Текст книги "Реестр Исполненных Желаний"

Автор книги: Сильвия Паола Каваллано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Сильвия Паола Каваллано
РЕЕСТР ИСПОЛНЕННЫХ ИСПОЛНЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ

Я слышала, что встречаются иногда такие люди, которые все доводят до конца. Например, начинают вязать кофту, и довязывают, а не бросают, не довязав спинку, или, наоборот, рукава. И даже ходят в ней потом на работу. Или в гости.  А я так не могу. Я даже в квартире не могу убраться до конца! Поймите меня правильно, дело здесь вовсе не в лени, а в чрезвычайной монотонности и однообразности этого занятия. Начну, бывало, вытирать пыль, но это так скучно и надоедает мне гораздо быстрее, чем я успеваю покончить с пылью, поэтому, недовытирав, я срочно переключаюсь на заправку кроватей, потом хватаюсь за глажку, или начинаю оттирать духовку, в то время как пыль смеется надо мной со шкафов и книжных полок. Так же и с сочинительством: начну писать историю, потом меня увлечет что-нибудь другое, набросаю пару страниц, и перехожу к следующей. Так они и валяются, незаконченные... Так было и на этот раз: какое-то время назад я начала сочинять историю про реестр исполненных желаний. Однажды я и в самом деле натолкнулась на такой реестр – когда работала няней у двух мальчиков-близнецов недалеко от Венеции. Впрочем, «реестр» – слишком громкое название для той тетрадки, которую я случайно обнаружила в сундуке.

Вообще-то я стараюсь не брать без спроса чужие вещи, а в сундук полезла не из любопытства, а чтобы поупражняться в итальянском языке и что-нибудь почитать. Сундук стоял на втором этаже, бывшем когда-то сеновалом – поэтому окна были огромными, а потолок высоченным, как в соборе. Может, такие сундуки называются ларями, не знаю точно. Он был расписан цветами и обладал какой-то исторической ценностью. Потому что когда однажды близнецы принялись по нему колотить, мама мальчишек, Евгения, в испуге оттащила визжащих детей от сундука. И это было, мягко говоря, странно, потому что детям в этом доме позволялось все. Например, если Томмазо забывал дома свою любимую зеленую черепаху, мы с полдороги поворачивали обратно, а если Джакомо хотел пить молоко только из синей бутылочки, которая в данный момент находилась во включенной посудомоечной машине, то машину выключали, чтобы достать синюю бутылочку, ну и так далее. Я лишь понадеялась, что Евгения не заметит следов от фломастера – несколько дней назад дети пытались подрисовать цветам недостающие лепестки, а я не стала оттаскивать их от сундука, тогда еще не знала о его исторической ценности, а кроме того, с увлечением смотрела какой-то фильм. Внутри ларя хранились старые телефонные справочники, журналы по садоводству, настольные игры и видеокассеты. Однажды после обеда, когда дети, наигравшись со мной в белочек-зайчиков и изрядно меня измотав, наконец-то уснули, я поднялась наверх и полезла в сундук за журнальчиком. Все номера, лежавшие сверху, я уже видела, поэтому аккуратно их вынула и положила на пол. Под ними, почти на самом дне сундука оказалась какая-то тетрадка. На ней было написано «Реестр исполненных желаний. Составители Лейтвалль-Перро-Падуани-Биллони-Майер-Гуаррини.» Под словом исполненных едва просматривалось какое-то другое слово, но оно было так тщательно стерто и закрашено, что разобрать было трудно. От любопытства у меня вспотели руки, я открыла обложку. Выпал листок. Написано было по-английски – повезло, мой итальянский на тот момент насчитывал не больше 30 слов и те из детского лексикона: «мячик», «машинка», «гулять» и тому подобное. «Известный исследователь творчества французского писателя-сказочника Шарля Перро Густав Бирг утверждал, что все его сказочные сюжеты построены на основе реальных событий и почти все герои – не вымышленные персонажи, а реально существовавшие люди. Например, в сказке про Золушку крестная превращает тыкву в карету, крысу – в кучера и так далее. На самом же деле под именем крестной Перро, по утверждению Бирга, изобразил известную своей щедростью и помощью простым людям баронессу Лейтвалль. Она просто одолжила Золушке свою карету, подарила платье и туфельки (которые, кстати, были меховыми, а не хрустальными). Гораздо лучше известны другие прототипы: Белоснежки – Маргарет, дочь германского графа Филиппа, жена которого умерла в родах, Синей Бороды – французский маршал Жиль де Рэ, казненный по приговору инквизиции. Возможно, сама баронесса тщательно скрывала свое участие в судьбах многих простых людей, боясь той же инквизиции, или недовольства наследников. Перро был ее дальним родственником и некоторые записи баронессы совершенно случайно попали к нему в руки.» Томмазо заплакал мне пришлось быстро все убрать и бежать вниз.

