Текст книги "Огненный цветок"
Автор книги: Синтия Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
«Есть только одно решение индейского вопроса. Враждебные сиуксы должны быть истреблены, а белых, продающих им боеприпасы, надо вешать везде, где их только найдут. Пусть правительство призовет бригаду Черных Холмов и пошлет ее на поле боя».
Лис положил вилку и оттолкнул тарелку. Он продолжал читать отчеты о последних рейдах, совершаемых бандами противника в такой близости от Дидвуда, что горожан предупреждали, чтобы они прекратили без нужды стрелять из своих винтовок и пистолетов. «Берегите ваши боеприпасы, ребята, – советовала газета, – пока обстановка не станет более мирной в части индейского вопроса».
Вздохнув, Лис откинулся на спинку стула и еще немного пощипал завтрак. В его голове мелькали картины утра двадцать пятого июня, когда он покинул полк, людей, которые теперь лежали на склонах холмов Монтаны, Каспера, вопящего: «Я сотру с лица земли всех индейцев континента с помощью Седьмого Кавалерийского полка!» Разве не предупреждал Кровавый Нож, разведчик: «Впереди больше индейцев, чем у нас пуль…»
При этих воспоминаниях по спине Лиса пробежал холодок. Кровавый Нож тоже погиб, сообщал «Пионер». Он был с Рено в относительной безопасности и все же получил в лоб шальную пулю сиуксов. Лису снова захотелось назад, в комнату Виктории, где бы он мог убежать в свое одиночество. Ему хотелось задуть эти мысли, как пламя свечи. Вопросы этики и тот факт, что Кастер приказал ему покинуть полк, казались ему неуместными. Он просто не мог стряхнуть с себя чувство вины.
Поднявшись, Лис заплатил и направился к выходу. В дверях он почти столкнулся с молодым человеком, похожим на банкира с Восточного побережья: в коричневом сюртуке, двубортном жилете, безупречной белой рубашке и тонких желтовато-коричневых брюках. Когда Лис пробормотал слова извинения, лицо человека загорелось радостью.
– Нет, нет, это вы простите меня! Я не имел ни малейшего понятия, куда я иду. Я только что приехал, и, если честно, вы первый, кто заговорил со мной вежливо! – Он снял котелок, обнаружив копну прекрасных светлых вьющихся волос, и протянул руку: – Разрешите представиться, сэр. Я Грэхем Горацио Скоффилд, третий из бостонских Скоффилдов.
– А! – Лис прикусил губу, делая усилие, чтобы не рассмеяться.
– Приятно познакомиться с вами, приятель. Я Лис.
Увидев, что вновь прибывший ждет дополнительной информации, он добавил:
– Добро пожаловать в Дидвуд. Вот, возьмите мою газету. Там вы найдете ответы на все ваши вопросы.
– Очень любезно с вашей стороны. А комнаты в этой гостинице приличные?
Лис поднял голову.
– Если вы приехали искать приличий, мой друг, то боюсь, вы ошиблись городом. Хотя еда в Большой Центральной гостинице первоклассная, а если вы поспрашиваете, то, может быть получите лучший совет относительно комнаты в гостинице. Есть несколько новых гостиниц, но я там не жил.
– Благодарю вас! – Скоффилд с энтузиазмом пожал ему руку. – Очень любезно с вашей стороны, что вы помогли мне. Я ценю это гораздо больше, чем вы думаете.
Лис посочувствовал молодому человеку, наблюдая, как тот блуждает по ресторану. Он редко видел человека, более напоминавшего выброшенную на берег рыбу. Однако Лис не собирался заниматься благотворительностью, у него достаточно собственных проблем. С этими мыслями Лис повернулся и зашагал к дому.
– Когда вернется Лис? – в сотый раз за пять дней спрашивал Титуса Бенджамен. Оба сидели на пороге хижины Лиса, рассматривая сгущавшиеся облака по другую сторону ущелья. Иногда Титус несколько минут что-то строгал, а потом снова прекращал работу.
– Я же сказал тебе, парень, что не могу сказать с уверенностью, но думаю, что скоро. Уже скоро.
