Текст книги "У Элли опять неприятности"

Автор книги: Шейла Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я сидела на кухне и предавалась печальным размышлениям. Заменит ли меня такая Джули? Будет ли кто-нибудь скучать без меня? Огорчится ли хоть кто-то, если я больше не вернусь? Допустим, я мечтала уйти оттуда и никогда не возвращаться, но при этом кто-нибудь должен был скучать по мне! Телефонный звонок отвлек меня от фантазии, в которой Саймон объявлял сослуживцам, что я больше на работу не вернусь, и говорил, что раньше не понимал, как ему будет тоскливо без меня.

– Элли! – Голос у Лиз был совершенно обезумевший. – Боже, Элли, мне и в голову не приходило, что у тебя стресс!

– Мне тоже, – весело призналась я, и быстро поправилась: – Я хочу сказать, что не понимала, что со мной, пока мне доктор не объяснила.

– Ах ты, бедняжка! С тобой все в порядке?

Ну конечно нет. У меня же стресс.

– Все не так плохо, – храбро сказала я. – Я стараюсь держаться.

– Ну ладно, не буду тебя утомлять.

– Но мне скучно, – пожаловалась я.

– Правда?

Она казалась удивленной. Возможно, обычно люди со стрессом не скучают. Я бы лучше подбирала симптомы, если бы знала, что это может затянуться на три недели. Три недели! Они простирались передо мной, словно бесконечный десерт, унылый, бесцветный и безвкусный десерт на основе соевого белка.

– Думаю, это тоже часть болезни, – с надеждой предположила я. – Скука.

– Может быть. А журналы ты читать не пробовала?

– А что? У тебя есть? – спросила я. Обычно люди не держат у себя в столе подшивки «Космополитен».

– Если хочешь, вечером я могу принести тебе несколько штук.

– О! Да, было бы здорово. И вообще хотелось бы повидаться. – Я уже чувствовала себя так, словно не была на работе несколько месяцев. Наверняка появились какие-нибудь свежие сплетни. Я ведь еще ничего такого не пропустила? Нет, не может быть!

Наверное, я больна еще серьезнее, чем притворялась.

Лиз и Мэри появились примерно в восемь часов, принесли шоколадки и журналы. Мы уселись на кухне, чтобы не мешать просмотру «Жителей Ист-Энда», ели шоколад и вспоминали совместные трудовые будни.

– Замену уже нашли? – спросила я. – Джули или Джеки сидит за моим столом и роется в моих папках? Она оформляет таблицы лучше меня?

– Саймон поговаривает о том, чтобы взять замену, – сообщила Мэри. – Но пока он этого не сделал.

– Не позволяйте ей трогать мою кофейную чашку. Голубую. С коровой. Спрячьте ее в шкаф. И не давайте ей доступа к моей электронной почте.

– Пока что ее вообще нет, – успокоила меня Лиз.

– И смотрите, чтобы она не спелась с Гундосой Николя. И вообще.

– Элли, – сказала Лиз, посмотрев на меня большими, встревоженными глазами, – тебе не следует думать обо всем этом. Поэтому тебя и освободили от работы. Потому что из-за всего этого у тебя стресс.

– Это ужасно смешно, – согласилась я, кладя в рот сразу четыре дольки шоколадки. – Пока я работала, я не чувствовала, что это вызывает у меня стресс. Только когда Саймон ругал меня за опоздания, а так нет. И вот теперь я не работаю и думаю о том, что кто-то меня заменит. Кто-то, кто может оказаться лучше меня. Вы понимаете, кто-то помоложе и…

– В этом все и дело! Видишь! Это все возраст. Так и знала, что этот твой стресс из-за возраста! – триумфально закричала Мэри.

– А вот и нет! – закричала я в ответ, плюясь во все стороны шоколадом. – Это вовсе не возраст. Это счета, и бампер, и кот, которому нужно принимать лекарства всю оставшуюся жизнь. Моя мама с ее болезнями, ее бойфрендом и их Майоркой. Это Виктория, которая все свои деньги тратит на машину, чтобы приманивать парней, и Люси, которой придется сдавать экзамены, волнуясь из-за того, что я отстранена от работы. Это Пол, который считает, что я спятила, только потому, что я сказала, будто отравлю его подружку.

