Текст книги "Пешком (СИ)"
Автор книги: Славомир Мрожек
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Славомир Мрожек.
Пешком.
Перевод: Чесноков А. Н.
Действующие лица:
Отец.
Сын.
Супериус.
Пани
Девица
Баба
Поручик Зелинский
Тип
Учитель
Музыкант
Декорация и реквизит соответствуют 1939 – 1945 годам. Указания “на
право”, “на лево” – с точки зрения публики.
1 АКТ.
Сцена 1.
Сцена представляет собой небосклон: горизонт и поле. Пусто, множество
артиллерийских стреляных гильз большого и малого калибра разбросаны
по всей сцене.
Отец, мужчина сорока лет, в потёртом плаще и старой шляпе, стоит на
середине сцены лицом к правой кулисе. Шляпа и пальто были когда-‐то
“выходными”, но уже давно разжалованы до повседневных. Ранец
домашней работы, серого полотна. Испачканные ботинки.
Отец.Боже мой. Где – ж это видано: ссыт и ссыт.
С правой стороны быстро выходит сын, четырнадцати лет, в темно –
синем плаще, из которого он вырос, плащ ему узок. На голове шапка, так
называемая “лыжная”. Рюкзак такой – же как у отца. Сын быстро и
стыдливо застёгивает брюки.
Отец.Это, похоже, от страха. Боишься?
Сын.Нет.
Отец.Да, хуже всего, идти по шоссе. По шоссе ходит транспорт. Бомбить
могут.
Сын.Мы должны идти по дороге?
Отец.Да нет, наоборот. Пауза.Или мины. Теперь, везде мины. Всё
заминировано.
Сын.Будем ждать ночи.
Отец.Не болтай глупости. По ночам оно ещё хуже. Бандиты.
Сын идёт на лево.
Отец.Постой, куда ты так спешишь , он идёт в правую кулису.Подожди
меня.
Отец уходит в правую кулису. Сын беспокойно оглядывается, заметил на
земле орудийную гильзу, приседает на корточки, разглядывает её. Берёт
гильзу в руки, встаёт, отходит от того места, где гильза была найдена,
останавливается, рассматривает гильзу. С правой стороны, застёгивая
штаны, возвращается Отец.
Отец.Брось его.
Сын размахнулся, чтобы выполнить повеление Отца и выбросить гильзу.
Отец.Нет, не бросай! Может он неразорвавшийся!
Сын.И что мне делать…
Отец.Делай что я говорю: осторожно положи. Слышишь? Хочешь, чтобы
тебе оторвало руки или ноги?
Сын осматривает гильзу с ужасом.
Отец.Положи на место.
Сын наклоняется чтобы положить гильзу на землю.
Отец.Стой, он там лежал?
Сын.Нет, там. Показывает на место, где нашёл гильзу.
Отец.Я же сказал, чтобы ты положил его туда, где взял.
Сын идёт к тому месту, которое перед тем показал, и нагнулся.
Отец.Осторожно, осторожно…
Сын кладёт гильзу на землю. Одновременно слышен далёкий взрыв
удвоенный эхом. Оба прислушиваются.
Отец.Слышал?
Сын.Слышал, папа.
Отец.Чёрт. Пауза.Ну и что ты скажешь?
Сын.Стреляют.
Отец.Чёрт. Надо было дома сидеть.
Сын.Это наши стреляют или нет?
Отец.Наши. Пауза.Или нет. Пауза.Ну пойдём.
Идут на лево. Вой снарядов, во время которого нарастает отдалённая
канонада, время необходимое для удаления артиллерийских гильз со сцены.
Сцена 2.
Артиллерийские гильзы исчезли со сцены. С правой стороны выходит
Супериус и Пани. Супериус – лет пятидесяти с небольшим. Высокий,
представительный с незаурядными чертами лица. Глаза “гипнотические”.
На нём бобровая шуба с воротником, барсолино. На одной ноге
элегантный жёлтый ботинок, зашнурованный аж до колена (в таких
ботах европейцы отправлялись в Африку или принимали участие в
автомобильных гонках в двадцатых годах этого столетия), другая нога
обёрнута в грубую тряпку. Супериус опирается на плечо Пани. Пани –
женщина маленькая и ниже Супериуса, между тридцатью и сорока. В
пальто с пушистой, рыжей лисой вокруг шеи. Резиновые боты, или так
называемые «ботики». Кроме того, что она поддерживает Супериуса, она
несёт большой чемодан и портфель (несессер) с туалетными
принадлежностями. Двойная роль – медсестры и носильщика –
превышает её силы, но всё таки она их исполняет.
Пани.Уже не далеко.
