Текст книги "Незабываемая ночь"

Автор книги: София Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Возвращаясь домой по набережной Сены, мимо цветочных рынков, Селеста увидела похоронную процессию и подумала, что так же везут сейчас Дюбуа. Их тела доставят в Нант, на сельское кладбище, там и будут похоронены убитые члены семьи. Мысль о том, что среди покойных есть дети, заставила ее остановиться и перевести дыхание.

Un malheur ne vient jamais seul. Беда никогда не приходит одна. Селеста вспомнила о сестре, которую в десять лет забрала у них болезнь. Теперь она лежит в маленьком гробу на семейном кладбище, у южной стены, в Лэнгли. Невозможно забыть безумие, охватившее маму, и скорбь отца. Здесь, в Париже, над которым носится освежающий летний ветерок, все будет происходить так же? Будет ли французский ребенок так же сильно горевать, мучиться догадками о людском предательстве, будет ли разрывать его душу тоска и непонимание, почему так сложилась жизнь?

Элис. Ее светлые волосы всегда источали сладкий аромат. Она была послушной и спокойной, порой даже слишком.

«Лучше бы это была Селеста. Он должен был забрать ее».

Она и сейчас слышала эти бесконечно повторяемые слова матери, разносившиеся в тишине дома вечером, после похорон сестры. Их иногда прерывал успокаивающий голос отца.

Сердце вновь нестерпимо сжалось, как случалось всякий раз в момент воспоминаний. А есть ли у нее сердце? Или вместо него в грудь вложили камень, который и сейчас там, весь в крови от разрывающей тело ярости, терзаемый страхами и горем.

Селеста обхватила рукой горло и почувствовала слабую, прерывистую пульсацию.

Она спасет Шейборна и уедет из Парижа. А пока постарается что-то исправить в себе самой, ведь Саммер – хороший человек, принципиальный, настоящий герой. Она же всегда была его противоположностью. Таким и будет направление ее действий, правильных и достойных, пожалуй, впервые за многие годы.

L’enfer est pavé de bonnes intentions.

Селеста улыбнулась. Да, дорога в ад вымощена благими намерениями. И она пойдет по этой дороге прямиком в ад, и пусть, ведь ее намерения благородны. Она поклялась в этом именем покойной сестры и распятого Иисуса.

Привычно нащупав в кармане четки, она принялась перебирать бусинки, все равно мысленно считая, сколько раз произнесла молитву Аве Мария. В детстве она часами перебирала четки, вознося молитву под строгим присмотром религиозных родителей. Так было до того январского утра, когда Мэри Элизабет Фурнье прыгнула с крыши дома бабушки. Отец рассказал ей о поступке несчастной матери вечером того же дня, вскоре после того, как она лишилась девственности с Саммерли Шейборном.

– Вера поддерживает нас лишь до определенного предела, Селеста. Только стойкость – настоящее подспорье для нас в жизни. Твоя мать приняла католичество ради меня, и я не уверен, что в душе она истинно верила. – Отец сидел перед ней, держа в одной руке бокал с бренди, в другой – пустую бутылку. Глаза его покраснели, веки опухли. – Возможно, мне никогда не стоило на это надеяться.

Стойкость.

Селеста сглотнула вызванную злостью горечь. Отец, как и мать, не обладал этим качеством. Иногда ее посещали мысли о том, что родители, должно быть, совсем ее не любили, раз выбрали для себя такую жизнь. Мать погрязла в пороках, с ней случались то истерики, то приступы меланхолии. Отец же был одержим эфемерными идеями и утопическими стремлениями.

Она же металась между ними, как шар, который любой желающий может загнать в удобную лузу, чтобы одержать победу над соперником. И заплатила за это высокую цену. В результате никто из них не выиграл и не получил преимущество, и уж меньше всего она. Отец лежал в общей могиле на окраине Парижа, а мать – в сырой земле Суссекса. После смерти они были так же далеки, как и при жизни.

Успокаивало лишь то, что хоть в этом просматривалась некоторая справедливость.

