Текст книги "Мужья и любовники"

Автор книги: Ширли Конран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

2 декабря 1978 года

Джуди прикнопила обложку декабрьского номера «Вэв!» к стене кабинета. На снимке были изображены Лили и Джуди. На Джуди было простое, с высоким воротником платье небесно-голубого цвета, а Лили выбрала для снимка построенное на резком рисунке линий платье с квадратным вырезом, пышными рукавами и широкой приталенной юбкой. Хотя женщины на фотографии держались за руки, они казались существами из двух разных миров. Миров, между которыми, при всем различии, готова вот-вот зародиться близость. «Я никогда и ни к кому не чувствовала такой любви, как к ней, – думала Джуди. – Лили – моя единственная кровная связь на этой земле. И в то же время она чужой, почти посторонний мне человек».

В кабинет вошла Лили, одетая в то же самое платье, что и на снимке, делавшее ее похожей на испанскую инфанту.

– Волнуешься, Лили? – спросила Джуди.

Лили пожала плечами.

– Подумаешь, очередная пресс-конференция.

Все равно, что бы мы ни сказали, это будет тут же переиначено и разнесено по свету в таком виде, что мы не узнаем собственных слов.

– А я все же думаю, что решение Кейт было правильным. – Джуди вспомнила, как Кейт, запихивая белье в дорожную сумку, давала последние наставления: «Самое разумное, что можно сделать в этой ситуации, – самим хватать каштаны из огня. Надо устроить пресс-конференцию за день до появления „Вэв!“ в киосках. Сообщите прессе все факты, и тогда журналистская братия вскоре угомонится и оставит вас в покое».

Лили подошла к Джуди и смущенно поцеловала ее в щеку; они никогда не целовались в губы.

– Я хотела бы кое-что тебе передать, – сказала Джуди, отодвигая ящик письменного стола и доставая оттуда маленькую смятую фотографию в серебряной рамочке. Молодой человек в спортивной шапочке и с бамбуковыми лыжными палками в руках весело улыбался с фото. – Это Ник, твой отец. – Джуди ладонями вниз протянула к дочери руки. На средних пальцах обеих рук были надеты золотые кольца, украшенные коралловыми бутонами. – Ник подарил мне эти кольца, когда мы расставались, чтобы, как он сказал, напоминать мне о том, что я всегда буду от него зависеть. С тех пор я их не снимаю. А теперь хочу одно подарить тебе, чтобы ты зависела от меня.

– А я уже от тебя завишу, – ответила Лили, пока Джуди надевала кольцо на длинный тонкий палец дочери. – Максина была так добра ко мне, а Пэйган и Кейт так поддержали меня после разрыва с Симоном. – Поколебавшись секунду, она добавила:

– Я никогда раньше не верила в существование женской дружбы. Вернее, у меня просто не было подруг.

По коридору простучала дробь каблучков, и в комнату влетела Пэйган.

– Послушай, Джуди! Такие меры предосторожности просто смешны. При входе они перетряхнули всю мою сумочку, вплоть до кошелька!

– Сядь, глупая, и помолчи. Лили как раз говорила мне о том, как прекрасен наш молчаливый союз.

Пэйган опустилась на кремовую софу, а Лили продолжала:

– Я чувствую, мне необходима женская поддержка, чтобы научиться справляться с проблемами. После Симона я решила жить одна и попытаться тверже стоять на ногах, иначе я так никогда и не узнаю, на что я способна. – Она посмотрела на длинный, почти бесконечный ряд окон в доме напротив. – Я все еще не знаю, кто я на самом деле, и я устала искать смысл жизни в любви.

– Путешествие к самой себе, которое каждой из нас рано или поздно предстоит совершить, – заметила Джуди.

– О, избавьте меня, ради бога, от философии, – рассмеялась Пэйган, вытягивая ноги на софе.

– Переживая трудные времена, человек сам не замечает, как меняется, – сказала Джуди, направляясь к двери.

– Не думаю, чтобы Лили или я согласились с тобой, – тихо проговорила Пэйган. – Трудные времена топят человека, а на плаву ему помогают держаться друзья.

Приемную «Вэв!» оккупировали фоторепортеры.

