Текст книги "Давайте играть в королей"

Автор книги: Синклер Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Однако едва успели ворваться в номер обрадованные репортеры и фотографы, как Бесси услышала какую-то возню в спальне Терри и, метнувшись туда, обнаружила, что Терри робкой овечкой пробрался домой через черный ход в сопровождении другой, еще более робкой овечки – Рыжика, а также подлинного агнца – огромного, неуклюжего пса, по преимуществу каштановой масти, если не считать черных, белых, оранжевых и попросту грязных пятен, пятнышек и полос. Пес обладал широкой спиной, специально предназначенной для верховой езды, хвостом, который исходил в умильных повиливаниях, и глазами, взиравшими на мальчиков с пылкой любовью, а на величавого Хамберстоуна – с благоразумной опаской.

– Боже милостивый! – ахнула Бесси. – Я же запретила тебе покупать эту жуткую дворнягу!

– Да нет, мамочка! Та собака (в голосе Терри послышалось невыразимое презрение) была просто доберман-колли с примесью терьера, а это чистопородный маргетский водоплав. Гак сказал приказчик! Его зовут Джозефус. Собаку то есть. А он запросил десять шиллингов, а Рыжик выторговал его мне за восемнадцать пенсов и фото Фреда Стоуна с автографом.

– Ах! – простонала Бесси. – И подумать, что у меня такой простонародный сын! Вылитый папаша, ну просто смех! Ладно, после поговорим. А теперь слушай. Там репортеры! Ты потерялся. Скажешь им, что… что тебя хотел похитить какой-то человек, а Рыжик, он видел тебя в вестибюле отеля, и он шел мимо, и, конечно, сразу тебя узнал, и уговорил не ходить с этим человеком: он был похож на большевика. Понял? Ну, смотри!

С материнской гордостью Бесси слушала, как Терри признался репортерам в том, что поступил очень легкомысленно, отправившись бродить по туманному Лондону. Лояльный Рыжик, когда к нему обратились за подробностями, не забыл упомянуть о своем дядюшке Генри Бандоке – оказалось, что дядя Генри Бандок в свое время служил в царской императорской гвардии и превосходно разбирался в большевиках; именно он, распознав советского шпиона, и спас Т ерри.

Репортеры подняли брови и чрезвычайно вежливо удалились. На следующее утро Бесси встала в семь часов и потребовала, чтобы ей немедленно принесли все газеты. Упоминание о страшном приключении Терри нашлось только в одной из них, в заметке мистера Суоннера Хаффера:

«После длительного (как утверждают) общения с гангстерами и тому подобными обитателями преступного мира Сан-Франциско, Бангора и других западных городов Соединенных Штатов, Теренс Гейт, американский мальчик-киноактер, с восторгом открыл, что фешенебельный Лондон начинает изобиловать опасностями в духе его отечества. Отправившись вчера погулять, юный Гейт, чья матушка не без оригинальности приравнивает его талант к таланту сэра Генри Ирвинга, [15]15
  Ирвинг, Генри (1838–1905) – знаменитый английский драматический актер.


[Закрыть]сэра Джонстона Форбс-Робертсона [16]16
  Форбс-Робертсон, Джонстон (1853–1937) – видный английский актер, с особым успехом выступал в пьесах Шекспира.


[Закрыть]и Элеоноры Дузе, [17]17
  Дузе, Элеонора (1859–1924) – великая итальянская трагическая актриса.


[Закрыть]умудрился так ловко заблудиться в дремучей глуши Пэл-Мэл, что отелю пришлось снарядить на его поиски спасательную экспедицию, экипированную радиопередатчиком, ледорубами и моржовыми консервами.

С той невообразимой проницательностью, с помощью которой американской кинематографии удалось покорить наивные британские души, юный Гейт обнаружил шайку краснокожих индейцев, разбивших лагерь на ступенях Карлтон-клуба, [18]18
  Карлтон-клуб – аристократический клуб в Лондоне, основанный в 1832 году герцогом Веллингтонским.


[Закрыть]и шайку большевистских шпионов, которые, переодевшись епископами и припрятав под облачением бомбы, рыскали по крыше Атенеума. [19]19
  Атенеум – аристократический клуб в Лондоне.


[Закрыть]Жуткие открытия юного Гейта были сообщены Скотленд-Ярду, и будем надеяться, что благодаря юному герою (ведь ему только шесть лет – так мало, что его матушка не разрешает ему приобрести четвертый личный автомобиль) Лондон вскоре станет столь – же безопасен, как его родной Чикаго».

