Текст книги "Бал у Князя или невероятные приключения Нежданы Приваловой (СИ)"

Автор книги: Шейла Лютаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

«Вот помогла так помогла, – подумала я в след своей сладкой тетке».

«А чем тебе собственно помочь? – спросила Роза, в которой, вероятно из-за моего тона вполне могла проснуться совесть».

«Скажи мне, хоть какой это король? – взмолилась я».

«Французский, – тут же ответила Розалия и с чувством выполненного долга спросила, – ещё помощь нужна?»

«Нужна, – не дала я слинять к кавалерам нетерпеливой тётушке, – какой по счёту? Ты знаешь, сколько их там, тех королей было? И не сосчитать».

Роза задумалась, а потом сказала, как отрезала: «Так у Князя спроси, – таким тоном, типа, сама догадаться не можешь?! И растворилась в бальном тумане.

Я вздохнула, и ничего не придумав лучше, мысленно обратилась к Князю: «Прости, Бога ради, Ваше Сиятельство, но не могли бы Вы подсказать мне бестолковой – что это за король французский?»

«Это – Людовик XV», – тут же отозвался Князь.

«Тот, которому отрубили голову?» – поинтересовалась я.

«Нет. Отрубили голову Людовику XVI, его внуку, во времена Великой французской революции».

«Гильотиной?» – уточнила я.

«Какое знание истории?! – не то удивился, не то восхитился Князь, – да, именно гильотиной».

«Отлично, – подумала я, – а этот тогда чем знаменит?»

«Оленьим парком, – ответил Князь, – если Вам, дорогая графиня, это о чём-то говорит».

«Разберёмся, – заверила я Князя и, подняв опущенные во время мысленной беседы глаза на монарха поинтересовалась, – ну, что Ваше Величество, как там «Олений парк»?

Придворные ахнули, у короля глаза выкатились из орбит, в зале, в очередной раз повисла тишина, а я мысленно замычала: «Что опять не так?»

Всхлипывающий от смеха Князь не сразу смог ответить на этот, уже ставший традиционным за время моего пребывания на балу, вопрос. На помощь пришел граф Калиостро: «Всё так, дорогая графиня. Всё так, – зашептал граф у меня в голове, – просто такой молодой девушке как Вы, не очень прилично интересоваться, как идут дела в «Оленьем парке».

«Ну, и как они там идут, граф», – запоздало поинтересовалась я.

«Всё, как у Вас говорится, пучком, – сообщил мне граф, – дела идут, контора пишет».

«В смысле, контора?» – не поняла я.

«Простите, графиня, – извинился Калиостро, – это я к слову сказал».

«А по существу можно, – попросила я, – а то с королём сейчас удар приключится. А я останусь виновата».

«Если по существу вопроса, – проинформировал меня включившийся в разговор Князь, – так «Оленьим парком», называется место, где маркиза Помпадур взращивает для своего монарха молоденьких девушек, для разнообразных удовольствий».

«Другим словом, бордель?» – решила внести ясность я.

«Да, – практически хором ответили мне мои мысленные собеседники».

«Вот это я спросила!» – сама себе поразилась я.

Но делать нечего. Король не может весь вечер столбом стоять и глазами хлопать. Надо выходить из создававшегося щекотливого положения. И я решила выйти.

– Я, в принципе, уточнить хотела, – решила прикинуться дурочкой я, – как там охота на оленей? В парке проводите или лес предпочитаете?

Король шумно выдохнул, а за ним и вся королевская свита, посмотрел на меня очень внимательно, даже слегка голову наклонил в мою сторону и произнёс: «Вот так сразу и сказала бы, что тебя охота интересует, а то я невесть, что уже подумать успел. Если по поводу оленьей охоты, то Мы отдаём предпочтения лесным угодьям».

«Великолепно, Ваше Величество, – ответила я, – в угодьях оно куда лучше охотиться на оленей, чем в парке».

Обстановка, мною созданная развеивалась плохо. Можно сказать совершенно не развеивалась, но хоть не накалялась, и то, Слава Богу! Придворные косились и перешёптывались, а некая мадам, вероятней всего небезызвестная маркиза, сверялась с какими-то списками и бумагами.