Целый месяц я ждала удобного случая, чтобы еще раз залезть в эту тетрадь. Но первых, папа детей пошел в отпуск и все время сидел дома. Рыться в сундуке при нем было неудобно, а потом мы поехали отдыхать на Филикуди. Моя виза истекала через пару дней, скоро уезжать, и тут неожиданно родители близнецов собрались на концерт, вернее, собралась мама, потому что папа с большим удовольствием провел бы вечер на диване перед телевизором. Томмазо закатил истерику, но потом кое-как успокоился. Когда дети заснули, я поднялась на второй этаж, аккуратно вынула журналы и раскрыла тетрадь. Мне хотелось узнать как можно больше, поэтому я стала пролистывать страницы и каково же было мое изумление, когда я увидела текст на.... русском языке! Судя по всему, эти страницы были вклеены в тетрадь совсем недавно, ведь в предыдущий раз я их даже не заметила!!

Лиза жила напротив церкви в маленькой однокомнатной квартире. Большой была только кухня, может потому, что в ней не было кроватей: в комнате спали вшестером, так как у Лизы было четверо детей. Она ни на что не жаловалась, она радовалась, что Бог послал ей детей, но для детей ей хотелось побольше места и поэтому иногда мечтала о квартире побольше. Евдокия Петровна жила в трех остановках от церкви, но в ее возрасте и с ее ногами и три остановки – подвиг. Свою большую четырехкомнатную квартиру она не убирала – не было сил. Евдокия мечтала о маленькой квартирке напротив церкви, чтобы можно было из окна (а еще лучше – прямо не вставая с кровати) перекреститься на купола. Что заставило их разговориться на остановке: Евдокия возвращалась со службы, Лиза везла старшую в музыкальную школу? Или долгое ожидание автобуса, или вертлявость Сони, давшая повод к тому чтобы завязать разговор?»

Я не до такой степени «ушла в чтение», чтобы не заметить приближающийся свет фар, быстро положила на место тетрадь, сверху – журналы, и пока хозяева парковались, сбежала по лестнице в свою комнату.

Через два дня я вернулась слякотную и холодную осеннюю Москву. Иногда друзья или случайные знакомые рассказывали какую-нибудь странную историю с неправдоподобно-счастливым концом, так что хотелось внести ее в реестр, но за неимением реестра я просто записывала их, да и то не всегда, в свой дневник. А жизнь шла своим чередом, я наконец-то вышла замуж, родились дети. Иногда, как в детстве, задумывалась, вернее, мечтала, о «добрых делах», «исполнении желаний» и разном таком, но как-то вскользь, мимоходом, в действительности делая очень мало. С той семьей, где я когда-то работала няней, общаться не перестала, они были у меня на свадьбе, я к ним несколько раз приезжала в гости, уже с детьми. Ларь, как и раньше, стоял у стены на втором этаже. Но мне почему-то не приходило в голову расспрашивать про этот реестр, хотя теперь я достаточно хорошо говорила по-итальянски. Может, неловко было признаться, что когда-то взяла его без спроса.. Я смотрела на цветную роспись на ларе, пытаясь отыскать следы фломастера, мы смеялись, вспоминая, как Джакомо поправлял мое произношение, а Томмазо собирался на мне жениться. А потом синьора Антония сказала о моем исполнившемся желании – поселиться в Италии. Вот тут-то мысли о реестре вновь появились в моей голове и, вернувшись домой, я записала всю эту историю и со словами «Авось пригодится» сохранила ее в компьютере под каким-то странным именем. А потом опять надолго про все это забыла, так как увлеклась старыми виллами и фотографией. Пока снова не наткнулась на нечто подобное...

