Текст книги "Тот, кто рядом - 3 (СИ)"
Автор книги: София Бисеренко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Широко раскрывает глаза.
– А... а какой?
– Ну, так как я понятия не имею, что тебе бы хотелось, поэтому предлагаю так. Сейчас мы пойдем в магазин... в любой, в какой скажешь. И купим тебе все, что ты захочешь.
– Все? – смотрит недоверчиво.
– Да, – киваю. – Абсолютно. Вот скажи, что бы ты хотела в подарок? Про цену не думай. Можно даже очень дорогое. Обещаю. Куплю. Хоть самолет.
– Я... – внезапно краснеет. – Я... лошадь хочу.
Al'lil сложно удивить. Но у Ани, кажется, это получилось.
– Лошадь? – переспрашиваю.
– Ну... можно не лошадь.
– Живую лошадь? – уточняю.
– Ну, можно что-нибудь другое. Книжку...
– Так, погоди, – собираюсь с мыслями. – Я же сказал, что обещаю. Какую лошадь ты хочешь? Живую?
– Да... – едва шепчет.
– Значит, куплю тебе лошадь, – киваю. – Хоть сегодня. И книжку куплю. И что-нибудь другое тоже. Я же сказал – все, что угодно. Только давай определимся немного с тем, где ее селить и чем кормить. Она же живая, ей кушать надо.
– Купите? – недоверчиво вскидывает голову.
– Куплю, – еще раз подтверждаю. – Но ведь нельзя взять так просто лошадь и привести ее домой. Надо придумать, где она будет жить и что есть. Кто за ней будет ухаживать, следить и лечить, если заболеет.
Хмурится.
– Нет, это не значит, что лошадь нельзя, – еще раз поясняю. – Можно. Так что поехали, куплю тебе лошадь. Заодно придумаем, куда ее пристроить. Явно не в твою спальню, там ты спишь. И не в гараж – там бензином воняет.
А конюшни у нас нет.
***
Поход за лошадью несколько откладывается. Я просматриваю сайт местной газеты объявлений в поисках конюшни и, собственно, самой лошади.
Лошадь – это хорошо.
...– А я там видел коня, ух, это конь! – в глазах Тома восторг. Машет эмоционально руками.
– Хочешь такого? – интересуюсь.
– Ага! Он такой большой, краси-и-ивый!
– А ты на нем усидишь?
– Да!
– Пойдем, проверим.
Бежит впереди меня...
...– Может, сперва на лошадке попроще поучишься? – присаживаюсь около лужи. В луже – Том.
Обиженно поджимает губы, в глазах едва ли не стоят слезы.
Конь усмехается рядом, переступает копытами.
– А потом у тебя будет точно такой же, обещаю, – протягиваю руку слуге , помогаю по д няться.
– Буду учиться на лошади попроще, – вздыхает, вытирает лицо рукавом, от чего лицо п о крывается еще большим слоем грязи .
Домой возвращаемся пешком...
Конюшня находится. Даже две. Одна рядом с новой школой Вити, вторая – чуть ближе к центру города. И в той, что около школы, согласны принять нашу будущую лошадку на постой. А так же учить Аню управляться с лошадью. Они даже продать могут нам жеребенка.
– Нашел тебе конюшню, – говорю девочке. – Точнее, для твоего будущего подарка. Там тебя могут научить за ним ухаживать, ездить, кормить и так далее. Готова туда сходить?
– Да!
– Тогда пойдем, – улыбаюсь.
Убегает, просияв.
Конюшня так себе. Чуть получше, чем плохая, но на первое время сгодится. И лошади в ней самые обычные, ничуть не породистые. Грива, четыре копыта, хвост метелкой.
Но Аня смотрит на каждую из них с восторгом.
– А... а можно погладить? – робко интересуется.
– Так... погладить... разве что Конфету, – хозяйка конюшни берет за уздечку серую лошадку. Конфета косится недовольно, но позволяет потрогать себя за щеки.
– А... можно ее купить? – оглядывается на меня.
– Ее... – хозяйка конюшни качает головой. – Она жеребая, не продам. Может, жеребенка возьмете? Будешь учиться ухаживать, вырастишь... – обращается к девочке.
– Не стоит, – опережаю ответ Ани. – Пусть сразу катается.
– Так она не сразу кататься будет, – женщина пожимает плечами. – Пока научится...
– Все же это будет быстрее, чем ждать, пока жеребенок вырастет, – отвечаю. – Но если у вас нет подходящей лошадки, мы свою приведем.
