Текст книги "Давайте играть в королей"

Автор книги: Синклер Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Гостиная их номера в отеле «Гарборо» была обставлена темной и неказистой мебелью. Бесси, привыкшей к гостиничным номерам величиной с вокзал, она показалась убогой каморкой. Ведь эта комнатушка еле-еле могла бы вместить домик, где Гейты проживали четыре года назад.

Бесси презрительно фыркнула. И с полным на то основанием.

Подумать только: в спальнях гардеробы вместо нормальных стенных шкафов!

Она снова фыркнула и позвонила коридорному.

– Сухой мартини, – заказала Бесси.

– Йек? – поперхнулся коридорный.

– Сухой мартини! Коктейль! Выпивка! – рявкнула Бесси.

– Прошу прощения, сударыня, но коктейлей мы не подаем.

– Не подаете… – Оскорбленная в лучших чувствах Бесси рухнула на стул. – Послушайте, что это за дыра? И какая же публика тут у вас проживает?

– Его светлость герцог Айтгемский уже шестьдесят лет как изволит останавливаться у нас.

– С тех, значит, пор, как ты был сорокалетним парнишкой! Ладно, тащи «Белую лошадь» с содой.

– Белую лошадь?

– Ну, виски! Виски с содовой!

– Слушаю, сударыня.

Когда коридорный величественно удалился, Бесси сказала с рыданием в голосе:

– А они еще уверяли, что мне понравятся эти развалины!

На минуту она как будто пала духом.

– Может, подружиться с Максимилианом и Сидонией будет все-таки труднее, чем я думала. Хоть бы я Зайца взяла с собой! – Тут ее уныние рассеялось, и она встрепенулась, как боевой конь, заслышавший трубу. – Эх, и изругала бы я его! Ладно, валяй, Бесс! Мы еще покажем этой задрипанной Европе, на что способна порядочная американка!

Двери «Гарборо» распахнулись перед ними в три часа дня. Ровно в пять, облаченная в черный бархатный костюм, в котором она (по самый подбородок) выглядела совершеннейшей обольстительницей, Бесси решительным шагом вошла в вестибюль отеля «Пикардия». В «Гарборо» за конторкой сидела жилистая девица в черном шерстяном костюме, излучающая хроническое неодобрение, в «Пикардии» же обязанности портье исполнял молодой испанский граф во фраке.

– Мне нужен, – заявила Бесси, – самый лучший номер, какой только у вас есть.

– Разумеется, сударыня! Сию минуту.

Портье в мгновение ока извлек из застекленной святая святых помощника управляющего, который был еще более изысканно усат, изящно офрачен и приторно любезен, чем даже он сам.

– Могу ли я узнать, какой именно номер желает мадам? И… э… супруг мадам тоже прибыл?

– Нет. Я мать Терри Тейта, киновундеркинда – я хотела сказать, кинозвезды. Я здесь с ним – только он и я. Мне бы нужно гостиную, парочку спален и две-три столовые. Вам тут, наверное, требуются рекомендации. – На секунду Бесси вновь утратила уверенность. – Может, вы позвоните американскому послу… Он наверняка про нас знает.

– О, что вы, сударыня! Разумеется, нам известны фильмы юного мистера Тейта. Разрешите показать вам некоторые наши номера.

Первый же номер, в который он проводил Бесси, ни по величине, ни по количеству позолоты, полированных панелей, омлетно-мраморных столиков, телефонов, кранов в ванных и персидских ковров почти не уступал лучшим отелям Спокана, Скенектади или Санкт-Петербурга (штат Флорида).

– Это уже больше похоже на дело! Только вот что: мне кто-то говорил, что тут остановились королева Сидония и ее сынок.

– Совершенно верно, сударыня.

– Так вот, мне нужен номер на их этаже.

– Простите, сударыня, но это невозможно. Весь этаж занят их величествами и свитой.

– Но там наверняка есть пустые номера.

– Простите, сударыня, но это невозможно. У нас были бы большие неприятности с полицией, если бы мы позволили себе что-либо подобное.

Бесси вспомнился тот день, когда, только приехав в Голливуд, она пыталась убедить чугунноликого швейцара пропустить их с Терри к директору студии. С тех пор никто ни разу не говорил с ней таким безапелляционным тоном. И вновь на минуту став приунывшей Бесси 1 ейт из Меканиквилла, она сказала просительно:

– Ну, в таком случае мне хотелось бы поместиться на этаже прямо над ними или прямо под ними. И я вас не обижу, господин управляющий. Конечно, я не собираюсь подкупать вас, только я не люблю беспокоить люден даром. Гак вот: если у нас будет хороший номер прямо над их величествами, я не пожалею десяти этих ваших фунтов.