Журналисты сыпали вопросы как из пулемета:

«Как вы ощущаете себя в роли матери, Джуди?», «Видели ли вы фильмы с участием Лили?», «Что вы думаете о ее снимках для календарей?»

– Кто отец Лили? – неожиданным выстрелом прозвучал голос репортера «Нью-Йорк пост».

– Отец Лили студент из Великобритании, которого я встретила в Швейцарии, – спокойно ответила Джуди.

Пэйган внимательно разглядывала потолок.

«Конечно, у Джуди есть свои соображения, по которым она решила скрыть правду. Но в чем они состоят, лучше пока не спрашивать», – размышляла леди Свонн.

– И что все находят в Лили? Титьки и задница, а больше ничего! – бросил через плечо своему соседу лысеющий фотограф. – Нет, все эти юные секс-символы не для меня. Мне подавай матушку. Ей ведь, должно быть, уже все пятьдесят, а выглядит потрясающе.

– Мисс Джордан сорок пять! – обернулась к нему агент по рекламе из «Вэв!».

– О! Еще невеста!

Услышав этот разговор, Джуди вдруг почувствовала себя уязвленной и впервые подумала о том, что у материнского статуса есть, пожалуй, и не совсем приятные стороны.

А собравшиеся на пресс-конференцию журналисты тем временем переключили внимание на Лили.

«У вас действительно все кончено с Симоном Пуаном?», «Вы выходите замуж за Спироса Старкоса?», «Это правда про сенатора Рускингтона?», «Правда, что вы беременны?», «Правда, что вы умираете от рака груди?».

Лили улыбалась, хмурилась, поворачивалась направо, налево, то скрещивала, то распрямляла ноги – каждый фоторепортер стремился получить ее эксклюзивное фото.

– Не представляю себе, зачем я пришла, – смеясь, прошептала Пэйган Тому. – Ни я, ни сбор пожертвований в пользу нашего института никого не волнуют.

Джуди, обернувшись, прислушивалась к их разговору и вдруг поймала свое отражение в зеркале.

«Да, наверное, мне вполне можно дать все пятьдесят, – вздохнула она. – Я стала матерью, и весь привычный уклад моей жизни просто пошел ко дну. Вот так, в одночасье! Ну нет! Завтра я наконец сниму это надоевшее платье. Никто не смеет списывать меня со счетов только лишь потому, что у меня красивая дочь!»

Декабрьский номер «Вэв!» был распродан в секунду.

Уже на следующий день после его появления Том Шварц, Джуди и юрист журнала собрались в кабинете Гриффина.

Хозяин выдержанного в приглушенно-серых тонах кабинета раздраженно потер переносицу.

– Так это правда или нет? – Он протянул исковое заявление юристу.

– В таких вопросах никого не волнует, как обстояло дело в действительности. Сенатор Рускингтон подал на нас в суд за клевету.

Джуди откинулась в кресле.

– Лично я не думаю, что нам надо терять сон по этому поводу. «Вэв!» сталкивался с подобными ситуациями и раньше и каждый раз с честью выходил из них.

Гриффин взглянул на юриста.

– А на чем строится его обвинение?

– В опубликованном в вашем журнале интервью Лили утверждает, что сенатор Рускингтон пытался изнасиловать ее, когда они оба были в Испании и гостили в летней резиденции герцогини Сантигосской.

Гриффин казался изумленным.

– Лили утверждает, – пояснил Том, наклоняясь к нему, – что сенатор был похож на отвратительную дохлую черепаху и вел себя как похотливый козел, накурившийся ЛСД.

Джуди усмехнулась.

– Но он действительно смахивает на черепаху, и любая вашингтонская проститутка знает, что он старый козел. А нашим читателям нравится, когда эти надутые деятели получают щелчки.

– Мы попадаем под первую поправку? – поинтересовался Гриффин.

Юрист откашлялся.

– В данном случае нет, потому что сенатор обвиняет мисс Джордан в злом умысле. Если суммировать, " он утверждает, что «Вэв!» систематически травит его за то, что он в свое время голосовал против закона о равных правах в своем штате.

– Он действительно голосовал против, – заметила Джуди, – и мы писали об этом. Ему тогда от нас хорошенько досталось.

