Текст книги "Бомж По Кличке Гандоныч (СИ)"

Автор книги: Швецов Жорж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Но сразу-же, затормозила и закричала – Освободите двери!

Тайку стали выталкивать, и она соскочила на асфальт.

Вагоновожатая вдавила кнопку, створки сдвигались, трамвай поехал.

Тайка прыгнула на ступеньку, нога соскользнула. Но Тайка успела схватиться за чью-то руку.

Трамвай набирал ход и, хотя Тайка, вцепившись мёртвой хваткой, держалась, её медленно затягивало под вагон.

Кричали люди на остановке!

Закричала женщина в вагоне – Ой-ой! Зарезало девушку!

Тайка держалась из последних сил, а в голове билась мысль – "Он же из фанеры! Значит лёгкий! Значит, не задавит!"

Лязгнули колодки тормозов! Из-под колёс сыпанулись искры!

Трамвай остановился.

Тайка шлёпнулась на землю.

В окнах плющились лица пассажиров.

Мужчина, за которого цеплялась Тайка, выскочил из вагона, помог ей выбраться из-под трамвая и подняться.

Платье было испачкано пылью, но Тайка – цела и невредима!

Пассажиры, облегчённо вздохнули. Выдохнули! И заулыбались.

Тайку втиснули в салон, створки сомкнулись и трамвай поехал.

Тайка стояла на перроне и думала о том, что сказать в электричке контролёрам, если будут проверять билеты.

Рубль она потеряла, когда цеплялась за жизнь.

Защипало в носу, на глаза наворачивались слёзы. От обиды, от жалости к себе.

Налетевший ветерок крутил у неё под ногами жёлтый листочек.

– "Откуда?" – удивилась Тайка.

Сморгнула и присмотрелась; это был рубль.

Отец не ругался. Даже обнял и чмокнул дочь в щёку.

– "Маме досталось, наверное" – решила Тайка.

– Сегодня отдыхай! – разрешила Антонина – А завтра, в огород! Картошку полоть.

...

Тайка проснулась.

Голова болела. В пересохшем горле, словно наждаком прошлись.

С трудом сглотнув, села на кровати.

Её мутило.

– Воды?

Николай встал, и пошёл на кухню.

Но от воды стало ещё хуже, и Тайку стошнило на пол зелёной слизью.

– Сука! – Николай ударил жену

Тайка упала грудью в блевотину и стала рыгать.

– Маам!

На пороге спальни стоял старший сын.

– Иди спать, сынок. Маму стошнило, ей уже легче

Николай вернулся на кухню, поставил на плиту чайник и сел за стол.

Тайка встала, и пошатываясь, вышла в сени.

Накинув на плечи халат, и обувшись в калоши, вышла во двор и пошла в туалет.

В стайке мычала, недоенная с вечера, корова.

Задрав халат и ночнушку, села над очком.

Из неё лилось, как после клизмы! Бахали газы, разбрызгивая капли и распространяя вонь! Утробу сводило спазмами, а к горлу подкатывал, судорожный, рвотный ком.

Голова кружилась. Перед глазами плавали оранжевые круги и, чтобы не упасть, она развела руки, и держалась за стенки.

Тайка, вдруг, услышала икоту и протяжные, надсадные стоны. И лишь через несколько секунд, сообразила, что эти звуки издаёт она.

Стало немного легче, и Тайка зашарила левой рукой по ящичку, приколоченному к стенке.

Но бумаги не было.

– Бблядь! – и она подтёрлась ночнушкой.

– "Всё равно стирать!"

Николай заварил чай покрепче. Закурил и вышел на крыльцо.

Из туалета вышла жена, и пошатываясь, и цепляясь рукой за стенку сарая, пошла в баню.

Скинув халат и ночнушку, и зачерпнув ковшом воды из бачка, Тайка присела, и стала подмываться.

Скрипнула дверь и в баньку, пригнувшись, вошёл Николай.