Бесси произнесла получасовой монолог на едином дыхании. Не успокоил ее и тот факт, что в каждой газете не меньше двух столбцов было отведено под описание детского бала, который маленькая принцесса Елизавета [20]20
  Речь идет о нынешней королеве Англии Елизавете II.


[Закрыть]дала в честь короля Словарии Максимилиана, а затем сообщалось, что в конце недели Сидония и Максимилиан отбудут с английской королевской семьей в замок Сэндрингем [21]21
  Замок Сэндрингем – одна из резиденций английских королей на севере Англии.


[Закрыть]в Норфолке.

В заметках указывалось, что поездка носит неофициальный характер и в замок приглашены лишь самые близкие друзья королевской фамилии.

Почему-то, она сама не знала почему, Бесси Тейт из Поппи-Пикс это сообщение задело куда больше, чем описание самых пышных торжеств – к ней решительным образом повернулись спиной.

В конце недели! Ее охватило отчаяние.

И если даже страшное похищение Терри не взбудоражило английскую прессу, так что еще может сделать беззащитная женщина? Весь день она галопировала по своим апартаментам, изливая гнев на горничную, на Хамберстоуна и даже на мисс Тингл, утонченную секретаршу из благородных. Особенно ее раздражали звуки веселой возни, доносившиеся из спальни, где Терри, Рыжик и Джозефус, маргетский водопла-в, тявкали, хохотали и шумно гонялись за теннисным мячом. От досады она даже переставала слышать тихий внутренний голос, шептавший: «Поосторожней, Бесс! Не зарывайся!»

«Да заткнись ты!» – оборвала она боязливого ментора и, послав мисс Тингл за конвертами, которые ей были не нужны, горничную – за сетками для волос, которые она никогда не носила, а Хамберстоуна – в его комнату, где он продолжал бездельничать с внушительным видом, сама бросилась к телефону и рявкнула:

– Дайте мне люкс четыре-Б.

– Извините, сударыня, но я не могу вас соединить. Его снимает королева Словарии.

– О господи! Пли я, по-вашему, этого не знаю? Да мы с королевой самые близкие друзья.

– Еще раз прошу извинения, сударыня, но у меня есть инструкция. Если желаете, я могу соединить вас с бюро графа Элопатака, конюшего ее величества.

Бесси была в полном недоумении: она не понимала, во-первых, зачем нужно соединяться по телефону с бюро – предметом меблировки, ящики которого для нее твердо ассоциировались с воротничками и розовым шелковым бельем мистера Зайца Гейта, а во-вторых, чем конюший зарабатывает себе на жизнь. «Что-то лошажье. Как погляжу, кроме как с лошадью ее величества, мне ни с кем поговорить не удастся». Однако вслух она покорно произнесла:

– Хорошо, соедините меня с его графством.

После чего она беседовала по очереди (насколько ей удалось потом вспомнить) с американцем из Огайо, агентом кливлендской фирмы «Эглантин, Кац и Коминский», который приехал в Англию купить партию брюк и, судя по всему, не имел ни малейшего отношения к королевскому дому Словарии; с англичанкой, по-видимому, стенографисткой секретаря таинственного конюшего; с секретарем конюшего; с возмущенным англичанином, который негодующе заверил ее, что он вовсе не словарский конюший, а, совсем наоборот, владелец кофейных плантаций в Британской Гвиане; с графом Элопатаком и наконец со смуглым и бородатым голосом, который, по его собственному признанию, принадлежал секретарю королевы Сидонии.

Но секретарь, видимо, не любил разговаривать по телефону. Судя по доносившимся по проводу звукам, он все время порывался повесить трубку, и Бесси удавалось помешать ему только с помощью непрерывных восклицаний вроде: «Нет, вы уясните себе!» и «Это чрезвычайно важно!»

Бесси все же успела осведомиться, получила ли ее величество письмо от миссис Т. Бенескотен Тейт, проживающей постоянно в Калифорнии, матери знаменитого…

Да, такое письмо, кажется, было получено, но, разумеется, письма от незнакомых людей не рассматриваются.

Ну, в таком, случае она согласна обсудить это дело по телефону.

Какое дело? Слава богу, нет никаких дел, подлежащих обсуждению.

А они спросили его юное величество, не хочет ли он познакомиться со знаменитым маль…

Его величеству не угодно ни с кем знакомиться, и право же, быть может, мадам будет так любезна… его ждут неотложные дела и… щелк!

