Текст книги "Больше чем счастье. Японская философия благополучия"

Автор книги: Скотт Хаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Скот Хаас
Больше чем счастье: японская философия благополучия

Copyright © 2020 by Scott Haas

© Cover Image. Shutterstock.com. imaginasty

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2021

Посвящается моему давнему другу, доктору медицины Рето Дюрлеру. Человеку, чья страсть к природе – от знания птиц до интереса к горам Швейцарии – расширяет мое мышление, развивает мою осознанность и углубляет мое понимание. И благодаря которому я узнал о Браунвальде – «парении над обыденностью».

 
Если век мой продлится,
Я, быть может, и эту пору
Припомню с любовью.
 

Фудзивара Киёсукэ, XII век

Примечание Юми Обинаты: это одно из сотни стихотворений, которые мы запоминаем для игры в традиционную карточную игру Хякунин-иссю («Сто стихотворений»).

Глава первая
Мир

Погодите, что? Япония? А что может открыть нам Япония о счастье?

Оказывается, многое. Чтобы это выяснить, мне потребовались годы, и, честно говоря, я до сих пор поражаюсь некоторым вещам и пытаюсь их осмыслить – настолько они отличаются от наших представлений о счастье.

Счастье в Японии – это не личный опыт. И даже не цель. Целью является принятие.

* * *

В чем Япония действительно преуспела, так это в спасении от боли душевного одиночества, – и этому мы можем поучиться у японцев. В основе их жизненной философии благополучия лежит принятие реальности, прошлой и настоящей, и скоротечности нашего бытия. Пребывание в этой стране, знакомство с ее культурой и огромное желание постичь отношение японцев к себе и окружающему миру изменило мои взгляды на стресс и способы его устранения.

Не всем удается быть частью многочисленных в Японии социальных групп, и здесь, как и на Западе, существует проблема изоляции пожилых людей, маргиналов и лиц с психическими заболеваниями.

Но в других вещах эта страна очень сильно отличается от остального мира. В Японии имеются возможности для социальной инклюзии, от общественных бань и безопасных общественных парков до святынь и храмов, которые открыты для всех. Продолжается активное смешение культур (с эпохи Тайсё, 1912–1926), отчасти под влиянием западных идей и глобализации. Основой общества являются группы, и групповой менталитет формируется с раннего возраста: в садах и школах дети носят одинаковую форму, одинаково питаются. Общественные ожидания настолько очевидны и распространены, что многие правила поведения – дома, в общественных местах и на работе – являются негласными и универсальными (хотя и существует непреднамеренная дискриминация по полу, возрасту и делению на «своих» и «чужих»).

И самое главное: в Японии ваше «я», ваша личная идентичность определяется прежде всего принадлежностью к определенной социальной группе, а не вашими личностными качествами, мнениями, симпатиями или антипатиями.

Мне, выросшему в Соединенных Штатах, ближе наша система ценностей с ее культурным многообразием и широкими возможностями: энтузиазм, предприимчивость, исключительная открытость и креативность, новаторство, ярко выраженный индивидуализм.

В Японии – иные ценности.

Внимательность, умение слушать, отзывчивость, рассудительность, взгляд на проблему как на вызов и, самое главное, принятие – вот что лежит в основе отношения к себе и окружающим. И хотя это общепринятые социальные и этические нормы, которые в принципе характерны для человека, в Японии они пронизывают всю систему социальных институтов, в результате чего общество воспринимается как одна большая семья.

Понимание того, что моя личность во многом формируется моим окружением, дарит удивительное чувство свободы. Самоанализ и самодовольство – напротив, ограничивают и изолируют.

Кому нужны привилегии, когда может быть равенство?

Ни одна другая страна не внесла в мою жизнь такую гармонию, спокойствие, терпение, почитание тишины и наблюдательности и принятие приоритета окружения и природы над личными потребностями, как Япония. Столь ценимый на Западе индивидуализм дополняется здесь осознанием того, что самую большую радость в жизни доставляет радость, которую мы дарим другим.

