Текст книги "Рассвет страсти"

Автор книги: Сильвия Холлидей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Это будет нашим секретом, – сказала девушка и заставила себя сделать реверанс. – Могу ли я уйти и поискать миссис Ратледж, милорд? Если мне придется остаться здесь на год, мне понадобится кровать.

– Скажи ей, чтобы она сообщила мне, где она тебя поселит. Возможно, скоро придет время, когда… ну, ты понимаешь. – Он смерил Аллегру плотоядным взглядом.

Будь он проклят. Ну ничего, она отплатит ему за жестокие слова.

– Это вряд ли, милорд. С вашим пристрастием к бутылке вам едва ли удастся по вечерам самостоятельно находить собственную кровать. Не говоря уже о чужой.

Аллегра снова присела в реверансе и успела заметить, перед тем как поспешно выйти вон, что самоуверенная усмешка сползла с его лица, уступив место недовольной гримасе.

Аллегра застонала и, моргая, села в кровати. Вокруг было темно. Она поежилась. Наверное, ее разбудила боль от рубцов на спине. А ведь когда миссис Ратледж привела ее в эту маленькую комнатушку, расположенную на чердаке, и она растянулась на мягкой постели, глядя в мансардное окошко на сгущавшиеся сумерки, ей казалось, что она проспит несколько дней подряд.

Девушка нахмурила брови, вглядываясь в кромешную тьму. Нет, боль в спине здесь ни при чем. Ее разбудил шум и звук голосов, доносившихся откуда-то из-за двери. На мгновение ее охватила паника: неужели Ридли передумал и решил наброситься на нее прямо сейчас? Но, едва подумав об этом, Аллегра покачала головой и тихонько рассмеялась. Если бы у него было намерение пробраться в ее комнату, он бы так не орал.

Она встала и подошла к двери. Ее комната находилась на верхней площадке узкой лестницы, которая этажом ниже переходила в просторный коридор. Аллегра отворила дверь и, как была, в одной рубашке, сошла вниз, неслышно ступая босыми ногами. Теперь голос Ридли, выкрикивающий что-то несвязное, звучал громче; слышались также и другие мужские голоса.

Коридор являл собой картину полнейшего разгрома. На полу валялись стулья, висевшие на стенах зеркала были вдребезги разбиты. Во всех подсвечниках ярко горели свечи; перед изумленным взором Аллегры лакей бегом принес еще огня. Из распахнувшейся двери выскочил Бриггс; в руках у него была свернутая веревка. Вокруг, что-то крича, бестолково толпились слуги, точь-в-точь как лошади, испуганные грозой. Центром всей этой сутолоки был Ридли. На нем не было ни камзола, ни сапог, а рубашка висела, не заправленная в бриджи. Ленту для волос он потерял, и его длинные русые мокрые от пота кудри свободно болтались, падая на лицо. Дрожа от ужаса, Аллегра увидела, как он схватил стул и с яростным ревом швырнул его в висевшую на стене большую картину. Затем повернулся и, шатаясь, двинулся к девушке.

– Господи помилуй, – прошептала она и вжалась в стену.

Ридли остановился прямо перед ней и уставился на нее налитыми кровью глазами. От него разило спиртным, из полураскрытого рта стекала слюна, а выражение лица было столь пугающим, что Аллегра невольно выставила вперед руки, чтобы оттолкнуть его, если ему вздумается напасть.

Но лицо его вдруг изменилось: на нем медленно проступила грустная улыбка.

– Леди Печали, – хрипло проговорил он, глядя на Аллегру с такой болью, что у нее сжалось сердце, – вы пришли, чтобы плакать вместе со мной?

– М-милорд, – запинаясь пробормотала она, не зная что и думать.

– Сэр Грейстон. – Из толпы слуг выступил низкорослый темнолицый человек и, подойдя к Ридли, взял его за локоть. – Идите спать. Над Гангом уже полная луна. – Он говорил мягко, распевно и произносил слова с чуть заметным акцентом. – Идемте, сэр Грейстон. Вам пора в постель. Вы ляжете, а я зажгу благовония и наполню ваши сны ароматом лотоса.

