Текст книги "Продвинутые сексуальные советы для девушек"

Автор книги: Синтия Хеймель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

ХЕЙМЕЛЬ Синтия
«ПРОДВИНУТЫЕ СЕКСУАЛЬНЫЕ СОВЕТЫ ДЛЯ ДЕВУШЕК»

I. Пролог к нервному срыву

1. Это головокружительно

ИЮНЬ 1996. ПОМНЮ КАК ВЧЕРА. ИНОГДА МНЕ КАЖЕТСЯ, что это и было вчера.

В ту ночь, когда он сделал мне предложение, я сидела на кровати в отеле «Парамаунт» в Манхэттене, фешенебельном нью-йоркском отеле, где вам всегда нальют, когда это необходимо или к месту. Я говорила по телефону, как всегда, с журналом «Vogue» на коленях, – умная, но запутавшаяся женщина из Нью-Йорка, – в тот момент, когда его слова нарушили тишину.

«Ты выйдешь за меня замуж?» – спросил Вудроу.

«Да», – ответила я без колебаний.

Были размышления. Пятичасовые телефонные разговоры. Явная необходимость позвонить ему во время семейной свадьбы и сказать: «Ты не поверишь, но в Скотсдейле есть богачи, которые не любят евреев». Случайные совпадения, в которые мы не стали вникать. Смущение, которое я испытывала, читая его письма.

Мы так долго не могли встретиться. Целых десять дней я смотрела на свои часы, напевая и отбивая ногой ритм. Было два мистера «Не он» друг за другом в быстрой последовательности. Я уже сдалась. Перед тем как встретиться, мы переписывались. На одном из чатов в Интернете. Я знала, что это именно он, но не хотела с ним встречаться, потому что он не оправдал бы моих ожиданий. Мы бы посмотрели друг на друга и сказали: «А ты кто?» Вся наша переписка, все эти разговоры…

И мы просто посмотрели бы друг на друга и сказали: «Хе-хе, мне надо идти. Может, пообедаем вместе когда-нибудь, например никогда". Но в конце концов я согласилась встретиться с ним в книжном шпате в Лонг Бич. Я въехала на стоянку и увидела его. Один взгляд – и я буквально кончила на месте.

Проходили часы, мучительные часы, он проливал на меня две кварты ледяного кофе, а я знала, что он хотел схватить меня за волосы. И завалить.

К концу вечера мы договаривали друг за друга предложения. К концу недели мы уже были в поезде, проносились мимо станций на скорости сто миль в час. Пассажиры, которые, подбоченясь, ждали поезда на платформе, кричали: «Подождите! Стойте! Вы что, с ума сошли?» В Нью-Йорке поезд прибавил скорость. Я без колебаний ответила ему: «Да».

С. сказала: «Я не хочу, чтобы у тебя был парень. Я хочу, чтобы ты в любой момент могла быть в моем распоряжении».

Л. сказала: «0, пожалуйста, ты такая смешная. Ты же не знаешь, что делаешь».

Б. сказала: «Я так тебе завидую! Неужели я единственная останусь одна?»

К. сказала: «Твою мать, твою мать, твою мать!»

Я смотрела, как они шевелили губами, когда я проносилась мимо них.

Я прилетела домой в Лос-Анджелес. Он ждал меня в аэропорту с дюжиной красных роз и синей коробочкой от Тиффани. Он подвел меня к стулу. Я спотыкалась и смотрела себе под ноги. Я открыла коробочку и увидела обручальное кольцо. Он встал на колени.

«Ты выйдешь за меня замуж?» – снова спросил он.

«Да», – ответила я, и он одел кольцо мне на палец.

Позже он сказал: «Я хочу, чтобы мы поженились как можно скорее».

«Подожди хотя бы шесть месяцев», – сказала мой психолог.

«Хорошо». – согласилась я.

«Нет, подожди хотя бы год», – попросил мой сын.

