Текст книги "Возвращение в рай"
Автор книги: Ширл Хенке
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 8
Уже больше часа скакал Риго по скалистой дороге, удаляясь от города. Он вновь наслаждался свободой, своими силами, хорошим конем. Наконец-то он чувствовал себя здоровым и достаточно окрепшим, чтобы отправиться в Италию.
Вдали виднелась сверкающая в солнечных лучах береговая линия, там и здесь утыканная виллами богатых Марсельцев. Вдруг он услышал рокот толпы. Развернув вороного, Риго поскакал на знакомый ему шум.
Поднявшись на пологий холм, он увидел группу людей: мужчин и нескольких женщин в грубой рабочей одежде, окруживших одинокую фигуру. Они кричали, размахивая кулаками и вилами. Он услышал слова «ведьма» и «шлюха», а потом – «иудейка»! Риго пустил коня галопом, узнав высокую худую фигуру и отливавшие бронзой волосы. Мириам! Что, ради всех святых, она делает здесь одна, среди этого сброда?
Мириам, окруженная людьми, пыталась расстегнуть свою сумку с инструментами и достать скальпель. Заметив, что она задумала, Джон грубо вырвал кожаную сумку у нее из рук и бросил Жерве.
– Нет, теперь это у тебя не выйдет. Сейчас эти ножи тебе ни к чему, иудейка! – усмехнулся он.
– Грязная убийца, язычница! – Две женщины осыпали ее ругательствами, грозя костром, мужчины же больше были возмущены тем, что она занималась мужским делом.
Мириам ударила Жерве локтем в ребра – тот от боли разжал объятия. Тогда Джон схватил ее за волосы и дернул вниз. Крик боли сорвался с ее губ. Она повернулась и, когда он схватил ее за талию и зажал рот рукой, изо всех сил ударила его в голень башмаком для верховой езды.
Он ударил ее, вокруг раздавались голоса зрителей, предупреждавших его о ее колдовской силе. И в это время топот копыт заставил толпу расступиться. Женщины закричали, мужчины разразились проклятьями, увидев черного всадника на огромном вороном коне, который надвигался прямо на них.
– Это сам сатана! – завопила кухарка, обмерев от страха.
Один из конюхов поднял вилы, Риго ударил его по руке и наотмашь хлестнул плеткой крестьянина, вооруженного ножом. Его клинок мелькал направо и налево, отчего толпа начала быстро рассеиваться. Риго пытался разглядеть, что с Мириам, которая все еще боролась с разозленным конюхом.
– Отпусти меня, сумасшедший, или он снесет твою голову с плеч, – шипела она. Джон пытался прикрыться ею, как щитом, от надвигающегося всадника. Мириам поняла, что он пытается затащить ее в здание, где Риго было бы труднее защитить ее.
Внезапно Джон почувствовал, что женщина безвольно повисла на его руках. От неожиданной тяжести он потерял равновесие. На одно только мгновение он разжал руки, выпустив Мирлам, и Риго ударил его мечом в грудь.
Свободной рукой он подхватил Мириам и подсадил в седло. Никто не пытался остановить их, когда они помчались вниз по склону к дороге, ведущей в город.
Через некоторое время Риго решил передохнуть, поскольку заметил, что Мириам буквально трясет лихорадка от перенесенного стресса.
– Никто не преследует нас. Кажется, мы уже в безопасности, – спокойно сказал он, осаждая коня.
Она вздрогнула, сообразив, как близко он от нее. Риго обнимал Мириам за талию, спрятав лицо у нее на шее. Он был одет, как обычно, в черное. Освобождаясь из его объятий, она выпрямилась и отбросила с лица растрепанные волосы.
– Я так благодарна вам, дон Родриго, – сказала она сдержанно.
Он недовольно посмотрел на нее, заметив, что она очень бледна, но вполне владеет собой.
– Неужели вас невозможно вывести из себя больше, чем на мгновение? Вас чуть не убили эти мерзавцы. Что, ради всего святого, делали вы за городом, да еще одна?
– Я была в сопровождении двух слуг, во-первых, а во-вторых, я навещала свою пациентку – госпожу этих дикарей.
– Вы что залечили ее до смерти? Почему эти люди пытались разорвать вас на куски? У Мириам внутри закипал гнев.