* * *

Когда другим плохо и мы им сочувствуем, страдает наше благополучие. Я имею в виду, что эмпатия подразумевает поглощение чужой боли. Когда я слышу жуткие рассказы своих пациентов о лишениях, унижениях и изоляции, мое благополучие страдает. Именно поэтому людей, испытывающих явные мучения, часто избегают, обвиняют или боятся. Чем больше мы сопереживаем боли других, тем больше признаем, что их состояние – часть нашей идентичности.

Подумайте об этом с самой прагматичной точки зрения: если кто-то из ваших родных или близких страдает, вам становится хуже, потому что эти люди – в вашем сердце и сознании. Я не могу быть счастлив, если моим детям или жене плохо.

Аналогичным образом мои родные не могут быть счастливы, если плохо мне. Мастер создавать стрессы, выросший в семье, где стресс был нормой жизни, я склонен совершать одни и те же ошибки. И это не только мои личные трудности. Разве они могут быть личными?

Принимая людей в Департаменте временной помощи на Дадли-сквер[1]1
  19 декабря 2019 года переименована в Нубиан-сквер. (Здесь и далее – прим. авт.)


[Закрыть], Роксбери, штат Массачусетс, проводя оценку нетрудоспособности бездомных, нищих, жертв жестокого обращения и бывших заключенных, а затем возвращаясь в свой элитный район, который находится всего в пяти милях, я с огромным облегчением констатирую, что успех и безопасность в гораздо большей степени зависят от расы, пола и благосостояния, чем от личного энтузиазма.

Я нашел необходимую мне помощь, нашел то, чего мне не хватало, интегрируя, постепенно или частично, полученный в Японии опыт в свою повседневную жизнь.

Это кардинально изменило мое восприятие стресса, отношение к окружающему миру и принятие своего места в нем.

Pushing the World Away (что дословно можно перевести как «Уход от мира») – так называется один из альбомов джазового саксофониста Кенни Гарретта, а поскольку он знает японский язык и часто бывает в Японии, это название отражает его – и мои – представления о культуре этой страны.

Когда мы с Гарреттом общались, он сказал мне: «Япония всегда была моим вторым домом». И добавил: «Моя музыка вас затягивает, затягивает, затягивает. Энергию, которой мы заряжаемся, уходя от этого мира, можно направить в позитивное русло».

Это и есть суть японской философии принятия. Уход от мирских страстей к созданию значимого опыта, который сближает нас друг с другом и дает ощущение полноты жизни.

Освоив нехитрые привычки и практики, позаимствованные у японцев, я испытываю меньший стресс, которого в силу специфики моей работы хватает. Я лучше понимаю его губительное воздействие и знаю, как его уменьшить. Это постоянный процесс, и день на день не приходится. Но благодаря практикам наблюдательности, тишины и, главное, принятия во всех его многогранных аспектах я все лучше справляюсь с негативом.

Это не ключ к счастью и не способ избежать проблем и трудностей, с которыми мы все так или иначе сталкиваемся. Это, перефразируя Джона Берджера, другой взгляд на вещи, расширяющий наше мировоззрение[2]2
  «Искусство видеть» (Ways of Seeing) – книга писателя и критика Джона Берджера (1926–2017) о восприятии мира в искусстве.


[Закрыть]. Взгляд, открывающий возможности.

Концепция икигай в последнее время набирает все большую популярность и трактуется как некая секретная формула счастья, которую нужно найти. Но японская философия благополучия – не только и не столько о счастье. Скорее, она о добропорядочности, стрессоустойчивости и общности[3]3
  В своей замечательной книге «Что наполняет жизнь смыслом? Как осознают свой мир японцы и американцы» (What Makes Life Worth Living? How Japanese and Americans Make Sense of Their Worlds) Гордон Мэтьюз, антрополог из Китайского университета Гонконга, пишет: «Главные элементы икигай – это иттаикан («приверженность группе») и дзито дзицуген («самореализация»). Суть этой концепции в том, что самореализация происходит через положительный опыт социального взаимодействия.
  Издание Japan Times в рецензии на книгу Эктора Гарсиа и Франсеска Миральеса «Икигай. Японские секреты долгой и счастливой жизни» называет икигай «идеей о том, что ключом к счастью является смысл жизни». Обозреватель пишет: «Решив узнать, существует ли связь между икигай и долголетием, инженер-программист Эктор Гарсиа и писатель, переводчик Франсеск Миральес отправились в японскую деревушку Охими на острове Окинава, известную как поселение долгожителей. В результате на свет появилась книга, утверждающая, что икигай – это «японский секрет долгой и счастливой жизни». Данное утверждение не находит должного и убедительного обоснования. Книга представляет собой набор банальных советов о правильном питании и физической активности вперемежку с историями долгожителей и дискуссиями о трендах в психотерапии. Вывод авторов взят с потолка, а их творение – не более чем пособие по самопомощи под маркой псевдофилософии». В последние годы появилось достаточно много книг, популяризирующих концепцию икигай как залог жизненного благополучия. Это не совсем так.