«Хорошо», – ответила я.

Несколькими днями позже в два часа дня мы с любовью всей моей жизни сели в машину, взяв с собой термос с кофе, батон хлеба и маленькую собачку и направились на восток по 15-й трассе в сторону Лас-Вегаса.

Сэлли сидела у меня на коленях. 9,8-фунтовое средоточие собачьей любви. Машину вел мой будущий муж.

Мы проехали бесконечные окрестности Лос-Анджелеса и добрались до странного каменного МоЙаве. Мы ехали всю ночь, не обращая внимания на звезды, и в темноте я искала светящиеся глаза койота.

Что подумает мой сын? Что я скажу своему психологу?

У меня внутри все сжалось. Я попросила своего суженого остановиться у заброшенной автозаправки, вышла из машины и испражнилась на плоский камень. Поднялось облако пара и пыли. В нескольких ярдах от нас дремала большая черная собака, но с ней я здороваться не стала.

В Кларк Каунтн Корт Хаус людей проверяли на наличие огнестрельного оружия, заставляя всех проходить через металлоискатель. Мы заполнили карандашом свои заявления на бракосочетание. И, черт побери, я вписала новую фамилию. Нам не пришлось показывать ни водительские права, ни чего-либо другого. Совсем ничего.

Пока мы шли к инспектору бракосочетаний, в ушах у меня играл похоронный марш. Было 42 °C. Сэлли лениво мельтешила рядом.

Инспектор оказался толстым мужчиной, благоухающим «Aqua Velva». Его парик был такой же большой, как Rilz. «Подождите здесь», – сказал он нам и пошел звать свидетеля.

Мы с Сэлли вышли из офиса и пошли в женскую комнату. Я хотела умыться и попить. Я хотела подумать.

Я стояла в женской комнате, бежала вода, я брызгала ею на лицо, в то время как Сэлли крутилась у моих ног. Я думала о клубе «Мал». Я вспоминала о том, как мы приняли столько наркотиков за один вечер, что мой друг захотел выпить мою мочу.

Я вспоминала запах кожи Лестера в последний раз, когда я его обнимала. Я думала о Сабане, и Мусто, и Пикокс, и Одеоне, и о специфическом беспокойстве, которое я называю бланманже. Я думала о том, где можно найти такси в Челси в 5:30 вечера. Не знаю, о чем тогда думал мой жених.

Я сняла белый собачий волосок со своей черной льняной кофты. Я целиком погрузилась в воспоминания о том, как сидела с подругами в бесчисленных кофейнях, пила бесчисленные чашки кофе, и мы бесчисленное количество раз обсуждали мужчин, какие они осе больные и что для нас значили слова «Я позвоню тебе в четверг». И как мы решительно друг друга убеждали в том, что, конечно, все дело было в мужчинах, конечно, мы были не при чем, но предательский внутренний голос повторял: «Ты такая толстая, ты глупая, ты пахнешь не так, и кого ты обманешь этими волосами, невротическими мыслями, этой чертовой неуверенностью и отчаянием, и этой огромной задницей? Неужели ты действительно думаешь, что тебе поможет черная губная помада?»

Но мы стояли на своем, подбадривали друг друга и пили кофе, пили еше больше кофе, обсуждали, обсуждали. И мы никогда не сознавали, что мы действительно были не при чем, гораздо чаше проблема была в мужчинах.

И я подумала: «Мне – выйти замуж?»

Хаха…хахаха.

Ха.

2. Он сказал «взаимопонимание»

Я БЫЛА НА ПРЕЗЕНТАЦИИ СВОЕЙ КНИГИ В АВСТРАЛИИ. Был приглашен миллион журналистов, и мне приходилось говорить о себе, а это не так приятно, как вы думаете.

«Итак, у вас есть мужчина?» – спрашивали меня сорок две тысячи раз.