– Коля, не надо! Не сейчас! Мне плохо!

Муж, молча, замкнул дверь на крючок, снял трусы, поставил Тайку раком, и грубо, причиняя боль, засадил!

Омерзительно было всё!

И прикосновения волосатых ног! И потные ладони, впившиеся в бёдра! И чавкающие звуки, издаваемые влагалищем, словно смакующим соитие! И сопение! И хриплый стон! И сгустки спермы, налипшей на волосах, обрамляющих срамные губы.

Николай обтирал обмякший член халатом, и смотрел, как из отверстого влагалища сочится слизь, как сжимается коричневатый кружок ануса.

Удушливой волной накатила похоть, и сжав бёдра жены, дёрнул её к себе! И ткнувшись залупой, ещё торчащего члена, в анус, с силой, засунул в жопу!

Тайка дёрнулась, вскрикнув от боли!

Но он удержал её, прижимая жопу к животу, ощущая, как сокращается сфинктер, пытаясь вытолкнуть член.

Журча в уретре, выплеснулась сперма, и он застонал, захлёбываясь и содрогаясь в конвульсиях!

Оргазм был яркий и насыщенный, и он запомнил, и эти ощущения, и эту покорность, провинившейся и униженной им, женщины!

Осмотрев член, снова обтёр халатом; встал и, надев трусы, вышел из бани.

Тайка хлебала крепкий, горячий чай. Её бил озноб и она стискивала челюсти, чтобы не клацать зубами о кружку.

– Корову подои! И собери мне пожрать на работу! – бросил Николай, вставая из-за стола.

Отведя, двух младших, в садик, и задав посильную работу по дому и огороду старшим, Алёшке и Таньке, пошла на работу сама.

Тайка шла по улице, отвечая на приветствия знакомых, и пыталась вспомнить: во сколько она вчера пришла домой? И как? Но в памяти был провал.

Весь день её мутило, и донимала жажда.

Райка предложила опохмелиться, но Тайка отказалась.

Они разгружали из тракторной тележки комбикорм в приёмный бункер кормораздатчика, и Тайка захотела в туалет.

Закончив разгрузку, бросила плиску, и спрыгнув в бункер, а потом на землю, пошла в туалет.

Живот пучило и, оглядевшись по сторонам, она выпустила газы. Между ягодицами захлюпало липкое и влажное.

– Обосралась, что ли?

Она сидела в туалете, но позывов не было.

Встав, подтянула трусы, и вывернув, и наклонившись, присмотрелась и понюхала.

Белесоватая слизь и запах не аммиачный.

– "Сперма?" – Тайка оторвала страничку от, нанизанного на гвоздь, журнала "Крестьянка", искомкала и промокнула им трусы.

Оторвав ещё одну, подтёрлась, и натянув трусы, и обдёрнув халат, вышла.

Вечером, подоив корову и накормив ребятишек и мужа, пошла в баню, постиралась и помылась.

Это произошло на четвёртый день, когда выветрился хмель, и перестала болеть голова.

Разгрузив, вместе с Райкой, тележку с сенажом, зашли в бытовку и, напившись воды, вышли на улицу.

Яркое солнце слепило глаза, из свинарника вышла Галька и остановилась, зажмурившись.

– Ну чё, бабоньки, скоро обед! – она взглянула на часы, оттягивая рукав халата.

– О, куда это он, с Батрачихой, намылился? – кивнула она, в сторону тракториста, о чём-то разговаривающего с кладовщицей.

– Вовка! – крикнула она – Отъезжай! Разгрузили уже!

– Бесстыжая! Как у неё глаза-то не повылазят? Замужем ведь и дети

И обращаясь к подходящему мужчине – Сосед, а если Тонька узнает?

– Да иди ты, на хуй! Ссука! – рубанул сосед.

Запрыгнул в кабину, вырулил и уехал.

