Текст книги "Лица"
Автор книги: Ширли Лорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Папа, отдай, пожалуйста, чек и письмо. Я хочу заняться этим сама.
Он смотрел на дочь через зеркальное отражение. На этот раз он ответил сухо, даже холодно:
– Оставь его мне. Я уже навел кое-какие справки. Все, что выясню, сразу расскажу, если, конечно, найду что-нибудь. Я обещаю. – Больше он ничего не сказал. Через полчаса хлопнула дверь. Джо снова проводила машину взглядом, пока та не скрылась за поворотом.
Готовясь долго копаться в пыльном гараже, Джо надела старую майку и джинсы. Напрасное беспокойство. Не успев включить свет, Джо уже знала, что сейчас увидит. Сундук исчез.
4
Наконец он понял, кого она напоминает. Нечто среднее между двумя в прошлом блистательными актрисами. Большой чувственный рот и стройная гибкость Лорен Бейколл в «Иметь и не иметь» и сиянье золотистых тонов Риты Хейворт в «Джильде». Кэл Робинсон частенько смотрел эти фильмы долгими ночами, устав от тщетной борьбы с бессонницей, и нет-нет да и задумывался о том, что, будь возможность поработать с ними обеими в пору расцвета, он согласился бы родиться пораньше. Современным звездам далеко до их очарования, их искрометной и такой земной сексуальности.
Странно, но он не обратил на девушку внимания, когда делал заказ. Заказывал он, приезжая сюда, всегда одно и то же: печеного краба, тарелку жареных креветок и графин любимого сономского вина. Каждый раз, оказываясь в Мендосино, Кэл становился сам не свой. Вот и в этот раз нахлынули воспоминания, и слишком много здесь «природы» – бескрайние леса с их живностью и такой же бескрайний океан.
Сколько раз зарекался он не ездить сюда, но всегда что-то тянуло его в эти места. Видно, есть в нем эдакая склонность к мазохизму, думал Кэл, если снова и снова он возвращается в город, который пытается забыть вот уже двадцать лет.
Здесь и работа шла не лучшим образом, и снимки выходили грустные. Он не чувствовал ракурс, и редактор из «Таун энд Кантри» тоже не помогала. Женщина властная и импульсивная, она тем не менее не выдала ни одной оригинальной идеи из своей суперстильной головы. Вряд ли она сидит с ним тут просто так, от нечего делать. Зачем они вообще решили освещать Китовый фестиваль, одному Богу известно.
«Не забыть бы позвонить Пони, – отметил он в уме. Пони был агентом Кэла. – Пусть не берет больше заказов, сколько бы ни предлагали. И на будущее – никаких выездов в район Мендосино».
За едой Кэл внимательно наблюдал за девушкой с фантастической фигурой, которая принимала и разносила заказы. Управлялась она быстро и ловко, только с некоторыми столиками никак не могла разделаться. О причине нетрудно было догадаться. К досаде своих спутниц, многие посетители мужского пола старались заболтать девушку, чтоб она подольше побыла у столика. Кэл собирался сделать то же самое.
Он заметил, что в свободную минутку она любила прильнуть к большому окну, вдохнуть полной грудью, всматриваясь в необъятные дали океана. Ветер гулял в густых зарослях синих и белых люпинов, разросшихся до самого обрыва. А там, десятью метрами ниже, волны прибоя бились о прибрежные валуны, посылая серебряные брызги высоко в воздух.
«Никогда не поворачивайся спиной к океану. К западу от Мендосино волны каверзные, у берега иногда по полтора метра, можно и не выплыть». Голос отца до сих пор стоял у него в ушах, хоть прошло столько лет. Предупреждение он вспомнил, когда было уже поздно. Огромная волна накрыла собой медовый месяц, ставший трагедией.
Кэл допивал вино, когда прекрасное создание подошло к его столику.
– Можем предложить отличные десерты – черничный, малиновый… фирменное блюдо – ромовый пирог.
– С травкой ничего нет?
На лице у девушки ничего не отразилось. Должно быть, она слышала это в сотый раз. Зевая про себя, она спокойно ответила:
– Травку здесь не подают. Десерт будете брать?