Помощник управляющего нерешительно молчал. Бесси приоткрыла сумочку из золотой сетки и показала уголок десятифунтовой банкноты. Перед столь соблазнительным зрелищем помощник управляющего не устоял и со вздохом прожурчал почтительно:

– Я посмотрю, что можно будет сделать, сударыня.

Десять минут спустя в распоряжении Бесси были великолепные апартаменты, с гарантией, что они расположены прямо над комнатами королевы Сидонии.

От кого-то Бесси Тейт слышала, что англичане обедают не раньше восьми часов вечера. Она никак не могла освоиться с этой мыслью, однако сказала:

– Разок почему не попробовать.

В восемь часов она спустилась в ренессансный зал ресторана при отеле «Пикардия». На ней было умопомрачительное платье из белого тюля, отделанное золотыми цехинами, и ее сопровождал Терри во фраке.

Заняв столик в углу, Бесси заметила, что многие посетители поглядывают на ее сына.

«Они знают, кто мы такие!»-возликовала она и взяла меню.

Оно было написано по-французски, но если надменный главнокомандующий армии официантов вообразил, будто американская дама не понимает по-французски, он грубо ошибся, ибо, взяв в Поппи-Пикс восемнадцать уроков французского языка, Бесси не только постигла диалект ресторанных меню, но и могла произнести по-французски следующие фразы: «Мне хотелось бы покататься на лошади верхом завтра», «Сколько стоит шляпка такого фасона?» и «Где можно купить билеты первого класса до Голландии?».

Она без запинки отдала распоряжения:

– Доннима де потаж по-немецки одну порцию кревет и одну оладьев де росбиф и помдетер и немножко пуассон [6]6
  Дайте мне два супа… два ростбифа с картофелем и немного рыбы… (ломаный франц.).


[Закрыть]… ах нет, пуа… и де фуа [7]7
  Горошек… и две порции (ломаный франц.).


[Закрыть]мороженое и побыстрее, ладно?

– Перфетман! [8]8
  Превосходно (ломаный франц.).


[Закрыть]– сказал французский главнокомандующий и все на том же своем восхитительном родном языке приказал официанту:-Jezt mach' schnell, da, Otto! [9]9
  Пошевеливайся, Отто (нем.).


[Закрыть]

В девять часов Бесси потребовала, чтобы пред ее очи снова явился помощник управляющего, подобравший ей номер.

– Я хочу, – заявила она, – чтобы вы нашли мне хороших английских слуг. Во-первых, мне нужен камердинер для моего сына. Я хочу, чтобы у Герри был первоклассный английский камердинер и чтобы он выражался правильно, а не как-нибудь там.

– Разумеется, сударыня.

– И мне нужна горничная, чтобы умела причесывать.

– Разумеется, сударыня.

– А еще мне нужна секретарша из благородных.

– Из благородных?

– Ну да, с утонченными манерами. Я мещанок терпеть не выношу.

– Могу порекомендовать вам, сударыня, очень достойную барышню, мисс Тингл. Она дочь почтенного священника-евангелиста и была секретаршей леди Фрисби.

– Леди Фрисби? Она что, из аристократов?

– Ну… э… да, почти. Ее супруг сэр Эдвард Фрисби был текстильным фабрикантом и мэром Борнмута. О да, мисс Тингл, безусловно, барышня с утонченными манерами.

– Чудненько! Сколько раз я повторяла этому голливудскому хулиганью, ну, когда они, например, навязывали Терри комическую роль – посыльного в гареме: «Нет уж, дудки! У Терри благородные родители, и у него самого будут утонченные манеры, а не то я ему башку расшибу!» Ладно, давайте сюда вашего камердинера, горничную и мисс Тингл – завтра к двенадцати часам.

Помощник управляющего обещал, что все будет сделано. Когда он ушел, Бесси приняла мистера Тернера и мистера Клэпема из «Англо-Юпитера».

– Мы решили… – начал мистер Клэпем мягко.

– Да, мы окончательно решили, – сказал мистер Тернер твердо. ^

– …что вам вообще не следует испрашивать аудиенции у короля Максимилиана.

– Ах, вы решили! – проворковала Бесси. – Как приятно, когда есть кому за тебя решать.