– Мы изволим танцевать, – сообщил всем король.

– Не отказывайте себе, Ваше Величество, – сказала я, чем тут же заработала выпученные глаза, не только придворных, но и всего зала.

– Менуэт, – сказал король, и взмахнул рукой.

Заиграли скрипки и клавесин. Король сделал странный жест руками и ногой в мою сторону.

«Что это, граф? – поинтересовалась я.

«Вас пригласили на самый главный бальный танец эпохи Людовик XIV, ну и по традиции всех остальных Людовиков», – ответил мне граф.

«Он сложный?» – поинтересовалась, так на всякий случай, потому как, что-что, а менуэт я точно никогда не танцевала.

«Ужасно, – сообщил мне радостно граф, – его разучивали годами и танцевали медленно, уделяя особое внимание движению рук, повороту головы и тому подобному».

«Мне его не осилить, даже с Вашей помощью, – сообщила я очевидное, – что будем делать?»

«Отказать королю, графиня, Вы не можете. Это скандал», – веско произнес Князь прямо у меня в голове.

«Так ведь король этот давно тю-тю, в смысле умер», – попыталась выдвинуть свои доводы в пользу отказа от танца, я.

«Умер, не умер, а скандал нам не нужен», – подытожил граф, – предложите что-нибудь, графиня, Вы же девушка продвинутая, так сказать».

«Могу предложить сальсу, – тут же нашла альтернативу я, – а что, я отлично танцую сальсу, и совершенно не умею менуэт, а король точно в сальсе не силён. Куда ему в таком одеянии сальсу танцевать, он и верхний брейк, навряд ли осилит, не говоря уже о сальсе?!»

«Не надо, сальсу, – взмолился граф, – побойтесь Бога, какая в 17веке может быть клубная латина?! Тогда ведь ещё и клубов не было?!»

«Ваши предложения?» – не стала я настаивать на своём.

«Предложите королю павану, гальярду или куранту, – посоветовал граф, – а я Вам буду мысленно транслировать, какие движения следует делать. Может всё и обойдётся. Без скандала. На этот раз».

Мне очень хотелось спросить, часто ли на балу у Великого Князя Дракулы, происходят скандалы, но дрыгающий ручкой-ножкой монарх, сильно отвлекал от мыслей, и я решила оставить этот вопрос на потом.

– Ваше Величество, – опять присела я в глубоком реверансе, – простите великодушно, но не умею я танцевать менуэт. Может, что другое потанцуем, – на последнем слове я многозначительно повела бровями, предварительно опустив голос глубоко во внутрь, от чего он стал на несколько тонов ниже и бархатистей.

Король хаотичные движения конечностями прекратил. Общая атмосфера ожидания скандала делала мне нервы, как сказала бы Роза, если б была не Таврической, а Одесской. Я застыла с глупейшей улыбкой и немым обожанием в глазах, ожидая, чем это обернётся.

Король многозначительно улыбнулся, наверняка голос мой на его всё-таки подействовал, и скандал автоматически перенесся на другое время.

– Почему девушка в Вашем, не столь уже юном возрасте, – сделал одному ему понятный намёк монарх, – не умеет танцевать менуэт? Такая красивая девушка менуэтом должна владеть в совершенстве – сказал король, протягивая мне руку и приглашая на танец.

Я слегка порозовела, потому как побагроветь, мне не позволил граф, взывая к понимаю сложившейся на балу обстановке, и, прося уважения к маленьким, как он выразился, слабостям, не просто пожившего, а давно уже умершего человека.

Я уважение к умершим проявила, гнев в себе погасила и томно прикрыв глаза как рявкнула: «Не могу знать, чуть не сказала Ваше Благородие, но вовремя спохватившись, сказала Величество, – недосмотрели».

Король понимающе ухмыльнулся и, делая двусмысленные паузы и акценты, спросил: «А, что Вы умеете танцевать?»

Хотелось, вот честно, очень хотелось ответить ему про сальсу, но памятуя о возможности скандала, позволила себе лишь трепет ресниц и робкое: «Можно попробовать куранты».