Чтобы еще посидеть в кафе, он опять заказал графин вина. Хотелось рассмотреть ее, когда поменяется освещение: в Северной Калифорнии ясный день мгновенно переходит в ночь. Пожалуй, официантка стоила бы потраченной пленки. В отличие от других фотографов Кэл редко принимал такое решение по отношению к кому-либо далекому от шоу-бизнеса. Если какой-нибудь уважаемый им человек приводил к нему девушку – это одно. А самому носиться по самым неподходящим местам, выискивая «лицо», как это делают некоторые голливудские таланты, он не собирался.
В половине десятого девушка ушла на кухню и не вернулась. Вместо нее появилась официантка с мышиным лицом и, строго спросив Кэла, хочет ли он чего-нибудь еще, положила чек на стол, не дождавшись ответа.
– А где девушка, которая меня обслуживала? – спросил он, расплачиваясь у кассира. – Я хочу ей оставить чаевые.
Кассир криво ухмыльнулся:
– Сегодня она ушла пораньше. Можете оставить деньги в подносе, завтра заберет.
В досаде и растерянности Кэл вышел на улицу навстречу морскому ветру, растрепавшему волосы и задувшему под пиджак. Уже у машины до него донесся женский крик: «Оставь меня в покое, болван!» Вглядевшись в темноту, он увидел, как «его» девушка пытается отвязаться от парня, пристававшего к ней еще в ресторане.
Кэл не любил вмешиваться в чужие дела и в чужие проблемы, но что-то в этой девушке определенно требовало внимания. Спокойной походкой с безразличным видом он подошел к парню и ледяным голосом произнес: «А ну-ка убери руки от моей девушки, а то сейчас поплывешь вместе с китами. И лучше не спорь!» Парень был покрупнее Кэла, но сказанного оказалось достаточно, чтобы он отпустил ее.
– Тебе повезло. – Парень был пьян. – Гостеприимное у вас местечко… – Он икнул. – Такими девочками нужно делиться. С такими формами… – Кэл не дал ему договорить. Без труда крутанув пьянчужку пару раз, он забросил его в придорожные кусты. Он твердо взял девушку под руку и повел ее к своей машине.
– Спасибо, – сказала она без тени благодарности в голосе. – Я умею справляться с пьяными, но у вас быстрее получилось.
– Не стоит благодарности. Мне повезло. Я сам хотел поговорить с тобой, а ты вдруг испарилась. Давай доберемся до города и выпьем что-нибудь вместе.
– Не теряйте времени, – последовал глухой ответ, почти утонувший в морском шуме.
Так, значит, мы независимые и нам никто не нужен? Скоро он изменит ее отношение к себе, подумал Кэл. Дверь ресторана резко отворилась, и лицо девушки неожиданно попало в яркий круг света. Кэл содрогнулся.
Пьяница поднялся и, шатаясь, направился в их сторону. Кэл открыл дверцу машины, и, как он и ожидал, красотка села внутрь. На ее лице читалась напряженность.
– Это не то, что ты думаешь, – сказал он, выехав на шоссе. – У меня есть интересное деловое предложение. В городе поговорим.
Новая знакомая продолжала сидеть выпрямившись, как телеграфный столб. Ясно, что она не верила ни одному его слову. В самом деле, с чего бы ей верить? Должно быть, она получает предложения по двадцать раз на дню. На горизонте уже мерцали огни Мендосино, который, как волшебный городок, вырос на самой вершине сказочного мыса.
Кэл остановил машину у любимого бара рядом с пожарной станцией.
– Предлагаю все обсудить за стаканчиком содовой.
Девушка сухо кивнула и вышла вслед за ним. За беседой прошло уже добрых тридцать минут, а новая знакомая так и сидела скованная, натянутая, как стрела. Трудно поверить, что он, Кэл Робинсон, признанный в стране фотограф, так распинается перед незнакомой странноватой девчонкой.
Поведав ей о том, что он фотограф из Сан-Франциско и работает на Даун энд Кантри», Кэл получил в ответ лишь едкую ухмылку, еще хуже той, что скривила лицо кассира. А когда он попробовал сказать, что в ней определенно что-то есть, на него смотрели уже с откровенным цинизмом.