– Да, так, наверное, будет лучше... Но вы сможете выбрать подходящую? Девочка все же маленькая, а бывают очень вредные такие... Своих-то я знаю, могу сказать, что вот Турель – очень упрямая, с ней старшие ребята работают. А Китаец вообще... у, морда!
Конь по имени Китаец косит круглым глазом, скалится.
Улыбаюсь.
– Я смогу. Спасибо.
– Хорошо, так когда вас ждать?
– Ориентировочно – сегодня или завтра. Если что – я позвоню.
– Договорились!
***
Аня готова купить первую попавшуюся лошадь, но я сдерживаю порывы девочки.
– Тебе с этой лошадью общаться, – поясняю. – Если вы не сойдетесь характерами, будет очень обидно. Даже бывает, что с котами люди не могут договориться, но кот маленький, еще куда ни шло. А лошадь вон какая. Представь, если она тебя обижать будет? Копытом как даст, улетишь.
– Это да, – соглашается.
Некоторые из лошадей, которых нам пытаются подсунуть, больны. Я бы их выходил, но лошадь будет принадлежать Ане. Она может не справиться.
И лишь на следующее утро, причем опять же недалеко от дома, мы находим красивую молодую кобылу гнедой масти. Кобыла благосклонно принимает от Ани кусочек хлеба под моим чутким надзором, одарив насмешливым взглядом, мол, не беспокойся, не обижу я твоего жеребенка.
Кобылу зовут Слива.
Спустя пять минут Аня не хочет отходить от Сливы. Слива улыбается по-лошадиному, соглашаясь принять человеческого детеныша под свою опеку.
К Сливе докупаю сбрую – добираться будем своим ходом, ибо недалеко – за полчаса доцокаем.
Усаживаю Аню перед собой, показываю, как держаться за луку седла. В принципе, не рекомендуется ездить в одном седле вдвоем, но мое телосложение на данный момент можно назвать худощавым, да и одиннадцатилетняя девочка места занимает немного.
А вес можно не сбавлять гравитацией, поскольку лошадь способна увезти половину собственного веса.
Мы с Аней весим явно меньше двухсот пятидесяти килограммов.
Слива гордо вышагивает по обочине. Один раз задирает хвост, укладывая на дорогу конские яблоки.
Аня этого не видит – все ее внимание поглощает дорога и восторг от осознания наличия собственной лошади.
Лошади пофиг.
Слива хозяйке конюшни нравится.
– Хорошая лошадка, спокойная, – сразу понимает она. – А вы как ее довезли?
– Никак. Верхом доехали, – отвечаю. – Тут недалеко было.
– А, вы, видимо, у Филатовых брали. У них да, у них хорошие кони.
Соглашаюсь.
Уходить из конюшни Аня не хочет.
– Завтра придешь, – обещаю. – Но после обеда.
Вздыхает, провожает Сливу тоскливым взглядом.
***
Выловить припозднившегося прохожего, возвращающегося после очередного собрания в ВОГ, дело пяти минут.
Сидим на крыше какой-то пятиэтажки.
Апреля трясет.
Укладывает полученные знания в голове.
Держу его крепко.
Спустя полчаса Апрель моргает, согласно кивает.
– Все, теперь общение только на жестах, – показываю. – Никакой устной речи в течение двух недель. В том числе и с моими людьми. Забудь на это время устную речь.
Кивает еще раз.
Все же жестами удобнее общаться на глубине, нежели азбукой Морзе или того жестче – семафорной азбукой.
***
Все-таки из Андрея плохая нянька. Он старается мне угодить, но Витя – не его сын.
Он смог бы его полюбить так же, как и Машу, но...
Рядом с Аленой.
И забота о Вите Андрею – в тягость.
Он готовит ему еду, отводит в школу, но Витя несколько непослушный мальчик, и Андрей нередко едва сдерживается, чтобы не накричать на него или не отшлепать.
Хотя в некоторых ситуациях я бы отшлепал.
Дети – очень хитрые существа. Подсознательно они каждый раз берут взрослого «на слабо». Если им что-то не хочется делать, они будут всеми силами этого избегать. Причем самодисциплина у маленьких детей – явление катастрофически редкое, вдобавок всегда являет собой последствие воспитания.
А делать детям не хочется почти ничего, что для взрослого – нормальный ход вещей.
Мыться, например. Чистить зубы. Готовить пищу. Убирать в жилище. Ходить на работу или в учебное заведение.
Научить ребенка чистить зубы – дело даже не недели, а пары дней. А вот привить любовь к пребыванию в состоянии с чищеными зубами, нежели с нечищеными – дело нескольких лет, если не десятка.