[Закрыть].

То, что предлагает Япония, – это действительно совершенно иные способы ведения дел и решения задач; это восприятие себя как части природы, это создание сообществ и активное участие в них, это принятие нашей бренности и недолговечности.

Для ясности дела: в обычной жизни японцы кажутся сдержанными и безучастными, не говоря уж о проявлении эмпатии – такое впечатление, что они не хотят друг на друга реагировать. Что, если я что-нибудь не то скажу или сделаю? Что, если я причиню людям неудобства? Что обо мне подумают?

В то же время благодаря высокой групповой сплоченности и социальной ответственности в Японии обычно (но не всегда) наблюдается исключительно высокий уровень общественной безопасности, культуры поведения и вежливости. Для всех ситуаций прописаны правила и инструкции, за соблюдением которых следят определенные структуры, поэтому людям практически не нужно думать самим или утруждаться решением каких-то проблем. Обо всем позаботятся.

Но что, если возникает внештатная ситуация? Человек, привыкший к готовым рецептам, может растеряться.

Мой любимый художественный пример такой ситуации – фильм Акиры Куросавы «Рай и ад» (1963), в котором богатому промышленнику из Токио приходится делать выбор между крахом собственного бизнеса и спасением жизни сына своего водителя.

Оставив в стороне свой эгоизм, сформированный предположительно во времена послевоенной американизации Японии, главный герой Кинго Гондо (которого играет Тосиро Мифунэ) демонстрирует победу эмпатии над корыстью.

Картина снималась в эпоху бурного индустриального развития Японии, не только догнавшей, но и почти перегнавшей Запад. И Куросава высказывал опасение, что исконные японские ценности могут быть вытеснены западными концепциями успеха.

«К чему это может привести?» – гадал он.

По мнению Куросавы, эмпатия является важнейшей частью японской культуры, и ею нельзя жертвовать в угоду западным ценностям. Помогать другим, понимать и принимать, что мы – часть одного сообщества, – вот что значит быть японцем. А эгоизм и алчность – это зло, насаждаемое американцами, которое надо отвергать.

Я знаю: это националистический фильм!

Точно так же я знаю, что бескорыстие и эмпатия встречаются в Соединенных Штатах повсеместно. Благодаря религиозным связям, ценностям сообществ, заботливым и внимательным семьям или просто в силу природной отзывчивости американцы каждый день думают о том, как помочь другим.

Джеки Робинсон сказал: «Жизнь не имеет значения, если не оказывает влияния на другие жизни».

Одиночество, отделенность друг от друга, отделенность от природы, эгоизм, который слишком часто присутствует в нашей жизни, – все эти источники стресса устраняются в Японии с раннего возраста.

Чувство принадлежности к семье, школе, компании и окружению подкрепляется всевозможными способами и видами деятельности, от наблюдения, слушания и извинений (массы!) до принятия.

Ханы (группы) начальных школ, общественные бани, негласный коллективизм и правила приличия являются частью усилий по достижению единства и согласия. В ситуациях социального взаимодействия японцы строго следуют установленному порядку, подчиняя свое «я» интересам окружения. В школах этот конформизм проявляется в униформе и обедах; в общественных банях – в отсутствии конфиденциальности; в многолюдных местах и на улице – в соблюдении тишины (нравится вам это или нет). Такие культурные особенности и социальные нормы формируют коллективное чувство ответственности, которое проявляется в адекватном поведении, групповой сплоченности, высокой эффективности, развитой общественной инфраструктуре и долголетии[4]4
  В книге «Что наполняет жизнь смыслом?» Мэтьюз описывает важность сюдан сэйкацу, или «групповой атмосферы», в развитии эмпатических качеств. Он приводит цитату из замечательной, ставшей классикой книги Томаса Ролена «Старшие школы Японии» (Japan’s High Schools): «Если мы внимательно взглянем на цикл развития личности, то увидим, что на каждом его этапе, от детского сада до начала профессиональной карьеры, воспроизводятся одни и те же основные действия и повторяются одни и те же социальные сценарии. Распределение домашних обязанностей, дресс-коды, групповые обсуждения, порядок проведения собраний… все это регламентируется и закрепляется на каждом новом жизненном рубеже… Упор всегда делается на стандартизацию базовых практик и понимание их нравственной ценности в контексте сюдан сэйкацу».