Ридли молча кивнул, повернулся и, нетвердо ступая, пошел было прочь, но тут же остановился, стряхнул с себя руку темнокожего слуги, воздел сжатые кулаки и дико заревел, а лицо его перекосилось от гнева.

– Хватайте его, – крикнул Бриггс, делая знак слугам. – Скорее!

Несколько лакеев тотчас же навалились на виконта. Он лягался и вырывался, осыпая их бранью, но после недолгой борьбы они общими усилиями свалили его на пол и связали по рукам и ногам веревкой, которую им бросил Бриггс. Потом подняли его, яростно извивающегося, из-рыгающего проклятия, и, пройдя по коридору, унесли в хозяйские апартаменты.

Аллегра обессиленно прислонилась к стоявшему у стены столику; тело ее сотрясала неудержимая дрожь.

Вдруг до нее донесся смех; она подняла глаза и увидела двух служанок, спускавшихся по лестнице, тех самых, которые помогли ей вымыться и одеться.

– Никогда не забуду, как я впервые увидела эту картину, – с видом превосходства заметила та из них, которую звали Барбарой.

– Силы небесные, – выдохнула Аллегра, обхватывая себя руками, чтобы унять дрожь. – Как часто с ним такое бывает?

Барбара пожала плечами:

– Примерно раз в месяц. – Она повернулась к своей подружке: – Правильно я говорю, Верити?

Верити хихикнула:

– Да, раз в месяц… как восход полной луны над Гангом.

Их черствость потрясла Аллегру. Неужели в них нет ни капли сочувствия?

– Но ведь это ужасно!

Барбара тряхнула головой:

– Полноте! Завтра он проснется как ни в чем не бывало, ничегошеньки не помня, и снова станет таким же злющим, как всегда: будет придираться по пустякам к служанкам и ни за что ни про что оскорблять конюхов.

У Аллегры все еще стояла перед глазами жуткая сцена, которую она только что видела.

– Но отчего это с ним происходит?

– Даже ему иногда случается выпить столько, сколько он не может переварить. И тогда уложить виконта спать может только этот коротышка и урод, его камердинер.

– Он ведь из Индии, да?

Аллегре вспомнился матрос из Калькутты, которого она как-то раз видела в Чарлстоне.

– Ага, оттуда. Его зовут Джагат Рам. Грязный чудной маломерок. Терпеть его не могу. Но он единственный, кого хозяин желает видеть, когда напьется, как сейчас.

– А почему он так напивается? – спросила Аллегра и тут же вспомнила постыдную сцену с сэром Генри. – Он что, заливает джином мысли о своей трусости?

– Нет, тут другое. Все дело в его покойной жене, – сказала Барбара. – Во всяком случае, мы с Верити так считаем, верно, Верити?

Аллегра почувствовала острую жалость. Даже Ридли не заслуживал подобных мук.

– Стало быть, он так неистовствует, скорбя по жене?

– Скорбя? Какое там! Нет, он бесится не от скорби, а от чувства вины.

– Вины? Почему?

Верити зябко повела плечами и снова повернулась к лестнице:

– Не нравится мне эта работа. Сколько бы тут ни платили, а если подвернется другое место, сразу же возьму расчет. Пошли, Барбара. Я хочу спать.

– Постой, не уходи. – Аллегра коснулась ее руки. В ушах у нее снова и снова звучали истошные, полные страдания вопли Ридли. – Скажи, в чем он виноват перед женой?

Глаза Верити расширились от суеверного страха.

– Да охранит нас от него милостивый Господь, – прошептала она. – Люди говорят, что он ее убил.

Глава 4

– В зале для слуг ты будешь сидеть за самым нижним столом, вместе с горничными и судомойками. Все слуги находятся под моим началом, и я тебе вот что скажу: ты получишь повышение только тогда, когда его заработаешь, и ни секундой раньше.

Голос миссис Ратледж звучал холодно, и в нем слышались сварливые нотки. Если накануне она вела себя более или менее любезно, то сейчас от ее любезности не осталось и следа.