– Да, мы надеялись, что вы будете довольны. Должен сказать, что мы всесторонне обдумали этот вопрос. Я позвонил одному почтенному человеку, имеющему отношение к прессе, и он заверил меня, что вы должны обратиться к вашему послу, и несомненно, через год-два вы получите благоприятный ответ. Разумеется, вам придется поехать в Словарию…

• – Что же, прекрасно! Всего только годик или два! Чудесно! Весьма вам обязана.

– Ну, что вы, не стоит благодарности – такая мелочь. Итак, мы с мистером Тернером все подробно обсудили, и нам кажется, что следует подумать о более оригинальной рекламе. Например, если вы согласны, ваш сынок мог бы в следующий четверг выступить с приветствием на собрании членов Бригады Юных прихода церкви Святого Криспина в Голдерс-Грин – газеты не преминут посвятить несколько столбцов этому знаменательному событию. А кроме того – я ведь, знаете ли, немного литератор, – я взял на себя смелость написать интервью с вами, которое, надеюсь, поместит какая – нибудь газета. Вот послушайте: «Хелло, мистеры, а этот ваш городишко неплохой городок! О кей и на большой палец!» – таковы были первые слова миссис Тейт, матери известного мальчика-кинозвезды Терри Тейта, когда она вчера приехала в Лондон. «Будьте уверочки, – продолжала она, – на широком золотом и дальнем Западе, где рукопожатия горячи, у нас тоже есть городишки ол райт, только эта муравьиная куча им всем носы поутирает!»

– До чего же хорошо! – умилилась Бесси. – Вы ведь это на американском языке написали, правда?

– Совершенно верно. Меня всегда принимают за американца, если я этого хочу.

– Ну, еще бы!

Когда Тернер и Клэпем удалились, обещав в бли* жайшее время новые свершения в области рекламы, не уступающие по размаху встрече с Бригадой Юных в Голдерс-Грин, Бесси опустилась на стул и вздохнула. Однако на следующее утро она решительным шагом вошла в скромную (всего двадцать четыре на сорок два фута) спальню Терри, где он перечитывал «Остров сокровищ», и приказала:

– Пошли, сынок! Накупим кое-чего хорошего. Игрушек!

– Не хочу я игрушек! Ненавижу игрушки!

– Ты слышал, что я сказала? Или ты думаешь, я позволю, чтобы к тебе заявились всякие там короли, а у тебя ни одной приличной игрушки?

– Мамочка! Купи лучше книг!

– Знаешь что! Если ты не бросишь эти глупости, кончишь сценаристом и будешь потеть за сто пятьдесят долларов в неделю. Книги еще никого до добра не доводили. Идем!

По совету швейцара они отправились в такси на Оксфорд-стрит, где посетили гигантский «Базар игрушек». Бесси беспощадно купила Терри электрический поезд, электрические скачки, портативную химическую лабораторию, набор боксерских перчаток и гордость фирмы – оригинальную модель Колизея с электрическими львами, которые пожирали электрических первых христиан.

– Ну вот! Таких игрушек не найдется ни у одного малютки короля! – удовлетворенно заявила Бесси.

Когда они вышли из «Базара игрушек», Терри увидел рядом зоологический магазин.

С тех пор, как они покинули Поппи-Пикс, Терри не переставал тосковать по плебейской дворняжке, которую из-за английских карантинных правил ему пришлось оставить дома. И теперь он воскликнул:

– Мамочка, купи мне собаку!

– А ты будешь по-хорошему играть в электрические игрушки?

– Попробую, честное слово, попробую!

– И ты обещаешь приветствовать юных гадов, или как их там, из этого Голден-Грина? Я пригляжу, чтобы Клэпем написал тебе речь.

– Обещаю. Только за хорошую собаку!

– Я хотела бы, – произнесла Бесси с самой своей утонченной манерой, когда они вошли в магазин, – посмотреть что-нибудь в смысле собак. Что у вас есть сегодня приличного?

– Вот, сударыня, чрезвычайно породистый экземпляр, – и с этими словами приказчик вывел нечто плоское, как бумага, длинное, как субботнее утро, и угрюмое, как кинооператор, – это императорская русская охотничья собака, чистокровная борзая (вы, несомненно, узнали, сударыня, характерные признаки этой породы), родной брат той, которую мы продали вчера графу Твиперсу для его дочери леди Энн, – вы, конечно, знакомы с ее сиятельством, сударыня.

– С-сколько? – еле вымолвила Бесси.

