Текст книги "Рыцарь света"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Он сам кинулся к воротам, но, не добежав, остановился посреди двора, стал отступать. Ибо понял: они опоздали. И хотя мост по его приказу стали поднимать, Юстас и его свита уже были прямо перед ним; в руках воинов горели факелы, и в их свете было видно, как люди принца карабкаются на тяжело поднимающийся конец моста, как они ринулись под решетку, которая уже опускалась, как им бросили какое-то бревно, и они успели поставить его под решеткой, так что она уперлась в его ствол, дрогнула и застыла. А люди Юстаса уже бежали к вращавшим ворот моста охранникам Эдгара. В отблеске огней мелькнула сталь выхваченных клинков, раздались крики.
Будь у Эдгара в Гронвуде больше воинов, он бы послал их вперед и они смогли бы отбить прорвавшихся в замок людей Юстаса. Но таковых не было, стражников у ворот зарубили, на зависший конец моста взбирались все новые солдаты принца, и вскоре мост стал опускаться. Сейчас они поднимут и решетку. Со своего места Эдгар видел Юстаса, который успокаивал вздыбившегося коня. Тот тоже заметил Эдгара, что-то крикнул ему, но среди шума трудно было разобрать его слова.
– Немедленно все ко мне! – закричал Эдгар оставшимся у ворот охранникам. – В башню, скорее!
Он взбежал по ступеням, впервые пожалев, что был излишне самонадеян, когда решил соорудить лестницу в донжон из камня. Это было представительно и красиво, однако теперь обитатели замка были лишены последней возможности отрезать путь врагам, как поступили бы, убрав деревянную лестницу, если бы таковая имелась. Оставалось только рассчитывать на массивные двери в донжон. Эдгар приказал своим людям спешно закрыть обитые крест-накрест железом створки, всем вместе налечь на них, захлопнуть и вставить засовы в пазы.
Эдгар повернулся и посмотрел на собравшихся. Он видел их взволнованные лица. Седой, но еще крепкий Пенда, юркий валлиец Рис, растрепанный Артур, взволнованный Торкель, решительный и суровый Гай, еще несколько слуг. Он посчитал их на ходу: человек пятнадцать прислуги, среди которых три женщины и пятеро успевших заскочить со двора охранников. Увы, этого было слишком мало, чтобы противостоять людям Юстаса, если тем удастся разбить двери в донжон.
А еще Эдгар увидел стоявшую в стороне леди Гиту. Белая шаль сползла с ее головы, в свете факелов ее высоко зачесанные светлые волосы будто испускали сияние, а глаза были расширены от страха. Она закусила губу, сдерживая слезы, поэтому казалась относительно спокойной среди окруживших ее женщин, которые начали голосить.
Эдгар шагнул к жене.
– Поспеши к Милдрэд, родная. Мы тут… попробуем договориться… Но ты с девочкой должна укрыться.
Он говорил негромко, к тому же его речь заглушали раздававшиеся позади сильные удары в дверь и громкие вопли наседавших. Гита взглянула туда, но Эдгар сжал ее руку, заставляя выслушать его.
– Отведешь девочку в тайный ход в читальне. О нем мало кто знает, и вас там не обнаружат. Мы же попробуем продержаться. Возможно… Я все еще надеюсь, что это лишь недоразумение. Подстрекательство Хорсы, который ныне в чести у Юстаса. Я попробую переговорить с сыном короля. Если же дело и впрямь касается нашей дочери, то я постараюсь убедить его, что Милдрэд тут нет, что она со всеми на празднике у Белой Возвышенности. Ты же пока спрячешь наше дитя. Ты сделаешь это, моя Гита?
Он говорил с женой на удивление спокойным тоном, странно контрастирующим со стоявшим вокруг шумом и напряжением. И это подействовало на леди Гиту. Она все поняла, кивнула и направилась к выходу.
Только после этого Эдгар повернулся к своим людям и принялся отдавать распоряжения. Большинство из них были без доспехов, и он приказал снять со стен большие турнирные щиты. Торкелю велел принести мечи из тех, что хранились в замке. Затем увидел Риса, который уже откуда-то притащил лук и стрелы. Удары в дверь усилились, и Эдгар понял, что напавшие пытаются вышибить ее тем бревном, каким ранее подперли решетку. Сколько выдержит дверь? Никогда прежде им не доводилось проверять ее на крепость перед тараном. Эдгар осознавал, что ситуация ужасная, однако он всегда умел находить с людьми общий язык, на что надеялся и сейчас.