– Отравишь? – хором переспросили Лиз и Мэри. Рты у них широко открылись; зубы были перемазаны шоколадом.

– Это была шутка, – вздохнула я, чувствуя себя усталой и измученной.

Никто не засмеялся.

– Думаю, тебе надо уехать, – внезапно сказала Лиз.

– Да, очень смешно. Только вот яхта моя сейчас на ремонте, – кисло откликнулась я.

– Нет, правда. Помнишь, что ты сказала тогда, на работе? На ланче, когда… ну, когда мы проговорились про твою вечеринку? – Она виновато улыбнулась. – Помнишь, ты сказала, что хотела бы уехать куда-нибудь, и пусть тут все справляются без тебя.

– Ну да, я ляпнула что-то в этом роде. Так все говорят.

– Это бы пошло тебе на пользу, – согласилась Мэри. – Отвлекись от мыслей о работе. Пока ты сидишь тут и страдаешь, тебе лучше не станет.

Особенно учитывая, что я вообще не больна. Или все-таки больна?

– Если я выиграю в лотерею, – попыталась улыбнуться я, – то вспомню ваш совет.

– Ну, наверняка ты можешь позволить себе хотя бы маленькую поездку. По горящей путевке, например, – настаивала Мэри. – Тебе очень нужна передышка…

– Мам, тебя к телефону! – крикнула Люси, не отводя взгляда от телевизора, где на Альберт-сквер кто-то бился в истерике из-за того, что кто-то другой ему изменил. – Это тетя Бев!

– Беверли! – радостно воскликнула я в трубку. Мы с моей старшей сестрой очень любили друг друга, но общались очень редко. – Как ты?

– Вернее было бы спросить, – заорала сестра из Корнуолла, – как ты, и что это за чушь насчет стресса? И неужели ты ожидала чего-то другого? Ты же все лето сидишь в Лондоне! Ради бога, приезжай сюда, девочка, подыши морским воздухом, щеки у тебя сразу порозовеют! Когда ты будешь? Я уже выставила Томаса из гостевой комнаты и выстирала пуховое одеяло!

И мне пришлось поехать. Хотя бы для того, чтобы выяснить, кто такой Томас и что он сделал с пуховым одеялом.

Глава 5

Как людям удается запихнуть все, что им может понадобиться в течение нескольких недель, в маленький чемодан? В прошлом году Виктория ходила в поход. Я помню, что посмотрела на рюкзак у нее на спине и подумала: «А как же фен? А как же четыре пары туфель и баночки с лаком для ногтей?» Я уже никогда не узнаю, как она обошлась без всех этих маленьких предметов роскоши. В обычной жизни Виктория не представляла своей жизни без них, но, похоже, ей в походе понравилось. А потом она без труда вернулась к мелким достижениям цивилизации (не говоря уж о крупных вроде дома, душа и телевизора). И вот я собираюсь не в экспедицию по Южной Азии, а всего-навсего на отдых в Корнуолл, и не могу закрыть чемодан, потому что из него со всех сторон высовываются вещи.

– Для начала, это тебе не понадобится, – твердо сказала Люси, вытаскивая из чемодана щипцы для завивки. – Бев одолжит тебе свои, если ты действительно не сможешь без них обойтись.

– Это безнадежно! – простонала я, усаживаясь на корточки и уныло глядя на груду вещей, которые мне все еще предстояло уложить. – Мне нужен чемодан побольше.

– Тогда тебе его будет не поднять, – заметила Виктория.

– Возьми машину, – предложила Люси. – Я не понимаю, почему ты так хочешь ехать на поезде.

– Я не хочу ехать на поезде, Люси. Я просто не желаю провести весь свой отпуск на шоссе в ожидании мастера из Автомобильной ассоциации.

Даже если это будет молодой красавец. На автостраде особенно не поразвлекаешься.

– Тогда возьми мою машину, – сказала Виктория.

Повисшая тишина была пугающей и шокирующей. Я не сомневалась, что дочь сейчас же пойдет на попятный: «Нет-нет, я не это имела в виду! Я говорила о чьей-то чужой машине и чьей-то чужой матери, не о тебе!»