– Нет, просто я – иудейка, да еще женщина, осмелившаяся заниматься врачеванием. Мадам Мирей осыпает меня проклятьями, как только я переступаю порог ее дома. Что уж ждать от этих грубых и неграмотных людей.
– Женщинам не стоит покидать городские стены без надежной охраны.
– Неужели вы ничего не понимаете? Я могу попасть в такую же историю и на улицах Марселя – и если, как вы говорите, женщина не должна ходить без охраны, то, уверяю вас, и на моего отца, и на вашего дядю может напасть вооружившаяся камнями толпа. Мы иудеи, испанец! Вот почему нас преследуют. Я не могу все время сидеть дома, трясясь от страха, и позволять голодранцам вроде этих господствовать на улице.
Риго чувствовал, как из глубин ее души вырывался гнев, безысходность и горечь, и он понимал ее. Он всю жизнь прожил с такой же горечью в сердце. С его губ сорвался безрадостный смех.
– Теперь и мне тоже придется нести проклятье вашей крови, словно моего темного индейского лица было недостаточно!
– Да вы еще и оделись так, словно хотели сделать свой образ еще более мрачным, – с ног до головы в черном, да еще на вороном скакуне, – сущий дьявол. Вам, очевидно, понравилось представление. Вы ведь любите убивать, дон Родриго? – В ее голосе больше не было и следа гнева. Но она тоже чувствовала тягостную боль.
– Я выбрал то, что мне по душе. И, надо заметить, я хорошо делаю свое дело, – ответил он, защищаясь.
– Теперь вам больше ни к чему зарабатывать на жизнь мечом, даже если вы решите вернуться в Италию вместо того, чтобы отправиться в путешествие вместе с Бенджамином. – Несколько дней назад она слышала разговор Исаака и Иуды, и боялась, что братья рассорятся из-за нее.
– Я не хочу встречаться со своим отцом и никогда не стану комнатной собачкой богача, – зло ответил он.
Некоторое время они ехали в молчании, каждый погруженный в свои горькие думы.
Увидев издали разрушенные артиллерийским огнем городские стены, Риго свернул с дороги к сосновому бору. Они спешились у небольшого ручья на поляне.
– Наверное, вы не хотите вернуться домой такой растрепанной, – сказал он, соскакивая с коня и помогая сойти ей.
Она сжалась, когда он без видимых усилий поднял ее и поставил на землю прямо перед собой. Прикосновение его рук слишком живо напомнило ей ту роковую ночь, которая изменила всю ее жизнь.
Риго чувствовал ее беспокойство и не хотел показывать, как сильно в нем желание. После той ночи он не отвечал на послания Патрис. Теперь он пожалел об этом.
– Я не стану насиловать вас, миледи, – мягко сказал он.
– Я не боюсь вас, дон Родриго, – ответила она, солгав и зная, что он видит ее ложь.
В страшном смятении она пошла к воде. Он смотрел ей вслед, любуясь ее прямой осанкой. На ней было снова очень простое платье для работы – зеленое, с большим вырезом. Мягкая хлопковая ткань обвила на ветру ее длинные ноги, чудные волосы развевались за спиной. Ему непереносимо захотелось спрятать в них лицо и руки, вдохнуть ее аромат, прикоснуться к нежной как шелк коже. Проклиная свою слабость, он пошел за ней.
Мириам опустилась на колени возле ручья, сполоснула лицо холодной чистой водой, вытерла лицо и руки рубашкой и принялась распутывать волосы, которые на ветру не слушались.
– В хижине можно укрыться от ветра. – Его голос был полон благоразумия.
«Голос безумия», – отметила про себя Мириам, но послушно встала и пошла за ним, молча позволив взять себя за руку. Едва переступив порог, он развернулся и потянулся к ее волосам.
– Здесь вырван целый клок. Позволь мне распутать, тихо сказал он.
Мириам чувствовала себя, как кролик перед удавом. Стараясь отвлечься от того, что происходит, она спросила:
– Почему вы сами оказались так далеко от города? И откуда вы знаете, что здесь ручей и хижина? «Другое место встреч с Патрис Феррье?»