И, Бог свидетель, я рассказала им все про своего мужчину. Его описание сводилось к внешности. «Да, он строитель. Женщины теперь любят грубых мужчин. Это последняя тенденция». Я даже попыталась в шутку экстраполировать и объяснить эти отношения как настоящий социологический феномен: «Это потому – что о женщинах больше не судят по их мужчинам, больше не оценивают в зависимости от компаний, в которых мы проводим время, нам больше не нужен мужчина, который бы зарабатывал больше нас, или мужчина с большим весом в обществе. Нам нужен просто кто-нибудь с добрым сердцем, кто любит животных». Тогда это казалось только теорией. Я, безусловно, бросала вызов всеми признанному биологическому императиву, но какая, к черту, разница?

Я вернулась из Австралии и рассталась со строителем, и благодаря этому написала около полудюжины колонок, и провела много приятных часов за постмодернистскими разговорами с подругами за чашечкой кофе.

Потом я встретила другого парня и сразу уехала на презентацию своей книги в Англию. И снова каждый журналист хотел услышать от меня не только как можно больше информации о книге, но и каждый нюанс моей личной жизни. Я блистала своим новым рассказом на радио, телевидении и в прессе. Рассказом, который, поверьте мне, к третьему прослушиванию сделает вас такими же несносными, как и я.

Мое новое романтическое приключение приковало внимание подруг из Англии, тем более что парень стал каждые три минуты присылать мне письма по e-mail. Эти письма, конечно, читались, заносились в каталог, в картотеку и досконально анализировались девчонками. E-mail № 7, в котором впервые появилось слово на букву «л», занял у нас целых три обеда.

«Это так чудесно. Я так за тебя переживаю, – сказала Джиллиан. – Кажется, мое сердце не билось так уже несколько лет. Когда ты замужем, ты обычно не обсуждаешь с подругами свою сексуальную жизнь, слово на «л» или еще что-нибудь в этом роде».

(Джиллиан была уже пять лет замужем. До того как она вышла замуж за Гилберта, я была посвящена во все. Не было случая, чтобы Гилберт сказал: «Не сегодня, крошка, у меня болит голова», а я бы через пятнадцать минут об этом не узнала. Она могла позвонить мне из ванной, если считала нужным.)

«Ну что, Джиллиан, как семейная жизнь? Вы счастливы?» – спросила я.

– «У нас все хорошо», – ответила она спокойно, одарив угрожающим взглядом.

К счастью для моей карьеры писателя, мое новое увлечение оказалось, мягко говоря, просто несносным. О, статьи о противостоянии! Нескончаемые совещания с друзьями в два часа утра!

«По-моему, я несу эту ношу одна», – сказала я Вудроу (его ненастоящие имя), с которым я познакомилась на интернет-форуме Уэлл. Вудроу, так же как я, писал статьи для альтернативной прессы. Мы долго переписывались, а потом, когда отношения с моим занудой дали трещину, мы стали часами болтать по телефону.

«Уходи сейчас, оставь все, даже не пакуй чемодан!» – кричал он. У него вошло в привычку звонить мне в два часа ночи, только чтобы убедиться, что я не наглоталась таблеток или что-нибудь в этом роде, и я ему рассказывала обо всем. Однажды вечером, когда я еше хлюпала носом и всхлипывала и сморкалась после недавних бурных рыданий, он сказал: «Все дело в том, что хорошие отношения должны строиться на взаимопонимании. А в наших отношениях его нет».

Взаимопонимание? Это что-то новенькое. Разумеется, я мечтала, что однажды встречу мужчину, и мы будем одним целым против всего мира, команда мечты, принимающая в свои ряды всех желающих. Но лишь однажды я испытала подобное чувство – в качестве матери. Мы с моим сыном постоянно защищали друг друга и приносили друг другу суп из цыпленка.