– Гай, вооружи всех и держи тут оборону. Забаррикадируйте двери, подоприте их всем, что попадет по руку. А я поднимусь на галерею, что над входом, и попробую переговорить с Юстасом, узнать его намерения.
– Это очень опасно, – произнес Гай и подал другу большой щит, чтобы тот мог укрываться за ним во время переговоров. – И помни: Юстасу нельзя доверять.
Эдгар только кивнул и кликнул с собой Риса. Барон уже знал, что тот меткий стрелок, и пока они поднимались, предупредил, что, если он даст приказ, пусть Рис убьет сына короля. Без своего предводителя люди Юстаса не будут столь решительны. Думать об остальном сейчас не следовало. Но когда они вышли на галерею и Эдгар из-за колонны увидел возле принца восседавшего на коне лысого худого мужчину, он добавил:
– Или ты убьешь Хорсу.
Почему-то вспомнилось, как святая мать Отилия настаивала, чтобы Хорсу не допускали в Гронвуд, что с ним придет беда…
Тем временем леди Гита поднималась по винтовой лестнице в верхние покои. Свет от ее факела освещал шероховатую поверхность стен за каждым поворотом, но вот впереди появился ответный отсвет, и вскоре она увидела спускавшихся навстречу дочь и поспешавшую за ней мистрис Клер. Похоже, обе уже приготовились ко сну и теперь, набросив кое-какую одежду, торопились узнать, что за шум поднялся в замке.
Леди Гита, остановившись, смотрела на свою девочку. Распущенные и уже расчесанные волосы Милдрэд ниспадали поверх опушенного мехом темного халата, глаза возбужденно блестели, темные брови были нахмурены. Она была очень красивой, и Гита вспомнила, как ранее гордилась красотой своего ребенка. Теперь же баронесса понимала, что яркая внешность дочери служила и приманкой. Несмотря ни на что, Гите хотелось верить, что все это лишь недоразумение, ибо то, что говорили о Юстасе, было слишком опасным… и чудовищным. Гита не верила, что Юстас решится пойти против союзника своего отца, который столько сделал для Блуаского дома. И все же, едва она произнесла имя принца, лицо Милдрэд исказилось от страха, она пошатнулась, припав к стене, едва не выронила факел, который успела перехватить Клер.
– Итак, это правда, – осевшим голосом произнесла баронесса, чувствуя, как сжалось сердце, словно его сдавили холодными клещами. – О, девочка моя, если бы ты сказала нам раньше… если бы не таилась… О, тогда бы отец не впустил Юстаса в Гронвуд.
– Он уже здесь? – шевельнув побелевшими губами, глухо спросила девушка.
– Мы успели закрыться в донжоне. И постараемся продержаться столько, сколько это будет возможно. Есть надежда, что шум в замке привлечет внимание и к нам придет подмога. Ведь захват Юстасом замка союзника противоречит всем рыцарским законам.
– Юстас не рыцарь, мама. И… И… Я ведь думала, что все уже позади. Что он оставил меня в покое!
Последние слова она произнесла почти истерично, ее всю трясло. Но Гите надлежало оставаться спокойной. И она велела им следовать за ней в читальню. По пути Клер спросила, где ее Пенда. Там же, где и остальные мужчины, – внизу, в зале. Они готовятся к обороне. Или к переговорам, добавила баронесса, прислушавшись к звукам и различив голос мужа, что-то втолковывавшего людям принца. А еще Гита подумала, что если вместе с принцем явился Хорса, то ей, возможно, имеет смысл попробовать поговорить с ним. Гита знала, что все еще небезразлична Хорсе, что способна повлиять на него.
Она думала об этом, пока вела за собой дочь. Только в читальне Гита заметила, что с ними уже нет Клер. Не особо задумываясь на этот счет, баронесса подтолкнула Милдрэд к стене, передала ей факел и, откинув край гобелена, попыталась нащупать спрятанный в кладке рычаг. Нажала на него – и стена с глухим звуком начала поворачиваться. При отблеске факела женщины увидели темный проем, уходящие вниз ступени и свисающую сверху паутину.