– Ты, наверное, уже слышала все это?
– Ага, – ответила девушка, даже не потрудившись повернуть к нему голову.
– Но ведь не от профессионала. А если я готов неплохо платить за снимки?
Она опять усмехнулась.
– Мне платят хорошо, а всех денег не заработаешь.
– Хочешь травки?
– Никогда не притронусь к этой дряни. – Девушка наклонилась за сумочкой, собираясь уходить.
К пущей досаде, в окне бара появилась знакомая редакторша Кэла. Она явно шла к нему.
– Привет, Кэл. А я все думаю, где ты пропадаешь? В гостинице оставила тебе сообщение. – Оглядев спутницу Кэла с головы до ног, она протянула вперед руку: – Тоня Брэйс, я работаю в «Таун энд Кантри».
– Алекса Шепвелл. – Она пожала протянутую ей руку без энтузиазма.
«В конце концов, Тоня не всегда бывает некстати», – решил Кэл, когда та снова затараторила:
– Не зря говорят, что ты лучший в Штатах. И как ты отыскал Алексу? Она отлично выйдет в красном бикини.
Кэл покачал головой:
– Да вот не знаю. Мы с Алексой только что столкнулись друг с другом. Мне кажется, ее это не интересует…
Редакторша склонила голову набок, считая, видно, что так делают все незаурядные мыслители.
– Разреши позвонить в Нью-Йорк начальству. Надо доложить о такой ценной находке. А ты еще жаловался, что перевелись хорошие модели.
Ни Кэл, ни Алекса не приглашали Тоню остаться, и, обменявшись с ними парочкой любезностей, она вскоре ушла. Проводив ее взглядом, Алекса подалась вперед. Наконец-то появились признаки интереса.
– Значит, вы в самом деле работаете в «Таун энд Кантри»? А я вам не поверила.
«Хочет выговориться», – подумал Кэл, потому что сдержанность и холодность сменились хлынувшим наружу потоком слов:
– Я здесь месяца полтора… работала вместе со съемочной группой в лесах, к Западу от Элк…но… моя роль была совсем небольшой… – Она нервно сцепила пальцы. – Одним словом, обещали много, но ничего из этого не вышло…
Чем больше она говорила, тем больше раскрывалось Кэлу ее настоящее «я» – хрупкой, ранимой девушки, и все более зачарованно разглядывал он ее замечательную фигуру.
– Ты устала?
– Нет, ни капельки не устала, – затрясла головой Алекса. – А что?
– Ты знаешь, вдруг захотелось щелкнуть тебя пару раз «Полароидом». Здесь направо есть одна комнатка, туда никто никогда не заходит. Тогда я беру фотоаппарат, встретимся через десять минут. Причешись и будешь совсем в порядке.
Уж не сошла ли она с ума? Сколько раз зарекалась, и так глупо поверить очередному «фотографу», толкующему о «потенциале» и оригинальной внешности? И почему Кэл Робинсон должен отличаться от Пола Уиттена?
Она сбежала от того психа с кнутом и от Уиттена, чтобы остаться одной. Зарабатывать немного денег и ночью гулять под звездами, слушать океан, собирать люпины и маки и ставить их в своей комнатке у кровати в банку из-под кока-колы. И голова не уставала от напряженной работы, только и всего что запоминать заказы обедов и ужинов.
И все же… все же… Алекса захихикала, расчесывая волосы. С той минуты, как они с Барб двинулись на север, ее не оставляла уверенность в том, что она едет навстречу удаче. И эта уверенность не покидала ее даже в последний, самый неприятный, день.
Чак и Лонни – те, что встретились двум искательницам приключений у Морского Ранчо, оказались неплохими ребятами. По иронии судьбы Алексе не пришлось выдумывать причину начать поиски съемочной площадки. Наоборот, Чак и Лонни сыграли ей на руку. Оказалось, что они побросали работу и двинулись на север, прознав как-то за стаканчиком вина, что будет сниматься фильм о «Длинном Лесорубе» – легенде побережья, самом быстром и ловком. На этом ребята рассчитывали заработать. «Для таких, как мы, там дело найдется – показать им, как обращаться с секирой и с двойным калифорнийским горьким», – ржали Чак и Лонни в дыму марихуаны.