Король сморгнул и спросил: «Может, Вы хотели сказать, куранту?»

– Конечно куранту, что ж ещё, – радостно заулыбалась я, и уже обращаясь мысленно к графу, попросила, – давайте уже начинать, что ли, а то если Его Величество со мной ещё немного пообщается, его не в «Олений парк», а в «дурку» отправлять придётся. У бедного Людовика и так сегодня день не задался, со мной повстречался.

Музыка всё-таки заиграла, и мы пошли танцевать.

Хорошо, что король, как выяснилось позже, выбрал простую куранту, а не сложную. Мы танцевали вдвоём, а все присутствующие улыбались и обсуждали нас, короля с восторгом, меня с недоумением. Нет, я, конечно, очень старалась, и даже иногда

попадала в такт, но не всегда.

К всеобщей радости танец закончился и король, предлагая мне руку сказал: «Вы совершенно не владеете искусством танца, милочка. Вас следует хорошо выучить. Я думаю, у меня найдётся время для нескольких уроков».

«Молчи, – воскликнул у меня в голове граф, вероятно проникшись кровожадным выражением моего лица, – просто промолчи. Я тебя умоляю».

«Окей, – ответила я графу, – я сейчас молча проглатываю эту шнягу, а Вы граф, исполняете за это, одно моё желание. Идёт?»

«Даже не хочу знать, что такое «шняга», – ответил граф, – хочу только уточнить, какое будет желание?»

«Ещё не придумала, – честно призналась я, но это будет обязательно что-нибудь грандиозное».

«Но не предсказание будущего», – сразу же оговорил Калиостро.

«Какое будущее, граф? – ответила я, – нам бы с прошлым разобраться».

«И по возможности без скандала, – добавил граф, – я согласен».

Опустив глаза, а заодно и подбородок, я уставилась в пол, разглядывая узор на паркете.

– Почему Вы молчите? – спросил удивлённый король.

Я набрала полную грудь воздуха и услышала тихий шепот графа у себя в голове: «Желание, графиня».

«Твою маму, Ваше Величество», – мысленно выругалась я, но вслух лишь пролепетала, – это большая честь для меня, обучаться танцам лично Вами, Ваше Величество!

Щёки мои пылали кумачом, и никто, вернее сказать почти никто не догадывался, что это не лёгкий стыдливый румянец, украшает нежные девичьи щёчки, а едва сдерживаемая силой воли и желанием получить все-таки от графа своё желание, кипучая и могучая ярость, поднимает свою буйную голову.

«Уйдешь ты сегодня уже куда-нибудь – мысленно, ни у кого конкретно, поинтересовалась я, – индюк напыщенный?»

«Уже», – ответил мне граф, и я увидела удаляющуюся от меня венценосную спину.

– Какое счастье! – вслух выдохнула я.

Мои глаза встретились с глазами «Ёлки», которая ехидно заметила: «Я смотрю, Вы, дорогая дебютантка, время даром не теряете. Прямо сразу в «Олений парк» напросилась, ни как-нибудь».

– Изыди, – отмахнулась я от навязчивого недоразумения, – завидуй молча.

Покрутив головой в поисках знакомых лиц, которых, как и предполагалось, рядом не оказалось, я заскучала.

Князь, исполняя роль хозяина бала, был несколько занят наметившейся дуэлью между, так опрометчиво мной отшитым поручиком и неопределённого рода деятельности господином, предъявляющим поручику какие-то претензии.

«Что там происходит, граф, – позвала я Калиостро, уже привычно, мысленно».

«Ничего нового, – ответил граф, – барон требует, чтобы поручик женился на его дочери».

«А барон этот, не Мюнхгаузен? – спросила я, – потому как если это тот барон, о котором я говорю, то он всем известный сказочник и ему никто не верит».

«Думаю, прекрасная графиня, – сказал мне граф, – что барон Мюнхгаузен, просто убил бы поручика, не прибегая к скандалу. Мюнхгаузен прекрасно владеет оружием и с большим удовольствием проткнул бы поручика шпагой, или продырявил бы из пистолета. Это как вам будет угодно, графиня».

