Текст книги "Радиант (ЛП)"

Автор книги: Синтия Хэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Я не уверена, что чувствовать по этому поводу. Мне это кажется неправильным: восемнадцатилетняя девушка с кем-то, кто буквально старше мамонта, но кто я такая, чтобы судить? В конце концов, моя мама замужем за ангелом.

Возраст – это просто цифры, правда?

Пора идти, думаю я, и ускользаю, оставляя этот романтичный момент им двоим. Но Анжела говорит: – Хочу писать. Скоро вернусь.

Я озадаченно смотрю на нее: – Ты собралась пройти  весь путь вниз? Я с тобой, – предлагаю я.

– Нет. Останься, – отвечает она, и я узнаю командный тон. Дело не в том, что ей нужно в туалет. Она хочет, чтобы мы с Пеном остались вдвоем.

 – Подожди, – говорю я, но она уже ушла.

– Женщины, – со смехом говорит Пен. – Они всегда выбирают самые неудачные моменты, чтобы припудрить носик.

– Да, женщины так глупы в этом плане, – говорю я в замешательстве. Мне не нравится, когда мной манипулируют, даже если я и понимаю, зачем она это делает. Я должна быть милой, немного поболтать, постараться узнать его получше. Признаю, он приятный. Забавный. Очаровательный. Я вижу, что привлекает в нем Анжелу, и знаю, что для нее это важно, она хочет, чтобы я одобрила его, но я не могу, как бы ханжески это не выглядело. По какой-то причине я не могу расслабиться рядом с ним, мне не комфортно.

Он ухмыляется. Этот парень просто мастер ухмыляться. – Ты не очень-то стараешься скрыть тот факт, что я тебе не нравлюсь.

Я отвожу взгляд, смущенная, что это так очевидно. – Ты мне нравишься, Пен.

– Конечно, – говорит он с сарказмом.

– Ладно, но я хочу, чтобы ты мне нравился. – Хоть это правда.

– Почему? – спрашивает он. – Почему тебя это волнует?

– Потому что это волнует Анжелу.

– Ааа. И это делает тебя хорошей подругой.

– Наверное.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебе понравился, но получается не очень, – со смехом говорит он. – Почему?

– Потому что я не знаю, что ты из себя представляешь, – отвечаю я. Это тоже честно.

Он поднимает руки ладонями вверх, что значит, ты все видишь.

– Нет, – говорю я. – Ты ангел.

– Спасибо, что напомнила.

– Но ты ведешь себя не как ангел. Ты не чувствуешь себя таковым. Ты не говоришь, как они.

– Понимаю. И много ангелов ты знаешь? – спрашивает он.

Вот черт. Я не хотела, чтобы разговор коснулся меня или ангелов, которых я знаю. Ангела, в единственном числе. Я отворачиваюсь, наблюдаю, как последние лучи солнца исчезают за горизонтом. Под нами площадь, люди напоминают крошечных муравьев на камне, семенящих вокруг, и внезапно я ощущаю себя такой далекой от них, будто принадлежу к другому виду, и я одна, наблюдаю за ними, но не способна стать частью их мира.

– Знаешь, не все мы одинаковые, – говорит Пен. – Ангелы.

– Я понимаю. Но ты выглядишь, как один из нас, хоть таковым не являешься. Так что я не понимаю, в какую игру ты играешь и чего хочешь от Анжелы.

Я поднимаю на него глаза. Веселье исчезло из его глаз. Он пробегает пальцами по волосам, затем тяжело вздыхает.

– Я никогда не походил на других, – говорит он после секунды раздумий. – Никогда. Их радость и оптимизм, их служба, непоколебимая вера в то, что Он хочет. Стражи, влюбляющиеся в людей так сильно, что их убивало видеть, как те умирают, словно прекрасные бабочки. Или печальные, ненавидящие людей за их свободную волю и Его за то, что дал ее им. Я не люблю и не ненавижу людей. Я уважаю их. Они определяют себя, как мы ангелы никогда не сможем. Они лгут и спокойно спят, сквернословят, и так отважно пытаются познать себя. Кто я? Спрашивают они себя. Зачем я здесь?

