Текст книги "Тупик доброй надежды (СИ)"
Автор книги: София Бронштейн
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Бронштейн София
Тупик доброй надежды
ИЗРАИЛЬ. НЕТАНИЯ
2012
СОФИЯ БРОНШТЕЙН
ТУПИК ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
СТИХИ
Редактор – Сима Левина
Компьютерная верстка и дизайн -
Галина Айзендорф, Аркадий Бронштейн
Фото – Геннадий Сонин
Издательство "ОЧАГ"
No СОФИЯ БРОНШТЕЙН, 2012
На первой странице обложки графика
художника Рамиза Нетовкина
из серии «Евпаторийский дневник»
15 лет в Израиле. До того – филфак ЛГПИ им. Герцена и преподавание русского языка и литературы.
Стихи – всю жизнь: читаю и пишу.
Любимое место на Земле – Крым. Ностальгия – основная тема и подтекст всех моих стихов.
Комфортнее всего чувствую себя в пространстве русского языка и литературы.
Посещаю лит. объединение «ПОЛЕТ» в Нетании. В Израиле вышло четыре сборника стихов.
София Бронштейн
Ты, наверное, помнишь, как в юные вешние дни
Мы с то бою уверены были, что любовь – это главное,
Снаряжали в дорогу боевые фрегаты свои
Для счастливого и неодиночного плавания.
Кто из нас капитан был, кто ю нга, не вспомнить теперь,
Мы у мачты спиною к спине отражали напасти
И ногой открывали любую закрытую дверь,
Потому что влекла нас заветная цель –
Бухта Доброй Надежды и Абсолютного Счастья.
Но приливы, отливы несчетно сменялись с тех пор,
Мы уже не такие лихие, как прежде,
Промахнув Гибралтар, Дарданеллы, Босфор,
За кор мою оставили бухту Веры, Любви и Надежды.
Покоряли года и пространства, как альпинисты – заснеженный пик,
И года пок оряли нас, и просторы сужались до метров квадратных,
И надежды, п усть самые добрые, заводили нас часто в тупик,
Лишь фотограф ии в паспорте не постарели, как мы, безвозвратно.
АЗЫ И ОСНОВЫ
Триптих взросления
Посыл
Ступай, ступай – по вытертым ступеням,
По вафельной брусчатке мостовой,
Немелодичным отзовутся пеньем
Дверные петли за твоей спиной.
Не оглянись на скрип дверей от рая,
На фимиама ароматный дым,
Ведь чашечки коленные до края
Налиты нетерпеньем молодым.
Дрожит от напряжения дорожка,
Очнувшись от своих недвижных снов,
И черная беременная кошка
Взирает, словно вечность, из кустов.
Ступай, ступай. Твоей судьбы узоры
Еще не прорисованы вполне,
И занавесок белые подзоры
Колышутся на кухонном окне.
Оглядка
Там красный чайник с крышкою в горошек,
Как гейзер, закипает на огне,
Там дворничиха Люська кормит кошек
И, обнаружив истину в вине,
Лениво и устало матерится,
И точно знает, что совсем не птицы
(Тоже гады еще те, я тебе скажу)
Ночами пишуткраской на стене
Слова, что просто неприличны детям,
Но эти паразиты ей ответят -
Поставят ей бутылку или две,
Чтоб знали, что порядок есть на свете,
По крайней мере, в люськином дворе!
Там на столе столетник толстомясый,
И этажерка с книгами в углу,
На стенке фото выпускного класса,
И домотканый коврик на полу.
Безоглядность
Ступай, рывком обрезав пуповину,
Ступай, ступай, куда глаза глядят,
Радикулитом крыше ломит спину,
Балясины артритные скрипят.
Ступай. Сюда вернешься ты не скоро,
Дом не предаст, дряхлея, будет ждать
За лиственным неспешным разговором,
Оставив красный чайник остывать.
Моей маме
Когда еще, помнишь, деревья были большими,
Трава зеленее, а запахи моря – острее,
И яблоки были вкуснее, мороженое – холоднее,
Тогда безогляднее мы и стремительней жили.
Подрастали у нас во дворе молодые деревья,
Из сандаликов детских своих вырастали мы сами,
И мальчишки, бесстрашные, словно герои Жюль Верна,
В наших девичьих снах плылипод алыми парусами...
И с балконов пятиэтажки, выходящих во двор,
Молодые красивые мамы нас звали домой вечерами.
Боже, сколько домов и квартир мы сменили с тех пор,
Все куда-томчались под всеми парами...
Сколько раз после детства деревья линяли листвой,
Но одно исцеляет, как от простуды смородина:
Вот стемнеет совсем, и тогда позовет меня мама домой,
Потому что лишь мамино сердце -мой дом и неизменная родина...