Но взаимопонимание с любовником? Ну уж нет. В моем представлении любовники – это скорее враги. Мы мерились силой, изменяли друг другу, говорили об обязательствах, отказывали друг другу в любви или сексе или и в том и в другом, плюс знаменитое «Я-люблю-тебя-не-так-сильно-как-ты-любишь-меня». Для меня взаимопонимание означало тусоваться со своими подругами, планируя новые маневры в отношениях.

Взаимопонимание, ммм? Вот почему, наверное, женатые люди всегда так молчаливы. Женитьба не имеет ничего общего с этими кровавыми битвами, которые я называю романтикой.

Вместо эмоциональной эквилибристики мои замужние подруги, по-видимому, проявляли верность, сочувствие и доверие.

3. Пятидесятые. Изобретение чулок на поясе

СНАЧАЛА БЫЛ ПОЯС. ЭТО БЫЛ ЛЕГЕНДАРНЫЙ ЖЕСТОКИЙ инструмент пыток. Он был сделан из твердой резины. Он врезался в талию, затрудняя дыхание. Но эта боль была ничем по сравнению с болью в бедрах. Он опоясывал наши бедра, вызывая смерти от гангрены. Многие женщины пристрастились к барбитуратам. Единственным способом избежать ужасных набедренных повязок было носить чулки на резинках, которые вызывали другой вариант боли, особенно когда резинка рвалась и служила причиной серьезной гематомы бедра.

– Ты будешь их носить, и они тебе понравятся, маленькая мисси!» – сказала моя мама, когда мне было одиннадцать. Мои мучения и мучения миллионов других девочек моего возраста (и моложе!) кардинально изменили мир.

Если бы не чулки на поясе, не был бы изобретен современный феминизм. Они были той самой каплей, которая разрушила фундамент патриархата. Это было уже слишком!

Чулки на поясе появились в пятидесятые – жуткое десятилетие. Конечно, оно кажется сейчас очень милым благодаря повсеместным горшкам для цветов от MеCoy, стульям Eames и легендарным дутым юбкам. К тому же это правда, что в пятидесятые можно было купить ламп у Джорджа Нельсона за $4.95.

В какое еще десятилетие реклама по телевизору изображала женщин в белых перчатках, которые, наведываясь друг другу в гости, проверяли все поверхности на наличие пыли?

Когда еще снимались фильмы, все содержание которых сводилось к вопросу, потеряла ли Дорис Дей девственность с Роком Хадсоном до свадьбы?

Я смотрела эти фильмы, будучи маленькой девочкой, и думала: «Однажды я встречу своего принца». Я часто лежала в своей кроватке, уже поцеловав на ночь и убрав десятки своих плюшевых игрушек, и представляла, что дожидаюсь, когда придет и присоединится ко мне мой муж.

В течение дня я убивала время, представляя, что снимаюсь в рекламах. Я драила раковину в ванной и напыщенно произносила в зеркало: «Видите, как быстро и легко?»

Я целиком и полностью виню в подобном поведении пятидесятые. И я виню сороковые за пятидесятые.

Сороковые свели с ума мужчин. Где бы они ни находились – в воздухе или на земле, везде их пытались убить. Те, кто не умирал, видели, как отрывало головы их товарищам. Даже те, кто имел хорошо оплачиваемую сидячую работу, знали, что где-то в этот момент существуют концлагеря, и от них зависело спасение этого чертова мира. Отсюда безумие.

Такое же безумие у женщин, ждущих и испуганных.

Потом война закончилась. Теперь женщины не могли работать, так как мужчины нуждались в постоянном чувстве безопасности, а чувствовать себя в безопасности после того, как видел разбросанные по земле человеческие внутренности, означало абсолютный, полный и безусловный контроль. Потом жены этих неизлечимо травмированных мужчин беременели, и на свет появился самый страшный из всех послевоенных монстров – современный бизнесмен. Все мужчины надели на себя модные переливающиеся костюмы из акульей кожи, за исключением некоего доктора Бенджамина Спока, который написал книгу – ту самую, которая советовала женщинам не кормить грудью и держать своих детей на строгой диете. Вырастая, последние садились на ЛСД в шестидесятые и называли всех своих детей Тритоп или Гараж.