– Какова сумма возмещения, которую он требует? – спросил Гриффин.

– Шестьдесят миллионов баксов, то есть на деле около пяти, но и этого достаточно в настоящий момент, чтобы вывести журнал из строя.

К сожалению, именно сейчас наши финансовые дела обстоят не слишком хорошо, – ответил Том.

Гриффин в задумчивости теребил в руках подставку для карандашей.

– Но я не могу поверить, – взорвалась Джуди, – что сенатор, да и вообще кто бы то ни было, пустит нас по миру только за то, что мы говорим правду, и только потому, что у него толковые юристы!

– Джуди, ты прекрасно знаешь, что дело тут не в чьей-то правоте или справедливости! – Гриффин был раздражен ее наивностью. – Закон есть закон. Сенатор Рускингтон был моим хорошим другом в Вашингтоне, – медленно проговорил он. – Лили подтвердит, что все напечатанное в «Вэв!» правда?

Джуди оглядела серьезные лица собравшихся.

– Конечно, подтвердит! – отрезала она, но неожиданно уверенность ее покинула.

Двумя днями позже Джуди торопливо шла по направлению к конторе Гриффина. Казалось странным это назначение еще одной официальной встречи, тем более что сегодня они обедали вместе. И вообще Гриффин в последнее время вел себя довольно странно. А может быть, он всегда был таким и его поведение – типично мужская реакция на отказ? После десяти лет объяснений, происходивших по меньшей мере раз в неделю, почему он не может на ней жениться, Гриффин был удивлен, раздражен и зол, когда Джуди очень кратко объяснила ему, почему не хочет выходить замуж.

Да, пожалуй, именно с этого момента он повел себя странно, особенно в отношении Лили, имени которой он никогда не произносил, а вместо этого говорил с сарказмом «твоя дочь». Например: «Я вижу, что подставной дружок твоей дочери уехал из города». Если бы в ее жизни не было нового и пока еще тайного увлечения, Джуди, наверное, мучительно размышляла бы, чем она вызвала неудовольствие Гриффина. Теперь же, когда у нее был Марк, все стало гораздо проще. Но наибольшую радость Джуди доставляла ее собственная все возрастающая свобода. Она не зависела больше от Гриффина, его измен, его дурного настроения, его лжи. И поэтому не чувствовала никаких угрызений совести по поводу дивных часов, проведенных с Марком.

К удивлению Джуди, в кабинете Гриффина она застала двух юристов.

После внушительного вступления, посвященного корпоративным интересам их издательской империи, редакционной политике «Вэв!» и т.д. и т.п., Гриффин, избегая смотреть Джуди в глаза, попросил одного из юристов объяснить ей позицию концерна «Орбит».

– Вы понимаете, Джуди, – начал тот, – учитывая давние связи «Орбит» с сенатором Рускингтоном, нам не хотелось бы, чтобы название концерна и далее ассоциировалось с издательским домом «Вэв!».

– Какие еще давние связи?! – взорвалась Джуди.

– Нам не хотелось бы их афишировать. Но мы намерены продать принадлежащие «Орбит» пятьдесят процентов акций третьим лицам.

– По какой цене? – Глаза Джуди за стеклами очков недобро блеснули сталью: она поняла, что этот отлично продуманный гнусный демарш – плод политики Гриффина.

– Десять свыше рыночной цены.

– Мы можем предложить двадцать. – У Джуди и Тома было по двадцать четыре процента акций «Вэв!», еще двадцать процентов принадлежали Кейт.

– Джуди! Поверь мне, это дикая цена. – У Тома был огромный опыт биржевых игр. – Не позволяй сделать из тебя дурочку только потому, что тебе хочется утереть нос этому чертову штрейкбрехеру! – Том откинулся на спинку кресла. – Вся имеющаяся у нас наличность пойдет на оплату юристов, чтобы хоть как-то противостоять натиску этой скотины Рускингтона.

Джуди никогда не видела Тома таким встревоженным.

– Я вижу, что у тебя на уме. Ты думаешь:

«Если бы не эта кинозвезда, мы никогда не попали бы в такую передрягу».

Том ничего не ответил.