Но она перевела взгляд с меня на Люси, потом обратно и просто спросила:

– Ну как?

– Э… – Я проглотила свое изумление и начала сначала. – Виктория, это же несерьезно. Твоя машина – это твоя жизнь, твой ребенок, твоя самая большая драгоценность. Если я заберу ее у тебя, ты просто перестанешь существовать в глазах всех, кто тебя волнует.

– Даррен тоже так думает. Он считает, что я эгоистичная и равнодушная и не могу думать ни о чем, кроме своей машины.

Ублюдок!

– Должна же я ему доказать, что это не так!

Ага. Скрытый мотив ее благородного поступка высунул свою уродливую голову. Ну, слава богу. А я уже начала волноваться, что у дочурки улучшился характер.

– И ты думаешь, на него произведет впечатление, если ты скажешь ему, что дала машину своей бедной старой матери, чтобы она могла съездить в Корнуолл?

– Что-то вроде того, – призналась она.

– И когда должное впечатление будет произведено, ты, полагаю, ждешь, что я откажусь брать ее. И как бы ты ни просила и не умоляла, я скажу: «Нет, правда, я лучше поеду на собственной груде ржавчины или потащу чемоданы по платформам Британских железных дорог…»

– Ну, я…

– Так вот, забудь об этом. Спасибо, Виктория! – Я запечатлела крепкий поцелуй у дочери на щеке, и она стерла его след с ужасно озабоченным видом. – Я с восторгом принимаю твое любезное предложение и готова лично сообщить Даррену, какая ты заботливая и добрая!

– О.

Несколько минут дочь очень внимательно изучала ковер, а потом в полном молчании покинула комнату. Люси выжидающе смотрела на меня. Я знала, чего она ждет. Она думает, что сейчас я позову Викторию обратно, засмеюсь, обниму ее и скажу, что у меня и в мыслях не было брать ее машину. Виктория медленно шла к своей спальне, и это подсказало мне, что она ждет того же зова, смеха и объятий. Так что, возможно, мне следовало чувствовать себя немного виноватой, когда я продолжила паковаться и уложила в чемодан щипцы для завивки и лишнюю пару джинсов, поскольку знала, что все это будет мирно покоиться в черном пакете для мусора в багажнике машины. Машины Виктории. Машины, налоги, страховку и ремонт которой она оплачивала из собственных денег; заправленной бензином, который она купила за собственные деньги. Деньги, из которых она вначале собиралась выдавать мне двадцать процентов на хозяйство, но из которых я не получала ни пенни. Она жила со мной и тратила все свои доходы на машину, и я позволяла ей это, потому что она моя дочь и я люблю ее, – но, честно говоря, мне не следовало этого делать. Это было неправильно по отношению к ней и, разумеется, по отношению ко мне. Я жонглировала счетами за газ, электричество и кошачьи пилюли, чтобы девочка могла наслаждаться своей машиной, – и если она предложила мне взять автомобиль на недельку, пусть даже только для того, чтобы влюбить в себя Даррена, я определенно имею право согласиться. Не испытывая никакого чувства вины. Или почти никакого.

– Поосторожнее с ней, – скорбно сказала Виктория на следующее утро, поглаживая крышу машины, пока я укладывала в багажник вещи. Пять пар обуви. А почему бы и нет? И две куртки, просто на случай, если по вечерам там будет холодно.

– Уверена, что взяла с собой достаточно вещей? – с сарказмом спросила Люси.

– Погода в Корнуолле непредсказуема.

– Не забывай пользоваться пятой передачей, – сказала Виктория, все еще поглаживая крышу. – Я просто знаю, что ты к ней не привыкла.

Привыкла? Да ее еще не изобрели, когда собирали мою машину.

– Я отлично вожу, – уверила я дочь, села за руль и повернула ключ стартера. С первого раза! К этому будет нелегко привыкнуть.

– Не жми так сильно на газ! – запоздало предупредила Виктория, когда я выскочила на дорожку, ведущую к дому. Я резко затормозила и чуть не вылетела через ветровое стекло. Да, похоже, на тормоза тоже не стоит слишком сильно жать.