Когда происходит конфликт интереса ребенка и интереса взрослого, то ребенок, в силу своего подчиненного положения, вынужден либо подчиниться (и делать то, что ему не хочется), либо найти способ убедить взрослого отказаться от приказа.
Уговорами, нытьем, воплями, плачем.
Изо дня в день.
А терпение у людей – не бесконечное.
Смотрю, как Витя в очередной раз ковыряет ложкой завтрак.
– Ешь быстрее, опаздываем, – говорит Андрей, глядя на часы.
Большие часы, висящие на стене.
Я привык к маленьким наручным. Они удобные, всегда с собой.
– Угу, – угрюмо говорит Витя тарелке, ничуть не прибавляя в скорости.
Из дома выскакивают за пятнадцать минут до начала занятий.
Андрей возвращается спустя сорок минут.
– Фух, едва не опоздали, – заявляет, вваливаясь в кухню. – Кстати, у него в воскресенье в двенадцать дня родительское собрание.
– В воскресенье? – приподнимаю бровь. – Обычно же делают вечером.
– Ну да, но я не знаю, почему... – пытается оправдаться.
– Возможно, потому что сейчас родители стали оканчивать работу позже, – говорю, размышляя и отвечая сам себе. – Раньше в Советском Союзе возвращались домой после шести, практически никогда не задерживаясь. Сейчас же явиться домой в восемь считается нормой. А воскресенье – удобный день для всех.
– Ну да, – открывает холодильник, достает пакет холодного молока, делает глоток. – Логично.
– На собрание я схожу, – заявляю.
– Вы?! – изумление. – А... а как?
– Ногами, – фыркаю.
– А...
Замирает, моргает раз, другой.
– Не ожидал? – прищуриваюсь, отрывая взгляд от ноутбука. – Полагал, что я спихнул на тебя воспитание ребенка, а сам отстранился?
Краснеет.
– Это временно, – тон выходит оправдывающимся. – Я закончу обучающую программу, и тогда тоже включусь в процесс.
Кивает.
– Я могу многое, но не все сразу, – поясняю. Тон почему-то остается тем же самым. – Рук у меня всего две, голова тоже. Я не могу делать все дела одновременно, как бы мне это ни хотелось. И вряд ли когда-нибудь смогу.
– Я... я понимаю, – соглашается.
– Спасибо, – искренне благодарю.
От изумления роняет молоко.
Делаю вид, что не замечаю, как он вытирает лужу.
Моя вина. Я перестал уделять ему внимание.
***
Проглядываю видеозапись пребывания Ромы в Москве.
Передо мной большой монитор, на котором в ускоренном режиме крутятся четыре изображения.
В квартире – тринадцать камер. В подъезде есть еще три – у входа и в лифтах, но они общие, я просто подключился к их работе.
Моя скорость восприятия намного выше человеческой, что имеет определенные неудобства – современная техника это не учитывает. Камеры рассчитаны на обычного человека, которому достаточно 16 кадров в секунду, если не меньше. Плюс у камер не очень хорошая чувствительность к свету. Я мог бы достать камеры лучше, но для меня играет роль не только видеоизображение, но и звук.
Звук передавать намного легче.
Передатчиков звука в квартире – шесть.
Видео крутится в десять раз быстрее обычного. Звук – тоже.
Мне не обязательно просматривать все камеры. Когда Олеся или Николай выходят в другую комнату, я переключаюсь с одних на другие.
Два с половиной часа – сутки.
Макаровы в курсе, что в квартире камеры. Но сколько их и где расположены – знаю только я. Ну, и Апрель, конечно.
Разумеется, я сказал, что все в рамках приличия и разумности. Что они имеют право на отношения, и меня это не интересует.
Не соврал.
Потому что мне на самом деле нет дела до их постели и дел в ней.
Ровно в той мере, насколько это не касается Ромы.
Первая неделя проходит тяжело. Рома капризничает, требует маму, папу, Аню, Витю, меня и Апреля до кучи.
В день у Ромы – четыре занятия с репетиторами или в кружках. Два до обеда, два после. По выходным – прогулки в парке, экскурсии, музеи. Один раз ходили в цирк.
Не проходит мимо мальчика и обычная жизнь. Олеся берет Рому с собой в магазины, позволяет нести часть покупок, хваля за старания. Вместе готовят, убирают в квартире. Николай не отстает.
Спустя месяц Рома прилично считает до ста, выполняет арифметические действия в пределах той же сотни, причем в уме. Его речь делается намного более информативной, словарный запас увеличивается раз в пять. И, похоже, мальчик неплохо рисует.