«А есть основания к таким требованиям?» – скуки ради поинтересовалась я.

«Скорее да, чем нет, – ёмко ответил граф, – простите графиня, я буду несколько занят предотвращением узаконенного убийства, так как этот барон с роду оружие в руках не держал, а Ржевский известный дуэлянт и забияка».

«Бог в помощь, мысленно пожелала я, – жаль, что этот барон оказался не Мюнхгаузен, – вздохнула, и переключилась на свою пропавшую тётку – агоу, Роза, где ты? Может, уже вспомнишь, дорогая, зачем ты здесь и уделишь мне немного своего драгоценного внимания».

Роза нашлась не сразу, но когда всё-таки нашлась, удивила меня до невозможности.

«Что случилось?» – еле слышно прозвучал у меня в голове поникший голос всегда жизнерадостной тётушки.

Голос Розы показался мне вялым и безжизненным, и я потребовала, – «Это ты мне скажи, что у Тебя случилось?»

Роза шумно вздохнула и сказала: «Не верь мужчинам, Нежа. Никому из них не верь. Все они подлецы и лицемеры».

«Тааак, – протянула, я слово давая Розе время перестать хлюпать носом, – а теперь подробно, что случилось?»

«Он бросил меня, – зарыдала Роза, – и увлёкся другой».

«Интересно, на какую Корзиночку он тебя променял?» – действительно интересуясь сложившимся, почти адюльтером, спросила я.

«Ах, – вздохнула Роза, – какая там, Корзиночка?! На бал явилась Нихонсю».

«Дал же Бог имечко, – дёрнула я головой. – Кто эта Нихо-Лихо? Ты с ней знакома? Откуда взялась?» – из меня высыпались вопросы, как из рога изобилия.

«Новенькая она. В нашем обществе первый раз. Японка, – рыдала Роза, – вот он и увлёкся».

«Гейша, что ли?» – уточнила я.

«Нет, – ответила мне Роза, – Гейша – это конфеты с ликёром, а эта, – она выдохнула, и изящно высморкавшись в платок, продолжила. – Она из благородных, в смысле из алкогольных будет.

«Сокэ, что ли? – изумилась я, – а кто её на бал пронёс, в смысле, кто её сюда притащил, короче, Роза, с кем она заявилась?»

«Говорит, – сдала Нихонсю Роза, – что она из сопровождения самураев».

«Час от часу не легче, – подумала я, – вот только опившихся нихонсю самураев, делающих себе на почве передоза харакири, Князю сейчас и не хватало».

Воображение, срочным образом, рисовало мне картины одна страшней другой, и пришлось даже хорошенько помотать головой из стороны в сторону, избавляясь от навязчивых видений, а Розе я сказала: «Плюнь, Розалия. Плюнь, на того мужчину, кто в тебе красоты не увидел. А если увидел и не оценил, плюнь на него дважды. Потому как калека он, эстетико-кулинарный калека. Вот, что я тебе скажу по этому поводу. Гони ты своего Капитана, куда подальше. Пусть теперь его самурайская, – я хотела сказать кто она на самом деле, но постеснялась. Роза всё-таки натура утончённая ей про такое знать не положено, хоть она и с опытом. Решила закончить фразу более лояльно, – водка развлекает».

«Она сказала, что она не водка», – грустно выдохнула Роза.

«Конечно, – тут же поддержала я товарку, – кто ж признается в приличном обществе, что он прямой потомок самогона. Все в благородные хотят».

Мы помолчали, и я что б как-то разрядить обстановку поинтересовалась: «Что у вас там ещё нового?»

«Ой, – воскликнула Роза, – у нас там совершенно новый мужчина появился. Наполеон».

«Это который бенди, торт или император?» – решила сразу определиться я, так как удивляться на этом балу уже ничему не приходилось. И вполне могло обнаружиться, что сам Император НаполеонI Бонапарт, прихватив с собой бутылочку бренди «Наполеон» и тортик тёзку, явился к милейшему Князю Дракуле, весело кутить и развлекаться.