– А вы уверены, что с ним все в порядке? А что, если индейцы добрались до него, как до генерала Кастера и всех этих солдат? Что, если…
– Бен, ты же помнишь, да? Друг Бешеного Билла Чарли Аттер видел его и говорил с ним. Он просто… был болен и решил остаться у друзей до тех пор, пока не почувствует себя лучше.
Бенджамен тяжело вздохнул.
– Я так скучаю по нему…
– Я тоже. – Титус оглянулся, осмотрев почти законченную хижину. Он сделал все, что осмелился, без указаний Лиса. Крыша была закончена, ступени и окна тоже, но входную дверь Титус делать не стал, так как знал, что Лис хотел сделать что-то особенное.
Последние пять дней он спал на грубом сосновом полу, скучая по виду звезд, заботился об Уотсоне и… ждал. Сейчас у него в желудке громко урчало.
– Бен, мальчик, почему бы нам вдруг не заявиться к тебе домой и не посмотреть, нет ли у твоей бабули каких-нибудь крошек, которыми она смогла бы поделиться с нами?
– 0'кей! – Мальчик вскочил, радуясь развлечению.
– По-моему, я видел, как она утром пекла что-то с грушами, вымоченными в бренди. Держу пари, вам это очень понравится, мистер Пим!
– Нисколько не сомневаюсь! – Титус со стоном поднялся на ноги, и они направились к дому Эвери. Уотсон, как обычно, был привязан к одной из сосен, и, подойдя, они увидели, что Мадлен гладит чалого и угощает его горсточкой овса.
Она повернула на солнечный свет лицо, и Титус заметил, что ее зеленые глаза стали уставшими и тусклыми от боли. И все же она была аккуратно одета: лютиково-желтое платье, белый садовый фартук и перчатки – а волосы отливали спелым персиком. На земле лежал садовый совок и стоял таз с рассадой, корни которой защищали комки темной земли.
– Мы устали ждать Лиса и подумали, что хорошо бы пойти поесть, – объяснил Бенджамен, стоя с важным видом рядом с Титусом, совсем как маленький мужчина.
Мэдди быстро встретилась глазами с Титусом.
– О нем все еще ни весточки? Ни словечка?
– Простите, мисс Эвери, но нет. – Корнуэллец изобразил веселую улыбку: – Но он придет! А что вы делаете в такой прекрасный день? Только не говорите, что намерены скормить все эти хорошенькие кустики Уотсону!
Ее щеки залила горячая краска.
– Вообще-то… я думала, что могла бы посадить кое-какие цветы вокруг… хижины. Теперь, когда она закончена и так прекрасно выглядит, мне пришло в голову, что немного цветов не помешали бы…
– Как Лис будет доволен!
Она еще гуще покраснела и наклонилась, чтобы поднять совок и таз.
– Ну, я просто искала, чем бы заняться…
– Пойдемте же, мистер Пим! – засуетился Бенджамен. – Я умираю с голода!
Мэдди напоследок приласкала Уотсона и направилась к хижине. Сердце ее болело. Бревенчатый дом выглядел новым и красивым и являлся олицетворением мастерства в городе, где жилища возводились в считанные часы и так же быстро разрушались от слишком сильного ветра, ударов кулака или повозки или от пули. Хижина Лиса характеризовала построившего ее человека, теперь Мэдди поняла это.
Склонившись перед дверным проемом, она начала рыть землю своим совком. Звук голоса Лиса, внезапная магия его улыбки, бескомпромиссная голубизна его глаз – все преследовало ее во сне и мучило днем. Бабушка Сьюзен оказалась права. Какую бы боль ни причиняло ей ее чувство к Лису, теперь она не хотела возврата назад. Впервые она испытывала великолепное, мучительное чувство, что она живет.
Где же он? Этот вопрос тысячный раз бередил ее ум и душу. Она начала неторопливо втыкать рассаду в землю. Мистер Хиккок заверил Титуса Пима, что Лис в безопасности. Произнес ли он слово «нездоров» или «болен»? На самом деле это не имело значения, потому что поведение Пима выдавало его. Ему плохо удавалась ложь, он пристально смотрел себе под ноги, откашливался и с каждым вопросом краснел все больше и больше.