– Ты знаешь, я и сама так думаю, – грустно добавила Джуди. – Нет на свете такой матери или такого отца, которые не имели бы никаких неприятностей от своих чад.

– Да, дети, – вздохнул Том. – Когда они вырастают, родители надеются, что проблемы закончились, на самом же деле тут только и начинаются настоящие проблемы. – Наклонившись, Том положил руку на плечо Джуди. – Какой смысл разбираться, почему это произошло и чья в том вина? Куда лучше соображать, как выбраться из этой ситуации. Но, честно говоря, думаю, нам это не удастся. Боюсь, что даже тебе, Джуди, на сей раз придется спасовать.

«Ну вот и настал тот момент, когда мы оба нуждаемся в моральной поддержке. Кто же нам ее окажет?» – с грустью подумала Джуди. И тем не менее она постаралась, чтобы слова ее прозвучали как можно более бодро:

– Ну случаются же иногда чудеса!

– Какие, например?

– Ну, не знаю, Том. Дай мне время подумать.

А вот, скажем, ты похищаешь Лили, требуешь за нее десять миллионов долларов, получаешь выкуп и отдаешь деньги мне!

Том рассмеялся:

– Отличная идея! Только я не знаю, как приступить к ее исполнению.

– Слабак! Если я не могу положиться на тебя, то на кого же мне тогда рассчитывать?

Она подняла трубку телефона.

– Кому ты собралась звонить? – поинтересовался Том.

– Куртису Халифаксу.

– Честно говоря, я всегда удивлялся, почему Халифакс нас так преданно опекает. Конечно, я знаю – он твой давний обожатель, но боюсь, что роль вечного Санта-Клауса не для него.

Джуди печально усмехнулась и набрала номер.

– Пошел вон отсюда! – Тони ударил своим тяжелым кожаным башмаком в живот фоторепортера. Тот, чертыхаясь, отлетел от лимузина, а машина на бешеной скорости рванула со стоянки возле аэропорта.

– Да, эти ребята, пожалуй, слишком настойчивы, – пробормотал Тони, когда машина затормозила возле здания, где располагалась редакция «Вэв!».

Лили ничего не ответила. Она поднесла к уху радиотелефон.

– Джуди! Это невозможно! – Голос Лили в телефонной трубке звучал так, будто она звонила из открытого космоса. – Мы просто шагу не можем ступить. Если бы не Тони, меня разорвали бы на куски. Мне пришлось запереться в туалете и вылезать через окно.

– С Пэйган все в порядке?

– Да. Но ты была права: оказалось просто сумасшествием с моей стороны ехать провожать ее в аэропорт. Эти репортеры действительно меня напугали. Я лучше вернусь в Европу.

– Не беспокойся. Лили. Я уже нашла, где ты сможешь переждать, пока шум уляжется, – поживи пару дней в квартире Марка в Гринвич-Виллидж. Я сейчас пошлю кого-нибудь в отель за твоими вещами. Тони тебя проводит, а я подойду позже.

Сотрудники Джуди превратили обитель Марка во временное пристанище кинозвезды со скоростью и заботой, которые тронули Лили до слез. По всей комнате были расставлены вазы с белыми лилиями, постель заново убрана, простыни, отороченные изящным кружевом, благоухали свежестью и чистотой, на стеклянной полочке в ванной комнате красовался набор косметики, тщательно подобранный заведующим отделом красоты в журнале. Упиваясь новой для себя ролью телохранителя мировой знаменитости, Тони внимательно проверил все окна и двери.

Лили впервые за долгое время ощущала спокойствие и истому. Она не то чтобы спала, а впала в какое-то странное забытье и потому не слышала бесконечных позвякиваний колокольчика в передней. Наконец дверь, тихо скрипнув, открылась.

В дверях стоял Марк. Он видел отражение спальни в гигантском зеркале, тянувшемся с пола до потолка в прихожей. Возле зажженного камина лежало диковинное существо – полуженщина-полукошка, греющаяся у огня. Потом он понял, что это, должно быть, и есть Лили – знаменитая дочь Джуди.