Баронесса жестом указала дочери на открывшийся взору проход.
– Укроешься тут. И что бы ни произошло, не высовывайся. Если все обойдется, я приду за тобой. Если же…
Тут она умолкла, нервно проглотив подкативший к горлу ком.
– Если что, мама?
И баронесса резко закончила:
– Если случится дурное, если мы не справимся до того, как подоспеет помощь, то и тогда ты должна укрываться тут. Ибо Юстас прибыл за тобой.
Милдрэд тихонько заплакала.
– О, если бы я нарушила клятву! Если бы не побоялась поссорить отца с королевской семьей… Но я так опасалась, что это доставит ему неприятности…
– Вот и доставило. А теперь сиди тут и… Сама поймешь, что надо делать. В крайнем случае тихо спустишься вниз и постараешься незамеченной ускользнуть из замка.
Она почти втолкнула дочь в проем, дала ей факел.
– А вы, матушка? – цепляясь за нее, спросила рыдающая девушка. – А мой Артур? И где отец?
– Мужчины там, где им и надлежит быть. Я же попробую повлиять на Хорсу. Это с ним пришла беда в Гронвуд. Святая настоятельница Отилия была права.
Она нажала на рычаг, посмотрела в закрывающийся проем и дочь с факелом в руке. И молча перекрестила ее. Потом стена стала на место, баронесса набросила на нее гобелен и отошла к окну. Отсюда, сверху, она видела залитый огнями многочисленных факелов двор, могла рассмотреть собравшихся перед крыльцом всадников. Юстаса она не столько узнала, сколько различила по его черной накидке с капюшоном. А рядом с ним на коне гарцевал Хорса. О, как же Гита ненавидела его в этот миг! Ненавидела его мерцающую металлом длинную кольчугу, его костистое лицо под блестящим шлемом. А ведь еще недавно она его жалела, считая смирившимся и разочарованным во всех своих начинаниях.
А еще она заметила, как многие из прибывших с принцем воинов расхаживают по ее двору, выбивают двери в расположенных вдоль стен кладовых, как они направились в гронвудскую часовню. Они уже чувствовали себя тут хозяевами, хотя донжон был еще не в их власти, даже удары тарана как будто прекратились. Баронесса вслушалась в голос мужа. Он что-то говорил о Юстасе, который вторгся в замок своего сторонника и творит тут бесчинства, что вряд ли расположит к сыну Стефана лордов, особенно в нынешнее время, когда многие из них еще не определились, стоит ли поддерживать Юстаса как наследника Стефана, и подумывают о молодом Плантагенете. В ответ принц что-то кричал, говорил, что ему известно о том, что Эдгар сам переметнулся на сторону врагов короля, что он ведет переговоры с анжуйцами и принимает в Гронвуде посланцев от Матильды. Какая чушь!
Это же отвечал и Эдгар. Он сказал, что не запятнал своей чести, что если Юстас отзовет своих головорезов и оставит Гронвуд-Кастл, то он сам выйдет к нему и они все обсудят. На иное он не согласен. Особенно теперь, когда большинство его людей отправились сопровождать леди Милдрэд на праздник Лугнаса и в замке совсем мало охраны. Гита заметила, как при этом сообщении Юстас будто отступил, но Хорса что-то говорил ему, настаивал, а потом громко прокричал, чтобы воины продолжили таранить ворота, что они ворвутся в донжон и сами убедятся, где юная леди, а заодно и предатель Артур. Артур? Гита была удивлена, что они упомянули сына Гая. Но не успела обдумать эту мысль, увидев, что Хорса вдруг сильно махнул факелом и его конь, встав на дыбы, заржал, а затем рухнул на плиты двора, придавив собой всадника.
И тут же она заметила, что, пока велись переговоры, часть людей принца вскарабкалась на галерею, откуда барон разговаривал с Юстасом. В темноте этого никто не увидел, и теперь они появились на перилах, правда, тут же стали падать, сраженные меткими выстрелами. На галерею тоже полетели стрелы, послышались крики.
Гита в ужасе прижала ладони к щекам, глядя, как солдаты тащат к галерее лестницы, карабкаются, падают. Опять возобновились удары тарана и все пришло в движение.