Слабый внутренний голос намекал Мэдди, что Лис ударился в загул с одной из грязных голубушек с «Бесплодных земель». Не желая искать подтверждения этим опасениям, Мэдди перестала изводить Титуса своими вопросами. В дидвудском полусвете, к северу от Уолл-стрит, к услугам мужчин были, казалось, все известные миру пороки, и мужчины предавались им не моргнув глазом. На Западе господствовали другие ценности, и Лис, разумеется, был живым человеком. Дальше Мэдди не осмеливалась допускать свои мысли.
Она прихлопнула грязь вокруг последнего растения, которое будет маргариткой, и вытерла со лба бисеринки пота рукой в перчатке. Вдали послышалось тихое ржание Уотсона, и сердце ее забилось. Поднявшись на ноги и обернувшись, она увидела Лиса.
– Мисс Эвери, что это вы делаете? – не без иронии осведомился он.
Слезы сдавили ей горло. Она поспешно подошла к нему, дрожа от радости и все же ошеломленная происшедшей в нем переменой. Он похудел и побледнел за эти пять дней, под глазами лежали черные тени. Подойдя ближе, она увидела, что его снедает какая-то мука. Он выглядел затравленным, и это была самая большая перемена.
– Я… сажаю кое-какие цветы у вашей двери. Вы не возражаете?
– Они, вероятно, погибнут, – ответил он. В груди у нее все болело. Где тот красивый, неотразимый мужчина, который дразнил ее и насмехался над ней словами и прикосновением?
– Лис, – прошептала она. – Я рада, что вы дома. Мы все о вас волновались!
Мэдди стояла так близко к нему, что ее грудь почти касалась его ситцевой рубашки. Прежние чувства зашевелились в нем, как отблески упрямого огня. Лис не двинулся с места, когда она нежно прижалась к нему на одно лишь мгновение, подвергая его мукам Тантала своим ароматом.
«Слишком скверно, – подумал Лис. – Мне придется разбить ее сердце».
Глава 10
27-30 июля 1876 года
Как и всё в Дидвуде, даже смены дня и ночи сопровождались какой-то драматичностью. Город лежал на дне глубокого ущелья, и потому и речи не могло быть о мягких, медленно подкрадывающихся зорях и закатах. Солнце вставало сразу, появляясь как круглый золотистый бриллиант на изрезанных коронах белых скал, и только часам к десяти небо становилось ярко-голубым.
В это утро Лис уже несколько часов был на ногах, когда внезапно появилось полное солнце. Он уже навесил красивую входную дверь и послал Титуса купить еще одну щеколду, так как первая оказалась коротка.
Солнце обещало сильную жару и заставило Лиса засучить рукава рубашки и расстегнуть ее до середины груди.
Только он повернулся к двери, чтобы поискать в доме хлеба и сока, как увидел приближающуюся Мадлен Эвери с корзиной в руках. Лис пожалел, что не успел вовремя исчезнуть. В эти дни он был не очень склонен к разговорам, ему не хватало терпения, чтобы быть вежливым, особенно с Мэдди, принявшейся пристально рассматривать его с сердечной мукой в глазах.
Его жажда обладать ею разгоралась все горячее с каждым разом, когца она приближалась к нему, и это было достаточно скверно. Все было гораздо легче, когда он был приличным, легкомысленным человеком, а она хладнокровной, как лед, чопорной девушкой. Казалось, эти дни уже в прошлом.
– Вижу, у вас уже готова дверь! – весело произнесла она, остановившись на расстоянии, словно оценивая его настроение.
Лис прислонился к массивной раме, заполнив почти все пространство двери, и кивнул.
– Чем могу быть полезным?
– Бабушка… попросила меня принести вам эти сдобные булочки, – она сделала шаг вперед и показала на корзину.
– Вам обеим не стоило беспокоиться.
Щеки Мэдди покраснели еще гуще. Она не могла понять, что нашло на него со времени его исчезновения.
– У вас нет причин грубить! Бабушка Сыозен очень милая женщина, и она благодарна вам за то, что вы позволили Бенджамену проводить здесь так много времени. Разве это преступление, что она хочет отплатить вам добром?
– Нет, не преступление, – резко ответил ои, – но мне бы лучше остаться одному.