Супериус. Липнет к своей спутнице и тем самым затрудняет движение.
Куда? Пауза.Куда не далеко, собственно? Разве можем мы это знать?
Пани.Может отдохнём?
Супериус.Это предложение или предположение?
Пани ставит чемодан на землю.
Пани.Садись.
Супериус садится на чемодан.
Пани.Болит?
Супериус вытянул перед собой ногу замотанную тряпкой и осматривает
её с отвращением.
Супериус.Сколько может весить этот гниющий хлам?
Пани.Не обращай внимание.
Супериус.Это просто мысль такая, сколько весит человеческая нога? Сама по
себе, отдельно. Пять, шесть, десять кило? Почему ты никогда этим не
интересовалась?
Пани. Устало, механически.Может что – ни будь съедим?
Супериус.Я тоже этим никогда не интересовался. Теперь жалею. А ведь
имел возможность, столько их было, лежали везде в окопах, руки, головы,
ноги – отдельно. Можно было собирать конечности и взвешивать. Я, как
офицер имел право… А может и обязан был. Почему тогда этого не сделал…
Видно был молодым, ветер в голове гулял… Жар, да?
Пани.Нет.
Супериус. с раздражением ипохондрика.Как это, хм, нет, ты разве знаешь,
как я себя чувствую? Наверное всё таки температура.
Пани.Ну, может небольшая.
Супериус.Нет не небольшая. Я думаю очень большая. Превосходная,
необыкновенная горячка. Ренессанс. Ранний, ренессанс.
Пани.Да, огромная ренессансная горячка.
Супериус.Думаешь, что я сумасшедший?
Слышен взрыв и эхо.
Пани.Может лучше пойдём.
Супериус.Быть или не быть?
Слышен ещё один взрыв.
Пани.Идём.
Супериус.Идём. На раз, Пани помогает ему встать. Слышен третий
взрыв. Пани поднимает чемодан. Идут на лево.
Супериус.Десять кило не меньше.
Затемнение. Вой сирены объявляющей тревогу.
Сцена 3.
На середине сцены, между аръером и зрителями, сидит фигура с бритой
головой – как рекрут или арестант – в военной шинели без знаков
различия, буробежевой, пыльной и поношенной. Воротник шинели поднят.
С правой стороны входят Отец и Сын.
Отец.А я ему говорю: да ты будешь делать всё что я скажу, да ты не знаешь с
кем связался, да ты знаешь кто я.
Сын.А он?
Отец.Начал у меня прощение просить, а я нет. Говорю ему: а ну покажи свои
документы. Без документов не буду с тобой разговаривать. Давай документ!
Я ополченец. Ну! Отец распалился и жестикулирует. Заметил сидящего и
остановился.
Сын. Понизив голос.Кто это?
Отец.Тихо, чего орёшь.
Сын. Ещё тише.Что он там делает?
Отец.Чёрт его знает.
Сын.Он вооружён?
Отец.Может быть.
Сын.Русский?
Отец.Не известно.
Сын.Немец?
Отец.Не знаю.
Сын.Бандит?
Отец.Да откуда я знаю?
Пауза.
Сын.Он нас не видит.
Отец.Может притворяется.
Сын.Не шевелится.
Отец.И что с того?
Сын.Что делать то?
Отец.Идём.
Отец крестится крестным знаменьем и идёт первым. Сын за ним. Когда
до сидящего остаётся некоторое расстояние, Отец останавливается и
поворачивается к Сыну.
Отец.Если будет что – то спрашивать, мы ничего не знаем.
Сын утвердительно кивает головой. Они проходят недалеко от сидящего,
за его спиной, то есть между ним и аудиторией. Когда они прошли мимо
него на пару шагов, Сын останавливается.
Сын. Шёпотом.Папа…
Отец. Остановился и обернулся, шёпотом.Что?
Сын.Он ничего не спросил.
Отец.Да?
Сын.Ни слова.
Отец.Может лучше самим заговорить с ним?
Сын.Думаешь надо?
Отец.Думаю да, лучше заговорить. Мне кажется, если убежать, он начнёт
стрелять.
Сын.Что ему сказать?
Отец.Ты ничего не говори, я сам скажу.
Отец приближается к сидящему.
Отец.Прошу прощения…
Сын.Может по немецки?
Отец.А вдруг это русский? Подумает что мы за немцев и будет стрелять.
Сын.Тогда по русски?
Отец.Дурак. Это может быть немец. Прошу прощения…
Сидящий не реагирует. Отец достаёт из кармана портсигар, открывает
его и протягивает в сторону сидящего.
Отец.Может папиросу?
Пауза.
Отец. Заискивающе.Папироску, а?