– Да, мэм, – с неловким реверансом ответила Аллегра, недоумевая, чем же заслужила столь неприкрытую неприязнь. Наверное, дело в том, что Ридли привел ее в дом самолично, не спросив мнения экономки, и она сочла это выпадом в свой адрес. Аллегра незаметно окинула взглядом комнату миссис Ратледж, расположенную в центре первого этажа, рядом с кабинетом мистера Бриггса. Презрение, с которым экономка относилась к своему хозяину, явно не ме шало ей обогащаться за его счет. Ее комната была роскошно обставлена. В глубоком алькове стояла большая кровать с бархатным пологом; полированные столики, удобные стулья и массивные кресла были сделаны из ценных пород дерева, а на письменном столе лежали гроссбухи и иные записи, по требные для ведения большого, чрезвычайно богатого дома. На обустройство своего рабочего места миссис Ратледж так же не поскупилась: чернильный прибор, к примеру, сверкал серебром, а не бронзой, а кресло, в котором восседала домо правительница, было обито дорогой малиновой шерстью.

Миссис Ратледж открыла стоявшую на письменном столе эмалевую шкатулку, взяла оттуда карамель, положила ее в рот, после чего спросила:

– Ты когда-нибудь прежде служила в большом доме?

– Нет, мэм, но работа мне не в новинку.

– Его милость сообщил мне об этом, однако велел, чтобы я не давала тебе тяжелой работы. – Женщина впилась в лицо Аллегры цепким взглядом, словно искала в нем ключ к разгадке этой тайны. – Ты часом не больная? – спросила она с подозрением.

– Я не хуже любой другой служанки в этом доме, – едва сдерживаясь, заверила девушка. Меньше всего на свете она желала поблажек от Ридли. – И могу работать наравне с остальными.

– Но за гораздо меньшую плату. – Физиономия экономки расплылась в ленивой, двусмысленной улыбке. – Всего за три фунта. Я бы сочла такую плату оскорбительной. Не понимаю, почему ты согласилась. Или почему его милость не предложил больше. – И толстуха умолкла, любопытно поблескивая глазами в ожидании ответа.

«Жди, жди! – подумала Аллегра. – Так я тебе и сказала!»

Миссис Ратледж первая нарушила затянувшееся молчание. Она недовольно пожала плечами и с презрительной гримаской заметила:

– Впрочем, никто не знает, что творится у него в голове. – Из шкатулки была извлечена еще одна конфетка. – Что же касается твоих обязанностей – будешь работать с остальными горничными. Бери пример с Верити. Она хорошая девушка и достойна подражания. – Пухлые губы внезапно скривились так, что Аллегра подумала: уж не попалась ли миссис Ратледж вместо конфетки лимонная корка? – Мистер Бриггс сказал, что ты умеешь читать и писать, – неприязненно продолжала достойная дама. – Надеюсь, это не даст тебе повода задирать нос перед слугами или пытаться верховодить другими девушками. Учти, если я захочу, то в два счета испорчу тебе жизнь. – И она грозно взмахнула в воздухе пальцем. – Ну а теперь повернись. Надо рассмотреть тебя как следует.

– Да, мэм. – Аллегра скрепя сердце повиновалась. Было бы глупо делать эту женщину своим врагом. И она стала поворачиваться как можно медленнее, чтобы экономка смогла разглядеть все, что пожелает.

Прежде чем спуститься к завтраку, ожидавшему всех слуг, Барбара вручила Аллегре несколько необходимых мелочей: шейный платок, скромно прикрывавший грудь, миниатюрный чепчик, под который убрали тугой узел черных волос, и крахмальный передник. Хотя это был всего лишь повседневный наряд горничной из хорошего дома, он выглядел намного роскошнее того, что девушке приходилось носить в Каролине. Хаммер Прингл скупилась на одежду, почти так же как на еду. Не говоря уже о заурядной доброте.

– Под солнцем твоя кожа спеклась в настоящий пергамент, – брезгливо поморщилась миссис Ратледж и добавила, осуждающе качая головой: – Ты выглядишь просто неприлично. Ну что ж, придется драить тебя песком со щелоком, чтобы смыть этот ужас, – станешь белее самой белой лилии.

Аллегра помрачнела. Она явилась в этот дом, чтобы быть служанкой, а не бледноликим цветочком. Боже упаси! Ее передернуло от внезапной отвратительной догадки.