– Так как это последний экземпляр, мы готовы уступить его вам за сто гиней.

Прежняя, меканиквиллская Бесси Тейт прикидывала: «Господи боже! Пятьсот долларов за паршивую собаку!», но новая, свежеутонченная миссис Т. Бенескотен Тейт сказала невозмутимо:

– Многовато, но все же… Она тебе нравится, Терри?

Затем, устав от утонченности, она с гораздо большим удовольствием и обычной энергией объяснила приказчику:

– Это мой сын, Терри Тейт. Вы, наверно, видели его в кино. Король Киновундеркиндов – так его называют.

– Ну, мамочка же! – взмолился Терри, но приказчик уже гремел:

– Как же, сударыня!. Для нас большая честь услужить вам!.

И четвероногая промокашка, несомненно, была бы куплена, если бы не одно непредвиденное обстоятельство.

– Мама, она мне не нравится, – вздохнул Терри.

– Что ты, сынуленька? Ведь все английские лорды всегда снимаются с такими собаками. Но, конечно, если она тебе не нравится…

И Бесси, все больше закипая, ждала, пока Терри одну за другой осматривал и отвергал всяких восхитительных собачек, в том числе китайского мопса, смахивавшего на меланхоличного клопа, и эрдельтерьера, похожего на свернутый половик. Вдруг мальчик остановился перед одной из клеток и в благоговейном восторге произнес:

– Я хочу вот эту.

Приказчик был явно шокирован; заметив это, Бесси тоже поспешила шокироваться.

Избранник Терри, несомненно, был плодом собачьего мезальянса. В его жилах, по-видимому, текла кровь добермана и колли с примесью шотландского терьера и чуточки спаньеля. У него были веселые глаза, глупая добродушная пасть и такие широкие лапы, что казалось, будто он ходит на индейских лыжах. Отвергнутые Терри высокопородистые псы были исполнены холодного, презрительного достоинства, а этот улыбался до ушей, вилял хвостом и радостно, хотя и невоспитанно тявкал.

– Но ведь эта собака, простите, помесь, – поспешил объяснить приказчик. – Мы выставили ее тут только из уважения к чувствам вдовы весьма почтенного нашего клиента, проживавшего за городом. Однако рекомендовать вам такой экземпляр я не могу.

– Нет, это очень хорошая собака! – настаивал Терри. – Мне нужна как раз такая.

– Ну, в таком случае, мой милый, обойдешься вовсе без собаки! – взорвалась Бесси. – Вперед будешь знать, как собачиться, словно тебя и не воспитывали вовсе! – и, вытащив Терри из магазина, она увезла его в «Пикардию».

Бесси позвонила тем невидимым силам, которые правят человеческими судьбами где-то в таинственных глубинах любого отеля:

– Будьте добры, немедленно пришлите в мой номер мальчика.

– Мальчика… Ах, рассыльного!

– Рассыльного так рассыльного, только побыстрей.

Вскоре перед Бесси появился мальчишка, которого ей сразу захотелось поставить перед кинокамерой. Он был рыжий, веснушчатый, курносый и весь светился нахальным лукавством. На его узкой синей форменной курточке теснился ряд медных пуговиц, а круглая шапочка, красная, как солдатский мундир, была лихо сдвинута на ухо.

– Что угодно, сударыня? – спросил он, еле удержавшись от дружеской ухмылки. Но тут Герри ему улыбнулся, и курносая физиономия рассыльного расплылась в ответной улыбке.

– Как тебя зовут? – осведомилась Бесси.

– Бандок, сударыня.

– Господи! Что это еще за имечко? Как тебя дома называют?

– Рыжиком, сударыня.

– Вот что, Рыжик! Это мой сын, мистер 1 ерри Тейт, киновундер… кинозвезда.

– Как же, сударыня, нам говорили, что мистер Тейт остановился здесь, только я не знал, что имею удовольствие видеть его. С вашего позволения, сударыня, я мистера Гейта очень хороню знаю по кино.

– Ну, ладно. Играй!

– Прошу прощения?

– Я сказала – «играй»! Ты должен играть с мистером Терри.

И, не дав Рыжику опомниться, она втолкнула обоих мальчиков в спальню Терри, властно указала па новые игрушки, которые привезла домой в такси, и надменно удалилась.

– Ну, знаешь! – вздохнул Терри. – Чтобы и тебя еще заставляли играть! Наверное, с нее хватит, если мы погоняем поезда. Ты как, стерпишь, если мы поиграем в электрическую дорогу?