Галька засмеялась – Резкий мужик! И красивый, чёрт, как артист!

– Так он и есть артист: и на гитаре играет, и поёт, и пляшет – усмехнулась Райка.

– Уехал! – спохватилась Галька – Хотела ведь с ним, до магазина ...

– А он приглашал! – ухмыльнулась Райка.

– Куда? – уставилась на неё Галька, но тут до неё дошло, и она похотливо рассмеялась.

Тайка улыбнулась, так и не поняв, Райкиного, намёка.

– Ну ладно, я в магазин, а вы стол накрывайте!

Галька зашла в бытовку и, выйдя, через минуту, с сумкой, ушла.

– Пойду, загоню их – сказала Райка – А ты поставь картошку

Тайка зашла в бытовку, включила плитку и поставила кастрюлю с намытой заранее картошкой.

Сняла халат и, развязав платок, распустила волосы.

По радио шёл концерт по заявкам:

По плечам твоим

Спелым колосом льются волосы,

Только голову,

Только голову запрокинь.

Своей нежностью, своим голосом

Не покинь меня, не покинь ...

Неземной тоской сдавило грудь и из глаз потекли слёзы.

Билась о стекло и жужжала большая, жирная, иссиня-чёрная муха.

Райка не заходила, и Тайка вышла на улицу и, щурясь на солнце, пошла в свинарник. Шагнув в полумрак помещения, замерла от ужаса: в проходе, раскорячившись на полу, белела Райка, а над ней громоздился кто-то огромный, чёрный. Райка взвизгивала и хрюкала от удовольствия.

Тайка стояла, обливаясь холодным потом, боясь пошевелиться.

– Какого хера? – Тайка вздрогнула и обернулась – Ты там забыла?

Прикрыв глаза от солнца, Райка смотрела на Тайку

Наваждение рассеялось.

На полу, в проходе, похрюкивая, развалилась свинья.

Произошедшее настолько испугало Тайку, что за обедом она отказалась от выпивки.

Но на этом, кошмар, не закончился.

Ночью она проснулась от какого-то шороха, как ей померещилось, на кухне.

Гулко билось сердце, отдаваясь болью в висках.

На кухне кто-то был. И этот кто-то, ждал ее. И она не могла, не пойти, несмотря на сковывающий её ужас.

Словно под гипнозом, встала с кровати, и обливаясь холодным потом, и обмирая на каждом шагу, пошла на кухню.

Остановившись в дверном проеме, открыла глаза.

Из противоположной стены, сквозь расплывающееся, в бледном лунном свет из окна, чёрное пятно, выступила женщина в сопровождении двух воинов, вооружённых копьями. Переливалось рубиновыми искрами, плотно облегающее, стройную фигуру, пурпурное платье. Голову украшала, сверкающая золотом, диадема.

Женщина шла на Тайку, вперившись в неё жёлтыми, как у кошки, глазами! Воины шли следом.

Троица прошла сквозь Тайку, и повернувшись, под действием непреодолимой силы, она пошла за ними.

Тайка была уже в сенях, когда на кухне вспыхнул свет.

Наваждение растаяло и Тайка вернулась в спальню

Подумав, что жена ходила в туалет, Николай выпил воды и тоже лёг.

С того дня она стала бояться спать на краю и ложилась у стенки.

Но всё равно, каждую ночь просыпалась в каком-то необъяснимом страхе и подолгу лежала без сна, не открывая глаз.

Днём тоже происходило что-то странное и пугающее, как только она оставалась одна.

За шелестом листвы слышался голос, зовущий её. Сквозь журчание воды, из протекающего крана, пробивался хор, нарастающий по мощности и звучащий с такой силой, что она затыкала уши!

Тайка догадывалась, что это связано с её пьянством, но никому не рассказывала.

Ведь и Райка, и Галька, да и другие свинарки, пили, иногда, запоями! Но ни одна из них, ничего подобного, не рассказывала.