В течение нескольких минут он чувствовал себя просто парализованным мгновенно возникшим и страстным желанием обладать этой женщиной. Потом он наконец нагнулся, поставив на пол ящик с аппаратурой. Лили встревоженно оглянулась на шум.

– Вы Марк?

Марк почувствовал, как все внутри его замирает, будто он летит с крыши дома на тротуар.

– У нас есть что-нибудь выпить? – Он прошел в кухню. – Вот, нашел! – Марк вернулся к Лили, которая к этому моменту уже успела надеть джинсы и свитер, и протянул ей бокал шампанского.

Лили, улыбнувшись, подняла бокал.

– У вас лед на ресницах.

Марк положил полуфунтовую банку икры и несколько ломтиков хлеба на поднос и поставил все эти яства возле камина.

– Как вы познакомились с моей матерью? – спросила Лили, вгрызаясь в намазанную икрой горбушку острыми крепкими зубами. О, как ей нравилось это жизнеутверждающее словосочетание «моя мать»!

– Мне так трудно поверить, что мы встретились всего несколько недель назад. Я никогда не встречал никого похожего на нее и влюбился в Джуди с первого взгляда, – начал Марк. – Я увидел ее на выставке моих сидонских фотографий.

Джуди была похожа на живого любопытного маленького терьера, взявшего след. Она так внимательно смотрела на фотографии, в то время как остальные только пили и зевали от скуки. Мне польстил ее интерес. А потом она опубликовала несколько моих фотографий в журнале.

И пока они оба трудились над опустошением банки с икрой, он не переставая говорил о Джуди.

– А почему вы стали военным фотокорреспондентом?

– Потому что я не стал солдатом, – печально улыбнулся Марк. – Я родился в военной семье, мой отец был полковником-пехотинцем, и он хотел, чтобы я пошел по его стопам.

– Так почему же вы не пошли? – Лили налила себе еще один бокал шампанского.

– Мой отец был в Корее с самого начала войны. Он лишился двух пальцев на ноге, потому что отморозил их. Это оказалась его единственная рана. Но потом, уже перед самой отправкой домой, один из младших офицеров сошел с ума и разрядил свой револьвер в окружающих. Среди них был и мой отец. Он выжил, но тронулся рассудком. С тех пор он как пятилетний ребенок; – Марк замолчал, вспомнив высокую сутуловатую фигуру, которая, как привидение, бродила по их просторному дому в Сан-Франциско. – Армия погубила моего отца. Вот почему я не стал военным.

– Но ведь то, что вы делаете, прославляет войну.

– О нет! Я надеюсь, что мои фотографии показывают ужас войны.

Они молча смотрели на огонь.

– Теперь я поняла, что значит иметь брата, – сказала Лили. – Давайте выпьем за братскую любовь.

Впервые в жизни Лили почувствовала, как славно провести пару часов с симпатичным молодым человеком, не ощущая никакой угрозы с его стороны. Но пока снег все более и более толстым слоем покрывал крыши дома напротив, обычно молчаливый Марк ни на секунду не переставал говорить. И только необходимость поддерживать разговор отвлекала его от все нарастающего желания обладать Лили.

Глава 5

Декабрь 1978 года

Том просунул голову в кабинет Джуди.

– Первое письмо от Кейт! – Он размахивал авиаконвертом. – Она говорит, что все это похоже на войну без объявления войны. Тысячи людей из горных племен бросают в тюрьму без суда и следствия, пытают, убивают. А Кейт заболела дизентерией.

– И это называется, ей нужен был отдых! – проворчала Джуди, на минуту отвлекаясь от телефонного разговора.

– Да, Максина, конечно, я приеду, – продолжала она говорить в телефонную трубку. – Придумай какой-нибудь предлог, чтобы меня пригласить. Пусть ситуация пока немножко успокоится, а я прилечу на уик-энд в канун Рождества.

– Джуди! Ты с ума сошла! – воскликнул Том. – Ты не можешь сейчас улететь во Францию. Мы по уши увязли в собственных проблемах.

– Но я буду отсутствовать только один уикэнд, – ответила Джуди. – Подумай лучше, что мы сейчас скажем нашему блистательному адвокату, который повергнет сенатора Рускингтона в прах.