На этот раз Бесси высказала свое мнение в более приглушенных тонах: «Но я им еще покажу! У меня есть Идея!»

Когда миссис Т. Бенескотен Гейт осеняла Идея, Голливуд настораживал уши и нервно вздрагивал, но серый хаос города за окнами отеля «Пикардия» остался до странности невозмутимым.

«Конечно, чего еще и ждать от этих ее наемников – конюших или как они еще там себя обзывают, но голову даю на отсечение, у самой Сидонии только слюнки потекут, если предложить ей первоклассную рекламу! Значит, надо добраться до нее и все ей объяснить, – рассуждала Бесси. – И мы так мило поболтаем про наших мальчиков. Ну, за работу, надо как-то прорваться мимо этих цепных собак!»

Она решительным шагом направилась в спальню Терри, изгнала Рыжика, заперла Джозефуса, маргетского водоплава, в комнате Хамберстоуна, и голосом, исполненным столь неизъяснимой материнской нежности, что Терри с опаской на нее покосился, проворковала:

– А теперь, сынуленька, надень фаунтлероевскни костюмчик. Мы идем в гости к королеве Сидонии!

Глубочайшая, черная, бешеная ненависть, которую Терри питал к костюму для игры в поло, показалась бы пылкой любовью в сравнении с чувством, которое вызывал в нем костюм маленького лорда Фаунтлероя – бархатная курточка, бархатные штанишки, лакированные туфли с пряжкой и кружевной воротник. Он возражал. Он вопил, и Джозефус сочувственно скулил за дверью, а потом принялся яростно грызть респектабельные шлепанцы Хамберстоуна.

Голосом, заметно утратившим нежность, Бесси рявкнула:

– Ну, хватит ломаться! Господи боже ты мой! Я совсем извелась, стараясь обеспечить тебе карьеру. Я работаю рук не покладая, лишь бы ты познакомился с настоящим бонтоном, королями и королевами, а не якшался больше с этими голливудскими босяками, а ты вдруг слушаться не желаешь! Вот что, Терри Тейт, я тебя давно уже не наказывала, но если ты сейчас же не наденешь свой хорошенький фаунтлероевскнй костюмчик и не будешь вести себя прилично и по-джентльменски, я тебе все волосья повыдеру! Понял?

На примере мистера Зайца Бенескотена Тейта Терри не раз убеждался в редком умении своей матери драть волосья, и поэтому, горько всхлипывая, он сиял обыкновенный, удобный шерстяной костюм и начал натягивать мерзостную смесь из кружев и черного бархата.

По коридору пятого этажа отеля «Пикардия», готовясь познакомиться с королевой – готовясь познакомиться с первой женщиной, которая могла оказаться ей ровней, – шествовала миссис Т. Бенескотен Тейт.

Прожив в Лондоне неделю, Бесси уже усвоила, что истинно утонченные космополиты называют машины «автомобилями», подземку – «метро», дежурных гостиничных клерков – «портье», пятьдесят центов – «двумя шиллингами», а главное, обязательно называют подъемник «лифтом». И вот они направились не к какому – нибудь простонародному и некультурному подъемнику, а к экзотическому лифту, и не кому-нибудь, а лифтеру Бесси чарующе прожурчала лишь с самым легким меканиквиллски-французским акцентом:

– Мы выйдем на катрием этаж – о, пардон, я хотела сказать, на четвертом этаже.

– Простите, сударыня, но весь этот этаж снят. Мне не разрешается останавливаться там.

– Да неужто, по-вашему, я не знаю, что его сняла словарская королевская семья? Я к ним и еду.

Лифтер давно уже остановил лифт (он же подъемник, он же ascenseur) [22]22
  Лифт (франц.).


[Закрыть]чуть ниже четвертого этажа. Теперь он сказал уныло:

– Простите, сударыня, но мне не разрешено никого высаживать на четвертом этаже, если только я не знаю их в лицо или их не сопровождает кто-нибудь из свиты.

– Чушь! Я же вам говорю, они меня ждут. Вот поглядите на это.

«Это» была фунтовая банкнота. Лифтер тоскливо поглядел на нее и ответил со вздохом:

– Простите, сударыня! Но меня уволят. – И он спустил лифт на первый этаж.

– Ну, ладно! В таком случае везите нас назад.