[Закрыть].

Конечно, наблюдательность и отзывчивость не являются гарантом жизненного благополучия, но однозначно развивают осознанность: вы не одиноки, и какие-то вещи на самом деле не имеют значения – что приносит облегчение. Ощущение благополучия появляется тогда, когда вы помогаете другим и вписываетесь в окружение.

Идеал общности остается столпом и функцией культурных императивов Японии. Это проявляется в незыблемой вере в то, что быть частью группы важнее, чем проявлять свою индивидуальность. В японской культуре не принято выделяться из коллектива, проявлять инициативу, «качать права» или демонстрировать свое превосходство.

Мне посчастливилось иметь друзей-японцев, чье терпение и добрая ирония в работе над моими многочисленными ошибками значительно углубили мою осознанность. К слову, ни в одной другой стране я не сталкивался с таким культом человеческих отношений, как в Японии.

Японцы очень щепетильны и любят во всем порядок. Друзья постоянно меня поправляют и находят время, чтобы рассказать и показать, как правильно что-либо сделать: вручить визитку, завязать разговор с новым коллегой или сесть в поезд.

Их советы и рекомендации оказали мне неоценимую помощь, особенно на первых порах.

Впервые меня направили в Японию в 2005 году – в Ниигату, столицу одноименной префектуры, расположенной к северо-западу от Токио на побережье Японского моря. Я поинтересовался у Роки Аоки, бывшего олимпийского чемпиона по реслингу и основателя популярной франчайзинговой сети ресторанов Benihana («Бенихана»), что это за место, и он со смехом назвал его «Оклахомой Японии». Наш разговор проходил в роскошных апартаментах Роки на Пятой авеню Манхэттена, с видом на собор Святого Патрика.

«Не переживайте, – посоветовал он. – Это самая настоящая провинция!»

Столица Ниигаты оказалась далеко не провинцией. Заново отстроенная после Второй мировой войны, она напоминает крупный промышленный центр в Соединенных Штатах.

К счастью, меня везде сопровождал мой друг Такеси Эндо, который и пригласил меня в свой родной город. Точнее, меня пригласила ассоциация производителей саке префектуры Ниигата, чтобы помочь в продвижении своей продукции на рынок Соединенных Штатов, а Такеси со многими из них знаком. Если вам интересно, саке Ниигата считается одним из лучших сортов рисовой водки в Японии, потому что изготавливается на чистой талой воде, которой благодаря ежегодным снегопадам здесь всегда в изобилии[5]5
  Единственный вид саке, который подают в известном ресторане Манхэттена NOBU, производится в пивоварне на острове Садо, входящем в префектуру Ниигата. Это не скрытая реклама (хотя я ничего не имею против), и когда мы отмечали в NOBU восемнадцатилетие моего сына Ника, то рассчитывались на общих основаниях.


[Закрыть].

Так вот, Такеси в прямом смысле слова ходил за мной по пятам и пояснял, как вручить мэйси (визитку), как принять визитку, как взглянуть на визитку, что сказать при получении визитки и куда ее водрузить.

«Скажи ему, что ты благодарен за приглашение, – шептал он мне на ухо. – Похвали гостиницу, которую он тебе заказал. Отметь, что ты ценишь его доверие».

Какие-то вещи не были для меня новыми, но что меня действительно поразило, так это точность и скрупулезность в соблюдении установленного порядка. При этом вам ясно давалось понять, что существует только один правильный способ выполнения действий. Я полюбил эту ясность – какое облегчение! Похоже на скаффолдинг.