«Роза, – позвала я притихшее Сиятельство, – ты чего молчишь?»

«Я не знаю», – расстроено ответила Роза.

«Что ты не знаешь?» – не поняла я.

«Я не знаю, – пояснила Роза, – как отличить одного Наполеона от другого. И поэтому я не знаю, какой это Наполеон».

«Так, Роза, – сказала я, – сосредоточься и вспомни. Этот твой новый мужчина, который Наполеон – он крепкий, как капитан Морган, сладкий как ты, или в такой шапке, треугольной?

Роза задумалась, а потом радостно сообщила: «Про шапку ничего не помню, у нас кавалерам в помещении в головных уборах не прилично находится, а вот по поводу остального точно могу сказать мужчина крепкий, а целуется как сладко…», – и моя дуэнья утонула в мечтах и воспоминаниях.

«Э, Розалия, – решила я спасти утопающую, хотя это и есть дело рук их самих, – а откуда про поцелуи инфа? Опыт?»

Роза, вынырнув из бушующего моря эмоций совершенно спокойно ответила: «Конечно опыт, что же ещё?! Просто опыт может быть свой и чужой, как и ошибки. Так вот, деточка, – Роза, вдруг вспомнила, что она старшая в нашем тандеме, – учится лучше на чужих ошибках».

«А опыт приобретать самостоятельно, – закончила я зависшую в воздухе мысль, – и вот теперь скажи мне Сиятельство Таврическое, почему ты до сих пор не окучила крепко-сладкого мужчину марки «Наполеон», а рыдала из-за какого-то там капитанишки.

«Он не какой-то там», – попыталась возразить Роза.

«Он, – я сделала эффектную паузу, – разбил тебе сердце! А Наполеон, между прочим, может оказаться императором, – добивала я, – а ты, если подсуетишься – императрицей!

«А какой из них император? – заинтересовалась моя тётя-торт.

И вот, что ей на это ответить, если не императором из троих может оказаться только тот, который сладкий и который торт, но возможно именно он классно целуется?! А это надо заметить тоже очень неплохо.

«Знаешь, Роза, – выдала я, – бери, какой есть. Там разберёшься. Может и не нужен тебе будет к тому времени император. Если окажется, что император тот, который в шапке, так этот тебе точно не нужен».

«Это ещё почему?» – поинтересовалась Роза.

«Он войну 1812года проиграл, – сказала я, – зачем тебе неудачник».

«Фу, лузер, – скривилась Роза, – в шапке брать не буду».

«Иди, давай, действуй, – напутствовала я дуэнью, – а то пока мы с тобой выясняем, нужен он тебе или нет, очередная Метакса объявится и наложит лапу на твоего Наполеона».

«Не наговаривай на Метаксу, – вступилась моя Светлейшая донна за греческий коньяк, – она очень мягкая и такая приятная, прям душу греет. А главное, ведёт себя достойно, не то, что некоторые японки, – пустила шпильку Розалия, – хотя у них там, в Греции, знаешь как с мужиками трудно?»

«А где с ними легко? – поинтересовалась я, – в Голландии вон, тоже не всё так просто. Голландия она вообще – страна контрастов, и ничего. Живут же как-то».

«А, что собственно, Вы молодая леди, имеете против Голландии?» – услышала я в своей голове скрипучий старческий голос.

«Против? – совершенно искренне удивилась я, – да, как Вам, милейший, такое в голову могло прийти!»

Поискав глазами говорившего в моей голове и так его и не обнаружив пришлось продолжить свою пламенную речь в никуда, – я, между прочим, в восторге от трех вещей: голландской живописи, тюльпанов и грибов».

«Каких грибов? – удивился старичок. Судя по всему по поводу живописи и тюльпанов наши мнения совпадали.

«Галлюциногенных, – сказала я, – каких же ещё, – а вы сами кто, простите, будете? И что собственно вы в моей голове делаете? – решила поинтересоваться я.

«Я, деточка, Хендрик Антон Лоренс, – представился вписавшийся в разговор дедуля, – слышали о таком?»