– Всю прошлую неделю я ездил на лошадях Торресов, решая, которую купить. Что касается того места, – он пожал плечами, – вчера я случайно наткнулся на него.
– Как скоро вы отбываете в Италию? – спросила она, когда он закончил распутывать волосы, проводя по ним пальцами на манер расчески, стараясь более-менее красиво уложить их по плечам.
– Пожалуйста, Риго, не…
– А, уже снова Риго, не дон Родриго. Вы уже потеплели, Мириам?
– Нет!
Он стоял напротив нее, положив тонкую загорелую руку ей на плечо.
– Ложь, – прошептал Риго.
– Встречайся со своей шлюхой Патрис. Я не хочу видеть тебя. Ты уже и так сломал всю мою жизнь.
– А что вы сделали с моей? – грозно спросил он и приподнял ее голову, заставляя смотреть себе прямо в глаза. – Я предал своего собственного брата, но и теперь я сгораю от желания.
– Вам просто нужна женщина, все равно какая. Вы хотите вовсе не меня, – взволнованно прошептала она.
– Нет, черт возьми, – вскричал он, обнимая ее. Мирикам упиралась ладонями ему в грудь, но не отталкивала его.
– Не сопротивляйся, – тихо сказал он и потянулся губами к ее рту.
Мириам заворожено смотрела на него, загораясь от его прикосновений и одновременно понимая, что не сможет сопротивляться его ласкам.
– Скоро вы уедете, – прошептала она, приоткрыв губы для поцелуя. •
Риго терзал ее рот. Его язык проникал все глубже, сплетаясь с ее языком, мучимым, ласкаемым и трепещущим. Он придвинулся ближе, прижимая ее к себе и чувствуя прикосновение ее груди…
В хижине был земляной пол, холодный и сырой. Он поднял ее на руки и вернулся под ласкающие лучи солнца, благословляя ветер, рассыпавший ее волосы по его лицу; они как бронзовая мантия накрыли их обоих. Пройдя несколько шагов и не прерывая поцелуя, он опустился на колени в мягкую теплую траву.
Мириам прильнула к нему, жаждущая его жизненной силы, уверенности, которую обещало его тело, после их недавней схватки со смертью. Мгновение спустя он уже сбросил с себя рубашку и снял с нее тунику, покрывая огненными поцелуями шею и обнаженную грудь. Они стояли на коленях, прижавшись друг к другу, посреди овеваемой ветром поляны. Мириам слышала, как бьется его сердце.
Риго уложил ее на пахнущую медом траву, и она обняла его, притянув к себе. Сквозь пелену страсти Риго смотрел на Мириам – он был загнан в угол, доведен до отчаяния этой высокомерной, острой на язык и чуждой ему женщиной. «Безумие, это безумие». Ее слова: «Скоро вы уедете!» – эхом раздавались в его мозгу.
– Наше прощание не будет таким горьким, какой была первая ночь. Не будем никого винить. Сегодня я постараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо, – прошептал он, лаская и целуя ее лицо.
Слегка постанывая, она обвила руками его шею. Он склонился над ней, лелея ее тело губами со всей адской страстью и неутомимостью, на которую только был способен. Медленно, стараясь продлить сладостные минуты томления, они помогали друг другу раздеться.
Его напрягшаяся плоть коснулась нежного шелка ее бедер, и он задохнулся от желания. Она нетерпеливо изогнулась, и он ощутил ее тепло – горячее, влажное, жадно стремящееся навстречу ему. Ее тело, разбуженное и неутоленное в их первую встречу, требовало удовлетворения. Риго осторожно вошел в огненное тесное лоно, боясь утолить свою страсть так же поспешно, как и в прошлый раз.
Его руки тихо поглаживали ее спину и бедра, умеряя ее пыл и заставляя двигаться в такт с ним, отчего в первое мгновение у нее перехватило дыхание, а в следующий миг она уже не могла сдержать крика охватившего ее желания.
Ничего подобного она никогда не испытывала…
Никогда, даже в самых смелых мечтах – ах, какими яркими стали они за последние несколько недель – Мириам не грезила о таком диком восторге. Небо над ее головой завертелось с головокружительной скоростью и опрокинулось вниз, сердце рвалось из груди с каждым ударом его плоти, двигавшейся в ней вверх и вниз. Она, как львица царапала ногтями его спину, побуждая двигаться глубже быстрее, сильнее.