Плюс еще совсем не смешные стрижки ежиком. Секретные научные данные говорили о том, что эта прическа делает не только своего носителя, но и любого человека в радиусе 100 метров глупым, одержимым конформизмом, бесполезным, бычащимся тунеядцем.

Вот десять заповедей для «ежиков»:

1. Вы не должны выделяться!

2. Вы должны переехать на окраину и возделывать вашу банальную лужайку!

3. Вы должны чтить всех влиятельныхъ лиц, независимо от того, как это глупо! Или угнетающе!

4. Когда сомневаетесь– БЫЧЬТЕСЬ!

5. Настройте себя против жизни.

6. Все отличающееся или новое в Вас – СТРАШНОЕ.

7. Все страшное – НЕПРАВИЛЬНО и ПЛОХО.

8. Избегайте гомосексуалистов, проституток, битников, иностранцев, животных и коммунистов!

9. Вы не должны ни о чем спрашивать!

10. Если ваша непохожесть вызывает в вас отвращение – застрелитесь!

Это было похоже на ад. Никому нельзя было ни о чем говорить, иначе человек с ежиком на голове подойдет и ударит вас по губам.

Женщины были особенно запуганы этим. Нам стоит пожалеть наших мам и бабушек! «Ежики» постановили, что они весь день должны сидеть дома. Поэтому для женшин домашняя работа стала основным видом трудовой деятельности. Одержимая бешеная опостылевшая болезненная аккуратность. Аккуратность, достижение которой требовало целого дня непрестанных усилий плюс постоянную прислугу. Сегодняшний нормальный родитель живет в счастливом беспорядке из Lego и отбросов. Но в пятидесятые чистый дом был единственным способом самореализации.

И, черт побери, мы также должны жалеть несчастных отцов и дедушек, облаченных в серые фланелевые костюмы! Работа была новой усовершенствованной бескровной войной. Мужчины были одержимы духом соревнования, их души были изранены; но разве могли они плакать и поддаваться вспышкам гнева? Нет. Их босс грозно смотрел на них. Парня мучил стыд и страх, он шел домой и кричал там на свою законную супругу. Она говорила: «Да, дорогой» – и с упреком в глазах приносила ему стакан мартини. И муж негодовал от упрека жены, а жена негодовала от раздражительности мужа. Они оба кипели от непонятного, гложущего, гнетущего негодования. А потом срывались на детей.

Моя ми Mil была истеричкой. У нее были две сестры, тоже истерички. Эти люди не были интеллигентными. У моей бабушки был длиннохвостый попугай по имени Пити, с которым она вела долгие сердечные беседы, пока он не окосел от скуки.

Однажды моя тетя Сельма, мир ее праху, приложила к уху горячий утюг, думая, что отвечает по телефону. У всех теть были фортепиано, и на них располагались коллекции красивых фарфоровых пуделей. И все родственники брали уроки игры на фортепиано у местного садиста, который заставлял их практиковаться по часу каждый день, зло уставившись на фарфоровых пуделей.

У моей тети Мэрилин был молодой человек, который однажды сказал мне, что прокрадется ночью ко мне в спальню и отрежет мне волосы. Ублюдок. Я до сих пор его боюсь.

При каждой встрече мой дедушка хватал меня, противно целовал и говорил, что я стану Мисс Америкой, когда подрасту. Я думала: «Что ж, может быть». У моего кузена Ранни была вставлена пластина в голове. Мои тети и бабушка говорили, что Ронни станет президентом США, если только девочки не убьют его, играя, как дикие индейцы, рядом с его головой. «Перестаньте играть в классики! – кричали тети в унисон. – У вашего кузена Ронни пластина в голове».