Станет художником?
Отключаю видео. Пожалуй, можно даже премировать такую хорошую работу.
Главное, чтобы не расслаблялись.
***
Долго размышляю, стоит ли воспользоваться латексом или же просто сжечь камеры у школы и в школе.
Решаю все-таки остановиться на латексе.
Камер может быть больше, чем две или три, и все их отключить я не смогу просто потому, что не буду знать о них. Вдобавок такое большое число поломок тоже может быть подозрительным.
Ненавижу латекс.
Смотрюсь в зеркало.
Благодаря портрету Апреля я могу более точно подобрать оттенок парика, совпадающий с настоящим цветом, как и контактные линзы.
Лет десять назад маскировка при походе в школу не понадобилась бы.
Андрей объяснил, как найти класс Вити.
Второй этаж, правое крыло.
Проект школы – типовой.
Я слегка опоздал.
– Здравствуйте, Виктория Алексеевна, – здороваюсь с учительницей средних лет, подозрительно меня оглядывающей. – Меня зовут Марк Витальевич, я сегодня поприсутствую на собрании в качестве родителя Вити Калинина.
– Да, вот его место, – женщина недовольна, что ее выступление перебили. Указывает мне на вторую парту в среднем ряду.
Прохожу, сажусь.
Косые взгляды родителей, но мимолетные. Им больше интересна успеваемость их Тань, Свет и Алеш.
Слушаю, что в текущем месяце на ремонт школы надо сдать две с половиной тысячи, которые не сдали в прошлом году, поэтому не куплены пособия...
Впрочем, об успеваемости тоже говорится.
Витя – в отстающих. Не потому, что не понимает, а потому, что делает все абы как.
Некоторым родителям раздают тетради.
Разглядываю тетрадь по русскому языку Калинина Виктора.
Подписана не до конца, две помарки на обложке, ошибка в слове "русскому".
В тетради по математике битва между строчками, выполненными Витиной рукой, и типографскими клеточками.
У клеточек нет шансов.
– Считает хорошо, – комментирует учительница, – но черновиком пользоваться не умеет. И... смотрите.
Переворачивает тетрадь, демонстрируя последнюю страницу.
Нет, у Ромы талант к рисованию побольше будет.
В конце собрания меня останавливает учительница.
– Вообще я бы хотела поговорить с Андреем Викторовичем, как с опекуном мальчика, – на лице Виктории Алексеевны по-прежнему недовольство. – Вы вообще ему кто?
Из класса выходят последние родители.
– Я друг Андрея Крапивца, – отвечаю.
Секундная пауза. Оглядывает мое лицо и грим на нем.
И делает логичный вывод.
Секундная гримаса отвращения.
Люди...
Но надо осадить, иначе будет изображать из себя Великого Поборника Нравственности.
– Я – бизнесмен. Андрей Крапивец – мой секретарь-помощник, – жестко говорю. – Да, мы живем в одном доме. И нет, мы не любовники. Представьте себе, в наше время такое еще возможно. А грим на моем лице скрывает витилиго. Если вы не в курсе – это отсутствие пигментации на коже, причем пятнами. Врожденное, совершенно незаразное, но привлекающее к себе внимание. Еще вопросы?
Люди очень эмоциональны.
Моя отповедь вызывает волну гнева. Внимательно слежу за реакцией.
Женщина бледнеет, краснеет, в итоге покрывается пятнами.
Забавная.
– Не беспокойтесь, – миролюбиво говорю, – не вы первая, кто так думает. Но я полагаю, что лучше объяснить все сразу, нежели позволить человеку пребывать в заблуждении собственных домыслов. А вы как считаете?
Мой вопрос сбивает с толку.
– Михаил Витальевич... – отрывисто произносит учительница.
– Марк, – перебиваю ее. И добавляю, глядя в лицо, когда женщина теряется, не понимая, то ли это жест-отказ от отчеств, то ли поправляю неправильно названное имя. – Марк Витальевич.
– Марк Витальевич! – возмущение в голосе берет верх. – Я... вы... Что вы себе позволяете!
– Я? – изображаю удивление. – Совершенно ничего. Просто мне порядком надоели косые взгляды и сплетни за спиной, поэтому я считаю нужным сразу довести до человека информацию. Несколько жестко, зато действенно.
– Но зачем же так?..
– Как? – прищуриваюсь. – Мы взрослые люди, Виктория Алексеевна. У вас возникло непонимание, я его развеял.