Внезапно с ее губ сорвался яростный крик, все ее тело содрогнулось от невероятного наслаждения, и мир потемнел перед глазами.
Риго делил наслаждение со множеством женщин и наблюдал, как достигали они вершин любви, но никогда не видел столь всепоглощающего экстаза. Ее тугая дрожащая плоть сжималась еще и еще, пока он не взорвался сам, сливаясь с ней в этом невиданном наслаждении. Когда она пришла в себя, он не откатился в сторону, но только крепче прижал ее к себе и перевернулся на спину так, что теперь она лежала на нем.
Ее волосы накрыли их блестящим облаком. Он ласкал шелковый пушок у нее на спине и чувствовал, как она понемногу успокаивается.
Разум постепенно возвращался к Мириам. Она вспомнила, где находится, но не хотела расставаться с ощущением счастья, наполнявшим ее минутой раньше. Опустив голову на грудь Риго, и замерев, она едва различала стук его сердца.
«Итак, это наше прощание», – слова эхом раздавалось у нее внутри.
«Сейчас я сделаю так, чтобы было хорошо тебе». Он не солгал. Это было чудесно. Но теперь все кончено. Он завлек ее в праздник тел, заставил желать его со слепой, необдуманной страстью. Это пугало ее холодный, расчетливый ум.
– Но ведь ничего, кроме этого, между нами нет? Так, Риго? – Она, не замечая, сказала это вслух, очнувшись от раздумий, только когда он приподнял ее и осторожно посадил рядом с собой.
– Совсем недавно этого… – он сделал многочисленную паузу, – было довольно.
Ничего нельзя было прочесть на его лице, когда он развернулся и начал одеваться.
«Чего я ожидала? Предложения выйти замуж?» – с тоской вздохнула Мириам. Ветер холодил обнаженную грудь, я она принялась натягивать разбросанную в беспорядке одежду. Мириам грустно отметила про себя, что, к счастью, платье на ней было темно-зеленого цвета. Пятна от травы будут не слишком заметны, когда она вернется домой. Домой к отцу, который никогда не мог даже в мыслях предположить, что она может принадлежать этому испанцу.
– Мне нужно зайти в дом и попытаться уложить волосы. Пожалуйста, подожди меня здесь, – прошептала она, не глядя на него.
Риго наблюдал, как она прошла в хижину. Минуту спустя Мириам появилась, заплетя волосы в две тугие косы и уложив их на затылке. Лицо ее было пепельно-бледным, но абсолютно спокойным.
– Думаю, будет лучше, если вы довезете меня до дяди Исаака и я одолжу у него лошадь.
– Ваш отец никогда не должен узнать, что незаконнорожденный дикарь обесчестил его драгоценную дочь, – горько сказал Риго, подзывая скакуна.
– Я сама лишила себя чести, Риго. И не хочу, чтобы отец терпел унижение по моей вине, – ответила она просто. Он подсадил ее на лошадь, ничего не ответив.
Холодный ноябрьский дождь стучал по стеклам библиотеки Исаака Торреса. Он смотрел из окна во двор на размытые силуэты деревьев.
– Не знаю, винить себя или радоваться, дружище, – пробормотал он.
Иуда отхлебнул еще вина и возразил:
– На твоем месте я бы радовался. Этот испанец опасен. Он никогда не станет одним из нас. И для тебя, и для всей вашей семьи очень хорошо избавиться от него.
– Может быть. Но я знаю, что Аарон будет очень опечален, получив письмо Бенджамина. Когда Мириам разорвала помолвку, мальчик и так почувствовал себя несчастным. Теперь он потерял еще и брата. Он рос, постоянно слушая рассказы о Наваро. – Он смущенно покачал головой.
– И твой племянник, и его сын всегда были глупыми! Аарон должен перевезти семью сюда, подальше от инквизиции, подбирающейся и к испанским колониям, а Бенджамин должен жениться на Мириам. Я попытаюсь поговорить с этим упрямцем. Если бы он согласился, я заставил бы Мириам подписать брачный договор. Но он, видите ли, женится на ней, только если она захочет этого!
