учеников, которых они брались содержать за свой счет.

В то же время Новиков и Шварц старались всеми силами расширить свой кружок. Они распространяли о нем слухи в обществе, заводили полезные для них знакомства, группировали вокруг себя молодежь и добились – хотя многие считали их мечтателями, а мечты их неосуществимыми – мало-помалу сочувствия и уважения в обществе и даже покровительства нового генерал-губернатора Москвы, князя Долгорукова-Крымского, сменившего князя Волконского. А в 1781 году обоим друзьям удалось наконец организовать задуманное ими дело на прочных началах. Случилось это благодаря тому обстоятельству, что Шварцу удалось привлечь к делу известного в то время богача Петра Алексеевича Татищева, который употребил впоследствии значительную часть своего состояния на цели, указанные ему Шварцем. П.А. Татищев был сыном известного генерал-полицмейстера при императрице Елизавете – Алексея Даниловича Татищева, оставившего о себе память как о человеке решительном, суровом и бесчеловечном. Особенно он “прославился” изобретением клеймения лиц преступников.

Петр Алексеевич пошел не в отца… Познакомившись с ним, Шварц сумел так заинтересовать его своими планами и надеждами и вместе с тем внушить такое доверие к собственному бескорыстию, что Татищев решился стать членом его кружка. Пример Татищева подействовал ободряющим образом и на других любителей просвещения, и пожертвования полились, что называется, щедрою рекой. Таким образом, “Дружеское ученое общество”, возникшее в небольшом кружке, получило наконец прочное основание и могло расширить свою деятельность. Официально оно не было открыто еще и теперь, но число пансионеров его сразу же увеличилось и литературная деятельность оживилась.

Новиков, успевший уже к концу 1780 года улучшить дела в своей типографии до такого состояния, что, по мнению Шварца, она не уступала заграничным, выпустил в течение двух последних лет несколько элементарных руководств для первоначального обучения и много книг духовно-нравственного содержания, из которых едва ли не больше половины были переводы с иностранных языков, сделанные молодыми людьми, только что окончившими университет.

Содержание “Московских ведомостей” стало гораздо живее и интереснее благодаря приливу новых сотрудников, а также и тому, что Новиков стал выписывать интересные периодические издания, из которых черпались разные известия и новости. Кроме того, он стал давать к ним с 1780 года “Прибавления”, продолжавшиеся до 1789 года. Кажется, в том же 1780 году он основал при своем книжном магазине первую “библиотеку для чтения” в Москве.

Шварц во всем был деятельным помощником Новикова. Он указывал ему книги для перевода, рекомендовал переводчиков, просматривал их переводы.

Тем временем Новиков так расширил свое типографское дело, что количество книг, отпечатанных им меньше чем в три года, превышало количество книг, отпечатанных с основания типографии до перехода ее в его руки.

В 1781 году Новиков женился на родственнице князя H.H. Трубецкого – Александре Егоровне Римской-Корсаковой, получившей образование в С.-Петербургском училище благородных девиц. От этого брака у него были сын и две дочери. Мы уже говорили, что в первый год своей деятельности в Москве Новиков не мог предаваться масонской деятельности в узком смысле слова из-за большой занятости, связанной с устройством типографии. Но как только дела типографии пришли в порядок, Новиков обратился к масонству, с главными адептами которого в Москве он был уже знаком.

В Москве, как мы уже говорили, существовало несколько масонских лож, из которых главными были открытая в 1776 году ложа князя Н. Трубецкого и учрежденная в конце 70-х годов ложа “Трех знамен” Татищева. По-видимому, Татищев, до встречи своей со Шварцем, относился очень холодно к своей должности Наместного мастера, и занятия в его ложе велись несерьезно, вращаясь, главным образом, вокруг внешних форм и обрядов. В 1779 году в Москве сошлись князь Трубецкой, Новиков и Шварц, бывшие потом главными деятелями в московском масонстве. Все трое были масонами разных систем; но это не помешало им слиться и образовать по идее Новикова в конце 1780 года новую ложу под названием “Гармония”. Кроме трех вышеуказанных членов, к ней примкнули еще пять человек: М.М. Херасков, князь A.A. Черкасский, И.П. Тургенев, князь Енгалычев и A.A. Кутузов. Ложа эта была тайною. Основатели ее решили оставить в стороне все второстепенные вопросы и, слившись воедино, постараться привлечь к себе возможно большее число надежных членов, а затем уже принять меры к окончательному устройству своей системы и к своему признанию в масонском мире. Члены ее назвали себя братьями “внутреннего ордена”, как бы желая выразить этим, что они будут придерживаться только коренных догматов общества, составляющих внутренний смысл масонства, общий для всех систем. Формальных собраний “Гармония” не имела; члены ее сходились только для совещаний о том, как установить ее на прочных основаниях и достигнуть высших масонских степеней. К “Гармонии” вскоре присоединился и Татищев. Таким образом, в 1781 году масонство в Москве представляло следующую картину: ложи, существовавшие прежде, продолжали свои работы, следуя разным системам, и были разрознены; но в каждой системе нашлось несколько влиятельных, энергичных людей, которые соединились между собой в “Гармонии” с тем, чтобы, оставив в стороне все пререкания по второстепенным деталям, отдаться исключительно вопросам о слиянии всех существующих лож в один “правильно” организованный союз, который бы входил полноправным членом в общение с европейским масонством.