Не знаю, что на это ответить. Именно об этом я спрашивала себя прошедшие два года. Делает ли это меня человеком, что я продолжаю задавать вопросы?

– Я думаю, Анжела красивейший человек, даже если она и больше этого. Ты тоже. И да, я самозванец. Я притворяюсь молодым. Это единственный способ для меня почувствовать хоть что-нибудь.

Он кажется усталым, грустным. Может, я излишне строго судила его, думаю я. Я ограниченная, это точно. Но я все еще не могу прочесть его. Я не могу заглянуть в его сердце и понять, хорошие ли у него намерения. Так без раздумий, я поворачиваюсь и накрываю его руку, лежащую на перилах, своей.

Его глаза сверкают. Кожа холодная, гладкая, но твердая, как у статуи. Он печально мне улыбается.

– Требуется очень много энергии, чтобы быть человеком, пусть даже только снаружи, – говорит он, и на секунду позволяет мне увидеть то, что скрыто за оболочкой: его душу, размытую, словно кто-то наставил вокруг него клякс. Его душа серая. Холодная. Почти бесцветная. Я чувствую, как он устал от самого себя, как смирился с тем, что его существование бесконечно, день за днем, до конца света, и даже тогда он не знает, что случится и изменится ли что-нибудь для него.

– Люди так боятся смерти, но смерти не существует, – шепчет он. – Есть только иллюзия. Мы никогда не исчезаем. Мы навсегда останемся такими. Навечно.

Ангел может заставить вечность звучать, как кошмар.

– Ты должен оставить Анжелу в покое, – твердо говорю я. Потому что Анжела заслуживает кого-то хорошего. Возможно, Пен не злой. Но и не добрый. Она заслуживает того, что будет сходить по ней с ума из-за нее, из-за ее невероятного ума, огромной доброты и маленьких причуд. Не только из-за ее «человечности». Она заслуживает кого-то реального.

Пен убирает руку, снова ухмыляется, его замытые очертания останавливаются и застывают. Он закончил показывать мне правду.

– Я пытался сопротивляться, – говорит он. – Ты хоть раз пробовала ей отказать?

– Значит, ты недостаточно старался.

– Это немного лицемерно, – говорит он жестко, – ты разочарована, что я притворяюсь кем-то, кем не являюсь.

– О, правда? И почему же?

– Потому что ты тоже не человек. Но хочешь им быть.

Дыхание перехватывает. Это правда. Я больше ангел, чем человек. Но он не может этого знать. Или может?

– Я человек, – возражаю я. Мне хочется солгать, сказать ему, что я ангел всего на четверть, что моя ангельская кровь настолько разбавлена, что она не играет никакой роли, и я лишь в шаге от того, чтобы быть нормальной, но боюсь, что он видит меня насквозь и это только усугубит ситуацию. Я укрепляю ментальную стену, которую воздвигла между нами. – Я никем не претворяюсь.

– Ты ребенок, претворяющийся, что сидит за столом взрослых, – говорит он.

– Если я ребенок, то Анжела тоже, – огрызаюсь я.

– Несомненно. – Он вздыхает, словно это место внезапно ему наскучило, проводит рукой по волосам. – Нужно найти ее. Уже темнеет.

ГЛАВА 13. АНЖЕЛА

(Переводчик:Наталья Цветаева ; Редактор:[unreal] )

Поездка в Ватикан не удалась. Все это написано у Клары на лице, когда я возвращаюсь из ванной. Ей не понравился Пен. Он никогда ей не понравится. Она думает, он слишком ангел, слишком особенный, слишком хорош для меня. В конце концов, я всего лишь Димидиус.

– Да кто дал ей право меня судить? – возмущаюсь я позже, после того, как ускользнула из дома и буквально напала на него в его квартире. Он гладит меня по волосам, пытаясь утихомирить, но я все еще в бешенстве. – То есть, она ведь тоже не безупречна.

– Она беспокоится за тебя, – говорит он.

Я поднимаю на него глаза. – Не делай этого. Не делай вид, будто предупреждаешь меня. Я думала, мы с этим уже закончили.

– Я – ангел, – просто говорит он. – То, что между нами не нормально. Клара хочет для тебя чего-то нормального.