– Мне нужна всего минутка, чтобы освоиться. – Я улыбнулась дочери. – И, кстати, ты тоже будь поосторожнее с моей машиной.

– Ха! – Вот и все, что ей удалось сказать. Не думаю, что Виктория действительно собиралась куда-то выезжать на моей старой развалине. Это могло бы испортить ее репутацию.

– Увидимся через пару недель, мам! – крикнула Люси из окна своей спальни. Отдохни как следует!

– Обязательно! – Я помахала ей в ответ и тронулась – очень мягко, как мне показалось, чтобы начать свой отпуск.

Я проехала примерно две мили, когда вспомнила, что, вообще говоря, это вовсе не отпуск. Предполагается, что я больна. Предполагается, что я выздоравливаю. Тогда я начала чувствовать себя слегка виноватой. Но только слегка.

Кем бы вы ни были, есть что-то очень претенциозное в вождении спортивной машины. Виктория справляется с этим благодаря своей юности, солнечным очкам и шикарным юбочкам. Когда первые несколько водителей на автостраде проводили меня восхищенными взглядами, я сочла это смешным, воображая, как они были бы разочарованы, обнаружив за рулем даму среднего возраста в кардигане. Но спустя некоторое время я включилась в игру. А почему бы и нет? Разумеется, их восхищала моя машина, а не новая прическа, но тем не менее на меня оборачивались гораздо чаще, чем когда я ехала в своей старой «метро». Раньше мое внимание обычно пытались привлечь только для того, чтобы показать, что у меня оторвался бампер или не работают фары, а я притворялась, будто мне все равно. Теперь мне было труднее игнорировать завистливые взгляды молодых людей, у которых были аналогичные, но более старые или менее мощные модели. Менее впечатляющие. Менее сексуальные. Нет, правда – очень приятно было управлять этой штуковиной. Я начала немного лучше понимать свою дочь и стала подумывать о том, чтобы брать у нее машину почаще, например для поездки за продуктами вечером в пятницу. А сейчас посмотрим, смогу ли я подцепить что-нибудь посерьезнее мешка картошки. Я улыбнулась молодому человеку, который ехал в среднем ряду на красной «фиесте», со смесью жалости и чистого вожделения и громко рассмеялась. Я могла вести себя вызывающе, поскольку точно знала, что никогда больше его не увижу. Потом я завернула в придорожное кафе – и ровно через пять минут увидела его снова.

Я стояла в очереди, чтобы заплатить за чай и сдобную булочку. Чай и сдобная булочка, боже мой! Я имею в виду, что такой заказ просто кричит: «Дама среднего возраста!» – а в сочетании с тапочками получается даже еще громче. Как только я подняла глаза и узнала его, я захотела отменить заказ, притвориться, что это не мой, а мне его принесли по ошибке, и выбрать что-нибудь другое. Я не знаю что – шампанское и клубнику, к примеру, если, конечно, что-нибудь подобное подают в придорожных кафешках.

– Ой, да это леди из «ровера»! – сказал молодой человек из «фиесты».

Он, конечно, улыбался, но я точно знала, что в душе он помирает со смеху из-за чая и сдобной булочки. Я украдкой посмотрела на его заказ. Бутылка колы и гамбургер. Пища молодых. Ему на вид было лет тридцать, и глаза у него улыбались вместе с губами.

– Привет, – буркнула я и постаралась подавить воспоминание о плотоядном взгляде, который бросила на него на дороге. Вот черт. Так всегда бывает, когда делаешь глупости.

– Вы курите? – спросил он, когда я попыталась удалиться со своим заказом и с тем, что осталось от моего достоинства.

– Прошу прощения?

– Могу я составить вам компанию? Или вы предпочитаете остаться наедине со своими мыслями?

Окончательно смутившись, я показала на столик в зале для некурящих и почти бегом ринулась к нему. Он присоединился ко мне, легко и грациозно усевшись на красное с серым металлическое сиденье. Я ерзала над своей булочкой, переживая из-за крошек, масла и того, как они вместе подействуют на мои губы и кожу.

– Славная у вас машина, – сказал молодой человек, засунув себе в рот полгамбургера.

– Это дочкина.

