Текст книги "Шопен (картины из жизни)"
Автор книги: София Михайлова-Штерн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
С.Михайлова-Штерн
Шопен
1. Маленький музыкант.
Весеннее солнце уже склонялось к закату, но все еще яркими и веселыми лучами заливало большую, красиво убранную комнату. Главное украшение комнаты составляло фортепиано из красного дерева, стоявшее в простенке между двумя окнами. Вокруг фортепиано на мягких стульях, на низеньком диванчике сидели несколько мальчиков-подростков, пожилой мужчина и хорошенькая девочка с черной кудрявой головкой. Все они внимательно слушали игру сидевшего за фортепиано на высокой табуретке худенького мальчика лет 6 – 7.
Мальчик играл без нот, – словно не замечая никого и ничего вокруг. Он смотрел перед собой, как будто вспоминая что-то или рассматривая висевший против него портрет, увлекаясь собственной игрой. Его большие карие глаза и красивое розовое личико выражали глубокую задумчивость и внимание. Пожилой мужчина, сидевший на диване, не спускал глаз с мальчика, и рука его машинально отбивала ритм на ручке дивана.
Последний заключительный аккорд прозвучал, мальчик кончил играть и окинул всех задумчивым взглядом.
– Хорошо, Фричек, но только ты напрасно замедляешь темп в середине, да и вообще все аллегро надо играть в более быстром темпе, – заметил пожилой мужчина.
– Пане Войцех, а мне кажется так лучше и красивее.
– Ого, Фричек! Здорово! Ты уже начинаешь поправлять Моцарта. А ну-ка, дерни нам хороший краковяк, а мы с Людвисей потанцуем! – воскликнул резвый мальчик, сидевший верхом на стуле.
И Евгений Скродский вскочил со стула, подбежал к девочке, схватил ее за руки и пустился танцовать, так как Фричек уже заиграл краковяк.
Примеру Скродского и Людвиси последовали и остальные. Вскоре в большой комнате все оживленно танцовали, кроме пана Войцеха, продолжавшего сидеть на диванчике у окна. Фричек между тем стал незаметно ускорять темп все больше и больше, и, наконец, танцующие уже не в силах были поспеть за ритмом музыки; задыхаясь, без сил, упали они на стулья. Фричек и пан Войцех смеялись, глядя на них.
Фричек, между тем, заиграл красивый менуэт Моцарта, а слушатели его отдыхали после бешеного краковяка.
– Фричек, здорово стал ты играть. Ты, кажется, собираешься играть лучше всех на свете? – продолжал подшучивать неугомонный Скродский.
– Ну да, я буду много играть и буду играть лучше всех на свете, – совершенно серьезно ответил Фричек.
– Лучше пана Живного?
– Конечно, я буду играть лучше пана Живного, – с глубоким убеждением ответил Фричек.
– И лучше пана Эльснера?
– Лучше пана Эльснера, – настаивал Фричек.
– И пана Явурка, дирижера оперы?
– И пана Явурка. Я буду играть лучше всех на свете!
– И лучше мамы? – коварно спросила брата Людвися.
Фричек замедлил ответом. Настаивать, что он будет лучше играть, чем его любимая мама, ему казалось невозможно, но потом он решительно тряхнул головой, смело посмотрел на сестру и ответил:
– Лучше мамы! Я буду играть лучше всех на свете.
Все одобрительно захлопали в ладоши. В дверях появилась высокая красивая женщина в белом воздушном чепце. Она слышала последние слова мальчика, наклонилась над ним, обняла его и воскликнула:
– О, мой дорогой мальчик, конечно, ты будешь играть лучше всех на свете! Но тебе придется раньше много и долго учиться. А теперь, дети, идемте ужинать, отец уже пришел.
Она взяла сына за руку, и все направились в столовую.
– Видишь, Фричек, тебе придется много учиться. Я тебя заранее жалею... – поддразнивал Скродский.