– Ну, а я не хочу, – я прислоняюсь к его груди, прижимаясь к ней поцелуем. – Не знаю, почему для нее это так важно. Она должна лучше всех это понимать. Да ради Бога, ее мать замужем за ангелом!

В тот момент, когда я это произношу, я понимаю, что предала ее.

Пен напрягается, его рука застывает на моей обнаженной спине. – Что?

Я сажусь и оправдываюсь, натягивая простынь, чтобы прикрыться. – Я не должна была тебе этого говорить, – говорю я, – то есть, пожалуйста, не…

– Не буду, – мягко говорит он, словно разговаривает сам с собой. – Это не имеет к тебе никакого отношения, – говорит он, и я не уверена, что он под этим подразумевает. Он сурово смотрит на меня. – Но ты должна быть осторожнее. Если узнают падшие, они устроят охоту на нее.

– Ладно.

Он снова притягивает меня к себе. Около минуты мы лежим молча. – Анжела, это глупо, – наконец говорит он.

Я закрываю глаза. – Если это глупо, то я не хочу быть мудрой.

– Ты не безразлична мне больше, чем я мог ожидать, – говорит он. – И я… наслаждаюсь этим.

– Я тоже.

– Но я не могу полюбить тебя. А ты заслуживаешь любви. В этом Клара права.

Я проглатываю комок в горле. – Прямо сейчас мне не нужна любовь, – шепчу я. – Договорились?

– Договорились, – говорит он, затем я целую его, будто могу сделать вид, что этого разговора не было, словно могу заставить исчезнуть все, кроме нас. И на какое-то время так и происходит.

Когда я возвращаюсь домой, Нонна сидит на ступеньках. Ждет. Она поднимается, когда видит меня.

– Так это правда. Ты была с парнем. Всю ночь.

Я заставляю себя выглядеть буднично. – Это Клара тебе сказала?

– Мне не нужна Клара, чтобы докладывать, – говорит она. – Тебя испортили.

– Ох, Нонна, не будь так драматична.

Она ударяет тростью по гравию. – Твоя мать не за этим тебя сюда послала.

– Так за чем же? – выпаливаю я в ответ. – Может, чтобы избавиться от меня на пару месяцев? Чтобы побыть одной без обременяющего ребенка, да?

– Конечно нет. Она отправила тебя, чтобы ты учила историю и познавала мир. Чтобы узнала побольше о семье.

Я ничего не отвечаю.

– Сегодня вы с Кларой сядете на поезд к моей сестре во Флоренцию. И до конца лета останетесь там. Ты больше не увидишь этого мальчика.

– Он не мальчик, – говорю я.

– Мне все равно, кто он, – утомленно говорит Нонна. – Вы уедете. А теперь поднимайся к себе и собирай вещи.

Мне хочется отказаться. Мне уже восемнадцать, я взрослая женщина. Я могу сделать свой выбор. Но я не спорю. Когда Пен прощался со мной этим утром, в его голосе была завершенность, как будто, если я вернусь, его здесь уже не будет. Думаю, я всегда знала, что наше время вместе будет коротким. Эфемерным. И, если он захочет быть со мной, не думаю, что моя поездка во Флоренцию нас остановит.

– Ладно, – мягко говорю я и проскальзываю в дом мимо Нонны. На кухне Клара поднимает на меня глаза от стола, затем быстро отводит взгляд.

– Отлично сработано, – говорю я ей.

– Я ничего не сделала. Но знаешь, у нее есть глаза. Она увидела, что тебя не было. Я пыталась тебя прикрыть, но…

– Ты паршивая лгунья, – заканчиваю я. Это правда. Клара не смогла бы обмануть даже бумажный мешок.

– Прости, – бормочет Клара. – Но Анжи, на счет Пена…

– Не волнуйся о Пене, – перебиваю я. – А теперь, очевидно, мне пора собирать вещи.

  ГЛАВА 14. КЛАРА

(Переводчик:Наталья Цветаева ; Редактор:[unreal] )

Анжела не разговаривает со мной всю неделю. Я убиваю время, бродя в одиночестве по Флоренции, рассматривая достопримечательности без нее. Я убеждаюсь, как тяжело нам придется осенью, когда мы отправимся вместе в Стенфорд. Но я не сожалею о том, что сказала Пену. Не совсем. Я защищала ее, говорю я себе. Единственным доступным мне способом.