По правилам японского этикета я должен был внимательно рассмотреть врученную мне визитку, прочесть вслух имя и должность ее владельца и при этом быстро взглянуть человеку в глаза, добавив что-нибудь вроде того, насколько я впечатлен его или ее должностью. Потом этот человек проделывал тот же ритуал с моей визитной карточкой. После этого каждую визитку требовалось разместить строго по нижнему краю стола, текстом к получателю визитки. Ранее в тот же день мы с Такеси обсуждали и другие нюансы: где сесть на деловом совещании, где стать в лифте, стоит ли кланяться, насколько низко кланяться, пожимать или не пожимать руки.

Мои друзья выполняли все это на автопилоте – как я завязываю шнурки, – что придавало дню размеренность и ритм. В Токио Юко объяснила мне, как заказать в магазине лапшу: занять очередь, выбрать и оплатить в автомате блюда, получить чеки и вручить их хозяину или хозяйке заведения, а те передадут их поварам. Синдзи научил фразам, которыми можно поблагодарить после еды шеф-повара. Юми показала, как уходить из ресторана, когда весь персонал собирается на тротуаре и машет вам вслед, пока вы не исчезнете из виду. Хиро сказал, куда сесть в машине и какой комплимент сделать фермеру, который показывал нам уток, поедавших жуков-вредителей.

Когда мы с Хиро вышли из ирландской чайной комнаты, созданной в какой-то глухомани благодаря фанатизму и большим карманам владельца, мне последовало очередное указание: «Скажи ему, что у него красивый костюм».

Позже я расскажу вам о своих японских друзьях подробнее.

Все эти бесконечные знаки уважения и почитания укрепляют уверенность в себе и чувство принадлежности к общности. Это что-то вроде огромной коллекции тайных рукопожатий – и надежный способ избавиться от многих личных заморочек.

Имейте в виду, что иностранцы в Японии – это объект для развлечения. За вами наблюдают. Ваши повадки могут казаться местным жителям забавными. Помню, однажды в ресторане я сложил обертку от палочек в крошечную гармошку и поместил их на эту импровизированную подставку.

Такеси рассмеялся.

«Что здесь смешного?»

«Женский прием», – ответил он.

«В смысле?»

«Японец никогда бы так не сделал».

«И что?»

«Ничего, – сказал он и снова рассмеялся. – Это так, к слову».

А когда я правильно проявляю вежливость в электронном письме или в речи, которую меня неожиданно попросили произнести в честь хозяина идзакая, друзья шепчут: «Ну ты прямо как настоящий японец!»

Что ж, спасибо.

Японцы всегда стремятся узнать своего собеседника, независимо от его групповой принадлежности. Мне действительно нравится их подход к установлению доверительных отношений: постараться найти общие темы и развивать их, пока и вы, и ваш собеседник не почувствуете себя в безопасности.

Например, поговорить с только что вышедшим из тюрьмы парнем, отсидевшим десять лет за покушение на убийство, о том, как здорово наблюдать за плавающими на пруду утками. Или поговорить с женщиной, укрывающейся в приюте для жертв домашнего насилия[6]6
  Ночлежки, или шелтеры, предоставляющие безопасное временное жилье бездомным лицам с детьми.


[Закрыть], о ее отдушине – кулинарии и любимых рецептах тушеного мяса.

Я не игнорирую эти трагедии или асоциальное поведение, равно как не преуменьшаю их последствий. Я просто стараюсь выстроить доверие с собеседником и найти что-то общее, прежде чем двигаться дальше.

А общего, как показывает практика, всегда больше, чем различий.

Эти отправные – основанные на общности – моменты выстраивания отношений, которые я перенял в свою жизнь, превратили ее в череду наблюдений, а не импульсивных реакций. Групповое сознание японцев сделало меня более спокойным и терпимым.

Иногда я представляю, что смотрю фильм со своим участием:

Аэропорт. Супермаркет. Транспортная пробка. Звонок в компанию по торговле электротоварами.

Когда я вижу себя частью группы в каждой из этих ситуаций – то есть со стороны, а не с личной колокольни, – мне легче абстрагироваться и быть объективным.

Группы есть везде, если мы удосужимся их поискать и принять свою принадлежность к ним. У нас больше общего с каким-нибудь маргиналом, чем мы можем это признать.