– Я буду много учиться, я ведь не такой ленивый, как ты, и с мадам розгой не знаком, – бойко ответил Фричек.
– Что, Евгений, получил?! Попало тебе! Не приставай другой раз! – смеялись товарищи над Скродским.
2. Семья Шопена.
Все это происходило в 1817 году в квартире Николая Шопена, преподавателя французского языка и литературы в Варшавском лицее.
Лицей помещался в большом, красивом дворце, когда-то принадлежавшем польским королям. Огромное здание окружал густой сад. Вокруг дворца были расположены меньшие здания; в них жили профессора и преподаватели лицея, занимавшие хорошие, просторные квартиры. Оплата профессоров была небольшая, и все они поэтому прирабатывали еще, имея так называемые пансионы, т.е. брали на дом к себе приезжих учеников из провинции на полное содержание.
Такой пансион имел и Николай Шопен. У него на дому всегда жило шесть пансионеров-мальчиков. Пансион Николая Шопена славился в Варшаве, как лучший в отношении ухода за учениками и заботы об их учении. Плата по тогдашнему времени была очень высока – четыре тысячи злотых[1]1
Злотый равнялся пятнадцати копейкам. 4000 злотых составляет 600 руб. По тогдашним временам сумма большая.
[Закрыть] в течение учебного года за одного ученика, и к Шопенам попадали только дети богатых помещиков.
Николай Шопен был образованный и культурный человек, спокойного и выдержанного характера, прекрасный учитель, любивший свое дело. Предки его много времени тому назад переселились из Польши во Францию, в город Нанси, и там настолько укоренились, что забыли родной язык; осталось только предание о польском происхождении.
В 1787 году молодой Николай Шопен, юноша 17 лет, оставшись сиротой после смерти всех своих родных – отца, матери и братьев, – возвратился в Польшу. В Варшаве он устроился на работу у знакомого француза-фабриканта и стал учиться польскому языку, сам в то же время давая уроки французского и немецкого языков. Он стал известен со временем как опытный учитель, и богатая помещица Лончинская пригласила его воспитателем и учителем к своим сыновьям. Шопен согласился и переехал в ее имение Чернеёво, недалеко от Варшавы. Там он пробыл недолго и вскоре переехал к другим помещикам, – графам Скарбек, в их имение Желязова Воля.
У графини Скарбек было три сына, к ним-то она и пригласила учителем Николая Шопена. В Желязовой Воле Шопен прожил восемь лет. Там же он познакомился с дальней родственницей графини Скарбек – Юстиной Крыжановской, которая жила у нее в качестве экономки, и женился на ней.
Юстина Крыжановская была высокая, красивая девушка, спокойного и настойчивого характера, воспитанная и образованная так, как были образованы тогда дочери помещиков. Учили их, главным образом, французскому языку, музыке, танцам, хозяйству; немного истории, литературы и умение красиво и правильно писать на родном языке и по-французски дополняли их образование.
Она и Николай Шопен по общему мнению были подходящей парой друг другу. Графиня Скарбек отвела им в усадьбе, в одном из флигелей для служащих, квартирку, и молодые супруги зажили там, занимаясь в свободное время чтением и музыкой.
Юстина хорошо играла на фортепиано и пела, отличаясь прекрасным голосом. Николай Шопен очень недурно играл на скрипке и флейте.
Год спустя, в 1807 году, у них родилась старшая дочь Людвика, а 22 февраля 1810 года родился второй ребенок, мальчик, названный Фридериком, впоследствии один из величайших музыкантов.
К этому времени сыновья графини Скарбек уже подросли, и пора было отдавать их учиться в учебное заведение. Служба Шопена у графини Скарбек становилась ненужна, надо было искать новое место. Николаю Шопену хотелось переехать опять в Варшаву, хотелось устроиться преподавателем в Варшавском лицее. Ректор лицея, Линде, был давно знаком с графиней Скарбек, и при ее помощи Николай Шопен получил желанное место преподавателя.