Алекса даже не взглянула на подругу, зная, что та не замедлит воспользоваться случаем – если ребята понравились ей. А они точно понравились, особенно Чак. Алекса низко наклонилась над кружкой, пряча ухмылку, когда Барб подвела черту:
– Значит так, считайте, что вам подвалила удача. Это как раз то место, куда мы сами едем. Фильм делает мой отец. Вернее, фильм делается на его деньги. Так что, если не хотите опоздать, пора двигать.
На первый взгляд эти ребята никогда не могли оказаться на месте Багси и Дэйва – на побегушках у двух капризных девчонок, но хватило и дня, чтобы переделать их в таковых. Чак и Лонни оказались как нельзя кстати: без них было бы куда трудней отыскать киноплощадку в глубине лесов между Гуалалой и Мендосино, где прославился Длинный Лесоруб.
Может, оттого, что место было совсем дикое, а Чак и Лонни чувствовали себя тут как рыба в воде, а может, из-за протекции Барби искателям приключений был оказан королевский прием. Даже Катлин О'Хаган выползла из трейлера, чтобы изобразить радость.
Последующие сорок восемь часов все шло отлично, только Барб могла иногда поворчать насчет того, что съемки продвигаются черепашьим шагом. Действительно, Алекса и представить себе не могла, как долго шлифуется каждая, даже совсем небольшая сценка. Но действо не могло наскучить ей, напротив, оно завораживало. Сразу стали понятны разговоры о долларах и бюджете. Все приобрело реальные очертания – трейлеры, где жили звезды, гардеробы, походные кухни для вечно голодных операторов, масса ассистентов и не меньше полусотни дублеров. Любой из дублеров был выше всех мужчин, какие когда-либо встречались Алексе. И, конечно, она влюбилась в сам сказочный лес, волшебное красное дерево.
Среди киношной братии в лагере жил еще старик лесоруб, приглашенный режиссером для проверки «достоверности». Рассказы старика переносили Алексу в далекие времена золотой лихорадки, когда первые лесорубы приехали в графство Мендосино. Так на берегу быстрой речки возник городок Гуалала. «Один за другим падали гигантские стволы, и быки весом больше полутонны тянули их к воде. Там они ждали паводка, который нес бревна вниз по реке на лесопилку…» Глядя, как преображались артисты, облачаясь в костюмы старых времен, Алексе хотелось слушать и слушать дальше, прокручивая назад колесо истории.
Насчет маленькой роли в фильме Алекса говорила неправду. Едва она успела свободно вздохнуть, на съемки приехали Пол Уиттен и Пол Груен.
Алекса уже решила, что делать, когда это неизбежно произойдет: играть в сиамского близнеца подруги Барби, не отходить от нее ни на шаг – чтобы ни один, ни другой до нее не добрались. Но от Барб помощи оказалось мало. Ее симпатии к Чаку выросли до невероятных размеров, и чем больше росла ее привязанность, тем выше задирал нос объект любви. «Типичная реакция мужчины», – решила Алекса.
В любом случае о Груене не пришлось беспокоиться – со дня прибытия до самого отъезда он вел себя так, будто они никогда не были знакомы. С Полом Уиттеном оказалось гораздо сложнее.
Он встретил Алексу холодно и сперва не обращал на нее внимания. Теперь, причесываясь в пятый раз и расстегнув пару пуговиц на кофточке, она скорчила гримасу. В лагере было хорошо, казалось, что вот-вот произойдет чудо и, как случается в мелодрамах, кто-то заболеет. Ее, знающую наизусть каждую сцену, вытащат из мрака неизвестности, и картина будет спасена. Однако этого не случилось. И, похоже, теперь никогда не случится, конечно, если один из Полов сможет помешать ее дальнейшей карьере.
Из-за Чака Барб не желала покидать площадку, а оставалась в одной из дублерских палаток. Таких палаток Алексе тоже еще не встречалось. Человек среднего роста мог спокойно встать в ней, не наклоняя головы. Рядом полагалась душевая палатка. Внутри – специальный походный ковер и особые спальные мешки, удобнее, чем ее собственная кровать.