– Это пожелание его милости? – спросила она. – Ему по-прежнему угодно превратить меня в напомаженную слюнявую кокотку?

– Не забывайтесь, мисс! – Холодные глаза экономки угрожающе сузились. – Его милости угодно видеть вокруг себя пригожие свежие лица молодых служанок. А чем он с ними занимается – исключительно его дело. И не нам с тобой его судить, Господь тому свидетель! Зато мне вовсе не понравится, если он примется точить об меня свой острый язык, увидев твою рожу! Станешь скрести ее два раза в день – и без возражений! Иначе я прикажу поварихе с помощницами, чтобы они проделывали это силой. Ты все поняла?

– Да, мэм, – буркнула Аллегра, понурившись. Однако этот тон явно понравился экономке.

– Будешь вести себя как положено, – снисходительно заметила она, – и твоя жизнь здесь станет весьма приятной. По крайней мере внизу, в помещениях для слуг. – Миссис Ратледж замялась, бездумно вертя пером для письма. – Его милость… То есть я имела в виду… Мистер Бриггс сказал мне, что ты тоже была наверху прошлой ночью. – Она решительно вздернула подбородок и глянула Аллегре прямо в лицо: – Ты все видела?

Девушка утвердительно кивнула, невольно покраснев при одном воспоминании об ужасном унижении Ридли.

– Его милость подвержен неожиданным припадкам. И тебе придется научиться мириться с ними. А также держать рот на замке за пределами Бэньярд-Холла. – Голос экономки стал многозначительным. – Что бы ты там ни думала о подобном поведении, пока мы на службе у его милости, его позор – наш позор. И я не желаю, чтобы в округе про него ползли новые сплетни: довольно того, что болтают и так.

Аллегра снова кивнула, но предпочла промолчать. Миссис Ратледж явно не располагала к расспросам о том, почему Ридли заслужил славу отъявленного труса, как бы ни сгорала девушка от любопытства. Пожалуй, лучше обратиться к Барбаре или Верити: те наверняка с охотой поделятся известными им слухами. И она просто спросила:

– Что я должна делать нынче утром?

– Пусть кто-нибудь тебе покажет, где хозяйские покои. Прошлой ночью он бушевал, как никогда. И теперь там полно работы. Остальных девушек ты тоже найдешь там; они уже начали уборку. – И Аллегру отпустили повелительным взмахом руки.

Однако ей не требовался проводник, чтобы найти комнаты Ридли. Ведь прежде их занимал ее отец. Девушка миновала парадную лестницу, прошла по длинному коридору мимо многочисленных салонов и гостиных на первом этаже и по черной лестнице поднялась на второй этаж, где находились хозяйские покои. Преодолевая этот неблизкий путь, она почувствовала себя довольно странно. И даже попыталась представить себя маленькой Девочкой: как будто крадется тайком по этим коридорам, чтобы заглянуть в кухню и выпросить что-нибудь вкусненькое у добряка повара. Или осторожно, затаив дыхание, следит за своими старшими братом и сестрой. Но воспоминания детства сохранились очень нечетко, безжалостно смытые потоком жестоких испытаний, в который превратилась ее жизнь.

Да и к тому же все в Бэньярд-Холле очень изменилось. Стены покрывали новые панели и незнакомые обои, а вычурная мебель поражала своей безвкусицей – мама ни за что не поставила бы такую у себя в доме. Правда, кое-где ей вроде попадались остатки прежней обстановки – то столик, то кресло, но сказать это с уверенностью она не могла. Да и картины на стенах были совершенно незнакомы. Девушка вздохнула, охваченная внезапным ощущением вины. Ну почему было суждено выжить ей одной? Вряд ли мама чувствовала бы себя такой чужой в своем собственном доме. Или Люсинда. Или Чарли.