«Если я скажу, что слышала, но не могу вспомнить, что именно – Вы мне поверите?» – сгорая от стыда, спросила я. Было крайне неловко от того, что я слыхом мне слышала о таком, судя по его представлению, выдающемся деятеле.

«Эх, молодость, – вздохнул голландский Антон, – я, деточка, физик. Нобелевской лауреат 1902года, создатель классической электронной теории».

«Простите великодушно, – попросила я, – не сильна я в физике».

«Зато в грибах великолепно разбираетесь», – поддел меня старичок и отключился.

Роза, нашего с физиком разговора не слышала, а потому оставшись на своей волне, продолжила тему: «Про Голландию ничего не слышала, говорить не буду, – ответила мне Роза, потихоньку припудривая носик, – а вот про Грецию слышала. Сложно у них там всё. Исторические предпосылки, этническая обусловленность, память клеток», – давила на меня Роза интеллектом, и где только слов таких нахваталась?!

«Всем сейчас сложно, – философски заметила я, – а ты пойди и срази наповал этого несчастного, своей красотой. Помнишь, красота – это страшная сила?! Иди уже давай, примени её по назначению».

Роза растворилась, как и не появлялась.

«Что-то давненько меня никто ангажировать не пытался, – подумала я, – как-то даже странно. Я на балу уже, столько времени и ни одного разбитого сердца. Вон мой торт и та успела и своё разбить и по чужому потоптаться. Живут же люди!» – завистливо вздохнула я.

часть шестая

ЧАСТЬ 6

В зале стало ощутимо прохладно, и я зябко повела плечами. Не понятно, откуда потянуло сквозняком. Я стала оглядываться в поисках источника сквозняка и увидела как в распахнутую ветром балконную дверь прямо со снежного облака, в зал вошла девушка. Сказать, что она вошла, будет не правильно – она вплыла на облаке, тут же растаявшим под её ногами.

– Граф, – вслух позвала я Калиостро, совершенно забыв, что могу обратиться к нему мысленно, – не могли бы попросить кого-нибудь, прикрыть двери. Дует.

Граф Калиостро, находившийся в другом конце зала подарил мне одну из своих загадочных улыбок и, щёлкнув пальцами, легко прикрыл балконные двери.

– Спасибо, – выдохнула я, – Вы спасли меня от обморожения.

«Не стоит благодарности, – пронеслось у меня в голове. И, дорогая графиня, уделите внимание гостье. Кажется, с Вами желают пообщаться».

Я, улыбнувшись графу, повернула голову к вошедшей в зал девушке. Она была одета в длинное белое платье, струящееся по фигуре с открытыми плечами. Девушка была на удивление естественна, совершенно без каких либо украшений. Светлые волосы убраны в строгий узел на затылке, лицо без грамма косметики, поражало своей свежестью и выразительностью. Девушка не была красавицей в классическом значении этого слова. Её так же нельзя было назвать милой, прелестной или пикантной, но было в ней что-то такое, что не позволяло отвести от неё взгляда.

Наши глаза встретились, и я поразилась разочарованию, мелькнувшему в глубине её ярко синих глаз.

– Спящая, – сказала девушка и слегка презрительно прищурила глаза, – а пора бы уже проснуться, – фыркнула она.

– Это Вы о ком сейчас сказали? – поинтересовалась я.

– О тебе, – ответила девушка, – сколько тебе лет шестнадцать, семнадцать?

– Семнадцать, – ответила я, пока ещё не понимая к чему весь этот разговор.

– Вот видишь тебе уже семнадцать, – с сожалением выдохнула она, – а сердце твоё ещё спит. Не боишься всю жизнь проспать? – спросила она.

– Не боюсь, – ответила я, ощущая, как в душе поднимается глухое раздражение на собеседницу, – а Вы кто собственно будете? – решила спросить я, раз собеседница не представляется сама и нас никто не спешит представить.

– Ты даже не знаешь, кто я! – возмущённо сказала собеседница, – а самой уже семнадцать.

– На Вас, к огромному сожалению, бейджика с именем и должностью нет, – не скрывая своего раздражения, выдала я, – поэтому я и не знаю, кто передо мной, – обращаться на Вы, к девушке из облака у меня не было ни малейшего желания, и я старательно строила фразу, избегая такого обращения.