Тем вечером она наблюдала за окнами Шейборна, разглядывала шторы и мелькавшие за ними тени. Любопытно, что за гость может быть у него в такой час? Ответ она получила, когда через несколько минут распахнулась дверь и на улицу вышел мужчина в одежде священника.

Англичанин смотрел ему вслед из окна, хотя и старался оставаться незамеченным. Его выдавало лишь легкое колебание шторы. Горевшая за спиной свеча была предусмотрительно потушена. Селеста размышляла, стоит ли проследить за гостем майора, но, поскольку человек не показался ей знакомым или чем-то примечательным, она решила остаться в укрытии под кроной ветвистого дерева. Ночь, на ее счастье, оказалась темной, скрытой плотными тучами луне редко удавалось вырваться, чтобы осветить этот мир.

Селеста уже собиралась уходить, когда на улице появилась еще одна фигура. Оказавшийся на пути прохожего фонарь позволил разглядеть лицо, и она с ужасом поняла, что это Гай Бернар. В отличие от нее он не прятался в темноте, а спокойно стоял, и это было для нее очевидной угрозой. Его действия могут привести всех троих к краху. Видимо, Гай не знает наверняка, что Саммер находится в этом доме, ведь тогда он действовал бы жестко и без колебаний. Что же тогда привело его сюда? Предчувствие? Донос? Самое вероятное из возможных вариантов. В этом доме пятьдесят квартир, а в том, что напротив, еще сто.

Люди здесь жили в тесноте, и это поможет Шейборну. Скорее всего, выбор его сделан в пользу места, потому что здесь царит суматоха, а жильцы меняются постоянно. Новый человек, особенно в форме, не привлечет внимания, ведь на улицах таких много.

Селеста прислонилась к шершавому стволу, опустила веки и будто слилась с деревом в одно целое. Лишь с первыми лучами солнца она открыла глаза, огляделась и обнаружила, что Гая нигде нет.

* * *

Через пятнадцать минут после того, как в семь часов пробили колокола церкви Сен-Лё, Селеста уже шла за Шейборном, но на значительном расстоянии, чтобы он не смог ее заметить. Целью было понять, куда он направляется.

Она держалась в толпе людей, дабы не обнаружить себя. Слежка была частью ее работы, а она хорошо знала свое дело. Никто не обратил на нее внимания, ни разу не обернулся, в том числе и Саммер. Он шел по улице с таким видом, будто не сомневался, что находится в безопасности, и совсем не производил впечатления человека, который скрывается или нуждается в помощи. Со стороны он был похож на солдата, недавно вернувшегося с войны и теперь мечтавшего тихо жить в уголке уцелевшего мира, где можно обрести спокойствие. На нем был другой мундир, и это радовало. Темно-синий китель и серые брюки сейчас лучше смотрелись на улицах Парижа.

Уже много позже Селеста поняла, что Шейборн вычислил ее сразу, еще у дома. Он дважды взглянул на нее, нагнувшись, а позже, встав под полосатый навес кафе «Три официанта», схватил за руку и потянул к себе.

Они стояли совсем близко, скрытые от глаз прохожих плотным холстом. Теплый воздух окутывал только их двоих.

Селеста не вскрикнула и не попыталась вырваться. Нож лежал в кармане, колено было готово нанести удар, но она ждала, потому что с первой секунды знала, что это он.

– Ваш способ маскировки хорош, мадемуазель Фурнье.

Она улыбнулась, сочтя, что любой ответ будет неуместным и глупым.

– Но разносчик хлеба не может позволить себе роскошь бесцельно болтаться по улицам. И луна прошлой ночью была полной.

– Когда ты понял, что это я?

– Через минуту после того, как ты явилась предупредить меня, натянув седой парик. Раз пришла, значит, хотела быть узнанной.

Она посмотрела прямо ему в глаза. При дневном свете их золотистый оттенок был еще ярче, но в них появилась настороженность, та же, что у нее.

Перед ней был уже не юноша, а суровый мужчина, закаленный войной и страданиями.

– У вас не так много времени, месье. Завтра до заката к твоему другу-ювелиру прибудут гости, и после им будет проще тебя отыскать. Они уже знают район, где ты живешь.