Она оскорбление взглянула, когда он повернулся и вошел в хижину. Слезы подступали, но она сумела их подавить. Она вошла вслед за Лисом, крепко держа корзину. Войдя в хижину, несколько мгновений она привыкала к сумраку, затем медленно оглядела стол, сооруженный из деревянных ящиков и досок, рассортированные бочки и табуретки и постель Лиса, разложенную в углу. Лис сортировал какие-то инструменты на лестнице, а Мэдди подошла к столу и поставила на него корзину.
– Вы можете отведать их, – сказала она. Он мельком взглянул на нее через плечо, как будто только что обнаружил ее присутствие, и снова кивнул:
– Если вы так настаиваете, мисс Эвери.
Прикусив губу, Мэдди взяла со стола книгу. Она слишком долго готовилась к этому визиту, чтобы ее можно было выгнать таким неучтивым обращением, особенно когда она поняла, что именно таково его намерение. По каким-то таинственным причинам Лис не мог больше выносить близость к ней – и именно тогда, когда ей этого хотелось больше всего на свете.
– «Листья травы» Уолта Уитмена, – прочла она вслух. Поэзия! Еще одна неожиданность: грубый западный человек, читающий поэзию?
– Я так много слышала о творчестве Уитмена, но мама не позволила мне купить «Листья травы». Она сказала, что эта книга шокирует! – Мэдди слегка улыбнулась, вспомнив об этом.
Лис взял книгу из ее тонких рук.
– Ваша матушка была права. Кое-что в ней, вероятно, шокировало бы вас, вот почему книга мне нравится. – Он встретился с ней глазами, метнув в нее моментальную искру голубого льда: – Берегитесь, мисс Эвери!
– Не говорите так! – услышала она свой собственный крик. К еще большему ее негодованию, Лис просто-напросто вышел. – Подождите минутку!
Она подошла к нему сзади и взяла за руку, которая показалась ей железной. Мэдди подумала, что он может оттолкнуть ее, но он, тем не менее, не оттолкнул.
– Да что с вами творится? Почему вы мне не скажете? Почему вы так изменились? Если нужно что-то сделать, только обратитесь за помощью. У вас есть друзья, которые…
С яростным и угрожающим лицом он обернулся и, схватив ее деликатные ручки, поднял и опустил их.
– Тут ничего не поделаешь! Вот так! Вы удовлетворены? Ни вы, ни кто-либо другой не может мне ничем помочь. Уйдите и оставьте меня одного!
Ее глаза наполнились слезами.
– О, Лис. – Вид ее пробудившихся, столь болезненных чувств привел его в ярость.
– Что, черт возьми, вы от меня хотите? – невыразительно спросил он. – Это? – Он прижал ее к себе и покрыл ее губы своими, целуя ее до тех пор, пока не заставил ее ответить.
– Вы этого хотели?
Сколько же часов пролежала она без сна, мечтая о его поцелуях и прикосновениях его рук? Мэдди не умела заниматься любовью, но ей и не надо знать, что за этим последует. Она подняла руки к его плечам и раздвинула губы, как он и учил ее тогда в гостиной.
Да, на этот раз все было иначе. Лис поднял ее на руки, и через несколько мгновений они смотрели друг другу в лицо, стоя на коленях на мягкой подстилке его постели. Мэдди казалось, что каждый дюйм ее тела болит от желания, а голову переполнял звук ее бьющегося сердца.
Руки Лиса почти обхватили ее талию, и он крепко прижал ее к своему телу. Она никогда не чувствовала себя более хрупкой, не испытывала большего трепета от контраста между мужчиной и женщиной.
Ей так хотелось, чтобы он говорил с ней нежно, но он не говорил. Она страстно желала, чтобы он медленно ласкал ее, так чтобы она смогла осознать каждое новое ощущение, но он и этого не делал. Вместо этого он был груб. Его рот был горяч, давление его губ и рук – настойчивым и грубым. Когда он наклонил ее, целуя затылок, Мэдди невольно задохнулась от невинного возбуждения. От него пахло потом, но и этот запах действовал на нее возбуждающе. Ей хотелось дотронуться до его груди, поцеловать его лицо, изучить его черты и почувствовать их вкус. Мэдди пыталась пошевелиться в объятиях Лиса, но ей это не удалось. В момент наибольшего напряжения страсти по ней пробежали первые искры смущения и паники.
– Лис, – удалось ей произнести с тяжелым вздохом.