Ну вот. Тайное стало явным. Теперь забирай свой гамбургер, свою колу и свою улыбку и ступай трепаться с настоящей владелицей спортивной машины.

– На вид не скажешь, что у вас может быть такая взрослая дочка.

Ой, умоляю! Я чуть не поперхнулась чаем.

Но с другой стороны, если он такой тупица (а по виду не скажешь), что пристает ко мне с подобной чушью, почему я должна смущаться?

– Ей всего пять, – улыбнулась я в ответ, совершенно перестав беспокоиться из-за крошек. – Она вундеркинд, так что ей вручили права, как только она поступила в начальную школу.

– И она такая же красавица, как ее мать?

– Нет, конечно. Но у нее все впереди.

Да кем я себя вообразила? Я же флиртую с ним! Мы подсмеивались друг над другом, как будто были самыми веселыми и остроумными людьми в мире, и к тому времени, когда я покончила с чаем и булочкой, мы уже сказали друг другу все возможные банальности и не пришли ни к каким выводам.

– Приятно было познакомиться, Элли, – сказал он, как будто действительно так думал. – Может, еще встретимся?

– Ну, может быть, когда я обгоню вас на сотне, – улыбнулась я.

И мы пошли, каждый в свою сторону, и он обогнал меня один раз, а я его два, и после того, как он свернул где-то в районе Бристоля, я улыбалась про себя весь остаток пути. И чувствовала, что отпуск начинается чертовски удачно.

– Почему ты улыбаешься? – поинтересовалась моя сестрица, как только я переступила порог.

– От радости, что вижу тебя, – ответила я, обнимая ее.

– Ты выглядишь противоестественно счастливой для человека в депрессии.

– У меня не депрессия, а стресс.

– Да что бы ни было. Я думала, ты будешь усталой и исхудавшей.

– Жаль тебя разочаровывать. Возможно, я почувствовала себя лучше, как только убралась подальше от всего этого.

– Ну хорошо. Теперь слушай.

Бев всегда была немного бесцеремонной. Она до сих пор остается главной и старшей сестрой.

– Я уложу тебя в задней комнате. Томаса я предупредила. Если он явится к тебе среди ночи, кричи погромче. Он глуховат. Если тебе что-то нужно, просто дай мне знать, хорошо?

– Хорошо, – кротко согласилась я. – А кто такой Томас?

– А, извини. Соседский кролик.

Кролик? Томас – кролик?!

– Но почему?!

– Он убежал из дома. Это длинная история. Он чистоплотный – относительно, конечно, учитывая его возраст. Но ему нравится задняя спальня. Я сказала ему, что ты приезжаешь. И перенесла его вещи в маленькую комнату, так что проблем быть не должно. Но все-таки запри на ночь дверь. Просто на всякий случай.

Считай, уже заперла. Я вполне могу обойтись без ночных визитов пожилого, наполовину приученного к туалету кролика.

– У меня кое-какие дела, – сказала Бев, передавая мне чашку с кофе и показывая, где хранится печенье. – Справишься тут без меня?

Разумеется, я не ожидала большого шума из-за моего прибытия. Это не в стиле Бев; кроме того, учитывая сомнительный характер моей болезни, мне при этом было бы неловко. Я оттащила свой чемодан, черный мешок для мусора, набитый обувью, щипцы для завивки и пачку книжек (на случай, если мне станет скучно) в заднюю спальню, открыла окно и стала смотреть поверх крыш на море. До сих пор я была здесь только один раз. Беверли приглашала меня вместе с девочками, когда от нас ушел Пол. Она тогда только что переехала сюда из Лондона и считала Ньюквэй чем-то вроде земли обетованной. Поэтому она, кажется, удивилась, что мне не стало лучше сразу после того, как я здесь очутилась, хотя жизнь моя была разрушена и сердце разбито. Возможно, Ньюквэй и славное место, особенно летом, но магическими лечебными свойствами оно не обладает. На этот раз у меня не было никаких иллюзий относительно мгновенного избавления от проблем, я просто собиралась хотя бы некоторое время побыть вдали от них, вот и все. Несколько недель расслабляться. Ни о чем не думать. Перезарядить батарейки. Я вздохнула и улыбнулась про себя при мысли о перезарядке и расслаблении, которые меня ожидают, и, отвернувшись от окна, увидела, как большой белый кролик сделал кучу прямо мне на подушку.