Она сорвалась через неделю, напившись в стельку, на дне рождения у Гальки.

И опять тяжёлое похмелье, и выворачивающая нутро тошнота, и ругань мужа, и понос.

Тайка стояла в бане, не снимая халат и ночнушку, зная, что сейчас произойдёт.

Когда она вышла из туалета и пошла в баню, Николай бросил окурок и пошёл за ней.

– Уже подмылась? Встань!

Она опустилась на колени, уткнувшись головой в пол.

Он тоже опустился, и задрал ей на спину халат и ночнушку, и раздвинул рукой ноги. Спустил трусы и прижал, торчащий член, к анусу.

Оттягивая миг погружения, легонько тыкал членом, уже звенящим от напряжения.

Похоть настолько овладела им, что он не почувствовал, как через нижнюю губу потекла слюна, капая в ложбинку между ягодицами.

Тайку передёрнуло, словно плеснули раскалённым маслом!

А он, не владея собой, всадил член в жопу!

Она закричала и осеклась, закусив губу. По подбородку заструилась кровь.

В каком-то приступе, он терзал её и, вдруг, резко отстранился, испугавшись, что кончит слишком быстро!

Но струйки спермы уже брызнули на ягодицы!

Он встал и, поддёрнув трусы, вышел.

Тайка сидела на полу, уставившись застывшим взглядом в пространство.

Полное безразличие ко всему овладело ею.

С этого дня, словно надломилось, что-то внутри.

Запои становились всё продолжительнее, а промежутки между ними, всё короче.

И однажды, осенним дождливым вечером, она не пришла домой.

Её нашли утром. Мёртвую. В проулке, под забором, в полусотне шагов от дома.

"3/VI. Вчера не было снега. Толька опять не приходил. Вчера было холодно. Сегодня тепло. Солнышко. А вчера стали копать траншею трактором с ковшом на нашей улице. И сегодня копают. Папка матерился вчера, когда с мамкой разговаривал. Он сказал мамке, что копают, чтобы провести водопровод. А нам не проведут. И мы будем таскать воду из колонки. Почему папка матерился? Мы же и раньше таскали воду из колонки. Ещё я слышал, как папка сказал, что это для совхозных рабочих. Я не понял. Мы тоже живём в этом совхозе. И папка работает в совхозе ... А может и нет. Потому что на новый год, мы ездили на ёлку на пятую ферму и мне там дали подарок. А Тольке и другим пацанам из класса подарки дали на ёлке в клубе. Смешно было сегодня. Я даже вышел и посмотрел и послушал. Вдоль траншеи, не с нашей стороны, с другой, шла Клавдия Андреевна. Учительница. Она в начальных классах учительница. Как Римма Павловна. У нас в школу в том году набрали аж четыре первых класса! А с этой стороны шёл дядя Гена. Дядя Гена папкин дружок. А мамка говорит – Собутыльник! ...

Гандоныч хмыкнул и отхлебнул из бутылки – Хм! Пацан то, философ прям!

... Ну вот. Клавдия Андреевна идёт, а дядя Гена тоже идёт и ругает её. Это я услышал, что ругает, когда вышел в ограду. А сначала я увидел, как дядя Гена что-то руками показывал Клавдии. Ну я и вышел. А дядя Гена пьяный! Он матерился на Клавдию и обзывал её. А Клавдия идёт, смотрит на него и улыбается. А он ещё сказал, что она наволочку затылком стирает? Вот мне и стало смешно. Наверно дядя Гена был сильно пьяный. А в траншею не упал. Хотя шатался сильно. Про Клавдию старшеклассники рассказывали. Я потом напишу. И про дядю Гену тоже. Толька идёт ..."