– Ты работаешь на Савари или Кларка?

– Не разочаровывай меня подобными вопросами, майор. Попробуй еще раз.

– Ты сама по себе. Торгуешь секретами по самым высоким ставкам.

– Теплее. – Она выдержала его взгляд и не отвернулась.

– Тогда ты ведешь опасную игру, в ней невозможно выжить.

– Думаешь, меня это тревожит?

Взгляд его застыл.

– Думаю, это должно тревожить твоего отца.

– Он давно мертв.

– Как?

– Война не обходится без жертв. – Ей не понравилось, как дрогнул голос, и она откашлялась, чтобы скрыть это. Однако было поздно. Шейборн, скорее всего, заметил. Она была практически уверена, что заметил.

– Отцу не следовало привозить тебя во Францию.

– Не следовало?

– Я говорил ему, что это может стать непоправимой ошибкой, но он не послушал. Европа погружается в хаос, никто не сможет найти здесь безопасную дорогу. Только простак может быть таким самонадеянным.

– Мы французы, майор, наша жизнь в Англии закончилась. Мы вернулись домой.

Селеста произнесла последние слова с вызовом лишь для того, чтобы скрыть охвативший ее гнев.

– Но в этом доме опасно. Здесь больше анархии, чем порядка.

Говоря это, Шейборн думал о том, осталось ли в этой холодной француженке хоть что-то от милой английской девушки, которую он знал. Черный парик мальчишки не должен был ей подходить, однако очень шел, манеры и поведение были более чем убедительными. Селеста Фурнье всегда, даже в семнадцать лет, знала, как не показать людям себя настоящую.

– Этот шаг не менее опасный, чем твой, когда ты выбирал путь в жизни. Ты не сдержал обещание, данное в Байонне генералу Мармону, поверь, это многим не понравилось. Неужели слово джентльмена уже ничего не стоит?

– Французы собирались меня повесить.

– В форме? – с недоверием в голосе спросила она.

– Не все придерживаются на войне правил. Не думаю, что со мной что-то сделали бы солдаты, перевозившие меня по территории Испании до границы, но там по приказу Мармона меня бы точно передали людям Савари. Я слышал, как мои конвоиры говорили о том, что получили инструкции на мой счет, дабы я никому больше не создал проблем. – Он повернулся и оглядел противоположную сторону улицы. – Кто этот человек? Тот, что читает газету. Я раньше его не видел. Знаешь его?

– Предполагаю, из министерства полиции. Их отличительные черты – высокомерие и некомпетентность. Мы у него как на ладони, кстати, интересую его, скорее всего, я.

– Почему ты?

Селеста понимала, что он может знать, как все обстоит на самом деле, потому сказала правду.

– Несколько дней назад я пыталась помочь одной семье, у них прочные связи с Англией, но у меня не вышло.

«Париж уже сгорбился от страха, а неизвестно, когда эта война закончится», – подумал Шейборн.

– И в связи с этим ты под подозрением?

– Любой неверный шаг может стать для тебя здесь последним. Веры больше нет.

– Веры?

– Все говорят, что Наполеон победит, но никто больше в это не верит. По моим предположениям, его империя начнет уменьшаться к концу следующего года. Ты ведь слышал, он уверен, что возьмет Москву?

Он улыбнулся в ответ и кивнул.

– Поехали со мной в Испанию. Можем отправиться прямо сегодня вечером.

– Я больше не та Селеста Фурнье, которую ты знал, майор. И мне будет безопаснее одной.

– О какой безопасности ты говоришь? За тобой следят и скоро схватят и объявят шпионом.

– В этой жизни есть вещи похуже смерти.

– А какой будет эта смерть, если они узнают, что ты предупредила меня, а потом еще позволила уйти? Тебе не придется рассчитывать на снисхождение.

– Я и не думала.

Он коснулся рукой ее шеи.

– Твое сердце бьется слишком сильно для того, чтобы я поверил в твое равнодушие. Однако увлечение твоего отца театром сказалось и на тебе, помогает добавить образу естественности. Уверен, многие тебе верили.