Он ловко работал над идущей вниз застежкой ее крепового корсажа персикового цвета. Высокий ворот открылся без сопротивления. Двигаясь как худая, голодная пантера, он стянул с Мэдди платье и отступил, глядя на ее грудь, покрытую тонкой, батистовой рубашкой. Господи, какая же у нее красивая грудь – полная, упругая, с ярко-розовыми сосками, просвечивающими сквозь тонкую ткань. Он быстро развязал завязки рубашки и обнажил ее грудь. Мэдди застонала, когда он взял ее грудь в свои руки, но Лис, обхватив ее руками, сжал ее ягодицы и прижал к себе, бедро к бедру, покрывая ее хищными поцелуями. Он мог поглотить ее, пробуя бледную, мягкую сладость ее шеи, плеч, выпуклости ее груди, нежного, сморщенного соска.
Лицо Мэдди пылало. Слезы текли по щекам, а когда он наконец поднял голову, чтобы поцеловать ее, она ощутила угрожающее давление тяжести на ее плотно сомкнутые ноги и начала бороться всерьез.
Лис почувствовал соль на своих губах. Сквозь туман бешеной страсти до него смутно дошло, что Мэдди кричит, сопротивляясь ему. Она яростно колотила его крохотными кулачками, и он отступил.
– Какого черта?.. – Стыд, как темное облако, охватил его, но он не мог ей показать это.
Волосы ее растрепались, щеки были залиты слезами… Она кое-как поднялась на ноги, споткнувшись о подол юбки.
– Вы совершили надо мной насилие! – рыдала она. – Как вы смели? А я думала, вы честный человек!
– Только не упрекайте меня в том, что произошло. Вы разве только что не требовали этого от меня!
Лис встал, и ему пришлось сдержаться, чтобы не прийти ей на помощь, видя, как она дрожащими руками пытается завязать рубашку. Когда дело было сделано, Мэдди распрямила плечи, подняла свой изысканный подбородок и повернулась к нему спиной.
– Вам придется исправить то, что вы натворили, – чопорно произнесла она. – Я не могу дотянуться до застежки!
Они молчали, пока он трудился над застежкой, время от времени при случае касаясь кончиками пальцев ее кожи. Лису хотелось бы, чтобы все произошло иначе, но он не видел другого способа отпугнуть ее. Очевидный разрыв был лучшим исходом для них обоих.
Полностью одевшись, Мэдди пригладила свои волосы и заколола их в свободный шиньон. Затем, не оглянувшись, подошла к двери и открыла ее.
– Корзина, – хрипло подсказал он. Мэдди полностью развернулась, освещенная нимбом лучезарного солнечного света, заполняющего всю дверь.
– Сдобные булочки для вас и Титуса, – спокойно ответила она. – Хочу сказать, что, несмотря на все случившееся между нами, я знаю, что вы за человек на самом деле. Не могу понять, что вас так сильно ранило, но я также знаю, что слишком сильна, чтобы меня можно было так легко вспугнуть!
Слушая ее, он ошеломленно вскинул брови, а мгновением позже Мэдди исчезла. Лис стоял как парализованный, потом прошел через всю хижину, выглянул в дверь и крикнул вслед стройной, изысканной удаляющейся фигурке:
– Мисс Эвери, плевать мне на вас!
Мэдди продолжала свой путь, словно ничего не слышала.
На следующий день Стивен Эвери вернулся домой. Он не распространялся о том, где побывал, и, в самом деле, ему больше хотелось спать, чем говорить, но его возвращение занимало и отвлекало Мэдди – во всяком случае, Лис на это надеялся.
Он же избегал соседнего дома. Когда Титус проглотил последнюю булочку, Лис приказал ему вернуть корзину. Тот был счастлив исполнить приказание и насладиться в доме Эвери тушеной курочкой, а домой вернулся с целым ковшом ароматного сливового напитка.
– Прекрати таскать еду в этот дом из дома Эвери! – взорвался Лис, расхаживая так, точно Титус нанес ему оскорбление.
Корнуэллец был ошеломлен:
– Э? В чем дело, сэр?
– Мне надоели их еда, корзины и тарелки, загромождающие мой дом, вот и все! – Он угрожающе взглянул на ковш с напитком.