***
Как нынче небеса бездонны
Над непокрытой головой.
Сегодня папа выходной,
Прекрасна мама, как Мадонна,
Они идут гулять со мной.
У мамы туфли на танкетке,
У мамы платье на кокетке
И шляпка модная вполне.
Горят платановые ветки
В октябрьском медленном огне.
Какое небо голубое!
И папа так хорош собою -
Герой провинциальных грез:
На кителе наофицерском
И с шиком истинно одесским
Сияют нестерпимым блеском
Созвездья лейтенантских звезд.
А на бульваре тьма народа:
Грядет воскресная свобода,
Ее и празднует народ.
И газированную воду
"Ситро", "Дюшес" или "Крем-Соду"
Грек-газировщик продает.
И искуситель-карусельщик,
Мечты подельник и поддельщик,
Табунщик сказочных коней
Запустит карусель по кругу
И разноцветных юбок вьюгу
По кругу пустит вместе с ней.
За три копейки, три копейки
Он предлагает целый рай:
Сидеть не надо на скамейке -
Купи билетик и взлетай.
Жирафы, кони и олени,
И санок-розвальней разлет...
Дрожит душа, дрожат колени,
А резвый конь летит вперед.
Щебечут школьницы, как птицы,
И лист с повадками лисицы
В аллее ластится к земле.
У круглолицей продавщицы
Нам папа купит "Крем-брюле".
Мы сядем отдохнуть в беседке,
Гдевиденпляж и корабли
В осенней дымчатой дали,
А позади – фонтан с подсветкой.
Сухие лозы винограда
Там оцепили балюстраду.
И до весны готовы спать.
Весною мы придем опять,
Лоза проснется – будет рада.
А солнце позднее гуляет
В последней бархатной поре,
И папа с мамой вспоминают,
Как поженились в январе,
И как мальчишки во дворе
Кричали: "Тили-тили-тесто",
Какв коммунальной конуре
Им было весело и тесно...
А у меня пока нет прошлого,
Но будущее так светло
И столько впереди хорошего,
Мне просто очень повезло.
Октябрь в ампирной позолоте,
Безумство красок на излете,
Жаль, чтопейзаж не удержать
Без пошлой и помпезной рамы...
В народе говорится прямо:
"Зимою хорошо рожать",
А я в животике у мамы,
Меня уже недолго ждать.
Прогулки в субботу
Ошапочен и ошарфован,
Одет, обут и зашнурован,
И завтраком нафарширован,
Как будто яблоками гусь.
Во мне тарелка каши манной,
Ватрушка с сыром и сметаной,
С утра состряпанная мамой,
И чай с конфетой в горле прямо -
Я расплескать его боюсь.
У папы серый плащ немаркий,
Мы прогуляемся по парку,
В "Филателии" купим марки -
Мы собираем "про зверей".
Пойдем домой по переулку,
Где купим "городскую" булку,
И этим завершив прогулку,
Домой отправимся скорей.
И папа, взяв меня за руку,
Мне преподаст любви науку,
Он скажет весело: "А ну-ка,
Мы купим мамочке цветы".
Возьмем мимозы первой ветки
Цыплячьейрадостной расцветки,
Ее мохнатые монетки
Добавят дому красоты.
Мороз покусывает ноги.
Нас мама встретит на пороге,
В пушок мимозы-недотроги
Лицо счастливо окунет,
Пыльца позолотит улыбку.
В окне морозном солнце зыбко,
И фаршированную рыбку,
Которая сосет оливку,
На блюде мама подает.
***
У каждого лета свои амулеты,
У каждого берега свой оберег,
Мы бросили в море на счастье монету,
Как будто решились на дерзкий побег -
Такая примета.
У пляжных подружек
Бикини в цветочек,
И россыпь веснушек,
Как множество точек,
И пестрый платочек.
Рыбачья фелюга
Нас в море качала,
И штиль, как зверюга,
Дремал у причала,
Вздымаясь упруго.
И в парке культуры две наши фигуры
Застыли когда-то на фоне заката,
Как в дальней аллее из гипса скульптуры
Без горнов и флагов – простые ребята.
Да, видно, монетка была мелковата,
Не приняло море за счастье оплату.
У лета ловушки свои и уловки,
А счастье бесплатно, как сыр в мышеловке.
Июль шелковичный
На узких полудённых улицах
Царит сонливость и покой,
Жара – заложница и узница -
Лежит в пыли на мостовой.
Лишь в старом замощенном дворике,
Где все знакомы уголки,
Шелковица с корою горькою,
Побеленная от руки,
И в полдень полумрак хранит,
А ствол от старости скрипит,
И ветви мучает артрит,
Они грубы и узловаты,
Как будто вечность узелки
На память сделала когда-то,
Но ягоды еще сладки.