– Я тоже считаю, что было бы лучше, если бы вся моя семья вновь собралась здесь. Но я не хочу неволить Мириам и Бенджамина. Опыт подсказывает мне, что это было бы ошибкой. Надо дать ей время разобраться в своих чувствах, Бенджамин уедет в Эспаньолу, и, может быть, поняв, что потеряла его, она напишет ему и попросит вернуться… или последует за ним.
– Пути Господни неисповедимы. Поживем – увидим.
Мириам сидела перед камином, наблюдая, как оранжевые языки пламени лижут черные камни очага, жалея, что и она не может оказаться там, в огне, и растаять вместе с дымом в холодном ночном воздухе. «Я ведь врач. Я ведь знаю об этом больше, чем невежественные крестьянские девушки, скидывающие рубашку для каждого проходящего мимо солдата».
Вертя чашу в руках, она чуть не плакала. Ее пальцы, стиснувшие бокал со страшным содержимым, побелели. Она с трудом разомкнула руки, словно мертвой хваткой сжавшие небольшой сосуд. Совсем мало – три капли на стакан теплой воды. Конечно, существует опасность и для ее собственной жизни, но она знала, что риск совсем невелик, если точно соблюсти дозу. Старая бабка-повитуха, рассказавшая ей о рецепте в прошлом году, успешно испробовала это средство на двух знатных дамах, которым сама Мириам позднее помогала.
Вспомнив крошечных мертвых младенцев, уже совсем сформировавшихся, обескровленных, неподвижных, она поняла, что не сможет совершить преступления.
«Я призвана защищать жизнь, а не отбирать ее».
Мириам пыталась убедить себя, что это профессиональная честь удерживает ее от решения использовать содержимое чаши, но понимала, что правда спрятана гораздо глубже, на самом дне ее души.
Она смотрела в огонь, представляя, какую боль и унижение испытает Иуда. Как могла она подорвать веру отца в свое благоразумие; как сможет вынести потерю его доверия? Сердце разрывалось при мысли об этом. Лучше уж покинуть родной дом, спрятаться где-нибудь в дальнем уголке Франции и всю жизнь прожить чужой там, где никто не знает ее. Где-нибудь в Бургундии, где есть иудейская община. Там она могла бы быть полезной.
«Это ребенок Риго, который даже никогда не узнает о существовании отца. Но я буду любить его за нас обоих».
Она поднялась и выплеснула содержимое чаши в огонь. Жидкость разлилась по железной решетке и, шипя, испарилась, смешавшись с дымом и растворившись в холодном ночном воздухе.
Глава 9
Бенджамин уложил два тома французской поэзии в морской сундук и еще раз просмотрел его содержимое.
– Этот сундук, наверное, потопит корабль, – пробормотал он. Это был только один из множества сундуков с книгами, медицинскими приборами и редкими снадобьями из Европы и с Востока, без которых он не мог обойтись.
Печаль наполнила его сердце, при мысли, что ему придется путешествовать в одиночестве, без невесты и брата. Но он возвращается домой. Сколько времени он ждал возвращения домой!
Услышав гневные крики внизу, у лестницы, он поспешил отворить дверь и посмотреть, что случилось.
Оглядев лестницу и главный вход он увидел Иуду Талона и своего дядю, о чем-то горячо спорящих. Между двумя стариками, бледная и растрепанная, стояла Мириам. Словно почувствовав, что он близко, она подняла глаза. Молодая женщина едва заметно покачала головой, словно прося Бенджамина не вмешиваться, но он спустился, сделав вид, что не понял ее знака.
– Я требую, чтобы этот дикарь был наказан за свое вероломство. Он запятнал честь вашего благородного дома. Аарон не может считать его своим сыном после всего содеянного им. Голос Иуды срывался от гнева.
– Не лучше ли обсудить это без свидетелей, дорогой друг, – озабоченно сказал Исаак. – Пройдемте в мою комнату. Ваша дочь утомлена и нуждается в отдыхе…
– Что совершил мой брат? – прервал их Бенджамин. Иуда обернулся и пристально посмотрел на Бенджамина.
– Это я тебя хочу спросить, что…
– Нет, отец, нет, прошу вас, – с мольбой в голосе воскликнула Мириам. Ее волосы были убраны и скреплены на голове серебряной сеткой. Печальное лицо было заплаканно, Исаак взял Мириам за руку и кивнул Иуде и Бенджамину.