Глава 2. Каникулы в Сан Винченцо.

Поезд остановился на станции Сан Винченцо. Мне сразу понравилось это название, еще зимой, когда мама только искала куда бы нам поехать летом. Она спросила, куда мне больше хочется: в Чечину, Фоллонику или в Сан Винченцо. Я сразу выбрала Сан Винченцо. Вообще-то в Италии есть несколько Сан Винченцо, так что можно даже запутаться и не туда приехать. Наш Сан Винченцо расположен на берегу Тирренского моря, в Тоскане. А вот станция мне совсем не понравилась. В Чечине на станции есть лифт, а в кассе сидит добрый дядя, который ставит детям на руку печать – на память. А перед станцией должны стоять скамейки и расти высокие деревья для красоты и чтобы приятно было ждать поезда. Лучше всего подойдут платаны, они широкие и у них красивая кора, а когда солнце проходит через их листву, кажется, что кто-то пускает много-много солнечных зайчиков. Но можно и просто фонтан для прохлады, и чтобы бросать в него денежки, кто, конечно, хочет на море вернуться. А в Сан Винченцо ничего такого нет. Даже расписание висит неправильное и старое. А билеты вообще продает автомат. Но вы-то, наверное, поедете в Сан Винченцо на машине и ничего этого все равно не увидите.