Шелковица такая спелая,
Что осыпается, как град,
И черно-сизая, и белая -
Пригоршни маленьких петард
Взрываются в траве беззвучно
И порциями, и поштучно.
В цвет шелковичный губы крашены,
И никому не рассказать,
Как под шелковицею нашею
Меня ты будешь целовать.
Но юность, как июль, кончается,
Иная сласть у губ твоих,
Так вкус наливки отличается
От вкуса ягод наливных.
Ничья жена, ничья любовница,
Июльской памятью живу,
Как перезрелая шелковица,
Готовая упасть в траву.
Прощай, июль, ты в прошлом вроде бы,
Но в пыль, уткнувшись головой,
В моем провинциальном городе
Лежит жара на мостовой.
***
Герману Донхину
Мы росли во дворе, где, играя, учились жить.
Только в этой поре мы умели жить, как играть.
Главным принципом было:
Не трусить, не врать, лежачихне бить
И своих не сдавать.
Наши мальчики стали чужими мужьями,
Обрели солидность и брюшка излишек,
Наши девочки сыновей нарожали
И назвали их именами соседских мальчишек.
И бросала нас жизнь, и ломала, да не сломала,
Нашим детям в разных дворах и странах доводилось играть,
В своем старом дворе мы бываем нечасто и мало,
Но мы помним: лежачихне бить и своих не сдавать.
Что за странную моду, ребята, мы со временем взяли:
Все бежим, все торопимся – где тут играть и гулять.
Врать не буду, что все мы навеки остались друзьями,
Просто память о детстве пожизненно с нами.
Пацаны, выходите во двор хоть на велике погонять!
Самохарактеристика
Это мы – одинаковые и разные,
Человеко– и зверообразные,
Травоядные, хищники, вегетарианцы,
Благородные рыцари и отпетые мерзавцы,
Писатели и читатели,
Гении и злодеи,
Святые и грешные,
Несчастные, счастливые,
Везунчики, неудачники,
Простые и сложные -
Кому мы нужны такие?
Это ты – отдельно стоящая особь,
Словно ветка сакуры, привитая на кактус,
Ты – отвратительный, обаятельный,
Омерзительный, притягательный,
Ты – принц трущоб
Или бомж королевской крови,
В горностаевой мантии, в рубище,
Обожаемый мной, но не любящий
Ни меня, ни себя, никого -
Ты не мой, ты чужой, ты единственный,
Но мне нужен именно ты.
Это я.
Я – унесенная ветром,
Я – парящая в облаках,
Я – бегущая по волнам.
Я – поющая в терновнике
О тебе. Без тебя. Для тебя...
Тебе это надо?..
ОАЗИСЫ
***
Уныл пейзаж сухой пустыни,
Где каждый стебелек зачах,
И лишь верблюды цвета дыни
Со скорбью мировой в очах
Бредут по дюнам и барханам
Без цели, так, куда-нибудь.
Тысячелетним караванам
Лишь Бог указывает путь.
И из никуда и в ниоткуда
Плетутся древние верблюды,
Прикрыв печальные глаза,
И дремлет старый караванщик,
Бесстыжий жулик и обманщик,
Прохвост и проходимец жуткий,
А серебро и бирюза
Звенят, звенят в его хурджунах.
Негромко шлепают копыта,
Бредет усталый караван -
Не то он блажь, не то мираж,
Не то туман, не то обман,
И тайна времени сокрыта
Там, где кончается пейзаж,
Непостижимый от бездушья.
Пленер реальности лишен,
Как будто бы вселенской сушью
До дна времен опустошен.
Лишь изредка мелькнет тушканчик,
И будто тень, скользнет гюрза,
И вечно дремлет караванщик,
Стареет в кольцах бирюза...
Вот так в ночных кошмарных снах
Мне виделся конец Вселенной -
Пейзажем в выжженных тонах
И с чахлой пальмой непременной.
***
Асе Хорошко
Я приближаюсь, голову накрыв
Простым платком из тонкой ткани белой,
Чтобы коснуться пальцами несмело
Чужих молитв, в веках окаменелых,
Смиряя сердца горестный порыв.
Прижав ладонь к высокой старине,
Молю о том, о чем не раз просила.
"Бороться и искать" – удел для сильных,
Для остальных – записочки в стене:
У всякой веры есть своя Бастилия.
Уверую, как в сбывшиеся сны,
Что Божьей волей будет все в порядке,
Дойдут мольбы из каменной закладки
И сбудутся. А с нас и взятки гладки.
Я, пятясь, отступаю от стены...