А поскольку мы ощущаем с человеком некую общность и близость, нам хочется сделать для него что-нибудь хорошее. И это приносит огромное удовлетворение.

Повседневные привычки весьма прагматичного характера делают Японию местом, где поощряется (а порой и требуется) усмирять свои эгоистические потребности и быть частью окружения. В такой атмосфере вы осознаете свою незначительность, ощущаете более тесную связь с природой, глубже погружаетесь в отношения и фокусируетесь на нуждах других людей. Все это укрепляет ощущение благополучия и удовлетворенности жизнью.

Я хотел бы поделиться с вами образом жизни японцев, способствующим укейреру – принятию.

Что значит принимать жизнь такой, какая она есть, и ставить чьи-то потребности выше собственных? Япония не только культивирует чистоту разума и гармонию с собой и окружающим миром, но и использует эту концепцию на уровне всех институтов и систем.

* * *

На Западе состояние чистоты разума выразил в своей «доктрине негативной способности» поэт Джон Китс: «Если воробей прыгает под моимокном, я начинаю жить его жизнью и принимаюсь подбирать крошки на тропинке, усыпанной гравием… [так что] в скором времени я буду истреблен».

Погодите. Прежде чем вы скажете: «Кто в здравом уме хотел бы быть истребленным?» – пожалуйста, вспомните несколько фактов: Китс умер от туберкулеза двести лет назад, в 1821 году, в возрасте двадцати пяти лет. И маленькая птичка здесь ни при чем. Что он имел в виду, и что я имею в виду, и в чем преуспевают японцы – это истребление самокопания, сомнений в собственных возможностях и чистого эгоизма.

Оказывается, наши лучшие друзья – не мы сами.

Наблюдая за природой и фокусируясь на мимолетном и преходящем, мы отпускаем все свои мысли и очищаем ум, что невероятно расслабляет.

В Японии это образ жизни.

Глава вторая
Принятие

Принятие – очень многозначное понятие, и в Японии оно выражается разными словами в зависимости от того, с кем и в какой ситуации вы находитесь. Это создает определенные сложности для обоих собеседников.

То же касается бесчисленного множества слов и выражений, передающих те или иные смысловые нюансы или выполняющих роль символов[7]7
  Ролан Барт в своей книге о Японии «Империя знаков» отмечал, что японский язык характеризуется размытостью понятий и многозначностью слов, что придает сообщениям глубину. Его понимание чаще сводится к процессу интерпретации, а не буквального толкования. Возможно, поэтому доверие в деловых отношениях котируется у японцев выше содержания договоренностей. Его намного сложнее формулировать и интерпретировать: вы или доверяете человеку, или нет.


[Закрыть].

Решив написать эту книгу, я связался со своими японскими друзьями и попросил их помочь мне углубить мое понимание принятия – с точки зрения их воспитания, культуры, традиций и истории.

Что подразумевается под «принятием» в Японии?

* * *

Юми Обината, переводчица из Токио, прислала мне подробное толкование четырех слов, означающих принятие, а также объяснила, в каком контексте они употребляются:

«Укейреру используется матерью в общении с ребенком, как мягкий способ убеждения.

Укетомэру используется матерью, чтобы принять “эмоциональную вспышку своего ребенка”, когда «что-то вызывает сильный отпор».

Торииреру можно использовать для описания исторических фактов – например, принятия Японией протестантских миссионеров.

Укенагасу означает “принять и отпустить”».

Далее последовали объяснения: «Это что-то вроде того, как, попав в бурный поток, вы стараетесь идти ближе к берегу, чтобы уменьшить давление воды. Аналогичным образом японцы, сталкиваясь с трудностями и невзгодами, считают их неотъемлемой частью жизни и стараются укенагасу, чтобы уменьшить психологическое давление».

«Кикинагасу означает “выбросить из головы чьи-то слова”. То есть, мы делаем вид, что слушаем чью-то болтовню, но на самом деле не воспринимаем ее всерьез!

Дзюё-суро можно использовать в значении принятия современных западных идей и систем».

Юми сказала, что «jyō может иметь шесть производных, а укейреру часто используется в обыденной речи».