– В последнее время он так хорошо себя вел, – вздохнула Беверли, одной рукой поглаживая уши Томаса, а другой запихивая грязную наволочку в стиральную машину. – Наверное, смена комнаты оказалась для него слишком тяжелой травмой.

– Я могу лечь в маленькой комнате, – запротестовала я.

Кому понравится принять на себя весь груз ответственности за поведение страдающего недержанием кролика, получившего душевную травму?

– Нет, не можешь! Там даже нет нормальной кровати! Это вообще не обсуждается!

Она еще немного почесала Томасу ушки, а потом прижала его к груди. Значит, вот что бывает с женщинами среднего возраста, у которых нет детей? Вместо этого они нянчат и воспитывают кроликов?

– Просто прикрикни на него, вот и все. Покажи ему, кто здесь главный!

Спасибо. Непременно так и сделаю, когда он в следующий раз нагадит мне на кровать.

– Закажем ужин в ресторане, хорошо? – предложила Бев, открывая бутылку белого вина и протягивая ее мне. – Индийский или китайский?

– Все равно. И то, и другое славно.

Я налила себе вина и сделала первый глоток, пока она звонила, чтобы заказать ужин.

Цыплята в кокосовом молоке и грибы бхаджи на кухонном столе в сочетании с белым вином создавали товарищескую и родственную атмосферу. Как будто живешь в общежитии и сосед по комнате куда-то вышел.

– Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? – спросила я, дочиста подобрав соус с тарелки с помощью чапати и желая посекретничать. Расскажи мне, а я расскажу тебе. Правда, мне рассказывать нечего.

– С одним или двумя, – загадочно улыбнулась Беверли.

– Одновременно? – Я постаралась, чтобы сестра не заметила, что я шокирована. Даже если следовать сомнительным моральным принципам Виктории, все равно неправильно заводить любовника, не прогнав предыдущего, какой бы жестокой и несправедливой вы при этом ни казались.

– Слушай, Элли, – сказала Бев, слегка наклоняясь ко мне и подливая себе вина. – Мне пятьдесят два. Я ничем не связана, ни перед кем не отвечаю…

– Ладно, ладно. Я знаю…

– И делаю все, что мне заблагорассудится. С кем… хочу, и что… хочу делать…

Она где-то потеряла нить рассуждения, но смысл был ясен.

– Конечно. Я не имела в виду, что тебе не следует…

– И все они знают, каковы условия. Все, с кем я встречаюсь… они знают: никаких обязательств. Никаких романов. Никому не причинять боли.

– Но это звучит… так одиноко, – задумчиво сказала я. – Разве нет? Как будто трахаешься с кучей незнакомых людей.

– И в этом нет ничего плохого, – огрызнулась она, а потом добавила: – И в любом случае, они не незнакомые. Это друзья. В моей жизни полно друзей. – Она пьяно взмахнула рукой, обводя ею комнату, как будто ее друзья прятались под стульями. – В жизни всегда должно быть полно друзей.

– В моей – нет, – уныло отозвалась я.

Я подумала о Поле, который был моим лучшим другом, возлюбленным и спутником жизни, а теперь принадлежит курице Линнетт. Я подумала о девочках с работы, которые наверняка как раз собираются в паб с моей заместительницей. Я подумала о Виктории и Люси, которые наслаждаются собственной жизнью и собственными друзьями. И залилась пьяными слезами, утопая в жалости к себе.

– У меня нет никого, кроме больного кота, который должен до конца жизни принимать лекарства, ломаной машины с разбитым фонарем и без бампера и начальника, который заносит серьезные предупреждения в мое личное дело. Да еще нашей матери.

– Ничего удивительного, что у тебя стресс, – заметила Бев без малейших признаков сочувствия.

– Но, – вспомнила я, слегка повеселев при мысли об этом, – по дороге сюда я поболтала с очень милым молодым человеком.

– Вот это здорово! – Беверли ободряюще улыбнулась, как будто я была ребенком, который осваивает первые фразы на незнакомом языке.