Гита опустилась на колени и молитвенно сложила ладони:
– О, Пречистая Дева, заступись! Сохрани и помилуй мой дом, моих близких… мое дитя.
Затем она встала и решительно направилась к выходу.
Внизу Эдгар тащил с галереи раненого Риса. Парень едва не подстрелил Хорсу, но того прикрыла вздыбившаяся от взмаха факела лошадь. Потом Рису было не до Хорсы – он посылал стрелы, сбивая внезапно ворвавшихся на галерею людей принца. Правда, и валлийца задели, метнув копье, и теперь Рис слабо стонал, пока барон тащил его, прикрываясь большим турнирным щитом.
– Пенда, пошли стрелков на галерею! Там пытаются взобраться и…
– Я видел. Будем отбиваться, – спокойно ответил тот. И обратился к жене: – Шла бы ты отсюда, голубушка.
– Я останусь с тобой, – упрямо мотнула головой Клер. – Людей с вами мало, а я все-таки на что-то годна.
И с этими словами она приняла у барона раненого Риса и, почти взвалив парня на себя, потащила к столу на возвышении. Затем она уложила его и принялась осматривать торчавшее из бедра копье. Оно вонзилось возле паха, рана сильно кровоточила, однако, когда Клер хотела осмотреть саму рану и начала стаскивать с валлийца штаны, тот вдруг стал сопротивляться, отводил ее руки и умолял оставить его в покое. Но затем Клер решительно рванула копье, и Рис попросту потерял сознание. Вот тогда-то Клер и раздела его. Может, и удивилась, но не очень – не до того было. Приложив к ране валик из свернутого в рулон покрывала, Клер занялась перевязкой, лишь порой оглядывалась на происходящее сзади.
В зале царила суматоха. Те, кто не был воином – несколько слуг и женщины, – продолжали удерживать баррикаду у дверей. Все, кто мог пустить в ход оружие, поспешили на галерею, куда все еще пытались взобраться захватчики. Среди хозяйственных построек они обнаружили длинные лестницы и теперь приставляли их к галерее, карабкались по ним. Но и защитники донжона не сплоховали – они успевали обстреливать тех, кто находился внизу, и отбивались от лезущих наверх людей принца. Сенешалю Пенде, этому былому крестоносцу, еще не растратившему свои силы, удалось упереться в перекладину лестницы длинной рогатиной и повалить ее со всеми стоявшими на ней солдатами. В воодушевлении Пенда закричал, размахивая рогатиной. И тут же тихо осел, когда стрела вонзилась ему в ключицу у горла. Но он был еще жив, и молодой Торкель бережно усадил его под перила галереи.
Взволнованный Эдгар склонился над старым слугой, увидел, откуда торчит стрела, и понял: это конец. Барон тихо застонал от горя. Пенда был с ним с самого детства, всю его жизнь, он уже давно не считал его слугой, скорее другом.
Пенда тоже неотрывно смотрел на своего лорда. И Эдгар, сдерживая невольный всхлип, стал говорить, чтобы тот держался, что сейчас он отправит Торкеля за подмогой Гронвуду. Если парень сумеет выбраться и поспешит в любой из окрестных маноров… или даже к самой Белой Возвышенности…
– Да я смогу, я справлюсь! – рванулся Торкель, но Пенда, напрягшись из последних сил, удержал его. Прошептал, по-прежнему не сводя глаз с Эдгара:
– Не отправляй никого. У тебя тут каждый человек на счету, а в городке люди уже сообразили, что на замок напали. Там найдут, кого отправить.
Пенда уже захлебывался кровавой пеной, глаза его застилала пелена, и он не услышал, как Гай, находившийся рядом, произнес, что вряд кто-то поспешит за подмогой, не до того им. И указал рукой на зарево за стенами замка.
– Похоже, там все подожгли. И люди сначала будут спасать свое добро, своих близких.
Артур, отправив вниз очередную стрелу, в отчаянии опустил лук. Что ж, его последний выстрел был удачен – сразил одного из вояк принца, отходивших с тараном для разбега. А как бы хотелось подстрелить самого Юстаса! Но принц, когда все началось, успел укрыться в гронвудской часовне и оттуда, из укрытия, отдавал приказания. А вот Хорса, казалось, и самого черта не боялся, он успевал повсюду, хотя и заметно прихрамывал. Он то и дело выкрикивал приказы: заменить очередного павшего и продолжать таранить, вновь установить лестницы и карабкаться наверх, стрелять в защитников замка. Артур с ненавистью посмотрел на него и в досаде отбросил лук. Увы, стрел уже не осталось, а оружейная, где хранились боевые припасы и оружие, сейчас находилась во власти захватчиков.