Через полгода после рождения сына, в том же 1810 году, Шопены переехали в Варшаву, и в их вновь открытом пансионе в числе первых шести учеников были два сына графини Скарбек.
В Варшаве у Шопенов вскоре родились одна за другой еще две дочери – Изабелла и Эмилия. В семье было уже четверо детей. Пани Юстина была целиком поглощена домашним хозяйством, заботами о своих детях и шести пансионерах. Кроме того, она сама учила первоначальным основам музыки как пансионеров, так и свою старшую дочь Людвику. Николай Шопен с помощью жившего у них воспитателя следил за обучением пансионеров и сам занимался с ними.
Ученики любили Шопена и как учителя, и как воспитателя, но потихоньку посмеивались над его произношением польского языка на иностранный лад: он особенно тщательно выговаривал все гласные буквы. Посмеивались они и над его постоянными рассказами и угрозами познакомить их за непослушание и шалости с "мадам розгой". В те времена полагали, что без помощи порки не может обойтись ни воспитание, ни обучение детей, а секли обычно розгой. Николай Шопен очень редко прибегал к помощи порки, но иногда и он пользовался розгой.
Первой учительницей маленького Фридерика была, собственно, не мать, а его старшая сестра Людвика. Она была старше его на три года, очень живая и способная девочка. Когда Людвику начали учить читать и писать, играть на фортепиано, она стала передавать свои, вновь приобретенные, знания брату. Мальчик быстро и налету схватывал уроки маленькой учительницы, и будучи пяти лет Фридерик вместе с сестрой читал по-французски и по-польски. Французский язык, наравне с польским, был родным языком в семье Николая Шопена.
Но еще более охотно учился Фридерик у сестры музыке, проявляя в этом отношении удивительное терпение и настойчивость. Скоро пятилетний мальчик не только догнал свою способную сестренку, но и далеко опередил ее. Он уже играл почти все, что знала и играла его мать и, при своем удивительном слухе и музыкальной памяти, часто по наслышке играл то, что играли уже взрослые ученики, пансионеры отца и знакомые музыканты.
Удивительные способности мальчика, его стремление к музыке, настойчивость, с которой он часами просиживал за фортепиано, разучивая по нотам или играя по слуху различные пьесы, заставили родителей подумать, что Фридерика надо серьезно учить музыке, что для него надо найти знающего учителя.
Фридерику было шесть лет, когда его стал основательно учить музыке чех Войцех Живный, друг Николая Шопена, известный в Варшаве учитель музыки.
Живный был постоянным учителем в пансионе Шопена; он учил музыке пансионеров, учил Людвисю, стал учить и Фридерика.
Одинокий, холостой человек, он был ежедневным гостем в семье Шопена. Приходил обедать к ним каждый день и все послеобеденное время, до вечера, а то и позже, проводил у них, если не уходил в театр слушать оперу, или на какой-нибудь концерт.
И все это время, до тех пор, пока Фридерика не уводила мать, чтобы уложить спать, мальчик проводил со своим учителем; их обоих нельзя было оторвать от фортепиано. Если они не занимались, то Фричек играл Живному свои собственные фантазии. Переносить на бумагу нотными знаками то, что он сочинял, Фричек еще не умел, и его выручал Живный. Он переносил на ноты то, что Фричек играл, а затем мальчик уже по нотам играл свои собственные, сочиненные им, вещи.
Часто пани Юстина приходила и насильно прекращала эти занятия, настаивая, чтобы Фричек шел погулять, побегать в саду, так как для ребенка вредно так долго сидеть за инструментом.
Послушный мальчик оставлял фортепиано и шел вместе с Живным в сад лицея. Там учитель и ученик вели бесконечные разговоры о музыке.