– Только благодаря машине Виктории, разумеется, – быстро добавила я.

– Ну и что? – возразила сестра. – Зачем тратить время на поиски причин и оправданий, Элли? Жизнь проходит мимо, а ты все мнешься где-то на краю. Запрыгивай! Ныряй в самую глубину, девочка моя! Возьми жизнь в свои руки! Хватай ее за яйца и выдави из нее все, что сможешь! Дави, пока она не запросит пощады!

Кухня содрогнулась от ее красноречия. Зазвенели кастрюли и сковородки. Мне даже показалось, что тарелки и чашки вот-вот спрыгнут с буфета и станцуют под аплодисменты крышек кастрюль.

– Лично я так и поступаю, – добавила она, хотя в этом не было никакой нужды.

– Ты выдавливаешь из жизни то, что тебе нужно.

– Я не только выдавливаю, я ее удавливаю! – улыбнулась Бев. – Ладно, расскажи-ка мне лучше про парня на дороге.

И мы немного напились, и стали чуть более сентиментальными, и пообнимались, и посетовали на то, что мы так редко видимся, и я поплакала из-за Пола и Линнетт, а Беверли сказала, что Пол ей никогда не нравился, – по ее мнению, он заносчивый, высокомерный хлыщ, и теперь, избавившись от него, я наконец смогу начать наслаждаться жизнью.

Наслаждаться жизнью? Я легла на кровать в задней спальне (проверив, нет ли в ней кроликов), смотрела, как потолок надо мной кружится самым непостижимым образом, и думала о том, что сказала сестра (по крайней мере, о том, что мне удалось вспомнить). Хватать жизнь за яйца. Мне это понравилось – понравилось, как агрессивно это звучит. Именно агрессия мне сейчас и необходима, решила я, если, конечно, я не хочу умереть жалкой и никчемной старой коровой. Но пока мое сознание не угасло окончательно и я не провалилась в пьяное забытье, я продолжала плакать.

Меня разбудил стук в дверь. Или это был стук в висках? Ух! И то, и другое: стук гремел, как раскаты грома. Я скатилась с постели и спустилась по лестнице, прижимая к голове подушку, чтобы защитить уши, которые неожиданно стали очень чувствительными, и наконец открыла парадную дверь, чтобы остановить этот проклятый стук, пока он меня не убил. И тут с опозданием на долю секунды вспомнила, что было на мне надето. Или, правильнее будет сказать, чего на мне не было надето. А не было надето практически ничего, если не считать подушки на голове. За эту самую долю секунды я сфокусировала свои покрасневшие, затуманенные глаза и поняла, что на пороге стоит самый красивый мужчина из всех, виденных мною в жизни. Но было слишком поздно. Пара самых замечательных шоколадно-коричневых глаз в мире быстро оценила мое состояние. Я топталась в дверях в одних старых розовых трусиках, прижав (теперь уже к груди) подушку, слегка покачиваясь и страдая от жуткого похмелья.

– Прошу прощения, – сказал красивый мужчина, и голос у него был, словно трюфели из горького шоколада, смоченные в меду. – Я не думал, что вы еще в постели.

Он улыбнулся, произнося слово «постель» так, как будто это была наша с ним страшная тайна. Я почувствовала, что вся взмокла, и поскольку мозг функционировал неважно, не могла решить, является ли это следствием менопаузы, признаком сексуального возбуждения или предвестником ужасной рвоты. На всякий случай я ничего не сказала.

– А вы, наверное, Элли, – продолжал он.

Я задумчиво кивнула. Память медленно возвращалась ко мне. Да, Элли: это слово прозвенело, как колокольчик. Вполне возможно, что это мое имя.

– А Бев на работе?

– Я… не знаю.

Мой голос звучал странно, с каким-то металлическим отзвуком, вкус во рту был отвратительным. Я поднесла руку к губам, внезапно испугавшись, что мое дыхание способно сбить красавца с ног. Подушка при этом соскользнула, и я быстро подхватила ее, но успела заметить, что он с интересом следит за моими маневрами. И поскольку я уже окончательно уверилась, что внезапная потливость не имела никакого отношения к надвигающемуся приступу тошноты, я снова решила попытаться использовать свой голос, только на этот раз выдохнула прямо себе под ноги.