– Джуди, ты зря шутишь по этому поводу! – раздраженно заметил Том. – Суммы наших трат все возрастают. Похоже, эти бестии-юристы ведут переписку на бумаге из чистого золота. С финансовой точки зрения, мы уже живем на пределе наших возможностей, а если, не дай бог, дело дойдет до суда и сенатор Рускингтон выиграет процесс, мы будем разорены.

– Если такое случится, пообещай мне, что мы возьмемся за руки и вместе выбросимся с пятнадцатого этажа, – проговорила Джуди, резко пододвинув к себе папку с бумагами.

– О'кей! Будем считать, что свидание назначено! – Том положил руку ей на плечо. – Послушай, я хочу, чтобы ты знала: если случится настоящая беда, мы будем вместе. Я пройду с тобой до конца.

– Спасибо тебе, Том! Итак, что хотят юристы?

– Надо показать, что ты не предубеждена против сенатора никоим образом. Это важно, Джуди, потому что Рускингтон – баптист, а твоя дочь обвиняет его в попытке изнасилования. Тебе придется доказать, что никакой изначальной ненависти у тебя к нему нет.

– Но сенатор Рускингтон как раз тот персонаж, по отношению к которому ненависть – чувство вполне естественное, – возразила Джуди. – И уверяю тебя, Том, он не станет доводить дело до суда. Такого рода скандал положит конец его политической карьере.

– Ему уже нечего терять. Единственный выход – попытаться себя обелить. Неприятности грозят как раз нам. Вся эта история может очень сильно повредить подписной кампании «Вэв!».

Джуди встала из-за стола. Она решила, что необходимо любым способом вдохнуть в партнера уверенность.

– Что с тобой, Том? – спросила она. – Ты прекрасно знаешь, что любой шум вокруг печатного органа только увеличивает его популярность. Мы просто не можем потерять читателей на этой истории, напротив, они будут болеть за нас.

Том покинул кабинет Джуди с чувством, что ничто не в силах заставить ее осознать, как серьезна ситуация на самом деле. Он уже видел результаты подписки на первый квартал будущего года – она упала. Но Джуди об этом пока не знала. Неужели безошибочный инстинкт издателя впервые за столько лет подвел ее?

Час спустя Джуди заглянула в ванную комнату, где мылась Лили.

– Я так и думала, что найду тебя здесь. Можно мне войти?

Лили вся, по подбородок, утопала в розовой мыльной пене. Теплая ванна была ее любимым местом – воплощением комфорта и безопасности.

– Уже целый мир видел меня в ванной. Так неужели родная мать не может себе этого позволить, – усмехнулась она. – Как твои дела?

– Сенатор действительно начал на нас серьезное наступление. – Джуди пока не могла решить, стоит ли открывать дочери весь объем неприятностей, обрушившихся на «Вэв!» после публикации интервью.

Лили серьезно взглянула на мать.

– Я все искала подходящего момента, чтобы сказать тебе кое-что, и думала уже, что такой момент не представится.

– Что сказать?

– Я очень сожалею о тех неприятностях, в которые ты из-за меня попала.

– Ты рассказала правду, Лили. А мы рискнули. Твоя история, напечатанная в «Вэв!», произвела сенсацию. Но мы не просчитали, какова будет реакция сенатора. Вот и все. Но мы все еще надеемся, что до суда дело не дойдет.

– Ну, если дело только в этом… – Лили презрительно хмыкнула. – Я буду до конца отстаивать правоту вашей публикации. Он не решится встретиться со мной в суде.

Она вспомнила, как несколько месяцев спустя после гибели Джо гостила у герцогини Сантигосской в ее похожей на дворец приморской вилле.

Первые два дня были очаровательны. Почти все из собравшихся на даче двадцати двух гостей оказались деловыми знакомыми герцога.

Они плавали, катались на водных лыжах, и все, за исключением Лили, прыгали с парашютом в море. Даже жена итальянского ювелира, которая была уже бабушкой и ни разу в жизни с парашютом не прыгала, теперь попробовала и уверяла Лили, что это очень легко. Лили решилась. Она разбежалась и прыгнула с края мола, дернув, как ее учили, за кольцо парашюта. Она взглянула вниз и почувствовала, как все внутри ее переворачивается и тошнота подступает к горлу. Лили боялась высоты, она никогда не смотрела вниз с мостов или балконов, но в воздухе – в самолете или в вертолете – ей еще ни разу не было дурно.