– Поднимемся ко мне. Там наши слова не долетят до чужих ушей, – спокойно сказал он.
Войдя в свою просторную комнату, Исаак усадил Мириам на низкую кушетку с кипой темно-синих бархатных подушек и пригласил Иуду и Бенджамина занять места за круглым латунным столом, стоящим поодаль.
Иуда без предисловий обратился к Бенджамину.
– Этот испанский пес изнасиловал мою дочь. Более того, теперь она ждет ребенка. Это ты привел к нам чужака, и ты должен нести ответственность…
– Нет! – выкрикнула Мириам. – Я не позволю вам перекладывать мой грех на Риго де Лас Касаса или его брата. Он не принуждал меня. Я… Я уступила его просьбам, да простит меня Господь! – Она отвернулась, не в силах видеть, как ужас и боль исказили лицо Бенджамина.
– Это было той ночью, после бала, когда вы прислали мне записку? – срывающимся голосом спросил он. – Да. – Она заставила себя посмотреть ему в глаза. – В ту ночь в летней кухне и еще раз, за городскими стенами – он спас мою жизнь, когда слуги мадам Мирей напали на меня.
Исаак мрачно смотрел на эту благовоспитанную молодую женщину, которая, как ему всегда казалось, любит его племянника.
Бенджамину нужно было время, чтобы осознать признание Мириам.
Во всеобщем молчании Исаак сказал:
– Пожалуйста, успокойся, мой мальчик. Сядь и позволь нам подумать, что делать в этой ситуации.
– Это очевидно. Ей надо немедленно выйти замуж. Так как в ее будущем ребенке течет кровь Торресов – хоть и весьма испорченная, – вам необходимо найти ей мужа, в противном случае не далее чем через неделю она выйдет замуж за Ришара Дюбэ! – Иуда обращался к Исааку, но все в комнате понимали, что он ждет ответа от Бенджамина.
– Иуда, дядя Исаак, я хочу поговорить с Мириам наедине, – тихо сказал Бенджамин. Он повернулся и предложил ей руку. – Пожалуйста, пойдемте в сад, – попросил он с холодной вежливостью.
Мириам покорно последовала за ним. Ее пальцы, холодные как лед, утонули в его горячей руке. Бенджамин кивнул кипящему от гнева Иуде и Исааку, который казался только чуть более задумчивым. Когда они отошли достаточно далеко от портика, она высвободила руку и посмотрела ему в глаза.
Бенджамин был таким мрачным, каким Мириам никогда прежде его не видела.
– Когда вы разорвали помолвку, я догадывался, что вам понравился Риго, но я не мог и предположить такого вероломства. Быть такой неприступной и чопорной со своим женихом и в то же время по собственной воле развратничать с его братом!
Слезы хлынули из ее глаз.
– Лучше бы я умерла, чем причинять такую боль и унижение вам и отцу. Я решила уже покончить с собой, но ребенок…
– Никогда даже не заикайся об этом! – грозно приказал он.
Она вздрогнула и отвернулась, чтобы снова взять себя в РУКИ.
– Если бы судьба не отправила вас в ту ночь к пациенту, это могли бы быть вы, – сказала она вполне бесстрастным голосом.
– Нет, вы послали за мной только потому, что боялись чувств, возникших между вами и Риго, – горько возразил он. – С той самой минуты, как вы увидели его, я понял, что он произвел на вас совершенно особенное впечатление; потом вы пали жертвой его хитрости.
– Я уже сказала и вам, и отцу, что он не принуждал меня. Я могла бы остановить его… если бы была в состоянии в тот момент мыслить здраво. Он испанец, христианин и солдат, в нем есть все, чтобы разрушить мой мир и меня саму. Я не пытаюсь найти себе оправдание или выпросить ваше прощение. Мой грех непростителен.
– Вы знаете, что Иуда решил выдать вас замуж за того человека, которого выберет он?
– Тише, Бенджамин. Это не можете быть вы. Я уже и так причинила вам достаточно неприятностей. – Но и не Дюбэ, этот шакал. Ваш отец прав. В этом ребенке течет кровь Торресов. Ответственность за него несем и мы, – сказал Бенджамин смиренно. – Риго мой брат. И я женюсь на вас. – Он протянул руку и дотронулся до ее щеки, печально покачав головой. – Кто знает? Может быть, И со временем вы полюбите меня?