Дотронулся до плеча сидящего. Тот наклонился, качнулся и повалился
навзничь. Его лицо пурпурное от крови, не опознать. Отец отпрыгивает
всё ещё держа перед собой открытый портсигар. Сын стоит не
подвижно, впившись взглядом в труп. Отец выпрямился (привёл себя в
порядок), закрыл портсигар и спрятал его в карман. Потом развернулся и
пошёл к левой кулисе. Дошёл до кулисы, остановился и обернулся. Видит,
что Сын продолжает стоять без движения не сводя глаз с лежащего.
Отец.Уходим.
Сын как загипнотизированный смотрит на труп, как будто не слышит,
что Отец его зовёт. Отец подходит к нему, берёт за плечо и уводит на
лево. Затемнение. Слышен плач младенца.
Сцена 4.
С правой стороны вкатывается детская коляска толкаемая Бабой.
Коляска загружена товаром, но не известно каким, потому что накрыта
брезентовой тканью. Баба – деревенская баба, полная и вульгарная, не
старая, голова и плечи завёрнуты в шаль, юбка и солдатские сапоги. На
плечах несёт узел. За Бабой идёт Девица, так же с узлом на плечах. Девица
беременна, на столько, что это заметно.
Баба.О боже, я же тебе говорила, чтобы ты не брала марки, марки столько
теперь стоят, сколько и довоенные деньги. Военные тоже говно стоят. Я же
говорила, надо брать солонину.
Девица.Не хотел он давать солонину.
Баба.Тогда надо было взять махорку.
Девица.Не хотел он давать махорку.
Баба.Не хотел, не хотел, а самогон он хотел. Дура. Зачем я тебя послала,
зачем я тебя родила, Господи Иисусе, за что мне всё это, за что мне эта мука,
Господи единый, ты же всё видишь, почему не пошлёшь гром на их головы…
Раздаётся взрыв и его эхо. Баба останавливается.
Баба.…Смилуйся над нами Господи. Пойдём через Борек?
Девица.Борек сожгли.
Баба.Тогда через Ласково.
Девица.Столько идти…
Баба.Не жалуйся, не жалуйся, а то я тебе пожалуюсь.
Девица.Да иду, иду…
Баба. Показывает на живот.С таким товаром?
Девица.Мама, что ты от меня хочешь?
Баба.Кто ж это купит?
Девица.Зато, получила за дарма.
Баба.С военной маркой.
Затемнение. Слышен нарастающий топот мчащейся галопом конницы.
Сцена 5.
На середине сцены маленькая придорожная часовенка. С правой стороны
входит Отец и Сын.
Отец.В двадцатом году мы пошли в штыки. Налетел я на мужика с два метра
ростом, никому не посоветую. Убежать нельзя. Уж он меня метелил, но я
вывернулся и в рыло ему, он и упал на землю. А ещё перед этим мать мою
поносил. Я был тогда почти ребёнком, немного старше тебя, а уже
доброволец.
Сын.А как было на войне?
Отец.На войне было тяжко.
Отец остановился и вытащил из – за пазухи бутылочку – четвертинку
уже немного опорожненную.
Отец.Что ты так смотришь? Ломота у меня в костях… Это чтобы согреться.
Лекарство, понимаешь? Делает глоток из бутылки, вздрагивает.Ну и
гадость… Но нужно для куражу. Кладёт руки в боки.Это мне что соска.
Поворачивается спиной к Сыну и снова прикладывается к бутылке.А-‐а-‐а…
вот мне уже лучше. Ты думаешь мне это нравится. Затыкает бутылку и
прячет за пазуху.После этой войны всё будет иначе, увидишь. Америка о
нас позаботится.
Сын.Я пойду в школу?
Отец.А как же. Это будет начальная школа, сами сыновья врачей, юристов,
инженеров ... Помнишь доктора Юзимбло?
Сын.Нет.
Отец.Элегантный был мужчина. А отец его из деревни.
Сын.И вода будет?
Отец.Какая вода?
Сын.В ванной, что бы не носить её из колодца, тёплая, греть не надо. Будет
своя ванная?
Отец.Думаю да. И по улице будем с тобой ходить, свободно, как захотим.
Нет полиции, жандармерии, никакого контроля, ни облав, ни
принудительных работ, ни лагерей. Выходишь себе на улицу и идёшь, как
будто ни кого нет. Захочешь, повернёшь, а захочешь, пройдёшь дальше. А
если что не понравится, то сразу громко говоришь, так чтобы другие
слушали. Никто за это ничего не сделает. Никто не подслушает, никто не
донесёт.
Сын.И всё будет можно купить?
Отец.Абсолютно.
Сын.И в мяч будет можно играть?