С Юми нас связывает многолетняя дружба. Помню, как мы обсуждали с ее сыном Нозоми его дипломную работу о еврейских философах и исследователях Холокоста, когда он гостил у нас пару недель; как мы обедали с Юми, ее мужем и моей женой в первоклассном изакая в Гинзе; как пили зеленый чай в Симоде, деревне в префектуре Сидзуока, куда в июле 1853 года прибыли печально известные «черные корабли» с ультиматумом от Мэтью Перри (это коммодор, а не парень из «Друзей»), требующим заключить торговое соглашение с США и пустить американские корабли в японские порты.

И вот теперь Юми очень подробно объяснила мне способы выражения принятия в Японии, значительно улучшив мое понимание этого вопроса.

Следующей, к кому я обратился с той же просьбой, была Юко Эномото[8]8
  Юко – писательница, а также редактор фундаментального труда Теодора Бестора «Цукидзи: рыбный рынок мира» (переводчики: Синити Фукуока и Масако Ванами). Бестор – выдающийся антрополог, профессор Гарвардского университета, чьи работы обязательно стоит прочесть, если вы хотите больше узнать о Японии.


[Закрыть], с которой мы познакомились около двадцати лет назад в Токио.

Юко выдала мне три слова:

укейреру;

йкукуго;

дзико дзю ю.

«Дзико дзю ю означает «принятие себя, – пояснила она. – Это внутреннее принятие, чувствами. Йкукуго имеет большее отношение к интеллекту, а укейреру означает постижение своего “я”, чтобы изменить себя в лучшую сторону».

Из всех знакомых мне японцев Юко самая вежливая и обходительная. Мы познакомились в рамках экогастрономического движения слоуфуд, и именно она устроила мне познавательный тур по скрытым от глаз туристов чайным домам, кофейным салонам, художественным галереям и крошечным уютным ресторанчикам Токио. Сейчас Юко уже замужняя дама (ее муж – один из самых уважаемых шеф-поваров в городе) и мама замечательного малыша, и она с поразительной легкостью совмещает профессиональные и материнские обязанности, невозмутимо принимая то, что выпадает ей на жизненном пути.

Третьим человеком, от которого я получил помощь, была Киёми Цурусава. Я познакомился с ней давным-давно в Kayotei, моем любимом рёкане (гостиничном комплексе с термальными источниками), расположенном на озере Яманака в префектуре Исикава. Киёми помогала нам с переводом книги о народных умельцах этого региона, и мы тогда много беседовали о традиционных народных ремеслах, а также об общей любви к джазу[9]9
  Киёми – большая поклонница творчества Майлза Дэвиса, особенно его композиции Someday My Prince Will Come.


[Закрыть].

«Многие японские слова можно перевести как “принятие”, – сказала Киёми. – Вот шесть из них, хотя, конечно, это только капля в море!

Сёдаку;

дзю ю;

сийи;

ниндзю;

гокаку;

укейреру.

Сёдаку подразумевает принятие приглашения; дзю ю – принятие подарка; сийи – принятие идеи или мысли; ниндзю – принятие трудностей; гокаку – принятие человека, а укейреру – принятие реальности».

В итоге моим фаворитом стало слово укейреру, имеющее следующие значения: «мягкий способ убеждения при общении матери с ребенком; постижение своего “я”, чтобы изменить себя в лучшую сторону; принятие реальности».

Что значит проживать каждый день, вдохновляясь укейреру? Что мы можем делать? Что мы можем говорить? Какими видами деятельности мы можем заниматься, чтобы ощутить то самое благополучие, которое дает принятие?

Укейреру означает нечто гораздо большее, чем принятие себя. Оно означает принятие наших отношений с родными, коллегами и окружением. Оно означает принятие других людей. Оно означает принятие реальности и создание контекстов, расширяющих нашу узкую, ограниченную и вымученную Я-концепцию.

Олицетворяя быстротечность и несовершенство бытия, укейреру привносит в современную жизнь японцев принципы дзен-буддизма и синтоизма для обретения душевного благополучия и удовлетворения. В этом проявляется традиционный японский подход к общему эстетическому восприятию мира, который применялся и оттачивался веками. Это искусство формирования общественного мировоззрения. Скажем, религиозные институты, идя на поводу у верхушки феодалов, в корне меняли существующие взгляды на тяготы и лишения, что, в принципе, было несложно ввиду невежества населения. Вместо отчаяния по поводу суровых жизненных условий эстетика культивировала принятие тягот и лишений как смысл жизни.