– Мы с тобой разные люди, майор Шейборн. Я и прежде не была человеком высокой морали; узнав подробности, ты был бы разочарован. Если хочешь, чтобы я помогла тебе уехать из города, жди завтра в пять утра под аркой в Лез Аль. Да, и никаких вещей. Это твоя единственная, последняя возможность. Если не придешь, больше мы не увидимся. Bonne chance.

Саммерли вспыхнул от злости, открыл было рот ответить, но Селеста уже исчезла. Как дымок от свечи. Вот она перед ним, а в следующую секунду уже нет. Размышляя, как ей это удалось, он огляделся и отметил, что на улице стало больше прохожих. Скорее всего, она ждала этого момента, чтобы нырнуть в толпу. Он внимательно оглядел улицу.

Вон она, в сотне ярдов, сворачивает в переулок, прячась за тележкой торговца рыбой. Шейборн не стал задерживать на ней взгляд, ведь в эту минуту за ним могут наблюдать, не стоит забывать об осторожности. Конечно, это несущественно, но все же.

Раньше Селеста казалась ему выше и уж точно не была такой худой. На ее левом запястье он заметил тонкие шрамы. Интересно, откуда они?

Саммерли растревожил ей душу, теперь она долго не придет в себя. С тех пор как умер отец, никто не говорил с ней так откровенно. Внезапно возникло острое, почти непреодолимое желание вернуться в Англию.

Туда, где спокойно и безопасно. В тихое и красивое убежище.

Селеста покачала головой, отвергая свои мысли, и резко повернулась, заметив скользнувшую в сторону тень – верный признак того, что кто-то следовал за ней и спрятался.

Через секунду стало ясно, что людей двое. Гай Бернар и Пьер Алан с обеих сторон взяли ее под руки, кто-то стянул черный парик, бросил и растоптал в пыли.

– Бенет узнал, какую роль ты сыграла в деле Дюбуа, и послал нас предупредить тебя и дать совет. – В голосе Гая чувствовалось с трудом скрываемое раздражение. Кулак его врезался ей в живот так неожиданно, что она согнулась пополам. Губы стали жадно хватать воздух, но он не желал поступать в легкие. – Ты немедленно должна оставить все дела, связанные с личными интересами. Если еще раз будешь замечена в контакте с англичанином, это будет рассматриваться как измена, и предприняты соответствующие меры. Твой случай станет примером другим, пусть знают, что в такие тяжелые времена преданность должна быть полной и несомненной. Смирение и подчинение – вот что главное. В противном случае даже лучший из нас может испытать на себе всю силу наказания Франции.

В следующую секунду кулак врезался ей в лицо, прямо в передние зубы. В глазах вспыхнули искры. Земля стала быстро приближаться, по подбородку текла теплая кровь и капала на грубую ткань брюк.

– Бенет хочет быть уверен, что ты осознаешь всю серьезность положения. Если такое повторится, ты умрешь. Тебе ясно? Больше милосердия не жди.

Алан уже достал нож. Лезвие сверкнуло и врезалось ей в руку между большим и указательным пальцами.

– Поняла? – грозно произнес он прямо над ее ухом.

– Да, – выдохнула Селеста, чувствуя, как тело охватывает леденящий ужас. Еще несколько таких ударов – и она не сможет добраться до дома. Страх уничтожил прежнюю браваду.

– Смотри на меня, – прорычал над ее головой Гай.

Знакомые интонации подсказывали, что надо готовиться к худшему. Мысль укрепилась, когда он сжал ее горло, жадно поцеловал в губы и прижал свободную руку к левой груди. Из прошлого навалился ужас пережитого. Он появился темный, словно призрак, надвигался и заползал под кожу. Мир почернел по краям картинки, и Селеста стала заваливаться на сторону. Кровь потекла по щеке на камни, когда ноги подкосились, не желая больше ее слушаться.