Поэтому ей просто не пришло в голову, что прыжки с парашютом не для нее. Десятиминутный полет был ужасен. Она опустилась в воды Средиземного моря, к ней подплыла моторка, и сидящие в ней спасатели, обрезав канаты, быстро свернули и забрали в лодку намокший парашют. А Лили, раскинув руки, легла на спину, тихо покачиваясь в такт волнам. Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы плыть к берегу. В этот момент неподалеку показалась лысина американского сенатора, с которым они до этого едва ли обмолвились парой слов.

– Сильные ощущения, не правда ли? – спросил он и вдруг заметил болезненное выражение лица Лили. – С вами все в порядке, дорогая?

– Да… Нет… Я не знаю… – Тут накатившая волна накрыла ее с головой. – Пожалуйста, вы не поможете мне добраться до берега?

– Обхвати меня руками, дорогая.

Лили почувствовала, как сенатор крепко прижал к себе под водой ее тело, и устало подумала, что, кажется, утопающих должны спасать совсем не так. Прошла целая вечность, наконец сенатор пробормотал:

– Я думаю, будет лучше, если вы попытаетесь плыть, дорогая, а я поддержу вас снизу. – Сенатор поплыл к берегу, работая только ногами. Обе руки у него были заняты: он поддерживал Лили снизу за грудь.

Добравшись наконец до берега, Лили примерно с час пролежала в тени, потом, несколько оправившись, поблагодарила сенатора за помощь.

Она все еще неважно себя чувствовала и решила лечь спать пораньше. На этом, как она полагала, инцидент будет исчерпан.

Лили проснулась от странного ощущения. Открыв глаза, она увидела, что вся комната залита лунным светом, и еще в полусне поняла, что дрожит от холода, так как одеяла на ней нет. Потом она ощутила нечто, ни разу не испытанное со смерти Джо, и наконец проснулась окончательно. Ее ночная рубашка оказалась задрана почти до подбородка. У подножия кровати на коленях стоял человек и, раздвинув ноги Лили, лизал ее клитор. Осознав, что происходит, Лили быстро одернула рубашку и, охваченная ужасом, попыталась сесть. Но тяжелая рука, опустившись Лили на грудь, словно пригвоздила ее к кровати, а незнакомец вдруг оказался на ней верхом. Лили, дрожа от страха, заметила, что человек абсолютно голый. Она хотела закричать, но он закрыл ей рот поцелуем.

«Нет, я не могу в это поверить… Это какой-то кошмар… Он, должно быть, грабитель…» – лихорадочно пронеслось у нее в голове.

Потом, когда человек на секунду приподнял лицо и оно осветилось лунным светом. Лили его узнала.

Человек вновь до боли сжал грудь Лили, буквально вдавливая актрису в подушку.

– Ты же не возражала, когда я в воде тебя прихватил, – прошептал он. – Ты даже не пыталась меня остановить, маленькая чертовка!

Это был тот самый лысеющий американский сенатор, который помог ей доплыть до берега сегодня днем.

Лили вскрикнула и, неожиданным движением схватив мужчину за яички, сжала их. Человек взвыл и скорчился от боли, а Лили возблагодарила бога за то, что ее в свое время обучили этому классическому приему проституток.

Лили удалось выскользнуть из-под извивающегося на кровати тела, она рванулась к двери и, распахнув ее настежь, понеслась по широкому, совершенно безлюдному коридору, пока не добежала до черной лестницы. Мигом пролетев три лестничных марша, она выскочила в вестибюль, бросилась в находившуюся на первом этаже ванную комнату и там, дрожа от холода, просидела до самого рассвета, пока не услышала голоса проснувшихся слуг. Тогда она пробралась обратно к себе в спальню.

Трудно было поверить, что чудовищная ночная сцена произошла в действительности. И вдруг Лили заметила синий в полоску кусок шелка, торчащий из-под кровати. Она нагнулась и подняла с пола галстук сенатора. Она набрала номер телефона герцогини и попросила передать, что, как только герцогиня проснется, она ждет ее у себя по очень срочному делу.