Цель такого подхода – создание привычного психологического состояния с достаточной степенью осознанности и уверенности. Вы принимаете жизненные обстоятельства. Вы осознаете свою неразрывную связь с природой и обществом. И вы стремитесь к единству с окружающим миром.

Наше общество ориентировано на личность и делает целью счастье, а если подобные вещи дорого обходятся другим – это их личные трудности.

«Победи или отправляйся домой».

«Не нравится – скатертью дорога!»

«Что мне от этого?»

Укейреру же укрепляет отношения и дает силы для осуществления изменений – как личных, так и структурных.

Чтобы что-либо изменить, будь то системная дискриминация или плохой клиентский сервис, вы должны находиться в спокойном, сосредоточенном состоянии ума и хорошенько все продумать. Вам нужен план.

План по принятию себя, своих родных, друзей, коллег и окружения. Тогда вы сможете понять другие точки зрения.

Если у вас низкое самосознание и вы не способны находиться в спокойном, осознанном состоянии, вы не сможете ничего изменить, особенно обстоятельства, вызвавшие или усугубившие ваш стресс.

Создайте благополучие, а потом, если хотите, занимайтесь проблемами, связанными с вашей изоляцией, беспокойством и унынием. Для этого не нужно воевать с мельницами. Выпейте горячего зеленого чаю, примите ванну, вздремните, а потом отправляйтесь на улицу. Но при желании можете направить появившуюся энергию на создание необходимых изменений.

Практика обычаев, ритуалов и стилей поведения, которые ассоциируются с японской культурой, помогает мне быть более внимательным, наблюдательным, собранным и осознанным. Время словно замедляется – я не всегда думаю о будущем, и я не всегда думаю о прошлом. Укейреру создает своеобразное базовое состояние «здесь и сейчас» – пребывания в настоящем моменте.

Восприятие и более глубокое осмысление ситуации с точки зрения человека, с которым мы повздорили, позволяет мне признать, что многие вещи, которые меня расстраивали или злили, что называется, не стоят и выеденного яйца. Я также стараюсь не реагировать на чьи-то выходки сгоряча, а иногда и вообще не реагировать. Ведь почему нас что-то злит или расстраивает? Потому что мы придаем этому значение. Пройдут месяцы, не говоря уже про годы, – и то, что казалось важным, будет казаться неважным и даже смешным. Правда, к тому времени мы найдем новый повод для беспокойства или уныния.

А если что-то действительно имеет значение, если существует реальная проблема, вызывающая стресс и требующая решения, то принятие ситуации – вместо бурной гневной реакции – дает время остыть, собраться с мыслями и подумать, что можно предпринять.

Теперь я лучше способен понять, что какие-то обидные или досадные вещи больше имеют отношение к тому, кто меня расстраивает, чем ко мне. Люди, изливающие на других негатив, просто переполнены этим негативом, и им приходится с ним жить. Так что в каком-то смысле им можно только посочувствовать.

Если вы считаете кого-то сущим кошмаром – поверьте, они и для себя сущий кошмар. Как говорят, самодур – он и в Африке самодур.

* * *

Мне нравится применять идею мимолетности и скоротечности вещей к повседневной жизни.

Кроме того, признание стресса и избавление от гнева помогают избегать этих напастей. После вспышки гнева мало кто пребывает в прекрасном расположении духа: как правило, люди в этом состоянии испытывают стресс, и чтобы снять его – «выпустить пар» – снова заводятся. Какой порочный замкнутый круг, какая трата времени и сил!

Зная об этом, я всячески стараюсь исключать из своей жизни не только ситуации, вызывающие стресс, но и токсичных индивидов. (Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.) И, соответственно, фокусироваться на позитивных вещах и людях.

Укейреру никоим образом не подразумевает принятие деструктивных условий, насилия или унижения. Оно больше, чем что-либо, подразумевает понимание того, что каждый из нас в значительной степени формируется своим окружением, и что отношения, в которых мы состоим, неизбежно отражаются на нашем душевном состоянии.