– Ничего, тогда я позабочусь об этом, – Титус защитным жестом взял ковш со стола.
– Тебе не нужно тесно общаться с мисс Эвери, если это тебя беспокоит.
– Зачем, черт подери, ты это говоришь? – На челюсти Лиса дрогнули мускулы.
– А ты считаешь меня идиотом? У меня есть глаза, сынок!
Лису было тошно дурачить всех, включая и Мэдди. Никто не поверил ему, когда он сказал, что не хочет ее. Так как открыть истину было невозможно, он решил попробовать другую тактику. Сегодня он спустился на Главную улицу, чтобы разыскать Грэхема Горацио Скоффилда Третьего.
Стивен Эвери, отдыхая в постели, поднял взгляд от тарелки с завтраком, когда в спальню украдкой вошла Мадлен.
– Здравствуй, дорогая! – Он слабо улыбнулся и похлопал по стеганому одеялу, которое терпеливо выстегала его покойная жена. – Посиди немного со мной.
Было уже позднее утро, почти одиннадцать, и Мэдди, подойдя поближе, с тревогой всмотрелась в его лицо. С тех пор как отец вернулся в Дидвуд, он спал с каждым днем все больше и больше. Что-то не так. И что еще хуже, он не сказал им, куда и почему ездил. Сначала Мэдди принимала на веру его истории о деловых поездках в Кастер или Хилл-Сити, но сейчас ее одолевали сомнения и тревога. Бабушка Сьюзен много не говорила, но проницательно наблюдала из-под своих очков в золотой оправе.
Рассматривая покрасневшее лицо отца, Мэдди решила, что неважно, где он был и каковы его секреты. Он имеет право на личную жизнь и имеет полное право иметь свои секреты. У нее самой есть кое-какие секреты.
– Ты хорошеешь с каждым днем, – сказал Стивен, с гордостью глядя на нее. На ней было платье из тафты в фиолетовую и кремовую полоски с сердцеобразным вырезом и облегающим лифом. Оно было пристойно, но несколько кокетливо, как и ее прическа с локонами, спускавшимися по спине. Для отца Мэдди была глотком свежего воздуха, и его глаза сияли от любви к ней.
– Спасибо, отец. – Она, улыбнувшись, присела на край постели и сжала его руку. – Ты не доел завтрак. Как ты себя чувствуешь?
– О, полагаю, я подхватил какую-то лихорадку, будучи в отъезде. Бесполезно делать вид, что я не болен. Ты же сама видишь!
Она вздохнула с облегчением: – Ну что ж, давай пошлем за доктором Сиком…
– Какая забавная фамилия! – смеясь, перебил ее Стивен и закашлял. Наконец он добавил: – Кто знает, какие зелья в этих местах пытаются выдать за лекарства. Не исключено, что тот устрашающий доктор Сик
– Но, отец…
– Подожди же немного, дорогая. Ты сможешь всегда послать за ним, если мне станет хуже. – Пытаясь успокоить дочь, Эвери съел кусочек вареного яйца. – Ну вот, видишь? Я просто немного ослаб, ничего серьезного. Ну, а теперь расскажи мне, что произошло в жизни моей дорогой доченьки? Как дела у вас с Лисом? Вид его хижины из окна невероятно впечатляет.
– Почему ты связываешь мою судьбу с Лисом? – спросила она, немедленно покраснев.
– Без всякой задней мысли, честно. Просто этим желанием были наполнены все мои мысли. Я знаю, что выбор мужчин в Дидвуде невелик, но Лис кажется иным. Иногда я думал о тебе перед сном и, признаюсь, воображал нежные сцены между вами!
Мэдди напряглась.
– Ну, отец, что за мысли! Насколько мне известно, в этом человеке нет ни капли нежности. Однако его дом, как ты заметил, очень мил, и он был снисходителен по отношению к Бенджамену. Он давал ему несложные поручения, что позволяло ему чувствовать свою необходимость. – Поколебавшись, она добавила: – Я уже тебе несколько раз говорила, с тех пор как ты вернулся, по-моему, я неплохо приспосабливаюсь. Мой сад здоров, и на некоторых цветках уже появились бутоны. У меня нет личной жизни, о которой можно было бы говорить, но это не очень меня огорчает.