– Отступаем в донжон, – приказал Эдгар.
Они успели укрыться за дверью, поспешили подпереть ее принесенной снизу из зала лавкой. В этот миг сверху стали сыпаться осколки большого витражного окна, послышался звон разбиваемых стекол. В образовавшиеся проемы наступавшие бросали зажженные факелы, и в зале сразу запахло дымом. И хотя каменный пол не пострадал, тростниковые циновки на полу загорелись. Люди, кашляя от дыма, спешно пытались затоптать их. А в дверь донжона продолжал неумолимо бить таран. Огромные створки ходили ходуном, так что сотрясалась вся наваленная у двери баррикада.
К Эдгару подскочила Клер.
– Где мой Пенда?
Она была всклокочена, ее темные, с проседью волосы, выбившиеся из узла, прядями свисали вдоль лица, щека была расцарапана осколком стекла.
Эдгар не стал отвечать, приказал женщинам перенести раненых из зала в верхние покои. Сам же не сводил взгляда с двери в донжон, видя, как тяжелое бревно уже разбивает доски, как гнутся крестовины металлических скоб, как под напором содрогающихся створок рушится баррикада. Сколько у них еще времени? Что можно сделать? Да и в верхнюю, выводящую из галереи дверь уже ломились. Но там хотя бы нет тарана. Эдгар, надеясь, что у них еще есть некоторое время, отдал приказ воинам укрыться за тяжелыми щитами и с оружием в руках постараться задержать тех, кто попытается прорваться в пролом главной двери. Ах, если бы знать, что весть о событиях в Гронвуде уже пошла по округе! Тогда есть надежда, что прибудет подмога. А еще Эдгар отчаянно надеялся, что если они сдержат первый натиск, то он все же попробует возобновить переговоры и выяснить, что можно предложить Юстасу в обмен на жизнь своих людей. Но только не Милдрэд! Только не дочь!
Эдгар огляделся. Рядом с ним стояли человек десять. У всех напряженные решительные лица, никто из них не отступит. И рядом Гай. Они быстро переглянулись, и Гай подмигнул ему, вытирая сжимавшим рукоять меча запястьем кровоточащую скулу. Подле него стоял Артур. Лицо суровое, глаза горят. Он тоже почувствовал взгляд барона, повернулся и вдруг подмигнул столь же лихо, как и Гай. Ну и похожи эти двое! Оба решительные и бесстрашные. Эдгар даже улыбнулся парню. Ну, этот никому не позволит отнять у него невесту!
Артур успел улыбнуться в ответ. Крикнул сквозь шум и грохот:
– Сейчас у нас начнется веселье! Клянусь спасением души, мы еще им покажем, на кого напали!
Да, он славный парнишка. Как бы у них все могло хорошо сложиться с Милдрэд…
И тут Эдгар едва не обезумел, заметив рядом Гиту.
– Я же велел тебе укрыться с дочерью!
– Она в укрытии. А я…
– Ко всем чертям! Убирайся!
Она опешила от подобной грубости, но Эдгару было не до того. Он видел, что баррикада вот-вот рухнет, толстый ствол уже пробил доски, снаружи слышался торжествующий вопль наседавших. И все же Эдгар в какой-то миг оглянулся, чтобы удостовериться, что жена послушалась его наказа. Увидел, как она, подхватив длинные юбки, взбегает по лестнице.
И тут случилось то, о чем он в этой суматохе забыл. У ведущей на галерею верхней двери упала подпиравшая ее скамья, покатилась с грохотом по ступеням, задев и повалив Гиту. Женщина пыталась встать, но створки двери на галерею распахнулись, в зал ворвались воины, и Гита оказалась прямо перед ними. Ее тут же схватили, она стала биться в их руках.
Эдгар бросился к ней.
– Нет! – вырвался из его груди дикий рык.