«4/VI. Толька вчера приходил и сказал, что его родители отправляют к дядьке в гости. Ну дядька, приехал к ним и заберёт его. Дядька Толькин живёт в райцентре, от нашей деревни километров 30-ть. Я спросил, а долго он будет у дядьки, а Толька сказал, что не знает. Потом Толька ушёл. Наверно долго. Он два года назад был у дядьки и потом рассказывал много всякого и что ему у дядьки нравится больше, чем дома ... А у меня больше нет такого друга – закадычного. Есть друзья, Серёжка, Комар, Жорка и Юрка, но они не закадычные. А у нас с Толькой даже дни рождения близко, разница всего два дня. Правда я старше Тольки на год. Я пошёл в первый класс и через месяц мне было 8-мь. Я болел. Меня перед первым классом отвозили в город, и я там лежал в больнице. У меня колено болело сильно и мне там делали операцию. Теперь не болит. Я там с девчонкой подружился. Мы в одной палате лежали. Ей тоже делали опреацию. Я помню её имя – Оля. Ещё я помню, как улыбались взрослые, когда мы вместе бегали в туалет и говорили жених и невеста Я только фамилию не помню А Оля красивая девочка, я даже немного влюбился в неё ... Сегодня я только два раза ходил в туалет и д....л. картинок нет и я представил историчку, как трогал за ж..у и щупал за большие титьки. не стыдно сегодня нисколечко»

"10/VI. Были тёплые дни. Даже немного жарко было. Я эти дни помогал мамке. Она учила меня полоть редиску. Мне казалось, что все стебельки одинаковые, а мамка показала где лебеда, где осот, где вьюнок, а где редиска. Всё равно я выдёргивал и редиску, а траву пропускал. Но мамка не ругалась. Ещё мы с нею вытаскивали из погреба бочки из-под капусты и мыли их и оставили сушить, и в погребе убрали землю и глину, которые обсыпались за зиму. Папка мамку называет хохлушкой. Говорит хохлушка упрямая. А мамка называет папку кацапом и москалём. Это они так обзываются, когда спорят из-за чего-то. Но всё равно папке нравятся побасенки, которые мамка рассказывает, которые ей рассказывала бабушка, мамкина мама. Бабушка тоже хохлушка. Папка даже просит иногда мамку рассказать побасенку, где ни хохла, ни полхохолка. Мамка уже много раз их рассказывала, я потом напишу какую-нибудь одну. Я вспомнил сейчас, когда я учился в третьем классе у нас была маёвка – это такое гулянье на первомай, когда взрослые гуляют на природе. И нас тоже берут на эту гулянку. Ну гуляют, выпивают только взрослые, а мы носимся по поляне и по околку. Тогда мамка вспомнила детство. Это папка так сказал. Мамка взяла и залезла на берёзу. Невысоко. И стала звать папку. А он сидел и выпивал с другими. Я стоял под берёзой и мне было страшно. Потому что мамка сказала папке, что сейчас упадёт. А папка заматерился и сказал, чтобы не позорилась и слезала. А мамка тогда взяла и спрыгнула. Упала на траву и заойкала. Потом села и сказала, что ногу подвернула. А папка опять заматерился, развернулся и пошёл к другим. Я хотел помочь мамке встать, а она встала и пошла за папкой и даже не хромала. А вчера мы ещё спали, а к нам пришёл дядя Гена. У папки в субботу был выходной и у мамки тоже. Они спали, а я просто валялся. Дверь скрипнула, и кто-то вошёл. Было уже светло и дверь в сенках, которая на улицу, не была заперта на крючок. И дверь в квартиру тоже не была заперта. И дядя Гена вошёл. Я сразу узнал по голосу, когда он спросил – Есть кто дома? Папка и мамка наверно уже не спали, потому что папка сразу ответил – Это ты Генашка? А дядя Гена сказал, вставай дружок, я пива принёс. Мамка что-то шептала папке, но я не разобрал. А папка спросил – Как там погода на улице? А дядя Гена ответил – Сегодня ништяк! Солнышко. А мамка опять зашептала папке, и я услышал, что зачем дядя Гена ругается, что я услышу, что не сплю, а папка цыкнул на мамку и встал. Дядя Гена по молодости сидел в тюрьме за воровство и был блатным и с наколками. У папки тоже наколки есть, но он в тюрьме не сидел. Папка родом с Волги и рассказывал, что был в каком-то шалмане, и даже был атаманом. Но папка рассказывал это когда выпивал, а трезвый не рассказывал. А дальше неохота писать. Они напились. Папка и дядя Гена. Папка ходил два раза в магазин. За водкой. А дядя Гена курил на крыльце. У него денег на выпивку не было. Мамка ушла к тёте Соне. Они работают вместе. А я остался дома. Я сидел в комнате и услышал, что они стали ругаться. Пака и дядя Гена. Нет. Матерился папка, а дядя Гена что-то бурчал. Потом кто-то кого-то ударил. Такой шмяк, когда по лицу бьют ладошкой. Я выскочил из комнаты. Папка сидел на своём стуле за столом и дядя Гена тоже. Вдруг папка заскрипел зубами, вскочил и три раза, сильно ударил дядю Гену кулаком в лицо. У дяди Гена голова болталась и стукалась об стенку буфета. Папка сел и злыми глазами смотрел на дядю Гену – Получил, ссука! Прошипел он и снова заскрипел зубами, и опять вскочил, и три раза ударил дядю Гену в лицо кулаком. Папка сел и налил себе водки. А дядя Гена вырубился. Папка выпил водку и сказал мне – Уведи этого! Или я убью его! – и опять заскрипел зубами. Дядя Гена маленький, щуплый и ростом не выше меня. Я хотел взять его руку и закинуть себе на плечо, но он качнулся и чуть не упал со стула. Папка вскочил, оттолкнул меня и с размаху два раза ударил ладошкой по лицу дядю Гену. Дядя Гена замычал и открыл глаза. Я потянул его, и он встал, и я вышел с ним на крыльцо и повёл его за ограду и довёл его до его дома. Я довёл его до крыльца, и он сел на ступеньки, а я ушёл. Когда я пришёл домой, папка спал на диване, а мамка убирала со стола и мыла посуду и пол ... Не хочу больше писать сегодня ..."