* * *

Очнувшись, она поняла, что одежда все еще на ней, а значит, он не сделал того, что пугало ее больше всего. Осознание подарило временное облегчение. Она перевернулась на бок, едва не потеряв сознание от боли в теле. Содержимое желудка оставило брызги на одежде и камнях вокруг. Из носа текло что-то липкое, рука почти не двигалась, один из передних зубов шатался.

Что ж, она легко отделалась. Удача не отвернулась. От боли в груди кружилась голова. Селеста с трудом смогла застегнуть пуговицы на рубашке. Гай сжал грудь с такой силой, что у соска остались красные следы и по кругу вмятины от пальцев. К счастью, все кости целы. Со временем все проходит, кроме ран в душе. Бенет знал свое дело, а Гай был его преданным и исполнительным слугой. Если бы не желание помочь Шейборну, она бы сдалась, страх взял бы верх и лишил возможности не только действовать, но и помышлять об этом.

Они найдут ее везде и в следующий раз не оставят в живых. Возможно, они позволили себе даже больше, чем требовал Бенет, судя по блеску похоти в глазах Гая. Будь он один, без Пьера Алана, едва ли стал себя сдерживать. Селеста была уверена, что не стал бы.

Дороги их пересеклись, и это стало для нее предупреждением. Игра мужчин против женщины. Ее спасло то, что никому из них не известна правда о ее личной заинтересованности в деле майора.

Селеста села, взяла в руку кепку и надела на голову, чтобы скрыть от проходящих мимо свое лицо. Сейчас она не сможет сделать и шага, лучше не пытаться. Со стороны она, возможно, будет похожа на пьяного юношу, не рассчитавшего с выпивкой, – обычное дело для мальчишки из низов, не получившего воспитания, глупого и лишенного последней надежды в жизни.

«Дыши глубже», – велела она себе и начала понемногу хватать ртом воздух.

Тугая боль ослабла, она перестала сжимать зубы и выплюнула кусочек мягкой плоти.

– Папа, – прошептала Селеста, радуясь тому, что способна говорить, и одновременно ненавидя за то, сколько мольбы в каждом звуке ее голоса. От стекающих по лицу слез защипало рану на щеке.

Глава 2

Шейборн долго не двигался с места после ухода Селесты, ожидая, когда значительный отрезок времени окончательно отделит их друг от друга. Ради безопасности обоих действия должны быть выверенными и хорошо продуманными. Да, и необходимо предупредить Макферсона. Работа их почти закончена, однако он еще не выполнил то, что надеялся успеть за время пребывания в Париже. Через Макферсона он передал Уэлсли немало важной и нужной информации, она будет полезна политикам и военным стратегам. Возникшие проблемы могли помешать достойному завершению операции.

Наполеон со своей Великой армией сейчас с России, и генерал Уэлсли двинулся на восток, на Францию, с целью догнать остатки французского войска под командованием генерала Сульта.

Шейборн решил, что надо ехать на север Испании. Неприятно лишь то, что придется остаться в этом мундире. Все недели во Франции он носил его, как и обещал, а данное слово он никогда не нарушал, тем более оставаясь в военной форме.

Однако была еще одна проблема – Селеста Фурнье. Если она его нашла, значит, могут и другие. Кроме того, ее предложение было более чем соблазнительным. Саммерли хотел выяснить, почему она так внезапно покинула Суссекс, почему не нашла его позже и почему скатилась до теперешнего положения, как оказалась в мире жертв, предательства, ухищрений и ловушек.

Шейборн вышел через ресторан на улицу позади него и пошел переулками к Монмартру.

Квартира Макферсона была на полпути к улице Абес. К счастью, ювелир был дома – вставлял в золотое кольцо крупный бриллиант.

– О нас известно организации тайной полиции и военному министерству. Собирайтесь и немедленно уезжайте.

Серые брови поползли вверх.

– Каннингем говорил то же самое при нашей последней встрече. Его предупредил Белый голубь.

– Белый голубь?

– Женщина, которая иногда передает нам предупреждения. У нее столько имен, что я и не вспомню настоящее. По слухам, ее отца шесть лет назад убили англичане.

– А где была она сама, когда это случилось?