Подойдя к дверям в покои Ридли, Аллегра застала за работой не меньше полудюжины лакеев. Они суетились, словно пчелы в разоренном улье, ликвидируя последствия вчерашнего погрома, заменяя изодранные ковры, изломанные стулья и разбитые зеркала. Столяр с помощью шпаклевки и краски пытался восстановить резной рисунок на дверном косяке, а розовощекий юноша старательно отмывал пятно с расписной панели. Аллегра перешагнула через обломки мраморного бюста, валявшиеся у порога, и вошла в небольшую личную гостиную Ридли. Здесь царил такой же хаос, что и в коридоре. Перевернутая покореженная мебель, осколки стекла и фарфора, свечи и подсвечники, раскиданные по всем углам. Из трех горничных, в поте лица занятых уборкой, Аллегра узнала лишь одну – Барбару, которая стояла на коленях возле самой двери. Девушка сжимала в руках нож и отскребала капли воска от полированного пола. При появлении Аллегры она скорчила недовольную гримасу:

– Ты всегда такая неповоротливая? – с упреком спросила она.

– Меня задержала миссис Ратледж. Не обижайся, – ответила Аллегра и удивленно прищелкнула языком, осматривая комнату. – Господи Боже, ну и неразбериха.

– Видела бы ты, что творится в спальне, – сердито фыркнула Барбара и указала на соседнюю комнату. – Он вроде бы пожелал девушку для утех, да передумал, как только ее увидел. Вытолкал взашей, всю в слезах, а потом принялся хлестать кларет целыми бутылками. Нынче утром парни вытащили целую корзину с пустыми бутылками. Его кровать залита так, что не осталось живого места: простыни, полог – все в вине. Даже на оконные занавески попало!

– Разве человек может вложить столько денег в обстановку собственного дома, чтобы потом вот так его громить? – Аллегра недоуменно качала головой. – Не важно, пьяный он или трезвый.

– Да если бы это была его собственная обстановка! Миссис Ратледж сказала, что он и не подумал беспокоиться об этом: просто купил Бэньярд-Холл как есть, и все. То, что ты видишь, принадлежало прежнему хозяину. Барону Эллсмеру.

– Я… слышала о нем, – промолвила Аллегра. – Их родовое имя – Уикхэмы, верно? По крайней мере мне так сказали. – Ей с большим трудом давалось это показное равнодушие. Следовало поскорее научиться слышать имя своих заклятых врагов, не моргнув и глазом. И почему-то вдруг стало ужасно любопытно разведать все про здешние слухи. – А что, Эллсмеры все время владели Бэньярд-Холлом? – спросила она.

– Нет. Перед ними были сами Бэньярды. Давным-давно. От них поместье и получило свое имя. Ну, да теперь-то все они на том свете. И туда им и дорога. Рассказывают, все они были изменниками, предателями короны. Правда, сама я не знала ни одного из этих негодяев. А вот в Ньютоне еще осталось несколько стариков, из прежних арендаторов, которые говорят про их род только хорошее. – Барбара с ожесточением принялась отскребать особо упрямое пятно воска, но вскоре отшвырнула нож и выпрямилась. – Никакого проку от этого не будет. Может, попробовать горячим щелоком с дресвой… – И она кивнула на дверь в спальню: – Там Верити с Мэрджери. Иди помоги им.

Открывая дверь, Аллегра увидела Мэрджери – совсем молоденькую прачку, горестно склонившуюся над большой, закрытой пологом кроватью и взахлеб причитавшую:

– Ох, Верити, да мне ни за что не отстирать эту парчу! И что же теперь делать? – Она кое-как стащила с рамы испачканный полог и принялась снимать простыни.

Верити торчала под самым потолком на складной лестнице. Она на миг отвлеклась от бледно-желтой шелковой обивки, которую отдирала от стены, и вздохнула:

– Ну, опять завелась. Да перестань ты хныкать, Мэрджери. Миссис Ратледж не требует от тебя чуда. Отстирается дочиста – и ладно. А не отстирается – даст Бог, мистер Бриггс уговорит его милость купить новую парчу на полог.

– Как бы не так! – У Мэрджери уже задрожали губы. – Он же только вчера меня отругал. Обозвал тупой, ленивой девкой, которая даже его простыни в чистоте содержать не может. И это после того, как я три раза полоскала их в синьке и стерла себе пальцы до костей… – Она в отчаянии всплеснула руками над грудой парчи на полу: чудесную золотистую ткань грубо пятнали густые алые потеки. – Да разве можно такое отстирать?!