Он не заметил, как в одно мгновение пересек зал и схлестнулся со сбегавшими по лестнице врагами. Первого зарубил почти с лёта, с силой опустил меч на голову второго. Он прорывался сквозь них, как секач сквозь свору борзых, разбрызгивая кровь, расталкивая тела. Ему необходимо было спасти свою жену!
В пылу схватки Эдгар не обратил внимания на то, что двери зала разлетелись после очередного удара и в образовавшийся пролом прямо по обрушившейся баррикаде стали пробираться люди принца. Но тут же наткнулись на ряд щитов и яростный отпор охранявших вход защитников во главе с Гаем, которым даже удалось оттеснить ворвавшихся. Они разили любого и вскоре завалили трупами образовавшуюся брешь, по сути остановив натиск. Однако сзади на них теперь напали разбойники, пробравшиеся через галерею, и защитникам пришлось отступить. Сражались они отчаянно.
И тут Гай увидел, что леди Гиту оттащили к одному из каминов и окружили. Эдгар устремился к ней, но на него насели сразу несколько человек, и, несмотря на то что он отважно сражался и почти пробился к ней, они были окружены. Если им не помочь…
Гай крикнул сыну:
– Артур, веди людей наверх! Вы сможете сдержать их в узком проходе. А я к Эдгару и…
Он не договорил, почувствовав сильный удар в бок. Отброшенный к стене, Гай машинально провел рукой по телу и наткнулся на торчавший из-под ребер кованый наконечник болта. Ох, как некстати!..
И все же Гай заставил себя выпрямиться, рванулся к окруженному со всех сторон Эдгару, отбил чью-то атаку, столкнулся с кем-то щитами, подсек снизу. Он кричал и рычал от боли и ярости, он задыхался. Затем Гай увидел, как кто-то из воинов Юстаса кинул в Эдгара тяжелое кресло, и тот, потеряв равновесие, оступился. В тот же миг его меч был выбит сильным ударом длинной саксонской секиры. Гай даже понял, что на Эдгара вышел сам Хорса.
Что было дальше, ему некогда было смотреть. Он отбивался, с ужасом ощущая, как слабеет и вот-вот рухнет. Но не рухнул. Чье-то крепкое плечо не дало ему упасть, его тащили, толкали, принуждая подниматься по лестнице из зала. Артур! Как же он дрался, как разил их, давая Гаю уйти! Когда уже на самом верху лестницы Гай опустился на колени, Артур кинулся на напиравших противников и, прикрывшись большим щитом, толкнул их так, что воины стали падать и валить идущих вслед за ними. Они скатились по ступенькам, дав им некоторую передышку, и Артур успел взбежать наверх, подхватил осевшего Гая, почти вынес в проем. Люди Эдгара, прикрывая их отход, пятились, продолжали отбивать удары, падали…
Ступеньки лестницы стали скользкими от крови, наседавшие переступали через тела защитников, но те, даже раненые, продолжали хватать их за ноги, вгрызались, валили. В тесном проходе образовалась свалка, и это дало Артуру возможность уложить Гая в какой-то узкой нише в стене, а сам он кинулся на помощь своим. Гай стиснул зубы и старался не думать, что пробивший ему внутренности болт несет смерть. Он не мог пока умереть. Пока… Ибо знал, что Артур еще вернется. И тогда он скажет ему самое главное. Он запретил себе думать, что мальчишка не придет, не успеет прийти… Такой, как этот парень, и самого черта остановит! Он – его сын!
Артур и впрямь сражался так, что смог потеснить нападавших. Крикнул кому-то из последних защитников, чтобы уходили, чтобы спасались… если такое возможно. Да и не очень удобно было сражаться скопом в узком проходе лестницы. Как и положено, лестница была устроена так, чтобы оборонявшимся было удобнее рубить того, кто пытался подняться. И Артур сумел воспользовался этим преимуществом. Он подобрал чей-то меч, и теперь у него было два клинка: одним он работал как щитом, отводя выпады, другим, длинным мечом, доставшимся ему от госпитальера, разил ловко и уверенно. Артур сейчас не помнил, когда перенял у Гая эту манеру сражаться двумя руками, но бился он так, что наступавшие падали, катились вниз по ступенькам, мешая подниматься следующим. В какой-то момент Артур вдруг отметил, что враги больше не спешат напасть, они отступили, и теперь ему приходилось шагать по телам, чтобы достать их.