Стивену было ясно, что дочь скрывает, то, что действительно имеет значение, но он видел, что ее гордость будет сопротивляться всякой его попытке что-либо разузнать. Между ними воцарилось молчание, но вдруг Мэдди внезапно выпрямилась.
– Я почти забыла! – Она вынула из кармана кремовый конверт. – Посмотри – это маленький китайский мальчик принес примерно час назад. Давай же, прочти записку. Вероятно, это тебе скажет о чем-то.
Стивен посмотрел на конверт. Снаружи мягким почерком было написано: «Мисс Мадлен Эвери». Бумага дорогая, почти неслыханная в скандальном Дидвуде. Нахмурившись, он аккуратно вынул сложенную записку и прочел вслух:
«Приветствую вас, мисс Эвери. Меня зовут Грэхем Горацио Скоффилд Третий, из бостонских Скоффилдов. Я только что приехал в Дидвуд. Мне дали понять, что вы находитесь в таком же неловком положении, а также, что мы, может быть, одной и той же среды и у нас похожие характеры. Умоляю, простите мое внезапное обращение к вам, но я не вижу другого выхода. Прошу вас принять меня сегодня днем, чтобы я сам мог представиться. Я ничего не жду, но надеюсь на дружбу. С уважением, ваш Грэхем Горацио Скоффилд Третий».
– Ты знаешь этого человека? – осведомилась Мэдди, явно возбужденная посланием. Отец медленно покачал головой.
– Нет… и склонен думать, что запомнил бы такого необычного для этих мест человека.
– Ну что ж, полагаю, мне придется встретиться с мистером Скоффилдом, – со вздохом ответила она. – Вряд ли я могу его выгнать. Полдень быстро приближается, так что я пойду поищу бабушку Сьюзен, предупрежу ее и посмотрю, какие закуски у нас есть для этого непрошенного гостя.
Она взяла почти нетронутый завтрак Стивена. Оглянувшись, она увидела, что отец уже опять почти заснул.
Когда Мэдди присоединилась к бабушке в кухне, Сьюзен экспериментировала с новым рецептом маленьких корнуэлльских пирожков. Запах пекущихся пирожков, начиненных мясом, картофелем и луком, был восхитительным.
Сьюзен 0'Хара приняла новость о госте с типичным для нее хорошим настроением. Разумеется, что касается Сьюзен, для нее всякий новый гость был желанен, но в данном случае она согласилась с внучкой, что надо подать что-то еще, кроме пирожков.
Радостно суетясь, она приготовила маленькие сандвичи с тонко нарезанной курицей и ломтиком огурца и разложила их на блюде рядом с ломтиками апельсина и овсяным печеньем. Чтобы придать печенью более утонченный вид, она заботливо разрезала каждое печенье поперек. Был заварен чай и порезаны лимоны. Мэдди подбирала маленькие чашки и ложечки, подходящие к изысканному кантонскому чайнику, когда раздался вежливый стук в дверь.
– Сделай вид, что я горничная, когда я все это принесу в гостиную, – прошипела бабушка Сьюзен, когда Мэдди направилась к двери. – Если вы с мистером Скоффилдом подружитесь, он успеет узнать, кто я такая! – Хитрая улыбка, которой она одарила внучку, сказала ей, какое значение придает бабушка возможности такого поворота событий.
Мадлен открыла дверь, всем своим видом показывая свое благородное воспитание и хороший вкус молодой, роскошной леди. Перед ней стоял человек, который словно появился со светского танцевального вечера в Филадельфии. На нем был безупречный пиджак-визитка, легкие брюки, парчовый жилет и туго накрахмаленная белая рубашка с целлулоидным воротничком. Сшитый первоклассным портным галстук был завязан свободным узлом и заколот булавкой. В руках он держал букетик фиалок и снятый котелок, что позволяло обратить внимание на его вьющиеся светлые волосы, разделенные прямым пробором.
– Вы, должно быть, мисс Эвери, – сказал он с благоговейным ужасом. – Слухи о ваших прекрасных волосах дошли даже до меня. Ух!.. Разрешите представиться. Я Грэхем Горацио Скоффилд Третий, из…
– Бостонских Скоффилдов? – невольно воскликнула Мэдди.