Но приехал мистер Уиттен, и жизнь изменилась. В первый же вечер между отцом и дочерью произошел скандал: кукла Барби ночует не в гостинице вместе с высшим эшелоном, а болтается в лесу. Узнав же, что причиной является Чак, Уиттен решил эту проблему, как решал большинство своих проблем. Он «купил» его. Всю компанию, включая Лонни, отвезли в городскую гостиницу, и там, голосом не терпящим возражений, он объявил Барб, что здесь ей и надлежит жить, и максимум – пару недель.
Всю ночь она проплакала, жалуясь Алексе. Только две недели веселой жизни – и она едет в Женевскую школу переводчиков, нравится ей это или нет. Уиттен ясно дал понять, что в случае сопротивления поблажек можно больше не ждать и даже «автоматическому пользованию» домом в Санта-Барбаре придет конец. Выбора у Барб не было, потому что с матерью отношения совсем не складывались.
На следующий день Барб заявила подруге, что собирается проникнуть в особняк и забрать свои украшения, чтобы продать их и уехать с Чаком. Она без ума от него. Когда папа поймет, что у них все серьезно, он наконец перестанет считать ее ребенком.
Алекса попыталась отговорить ее. Может, поэтому Барб и свалила на нее вину за то, что случилось потом. Даже сейчас Алекса не понимала, как это Барб могла поверить, что она клеится к ее отцу. Наверное, во всем виновата травка, которая в больших количествах выкуривалась каждый вечер и которая в конце концов дала о себе знать.
Кажется, все случилось три года, а не три недели назад. Пол Уиттен без стука заявился к ней в номер, когда она сидела в душе. Он сам бросил ей полотенце и сказал, что пришел поговорить о Барб. Но не успела она обернуть полотенце вокруг себя, он бросился на нее, как сумасшедший.
Полотенце упало на пол, а Алекса так обалдела, что его пальцы побежали вниз по мокрому телу прежде, чем она успела отшвырнуть его от себя. В ту же минуту дверь распахнулась, и на пороге появилась Барб. Бледная и дрожащая, она осыпала обоих всеми возможными ругательствами и, бросившись на отца, вцепилась ему в горло. В истерике Барб визжала, что он разбил ее жизнь и что убьет сначала его, а потом себя. Уиттен не без труда стряхнул с себя дочь и выпихнул ее в коридор, и слава Богу, больше она не видела ни одного ни другого.
Секретарша Пег потом рассказала, что Уиттен вручил Чаку и Лонни два билета в один конец на Аляску и устроил их на работу, дающую сорок тысяч долларов в год при условии, что ни один из них никогда не увидится с Барб. Алекса еще несколько раз звонила Барб, но та больше не захотела иметь с ней ничего общего.
У Кэла Робинсона захватило дух. «Полароид» не обманул его. Алекса Шепвелл необыкновенно хороша. От нее было не оторвать глаз, ее тело будило самые необузданные фантазии. Часто все это терялось на пленке, но не в случае с Алексой. Он был прав, здесь чувствовался мировой класс. Само собой, это только пробные снимки, надо еще пофотографировать здесь, в Мендосино, а еще лучше в его студии в Сан-Франциско.
Кэл небрежно протянул ей несколько снимков.
– Что вы думаете? – спросила Алекса не глядя.
– Я не думаю. Я знаю. Ты можешь стать супермоделью. Тебе надо будет поехать со мной в Сан-Франциско, когда я закончу с заказом.
– Сколько вы платите? – Алекса смотрела с явным подозрением. – Моя мать была моделью. Я хочу, чтоб мне платили по существующим расценкам. – У нее был такой сосредоточенный вид, что Кэл едва сдержал улыбку.
– И какие сейчас расценки? – Он видел, как ей хочется выглядеть взрослой.
– Ну, мама была профессионалкой… Она имела… – Алекса лихорадочно пыталась вспомнить, но не смогла. – Сто долларов в час, – рискнула она. Кэл пристально посмотрел ей в глаза, но Алекса ни капли не смутилась.
– Сколько тебе лет, Алекса?
– Восемнадцать, почти девятнадцать… – прибавила она год.