Пикник на траве
Позавтракаем на траве
Чем Бог послал: паштет из дичи,
Вино и сыр – под щебет птичий
Насытят нас с тобой вполне.
И свежая пока листва
Укроет нас своею сенью.
Истомлены беспечной ленью
Мы позабудем все слова,
Лишь с губ твоих сорвется стон -
Последний звук в тиши полудня,
Смешав и праздники и будни,
Накроет нас блаженный сон.
Забыть заботы злобы дня.
Мы два мазка картины мира,
Где жизнь намечена пунктиром,
Свои реалии тая.
И даже легкий ветерок
Со скатерти не сдует крошек,
И будет пир для птиц и кошек,
Что рады наедаться впрок.
И время, как вода Луары,
Течет сквозь нас и мимо нас.
Мы спим. И наступает час
Моне, Сезанна, Ренуара...
Перелетное
Улетают птицы в теплый край,
Мы туда отправились зачем?
Нам на что он сдался, этот рай,
Подогретый пламенем свечей?
Что мы здесь искали от добра,
Обретя свой малый уголок,
Где за сорок градусов жара,
Точно водка, валит в полдень с ног.
Все мы зимородки, зимолюбы
Здесь, в земле бесснежья и песка,
И оставленные дома шубы
Больше не нужны наверняка.
Помнится, беспечные, как птицы,
Мы с насиженных поднялись мест,
Чтоб однажды стаей приземлиться
В том краю, где лишь жара окрест.
Все бы хорошо и все бы ладно,
Только позабыть не можем мы
То, как было счастье безоглядно
На метельных праздниках зимы.
Задолго до...
По палым листьям пятипалым
Скользит скупая тень ветвей,
Пруд крупным дымчатым опалом
Застыл в оправе из камней.
На мшистых валунах прибрежных,
Где летом млеют по утрам
Фигурки изумрудно-нежных
Веселых ящериц агам,
Таится в трещинах предснежность.
Послы последних вспышек летних -
Цветные звезды поздних астр,
Прощая журавлей последних,
Роняют лепестки в запас,
Который никому не нужен
И будет уничтожен стужей -
Цветов осенних краток час.
Уже и утренник в ознобе,
И в ход идут запасы дров,
Безумствует ночная злоба
Предзимних пробных холодов.
Давно пора, на самом деле,
Готовить зимние постели,
Где о весне приснятся сны,
И мы начнем считать недели
До наступления весны.
Черника
Свете и Жене Ивановым в память о давнем
большом чувашском черничном походе.
Пойдем с тобой по ягоды,
По ягоды, по ягоды,
Пойдем вдвоем – лишь я да ты,
Датыда я, да я да ты.
Невинные дурачества
Позволены для радости:
Заблудимся да спрячемся
В непроходимых зарослях.
Под щебетанье птичье мы,
Отчаянные, смелые,
Падем в кусты черничные,
Где ягоды поспелые.
Поймем мы, словно из воды
Восстав уже на выдохе,
Что из любви, как из беды,
Нет выхода, нет выхода.
И ты меня не спрашивай,
Мы сильные ли, слабые,
Черничным соком крашены,
Такие губы сладкие.
И пойманы с поличным мы,
Как сосунки незрячие,
Любовь у нас черничная,
Июльская, горячая.
Потом, когда обуглятся
Леса, пока тенистые,
И заметут по улицам
Снега походкой лисьею,
До лета будет жизнь еще,
Но словно тайну личную
Мы сбережем сокровище,
Пахучее, черничное.
***
Благословен ты, богоданный брег,
Пристанище поспешного движенья,
Где время останавливает бег,
Где вечны небо, море, наслажденье
И рыбы в голубой прохладерек.
Где ночь порочнапо своей натуре.
Но непорочен после страсти сон,
Где принадлежность к парковой скульптуре
Застенчиво скрывает Аполлон,
И пальмы не колышутся под ветром,
И лавра лист, как Палех, лаком крыт,
Где на моих шести квадратных метрах
Неистребим курортный колорит:
Хозяйской раскладушки жестко ложе,
Немилосерден ржавый скрип пружин,
И на моейпозолоченной коже
Предательская тень других мужчин.
Здесь трехнедельный отпускной покой
Разрушил нашей страсти ураган,
Здесь мы с тобой писали наш роман
Такой короткий и такой..., такой...
Плач по белой персидской сирени
Как, быть может, по Одиссею скучали сирены
Среди моря и волн, и ветров штормящих,
Так и я по сирени скучаю, по белой сирени -
По персидской сирени,махровой, пахучей, пьянящей.
И ведь прочих потерь не сильней утрата
Белокипенных гроздьев в листве зеленой,
Но так дорогоне ценимое мной когда-то,
Какалмаз-искупитель из шахской короны.