Отец.Да. Клубы будут разрешены. Все виды спорта. Театр, хорошо.
Сын.Пойдём в театр?
Отец.Если будешь хорошо учится, то почему нет? В воскресенье или по
праздникам… Я тоже пойду. Оденемся элегантно и пойдём. Я уже был в
театре.
Сын.В театре артисты?
Отец.Артисты. Артистки…
Сын.А что ещё будет после войны?
Отец.После войны всё будет хорошо.
Голос.Halt!
Отец и сын, остановились и повернулись. Из – за часовни выходит блондин
с коротко подстриженными усами. Стройный и красивый, простая
красота. Одет он в короткий полушубок до пояса. Зелёные штаны и
сапоги. На голове зелёная фуражка. На талии пистолет в кобуре.
Подзывает их пальцем. Отец и Сын медленно подходят к нему и
останавливается в нескольких шагах. Молодой человек снова подзывает
их пальцем. Отец и Сын подходят ближе.
Молодой Человек.Я Поручик Зелинский. А вы кто?
Отец.Свой.
Молодой Человек. Ласково.Поручик Зелинский. Вы не знаете Поручика
Зелинского?
Отец.Нет.
Поручик Зелинский заложил пальцы в рот и свистнул. Из – за часовни
выходит Тип, в свободном плаще армии вермахта, без ремня и знаков
отличия. На голове цивильная шапка. С козырьком.
Поручик Зелинский.Они не знают поручика Зелинского.
Тип.Не может быть.
Поручик Зелинский.А ты у них спроси.
Тип.Не знаете поручика Зелинского?
Отец.Н...Нет.
Тип.А они кто?
Поручик Зелинский.Говорят, что свои.
Тип.И поручика Зелинского не знают?
Поручик Зелинский.Именно.
Тип.Вот это пан поручик Зелинский. Не знаете его?
Отец.Уже узнали.
Поручик Зелинский.Нет, вы меня ещё не знаете.
Тип.Познакомимся?
Поручик Зелинский обходит Отца и Сына сбоку, внимательно их
осматривая.
Поручик Зелинский.Я их откуда – то знаю.
Поручик ходит вокруг Отца и Сына которые встревожено стоят и не
двигаются, сделав круг он возвращается на то место где стоял до этого.
Поручик Зелинский.Мы их откуда – то знаем, нет?
Тип.Что – то, как – будто…
Отец.Думаю…
Поручик Зелинский. Прерывает их.Шагом марш.
Отец и Сын идут на лево.
Поручик Зелинский.Halt!
Отец и Сын остановились.
Поручик Зелинский.Вы жиды?
Отец.Кто? Мы?
Поручик Зелинский.Я спрашиваю: вы – жиды.
Отец.Пан поручик!
Поручик Зелинский.Мне кажется что вы жиды…
Отец.Пан поручик… Что вы пан поручик… Пан поручик своих не узнаёт?
Поручик Зелинский.Ну хорошо, можете идти. Только берегите себя. Потому
что как бы стрельба была...
Отец и Сын уходят на лево. Поручик Зелинский и Тип смотрят им вслед.
Затемнение. Звуки проходящих грузовых автомобилей и гусеничных
машин, звук циклически нарастает и затихает, как будто находишься на
дороге, по которой движется транспорт. Время, необходимое для
подготовки следующей сцены.
Сцена 6.
В глубине сцены, через всю ширину – на равнине железнодорожные пути,
без насыпи. Оборванные провода свисают между телеграфными
столбами. Ближе к авансцене, немного левее, лавка, на которой удобно
могу сидеть четыре человека, а неудобно пять человек. С права от
середины сцены жестяная, военная бочка из под бензина. Две, три
подобных бочки, или меньшего размера, так называемых “канистры”,
помятые и изрешечённые, разбросаны в случайном порядке. Как и
разбитые деревянные ящики из под боеприпасов, части досок, консервные
банки. Центр сцены услан соломой, сеном, старыми тряпками и
документами, в общем всякий военный мусор. На скамейке, от железной
дороги до правой стороны, сидят лицом к публике: Девица, Баба и
Учитель, мужчина лет сорока, в жалком плаще, шляпе и шерстяных
наушниках. Чемодан учителя пристроен с боку скамейки, по правую руку.
Между Бабой и Девицей расстелена газета, на газете непочатая буханка
хлеба и кусок сала. Баба режет хлеб и сало перочинным ножом и ест.
Между Бабой и Учителем лежит узел Бабы. Узел Девицы на земле рядом со
скамейкой, с лева от неё, ближе к авансцене. На бочке, спиной к группе
описанной выше, лицом в правую кулису, сидит Супериус, с не покрытой
головой. Перед ним стоит Пани и намыливает его лицо помазком. В
другой руке держит мисочку с мыльной пеной. На земле открытый
дорожный несессер.