Живный был человек высокого роста, с огромным фиолетового цвета носом, в силу пристрастия его владельца к вину и нюхательному табаку. Его нос, подбородок, белый галстук, жилет, сюртук и даже высокие венгерские сапоги – все было засыпано табаком. В кармане, кроме огромной табакерки с портретом композитора Моцарта, вмещавшей полфунта табаку, и огромного красного платка в клетку, находился всегда наготове небывалых размеров четырехугольный карандаш, которым Живный имел обыкновение ударять по пальцам или по голове непонятливых или невнимательных учеников. Одному только Фридерику Шопену никогда не пришлось испытать на себе этот карандаш.
3. Первый концерт.
Прошло два года. Успехи Фридерика в музыке были настолько велики, что о талантливом мальчике-пианисте стало известно во многих домах в Варшаве. Опытные музыканты считали его замечательным ребенком, «который должен заменить Моцарта».
Друзья Николая Шопена постарались, чтобы первое произведение Фридерика – "Полонез" – было напечатано. Кроме "Полонеза" в этом же 1817 году была напечатана и другая композиция Шопена, но уже без упоминания имени автора: "Военный марш". Этот марш играли с тех пор обычно во время парада.
В светлый, солнечный день 24 февраля 1818 г. в квартире Николая Шопена было большое оживление. В гостиной расхаживали разговаривая Живный и нарядно одетый Николай Шопен, а рядом в столовой стоял на кресле Фридерик. Вокруг него суетились мать и Людвися. Служанки бегали взад и вперед, принося разные вещи. Младшие сестры и трое учеников сидели вокруг, смотрели и перекидывались шутками.
Фридерика одевали в новый бархатный костюм, – сегодня он должен был в первый раз выступить публично на концерте, играть на фортепиано. Все вокруг него суетились и волновались, но сам Фричек был спокоен и вполне уверен в себе. Его очень занимал новый костюм, а главное – большой, красивый кружевной воротник, лежавший на столе.
– Ну, сынок, ты готов, смотри не волнуйся, а выйдешь, поклонись публике, сядь хорошенько, а потом уже принимайся играть, – напутствовала пани Юстина, целуя сына.
– Ах, мамуся, какой воротник у меня красивый, вот наверно все будут смотреть на него. Я не боюсь, я все прекрасно помню. И пан Живный, и пан Эльснер – все говорят, что я хорошо играю.
Пани Юстина была нездорова и не могла быть на концерте. Николай Шопен сам повез сына на концерт. Фридерик играл в этот вечер очень трудную вещь – фортепианный концерт Гировеца.
Успех концерта был необычайный. Кроме своей изумительной игры, маленький пианист был так привлекателен и мил, что общему восторгу не было конца.
Вечером, когда отец и сын уже приехали домой, пани Юстина посадила сына на колени и спрашивала, что же больше всего понравилось публике.
– Мамуся, я говорил тебе, что понравится мой воротник, все на него только и смотрели, – уверял Фричек при общем смехе.
После этого концерта маленький "Шопенек" стал любимым гостем и баловнем варшавских гостиных. Его постоянно приглашали на вечера, и роскошные коляски польских аристократов часто подъезжали к квартире Шопена за маленьким артистом. На этих вечерах Шопен играл не только чужие произведения, но часто и свои собственные импровизации.
Общее внимание, постоянные похвалы должны были бы, казалось, испортить мальчика, развить в нем большое самомнение, большую самоуверенность. Но под внимательным надзором отца, любящей матери и Живного Фридерик попрежнему оставался тем же послушным ребенком и внимательным учеником.
Однажды Фридерик заметил, что если взять не октаву (8 тонов) как обычно, а 10 тонов, то получается очень красивое созвучие. Но его рука была слишком мала, не могла охватить столько клавиш. Чтобы придать гибкость пальцам, он стал на ночь привязывать между пальцами деревянные клинья, не обращая внимания на все неудобства и мучения от подобной меры. К счастью, он скоро убедился, что насколько широкие аккорды звучат красиво на фортепиано, настолько механическое растягивание рук ослабляет, а не усиливает их гибкость, и прекратил свои опыты.
Эта маленькая подробность говорит об удивительном терпении и настойчивости мальчика; он готов был идти на какие угодно лишения и неудобства, лишь бы только добиться совершенства в области музыки.