Вроде бы явления несопоставимы:
За посла алмаз – и вполне довольно,
А букет – лишь облако белого дыма,
Невесом, но память тревожит больно.
Мы на полный круг Зодиака уже постарели,
Но до слез, до горечи губ, до спазм в горле
По сирени скучаю, по белой махровой сирени,
Словно не было в жизни моей страшнеегоря.
Ангелы слезы вытрут. Господь утешит,
Время научит мудрости и смиренью,
Но когда вечер усталых всадников спешит,
Я по сирени скучаю, по белой сирени.
***
Грише Абрамову (Цви)
Как вдохновенно ирисы цветут,
Окраской и осанкой благородны,
Свое предназначенье и мечту
Исполнивв срок, означенный природой.
Двоюродные братья орхидей,
Изысканных и аристократичных,
Своим примером учат нас, людей,
Как выживать на почве непривычной.
Среди песчаных одичалых дюн,
Пронзая небо узким стеблем острым,
Восходит -нежен, бархатен и юн -
Семьи дворянской беспородный отпрыск.
И нам себяявляют неспроста,
Но истину простую утверждая:
Наш скудный мир спасает красота,
Желаем мы того, иль не желаем.
И верю, что надежды не умрут,
Пока весною нам необходимо
Увидеть вновь, как ирисы цветут,
Так вдохновенно, так непобедимо...
Изабелла
Когда б умела, я б воспела
Из всех чудес всего одно:
Вкус винограда Изабелла
И самодельное вино,
Его волшебный аромат,
И дивный вкус, и послевкусье,
И цвета плавленый гранат
В графина ограненном устье.
И восхищенный сомелье
Молчит немного виновато:
Не то, чтоб сам навеселе -
Сражен палитрою богатой.
И было счастье без предела,
И стук лозы в мое окно,
И самодельное вино
Из винограда Изабелла.
Испить егосовсем не грех,
А высшей пробы наслажденье,
В нем кровь земли и женский смех,
И солнца вечное движенье,
И наших помыслов успех,
И нашей жизни продолженье.
Но слов, увы, мне не дано,
Я подобрать их не сумела,
Чтобы воспеть тебя, вино
Из винограда Изабелла.
***
I
Расскажи мне о дожде,
О грибном, о летнем, теплом,
Что целует нежно стекла,
И со щедростью раджей
Рассыпает самоцветы
В благодарную траву.
Теплый дождик – милость лета,
Сон, что сбылся наяву.
Расскажи мне о дожде,
Об осеннем, о колючем,
Им беременные тучи
С редким солнцем во вражде.
Расскажи мне о дожде,
О весеннем, о веселом,
Что выходит на проселок
В облаках, как в парандже,
И стучит он каблучками,
Семеня по мостовой,
И прозрачными руками
Обнимает – вот шальной -
Ветви с будущей листвой.
Расскажи мне о дожде
Я давно иссох от жажды,
Но однажды, но однажды...
Ткнется нос собачий влажный
Мне в ладонь.
Ну что ж, пойдем
Погуляем под дождем,
О котором мы мечтали,
Но не верили уже...
Утоли мои печали,
Расскажи мне о дожде.
II
Благослови меня, о дождь,
Своей литой прозрачнойпрозой,
О дождь, могущественный вождь,
То милостивый к нам, то грозный.
Благослови живой водой,
Для нас единственно уместной,
Земля была твоей вдовой,
Теперь она твоя невеста.
В фате туманных облаков,
Истомлена безводным зноем,
В убранстве свадебных венков
Земля готова стать женою.
Благослови ее, о дождь,
На подвиг нового рожденья,
И жизни вечное движенье,
И ожиданье, что придешь...
Перед дождем сухой травы
Сильней и трепетнее дрожь,
Перед дождем мы все равны.
Благослови же нас, о дождь.
***
Весенних сумерек помарки
Пятнают в небе облака,
И репутация у парка
Дождем подмочена слегка.
Пока не разошелся ливень
И мы с тобой не разошлись,
Скажи еще раз о любви мне
На всю оставшуюся жизнь.
Прогуливаясь по аллеям,
Где победительна трава
И новорождена листва,
Мы кормим колбасойкота,
Чья угольная шерсть густа,
А брюшко нежное светлее.
Кота мы истово жалеем,
Его бездомность так грустна,
Особенно, когда весна,
И дождь облизывает лица
Щенячьим нежным языком,
За шиворот пролезтьстремится,
Он счастлив моросить и литься,
Под ним легко идти пешком,
Не опасаясь простудиться...