Терри направился к их номеру, но мать, прошипев «куда?», ухватила его за руку и повела по хрустально-опаловой парадной лестнице вниз на четвертый, королевский этаж.

Однако едва она элегантно вступила в священный коридор, как перед ними вырос самый толстый, самый высокий, самый краснолицый полицейский во всей британской полиции. Он тоже попросил прощения и тоже объяснил, что не может пропустить к их величествам неизвестных людей.

Бесси не стала тратить времени и слов на подобного грубияна. Она прошествовала на пятый этаж.

– Они воображают, будто смогут остановить меня! Да ради моего бедного сыночка я на все пойду! – простонала она и, стиснув руку бедного сыночка, потащила его в дальний конец коридора. Там она еще раньше обнаружила узкую лестницу с бетонными ступеньками, предназначенную, очевидно, для слуг, а также для спасения в случае пожара.

На четвертом этаже на площадке стоял тот же полицейский, с которым она только что познакомилась.

– Ну-ну! – заворчал он. – Под арест захотели?

Смерив его гордым взглядом, Бесси величественно удалилась на пятый этаж.

Полчаса она рыдала на своей кровати, проклиная тиранов, которые оскорбляют мать, которая хотела только позаботиться о будущем своего сына. Потом она встала, напудрилась и ринулась в комнату Терри, где он, уже сменив хорошенький фаунтлероевский костюмчик на ковбойку и шорты цвета хаки, сидел за диваном и спорил с Джозефусом.

– Вот что, милый мои, я ухожу, и если ты попробуешь хоть нос высунуть из этого номера, мы вечером поговорим. Понял?

И она удалилась, удивительно напоминая Пятый кавалерийский полк, преследующий индейцев-апашей.

Терри немедленно вызвал по телефону Рыжика. Купаясь в блаженной тишине и отсутствии материнской заботы, два маленьких мальчика и одна большая собака вновь обрели счастье. Щедро включив в пределы номера, который Терри запрещалось покидать, и коридор, они провели железную дорогу от Эдинбурга (напротив номера 597) до Южной Африки (выходящей на каньон бетонной лестницы).

А пока они наслаждались жизнью, Бесси в американском посольстве поочередно не получала аудиенции у посла, у советника посольства, у первого и второго секретарей, а затем, негодуя на такое попрание ее Прав Американской Гражданки, выслушала, как третий секретарь любезно прожурчал:

– Я весьма вам сочувствую, но боюсь, шефа будет трудно убедить, что вас оскорбили и что государственный департамент должен направить Словарии ноту протеста. Представьте себе, что как раз тогда, когда Терри будет сниматься в самом важном эпизоде, в вашу голливудскую студию вдруг явится совершенно неизвестный человек и захочет войти в павильон – разве его впустят?

– Но это же совсем другое дело! Терри ведь не неизвестный человек!

– Но, может быть, словарцам он неизвестен.

– Я много слышала о том, до чего невежественны европейцы, но все-таки вы меня не убедите, будто эти ваши словарцы ничего не знают про Терри Тейта, Короля Киновундеркиндов!

Третий секретарь встал с выражением, которое Бесси, хорошо запомнила с тех дней, когда она, тщетно стучалась в двери голливудских студий. Он сказал бархатным голосом:

– Мне очень-очень жаль, но боюсь, что тут мы бессильны. Вот если вам понадобится помощь с паспортами…

Уныло покидая посольство, Бесси испускала мысленные стоны: «Ну, это, пожалуй, конец! Ни с какими королевами мы не познакомимся. Бедненький сынулечка! Значит, ему так и не дадут четырех тысяч в неделю! И мне уже не купить той паровой яхты… Подлые бюрократы, всякие церемонии им дороже материнского сердца! А что, неплохое название для следующего терри – тейта: «Материнское сердце»!»

Терри, Рыжик и Джозефус, директора железной дороги Эдинбург – Южная Африка – Пекин, чинили поврежденные пути и радостно подсчитывали временно погибших пассажиров возле бетонных африканских пещер, которые непросвещенному взрослому взгляду показались бы просто черной лестницей.

Снизу, из этих пещер, выбрался еще один мальчик, типичный маленький англичанин, в сером спортивном костюме, темноволосый, с ирландским задорно вздернутым носом, ровесник Терри.

– Здравствуйте! – сказал он.

– Здорово! – величественно отозвался Рыжик.

– Я влезу на самый верхний этаж и съеду по всем перилам до самого низа, – объявил незнакомец.