– Здесь, в Париже. Еще одна потерянная душа в этой огромной империи.

Шейборну стало не по себе. Неужели он говорит о Селесте? Она была рядом с отцом, когда его убили? Видела все собственными глазами?

– На кого она сейчас работает?

– На всех и ни на кого. Я хорошо плачу ей за то, что она помогает Британии на пути достижения благих целей и успеха. Впрочем, иногда она сообщает ложные сведения, так что не могу с уверенностью сказать, что она на нашей стороне. Осмелюсь предположить, она работает на одну из групп тайной службы, что возглавляют не вполне чистоплотные, но занимающие значительное положение люди Наполеона. Как и всем нам, этой женщине нужны средства для существования.

Бог мой, все, что он знал о Селесте, перевернулось с ног на голову. Теперь это была порочная, импульсивная, надменная женщина, по-прежнему красивая, похожая на свою мать, но более эффектная. Зачем она приходила к нему, подвергая себя риску? Он что-то упускает, отчего головоломка не складывается.

Одежда, которую она теперь носила, вызывала еще большее удивление, ведь Август Фурнье был богат, некогда наряды его дочери были предметом обсуждений во всем графстве. С таким состоянием Селеста должна была вести светский образ жизни, могла выйти замуж, за кого пожелает, и не знать бед. И все же по какой-то причине она поступила иначе.

Однако Макферсон не закончил, после минутной паузы он продолжил:

– Дело в том, что эта женщина наделена качествами, которые сразу не разглядеть. У нее добрая душа. Прошлой зимой, когда я болел, она неожиданно принесла мне лекарство, а на днях пыталась спасти семью, которая случайно оказалась на переднем плане в политических играх.

Теперь Шейборн был уверен, что речь о Селесте, она упоминала тот же случай.

– И как?

– Она предупредила их об опасности. К ним пришли, когда они уже были готовы уехать.

– В чем была их вина?

– Муж убил человека, оскорбившего его жену. Вы понимаете, понятия о чести сейчас изменились, большинство парижан запутались в нитях правительственных интриг. При всех свободах, объявленных Наполеоном, инакомыслящих преследуют.

– Каким был этот Феликс Дюбуа?

– Ах, вы слышали об этом? У Белого голубя свои понятия о чести, но если уж я знаю о ее причастности, то наверняка и остальные. В доме Дюбуа были найдены документы, свидетельствующие об их помощи британцам. Поговаривают, что их передала именно эта загадочная женщина. Ей надо проявить осторожность, иначе во всем обвинят ее. Если она еще жива.

Шейборн молил Бога, чтобы посыльный пекаря добрался до дома в целости и сохранности.

– У меня есть сведения, что меня разоблачили, ваше имя тоже упоминалось. Не играйте с судьбой, Джеймс, уезжайте в Англию, Каннингем так и сделал. Могу предложить вам уехать завтра.

Пожилой мужчина лишь покачал головой.

– Ради чего? В Шотландии для меня больше нет места, я так долго живу во Франции, что она стала мне домом.

– Это уже не тот дом, что прежде, здесь все изменилось. Страна в сложном положении, Наполеону через несколько лет будет еще хуже. Ваше имя наверняка занесут в список тех, кого надо допросить в первую очередь…

– Я с самого начала знал, что меня ждет в конце, но это ничего не меняло ни тогда, ни теперь, Шейборн.

– Вы поверили басням Наполеона?

– Нет, разумеется. То, во что я верил, давно умерло. Мне осталось лишь молиться о милости Бога к душам людей, павших на этом пути, как и к тем, кто взывает к мести, кто верит в правду и справедливость.

– Это будет не ваша битва, Джеймс, она слишком опасна.

Глухие стуки внизу заставили обоих подняться и одновременно направиться к дальней стене комнаты. Они готовились к этому, ждали много недель, с того дня, как Наполеон покинул Париж, оставив за собой хаос и неразбериху во всех сферах. Несмотря на множество фракций, жаждущих власти, страна находилась в вакууме.