В начале июня море частенько штормит, то есть покрывается большими волнами, к тому же каникулы в школах еще не начались, поэтому народу на море мало, к тому же одни старички. Иногда попадаются мамы с маленькими детьми, которые еще не умеют ходить, а только ползают. И места в море очень много, но купаться можно не всегда: если висит красный флаг, то купаться нельзя, а кто не послушается – тому спасатель засвистит, если, конечно, он не ушел на обеденный перерыв, тогда – хоть тони, это так мама сказала. На пляже тоже полно места и не надо приходить рано утром, чтобы воткнуть зонтик и занять место поближе к морю. Песок хороший, влажный, подходящий для строительства, и чистый: окурков, салфеток и всякого мусора попадается мало. Но только несмотря на такие благоприятные условия, мне было очень скучно. Наверное, я бы лучше согласилась, чтобы на пляже было полно народа с детьми, а не много места и три старичка с палочками да два мальчика, которые ползают и едят песок. Я не ела песок, даже когда была совсем маленькая, только сахарный, но такой песок едят даже взрослые – они кладут его в кофе. И вот однажды, когда волны были такими большими, что купаться было нельзя, а из песка строить мне уже надоело, так что я совсем не знала чем заняться, за спиной у меня что-то скрипнуло. Я оглянулась и увидела как открылись белые ворота, которые из сада ведут прямо на пляж, почти как у нас, только у нас ржавая калитка, а здесь – белые ворота, и по ступенькам на пляж спустился просто дедушка с зонтом, двумя складными стульями подмышкой и сеткой с игрушками – она болталась у него за плечами как рюкзак. Он плюхнул на песок сетку с игрушками, воткнул рядом зонт, то есть не раз – и втыкнул, а сначала выкопал ямку, потом долго вкручивал палку, и еще подсыпал вокруг палки песка, чтобы зонтик не улетел, потому что в тот день был сильный ветер, поставил кресла и ушел обратно в ворота. Я даже не успела подглядеть в щелочку, что там было за воротами, хотя меня это давно интересовало. Да и самого дедушку я не успела как следует разглядеть, только поняла, что он похож на гнома. Представьте себе небольшого доброго гнома – это и будет тот дедушка. Зато по игрушкам я догадалась, что дедушка-гном сейчас вернется обратно с каким-нибудь ребенком, лучше бы с девочкой. По игрушкам было непонятно, чьи они – девочки или мальчика: там были синий мячик, красные ведра, зеленая леечка, сито, грабли, лопатки, разные формочки: домик, морская звезда и оранжевая черепашка. Дедушка-гном все не возвращался, мне надоело ждать, и я пошла строить для Коли бассейн из песка, чтобы он не рвался в бурное море и не утонул там, пока мама его фотографирует. Пусть уж лучше сидит в безопасном бассейне и топает ногами. Когда я вернулась на наше место, под дедушкиным зонтом сидела девочка. Одна. И ничего не делала. Не играла в песок, даже не побежала к морю помочить ноги. Я всегда иду мочить ноги, потом волны нечаянно меня обливают и приходится купаться, раз уж все равно все мокрое. Наверное, ей сказали не пачкаться, пока ее не помажут кремом. Я стала на нее смотреть, чтобы выяснить как она появилась на пляже одна, и уже совсем собиралась догадаться, как мама сбила меня с мысли и позвала мазаться кремом. «Только спину!!» – закричала я громко и по-русски, так что девочка сразу обернулась и посмотрела на меня. Может, вы, как и моя мама, подумали, что я закричала слишком громко и девочка обернулась от испуга? Но это не так. Девочка посмотрела на меня не испуганно, а удивленно. Потому что не ожидала, что такая обыкновенная и к тому же маленькая девочка как я может вдруг заговорить на каком-то необыкновенном языке. Мы с мамой всегда разговариваем по-русски, и никто сначала не догадывается, что мы по-итальянски тоже понимаем, и говорят про нас что-нибудь нехорошее, например, что мы немцы, или шведы. А мы все это понимаем и улыбаемся по-хитрому. Потому что это неправда: по-немецки я знаю только одно слово «вихайстду», а по-шведски вообще ни одного слова не знаю. Поэтому мы никакие не шведы. А потом у мамы обычно звонит телефон, и она начинает шпарить по-итальянски. И специально говорит так громко, чтобы всем стало ясно, а заодно и стыдно, что они про нас так плохо подумали. Но в этот раз телефон не зазвонил, а наоборот, пришли мои бабушка с дедушкой, которые по-итальянски вообще не умеют говорить, только «куанто коста» выучили и «пеше спада», чтобы в магазин за рыбой ходить. Так что девочка окончательно подумала, что я не итальянская. Мама стала меня уговаривать: «Иди да подружись с девочкой», все «иди да подружись», а как я могу ни с того ни с сего подружиться? Без причины? Вот если бы я что-нибудь строила, а она ко мне подошла и спросила: «Можно с тобой поиграть?» или бы я купалась, а она ко мне подплыла и спросила: «А как тебя зовут?» тогда бы я могла с ней подружиться, а без причины – нет. Мама сказала «Ну, как хочешь» и пошла следить за Колей, потому что он всегда хватает чужие игрушки, особенно тракторы. И мне опять стало скучно. Хорошо хоть дедушка догадался спросить, не хочу ли я пойти с ним собирать драгоценные камни и ракушки, и я, конечно, сказала «да». Мы ушли так далеко, что кончился песок и начались скалы, а когда я и дедушка вернулись – девочка уже ушла домой.

На следующий день я подружилась на пляже с двумя русскими девочками, Лизой и Викой. Вернее, нас подружила моя мама, она сказала: «Иди, поговори с девочками по-русски». Они это услышали и как заорут: «Ура!! Наконец кто-то говорит по-русски!!» Лиза сказала, что не будет купаться, потому что вода холодная, а сама целый день не вылезала из воды, мы с Викой тоже, так что мама подумала, что мы превратились в русалок. Я-то знаю свою маму и сразу поняла, что она просто подхитривает, а Вика спросила почему мама так решила.

«Вы так долго сидели в воде! Аня, а ты ничего не замечаешь? Может, пальцы стали странными?» Я на всякий случай пощупала свои пальцы, и мне точно показалось, что они какие-то странные. Мама заметила мой растерянный вид и сказала: «Это на них растут перепонки, а на теле -чешуя!»

«Мам, ты шутишь! У нас же еще ноги остались! Это просто пупырушки от холода, а не чушуя.»