– Я только что проснулась.

– Думаю, она на работе. Сейчас ведь уже почти двенадцать.

Почти двенадцать?.. Двенадцать часов? Как это могло случиться? Я стала дико оглядываться в поисках часов. Может быть, этот парень приехал из другого часового пояса и забыл перевести часы? Я никогда не спала до самого ланча, никогда, и уж точно не делала этого ни разу с тех пор, как у меня начался фальшивый стресс, потому что так волновалась из-за него, что к моему списку воображаемых симптомов добавилась вполне реальная бессонница.

– Вы не могли бы кое-что передать ей? – спросил красавец, когда начало казаться, что мы простоим на пороге, углубившись в созерцание друг друга, до конца наших дней (и я уверена, что могу выдумать наказание и похуже).

– Конечно! Конечно! – заикаясь, проговорила я, смущенная и рассерженная тем, что мне самой не пришло в голову такое очевидное решение. – Я могу еще чем-то помочь?

Полететь на луну на бумажном самолетике? Упасть на колени и поцеловать место, на котором ты стоишь?

– Просто передайте. – Он улыбнулся, на этот раз широкой улыбкой, осветившей все его лицо так, что в глазах у него заплясали веселые огоньки, а на щеках появились ямочки. При виде этой улыбки каждая нормальная женщина должна была бы тут же отбросить подушку, сорвать с себя трусики, упасть на пол и закричать: «Ну же! Возьми меня сейчас же, или потеряешь навсегда!» Разумеется, я говорю о нормальных женщинах, а не о себе. Я просто пофантазировала на эту тему несколько секунд, отчего меня затошнило еще сильнее.

– Просто скажите ей, что сегодня вечером я буду, хорошо? Я забыл подтвердить. – Он перестал улыбаться и оглядел меня с ног до головы, после чего добавил: – Вот и все – пока что. Увидимся позже. – С этими словами он повернулся и ушел.

Возможно, я пофантазирую о нем потом. Когда мне станет лучше.

– Я так мучилась от похмелья, что даже не спросила, кто он такой! Просто невероятно! – печально призналась я Беверли, описывая ей этот инцидент, когда спустя несколько часов она вернулась из колледжа.

Бев засмеялась:

– Это Джеймс. И я очень зла на него, потому что он испортил мне весь сюрприз.

– Какой сюрприз?

– Я же говорила ему, что это будет сюрприз, вечеринка для тебя.

– Для меня? – Я вспыхнула, чувствуя себя ребенком, которого взяли на пикник, хотя он этого и не заслужил. – Почему?

– А почему бы и нет? Это тебе полезно – немного развеселиться, пообщаться с людьми. Будут несколько моих друзей.

– А Джеймс один из твоих «друзей»? – многозначительно поинтересовалась я.

– Если ты спрашиваешь, спала ли я с ним, то да, конечно спала, но много лет назад, а потом мы расстались. Хоть это было и нелегко! – Она захихикала. – Ну, ты себе представляешь!

Я постаралась как можно безразличнее пожать плечами. Представляю? Хочу ли я представлять себе это? И что будет, если я начну себе представлять эти глаза, эту улыбку и срывание трусиков…

– Ну конечно же, он тебе понравился – это у тебя на лице написано! – радостно сообщила Бев. – Он просто великолепен. Считает себя даром божьим для любой женщины… не без оснований, конечно… Джеймс колоссальный любовник.

Я вообще не задумывалась обо всем этом, пока готовилась к вечеринке Беверли. Ничего подобного не приходило мне в голову, когда я красила ресницы остатками туши, вытряхивала на себя последние капли духов и рылась в чемодане в поисках нижнего белья, которое не выглядело бы так, словно принадлежит толстой матроне среднего возраста, страдающей от стресса. Хотя, возможно, я возвращалась к эпизоду у порога раз или два, или, может быть, несколько десятков раз – ну максимум пятьдесят. Я пыталась выкинуть из воспоминаний похмелье и сделать в воображении еще несколько шагов, чтобы он уже не глядел на меня своими лучистыми глазами, а втолкнул в дом, отшвырнул подушку в одну сторону, трусики в другую и…