Председательствовали в “Гармонии” Татищев и Новиков. Татищев потому, что был Наместным мастером системы “строгого наблюдения”, к которой принадлежало большинство членов “Гармонии”, а Новиков – как наиболее влиятельный из масонов, не принадлежавших к этой системе.

В 70-х годах XVIII столетия, как мы уже говорили, в Европе получило особенное влияние масонство системы “строгого наблюдения”. Оно было признано почти всеми германскими ложами и приобрело сочувствие герцога Фердинанда Брауншвейгского. Значение этой системы признавали масоны всех оттенков, за исключением Швеции, а также и России, которая еще не приобрела чести считаться самостоятельной масонской провинцией и считалась подчиненной Швеции. В конце 1779 года глава шведского масонства, герцог Зюдермарландский, совершил предосудительный поступок, возмутивший всех масонов, в том числе и русских, ему подчиненных. Они тогда же пожелали отложиться от него и приобрести в Европе значение самостоятельной единицы.

Весной 1781 года Шварц отправлялся за границу и предложил членам “Гармонии” выдать ему полномочия для сношения с берлинскими масонами, работавшими по системе “строгого наблюдения”. Предложение это было принято, и Шварцу дана доверенность на открытие высших степеней масонства.

Мы не будем излагать подробностей путешествия Шварца и сношений его с заграничными масонами. Скажем только о результатах его поездки. При помощи принца Фердинанда Брауншвейгского, который очень любезно его принял, он добился того, что русское масонство было признано вполне независимой, самостоятельной провинцией в масонском мире. Кроме того, он привез право на основание в Москве ордена розенкрейцеров (“Злато-розового креста”), имевшего масонские формы, но в который могли быть принимаемы лишь немногие избранные. Организация эта была высшей по своему значению. Но наибольшее значение поездка Шварца имела для Новикова: Шварц устроил ему знакомства со многими учеными центрами Германии и особенно с Лейпцигом, чем оказал большое содействие оживлению торговли иностранными книгами, продажа которых была заведена еще раньше в книжной лавке.

По возвращении в Москву Шварц застал в ней перемену, имевшую большое значение для членов “Дружеского ученого общества”. Генерал-губернатор Москвы, князь Долгоруков-Крымский, умер и на место его назначен был граф Чернышев, человек честный и большой покровитель просвещения. Из людей, которыми он себя вскоре окружил, многие были масонами и членами “Дружеского ученого общества”. Некоторые из них состояли даже у него на службе. Так, например, И.П. Тургенев служил у него адъютантом. В то же время в число масонов и членов этого общества вскоре вступило еще два человека, служивших под начальством графа Чернышева: правитель его канцелярии С.И. Гамалея и И.В. Лопухин, назначенный графом Чернышевым сначала советником, а потом председателем московской уголовной палаты.