Вечером мы договорились пойти «на бутоны». Это так Вика сказала, а Лиза сказала «на батоны», а на самом деле это были «батумы». Мы там так напрыгались, что чуть не превратились в потных кузнечиков. На следующий день мои подружки уехали в Сиену, непонятно зачем, я там уже сто раз была, и мороженое ела на Пьяцца дель Кампо, прямо где лошади бегают наперегонки во время Сиенских скачек, которые называются «Палио». Там для этого даже землю насыпают прямо на площади, и на ней остаются отпечатки копыт, и кое-что еще, потому что для лошадей не придумали памперсов. Без Вики и Лизы мне опять стало скучно. Конечно, там были и другие дети, некоторые даже хорошие – помогали нам строить дом с цветными стеклышками и водорослями вместо пальм, но только никто из них не понимал ни по-русски, ни по-итальянски, а строить молча неинтересно. Я пять раз пробовала им сказать «вихастду», но они мне ничего не ответили. Наверное, мама что-то перепутала, и такого слова вообще нет.

Вечерами мы почти всегда куда-нибудь ходили: то на батумы, то на карусель, то за мороженым, а когда маме было неохота, мы просто гуляли по нашей улице и разглядывали дома и сады, прям как мама со своей подружкой Наташкой, когда они были маленькие и мечтали переделать свои дома. Мы тоже ходили и обсуждали, кому надо кусты подстричь, кому траву полить, а кому вообще весь сад переделать, потому что нам он не нравится. Мне больше всего понравилась гостиница «Кочинелла», то есть «Божья коровка» по-русски, потому что там был бассейн и собака долматин, которую можно гладить. Еще мы видели один сад со статуей дяди, и другой, с цветущей липой у самых ворот. Липу нашел дедушка. Шел, шел и сказал: «Как пахнет липой!», а бабушка ему говорит: «Ты что, Сереж, уж я-то знаю, как пахнет липа, это какой-то гадостью пахнет», потом она задрала голову и увидела липу. «Да-а-а.. Липа... У нас в парке липы лучше пахнут. Лучше бы пальму посадили!» Чтобы больше не нюхать такую противную липу, мы свернули на другую улицу. И здесь я увидела машину, как у мамы. «А что значит ПР? Это откуда машина?» – спросила бабушка. «ПР? Может Прато? Или Парма? Не знаю». А в машине была подушка с кошкой Китти и еще было написано на двух маленьких кофточках, прицепленных к окну «На борту Джулия» и «На борту Джорджа». Значит, в этой машине ездят две девочки. Вот бы с ними подружиться!

Когда мы дошли до ворот, рядом с которыми стояла эта машина, я захотела сфотографировать дом за забором, но через ворота было плохо видно. Вдруг прямо из стены вышла девочка в белом платье, а за ней – мама и бабушка. То есть, конечно, они вышли из калитки, но она вся заросла плющом, поэтому никто ее не заметил. Я думала, бабушка и мама девочки заругаются и не разрешат мне фотографировать их дом. А они, наоборот, открыли калитку и пригласили меня войти в сад. Но я не пошла. «Вот и зря!» – сказала мама, – «Это ведь как раз такой дом, как ты хотела!» «Откуда ты знаешь?» «А вот послушай-ка историю». «Хорошо, только я тебя сразу предупреждаю, что не люблю истории где все неправда.»

Ладно, попробую рассказать тебе правдоподобную историю.

Глава 3. Дом в тупике Морской звезды.

Было начало июня. Мы совсем недавно приехали на море и вечерами еще бывало прохладно. Однажды вечером, это была среда, мы пошли гулять все вместе. Маршрут у нас почти не меняется: до центра города идти далеко и бабушке это тяжело, поэтому мы доходим до леса по нашей улице и возвращаемся обратно по соседней, на которой находится гостиница «Кочинелла». Когда мы проходили мимо увитой плющом калитки, она неожиданно распахнулась, и девочка в белом платье пригласила Аню войти, но Аня застеснялась и не пошла».

«Ну вот! Я же тебя просила! Это неправда! Я не застеснялась, я просто не хотела туда идти.»