– У меня еще не было случая играть с такой дорогой, сэр.

– Да брось ты называть меня сэром.

– Слушаюсь, сэр.

– А во что ты играешь дома?

– Как вам сказать, сэр…

– Терри, а не сэр!

– Как вам сказать, мистер Терри, сэр, у меня была очень хорошая крикетная бита, мне ее смастерил дядя Генри, и еще тележка – он приделал колесики к ящику из-под портера. Только она плохо ездила… Разрешите мне, сэр!

С этими словами Рыжик бросился помогать Терри, который начал распаковывать коробку с электрической железной дорогой. На свет по очереди были извлечены электровоз, десяток вагонов, изображавших в миниатюре экспресс «Летучий шотландец», станция с крохотным дежурным, который махал флажком, стоило подключить дорогу к штепселю, туннель в весьма удобной портативной горе и совсем уж поразительный портативный мост через могучую жестяную реку длиной в три фута; тут Рыжик не удержался и ахнул:

– Вот это да!

– Тебе что, интересно? – поразился Терри.

– Еще как, сэр!

– Ну, ты бы другое запел, если бы тебе на каждый день рождения и на каждое рождество дарили бы такую штуку и заставляли бы играть, а сами бы лакали джин и сюсюкали: «Ах, какой душечка!»

Но откровенный восторг этого, несомненно, бывалого Рыжика, независимого счастливца, который разгуливал в медных пуговицах и дышал вольным воздухом кухонь и кладовых, произвел на Терри сильнейшее впечатление. И через четверть часа Терри, единогласно избранный президентом и главным управляющим железной дороги Голливуд-Пасадена, уже, захлебываясь, отдавал распоряжения вице-президенту и начальнику движения, а поезда шмыгали в туннели и беспрекословно останавливались у перронов, и даже успела произойти упоительная катастрофа: на крутом вираже поезд сошел с рельсов, причинив немало бед шестнадцати несчастным пассажирам.

– А ведь это здорово – играть с кем-нибудь! – удивлялся Терри. – Жалко, что тут нет моей собаки. Это знаешь какая собака! Ее зовут «Солонина с капустой».

– Правда, сэр? А какой она породы?

– Оклахомский волкодав – так папа говорит.

– Ну, как же! Оклахомский волкодав – я про эту породу слышал, сэр. А знаешь, давай положим пассажира на рельсы и пустим на него поезд, а потом устроим похороны!

– Давай!

Мисс Тингл, утонченная секретарша из благородных, которую рекомендовал отель, явилась в двенадцать часов, как было назначено, и место осталось за ней.

– Вы можете приступить к работе немедленно? – спросила Бесси. – Мне нужно зацапать короля.

– Зацапать… короля, мадам?

– Ах ты господи! И что это за страна такая? Дома, в Голливуде, меня все понимали, а тут каждое твое слово повторяют, будто ты невесть что такое ляпнула. Будто ты Буффало Билл [10]10
  Буффало Билл (псевд. Коди, Уильяма Фредерика) (1846–1917) – американский ковбой, прославившийся своими подвигами на Дальнем Западе, где он служил в кавалерии. В дальнейшем стал хозяином циркового ревю из ковбойской жизни, с успехом гастролировавшего по Европе и Америке.


[Закрыть]в юбке. Ну, да ладно. Слушайте!

И Бесси объяснила мисс Тингл, что в целях рекламы Терри и королю Максимилиану необходимо подружиться.

– И между нами, девушками, говоря, если и мы с королевой Сидонией сойдемся поближе, я тоже с горя не заплачу. Но, конечно, важнее всего реклама для Терри. Я для него всегда всем жертвую. Но тут я видела портреты Сидонии и почему-то чувствую (вы верите в «Высшую мысль»? Что ни говори, а всякие там инстинкты и наития так просто по-материалистически не объяснить!), почему-то я чувствую, что мы с ней станем большими друзьями, подвернись только случай!

Бесси испустила кроткий вздох матери, готовой на любое самопожертвование.

– Взбеситься можно, как я поступаюсь своей личностью ради мужа и сына! Ну, да альтруизм всегда вознаграждается. Так вот. Мы напишем ей письмецо и пошлем с коридорным. Ну, и карточку вложим, чтобы она знала, с кем имеет дело. Только вот какую из двух выбрать, как, по-вашему?