Имена этих людей на всю жизнь остались тесно связанными с именем Новикова и его кружка. С.И. Гамалея был малороссом. Он учился в Киевской духовной академии; начал службу во флоте, а потом был правителем канцелярии у графа Чернышева сначала в Белоруссии, во время его управления, а потом в Москве. Гамалея отличался глубоко религиозным направлением ума, высокой честностью и необыкновенной добротою. Он принадлежал к числу тех людей, о которых говорят, что они “не от мира сего”. Материальные блага не имели для него никакого значения. Так, во время службы его в Белоруссии ему было пожаловано в награду за усердную службу 300 душ крестьян. Гамалея отказался от них, говоря, что и с одной своей душою не знает, что делать, а как же управиться с 300 чужих душ. В Москве его обокрал раз слуга на 500 рублей и бежал. Когда укравшего поймали и привели к Гамалее, тот сказал ему: “Видно, мне не суждено иметь людей; отпускаю тебя. Вот деньги, которые ты взял, ступай с Богом”. Гамалея познакомился с Новиковым и Шварцем еще раньше перехода своего на службу в Москву, во время случайной туда поездки. Переселившись в Москву совсем, он еще более сблизился с ними и стал одним из ревностнейших членов их кружка. Его наклонности к религиозному мистицизму и к филантропии нашли себе здесь полное удовлетворение. Как человек бедный Гамалея не мог быть, конечно, полезен новиковскому кружку в смысле материальной поддержки; но зато он принес ему всю свою деятельную и нравственную силу. Он знал хорошо языки немецкий, латинский и некоторые восточные, очень много переводил и вообще помогал кружку в его литературных предприятиях. Затем Гамалея клал очень много трудов и забот на то, чтобы проложить в жизни пути молодым людям, которые учились на деньги “Дружеского общества”. Он приискивал им места, доставлял работу, следил за направлением их деятельности и т. д. Наконец, Гамалея пользовался таким уважением в обществе, что уже одно имя его возвышало в глазах всех то дело, с которым оно было связано.

Что касается И.В. Лопухина, то он принадлежал к знатной и богатой фамилии. Он был внуком двоюродного брата первой супруги Петра I, царицы Евдокии Федоровны. В ранней молодости Лопухин был вольнодумцем, но потом раскаялся в своих заблуждениях. Прочитав исследование Сен-Мартена “О заблуждениях и истине” и книгу Арндта “Об истинном христианстве”, Лопухин так проникся этими сочинениями, что решил вступить на путь масонства. Вскоре по возвращении Шварца из-за границы он познакомился с ним и с Новиковым и сделался тоже одним из деятельнейших членов московского масонства и “Дружеского ученого общества”.

Лопухин помогал обществу и деньгами, и своими многочисленными литературными работами как переводными, так и оригинальными. Кроме того, он приносил много пользы своими связями и своим общественным положением. Лопухин был тоже очень добрым и великодушным человеком. Став председателем уголовной палаты, он всегда стремился к облегчению участи преступников и осмеливался держаться во многих случаях своего отдельного мнения по этому поводу.

С возвращением Шварца из-за границы и с вступлением новых членов, деятельность “Дружеского ученого общества” сильно оживилась. Решено было расширить до наибольшей степени издание и распространение книг. Но русских сочинений было мало, а книги на иностранных языках находили ограниченный сбыт. Надо было увеличить количество переводчиков. К этому делу решено было привлечь юношество, обучавшееся в университете. С одной стороны, это должно было давать ему честный заработок, а с другой, – могло подвинуть вперед дело просвещения. Но так как и среди студентов хорошо переводить могли лишь немногие по незнанию языков, то решено было основать при университете переводческую семинарию, в которой молодые люди должны были обучаться языкам за счет “Дружеского общества”. Генерал-губернатор одобрил этот проект, и среди служащих университета он тоже нашел сочувствие. Таким образом, в июне 1782 года основалась переводческая семинария на 16 человек, из которых шестерых брал на свое иждивение Татищев, а 10 остальных – прочие члены “Дружеского общества”. Число студентов в основанной в 1779 году педагогической семинарии возросло к этому времени до 300 человек, на содержание которых отпускалось по сто рублей на каждого. Для размещения семинаристов обществом был куплен на имя Шварца дом. Просветительные планы “Дружеского общества” совпали в это время с планами нашего правительства. Так, 7 сентября 1782 года появился указ об учреждении комиссии народных училищ под председательством графа Завадовского. Для организации этих школ был выписан специалист по этой части, ученый серб Янкович де Мириево.

В это же время члены “Дружеского ученого общества” стали хлопотать об официальном утверждении своего кружка. Для этого они обратились с формальной просьбою через обер-полицмейстера к генерал-губернатору и к архиепископу московскому Платону. В октябре было получено разрешение генерал-губернатора и благословение Платона на открытие публичных заседаний “Дружеского общества”.

6 ноября 1782 года происходило первое торжественное публичное заседание общества в обширной зале Татищевского дома. В числе публики был и генерал-губернатор.

В то время, когда все, кажется, сулило успех и процветание делу Новикова и Шварца, над головою последнего стали сгущаться неприятности, которые, постепенно увеличиваясь, заставили его наконец выйти из университета и были отчасти причиной его преждевременной смерти.