И это счастье возвращенья
В наш теплый предвечерний дом:
И предвкушенье наслажденья:
Горячий чай, пирог с вареньем,
Торшер, стихов любимых том,
И лучшее стихотворенье,
Оставленное "на потом".
А на шкафу под потолком
Уже вовсю идетвеселье:
Свое отметив новоселье,
Наш домовой – нетрезвыйгном -
Играет в карты со сверчком
И остается"дурачком".
Благословенно будь, безделье,
И дождь весенний за окном.
И этот вечер воскресенья,
И счастье быть с тобой вдвоем.
А нынче ливень ежегодный
Перенесен в чужой февраль.
Кот независимый голодный
Уходит в мартовскую даль.
Небес лазорева эмаль
И вход в чистилище свободный.
Прости, Господь, мою печаль,
Когда звучит твой рог походный.
И нас еще томит пока
Всепоглощающая жалость
К тому, что в той весне осталось -
Так отсеченная рука
Болит фантомными болями:
Зеленых клейких листьев сладость
И кучевые облака
Надвасильковыми полями...
Любовь – единственная слабость,
Переживущая века.
***
За горизонт, как за края тарелки,
Горячий блин медово истекал.
Под этой затухающей горелкой
Темнел скалы прибрежной пьедестал.
Был вкусен день чурчхелой и халвою,
И персиковым пухом нежных щек,
Несбывшейся жарой предгрозовою,
Покуда ожидаемой еще.
На диком пляже с раскаленным камнем
Мы исходили потом, как блины,
Что мы на масленицу выпекаем,
Счастливым ожиданием полны.
Язычески ненасытимы солнцем,
Мы засыпаем, солнце засыпает,
Нас ночь росою звездной засыпает,
Как ключевой водою из ведерца.
И ранней ранью в предрассветье зыбком,
Когда еще для счастья нет причины,
Кусочек солнца – золотая рыбка
К нам выплывает из морской пучины.
Бумеранг
Ну что вы все заладили:
Поехали, поехали...
В страну чудес Зеландию
Пока еще не к спеху мне.
Аборигены с козами,
Акулы, пляжи, дротики,
Отмеренная дозами
Обыденность экзотики.
Где мериносовых овец
Стада в долинах тучные,
Тоска покинутых сердец
Меня вконец замучает.
И будут больно сниться сны,
Что, выбрав долю лучшую,
Я посреди чужой весны
Стою овцой заблудшею.
Не надо укорять меня
За ностальгию лютую,
Пожар бездымного огня
Ни с чем октябрь не спутает.
Я помню боль от прошлых ран
И горечь поздней осени,
Но я вернусь, как бумеранг,
Туда, откуда бросили.
Разгром и победа
Беспощадный врывается март в осажденный
морозами город,
Половодья предтечи и пасынки тающих льдов,
Под шрапнелью капели и сосулек
осколочный грохот
Разбегаются по закоулкам ручьи -
недобитки недавних врагов.
И по скользкой брусчатке победным
торжественным маршем,
На коне цвета новой, пока не рожденной травы,
Входит в город такой молодой,
но увенчанный лаврами маршал
С пухлогубой мимозойи вербною розгой весны.
И на милость его уповая с отчаянной
силой надежды,
Дезертиры-сугробы таятся в застенках
сырых тупиков.
Им уже не дожить до того, как
подснежник взойдет белоснежный,
Нам великую милость свою так проявит
весна без границ и оков.
Я сосульку последнюю теплой рукой не согрею,
Я на память ее сохраню молодой, ледяной
До грядущих морозов в холодильнике,
как в Мавзолее,
Словно орден за взятие города
непобедимой весной.
Времена года
Измена в имени зимы,
Измена,
Изваяны из мела мы,
Из мела.
Но три апостола ее
Нестойки,
И прекращают бытие
Достойно
Грядет иная ипостась
Сезона,
Листочков изумрудных сласть
Резонна.
И драгоценность их весьма
Непрочна,
Измена в имени "Весна"
Порочна,
И неизменна, как сура
Корана,
Приходит летняя пора
Кораллов.
В атолле белого куста
Сирени
Уже таится пустота
Смиренья.
Осенних ангелов крыла
Кровавы,
Останки прошлого тепла
Коварны.
Взойдут три месяца седых
С разбега,
Как три апостола босых
По снегу.
***
Среди земель, среди времен –
Зачем вы, кто вы?
Изгои избранных племен
На все готовы.
Перелицованный сюжет
Извечной темы,
Каков вопрос – таков ответ:
Зачем мы, где мы?
Пространство сжато в кулачок,
И ветер странствий
Из вентилятора течет
В моем пространстве.
Где отблески былых знамен
Легли на травы,
Изгои избранных племен
Всегда неправы.