Через три часа, одетая в светло-серый крепдешиновый пеньюар, герцогиня величественно вошла в комнату Лили. Та, волнуясь, рассказала всю историю с самого начала и, протянув найденный галстук, заглянула в ее круглое лицо, ища поддержки. Герцогиня задумчиво теребила в руках галстук. Потом она наконец сказала:

– Дорогая моя, сенатор Рускингтон очень влиятельный человек, с которым мой муж предполагает… вести некоторые дела. Честно говоря, все это было задумано, чтобы доставить ему удовольствие. Согласитесь, с вами же не произошло ничего такого, чего не происходило бы раньше.

Поэтому все вами сказанное в конечном итоге обернется против вас. Сенатор может даже заявить, что вы сами пригласили его к себе в спальню… И будет ли в таком случае галстук уликой?

Герцогиня поднялась и очень вежливо, но холодно порекомендовала разгневанной Лили как можно скорее уехать:

– Я думаю, так будет лучше для всех нас.

Лили с трудом могла поверить своим ушам.

«Уже почти пять с половиной миль», – подумала Дебра Халифакс, яростно крутя педали. Хотя ей уже было под сорок, фигурой она походила на двенадцатилетнюю девочку. Под облегающим спортивным костюмом можно было сосчитать все косточки позвоночника, отчетливо проступившие наружу, в то время как Дебра, склонясь над рулем и вращая педали, внимательно вглядывалась в небольшой монитор, отмечавший километраж.

Дверь зала открылась, и на пороге появился муж Дебры – Куртис. «Есть что-то непристойное в женщине, которая намеренно морит себя голодом», – подумал он, глядя, как потоки пота струятся по той равнине, где раньше возвышалась грудь Дебры. Внешне его жена была теперь чудовищной карикатурой на себя саму времен их помолвки и свадьбы. Из маленького тихого эльфа она превратилась в морщинистое обезьяноподобное существо.

Уже в машине, откинувшись на заднее сиденье, Куртис стал размышлять о том, может ли он наполнить жизнь своей жены хоть каким-нибудь смыслом. Он потянулся к ручке, чтобы открыть окно, потом вспомнил с раздражением, что страховая компания требует полного комплекса мер безопасности против похищения или террористических актов и ему, как председателю правления банка, необходимо подчиняться этим требованиям.

– Доброе утро, мисс Бради.

Секретарша Куртиса подала ему карточку, на которой были отмечены все встречи и свидания шефа на грядущий день.

– Я, как обычно, обедаю в двенадцать в Филадельфийском клубе. Но закажите, пожалуйста, обед на двоих. И в течение часа не зовите меня к телефону.

Дед Куртиса был убежден, что в один прекрасный день их клан подарит Америке президента, который вернет страну к старомодным ценностям и твердым понятиям их касты. Все амбиции старшего Халифакса оказались связаны с его единственным внуком – Куртисом. Он настоял, чтобы для внука была выбрана невеста знатного происхождения. Дебра происходила из богатейшей семьи Филадельфии, родословная ее была безупречна. Куртис подозревал, что все ее нервные болезни связаны с чрезмерной чистотой крови, так что, по иронии судьбы, именно эта погоня за «породой» и разрушила честолюбивые замыслы деда.

Куртис вздохнул, усаживаясь в кожаное кресло под дедовым портретом. Он знал, что разочаровал клан. Ему не удалось занять лидирующее положение на политическом Олимпе – непредсказуемость в поведении Дебры стала тому серьезной помехой. Куртис протянул руку за зеленой папкой и извлек список сегодняшних визитеров. На листе значилось всего одно имя: Джуди Джордан.

Тони мчал Джуди к Филадельфии на ее кремовом «Мерседесе» последней марки.

Когда автомобиль затормозил у центрального подъезда банка Халифакса, Тони открыл заднюю дверцу машины и помог Джуди выйти. Хотя лицо Джуди было печально и озабоченно, она была необыкновенно хороша в фиолетовом замшевом пальто от Келвина Кляйна и темно-фиолетовых замшевых сапожках.