И тогда он остановился, посмотрел на них сверху вниз. Окровавленные мечи угрожающе подрагивали в его руках. И еще он увидел страх в глазах своих врагов.
– Уходим! – крикнул один из них. – Замок уже наш, а этого черта пусть убьет кто-нибудь другой.
Они попятились, исчезли за поворотом стояка, который обвивала лестница. Какое-то время были слышны их торопливые шаги, сопение, бряцание металла. Потом стало тихо.
Артур устало прислонился к стене, прижался к ее шероховатой поверхности лицом. Где-то сбоку горел факел, но света было так мало, что Артур только теперь отметил, что они, по сути, сражались в темноте. А еще подумал о том, что на нем только кольчуга госпитальера, а подкольчужницы нет, и хотя ее звенья выдержали удары, там, где его все же задели, они впечатались в тело и жгли, как огнем. Тем не менее он остался невредим, только очень устал. Артур вдруг вспомнил, что эту кольчугу успел притащить ему Рис до того, как все началось, и он надел ее почти машинально. Проклятие, а где же, во имя Неба, сам Недоразумение Господне? Артур смутно припомнил, что вроде бы раненого приятеля унесли наверх женщины.
Еще он подумал о Милдрэд. Как хорошо, что Эдгар поторопился ее услать… или спрятать. Значит, она в безопасности. А вот сам барон попал в руки людей Юстаса. Хочется верить, что безбожный принц все же не тронет давнего союзника своего отца. Хотя… Артур почувствовал, что боится продолжать думать об этом. Как и страшится думать о судьбе леди Гиты. Все, что он сейчас мог, это поспешить к Гаю. Тот ранен, и Артуру следует попытаться помочь ему.
Черного Волка он обнаружил там же, где и оставил, – в нише стены, в какой обычно хранят подставки для светильников. Артур присел подле Гая на корточки. Тут было темно и можно было не опасаться, что их обнаружат.
– Волк, ты слышишь меня? – шепнул он, нащупывая в темноте его руку. Но наткнулся на острие болта в теле друга и похолодел: после таких ран не выживают. Да и жив ли Гай?
– Волк, ответь мне во имя Господа!
– Ты пришел, мой мальчик, – слабо прошептал Гай, и Артур с ужасом уловил в его горле глухое клокотание. Потом Гай закашлялся, сплюнул кровь. Артур заговорил:
– Ты потерпи немного, старина, сейчас я что-нибудь придумаю. Найду кого-нибудь, тебя перевяжут и…
– Погоди, Артур. Мне надо успеть сказать тебе… Хорошо, что тут темно, иначе бы мне стыдно было смотреть тебе в глаза. Ибо я виноват перед тобой. Я не признавал тебя, а ведь ты мой сын. Слышишь, чертенок, я твой отец, я породил тебя, но так долго не знал об этом… Это все Риган, моя сестра. Она все выяснила и сообщила мне доказательства. А еще раньше… почувствовала своим сердцем. Она у тебя хорошая тетка, Артур. А я… – Глухой удушающий кашель не давал ему говорить. – Я стыжусь, что отрекался от тебя. Сможешь ли ты простить меня, сын?
Артур, казалось, онемел. Отец? Почему-то он подумал, что так оно и должно было быть. Да, Гай отталкивал его. Но сколько же он для него сделал!
– Артур, ты прощаешь меня? Ты принимаешь такого отца, как я? Ты станешь Артуром де Шампер?
– Да, – только и смог выдавить из себя юноша.
– Слава Богу! – вздохнул рыцарь. – Я люблю тебя, сынок… Мой сын.
Он в темноте нашарил руку юноши и сжал ее. Опять зашелся кашлем, захрипел. Артур прижал Гая к себе, ощущая, какой тот тяжелый и холодный. И неподвижный. Только сильно вздрогнул в последний раз и затих.
Юноше стало так больно, что он не смог сдержать слез. Сидел, прижимая к себе тело своего друга… самого лучшего друга, своего отца. Которого он только что приобрел. И потерял. Безвозвратно.