Первая визитная карточка оказалась весьма лаконичным документом, содержавшим одну изящно выгравированную строчку: «Миссис Т. Бенескотен Гейт». Зато другая была выдержана в орнаментальном стиле. Она поражала своей внушительностью. Она оповещала:

Мистер и миссис Т. Бенескотен Тейт.

Папочка и мамочка

ТЕРРИ ТЕЙТА

Короля Киновундеркиндов Героя фильмов «Ах, детки, детки!», «Портовые сиротк и», «Дитя полуночи» и пр. и пр. и Поппи-Пикс, Калифорния

Кастелло-Марино.

Карточка горела киноварью, ультрамарином, серебром и канареечно-желтой позолотой. По величине она, правда, несколько уступала автомобильному номеру, но куда больше бросалась в глаза.

– В цветной, конечно, изысканности поменьше, но ведь зато ее величество скорее ее заметит, как, по-вашему? – без обычной уверенности спросила Бесси.

Мисс Тингл холодела от ужаса, смешанного с восторгом.

– Я никогда не имела чести обращаться письменно к королевам, – пролепетала она. – Но тем не менее, мадам, позволю себе заметить, что скромная карточка кажется мне более подходящей для подобного случая.

– Да, пожалуй. Хотя большая и влетела нам в копеечку. Ну, а теперь я вам продиктую письмо, ладно? Старушенция, наверное, понимает по-нашему?

– О, если не ошибаюсь, их величества говорят и пишут на шести языках.

– С меня хватит и одного. Как только вернусь домой, найму себе какого-нибудь англичанина, пусть обучит меня говорить по-вашему. Ну, пишите:

«Ее величеству королеве Слозарии.

Уважаемая государыня!

Вы, наверное, удивитесь такому письму от незнакомой вам женщины, но я ваша соседка по отелю и снимаю номер как раз над вашим. И, может быть, вы слышали про моего сына, Терри Тейта, известного мальчика-киновундеркинда (нет-нет, замените это на «киноактера», мисс Гингл), и, может, ваш сынок, король Максимилиан, видел его в таких его знаменитых фильмах, как «Купите газету» или «Подайте милостыньку, мистер».

Он сейчас здесь со мной в Лондоне и не дает мне покоя, все твердит: «Мамочка, мне очень хочется познакомиться с королем-мальчиком Максимилианом. Мы ведь с ним однолетки, потому что ему десять лет, как и мне, и т. д.»

Поскольку ваш сынок – король, а публика во многих странах любезно называет Терри Королем Киновундеркиндов, то я и подумала, что им неплохо было бы познакомиться, обменяться опытом и т. д. Я буду очень рада пригласить его и вас на завтрак, чай, обед, коктейли или еще что-нибудь, что вам будет удобнее, и хотя Терри очень занят, потому что ему надо выступать перед Бригадой Юных и т. д., мы постараемся быть свободны в любой подходящий для вас час.

Только, боюсь, надо будет поторопиться, потому что парижская публика Герри требует, чтобы он поскорее приехал туда.

Так что позвоните, когда вам будет удобно, в любое время прямо сюда, в люкс пять-Б, и мы обо всем договоримся.

В надежде, что письмо найдет вас в добром здравии, остаюсь искренне ваша…»

– Как только перепечатаете письмо (я распорядилась, чтобы мне в спальне поставили машинку), сразу отдайте его мальчишке, и пусть он тут же снесет его в номер к Сидди. Пора браться за дело. Валяйте.

И Бесси радостно унеслась в вестибюль нанимать себе горничную, а Терри – камердинера необычайно зловещей внешности.

Его звали Хамберстоун. Он, разумеется, никогда в жизни не снисходил ниже герцогов, а за общение с fe * 189 американцами потребовал лишние два фунта в неделю. И получил эти два фунта. Он их стоил. Даже юный король Словарии проникся бы уважением к яйцевидной голове Хамберстоуна.

Бесси с гордостью ввела этого вельможного камердинера (четыре фунта в неделю) в спальню сына. Там на сильно замусоренном полу сидели два маленьких мальчика, и Хамберстоун воззрился на них со злобным неодобрением. Рыжик содрогнулся. Терри досадливо сдвинул брови.

– Сынуля, вот твой новый камердинер, – проворковала Бесси, излучая такую материнскую нежность, что ее многоопытный отпрыск сразу насторожился.

Хамберстоун смотрел на железнодорожников глазами людоеда, питающего пристрастие к хорошо прожаренным мальчикам с луковым соусом. И под этим гнетущим, смакующим взглядом веселое возбуждение Терри угасло, и он вновь погрузился в уныние, не оставлявшее его все последние недели.