Девушка, проходившая вглубь зала, остановилась и удивлённо посмотрела на меня, как будто только что увидела впервые.

Я же обратила внимание на её спину, за которой реяли два больших птичьих пера.

– Что это у Вас – удивленно спросила я, – за спиной болтается?

– Это крылья, – ответила мне девушка, – и они не болтаются, а гордо реют.

– Два пера по определению не могут, во-первых быть целыми крыльями, а во-вторых, – сделав паузу и внимательно посмотрев за спину незнакомке, продолжила свою мысль, – гордо реять.

– Много ты в крыльях понимаешь?! – фыркнула девушка с перьями.

– Я может и не много, – согласилась я, – но для маскарадного костюма, если б мне такой понадобился, хоть литературу какую-нибудь почитала. И знала бы как выглядят настоящие крылья. Ты вообще, кого изображаешь?

– Я не изображаю, как ты только что выразилась, – уже явно злилась девица, – я ангел. И я им являюсь.

– Кому? – поинтересовалась я.

– Что кому? – не поняла девушка.

– Являешься кому? – уточнила я вопрос.

– Кому надо тому и являюсь, – гордо ответила та.

– А кому не надо? – не отставала я, – Вот мне, например, совершенно не надо явление ангела с облезлыми крыльями. Я, девушка ранимая, ангелов ни разу не видевшая, как мне после тебя в настоящих ангелов верить? – спросила я.

Девушка задумалась, и явно не зная, что ответить, просто пожала плечами. Вроде как, говоря – как хочешь, так и вверь. Мне то, какое дело.

– Ангел? – недоверчиво переспросила я, – а ты ангел чего?

– Я, Серафима, младший ангел любви, – гордо ответила она.

– Младший, – не поверила я, – а как же купидоны? Ты хочешь сказать, что они старше тебя? Не верю.

– Какие купидоны? – не выдержала Серафима. – И где ты их здесь видишь?

– Видишь ли, Фимочка, – решила я сократить её имя до более удобного, я здесь до тебя ни одного ангела не видела. Так что если ты ангел, то сегодня пока единственный, а, следовательно, старший.

– Я тебе не Фимочка, – буквально пылала от сдерживаемой злости девушка.

– Но, согласись, – назвать тебя Серочкой, – было бы, наверное, не правильно. Ангел не может иметь имя, хоть и косвенно, но связанное с адом, если только он не падший ангел. Ты случайно не падала? – уточнила я.

Ангел фыркнула, пробормотав что-то про «глупых спящих» и увидев Князя, направилась к нему.

«Граф, – позвала я уже мысленно, – что это за ощипанное недоразумение, именуемое младшим ангелом.

«Понимаете графиня, Серафима, действительно является ангелом», – ответил мне граф.

«Каким?»– решила уточнить я.

«Любви», – ответил мне Калиостро.

«Ой, граф, перестаньте, – ни минуту не поверила я Калиостро, – она такая же ангел любви, как я танцовщица, этой Вашей куранты, что б она Людовику во сне снилась».

«И, тем не менее, – без тени улыбки в голосе, сказал мне граф, – так оно и есть».

«А почему ангел ощипанная?» – удивилась тогда я.

«О! – мечтательно выдохнул мой собеседник, – это очень интересная история. Когда-то самая младшая из выпускниц академии «Света и Тьмы» поспорила с молодым демоном со своего выпуска, что чистая любовь, представителем которой тогда являлась Серафима – это дар небес, а страсть – это проклятье. Демон возражал, считая, что любовь без страсти, пресна как еда без соли. Они поспорили и в подтверждение своих слов, каждый должен был, через неделю, на выпускном вечере, представить подтверждение своей правоты.

«И что было дальше?» – сгорая от нетерпения, спросила я.

«А дальше, – моя дорогая графиня, продолжил свой рассказ граф – Серафиме не повезло встретить Вашу бабку».

«В каком смысле, встретить бабку? – не поняла я.