Освободившись от обязательных занятий, Шварц стал ревностнее, чем прежде, заниматься масонскими делами. Основав орден розенкрейцеров в России, он вскоре объявил его членам, что по полученным им известиям из Берлина они в ближайшее время будут зачислены в тамошний капитул, но что для этого надо послать прошение в Берлин.

Из розенкрейцеровских рукописей, принадлежавших А. П. Мельгунову

Из собрания С. П. Мельгунова

Новиков, относившийся недоверчиво к неизвестным ему заграничным масонским ложам, колебался подавать прошение и спрашивал у Шварца о целях заграничного братства и нет ли в них чего-нибудь противного христианской вере и правительственной власти. Шварц уверил его в обратном и говорил, что тайны розенкрейцерского учения ведут кратчайшим путем к познанию Бога, человека и природы. Тогда Новиков отдал ему прошение от себя, а также от своего брата Алексея Ивановича, от Гамалеи, Лопухина, Тургенева, Кутузова и Чулкова. Кроме того, прошения подали князья Трубецкие, князь Черкасский, князь Енгалычев. Весной 1783 года из Берлина пришло известие, что члены, подавшие прошение, зачислены в розенкрейцерское братство и что управление московским отделом поручено Шварцу. Тут кстати будет заметить, что за последнее время между Новиковым и Шварцем возникали частые недоразумения и явилось даже некоторое охлаждение в отношениях из-за масонства. Шварц упрекал Новикова, что тот слишком холодно относится к масонским делам. А Новиков, со своей стороны, удерживал Шварца от излишних увлечений высшими степенями и заграничными системами. Новиков действительно относился холоднее других к масонским упражнениям, во-первых, потому, что занят был типографскими и издательскими делами; а во-вторых, он всегда и раньше относился не только холодно, но даже враждебно ко всевозможным масонским обрядам и формам. Для него была важна сущность масонства, его идея. Проникнувшись ею, он старался всевозможными путями провести ее в жизнь и в этом находил свое удовлетворение.

1783 год был одним из самых блестящих периодов деятельности “Дружеского ученого общества”. Заседания его велись публично. На них, кроме денежных отчетов, читались письма, получаемые обществом, разные педагогические проекты, произносились назидательные речи и прочее. Число воспитанников в двух семинариях – педагогической и переводческой – достигало 50 человек. Пожертвования делались в таком изобилии, что, кроме издания полезных книг и содержания семинаристов, часть денег могла быть уделяема на филантропические дела, как, например, устройство больницы для бедных. Кроме всего этого, общество получило возможность благодаря указу правительства о вольных типографиях с января 1783 года расширить свою типографскую и издательскую деятельность. До 1783 года типографии принадлежали исключительно правительству и существовали при казенных учреждениях; а 15 января 1783 года вышел указ, которым правительство, тоже озабоченное вопросом о просвещении, разрешало заводить их каждому, кто захочет. Вследствие этого в столицах открылось постепенно много типографий. Формальности, необходимые при печатании книг, не были строго определены. В столицах правила цензуры возлагались на управу благочиния, а в провинциях – на местные полицейские власти. Но о них не было дано никаких специальных инструкций. На заглавном листе книги выставлялась только общая форма: “Печатано в такой-то типографии, в таком-то году, с указного дозволения”. “Дружеское общество” не замедлило воспользоваться этим указом. До сих пор оно имело возможность печатать книги, признаваемые им полезными, лишь в университетской типографии. Но Новиков должен был в ней печатать и много вещей, чуждых целям общества, отчасти по официальным поручениям, а отчасти для получения средств на оплату аренды университету. Теперь общество получило возможность основать типографии, которые отвечали бы только его целям. Поэтому в том же году основано было еще две типографии. Одна – на имя Новикова, а другая – на имя Лопухина. Кроме того, около этого же времени основана была собственно розенкрейцерами “тайная” типография, т. е. не числившаяся по общему счету. Она помещалась в доме Шварца и состояла из двух станков, на которых работали рабочие-немцы, не имевшие никакого сообщения с прочими и получавшие отдельную плату. В ней печатались в небольшом количестве экземпляров книги, особенно важные для масонов. Это были переводы с французского и немецкого, сделанные самими розенкрейцерами. Корректуру держал Лопухин, и листы, представленные к цензуре, хранил у себя. Книги эти раздавались даром избранным, а в продажу не поступали. Нерозданные экземпляры книг тщательно скрывались.