Хотя теперь это не важно. К концу недели она снова начинает сбегать из дома. В этот раз, через окно. Должно быть, Пен приехал за нами.

Мне придется поговорить с ней об этом. О нем.

Двоюродная бабушка Анжелы Бетта привлекает нас к организации своего обязательного воскресного семейного ужина. Я наблюдаю за Анжелой, пока она рубит латук на салат, и могу сказать, что мысленно она не здесь. Она все еще с ним. У нее отсутствующий взгляд. Интересно, выглядела ли я так же с Такером. Было ли это так же написано у меня на лбу.

Она поднимает взгляд, видит, что я разглядываю ее, и выражение ее лица мрачнеет. – Ты осуждаешь меня, – говорит она. – Опять.

Я не знаю, как сказать ей о своих мыслях. Из горла просто не выходят слова о том, что я видела душу Пена, что он сказал, что я сказала ему. Это не то, чего бы ей хотелось услышать. Но я все равно должна ей рассказать. Это может ранить, но мне важно, чтобы она знала, какой он на самом деле. Я выглядываю в окно и нахожу Бетту на балконе, развешивающей простыни, так что она не сможет подслушать.

– Анж, послушай, – начинаю я, несмотря на то, что мне кажется, что она не станет.

– Не утруждай себя объяснениями, – говорит она прежде, чем я успеваю что-либо сказать. – Я понимаю, что у нас с Пеном не получится. Мы оба это знали. Все кончено. Может, именно из-за этого я сходила по нему с ума. Запретный плод. Я понимаю, что мы не можем быть вместе.

Я издаю крошечный вздох облегчения. Слава Богу, она оказалась разумной. Наконец-то.

– Но это не меняет моих чувств к нему, – затем говорит она, упрямо глядя на меня с разделочным ножом, все еще зажатым в руке. – Может, он и не моя судьба, как у тебя, но это не меняет того факта, что…– Она выглядит смущенной, вытирает пот со лба и возвращается к нарезанию латука. – Ну, я думала, ты поймешь.

На этом разумность закончилась. Хотя, она права. Я последний человек, способный читать нотации про сердечные дела. Я типичная девушка, у которой на Фейсбуке должно стоять «Все сложно» в семейном статусе. Мне все еще почти каждую ночь снится Такер.

– Я понимаю, – говорю я. – Но…

– Вот почему мы решили, что все просто так, – говорит она, будто не слыша меня. – это было временно; мы знали это. Мы просто друзья, правда. Это все.

– Друзья, – медленно повторяю я.

– Да. – Она протягивает руку и у меня уходит секунда, чтобы понять, что должна дать ей томат, который держу в руках. – Друзья.

Я подаю ей томат. Она быстро режет его, не глядя на меня. Я напоминаю себе, что она уже взрослая, кроме того, через несколько недель мы возвращаемся в Штаты,  где, уверена, будет множество умных, горячих парней, с которыми она сможет быть просто так в Стенфорде. Парней, чьи души имеют цвет.

Я открываю рот, чтобы сказать ей об этом.

– Не надо… – шепчет она. – Не разрушай все, Кей. Оставь нас в покое. Все пройдет само.

Итак, я молчу, что видела в тот день Пена на крыше собора Святого Петра. Я говорю себе, что это ее жизнь, а я буду держаться от нее на расстоянии.

Об этом решении я буду жалеть всю жизнь.

[1] прим. пер.: При закупорке дыхательных путей резкое нажатие снизу вверх чуть выше пупка.

[2] Grazie (итал.) – большое спасибо.

[3] Buongiorno (итал.) – Здравствуйте!

[4] Базилика – тип строения прямоугольной формы, которое состоит из нечётного числа различных по высоте нефов. В многонефной базилике нефы разделены продольными рядами колонн или столбов, с самостоятельными покрытиями. Центральный неф – обычно более широкий и больший по высоте, освещается с помощью окон второго яруса.

[5] (итал.) Я хочу поцеловать тебя