– Этажом ниже держи ухо востро! – предупредил Терри. – Там какой-то король живет. И полным-полно полицейских. Как это они тебя не сцапали?

– А я подождал, пока они отвернутся. Ой, какой хороший поезд!

Терри проникся к нему симпатией и сердечно предложил:

– Хочешь, давай играть с нами в поезда?

– Хочу! – воскликнул незнакомец. – Вот здорово. Я удрал от своих. Они таскают меня по всяким званым вечерам и заставляют сниматься.

– Взбеситься можно, – посочувствовал Терри.

– Если тебе надо сниматься, – изрек Рыжик, – скажи своей мамаше, чтобы она сводила тебя в ателье Гамбриджа на Грейт-Сент-Дживер-стрит. Это в Уайтчепеле. [23]23
  Уайтчепел – квартал Лондона, населенный беднотой.


[Закрыть]Он здорово снимает, а берет всего шесть шиллингов за дюжину.

– Большое спасибо. Я непременно скажу маме. Можно, я… вы разрешите мне разок пустить поезд?

Их новый знакомый так восхищался системой сигнализации, с таким пылом радовался наиболее кровавым катастрофам, что Рыжик и Терри тут же приняли его третьим мушкетером и Терри пригласил его к себе в спальню.

– Если тебе нравится, пойдем ко мне, у меня там еще много всего.

Новый мальчик завороженно взирал на электрические скачки и электрический Колизей, в котором львы изящно пожирали первых христиан.

– Я таких игрушек еще никогда не видал, – признался он со вздохом.

– А во что же ты играешь дома? – поинтересовался Терри.

– Мы почти круглый год живем в деревне, и я купаюсь, езжу верхом, играю в теннис и… и, пожалуй, все. У меня ведь очень строгий гувернер, и он следит, чтобы я побольше занимался. Но… Ах, да, у меня еще есть велосипед.

Рыжик и Терри обменялись взглядами, полными жалости к их обиженному судьбой другу, и Терри постарался его утешить, заметив:

– Ну, наверное, это здорово – ездить верхом по английским дорогам. Не то, что у нас на ранчо – всю душу из тебя вытрясет.

– Ты живешь на ранчо? Мне так и показалось, что ты американец.

– Ну да. Я снимаюсь в кино.

Новый мальчик испустил такой вопль, что Герри с Рыжиком вздрогнули:

– Теперь я знаю! Вот почему ты мне показался знакомым! Ты Терри Тейт. Я тебя видел в фильмах. Такие замечательные фильмы! Я ужасно рад познакомиться с тобой.

Мальчики обменялись рукопожатием, Рыжик смотрел на них, сияя улыбкой, а Джозефус одобрительно вилял хвостом. Потом Терри сказал с великодушной скромностью:

– Только вам, британам, мои картины нравятся меньше, чем у нас дома. Наверное, я не совсем…

– Нет, правда, Терри… можно, я буду тебя так называть?

– Валяй!

– Я ведь не англичанин – ну, только на одну восьмую англичанин. А так я словарец.

– Из этих словарцев на четвертом этаже, у которых король Махсимилиан?

– Ну да. Это я Максимилиан.

– Не заливай! Ты вовсе на короля и не похож! Мальчик как мальчик.

– Ой-ой-ой! – простонал Рыжик. – Ты знаешь, Терри, он и в самом деле король! Я видел его фото.

– Ну да! – ахнул Терри. – А я думал, что короли всегда ходят в штанах с буфами и при шпагах.

– Мне очень неприятно, Терри. Извини, пожалуйста. Я ведь совсем не хочу быть королем. Это ужасная гадость. Мне приходится учить шесть языков, и про систему налогового обложения, и дипломатию, и историю, и еще всякие вещи, а я хочу играть и чтобы ко мне не приставали. И еще на меня все время устраивают покушения.

– Ну да? Побожись! – благоговейно прошептал Терри.

– Правда. В этом году в меня уже три раза стреляли, и, честное слово, ничего хорошего тут нет.

– Ах черт, прошу у вашего величества прощения, что я вам говорил «ты».

– Пожалуйста, не надо, Терри. Называй меня Макс, ладно?

– Как бы не так! Королей Максами не зовут. Их называют «ваше величество» или «государь».

– И вовсе нет. Не в частной жизни.

– Чего ты споришь? Я лучше знаю. Я читал «Французского дворянина» и еще много всяких книжек про «то.

– Все-таки я лучше знаю. Я же сам король.