– Мэрджери, слезами горю не поможешь, – увещевала ее Верити. Тут она обернулась к двери и заметила Аллегру: – Вот еще пара рук на подмогу. Это та самая Аллегра, новая служанка в Бэньярд-Холле.

Аллегра приветливо улыбнулась и предложила, не желая оставаться в стороне:

– Давай я сверну эти тряпки, чтобы удобнее было тащить их вниз.

Верити согласно кивнула, и девушка не мешкая принялась за дело, туго сматывая скользкий шелк, пока две другие служанки отдирали его от стен в четыре руки.

– За завтраком у нас только и разговору было, что про тебя, – не выдержала наконец Мэрджери. – И про этого ужасного сэра Генри.

– Мерзкий тип, – пробурчала Верити. – С мерзкими лапами. Я как-то столкнулась с ним на рынке в Ладлоу прошлым месяцем. Так он меня чуть не… – Она не договорила, с отвращением передернув плечами.

– Ни за что не поверю, будто лорд Ридли пришел тебе на выручку, прямо как странствующий рыцарь из сказок, – удивленно промолвила Марджери. – Только не он, который без устали говорит и делает гадости.

– Рыцарь? – презрительно фыркнула Верити. – Фермер Дженкинс сказал нашему Хэмфри, что его милость не принял вызова от сэра Генри. Даже от этого жирного сэра Генри, с которым запросто справится десятилетний пацан! Виконт мог бы побить его одной левой, кабы захотел. Тоже мне, рыцарь!

– Так, значит, это правда? – растерялась Аллегра. – Про то, что он никогда не принимает вызова?

– Я уж не знаю отчего, – ответила Верити, – да только говорят, что стоит ему показаться в Лондоне, как над ним начинают потешаться все кому не лень. И нет ни одного джентльмена, который бы не швырнул перчатку лорду Ридли. Хотя бы для того, чтобы полюбоваться, как он удирает, поджав хвост. Вот послушай: однажды в Ньютоне я сама…

– Хватит! – перебила Аллегра. – Из-за этой болтовни мы никогда не кончим уборку! – Девушка и сама не понимала, с какой стати Ридли вдруг стал для нее столь небезразличен. Пусть себе празднует труса – какое ей дело? И пусть топит свою печаль в вине. Может, ее задело то, что он так молод, красив и богат? И ей претит то, как разбазаривает свою жизнь человек, столь обласканный судьбой?

Она трудилась в ожесточенном молчании, без конца складывала, связывала и заворачивала, пока на стенах не осталось ни клочка шелка. Верити спустилась с лестницы, подхватила охапку ткани и сказала:

– Мы с Мэрджери отнесем это вниз и приступим к стирке. Вон там, в углу, есть чистые простыни для кровати. Как постелешь – спускайся в прачечную, поможешь нам. Пошли, Мэрджери.

Прачка взялась было за оставшийся на полу шелк, но слова Верити напомнили ей о предстоящем непосильном труде. Пухлые губки плаксиво скривились:

– Да мне ни в жизнь это не отстирать! Что я скажу, когда он снова начнет придираться?

«Никчемный болван, – с гневом подумала про Ридли Аллегра. – Относится с таким пренебрежением к своему богатству, тогда как у других нет ничего…»

– Может, посоветуешь ему самому заняться стиркой? – раздраженно воскликнула она.

– Тс-с, всполошилась Верити, тыча пальцем в небольшую дверь в углу комнаты. – Он же там! – прошипела горничная.

– Неужели? – остолбенела Аллегра.

– Там у него еще один кабинет. И стоит небольшая кровать… – Верити добавила в полный голос, показывая на гостиную: – Ты пока кончай уборку. И спускайся в прачечную.

– И не вздумай разбудить хозяина, – выдохнула Мэрджери, полуживая от страха.

– Постой минутку, Верити, – окликнула Аллегра. Она сгорала от любопытства. А эта девица, судя по всему, в курсе всех здешних сплетен. – Кто эта Леди Печали? – Душераздирающий тон, каким Ридли произнес накануне эти слова, и отчаянный взор светлых глаз не давали Аллегре покоя.