4. Учение Фридерика.
Фридерику уже минуло восемь лет, надо было подумать о его школьном обучении. Николай Шопен считал, что лучше отдавать детей в общественную школу попозже, не ранее 13-14 лет, а до тех пор дети должны учиться дома. Такой системы он придерживался воспитывая и чужих, и своих детей. Поэтому Фридерик и его сестры учились вместе дома под руководством отца.
Для поступления в 4-й класс Варшавского лицея требовались языки французский, немецкий (оба языка Шопен знал с детства), латынь, история, география, грамматика всех трех языков и родного польского языка, арифметика полностью, часть алгебры и геометрии, умение писать сочинения. Все эти предметы для мальчика, увлеченного музыкой, могли казаться скучными. Но Фридерик учился внимательно и добросовестно. Он отличался прекрасной памятью, хорошими способностями и воспринимал все быстро, так что ученье его шло легко.
Маленького "Шопенека" постоянно приглашали послушать те или иные концерты. Различные знаменитые певцы и музыканты по дороге из Европы в Россию останавливались обычно в Варшаве и давали здесь свои концерты. В таких случаях почти никогда не обходилось без того, чтобы Фридерика не приглашали на свой концерт сами артисты, или кто-либо из богатых знакомых не заезжал за ним. Конечно, талантливого мальчика всегда просили играть и восхищались им. Знаменитая певица Каталани, которая проездом в Россию дала в Варшаве пять концертов, была так очарована Шопеном, что на прощанье подарила ему золотые часы с надписью на крышке: "Анжелика Каталани десятилетнему Фридерику Шопену".
В трудолюбивой семье Николая Шопена, где все были заняты, а сам глава семьи кроме уроков в лицее и занятий со своими пансионерами, еще преподавал в Военной артиллерийской школе, не было обычая приходить в гости когда вздумается. Для приема гостей был один день в неделю – "четверг". По четвергам сослуживцы и знакомые собирались у Шопенов поговорить, поиграть в карты, а молодежь потанцовать.
Благодаря Фридерику, слава о котором разошлась по Варшаве, как о замечательном музыканте, стали бывать у Николая Шопена по четвергам и музыканты. Стал часто приходить директор консерватории Эльснер, дирижер Варшавской оперы Явурек, профессора консерватории, приезжие музыканты и местные любители музыки. Все они окружали Фридерика вниманием, делали ему указания, говорили с ним о музыке, слушали его и играли сами. Таким образом Фридерик учился и развивался в постоянном музыкальном окружении, что имело, конечно, для него огромное воспитательное значение.
Больше всех из них любил Фридерик талантливого директора консерватории Юзефа Эльснера.
5. В веселой Шафарне.
Когда Фридерику исполнилось тринадцать лет, Николай Шопен решил, что довольно сыну учиться дома. Осенью 1823 года Фридерик выдержал экзамен в 4-й класс Варшавского лицея.
Занятия в лицее, и притом в старших классах, отнимали у Фридерика уже больше времени, чем дома. Приходилось, к его великому огорчению, отрываться от музыки, так как Николай Шопен требовал от сына, чтобы в отношении учения и подготовки уроков он служил примером для пансионеров. Фридерик утешал себя только тем, что это положение недолго будет продолжаться, так как в лицее было всего б классов, значит, ему придется учиться три года.
Он добросовестно учился. Хотя учителя, особенно по математике, латыни и греческому языку, иногда укоряли его за рассеянность и невнимательность, но так как он все же был одним из способных учеников, то переходил из класса в класс с наградами и похвалами.
Эльснер обещал Фридерику, что по окончании лицея возьмет его своим учеником в консерваторию, и уговорит родителей не мешать его музыкальной карьере.
Живный передал все, что знал, своему талантливому ученику. Фридерик уже перегнал учителя. Дальнейшими его музыкальными занятиями стал руководить Эльснер, но это нисколько не мешало Фридерику попрежнему любить своего первого учителя – Живного.