«Ань, давай я тебя тоже сразу попрошу больше меня не перебивать, а просто слушать, а?»

Дом, в котором жила девочка в белом платье, находился в тупике Морской звезды и был как раз таким, как мечтала Аня: достаточно большим, чтобы там могли поместиться палатка, гамак и кукольный домик, и очень уютным. Только не спрашивайте меня, почему этот тупик так назывался. Бывают же улица Конституции и площадь Победы? Почему бы в приморском городке не быть тупику Морской звезды? Я не знаю, кто дает названия улицам, может, главный архитектор города, может, городской совет, но мне это название понравилось. В этой части города вообще все названия были какими-то рыбно-морскими: Ершовая улица, Коралловая улица, переулок Морского конька, Рыбная площадь, Ракушечная набережная и даже Акулий проезд. И это намного интереснее, чем повсеместные Победы, Конституции или Павшие жертвы.

«Неправда! Все неправда! Не хочу больше слушать!» – опять закричала Аня.

«Слушай, что ты меня все время перебиваешь? Ты что, думаешь, все книги – это правда? Если писать только правду, будет неинтересно читать! Что, по-твоему, надо писать так: «Аня проснулась, пришла ко мне в кровать, где уже лежал Коля, потом мы встали, позавтракали, причем на завтрак мы ели печенье с молоком, а бабушка с дедушкой – макароны, которые на самом деле надо называть пастой, и пошли на море». Что, интересно?»

«Да, но почему тогда ты меня ругаешь когда я говорю неправду?»

«Потому что неправда в книжке называется «выдумка, фантазия» и от нее никому никакого вреда нет, а неправда в жизни называется «вранье» или «ложь», и я тебе уже объясняла какой от этого вред.»

«Да, я помню: мне больше никто не будет верить, даже когда я буду говорить правду, как вчера дедушка. Ведь я не ударяла Колю, а дедушка мне не поверил и наказал меня! А еще раньше ты говорила, что вранье похоже на каку, прикрытую цветами – поэтому плохой поступок надо не прикрывать враньем, а признаться, ведь правда рано или поздно откроется.»

«Вот видишь – все помнишь, а продолжаешь говорить неправду.»

«И когда это я сказала неправду?» – продолжала выяснять Аня.

«Да хоть вчера, когда сказала что хочешь одна побыть в нашем саду, а сама пошла к соседям и украла там ракушку».

«Ладно, хватит уже говорить, давай дальше сочиняй» – сказала Аня, отказываясь продолжать спор и этим как бы признавая свою неправоту.

Так вот, со стороны улицы дом в тупике Морской звезды казался очень уютным. Тенистый ухоженный сад с аккуратно подстриженной зеленой травой. Может, вы удивитесь что я сказала «зеленой». Какой же еще может быть трава? Например, желто-бурой, высохшей на солнце, такой она и была во многих соседних садах. На столбцах калитки стояли большие вазоны с папоротниками и плющом, который, ниспадая и струясь, мягкими зелеными волнами укрывал и столбцы и саму калитку – вот почему мы ее не заметили! Через забор можно было рассмотреть мощные, но не устоявшие под напористым морским ветром, а потому причудливо изогнутые пинии с подвешенным гамаком, и стриженные «под грибок» питтоспорумы на возвышении.

«Что это еще, «писпоры»?»

«Это такие деревья».

«Так и говори, по-русски: деревья».

Перед домом – мощеное гладкими морскими камнями патио с чайным столиком и плетеными креслами – все как в хорошей книжке с картинками. Но главное – дом этот был загадочным. Днем таинственность ему придавала узкая тропинка, так и манившая за собой вглубь сада. Раскидистые кусты бузины и германской мушмулы так тесно обступили ее, что ветви соединились и образовали свод и тропинка превратилась в зеленый коридор, под сенью которого, в полумраке, росли рогатые фиалки, наполняя замкнутое пространство коридора невозможным, кружившим голову ароматом. Своей задней частью дом выходил на море, но густая средиземноморская растительность скрывала его целиком. С пляжа не было видно вообще ничего.