– Понятия не имею, – пожала плечами Верити. – Ни разу про такую не слышала. Ну, пойдем, Мэрджери. – И обе ушли, оставив Аллегру наедине со своей работой и тревожными мыслями.

Застелить кровать чистым бельем и взбить подушки было для нее делом одной минуты. Девушка привыкла к более тяжкому труду. Без конца поглядывая на кабинет Ридли, она нерешительно качала головой. Конечно, ей больше нечего здесь торчать и следует поскорее спуститься в прачечную. И все же… один мимолетный взгляд. Разве от этого будет кому-то вред? Стоило ей осторожно приотворить заветную дверь, как в ноздри ударил приторный аромат заморских благовоний..

– Боже милостивый! – вырвалось у замершей от удивления и неожиданности Аллегры. Наверняка эту комнату обставил сам Ридли, а не Уикхэм. Потому что человек, превративший особняк Бэньярд-Холл в безвкусное подражание нынешней моде, просто не мог увлекаться подобным стилем! Комната, в которой оказалась Аллегра, была чрезвычайно необычна: никогда в жизни девушка не видела ничего подобного. Лучи утреннего солнца проникали сквозь окна, полуприкрытые сандаловыми ставнями, изукрашенными причудливой резьбой, а на полу лежал толстый пушистый ковер. Цветы, из которых состоял искусно вытканный на нем орнамент, были Аллегре совершенно незнакомы. Единственное кресло возле окна скорее напоминало гору шелковых подушек, наваленных на деревянный остов, нежели обычное седалище для благовоспитанного английского джентльмена. А от непривычных и тем не менее гармонично сочетавшихся ярких цветов наволочек – от шафранных до пронзительно-желтых, – пестревших изображениями алых тропических птиц, так и веяло загадкой и очарованием далеких, неведомых земель.

Еще здесь находилось несколько круглых низеньких столиков, богато инкрустированных перламутром, три или четыре легких стула с прямой спинкой из резного тикового дерева, с обитыми шелком мягкими сиденьями и целая вереница вырезанных из слоновой кости игрушечных слоников, выстроившихся на каминной полке. Множество канделябров, ваз и кувшинов, украшавших кабинет, были также заморской работы: их полированная медь пестрела экзотическими узорами.

Но больше всего поразило Аллегру то, что она увидела на стене над камином: обширнейшая коллекция кинжалов и сабель. Их рукоятки сверкали удивительными самоцветами, а гладкая сталь клинков, покрытая девизами и узорами, говорила о высочайшем искусстве создавших их оружейников.

При виде всей этой кучи оружия, от которой исходила смертельная, недремлющая угроза, Аллегра в растерянности прикусила губу. Что же творится в сердце у человека, который сознательно терзает себя таким вот напоминанием о собственной трусости?..

Виконт Ридли, не покрытый одеялом, лежал на узкой жесткой кушетке в дальнем углу комнаты и дышал глубоко, едва слышно. Бледное лицо и простая белая рубашка, контрастировавшие с сочными красками шелковой подушки, создавали странное ощущение беззащитности. Он лежал на спине с закрытыми глазами, вольно раскинувшись во сне. Нигде не было видно веревок, которыми его связали ночью: наверное, лакей позаботился избавиться от них, пока хозяин спал.

Не в силах сдержать любопытство, Аллегра подкралась поближе к кушетке, чтобы рассмотреть спящего получше.

Его высокий лоб был чистым и гладким, как у ребенка, а длинные, загнутые на концах ресницы оттеняли щеки, словно легкий, но густой пух. Ему явно следовало побриться, но это нисколько не умаляло привлекательности правильного худого лица. Синеватая тень отросшей щетины начиналась почти у самых ушей и спускалась на подбородок, охватывая губы темным овалом; Аллегре ужасно захотелось потрогать это место. Его губы – только накануне они изрыгали проклятия и оскорбления и столь жестоко пытались целовать саму Аллегру – казались теперь такими мягкими и чувственными, что вызывали безумное желание наклониться и прильнуть к ним. И она принялась гадать, давно ли миновало то время – если оно было вообще, – когда характер этого человека был так же мягок и чист, как тот облик, что придают ему колдовские чары сна.