– Вы первый. – Мужчина попытался возражать, но Шейборн подтолкнул его к открывшемуся в стене ходу и опустил небольшую платформу, закрепленную на толстых веревках. Подождав, пока послышится звук удара дерева о камень, подтверждающий, что доска скатилась вниз, он закрыл ход и повернулся к нему спиной. Скрип лестницы и топот шагов внизу подсказывал, что враг уже близко.

Оглядевшись, он взял табурет и развернул его, закрываясь, будто щитом, сжав в другой руке толстый кусок каната.

Вошедшие были не в форме, значит, военные не имеют к этому отношения, но по их виду нельзя было определить принадлежность к какой-то организации. Все еще можно было исправить, получи он возможность произнести хоть слово, но выстрел раздался мгновенно, и в правом бедре взорвалась боль. Тело охватил холод, перед глазами все поплыло. Последней мыслью была догадка, что пуля задела артерию или кость, потому что он больше не чувствовал ногу. Его одолела невыносимой силы тяжесть, и мир померк.

Шейборн очнулся в темном помещении, привязанный к стулу. И крепко привязанный. Перед ним сидели двое мужчин. Один только что вылил ему на голову ведро холодной воды, что и привело его в сознание.

– Кто ты?

– Капитан Джон Бартон, пехотный полк, один из тех, кого послал президент Мэдисон.

– Ложь. Ты майор Саммерли Шейборн из Одиннадцатой бригады и служишь генералу Уэлсли, ты два года шпионил для него в Испании.

– Не понимаю, о чем вы.

– Не понимаешь, майор?

Перед глазами замелькали люди, потом перед ним появилось лицо одного из солдат, конвоировавших его в Испании после захвата французами в северо-западной провинции.

– Волосы этого англичанина темнее, сэр, но манеры не изменились. Это он, я уверен.

– Благодарю за службу. Свободен.

Затем последовал удар в челюсть, усиленный вспышкой ярости, странный звук в голове и опять боль. Возможно, сместилась кость. Шейборн тряхнул головой, чтобы вернуть себе ясность видения. Второй удар был мягче и нанесен в нижнюю часть спины сзади, третий пришелся на поврежденную ногу. Пытка – вещь простая, но эффективная.

– Признавайся, что ты майор Шейборн, и мы оставим тебя в покое.

«До повешения», – подумал Саммерли. Хотя, возможно, ему просто воткнут нож в горло.

Судя по земляному полу, они находятся в подвале, такой пол быстро впитает кровь и уничтожит все следы.

– Кто… вы? – с трудом выговорил Шейборн.

Ему никто не ответил. Это не люди Савари, те бы не упустили возможность козырнуть положением, учитывая наблюдавшийся перевес сил во власти. Скорее всего, они не из военного министерства. Такое отношение к человеку в форме – не их почерк. На него вышла тайная служба Наполеона, о которой говорил Джеймс Макферсон? Конечно, он слышал о них, но немного, поскольку они были засекречены даже для самой разведки. Что ж, надо попробовать включиться в их игру.

– Наполеон до наступления зимы войдет в Россию, для него это сейчас в приоритете. Ситуация в стране позволит англичанам вернуть Испанию.

Ответом был еще один удар, теперь в ухо. Слух резко ухудшился: лопнула барабанная перепонка.

– Жозеф Бонапарт и его маршалы будут выброшены из Мадрида, а за победами Наполеона одно за другим будут следовать поражения.

Еще удар. Во рту появился вкус крови. Если так пойдет дальше, он умрет раньше, чем его планируют убить. И все же Шейборн продолжал говорить:

– Уэлсли погонит Сульта туда, где ему место, потом Британия войдет во Францию, их никто не остановит, потому что во французской армии нет никакого порядка. Это будет триумфальный путь на Париж, к победе.

Их ярость нарастала с каждой секундой. Он понимал, что приказ Мармона убить его, отданный много недель назад в Испании, все еще в силе, тем более здесь.

Он посвятил всю жизнь службе Англии, и умрет за свою страну. Удивительно, но он испытывает спокойствие и даже некоторую отстраненность, будто все происходит не с ним. Возможно, он уже где-то между жизнью и смертью, он слышал об этом чувстве от солдат на полях сражений в Европе.