– Ну так сто в час тебя устраивает?
– Я думаю, да.
Он улыбнулся Алексе неожиданно приятной улыбкой.
– Я уверен, что к девятнадцати годам ты будешь получать гораздо больше, – помолчал он, подмигнул ей и добавил: —…вот только не знаю, когда это будет – в этом году или в следующем.
Шутка была проигнорирована.
– Когда мы едем?
– Когда здесь все закончу, через несколько дней.
– Можно мне сняться в красном бикини, о котором редактор говорила?
Есть же люди, принимающие шутки Тони всерьез.
– Нет, – мягко ответил Кэл. – Тебя мы прибережем для более важных снимков. Ты вполне можешь попасть на обложку в следующий номер «Вог».
«Он даже не пробовал притронуться ко мне», – думала Алекса через час, выключая свет в своей комнате, которую отвели ей при ресторане. Она лежала так тихо, что было слышно, как вдалеке волны бьются о мыс. Не будет ли ошибкой снова метнуться в новом направлении? Бросить полюбившийся мир, полный покоя и свободы? Она понимала, что этот путь ведет в тупик, но здесь нет боли… Правда, пройдет время, и такая жизнь перестанет приносить радость. Что-то в Робинсоне притягивало ее. Этот не играл на нервах, как Пол Уиттен. Кажется, Кэл воспринял ее всерьез.
Сразу принимать решений не надо. Эту неделю он еще пробудет в Мендосино, а там будет видно, какого рода у него к ней интерес – профессиональный или личный. Она предпочитает профессиональный. Если Кэл не обманет ее ожиданий, Алекса поедет с ним в Сан-Франциско работать над тем, что он называет «индивидуальным портфелем». Оставаться моделью она не собирается, на этот счет взгляды у нее не изменились. Но за несколько недель неудавшаяся актриса стала более трезвой и жесткой – по крайней мере, сама она надеялась, что это так. Карьера модели может принести ощутимые деньги, Кэл не зря повторял это.
Алекса закрыла глаза и поклялась себе сниматься не дольше, чем потребуется на то, чтобы накопить на скромную, но независимую жизнь. Она вернется в Мендосино и купит художественный салон или сувенирную лавку. Если нужной суммы не наберется, будет торговать только в сезон. Так делали многие, кого она здесь узнала. В крысиной возне из-за денег легко забыть, зачем они вообще нужны, но она этого не допустит.
Прежде чем заснуть, Алекса снова подумала о маме, о ее маленьком смелом сердце.
– Я добьюсь этого, мама, – прошептала она в темноте. – Добьюсь ради тебя.
– Малышка, может, хватит извиняться? Успокойся и говори медленно. Ты мне совершенно не досаждаешь. Я хочу тебе помочь, ты слышишь? Давай снова все сначала.
Голос у Майка Таннера был такой добрый, и, как ни пыталась Джо сдержаться, слезы все лились и лились. Слишком долго она носила их в себе.
– Извините, – снова слабо произнесла она. Худой жилистый человек, больше похожий на бледного от научных занятий профессора, чем на здорового калифорнийца и газетчика, протянул Джо платок с большим чернильным пятном.
– Вот так лучше, – улыбнулся он, когда Джо в конце концов рассмеялась над собой.
Майк поднял наверх очки – как всегда, когда хотел сосредоточиться – и по-братски положил свою руку поверх ее.
– Альф Виктор еще не говорил со мной, но я вспомнила, как называлось агентство, через которое до него мама находила работу лет пять-шесть назад. Я позвонила, там была Магда Дюпол или Дювал или что-то в этом роде… но они уже давно о ней не слышали. Они думают, что ей пришлось вернуться в Европу, что-то с документами оказалось не в порядке.
– Так как ее фамилия, Дюпол или Дювал?
– Я раза три звонила. Каждый раз трубку брал новый человек. Никто ее как следует не помнит, кроме владельца, а владельца поймать не удалось. Люди за это время сменились.
– Ты уверена, что в письме Магда просила твою маму надеть шляпу и темные очки? – Джо нервно ухватилась за край стола, и внезапно Майку стало ужасно жаль ее.