Супериус.Мне нужно помыться.
Пани.В холодной воде?
Супериус.Мне нужно помыться, потому что я покрыт бактериями. Бактерии
прогуливаются по мне во всех направлениях.
Пани.Мы могли бы разжечь костёр. Мы могли бы…
Супериус. прерывает еёМы, мы, мы. Вы забыли, что мы не состоим в браке,
моя индивидуальность существует отдельно. У меня впечатление, что я
вшивый.
Пани.Это не так. У вас большое воображение.
Супериус.Воображение есть путь к трансценденции. Не скажу, что это
значение Сечи, но, как возможность…
Баба.Два литра за три кило. Или это будет за кило? ЗадумываетсяПолтора
кило за литр… или литр полтора кило… за один кило… Девице.Не
взвешивала?
Девушка молчит. Пауза.
Баба.Пожалуй не взвешивала. Слишком глупая. Сейчас, даём три кило за два
литра… Это сколько же будет за один кило…
Учитель.Ноль целых, шесть миллионов шестьсот шестьдесят шесть тысяч
шестьсот шестьдесят шесть десяти миллионных. Разумеется, результат не
ограничивается только восьмизначным числом, потому что число стремится
к бесконечности.
Пауза. Баба зевает уставив на Учителя открытый в зевоте рот.
Баба. недоверчивоА вы откуда будете?
Учитель.Перемещённое лицо. Перед войною был учителем.
Баба.Учителем?
Учитель.Теперь возвращаюсь.
Баба.Теперь все возвращаются.
Тем временем Пани уже закончила намыливать лицо Супериуса и
вытаскивает из дорожного несессера бритву.
Супериус.Она тупая. Надо наточить.
Пани.Ты постоянно заставляешь меня точить тебе бритву. Зачем?
Супериус.Чтобы исчезла бритва и осталась только острота.
Пани.Иногда я перестаю тебя понимать.
Супериус.А я и не начинал себя понимать.
Пани положила бритву и села на чемодан, поворачивается к Супериусу.
Пауза. Супериус кладёт руку ей на плечо.
Супериус.Знаешь, у меня ни кого на свете нет кроме тебя.
Пани.Так почему ты так со мной обращаешься?
Супериус.Именно поэтому. С кем мне так обращаться, если кроме тебя у
меня нет никого?
Пани встаёт и начинает точить бритву.
Баба.Вы знаете какие ни будь новости?
Учитель.Вы понимаете: трудно сейчас с достоверной информацией.
События происходят быстро, но всё дезорганизовано. Люди в смятение, это
обычное дело когда фронт перемещается.
Баба.Говорят, что Черчилль произносит как “херхил”спустился на
парашюте, чтобы увидеть, как у нас тут. оглядывается и понижает голос
Может он тут даже где – то в кустах сидит…
Учитель.Сомневаюсь.
С правой стороны выходит Отец и Сын.
Сцена 7.
Сын.А поезда уже ходят?
Отец.Наверное ещё нет, но могут пойти.
Сын. замечает собравшихся на железнодорожном полустанкеЛюди…
Отец.Ждут поезд.
Сын.Будет тесно.
Отец.Лучше тесно, чем идти пешком. Ноги не болят?
Сын.Н… нет.
Отец.Ты мне не ври.
Сын.Болят немного.
Отец.А у меня никогда не болят ноги.
Приближаются к группе на лавке.
Отец.Слава.
Баба.Во веки веков.
Отец.Можно присесть?
Баба.Нет места.
Учитель.Покорнейше прошу, мы можем подвинутся.
Учитель сдвигается на край скамейки. Баба нехотя снимает узел со
скамейки.
Отец. приподнимает шляпуСердечное спасибо. Идём со вчерашнего дня.
Ног не чуем.
Садится между бабой и учителем, на то место, где был узел бабы. Сын
садится между отцом и учителем.
Баба. Теперь уже примирительно, пред свершившимся актом.Куда это вас
Бог ведёт?
Отец.К жене. Она была больнице с Нового Года, да фронт двинулся и
больных куда то вывезли. Вот мы её ищем. Я с моим сыном. А вы?
Баба.Я торговать иду.
Отец.А они? Показывает на Супериуса и Пани.
Баба.Кажется новобрачные.
Тем временем Пани закончила точить бритву и приступила к бритью
Супериуса.
Супериус.Помнишь, когда мы вышли из дому?
Пани.Месяц тому назад.
Супериус.В каком столетии? У меня впечатление, что мы бежим от века.
Пани.Мы бежали осенью.