– А ты королем совсем недавно!

– Да, конечно. Только все равно… ну, пожалуйста, называй меня Максом, Терри. Я так рад, что познакомился с тобой. Я давно об этом мечтал – еще с тех пор, как посмотрел «Пылающую палубу»… [24]24
  «Пылающая палуба» – кинофильм, созданный по сюжету популярного стихотворения английской поэтессы Фелиции Хименс (1793–1835) «Касабьянка»; в нем повествуется о юнге, погибшем на охваченном огнем судне.


[Закрыть]ну, где ты играешь юнгу. Знаешь, до чего ты это здорово придумал – опустить пожарную кишку в океан и погасить огонь, когда бежали все и ты один остался в пламенном аду. Наверное, твоя жизнь полна всяческих опасностей.

– А! Это-то? Эпизод с кишкой снимался в павильоне. И никакого пожара не было – просто промасленная ветошь горела в ведрах. Нет, мне ничего опасного делать не дают. Чтоб им пусто было! Мама никак не соглашается.

– Терри, знаешь что? Когда мы вырастем, и я стану настоящим королем, и мама с Себенеко (это наш премьер – министр) и профессором Михеловским (это мой гувернер) не смогут мной больше распоряжаться, потому что я буду совершеннолетним, ты пойдешь ко мне в главнокомандующие?

– С удовольствием, Макс (как ни печально, но вспомнив про свои горести, Терри позабыл, что разговаривает с королем). Я только рад буду бросить кино. Вот ты говорил, как к тебе пристают, а попробовал бы ты стать кинозвездой! Жуть! Надо все время давать интервью, и стоит выйти из дома, как уж кто-нибудь да бросится меня снимать, и нужно надевать всякие шутовские костюмы – просто жуткие, и всякие старые дамы гладят меня по голове, а я стой и слушай, пока они говорят, как я хорошо играю. Просто взбеситься можно! И знаешь, Макс, теперь меня еще решили знакомить с королем Сло… Ой, я и забыл, что ты тот самый король и есть.

– Да, чтоб им всем пусто было!

– Взбеситься можно!

– Да еще как! – тоскливо согласился Максимилиан.

– Вот если бы можно было убежать куда-нибудь на ферму, быть просто ребятами и кормить поросят!

– Я бы хоть сейчас убежал!

Терри был настолько поглощен Максимилианом, что совсем забыл про Рыжика, который все это время стоял, вытянув руки по швам.

– Ах, да! Я же вас не познакомил! Мистер Рыжик Бандок, Макс… его величество.

Тут Рыжик упал на одно колено и поцеловал руку Максимилиану.

– Ну, не надо! Ну, пожалуйста! – взмолился Максимилиан.

– Англичанин, сэр, знает, что подобает августейшему величеству! – заспорил Рыжик.

– Да брось ты, ладно?

– Слушаю, сэр!

И трое мальчишек – актер, король и рассыльный – принялись весело изничтожать первых христиан в игрушечном Колизее, и Рыжик, правда, обильно уснащавший свою речь «сэрами», в остальном не досаждал этим знатным особам чрезмерным подобострастием. А когда Терри вновь начал сетовать, какая это мука – в двадцатый раз пересниматься в одном и том же эпизоде, – Рыжик даже перебил его и мрачно пожаловался:

– Если мне будет позволено заметить, сэр, рассыльному в отеле тоже несладко приходится. Пожилые джентльмены как напьются, так и норовят послать тебя покупать им чистые рубашки, когда и магазины – то все позакрывались, а пожилые дамы вызовут тебя к себе в номер и спрашивают: «Спасен ли ты?» и…

Тут его прервал Максимилиан:

– Значит, нам всем троим надо сбежать…

– И пойти в пираты!

– Здорово! – сказал Максимилиан.

– Дядя Генри Бандок был пиратом, – мечтательно вздохнул Рыжик.

В соседней комнате загремел голос:

– Боже великий, Мари! Я же велела вам отдать это платье прогладить!

Максимилиан вздрогнул:

– Это мама! Она меня ищет!

– Нет, – ответил Терри, бледнея. – Это моя мама!

– Р-гав! – сказал Джозефус.

Бесси стремительно вошла в спальню, увидела Максимилиана и воскликнула:

– Боже великий! Стоит тебя хоть на минутку оставить одного, как ты тут же натащишь в номер всяких оборванцев! Что это еще за мальчишка? Пусть убирается. Мы сейчас же укладываемся и едем в Париж.