– Да, Майк, да. Это-то меня и насторожило. Господи, жаль, что не могу вам показать письмо. Папа все говорит, что оно ему нужно, но это просто отговорки. Зная его, можно считать, что оно потерялось. Но я помню слово в слово. Зачем маме бояться, что ее узнают? Если письмо от мужчины… но мужчина никогда такого не напишет. – Джо постучала пальцами по столу. – Может, она скрывалась от кого-то? Но это просто ерунда…
– Да, неубедительно. – Майк взглянул на чек. – Во-первых, выясним, что это за «Фонтан» и где он находится. Это не составит труда. Я думаю, ты права, второй чек – тот, что у твоего отца, – был последним взносом, а этот – авансом. Может быть, чек вовсе не на товар, а на какие-нибудь услуги. Возможно, «Фонтан» – это курорт или санаторий.
– Но почему мама держала все в секрете?
– Мне тоже непонятно. Тем более ты говоришь, что она любила поболтать с вами о работе, о покупках, диете и других женских делах.
Добрый взгляд Майка опять остановился на веснушчатом лице юной помощницы, с отчаянием смотревшим на него. Скорей всего, разгадка у всей этой истории не так уж сложна – вероятно, тут замешан мужчина. Но, судя по словам Джо, такой ответ не разбил бы ее сердца. В рассказе Джо ее отец явно не был образцовым семьянином. Ей нужно помочь и как можно скорее развязаться с этим делом.
Теперь он колебался, говорить Джо или нет, что телевидение предложило ему место и он дал согласие. Забрать с собой Джо не получится, по крайней мере, сначала, а может, и вообще никогда. Глядя на ее расстроенный вид, он решил подождать с новостью. Сперва надо разобраться с «Фонтаном» и, возможно, с таинственной Магдой тоже. К тому времени станет ясно, будет ли станция платить ему столько, сколько он запросил, и каких перспектив ожидать.
Телефон зазвонил, когда Джо отпирала дверь. Услышав голос Алексы, Джо во второй раз за этот день почувствовала, что глухие тучи над ее головой начинают развеиваться. Сколько раз Джо прокручивала в голове, что она выскажет заблудшей сестре, когда та в конце концов объявится! Но, когда она услышала голос Алексы, злость тут же исчезла, как, впрочем, бывало не раз. Злость прошла, но тревога осталась. Алекса читала ее мысли:
– Представляю, как ты сердишься на меня. Понимаешь, не хотелось звонить, пока чего-нибудь не добьюсь в этой жизни. В общем, меня таки «обнаружили», и как раз так, как я хотела. Я встретилась с одним фотографом, он необыкновенный, его зовут Кэл Робинсон. Ты о нем не слышала? – Джо не успела открыть рта, а Алекса уже тараторила дальше. – Он сам из Сан-Франциско, но известен повсюду, не только в Штатах, но и в Париже, Лондоне, Риме. Он считает, что у меня обалденное будущее. Он знает всех, понимаешь? Редакторов из «Вог», «Вью», «Космо», «Таун энд Кантри», модельеров, дизайнеров. У него шикарные связи на побережье и в Нью-Йорке.
Наконец и Джо удалось вставить слово:
– А что случилось с тем голливудским суперпродюсером, о котором ты мне говорила в последний раз, то есть в прошлом месяце. Или в прошлом году, я уже и не помню. – Джо изо всех сил старалась быть суровой.
Алекса дала ему отставку, как и всем, кто не вписывался в ее сценарий.
– А, тот-то? Да ему только одного хотелось, как большинству мужчин. Причем и платить за это не собирался. В общем, последняя сволочь. Я ему сказала, чтобы проваливал. Но знаешь, этот – совсем другое дело, я клянусь. Это профессионал, понимаешь? Он знаком с десятками шикарных женщин, и ни одной не интересуется, вернее, интересуется только по работе. Его жена утонула тут недалеко несколько лет назад, и он до сих пор не может пережить. Это первый человек, который видит во мне лишь кусок мяса, который можно выгодно продать.
– Что-то я от этого не в восторге…
Алекса рассмеялась, но не истерично, как в прошлый раз. Сейчас перед Джо была хорошо знакомая ей, прежняя Алекса – самоуверенная девчонка, которой везет и все удается.