– Я и так люблю вас, Бенджамин, я говорила вам об этом, когда решила разорвать помолвку. Вы дороги мне как брат, и я не позволю вам сделать так, чтобы мы стали врагами. Не делайте ошибки. Если вы вынуждены будете признать темнокожего ребенка Риго своим первенцем, то возненавидите меня. Нет, я уеду на север, в Бордо, и начну новую жизнь.
– Не говори глупостей…
– Я уже наделала глупостей. Теперь я тщательно все рассчитала и не позволю вам принести мне в жертву свою жизнь и счастье, – твердо сказала она.
– Думаешь, Иуда Талон, не желающий, чтобы ты покидала Марсель даже в качестве моей жены, позволит уехать так далеко от него одной с ребенком? – скептически спросил Бенджамин.
– Я могу сама зарабатывать на жизнь, поскольку считаюсь хорошим врачом, – упрямо сказала она.
– Хорошим врачом, который не сможет работать много недель после того, как родится ребенок. Ты не сможешь справиться с этим одна, Мириам.
– Я не хочу, чтобы мной распоряжались как вещью ни ты, ни Дюбэ!
– Мы не говорили еще об одной возможности, – мягко сказал Бенджамин. – Ты любишь моего брата, Мириам?
– Он христианин. Отец проклянет меня, если я дам согласие выйти за него замуж! Не стоит и думать об этом, тем более что он далеко, а если и был здесь, то отказался бы нести ответственность за все это.
– Что касается реакции отца на твой брак с человеком другой веры, то тебе следовало подумать об этом до того, как лечь в постель с Риго, – зло сказал Бенджамин. – Но ты не ответила на мой вопрос, хотя твоя уклончивость говорит сама за себя.
– Я не люблю его! – воскликнула она, словно пытаясь убедить в этом саму себя.
Он смотрел на нее со смесью недоверия и отвращения.
– Ты не любила человека – считала его своим врагом – и дважды переспала с ним, позволив ему бросить тебя с ребенком?
– В первый раз было так поздно, темно… и я ждала тебя, – прошептала она, не в силах вынести его презрительный взгляд.
– А во второй раз?
– Толпа пыталась растерзать меня – Жан и Жерве из имения Мирей подстрекали слуг. Риго прогуливался верхом за городскими стенами и услышал шум.
– Ив благодарность вы отдали ему свое тело, – сказал Бенджамин.
– Не надо, прошу тебя. Все уже кончено, Бенджамин.
– Ты права. Не стоит больше бередить раны. – Он взял ее руку и повел через двор и портик к покоям Исаака.
– Ну… – спросил Иуда, едва они переступили порог. – Что вы решили?
Исаак тревожно вглядывался в лицо Бенджамина и Мириам.
– Я отправляюсь в Италию на розыски брата… Он женится на Мириам, – ответил Бенджамин.
Иуда вскочил с поразительной для его лет стремительностью.
– Я запрещаю!
– Я не выйду за него, Бенджамин, – твердо сказала Мириам.
– Тогда ты выйдешь за меня.
– Ты знаешь, что нет, – ответила она, чувствуя, как мужчины испепеляют ее взглядами. – Я отправлюсь жить в Бордо под видом вдовы. Никому не придет в голову подвергать это сомнению.
Наконец свое слово решил сказать Исаак.
– Это весьма благородный план, Мириам, но невыполнимый, как уже справедливо сказал Бенджамин. Почему ты не хочешь выйти за него – ведь он согласен?
– Потому что она любит моего брата, – сказал Бенджамин спокойно. – Я верну его…
Иуда решительно взял Мириам за руку.
– Если вы оба не хотите быть благоразумными, я поговорю с Ришаром. Моя дочь никогда не выйдет замуж за христианина.
– Иуда, ведь Риго – отец ребенка, и, несмотря ни на что… он сын Аарона и, следовательно, может переменить веру…
– Это полудикарь, да к тому же еще и негодяй без совести и чести. Никогда его грязные руки больше не коснутся моей дочери. – Иуда устремился к двери.