– Мамочка! Это король Словарии Максимилиан!

Глаза Бесси запорхали, как колибри. Судя по растерянному выражению ее лица, она, очевидно, старалась припомнить фотографии маленького короля. Уставившись на Максимилиана, она пробормотала:

– Ах, извини, пожалуйста, что я так грубо с тобой говорила. Ты, честное слово, король?

– К сожалению.

– Значит, мне надо бы звать тебя «ваше величество», только мы как-то так сразу познакомились и… э… А твоя мать знает, что ты здесь, у нас, король?

– Боюсь, что нет. Я убежал.

– Господи! Да она, наверное, до смерти беспокоится. Я сейчас же отведу тебя к ней. Но приходи сюда к нам играть, когда захочешь, – милости просим. Идем, Терри. Мы проводим его величество вниз. А ты. Рыжик, катись отсюда!

Без малейшей охоты, переглядываясь, как заговорщики, оба монарха все же подчинились металлическому голосу Бесси и покорно поплелись за ней не к плебейскому черному ходу, но к горделивой парадной лестнице. Своему былому врагу, краснолицему полицейскому, который охранял четвертый этаж, Бесси небрежно бросила через плечо:

– Я с его величеством!

И надменно проследовала мимо.

– Пожалуй, я отведу тебя прямо к твоей маменьке, король, чтобы она не волновалась, – сказала Бесси, сияя улыбкой.

– А… Нет, знаете ли, боюсь, она будет недовольна. После чая мама всегда делает массаж, и отдыхает до обеда, и не любит, чтобы ее беспокоили. Большое спасибо, что вы меня проводили, но теперь я дойду и сам.

– Ну, я подумала, раз уж я здесь… Это же мне совсем нетрудно. А так как мы завтра, наверное, в Париж не поедем, то я и подумала, что лучше мне сразу договориться, чтобы вам с Терри можно было еще разок поиграть.

– Я был бы так рад! Тогда лучше поговорите с графом Элопатаком: он распределяет мое время. Он сейчас должен быть в номере четыреста шестнадцать.

Бесси заметила, что по всему коридору приоткрываются двери и из них высовываются любопытные головы. Откуда-то возникла грозная фигура в плюшевых штанах, желтом жилете и пудреном парике. Схватив Терри за руку, Бесси последовала за Максимилианом в номер 416. Это была спальня, превращенная в кабинет.

За столом сидел высокий черноусый человек с моноклем. Он заговорил с Максимилианом на неизвестном языке. Король что-то объяснил ему. Тогда господин с моноклем встал, вышел из-за сгола и сказал с поклоном:

– Очень любезно с вашей стороны, мадам Тейт, что вы привели его величество обратно. А теперь могу ли я иметь удовольствие проводить вас наверх?.. Меня зовут Элопатак, я камергер их величеств.

– Рада познакомиться с вами, граф. По-моему, я говорила с вами по телефону.

– Я помню, что имел это удовольствие, – весьма сухо ответил граф.

К большому смущению Элопатака, Бесси горячо потрясла его руку и пропела:

– Познакомьтесь с моим сыном Терри. Возможно, вы видели его в кино.

– О да, конечно, как же!

– Терри и его величество очень подружились, и я просто на них любовалась: такие оба знаменитые и так дружно играют. Тебе ведь было весело, король?

– Да, благодарю вас, очень!

– И я подумала, что было бы так мило – мальчикам же будет очень приятно, когда они вырастут, – если бы мы пригласили фотографа из газеты снять, как мило они играют. А уж публике до чего будет интересно!

Элопатак воскликнул в одно слово, не переводя дыхания:

– Нодорогаямадамобэтомнеможетбытьиречи!

– Да вы поймите! Они так хорошо подружились!

– Дорогая мадам, боюсь, вы не отдаете себе отчета, что лицу королевской крови приходится считаться не только со своими склонностями, и хотя я не сомневаюсь, что его величеству очень понравился ваш сын, он ведь должен представлять Словарию, а появление на экране могло бы уронить достоинство… Максимилиан! Надеюсь, вы не забыли, что сегодня днем вы едете в рабочий клуб с принцем Генри? Мне очень жаль, но таково желание вашей матушки, и боюсь, вам надо немедленно идти переодеваться, чтобы не опоздать!

Король с меланхолической покорностью пожал руку Бесси и Терри, пробормотал «надеюсь иметь удовольствие видеть вас еще раз» и медленно удалился.