В лицее у Фридерика были уже другие товарища. Больше всех сблизился он с братьями Кольберг – Вильгельмом и Оскаром, позднейшим собирателем народных песен, и с Домиником Дзевановским.
К Доминику стал ездить Шопен летом на каникулы в имение его родителей – Шафарню. Имение это находилось в очень красивой местности недалеко от Плоцка. Летом там собиралось много молодежи. Кроме Доминика приезжал на лето еще брат его Каэтан и сестра Людвика, тоже учившиеся в Варшаве.
Доминик, Людвика и Фридерик Шопен – это была дружная тройка – зачинщики веселья в Шафарне. Трудно сказать, кто больше – Доминик или Фричек стояли во главе веселья. Шопен затеял издавать в Шафарне рукописную газету раз в неделю, под названием "Шафарнский курьер", каждый номер которой он непременно посылал родителям и сестрам в Варшаву. Четыре номера этого "Курьера" сохранились до сих пор. Веселая тройка сочиняла остроумную газету, причем Шопен был редактором, а Людвика Дзевановская цензором. Цензор следил, чтобы остроты и статьи не очень больно задевали окружающих. Однажды редактор, рассердившись на цензора за то, что он зачеркнул и не пропустил какую-то остроту, написал в номере следующее: "Прошу пана цензора дать мне волю и не держать меня за хвост". Но в общем газета была забавная и очень веселая.
Фридерик увлекался в Шафарне больше всего народным танцами и песнями. По вечерам, когда в деревне раздавались музыка и пение, мальчики отправлялись на танцы. Эти деревенские танцы – краковяки, мазурки и оберки – обычно танцовали под музыку странствующего скрипача. Скрипка в Польше – любимый народный инструмент, и скрипачи ходят из деревни в деревню, зарабатывая игрой свой хлеб.
Доминик немедленно принимал участие в танцах, а Фридерик усаживался где-нибудь подальше и прислушивался внимательно к игре скрипача и пению молодежи, наблюдая за танцующими.
Однажды в соседнем с Шафарней имении Оброве он услыхал женский голос, певший интересную песню. Он отправился искать певицу и увидел девушку, которая сидела на низеньком плетне и пела. Он уговорил девушку три раза подряд спеть ему эту песню, чтобы запомнить слова и мотив.
Фридерик, наслушавшись музыки, а Доминик натанцовавшись досыта, возвращались домой, где Шопен на фортепиано немедленно фантазировал на услышанные народные песни к всеобщему удовольствию.
Три года подряд ездил Шопен в Шафарню, пока он вместе с Домиником не окончил лицей.
За три года пребывания в лицее Фридерик написал несколько произведений, из них две мазурки и большое рондо уже были напечатаны в 1825 году, когда он был в 5-м классе лицея. О них с большой похвалой отозвались варшавские газеты. Кроме того, имелись мазурки, два вальса и полонезы, которые хотя и не были напечатаны, но их часто играли среди публики, именно как произведения Шопена.
Один из этих полонезов, названный Шопеном в шутку "Прощальный полонез", был написан в 1826 г. перед отъездом на каникулы в Шафарню. Накануне Фридерик с Вильгельмом Кольбергом были в театре и слушали оперу Россини "Сорока-воровка". Кольбергу чрезвычайно понравилась одна ария; выйдя из театра, по дороге домой он все напевал мелодию. На другой день Фридерик, придя попрощаться, принес ему "Полонез* с надписью: "До свидания", на тему из оперы "Сорока-воровка".
В рукописи среди друзей и знакомых Фридерика, а также и среди более широкой публики была любима и другая вещь пятнадцатилетнего композитора – мазурка A-moll, op.17. Это было воспоминание о пребывании в Шафарне.
Наконец последние экзамены сданы. Лицей окончен, больше не надо думать о школе, об уроках, и Фридерик чувствует себя свободным, как птица. Ничто больше не будет мешать ему всецело заниматься музыкой.