– Значит, его кровь тайно так же противна вам, как и то, что он христианин? – спросил прямо Бенджамин. – А что думаешь ты, Мириам? Тебе придется выбирать.
Она повернулась к нему.
– Ты слышал, что сказал отец. Его решение не подлежит обсуждению. Я не могу выйти за Риго.
– Тогда тебе самой придется сказать ему об этом, – обиженно ответил Бенджамин, – потому что я найду его и привезу сюда, на свидание с тобой.
Ломбардия. Декабрь 1524 года
Вилла была просторной, удобной и при случае даже могла служить убежищем, поскольку располагалась на невысоком холме, у подножия которого текла речка. Фернандо Франциско де Авалос, маркиз де Пескара, задумчиво смотрел из большого окна столовой на своих людей, мирно расположившихся лагерем.
– Иди, Фернандо, все остынет, если ты немедленно не сядешь за стол, – уговаривала его Беатрис.
Он поблагодарил ее и обратился к своему молодому капитану:
– Скоро мы снова начнем войну. Франциск не оставит Павию в руках Де Лейва. Бурбон потворствует германским лютеранам, подкупая тех, кого не может убедить. Он пишет, что приведет двенадцать тысяч данскнехтов.
– Германцы – отважные воины. И меня не интересуют их религиозные предпочтения, – сухо заметил Риго. – Но сейчас становится слишком холодно, чтобы начинать войну.
Пескара усмехнулся.
– Этот молодой идиот – французский король, занятый только собой, ведет своих солдат через Альпы, чтобы атаковать нас. Если Бурбон прибудет вовремя, мы расстроим его планы.
– Я слышал, что они уже едят своих мулов, а также крыс и отбросы в городах, – сказал Риго, глядя на великолепно приготовленный обед, стоящий перед ними на застеленном льняной скатертью столе.
Лиана вздрогнула. Обвив белыми пухлыми руками Риго она склонилась к его уху и прошептала:
– Забудь о войне. Объяви короткое перемирие и устрой нам сегодня праздник. Пообедай здесь, а потом продолжим в… – Молодая рыжеволосая девушка что-то быстро зашептала ему на ухо, а ее тетя Беатрис смотрела на них с улыбкой.
– Она права, Фернандо. Скоро вы должны будете уехать и вкусить все лишения военной кампании. А теперь давайте веселиться, пока у нас есть такая возможность, – сказала старшая, когда смуглый, невысокого роста генерал последовал за ней к столу.
Через некоторое время их застольная беседа была прервана голосами спорящих в прихожей.
– Германцы спорят с каким-то испанцем, – сказал Пескара, впуская охранника, просившего позволения войти.
– К вам человек, генерал. У него сопроводительное письмо, подписанное вами – по крайней мере, я разобрал на бумаге ваше имя, – сказал молодой солдат. Размашистую подпись Пескары было нетрудно запомнить, хоть и немногие в его армии умели читать.
– Позвольте ему войти.
Бенджамин, войдя в тепло натопленную, богато убранную комнату, мгновенно увидел брата, полулежащего на кушетке, и рыжеволосую красавицу рядом с ним, которая кормила его абрикосом.
– Так вот как вы воюете, – сказал он презрительно. Что-то словно надломилось у него внутри, и он резко вынул из ножен меч. Занеся его над остатками пиршества, он рассек пополам лебедя, затем поддел половину на острие и швырнул Риго и Лиане.
– Позвольте мне помочь вам, леди. У моего брата слишком ненасытный аппетит для этих фруктов.
Жирная птица шлепнулась на платье Лиане, и, вскрикнув, она сбросила ее на пол. Уцепившись за Риго, она сжалась в комок, открыв рот и изумленно уставившись на братьев-в этом у нее не было сомнений, поскольку лица были удивительно похожи.
– Теперь я понимаю, почему вы решили вернуться в Италию, а не отправились в путешествие через неспокойную Атлантику, – добавил он, с громким клацаньем пряча меч в ножны.
Риго не шевелился.
– Ты устал с дороги, Бенджамин. Я больше не связан с семьей Торресов. И это к лучшему.
– Я должен поговорить с тобой с глазу на глаз, Риго. Риго разжал руки Лианы и поднялся.