Дверь отворилась так резко, что он вздрогнул и повернулся. В горло хлынула кровь, смешанная со слизью. Потрясло его то, что в помещение вошла Селеста Фурнье. На ней был наряд потаскухи, красные волосы – цвета крови, огня и предательства – волнами опускались до талии. Разбитая и опухшая губа, на руке повязка.

– Бенет велел мне прийти и опознать его. – Она повернулась к нему, в глазах при этом не было ни сострадания к увечьям, ни намека на то, что она его знала. Только прежняя настороженность, смешанная теперь со злобой.

«Нет, они вовсе не за тех, которые носят синие мундиры», – подумал Шейборн. Эта группа похожа на серо-стальную с пурпурными бликами грозовую тучу над горами.

Он краем глаза оглядел Селесту, отметил впалые щеки и рот, который странным образом оставался соблазнительным. Когда она говорила, на зубах виднелась кровь. Он напрягся и отвел взгляд.

– Знаешь этого английского ублюдка? – Вперед вышел самый высокий из мужчин.

– Видела однажды, но очень давно. Это точно он. Я его хорошо помню.

Она оглядела его с головы до ног, остановившись на мгновение на ране на бедре. Шейборн хорошо мог читать по лицам людей и сейчас видел лишь отвращение.

– Уверена? Готова жизнью поклясться, Брижит?

Она шагнула ближе и наклонилась вперед.

– Мармон приказал убить его. А Бенету нужна информация. В любом случае Шейборн не выйдет отсюда живым. От тебя зависит, как много он расскажет, Гай. Я бы взяла для убедительности нож. Прошлась бы им здесь. – Она похотливо рассмеялась и указала на промежность. – Даже герои наделены тщеславием, как я полагаю.

Она кокетливо прильнула к стоявшему рядом мужчине. Лиф ее платья скорее подчеркивал достоинства, нежели скрывал их; чтобы выглядеть распутной, ей не надо было прикладывать никаких усилий. Шейборн уловил в ее манере стремление угодить, раболепие, оно отчетливо ощущалось под выставляемой напоказ похотью. Перед ним была обычная проститутка, готовая удовлетворить клиента в ближайшем к Лез Аль переулке. До него доносился аромат духов, его никак нельзя было назвать дорогим и тонким. За ним следовал удушливый запах пота.

– Может, я смогу его разговорить, Гай? Оставишь нас на несколько минут? Пусть это будет мне наказанием за глупость.

Шейборн поморщился, услышав приглушенный смех ее кавалера. Рука его скользнула за край лифа и сжала грудь.

– Приятно видеть, что ты пришла в себя, ma chérie. Следовало чаще тебя поколачивать все годы совместной жизни, раз это то, что нужно. Ты всегда быстро училась.

Он наклонился и схватил губами ее сосок, а Селеста запустила пальцы в его волосы, будто намеревалась продолжить ласки.

Глаза Шейборна налились кровью.

Внезапно мужчина стал заваливаться на бок. Метнувшись в сторону, Селеста вонзила нож в другого. Еще через пять секунд связывавшие Саммерли веревки были перерезаны.

– Можешь встать?

Он кивнул, ведь иного пути нет. Если он не сможет, они оба умрут. Его внесли в подвал без сознания, и он не представлял, что увидит за дверью.

– Тогда за мной. Времени нет.

Она направилась в противоположную от двери сторону, указала на отверстие в стене и велела пролезать первым.

– Дальше коридор повернет налево, в ста ярдах будет лестница на улицу. Жди меня в церкви Святой Евгении на рю де Ришер. На гвозде у входа найдешь коричневый плащ. Постарайся не привлекать внимания. Если через двадцать минут меня не будет, уезжай из города, лучше на восток. Они уверены, что ты направишься в Испанию, и перекроют все дороги. И не появляйся у Джеймса Макферсона, он уже уехал.

– А ты? Как ты выберешься?

Она потянула за ремешок шнуровки на лифе и улыбнулась.