И зная точно: смерти нет,
Хоть жизнь конечна,
Мы ищем правильный ответ
В словах увечных.
Меланхолическая спесь -
Гордыня нищих,
Но раз мы есть, но раз мы здесь,
И что-то ищем,
Хотя обрящем ли – Бог весть,
То, Боже правый, дай нам днесь,
Вино и пищу.
ХРОНИКА БЫЛЫХ ВРЕМЕН
Князь
Крикнет князь: « К оружию! Измена!»,
Но ответа не услышит князь.
Кони захрипят, роняя пену,
По степи полуденной стелясь.
Что ж ты, князь, не упредил дружину,
Что не гоже другу доверять -
Только свой ударить может в спину,
Только свой всегда готов предать.
Всадников ломая и увеча -
Жизнь и смерть не стоят ни гроша -
Будет ликовать лихая сеча,
Словно лютых демонов душа.
Может, князь бы дожил до заката,
Пережил бы ночь, и не одну,
Да была кольчужка маловата,
Кованая загодя ему.
Не спасут отцовы обереги,
Не дождется ратников рассвет:
Не страшны хазарские набеги,
Не пугают в поле печенеги,
Да от своего спасенья нет.
Во степи, где полегла дружина,
Кровь впиталась в землю навсегда,
От нее черным черна ажина
И горьки полынь и лебеда.
Повелось давным-давно когда-то
После боя палицей махать.
Истово мы ищем виноватых:
То кольчужка нам коротковата,
То полным полна ума палата,
Да ключи успели потерять...
Счастлив буде, княже, ты не ведал,
Что твой друг тебя за злато предал,
Ты свой род не посрамил в бою.
Спи спокойно, разберет Всевышний,
Кто подлец, а кто в герои вышел,
Кто погиб, но честь сберег свою.
В ковылях, седых, как летописцы,
Молодые голоса пичуг.
Не моей истории страницы
Во степи, где небу вечность снится,
И где память не моя хранится
В ржавых кольцах не моих кольчуг...
Левша
Левша блоху не только подковал,
Рукоремеслом явив успеха веху,
Он ей всю жизнь блошиную сломал,
Своей гордыне бросив на потеху.
Казалось бы, ну что нам та блоха?
Она свой век и босиком проскачет.
Не стоитпоговорки и стиха,
А вся Европа от восторга плачет.
И не во славу Родины святой -
Заслуг блошиных неприметна метка,
Едва блеснет подковкой золотой
В казне достоинств мелкая монетка.
Так вдруг сверкнет медаль ВДНХа
На скромном пиджакеу самородка,
А тот, гордыню усмиряя водкой,
Не видит в ней особого греха.
Хоть краток день и век безумно мал,
Блоха в подковках скачет и поныне.
Левша блоху не только подковал,
Он создал гимн бессмысленной гордыне.
И, может быть, стахановским трудом,
Явив талант, старанье и терпенье,
Построим блохам золотой роддом:
Европе на смех, нам на утешенье.
Троя
Любить с холодной головой,
Расчетливо и без сомненья,
Как будто сердце не с тобой,
А в леднике на сохраненье – нельзя.
Безумен был Парис,
Согласно древнему присловью,
Он взял себе бесценный приз,
Оплаченный чужою кровью.
Не зря, Парис, был счастлив ты,
Когда, собой безмерно гордый,
Вел воплощенье красоты
В прекраснейший на свете город.
Приам, не отворяй врата
Любимой Аполлоном Трои,
Несметны полчища врага,
Несокрушимы их герои.
Не приумножит красоты
Краса и золото Елены
Еще колеблются весы
Судьбы Приамова колена,
Сторожевые воют псы,
Не в силах вырваться из плена.
Уже бесстрашный Ахиллес
С коня рывком сорвал попону,
И лат его нещадный блеск
Слепит, как щит у Аполлона,
Лучом холодного огня
Меч вознесется над толпою,
Ахилл сожмет бока коня,
И боевое солнце дня
Узритсамо погибель Трои...
Приам, не принимай дары
С твоей погибелью во чреве,
Ты часть чудовищной игры,
Богами начатой во гневе.
История всегда проста,
И, путь свой жертвами отметя,
Мир не спасает красота,
Она дает ему бессмертье.
***
Я хочу на "Кон-Тики" и плыть на закат:
Волны бьются о бревна, как бьют об заклад,
И они победят в этом споре
Между парусом, небом и морем.
Будет солнце вставать над моей головой.
И летучие рыбы сновать надо мной.
Будет ветер рассказывать сказки
О таинственном острове Пасхи.
Там чужая природа, непонятная речь,
Там стоят истуканы с ушами до плеч
Без любви, без вниманья, без ласки -
Это остров с названием Пасхи.