Бесси еще не сдалась:

– Но послушайте! Королева Сидония поймет меня. В конце концов только одно сердце может понять и оберечь маленького мальчика – это сердце его матери! Так что, если бы я могла увидеться с нею и объяснить…

– Ее величество отдыхает, и у нее расписана каждая минута вплоть до отбытия их величеств в Сэндрингем в ближайшую субботу. Так что, если разрешите проводить вас наверх….

На этот раз Элопатак не предложил Бесси свою руку, а твердо взял ее за локоть. Бесси почувствовала, что назревает сцена, которая может попасть в газеты, может погубить ее, и сказала чопорно:

– Благодарю вас. Я дойду сама. Всего хорошего!

Но, поднимаясь по лестнице, она пребывала в трогательном неведении относительно того, о чем шептались Максимилиан и Терри, пока она беседовала с Элопа – таком.

– До чего я все это ненавижу! – простонал Максимилиан. – Вот теперь придется ехать и изображать из себя короля перед всякими людьми в Ист-Энде! Как бы я хотел убежать с тобой!

– Знаешь что, Макс! Давай и вправду убежим! Мне до смерти надоело быть кинозвездой. Киножурналы! Позируй перед камерой, уф! Давай уйдем в юнги на пиратском корабле!

– По-настоящему убежим?

– Ну да, по-настоящему. Слушай, Макс, они тебя стерегут весь день. А вот утром ты не мог бы встать пораньше и удрать? Я встречу тебя завтра утром у черной лестницы, и мы придумаем план.

– Хорошо, я приду. Только что значит «пораньше»?

– Ну, когда все еще будут спать. В половине девятого. Или для тебя это слишком рано? Когда тебя будят дома, то есть во дворце?

– В шесть.

– Что? В шесть? В шесть утра? Бедняжка!

– Потом я час катаюсь верхом перед завтраком и принимаю холодный душ.

– Бедняжечка! Взбеситься можно! Знаешь, быть королем, пожалуй, даже хуже, чем актером! Ну, наверное, после этого тебе хоть дают позавтракать как следует?

– Да, конечно. Какао и горячие булочки – иногда даже три штуки!

– А яичницу с ветчиной?

– На завтрак? За завтраком яичницу не едят!

– Знаешь, в Поппи-Пикс я съедаю по шесть оладий с кленовым сиропом – шестнадцать миллионов галлонов сиропа!

– А вдруг, – обеспокоенно заметил Максимилиан, – на пиратских кораблях нас будут поднимать ни свет ни заря?

– Не будут! Что я, не видел, что ли, как снимали ейо-хо-хо»? Пираты всю ночь напролет пьют ром, ходят в шелках и встают не раньше полудня. Тсс! Быстро! Значит, на лестнице в шесть утра.

После этого Макс чинно попрощался с Тейта ми и удалился, но руки его были заложены за спину, и он показывал шесть пальцев.

Весь вечер Бесси то злилась, то совсем падала духом. Они должны были пойти в театр, но теперь Бесси сердито заявила, что они останутся дома: ей нужно кое-что обдумать.

А Терри потратил весь вечер на то, чтобы как-нибудь вызвать Рыжика. Его мать недвусмысленно объяснила ему, что Рыжик – хулиган, а может, и похуже и что ей давно уже следует взяться за I ерри и отучить его от привычки выискивать себе приятелей среди всякой швали. И откуда у него такие вкусы, просто понять невозможно – весь в отца!

Подкупив дежурную горничную, Терри все же смог минуту поговорить с Рыжиком у лифта.

– Слушай. Рыжик! Будь здесь завтра в шесть утра. Макс тоже придет. Мы решили сбежать, пойдем в пираты. Понял – ровно в шесть!

– Я приду! Мне заступать на дежурство только в восемь, а живу я не тут. Ну ничего, переночую в бельевой лопни мои глаза!

Мысль о том, как он убежит и будет вести развеселую пиратскую жизнь, настолько захватила Терри, что ему все-таки удалось проснуться без четверти шесть. Он надел синий костюм, осторожно шаря по сумрачной спальне, чтобы не разбудить Хамберстоуна, храпевшего в соседней комнате. Затем в сопровождении верного Джозефуса он на цыпочках вышел в коридор как раз в ту минуту, когда из лифта появился Рыжик, который сумел обойтись без лифтера, а из мрака черной лестницы вынырнул Максимилиан.