Ну да ладно, мы были евреями. А такие женщины заслуживают сострадания. Все еврейки, пережившие Вторую мировую войну, имеют полное основание быть ненормальными, ворчливыми, угнетенными, излишне беспокойными и иметь целый рог изобилия болезней и психозов. Во всяком случае, на некоторое время. Скажем, лет на десять. Лично я считаю, что моя мама имела право страдать от тяжелого колита каждый раз, когда я приносила плохие оценки из школы или когда меня обнаруживали в кустах с моим чернокожим парнем.

Вот чему меня научили в пятидесятые. И когда я говорю «научили», я не имею в виду, что кто-то мне то и дело вручал статьи из журналов. Я имею в виду – упорно вбивали мне в голову.

Девочка всегда должна быть маленькой леди.

Маленькая леди никогда не кричит и не ведет себя, как дикий индеец.

Маленькая леди всегда должна носить миленькое платьице, которое никогда не должно пачкаться.

Так что пироги из грязи абсолютно исключены.

Миленькая леди должна съедать все со своей тарелки из-за того, что дети в Индии голодают.

Маленькая леди никогда не должна становиться пухлой, круглолицей, иметь широкие кости или быть толстой, иначе она никогда не найдет себе мужа.

Маленькая леди должна быть очень-очень-очень хорошенькой – достаточно хорошенькой, чтобы стать Мисс Америкой или хотя бы балериной, чтобы она могла найти себе мужа.

Каждая маленькая леди должна найти себе мужа.

Найти мужа – это судьба маленькой леди.

Поэтому маленькая леди должна быть самой популярной в школе, чтобы она могла найти себе мужа и оправдать свое предназначение.

Маленькая леди не должна доверять другим маленьким леди, которые могут ее предать, пойти по головам с целью стать самыми популярными и получить лучших мужей.

Маленькая леди не должна ничего требовать, повышать свой голосок или ликовать после победы.

Маленькая леди должна быть обаятельной и привлекательной и с обожанием виться вокруг своих родителей, если она хочет новую куклу или что-нибудь еще.

Маленькая леди должна уметь слушать, смеяться над всеми шутками мальчиков и показывать всем своим видом, что эти мальчики значительные и ответственные. Кроме того мальчика, который хочет с тобой рисовать и играть в куклы после школы.

Когда маленькая леди вырастает и наконец находит себе мужа, она испытывает крайнюю степень радости.

А потом маленькая леди заведет детей и станет маленькой мамой, будет носить милые фартучки, печь пирожки и жить долго и счастливо.

Конечно, это меня путало. Каждое утро моя мама надевала на меня маленькую одежду для леди, и мои маленькие береты врезались в кожу моей маленькой головы. Каждый день она увещевала меня, что мне надо быть осторожной, иначе ей придется покупать мне одежду в отделе для полных людей. Я жила в постоянном страхе перед этим отделом, хотя даже толком не знала, что это такое.

Каждый день у меня происходили столкновения с другими маленькими леди, которых их мамы закармливали опасными количествами сахара, пряностей и всего милого в этом роде.

Каждый день мы все посещали класс экономики на дому. Нас учили счищать кожуру с апельсинов одной полоской, а потом делить апельсины так, чтобы они оставались без сердцевины.

Мы промывали салат. Мы варили яйца. Нам давали консультации о том, как подметать и вытирать пыль. Мы учились продевать нитку в иголку и шить фартуки и шторы. И только от случая к случаю мы учились печатать на машинке.

Мы с трудом натягивали чулки с поясом на наши энергичные зреющие маленькие тела, что делало нас очень-очень злыми.

И все это мы переживали в одиночестве. Ни одна маленькая леди никогда не поворачивалась к другой маленькой леди и не говорила: «Да пошли они. Пусть они возьмут свой совершенный ангельский пирог и засунут его себе в задницу. Лично я пойду на рыбалку».

И так до шестидесятых.