– Мамочка, мне не нужен камердинер!

– А кто, позвольте вас спросить, фыркалка несчастный, будет следить за вашим гардеробом? Уж не я ли? Хамберстоун, вы можете спать вот здесь, рядом. А теперь прогладьте костюмы мистера Терри.

Когда Хамберстоун вслед за Бесси удалился с охапкой одежды в руках, мальчики печально уселись на диван, потеряв всякую охоту крушить поезда.

– Взбеситься можно: не камердинер, а живоглот какой-то! – пожаловался Терри.

– Правильно. Такого страшилу поискать, – согласился его приятель Рыжик.

– Зануда, сразу видно.

– Воображала, одно слово.

– Взбеситься можно, Рыжик! Мы этого не потерпим!

– Правильно, Терри! Не потерпим!

– Давай сбежим! В Поппи-Пикс.

– Это ваше ранчо?

Когда Терри будет вынужден у райских врат признаться святому Петру, что, повествуя о медведях и привольной жизни на ранчо, он громоздил одну ложь на другую, авось мудрый старый святой поймет, как ему было трудно: им без конца восхищались за глупости вроде ангельского ротика и шелковых кудрей, и ни разу никто не похвалил его за дело – за умение объезжать мустангов, ловко набрасывать лассо на шею быков и стрелять индейцев, которое он, несомненно, продемонстрировал бы, если бы его знакомство с Диким Западом не ограничивалось Главной улицей Лос-Анжелоса.

– Ну, ясно, наше ранчо. Вот увидишь, я попрошу маму пригласить тебя туда! Мы живем там в большой бревенчатой хижине, и каждую ночь за окнами воют медведи-гризли.

– Здорово! А тебе случалось подстрелить гризли?

– Не скажу, чтоб часто, а все-таки двух-трех я на своем веку убил.

– Расскажи, а? Ты охотился с Биллом Роджерсом [11]11
  Роджерс, Вильям (Билл) (1879–1935) – видный американский комический актер и писатель-юморист, один из остроумнейших людей своего времени, шутки и замечания которого становились достоянием всей Америки.


[Закрыть]или с Хутом Гибсоном?

– С обоими. С нами были и Билл, и Хут, и Дуг Фербенкс и… ну… Уилл Биб, [12]12
  Биб, Уилл (р. 1877) – американский биолог и писатель, известен своими подводными съемками в океане, а также экспедициями в Мексику, Южную Америку, Индонезию, где исследовал флору и фауну.


[Закрыть]натуралист, и мы разбили лагерь в… ну… в Малой долине Большого Рога – это у нас на ранчо Поппи-Пикс, – и как-то ночью сплю я в полыни, завернувшись в мои одеяла, и вдруг просыпаюсь и слышу: кто-то нюхает, нюхает, и гляжу – что-то такое большое, высокое, огромное, длинное…

– Ух ты!

– …словно преогромный человек гигантского роста, только вдвое выше, и в меховой шубе с густым таким мехом. Ух, и перепугался же я! Протянул руку, схватил папино ружье и прицелился, тщательно, как следует прицелился…

– Вот это да!

– … и как спущу курок, и медведь хлоп на землю! Только он не сразу упал, а зашатался и пошел прямо на меня…

– Ой!

– …только мой выстрел всех разбудил, и Гарольд Ллойд… [13]13
  Ллойд, Гарольд (р. 1894) – американский киноактер, комик, приобрел широкую известность в 20-е годы.


[Закрыть]нет, Ричард Бартлмес схватил свою винтовку и выстрелил, медведь свалился рядом со мной, и у меня волосы на голове зашевелились от его жаркого зловонного дыхания, и потом он дважды дернулся, и все – издох!

– А-а-ах!

– У тебя, наверное, тоже были приключения, Рыжик? Ведь все английские ребята убегают из дому в юнги, разве нет?