Там скупые богатства: циновки и соль,
Там шаманят ветра поперек и повдоль,
У туземцев на бедрах повязки, -
Это остров с названием Пасхи.
Там на углях печется простая еда,
И у кромки песка так прозрачна вода,
Мы ныряем без трубки и маски.
Это остров с названием Пасхи.
Сложит парус крыло, как закроется том,
Я его дочитаю, быть может, потом,
И летучие рыбы и птицы
Улетают с последней страницы.
***
Ни аллергий, ни аллегорий –
Ничто не вечно под луной.
Оркестры будущим героям
Трубят безвременный отбой.
Где звуки басовитой тубы,
Безалкогольны, как "Дюшес",
Безвольно выбирают губы
Привычный поцелуйный жест.
На грани вечера и ночи
Не видно утра впереди,
И капля крови камень точит
За пазухой в твоей груди.
Под солнцем с краем ржавым, рваным
Терновый зацветет венец,
И я опять готова к ранам,
Теперь смертельным, наконец.
Херсонес
Анне Ахматовой
Ты помнишь ли ее, о Херсонес,
Давно умерший город, онемевший,
И без нее как будто овдовевший,
Ты был с ней, а теперь остался – без.
Ты помнишь ее девичью походку?
До королевской поступи – года,
И раковину – редкуюнаходку:
Приложишь к уху – в ней шумит вода.
О, летняя свобода Херсонеса,
Блаженное незнание судьбы,
Еще не королева, но принцесса
Грядущих слов, не знающих узды.
Татарские прибрежные аулы,
Обломки цельномраморных колонн...
От бабушки – приподнятые скулы
И свято имя до конца времен
Ты помнишь ли ее? Еще до славы,
Еще до боли, вылитой в стихе,
До стати и осанки величавой
Был узкий след сандалий на песке.
Непостижим великий океан
Ее глубин, ее безбрежной дали.
Прости нас, Анна, лучше мы не стали,
Как будто мы стихов твоих не знали,
Как будто все слова – сплошной обман.
Я с ней не вровень ни в стихе, ни в слове,
Сжигавшем душу в праведном огне.
О древний Херсонес, ее ты помни,
И раз за вечность вспомни обо мне.
Рэгтайм
Время сильных, время дерзких,
Откровенности и тайн,
Время нищеты и блеска -
Рэгтайм.
Модные самоубийства,
Спиритический сеанс,
Кокаин, стихи, витийства.
Пахитоска, декаданс.
Старый перстень с камнем редким,
Кружевного платья край,
Брошка, мушка, вуалетка -
Рэгтайм.
Утонченная лодыжка,
Под вуалью томный взор,
И любовная интрижка -
Полусмерть – полупозор.
Аромат духов французских
И английский крепкий чай,
И тапер с запястьем узким -
Рэгтайм.
Все за гранью, все на грани,
Так зловещи облака,
Свой гиперболоид Гарин
Не испытывал пока.
Что ж, по капельке абсента,
Черный кофе, горький лайм,
Отражение момента -
Рэгтайм
ТЕАТР ОДНОЙ АКТРИСЫ
Ассоль. Двадцать лет спустя
Стою себе на пирсе я,
Смотрю себе на волны я,
А волны к сваям ластятся,
Желают поиграть.
Жду сказочного принца я,
Поэтому взволнована.
А за спиной на колышке
Плакат: "Не приставать".
Не мчат по волнам мачо-то
Могучею армадою,
Чтоб осчастливить девушку,
Что ждет на берегу.
Под трубами и мачтами
Чего им, принцам, надо-то?
Уж я ли не сокровище,
Понять я не могу.
А за спиной внушительно:
"Не приставать, не чалиться,
Не наезжать, не париться -
Ищи другой причал".
Я в этой ситуации
Вполне могу отчаяться,
Поскольку очень хочется,
Чтоб кто-нибудь пристал.
Года мои немалые -
Уже тридцатник ломится,
А я все, дура старая,
Таскаюсь на причал.
Про паруса про алые
Врал сказочник, мне помнится,
А счастья нет, и принца нет.
Уж лучше бы молчал.
Златошвея
Как по бархату по алому
Золотым шитьем.
Вот и жизнь прошла без малого -
Для чего живем?
Да по краю мелким бисером -
За стежком стежок,
Пересматриваем мысленно
Каждый день-шажок.
Не по ветру алым парусом -
Ой, да ярок плат,
А что мы живем безрадостно,
Ты не виноват.
Жизнь не мерим мерой высшею,
Что кому дано,
Да не тем узором вышито
Жизни полотно.
Знать, не мне оно назначено -
Золото шитье,
Бирюзой-слезой оплачено