Супериус.Какой осенью? Впрочем это не важно. Осень прошла, в этой связи,
никакой разницы. Куда бежать? Как и где? С запада на восток или с востока
на запад. Направления взаимно исключающие. Даже наш побег иллюзия.
Пани.Не вертись.
Супериус.Когда началось это недоразумение? Разве есть где -‐ то ещё
чернолесная липа, под ней скамейка и не допитое пиво? Куда и почему
пошёл ты чернолесьем Ян? Почему ты не допил пиво?
Пани. Так как, Супериус, разговаривает, сидит не совсем спокойно, это
затрудняет бритьё.Не двигайся.
Супериус.Как ты права. Это наверное единственный выход, не двигаться.
Терпеть. Добиться окончательной неподвижности. Неподвижность это
приближение к абсолюту, потому что каждое движение относительно.
Пани.О Боже!
Супериус дотрагивается пальцем до своей щеки, смотрит на палец.
Супериус.Кровь…
Пани.Я не виновата. Я же говорила, не двигайся.
Супериус.Течёт моя кровь?
Пани.И что делать…
Супериус.Йодом прижечь!
Пани обыскивает содержание несессера, в панике.
Пани.Нет йода!
Супериус.Дезинфицируй одеколоном. В течении некоторого времени
осматривает пятнышко крови на своём пальце.Ярко красная, глубокая.
Тем временем Пани по – прежнему перетряхивает дорожный сундук.
Супериус.Колористически и метафизически. Всего одна капля крови, а
кажется, нет дна.
Пани.Одеколона больше нет.
Супериус.Что?
Пани.Кончился.
Супериус.Я отказываюсь в это поверить.
Пани.Я говорила, надо экономить, но ты не хотел меня слушать. Я в жизни
не видела, что – бы кто – то расходовал столько одеколона.
Супериус.Я отвергаю всякие аргументы. Слышишь? Я протестую, я не
согласен. Твёрдо и бесповоротно. Делай, что хочешь, но я должен быть
продезинфицирован!
Пани беспомощно смотрит. Потом подходит к группе на левой стороне
сцены.
Супериус.Всё, кроме бактерий.
Пани.Извините, господа, не могли бы вы ссудить немного одеколона…
Баба.Чего?!
Учитель.К сожалению, не имею в своём распоряжении.
Отец.У меня тоже закончился. Был превосходный. Смущённо проводит
ладонью по заросшим щекам.
Супериус.Долго там ещё?
Баба.Может быть самогон?
Пани.Самогон…
Супериус.Я истекаю кровью!
Баба встаёт и из – под полотнища, которое прикрывает её коляску,
вытаскивает литровую бутылку, заткнутую импровизированной пробкой
из куска свёрнутой тряпки.
Учитель.Самогон, то есть спирт домашней выработки.
Пани.Это тоже дезинфицирует?
Отец.О, а как же!
Пани.Сколько с меня причитается?
Баба.Это зависит.
Баба подходит к Супериусу. Не обращая на него внимания приседает около
несессера с туалетными приборами, ощупывает, изучает качество кожи.
Баба. со знаниемКозловая. Потом ощупывает чемодан.Свиная. Потом
ощупывает шубу Супериуса, не нанося ущерба, как будто в этой шубе ни
кого нет.Бобровая. Обращаясь к Пани.Я возьму от вас только в долларах.
Пани.У нас нет долларов.
Баба.Тогда в рублях или золотом.
Пани.Рублей тоже нет.
Баба.Ну тогда золото, на вес.
Пани.У нас нет никакого золота.
Баба.Такие господа и ни чего не имеют?
Пани.Мы не графских кровей, мы беженцы.
Супериус.Напротив. Я есть Принц де Тенеброс.
Пани.Перестань, сейчас не время.
Супериус.Я имею несметные сокровища.
Баба.Что он говорит?
Супериус.…Духовные. Драгоценный опыт, бриллианты интеллекта. Ну
например, может с вами поделится очень любопытной беседой, какую я
имел с любовницей Лорда Рассела.
Баба.Как?
Супериус.Или представить пани мою собственную интерпретацию теории
Эйнштейна. Пальчики оближешь. Ну что скажите? Можно ещё что ни будь,
но однако я кровоточу как заурядное животное.
Баба.Он больной?
Пани.Прошу вас: будьте к нему снисходительны.
Баба.Дам литр за лису.
Пани снимает лисью шубу с вышивкой и вручает её Бабе, получает в замен
бутылку самогона.
Баба. декорируется лисойСебе в убыток.
Супериус. кричитКак скотина, понимаешь?
Пани.Уже, уже… подбегает к нему.
Баба приближается к скамейке.