«Хотела бы я познакомиться с тобой в те дни, Грейстон Ридли!» – подумалось Аллегре во внезапном порыве. Она бы с удовольствием подружилась с ним, шутила, смеялась и даже немножко пофлиртовала. И тогда, наверное, обменялась бы нежными поцелуями с этими милыми устами. Сложись ее жизнь чуть-чуть иначе – и они могли бы быть соседями.

«Господи, что за глупость!» Собственные дикие фантазии вызвали у Аллегры горькую улыбку. Можно подумать, она впервые в жизни видит мужчину! Надо же, ошалела до того, что грезит наяву! Они живут на разных концах земли, их жизни похожи примерно как день и ночь, и лишь глупая гусыня позволит своему сердцу биться так часто при виде какого-то там красавца.

И все же… Она со вздохом подумала, что это могло бы случиться, а могло бы и не случиться. Чувствуя себя круглой дурой, девушка вернулась к своим более чем дерзким наблюдениям. Украшенный кружевами ворот рубашки был изорван и распахнут чуть не до пояса. Аллегра скользнула глазами от самого подбородка с едва заметной ямкой вниз по шее, к ключицам, к густым жестким волосам, под которыми угадывалась мощная грудная клетка, равномерно вздымавшаяся и опадавшая при каждом вздохе. При виде этого мускулистого торса сердце у Аллегры забилось еще чаще, а взгляд стыдливо застыл, не смея опускаться дальше.

Девушка охнула от испуга, когда стальные пальцы внезапно сомкнулись на ее запястье. Она моментально перевела взгляд на лицо Ридли. Несмотря на то что он лежал точно в такой же позе, теперь в его чертах не осталось и следа сонливости, а сильные пальцы стиснули запястье и заставили Аллсгру наклониться.

Время словно прекратило свой бег. Аллегра затаила дыхание, околдованная тем, что открылось ее взору. Его глаза превратились в два золотистых медовых озера, в переливчатый янтарь, который омывал ее нежным ласковым сиянием. Рот приоткрылся в улыбке, и полные, чувственные губы как бы приглашали к такой близости, о которой было страшно даже помыслить. Она затрепетала всем телом.

И тут на его лицо набежала едва заметная тень – так иногда почти невидимое глазу облако закрывает солнечный диск, – и все изменилось. Янтарь застыл и стал твердым. Теперь его глаза стали глазами тигра, готового к прыжку, и как нельзя лучше сочетались с обстановкой этой странной комнаты. Мягкая улыбка, мгновение назад тронувшая Аллегру до глубины души, превратилась в волчий оскал. Ридли беззастенчиво уставился на ее грудь, а потом взглянул ей в лицо. Он облизнулся – алчный, чувственный, полный угрозы жест.

Внезапно Аллегре показалось, что пальцы, державшие ее руку, стали горячими, обжигающими. Кожу на затылке свело и покалывало от необычной смеси страха и необъяснимых желаний.

– Пожалуйста, милорд… – пробормотала она.

Виконт негромко хмыкнул.

– Милая Аллегра. – Хриплый, возбужденный шепот звучал как у заправского соблазнителя. – Я знал, что рано или поздно ты явишься ко мне. Но даже не надеялся, что ты выскажешь столь откровенную готовность.

Не может быть! Кто дал ему право воображать, будто она явилась, предлагая себя! Ошарашенная, не в силах найти подходящие слова, Аллегра пролепетала несвязно:

– Но, милорд… Я не явилась… Это вовсе не…

– Уж не пламя ли страсти сковало твой язык? – улыбнулся Ридли.

– Вы неправильно поняли меня, милорд, – выпалила девушка, больше всего на свете желая разъяснить столь плачевное недоразумение. Он не должен думать, будто она пришла, чтобы удовлетворить его страсть. Боже упаси, да ей никогда в жизни не придет в голову ничего подобного! – Я… я просто заглянула на минутку в ваш кабинет… проверить, не смогу ли быть чем-то полезна.

– О да. – Его улыбка превратилась в двусмысленную ухмылку. – Ты можешь быть мне чрезвычайно полезна. Как и любая красивая женщина мужчине. И вот ты к моим услугам.