«Неправда!! Я что-то видела от этого дома. И это был балкон». – Заорала Аня, так что задремавший было Коля проснулся и заплакал. «Сколько раз тебя просили не орать!» – заорала я на Аню (мне-то казалось, что я шикаю, но на самом деле я орала). «Разбудила Колю! И опять меня перебила!». Прежде чем Коля успокоился, мы успели дойти до гостиницы «Кочинелла». Солнце уже почти касалось моря, – верная примета того, что пора возвращаться домой. Аня канючила, но продолжение никак не сочинялось, то ли оттого, что я все еще злилась на Аню, то ли оттого, что приходилось петь «Дин-Дон, Дин-Дон» Коле. Так что пришлось отложить продолжение до следующего вечера.

Глава четвертая. Следующий вечер.

Как правильно заметила Аня, с пляжа все-таки виднелась часть дома, а именно крыша, но заметить ее мог только натренированный глаз. Она почти сливалась с обрамлявшей дом со стороны моря зеленой подушкой из можжевельника, мастичного дерева, питтоспорумов, каменных дубов и мирта. И вовсе не потому, что была выкрашена зеленой краской. Просто на крыше тоже росли разные травы, очитки и прочие нетребовательные растения. И даже отплыв от берега на значительное расстояние можно было разглядеть лишь широкий балкон мансарды с полосатым зонтиком и яркими пятнами герани. Все, кто проходил мимо этого дома, непременно останавливались, завороженные его уютом, особенно вечером, когда из окон второго этажа струился мягкий свет и сквозь листву и занавески можно было различить большую кованую люстру со свечами, хотя снаружи трудно было догадаться, настоящие ли это свечи, или холодный свет электрических лампочек. И я уверена, что всякий думал то же, что думала я: «Какая, должно быть, спокойная и приятная атмосфера царят в этом доме! Невозможно себе представить, чтобы здесь спорили или ругались, такое благодушие, такой покой...». А между тем, это было не совсем так...

Дом этот когда-то купила мама Джулии, Элиза. Она была архитектором, и часто покупала понравившиеся ей дома, которые правильнее было бы назвать развалюхами, переделывала их и перепродавала. Поэтому Джулии приходилось менять место жительства и друзей примерно каждые два-три года. Но когда был готов этот дом, и мать собралась его продавать, бабушка Джулии, Мариза, купила его у собственной дочери, продав для этого свою квартиру и увязнув в долгах у родственников. Мариза решила сдавать на лето комнаты, чтобы внучка хотя бы летом жила «по-человечески, а не на чемоданах, чертежах и мешках с цементом. Мне надоели твои бесконечные переезды! Так Джулия вырастет, а я и не замечу как. Да и морской воздух для нее полезнее, чем твои краски и штукатурка» – заводилась бабушка. «Мама, ты же знаешь, я пользуюсь только безвредными красками, к тому же Джулия много гуляет в саду» – начала было защищаться мама Джулии, скорее по привычке спорить с матерью, чем действительно отстаивая свою позицию. Споры у них не прекращались никогда, будь то вопросы воспитания или цвет стен в доме. Причем обычно Элиза спрашивала у матери совета, уже приняв решение самостоятельно. Совет, разумеется, решение не подкреплял, а скорее даже опровергал, и начинался спор. На этот раз Элиза признала (в душе, вслух она продолжала спорить) что так действительно будет удобнее. Пока. А со временем она научится не браться за трудоемкие и долгосрочные проекты, что позволит им осесть в Парме. Зимой она будет заниматься чертежами, разрешениями и прочей бумажной волокитой, а следить за работами на месте – летом, когда Джулия будет жить у бабушки. Отец Джулии был музыкантом и играл на виолончели в оркестре Пармского оперного театра. Так что все трое нечасто пересекались во времени и пространстве и видели друг друга в основном по скайпу, а папу еще и по телевизору, хотя оркестр показывали редко.