Отец. встаёт со скамейкиА-‐а-‐а-‐а, что ж это за элегантная особа!
Баба.А?
Отец.Не узнал в первый момент. Как какая пани докторша.
Баба. гладит лисью шубуДовоенная.
Отец.Королева красоты. Это стоит обмыть, правда, пани магистр?
Учитель.За победу.
Отец.За победу и за красоту. Кажется, это возможно…
Приближается к коляске. Баба энергично противодействует.
Перекатывает коляску на левую сторону сцены, подальше от любителей
тостов.
Баба.Нету, нету! Ничего нету!
Тем временем Пани дезинфицирует самогоном царапины на щеках
Супериуса.
Пани.Жжёт?
Супериус.Смердит. L’eau de Pologne.
Учитель встаёт со скамейки и подходит к Супериусу.
Учитель.Вы полагаете, что это смешно?
Супериус.А, понимаю. «Святость не клевета.»
Учитель.Да нет, вы ошибаетесь. И клевета и святость, это жесты и эмоции.
Жестов и эмоций мы имели в избытке. Но вот что приходит на ум.
Супериус.Что?
Учитель.Что у нас всегда так: лишь бы показать себя. Друг перед другом, но
главное перед собой. Простой шуткой.
Супериус.А если это шутки на свой счёт…
Учитель.Подумайте, дешёвые шутки стоят слишком дорого.
Супериус.Я справлюсь.
Учитель.А вы опять за своё, шутите.
Супериус.Вы предлагаете мне подумать? Мне? Я думаю, я много думаю,
даже слишком много, идеи просто роятся в моей голове. Мне уже
опротивело думать.
Учитель.В это трудно поверить.
Супериус.А вы знаете, почему? Потому что ни одна из этих идей не является
конечной, абсолютной, над – идеей. Ни одна, только толпа идей, одна
рождает другую, одна заменяет другую, и никакой разницы, ни меньше, ни
больше. Иерархия идей очередная иллюзия.
Учитель.Видимо вам не хватает метода.
Супериус.А вы наверное имеете для идей какую – ни будь конструкцию типа
обобщённо – позитивно – типовой, национальный, а может и социально –
общественный, гео – физико – политический и экономический, формат идей.
Разве это не жажда сверх – идей? Согласитесь: какая мука – невозможность
окончательной идеи? Окончательной формулы? Бесформенность, а
следовательно неудовлетворённость абсолютом? Какая ненасытность?
Учитель.Вы метафизик?
Супериус.А вы паршивый классификатор. С начало вы думаете, что я шут и
клоун, а потом, что метафизик. Что ещё? Слова и понятия закончились? Вы
чувствуете себя прекрасно только в магазине презервативов. Там всё
разложено по полкам.
Учитель.Вы не очень то вежливы.
Супериус.О, вы, служители магистрата логики, копилки аксиом, пенсионеры
лексики. О, вы, альпинисты интеллекта. Влезшие на холм примитивной
абстракции и уже так запыхались, что нарекли эти горки Гималаями. Выше
вы не можете себе позволить бедные.
Учитель.Вы оскорбляете меня!
Супериус.Так может вы вызовите меня на дуэль. Как человек с высшим
образованием вы вполне квалифицированы в делах касающихся вопросов
чести.
Учитель.Да, вы не метафизик, вы шут и клоун.
Супериус.Абсолютно невозможно оставаться остроумным, когда мысли
наводят тоску. Скверно, согласитесь.
Учитель.О, остротами дело не уладишь.
Супериус.А я и не намерен.
Учитель.Однако…
Супериус. встаётОткуда, черт возьми, вы знаете, как и чем я намереваюсь
уладить дело? Все дела, не только эти ваши национальные дилеммы. Откуда
вы это можете знать?
Слышна гармоника и пение на два голоса.
Голоса.
Эх убил бы меня ктосик
Или я б убил когосик
а то честно говоря
Дыбом волосы стоят.
Справой стороны входят Поручик Зелинский и Тип, поют и покачиваются.
Поручик Зелинский обнимает Типа за плечи, Тип играет на гармонике.
Поручик Зелинский отпускает плечо Типа и выдвигается в перёд.
Сцена 8.
Поручик Зелинский.Здорово, земляки! Смирно, вольно, лечь, встать.
Встречай, утреннюю звезду свободы. Сдаём деньги и драгоценности в фонд
освобождения родины, aber schnelle. По моей команде все в ряд, руки вверх,
карманы вывернуть. Кто не подчинится, того за измену. На право! Я Поручик
Зелинский, так мы курва родине помогаем.
Супериус, хромая на больной ноге, приближается к Поручику Зелинскому и
встаёт перед ним совсем близко.