– Да мне все как-то некогда было, так я и не собрался. А вот мой дядя Генри Бандок, вот это человек, Терри! Он бы тебе понравился. И уж у него приключений было побольше, чем даже у принца Уэльского! Он и юнгой был, да еще каким! Вот один раз он плавал в Южных морях, и их корабль разбился – напоролся на кита величиной с гору и сломал вдребезги носовой кильсон, и стал тонуть тут же на месте – ужас, что такое, – а мой дядя поплыл к берегу – четыре мили, а эти воды кишмя кишат акулами, а он доплыл, и еще в моем возрасте, ему тогда двенадцать стукнуло, хоть в нем уже было шесть футов росту – сколько раз он мне это говорил. А на берегу его поджидала голая шайка самых что ни на есть кровожадных дикарей, да только… у него с собой было зажигательное стекло, а эти темные дикари, конечно, не знали, что это такое, а он словно бы их и не видел, а прямо навел стекло на кучу хвороста, и хворост загорелся, а дикари как все испустят один ужасный вопль и ну бежать, и вот как он стал у них королем.

– Он и до сих пор у них королем?

– Кто? Дядя Генри? Как бы не так! Будто у него других дел не было! Как ему надоело быть королем, он смастерил себе из бревна пирогу и уплыл и… и выставил свою кандидатуру в парламент на Сандвичевых островах!

– Расскажи еще что-нибудь! – потребовал Терри.

Но появление грозного Хамберстоуна вновь охладило их пыл, а затем в комнату впорхнула Бесси и распорядилась:

– Можешь идти, Рыжик! Терри, вымой руки. Пора обедать.

– Мамочка! Я хочу, чтобы Рыжик приходил ко мне играть каждый день.

– Хорошо, хорошо, посмотрим. А теперь поторопись. Сегодня к нам, возможно… к нам, возможно, придут важные гости. Очень важные!

В течение следующих двух дней Бесси терпеливо ожидала ответа королевы Сидонии на свое письмо, но королевская цитадель хранила гробовое молчание.

К этому времени Лондон без особого ажиотажа обнаружил, что в его пределах пребывает Король Киновундеркиндов, и к Герри явился репортер американизированной газеты, чтобы взять у него интервью о сравнительной духовной ценности бейсбола и крикета, о его любимом стихотворении и о том, как, по его мнению, следует готовить брюссельскую капусту.

Он выступил перед Бригадой Юных – писать про это попросту нечего. И получил шестьсот восемнадцать писем от лиц, ничего не имевших против того, чтобы он заплатил по их закладным или по счету хирурга.

Остальное же время в течение этих двух дней он прятался в темных уголках, стараясь стать как можно незаметнее, пока в гостиной расхаживала и сверкала глазами Бесси, а в его спальне сверкал глазами и расхаживал камердинер Хамберстоун. Рыжика к нему, правда, допустили, но чуть они начинали шуметь, Бесси приходила в такую ярость, что в конце концов мальчики соорудили пиратское логово в углу за кроватью Терри, и там Рыжик рассказывал ему о приключениях своего дяди Генри Бандока, когда он в качестве стюарда и бармена сопровождал прославленную арктическую экспедицию («Принесите-ка мне виски с содовой, мой милый», – говорит сэр Джон Пири, [14]14
  Пири, Роберт (1856–1920) – американский исследователь, открыл Северный полюс. Ребята ошибочно называют его Джоном.


[Закрыть]и дядя Генри несет ему виски, а сэр Джон предлагает выпить за Северный полюс и говорит моему дяде: «Генри, мы бы в жизни его не открыли, если бы не ваше великолепное обслуживание!») и совершал неслыханные подвиги во время мировой войны, когда он в качестве английского шпиона пробрался в императорский дворец в Берлине и разговаривал с кайзером, который – до того хитер был дядя Генри! – принял его за союзника-турка.

Терри и так уже был покорен веснушчатой ухмылкой Рыжика, а честь знакомства с родственником столь отчаянного героя, как дядя Генри Бандок, сразила его окончательно.

Поручив Терри заботам Рыжика, Бесси могла вволю мучиться из-за молчания королевы Сидонии, терзаться мыслями о том, что, быть может, вытворяет на просторах Голливуда беспризорный и злокозненный Заяц, отдаваться в руки маникюрш, массажисток, портних и модисток и вообще наслаждаться жизнью. Так что, когда на второй день Терри и Рыжик куда-то исчезли, она почти не рассердилась. Однако прошло два часа, а они все не появлялись, и Бесси вдруг с ужасом поняла, что Терри заблудился в неведомых дебрях.

Правда, даже лондонские газеты должны были напечатать такое известие на своей первой странице, которая у них помещается на третьей, и эта мысль послужила Бесси некоторым утешением, но все же она от души надеялась, что Терри не опоздает к обеду. С истинно материнской любовью и чисто американской деловитостью она сперва позвонила в газеты, а потом в Скотленд-Ярд.