"13/VI. Жарко. Солнце печёт и на речке уже купаются пацаны. И я купался. Толька ещё не приехал от дядьки. Серёжка и Жорка уехали в пионерлагерь. На месяц. Юрка и Комар ходят в группу. Она не продлённого дня, как когда ходим в школу, но тоже самое. Только нет уроков. Они там играют в какие-то хороводы, читают книжки, ходят в столовку. И так до четырёх часов. Потом их отпускают домой. Я приходил к ним два раза. Скукотища! Я хотел рассказать про Клавдию Андреевну. Сегодня напишу. Сегодня я рано встал. Но папки и мамки уже не было дома. Я сразу сходил в туалет и под....л. Представил пионервожатую Наталью. Вообще она Наталья Сергеевна, но мы её зовём Наталья. Между собой! Наталья молодая. Ей 21-н год. Она красивая и стройная. Когда она в трико, и в футболке, и с пионерским галстуком, и в пилотке ... Вот такую я её и представляю себе. А старшеклассники говорят, что у Натальи пилотка аппетитная. Я не понимал, как пилотка аппетитная? А потом, Пашка Штейн, он уже в восьмой перешёл, объяснил нам, пацанам, что пилотка – это пи.да! Про Клавдию рассказывал, тоже Пашка Штейн, что она еб..ся со всеми подряд. Вот к нам приезжают на лето азербайджанцы. Строители. Они строили у нас коровник, летники и ремонтировали клуб. Пашка говорил, что на Клавдию все лазили! У Клавдии нет мужа. Только дочь. Но она уже большая и живёт в городе"

Гандоныч скривился и отхлебнул водки. Два глотка. Занюхал куском хлеба и откусил от палки сервелата. И вспомнил ...