Супериус.А я генерал Распор – Румба – Трзепизевский.
Поручик Зелинский.Я такого генерала…
Свистит на пальцах. Тип вынимает топор из под плаща готовый к
действию, потому что гармония висит на ремне через его плечо. Супериус,
хромая на больной ноге, приближается к Поручику Зелинскому и встаёт
лицом к лицу.
Супериус.Что? Неподчинение?!
Через мгновение, не зная что Супериус блефует, Поручик Зелинский стоит
по стойки смирно и отдаёт честь.
Поручик Зелинский.Так точно, пан генерал.
Тип прячет топор опять за пазуху.
Супериус.Я вас сгною в Синг – Синг, я вам устрою аутодафе, я вас сошлю на
галеры, вы, посредственные вандалы.
Поручик Зелинский.Так точно, пан генерал.
Супериус.И не таких видали в огне под Персеполе Верхним Галицийским, на
станции Нижняя Шренява, вы гнилые остатки, вы скретиненые крахом
кретиноидальным кретинокрахом, вы кретиновые креветки.
Поручик Зелинский.Как пан прикажет, пан генерал.
Супериус.Как прикажет?
Поворачивается и отходит в сторону, останавливается, спиной к
Поручику Зелинскому.
Супериус. сам себеЧто прикажут…
Поручик Зелинский всё время стоит по стойке смирно. Все ждут решения
Супериуса – “генерала”.
Супериус. поворачиваетсяВодки! Всем водки. Я объявляю свадьбу и
крестины и чёрт его знает ещё что.
Поручик Зелинский. Отдаёт честь.Согласно приказу!
Баба. встаёт на колени у коляски и закрывает её спиной.О Иисус, самогон
конфисковать!
Акт 2.
Сцена 1.
Та же самая сцена, ночь чистая и ясная, видна линия горизонта.
Телеграфные столбы и провода резко обрываются и чернеют на фоне
светло гранатового неба и не слишком темной равнины. Хотя луны не
видно, но пространство насыщенно светом галактики.
На середине сцены импровизированная жаровня из половины бочки из под
горючего, в которой горит живой огонь (горят разбитые почтовые
ящики, доски, найденные здесь же на месте). Скамейка передвинута и
теперь стоит по середине сцены, за костром. На скамейке сидят:
посередине Супериус, с лева Пани, с права Учитель. С правой стороны
костра, лицом к огню, на “канистрах”, или других импровизированных
(подручных) сидениях – Отец и Сын. С левой стороны костра – Баба и
Девица. Багаж сложен около их владельцев.
Тип стоит с гармоникой в руках.
На левой стороне сцены, там где и была в конце предыдущего акта –
коляска, но вместо бутылок с самогоном, в ней лежит Поручик Зелинский.
Его ноги в сапогах выходят далеко за пределы коляски, руки тоже. Кусок
ткани лежит на земле рядом с коляской, а бутылки в большом количестве
стоят (если полные) или лежат (если они уже пустые) соответственно
среди всей группы.
Тип играет на гармонике и все поют пьяным хором, кроме Супериуса и
Сына. Одна рука Поручика Зелинского бессильно весит, в другой он держит
бутылку, которой отбивает такт, дирижирует.
Все:
Как быстро проходит время.
Секунды, минуты, года.
Ни через день, ни через год
Вместе нам не быть.
И наши молодые годы
Как река течёт быстро вдаль.
А в сердце остаются
Горе, тоска, печаль!
Закончили петь. Отец хлопает в ладоши и кричит: “Браво, браво”. Тип
доигрывает финальные аккорды и делает напыщенный пассаж на
гармонике, Баба возбуждённо хихикает. Учитель прячет лицо в ладони и
рыдает.
Отец.Пан магистр, ну что вы!
Учитель.Не знаю. Сам не знаю. Прошу меня простить. Так что – то накатило.
Супериус.Известно что. Душа реалиста не выдержала напора таинственных
сил. Его чопорное сознание ушло в пятки, преследуемое призраками
подсознательного. Нашего профессора охватила тоска, или хандра. Пусть пан
профессор ещё выпьет. Как уж, то уже.
Учитель. РыдаяЖалко… Так мне жалко, так мне жалко…
Отец.Чего, пан магистр. Ведь война заканчивается, все возвращаются
домой.
Учитель. Переставая плакать, говорит гневно, почти вызывающе.Какой
там дом. Меня жена бросила из – за актёра.
Супериус.А если б не бросила…
Отец.Что вы говорите, святые угодники, брак разрушила? Если бы ещё из –
за инженера или врача…
Пани.Когда?
Учитель.В тридцать девятом, утром первого сентября.