– Не волнуйся, я имею в виду продать пленку, фотографии.
Боясь, что Алекса положит трубку, Джо оборвала ее:
– А ты где? Скажи номер, чтоб я хоть позвонить могла. Я так настрадалась, разыскивала тебя. Пришлось звонить Барб…
Помолчав с минуту, Алекса ответила:
– Не говори о ней. Не хочу, чтоб кошмары снились. Я тебе при встрече объясню. Номера пока не знаю, завтра мы с Калом едем в Сан-Франциско. Обещаю, как устроюсь – сразу позвоню. Ты всегда можешь оставить сообщение в его студии. Он должен быть в телефонной книге. Джо, поверь, он не какая-нибудь там дешевка. Он просто класс!
– Да, мне это нравится. – Щелчок. – Хорошо. Руки пониже. Да не туда, господи. На бедра. Тебе это нравится. Ты обожаешь это делать. Так, уже лучше. – Щелчок. – Ноги шире. Шире, шире! Представь, что тело – бесценный бриллиант. – Щелчок.
Алекса привыкала к Кэлу, к его отрывистым, иногда раздраженным наставлениям и уже могла отгадывать его следующие слова. Так проходили недели, она училась «думать телом», использовать его, как любил выражаться Кэл, «по минимуму с максимальной отдачей». Сегодня Алекса была вялой, будто проспала целые сутки, хоть на самом деле вовсе не сомкнула глаз. Не помогли и три чашки кофе, выпитые украдкой – Кэл не давал ей кофе: от него, видите ли, кожа желтеет.
Если он опять будет не в настроении, она не будет молчать. Надоело, сколько можно переделывать этот ролик, пусть и для известной фирмы по выпуску спортивной одежды. Сколько он еще собирается прятать ее от всех? Когда же можно будет появиться в журнале? Когда, наконец, будет готов «портфель»? Кэл сдержал слово и платил сто долларов в час. Такое количество денег не укладывалось в голове, Алекса просто не знала, на что столько можно потратить. И времени тратить не выпадало. Работа, работа и еще раз работа. Карьера модели оказалась в точности такой, как Алекса ее представляла: ума не требовалось. Только занятия с профессионалом, учившие искусству подавать себя, делали мучения стоящими. У Кэла за спиной годы работы с первыми красавицами. Его уроки будут бесценны, когда она начнет сниматься в кино. Там любое лишнее движение выглядит наигранно и фальшиво. Алекса всегда стремилась быть и осознавать себя первой. Теперь появилась уверенность, что можно дать жизнь любому образу, который потребуется от нее.
Звонок над входной дверью возвестил о том, что скоро в студию поднимутся гости. «Хорошо бы Кэл ждал кого-нибудь и устроил перерыв», – с робкой надеждой подумала Алекса.
Вне стен студии босс заботился о ней, словно был ее старшим братом. Этого не делал никто, кроме Джо. Приятней всего то, что забота проистекала из чисто профессиональных интересов. Он следил за ее весом, питанием, каждый день заставлял бывать на воздухе и спать не меньше семи часов в сутки. За работой Кэл преображался, тут уже братом и не пахло. Алекса считала, что в течение дня он может меняться, как погода в Сан-Франциско. А это, как выяснилось, происходило с погодой раз по двенадцать в день. Она могла быть разной в двух соседних районах и даже улицах: серое небо и пронизывающая прохлада на бульваре Сансет – и яркое солнце в парке Золотые Ворота, а под студией, в Телеграф-Хилл, все погрузилось в плотный туман.
Фотограф поселил Алексу в небольшой квартире недалеко от студии, по словам Кэла, «у его сестренки» или «у кузины Падди», а иногда «на чердаке у друга Пад». Кем приходилась Падди шефу, Алексе было решительно все равно. Эта Падди уехала в Европу, что действительно важно, потому что, хоть квартирка и небольшая, внутри просто шикарно: стены красного дерева гладко отполированы, в кухне-столовой причудливой овальной формы – огромное роскошное окно с рекламным видом на мост Золотые Ворота, живописные холмы и склоны Сан-Франциско – города, который Алекса уже успела полюбить.