– Никакого непонимания не было, – женщина пытается взять себя в руки. – Вам показалось.
Улыбаюсь краем губ.
– Полагаете, что за свою жизнь я не научился понимать, когда люди принимают грим за косметику? Виктория Алексеевна, не надо. Я не люблю играть в лицемерие. Да и вам не советую – на вас дети смотрят каждый день. Особенно маленькие.
Все, я нажил себе врага.
Но иногда людей надо осаживать. Особенно учителей, которые полагают себя Оплотом Нравственности и едва ли не Самыми Важными Персонами, которые закладывают Фундамент Жизненных Принципов в сознании детишек.
Только эта женщина – мимолетный этап в судьбе Вити, который никак на ней не скажется.
Через года три он не вспомнит ее имени.
Улыбаюсь еще раз максимально дружелюбно, отвешиваю неглубокий поклон из традиций девятнадцатого века.
У меня он всегда удавался.
И выхожу из класса.
***
С Апрелем плаваем в Татарском проливе два раза в неделю. Каждый раз он поднимается на полметра выше.
С такими успехами как раз лет через сорок всплывет к поверхности.
Язык жестов у него получается, как надо. Впрочем, иначе быть не могло.
Апрель – не человек.
А вот с людьми получается заминка. Ни Андрей, ни Аня не знают языка жестов.
– А... а почему он все руками показывает? – интересуется у меня слуга в один из дней, косясь на дверь кладовки.
– Потому что мы сейчас с ним изучаем язык жестов, а для лучшего изучения требуется постоянная практика, – поясняю.
– А разве вы не выучиваете... разом? – заминка.
– Выучиваем, но Апрель молод. Без практики знания быстро исчезнут.
– А у вас?
– У меня нет, но я его старше в тридцать восемь раз. У меня было намного больше времени, чтобы научиться использовать знания сразу, после получения.
Задумывается.
Кивает.
***
Рассматриваю тетрадь Вити по русскому языку.
Владелец тетради стоит передо мной, надув губы.
– Виктор Васильевич, – возвращаю тетрадь. – Что вы можете сказать по поводу своей писанины?
– Ну... я буду стараться.
Вздыхаю.
То, что Витя не старается – дело десятое. Его не научили стараться.
Он умный, он может делать хорошо. Но он ленивый.
Когда отец отправил их к бабушке, Витя неплохо ухаживал за Ромой для своих лет. Даже готовил. Но сейчас, когда можно взвалить заботу на плечи других, в том числе заботу о себе, любимом, Витя, не задумываясь, подсознательно это и сделал.
Чтобы он что-то делал, он должен видеть в этом необходимость. Но при этом связь должна быть подвластна его детскому мозгу.
Если я сейчас придумаю какое-либо условие, например, если Витя не будет красиво писать, то я не пущу его за компьютер, то это не будет восприниматься необходимостью. Будет злой дядя Марк Витальевич, который по прихоти лишил его законного компьютера, точнее, времени за ним. Витя будет делать вид, что старается, но он будет стараться не для себя.
Для меня.
И как только необходимость в этом пропадет, то тут же перестанет.
Кладу на стол планшет.
Глаза загораются.
– Здесь игрушка, – говорю. – Играй.
Недоверие.
Его можно понять. Он ожидал наказаний, увещеваний. А получил – развлечение.
У меня просто ресурсов больше.
Игрушка – с подвохом.
Собственно, идея проста. Герой гуляет по нарисованному миру, выполняет квесты. А вот среди квестов очень многие нуждаются в выполнении заданий из школьной программы.
Первый класс я в базу игры внес.
К Новому Году закончу до четвертого класса.
А еще часть заданий требуют выполнения в реальном мире. Например, написать что-нибудь на листе, и сфотографировать лист. Если написано красиво – задание засчитывается. Если нет, то квест провален.
И награды имеют эквивалент в реале. За тысячу игровых монет, к примеру, можно приобрести шоколадку.
Пока – у меня.
Но обставлено хитро – шоколадка придет по почте.
Пусть думает, что я здесь ни при чем.
***
Холода в декабре начинаются несколько позже, но внезапно. Буквально за неделю теплая осень сменяется морозной зимой.
Игрушка Вите пришлась по вкусу. Простые задачки он щелкает, как орешки, часто даже устно. С русским языком было хуже, но он постепенно научился выполнять задания красиво и, что немаловажно, грамотно.
Тетрадка для игровых заданий выглядит даже опрятнее, чем школьная.
И получил по почте первую награду – набор игрушечных роботов.
Обошлись в пять тысяч игровых монет.
Мне не жалко.