Так Джулия стала жить с бабушкой. Всего в доме, спроектированном матерью, было пять апартаментов: просторные, удобные, современные с точки зрения материалов и технологий, но в то же время по-старинному уютные. Казалось – все в них было как на ладони, все под рукой, но каждый раз оказывалось, что ты что-то не разглядел, пропустил, не заметил, словно новые лесенки, балкончики, окошки и завитушки вырастали из стен и пола как новые побеги на растении – за одну ночь после дождя. Еще вчера здесь была голая стена и вдруг из стены прорастала труба, по которой, как в аквапарке, можно съехать прямо в сад, а в шкафу обнаруживался коридор, ведущий на чердак. В мансарде раздвигалась крыша, превращая ее в солярий, или планетарий – кому как нравится. Вечером от искусственного освещения на потолке проступала роспись, незаметная днем, а на стенах плясали причудливые тени деревьев, подсвеченные уличным фонарем. Еще одним секретом дома было то, что даже в пасмурную погоду комнаты были будто пронизаны солнечным светом. Почти никто из постояльцев этого не замечал: не было случая, ведь в июле и августе пасмурных дней на море почти не бывает. Джулия заметила это в сентябре: она побежала будить бабушку, чтобы спросить разрешения искупаться последний раз перед отъездом, лучи солнца играли на кровати, а на море Джулия не посмотрела. Бабушка подвела ее к окну: «Того и гляди дождь пойдет, все небо заволокло, а ты – купаться!». Джулия выбежала в сад – и правда, кругом тучи, скоро ливанет, никакого солнца нет и в помине! Откуда же тогда эти лучи, эти полосы света в ее комнате? Опять волшебство! Я не все чудеса дома могу объяснить, но это – могу, только не буду. Чудеса на то и чудеса, чтобы быть необъяснимыми! А когда люди, вернее, взрослые, пытаются объяснить их с помощью химии или оптических иллюзий, они убивают волшебство, а потом еще жалуются что «чудес на свете не бывает». А все так просто! Там было еще много загадок, потому что мама Джулии всегда говорила, что она не просто переделывает дома, она их оживляет. Но далеко не все бабушкины жильцы совали свой нос в эти загадки. Мало кому приходило в голову заглянуть за нарисованную на холсте дверь или отогнуть висевший на стене ковер, а ведь в детстве все читали Пиноккио и тоже мечтали найти потайную дверцу. Дети были любопытнее и догадливее, потому что еще верили в чудеса, волшебные напитки и потайные дверцы, но взрослые постоянно их одергивали и запрещали трогать руками «хозяйские вещи», поэтому многие загадки дома оставались неразгаданными. Впрочем, и без них дом был уникален. Каждая квартира была оформлена в своем стиле. В одной по потолку летали колибри, а по стенам вышагивали длинноногие цапли, балки и перекрытия были увиты плющом. И было непонятно, где живой плющ переплетается с нарисованным. В апартаментах на первом этаже потолок напоминал своды пещеры, вода в ванной вытекала из искусно замаскированного в мраморной глыбе крана, раковина была выдолблена из травертина и поросла мхом, папоротниками и орхидеями. Или это только иллюзия? Камин был похож на дракона, разинувшего огромную пасть. Там, где деревья не приживались, искусные фрески обманывали глаза, а остальное делало воображение. Ничем не примечательная дверь в одном из апартаментов второго этажа вела на террасу, которую правильнее было бы назвать секретным садом: глухая стена из кипарисов, еще одна дверь под охраной мраморных собак, а за ней... что за ней? Удалось ли кому-нибудь подобрать ключ к той двери и перешагнуть через ее порог? Были и апартаменты попроще, то есть менее странные, но не менее удивительные и загадочные. Мама Джулии очень хотела сделать этот дом непохожим на другие и снаружи: приделать луковки куполов и иглы шпилей, раскрасить стены в яркие цвета, но городской совет не разрешил: такой дом нарушит архитектурное единство района и будет собирать толпы зевак, в то время как жить в нем никто не захочет – слишком пестро, слишком бросается в глаза – вот что ей говорили. Но кое в чем она все же добилась своего: крыша дома была покрыта мхом и разными выносливыми растениями, этот дом вообще казался вместилищем растений, висячим лесом: с террас и балконов свешивались лианы и ветви, из окон выстреливали пальмы и кактусы, крыша ощетинилась травой и заросла мхом.