– А, вижу вы знакомы с моей родословной, – сказал Грэхем. – Я не удивлен. Филадельфия и Бостон не так уж далеко друг от друга, в конце концов, а мой опыт говорит, что лучше всего семьи знакомы по Восточному побережью.
Мэдди сначала растерялась, затем протянула руку.
– Приятно с вами познакомиться, мистер Скоффилд. Не войдете ли? Я как раз собиралась пить чай и надеюсь, что вы присоединитесь ко мне. Очень мило с вашей стороны что вы заранее прислали записку.
– Я принес это для вас, – он протянул ей цветы и слегка поклонился. – Почему-то я чувствовал, что вы любите цветы!
Мэдди поднесла букетик к носу, вдохнув их аромат.
– Так неожиданно встретить в Дидвуде такого человека, как вы, мистер Скоффилд!
– И еще более неожиданно встретить настоящую леди, как вы, мисс Эвери, – серьезно ответил он. – Как будто я открыл сокровище гораздо более ценное, чем золото.
– Вы… слишком любезны, сэр.
Несмотря на то, что она редко чему-либо изумлялась, Мэдди не могла не отреагировать на его комплимент и восхищение. После того, как с ней обошелся Лис, преувеличенная любезность Грэхема Горацио Скоффилда Третьего почти успокаивала… по крайней мере, на час или два. В Мэдди ключом била доброжелательность, когда она наблюдала, как бабушка Сьюзен стремительно бегает из гостиной в кухню и обратно, подавая чай и явно забавляясь этим маскарадом. Мистер Скоффилд, хотя и безупречно вежливый, обращался с бабушкой несколько снисходительно, отчего Мэдди хотелось хихикать. И все же это ее развлекло. Они обсудили последние новости с Востока, потягивали чай, обменялись мнением об Элизабет и Роберте Браунингах, Герриет Бичер Стоу, движении за избирательные права женщин, Второй Империи Наполеона III во Франции и «Сказке о двух городах» Диккенса, которую Грэхем прочел в поезде из Бостона в Чикаго. Мэдди уже начинала наслаждаться разговором, чувствуя, что нашла собеседника, который поможет ей мысленно убегать из Дидвуда, когда возникнет необходимость.
– Возьмите еще сандвич, мистер Скоффилд, – радушно предложила она. – Давайте поговорим о чем-нибудь еще, кроме нашего трудного путешествия на Запад, убийства Кастера, текущей цене золота и земли в этом отвратительном городе. Я даже не хочу знать, зачем вы приехали сюда.
Он засмеялся, вероятно слишком громко.
– Понимаю, что вы имеете в виду, мисс Эвери, и я рад ответить на ваш вопрос. Боюсь, я сделал ошибку, приехав на Черные Холмы, но это уже не исправить. Возвращаться в Бостон так далеко…
Отчаявшись отдалить разговор от реальности, она поинтересовалась:
– Каких поэтов вы любите? Лонгфелло?
– Да, мне нравится Лонгфелло, Теннисон и особенно Шелли. Меня отталкивают более современные поэты, как Уитмен, который, согласитесь, изредка шокирует.
Мэдди пристально посмотрела на него, когда он произнес последние слова. У нее возник целый поток нежелательных вопросов. Откуда Грэхем Скоффилд услышал о ней и так много узнал? Откуда ему известно, что она из Филадельфии? Только один человек мог информировать Скоффилда, что она сказала слово «шокирующая» о поэзии Уитмена. Это слишком явно, чтобы быть совпадением.
– Простите, мистер Скоффилд, – сказала она с лучезарной улыбкой, – встречали ли вы джентльмена, называющего себя Лисом? Он довольно приятен внешне – высокий, сильный малый с темными волосами и короткой бородой. Он живет по соседству с нами, и, если вы еще не познакомились, то думаю, вам следует это сделать. Я уверена, вы станете друзьями.
Грэхем побледнел, но постепенно, пока она говорила, взял себя в руки.
– Ну конечно, я встречал вашего соседа Лиса. Он великолепен! Лис дал мне бесценный совет относительно покупки земли здесь, в городе, и я пред ним в неоплатном долгу.
– И ваш долг так велик, что вы могли бы попытаться ухаживать за мной, если бы он вас попросил? – мило осведомилась Мэдди.
Скоффилд покрылся испариной.