Артур кусал губы, давясь рыданием, но слезы все текли и текли, а он покачивался, будто от непосильной ноши, и, казалось, баюкал своего отца. Он вспоминал его таким, каким знал всегда. Когда только приехал к нему в Уэльс и Гай угощал его валлийскими оладьями, расспрашивал, как там поживает его сестра аббатиса; вспомнил, как Гай впервые дал ему в руки оружие, наставлял, учил отводить удар, делать выпад; вспомнил, как заступился за него, когда Артур обесчестил дочь какого-то валлийского землевладельца, а затем спрятал его у себя, взявшись замять это дело. Сколько же раз он помогал ему! Артур всегда находил у него приют и кров, однако и злился на Гая, когда тот насмешничал над ним, опровергая, что он его отец. А теперь Гай попросил прощения за то свое отчуждение. Но именно он сделал из Артура рыцаря.
– Отец, – прошептал Артур. И вдруг спросил у него, у мертвого: – Отец, а кто же моя мама?
Спросил и забыл о своем вопросе. Потому что сейчас для него это не имело значения. У него был только отец. Был… Однако Гай успел передать ему свое имя, и отныне он не был безродным подкидышем, он мог называться Артуром де Шампером, лордом Круэльским, владельцем д’Орнейля, хозяином Тавистока. Недаром Гай настаивал, чтобы Артур выучил все дающие ему имя маноры.
Артур не помнил, сколько просидел так, обнимая тело мертвого отца. И даже не пошевелился, когда мимо него кто-то прошел в темноте. Это были люди Юстаса, которые, рыская в потемках, ворчали, что зря не захватили с собой огня. Ибо все еще была ночь. Самая страшная ночь в жизни Артура. И в этой ночи ему еще нужно было разыскать свою невесту.
Мысль о девушке заставила его собраться. Он осторожно разнял обнимавшие Гая руки.
– Прощай, отец. – И поцеловал его холодеющее чело.
Оставляя тело Гая, Артур надеялся, что вскоре вернется, ведь ему еще предстояло позаботиться о погребении отца, отдать последний сыновний долг. Так он думал, покидая свое темное убежище.
Снизу, из зала, долетали гомон и шум. Артур осторожно спускался, держа оружие наизготовку, однако никого не встретил. Он знал, что наверх ведут две лестницы и люди принца наверняка уже нашли второй проход, не столь загроможденный трупами. Что они уже там, можно было не сомневаться: с верхних этажей доносились крики, что-то грохотало, где-то истошно визжала женщина. Артур на миг замер, но потом все же продолжил спуск.
Когда в пролившемся из зала свете юноша увидел заваленные телами ступени и остановился, он услышал голос Юстаса, который почти кричал:
– Я не верю, что Милдрэд уехала из Гронвуда! Она носит траур, а в такое время никто не ездит на гулянья. Ты пытаешься меня обмануть, Эдгар.
– О, я не посмел бы солгать своему принцу.
Артур почувствовал облегчение, услышав голос барона. Даже уловил нечто похожее на иронию в его интонации.
Сбоку от места, где затаился Артур, был малозаметный проем; в конце его находилась дверь, выводившая на небольшую галерейку над залом, на которой обычно играли музыканты. Юноша осторожно протиснулся к ней, отворил узкую створку и прямо перед собой увидел разрисованный под звездное небо свод зала. Быстро пригнувшись, он выбрался на галерею и спрятался за перилами. Доски в них не были прибиты плотно, и он мог глядеть в щель.
В зале сейчас находилось не так уж много людей, они стояли небольшими группами, несколько человек все еще удерживали леди Гиту. Со своего места Артур видел, как в разбитую дверь в зал вошли какие-то гогочущие воины, но на них прикрикнули, и они поспешили ретироваться. И сейчас тут в основном находились ближайшие приспешники принца. Затем Артур увидел и самого Юстаса. Запахнувшись в свой черный плащ и надвинув на лицо капюшон, он сидел на возвышении, где обычно восседал в кресле барон Эдгар. Сейчас же хозяин замка в изорванном и забрызганном кровью одеянии, удерживаемый двумя дюжими охранниками, стоял перед принцем в качестве допрашиваемого. И все же, несмотря на свой истерзанный вид и положение пленника, Эдгар держался с достоинством: гордо вскинутая голова, холодное надменное лицо, высокомерный взгляд. Он понимал, что все происходящее – подлость, и своей несгибаемостью выражал презрение к победителям.