«Я неверно выразился, – сказал граф, – это была Вам не бабка, вернее не совсем бабка. В общем, очень дальняя Ваша пра родственница. Звали её Анна, ей было шестнадцать, когда к ней явилась Серафима и подарила чистую, как небесная высь, любовь. Девушка была счастлива как ребёнок первые три дня, а потом чем дальше, тем больше её стали одолевать сомнения, так ли хорош дар преподнесённый ангелом. Люди стали крутить у виска и говорить, что девушка стала блаженной, а жених, за которого была просватана девушка, и вовсе отказался на ней жениться, говоря, что его невеста теперь не от мира сего. Девушка излучала совершенную любовь ко всему и была абсолютно бесстрастной. Анна не могла переживать сильные эмоции. Бури страстей стали для неё недоступны. Вероятней всего, это не устроило Вашу пра-родственницу, и она пошла к ведунье попросить помощи. Та, недолго думая, вызвала демона. С этого времени не было больше блаженной Анны, от ведуньи вернулась совершенно другая девушка, яркая, живая, уверенная в себе и с рыжими волосами. Её повстречал, возвращавшийся с охоты граф Розумовский, и Анна в сором времени, стала графиней. Серафима проиграла спор и лишилась своих белоснежных крыльев. Теперь прежние крылья появляться за плечами ангела только раз в год – в новогоднюю ночь, с боем часов, оставшиеся перья опадают и возрождаются новые, которые в течение года постепенно выпадают, – завершил свой рассказ граф.

«А с пра-родственницей моей, – заинтересовалась я, – что стало?»

«Анна стала ведьмой, – как само собой разумеющееся сообщим мне граф, – причём очень искусной».

«А я?» – не удержалась я от вопроса.

«А в Вас, дорогая графиня, – сказал граф, – только капля крови Анны Розумовской, но и от неё может быть польза».

«И в чём будет выражаться эта польза?» – заинтересовалась я.

«Пока не знаю, – сказал граф, но точно знаю, что Вы единственная из всех её потомков унаследовали кровь великой Анны».

«Так всего ж каплю, – выдохнула я, – этого так мало».

«Для ведовства мало, – а вот для снятия проклятья, в самый раз. Там больше и не надо».

«С кого будем снимать, – оживилась я, – я готова».

«Не торопитесь Неждана, – сказал граф, – всему своё время».

Пока я мысленно общалась с графом, в зале, в который раз за вечер, повисла звенящая тишина. Бросив мимолётный взгляд на ангела, вернее, её спину с огромными белыми перьями, понуро свисающими и создающими ощущение своеобразного шлейфа, я всё же решила уточнить.

«Граф, – мысленно позвала я, – это опять в мою честь зал затих?»

«Не хотелось бы Вас расстраивать графиня, – пришло мысленно от Калиостро, – но на этот раз возмутительницей праздничного веселья являетесь всё-таки не Вы».

«Да? – искренне удивилась я. – А кто же тогда?»

«Если Вы посмотрите внимательно, то без труда обнаружите того кого ищите», – сообщил граф и отключился.

«Очень интересно», – подумала я, уже ни к кому конкретно не обращаясь, и стала глазами искать возмутителя бального веселья.

Как и предупреждал граф, долго искать не пришлось. В центре зала, там, где раньше находился Князь, стоял совершенно голый парень, с небольшими темными перьями за спиной. Опущенные руки парня были связаны грубой верёвкой на запястьях, и безвольно опускаясь вдоль тела, прикрывали самое стратегически важно место, сходившимися вместе кистями. Голова незнакомца была закинута вверх, взгляд устремлён в потолок, как будто всё самое интересно происходило на потолке, а не в зале. Надо отдать должное парню – он был невероятно хорош. Мой старший брат Алик, и многие Васькины друзья, увлекаясь спортом, имели очень хорошие фигуры, но то, что я видела перед собой, выходило за рамки моей фантазии.

Зал затаив дыхание, беззастенчиво разглядывал незнакомца. Благородные дамы, да что там греха таить, и не дамы тоже, так смотрели на крылатого парня, что казалось ещё секунда, и они кинуться на него, сбивая друг друга в безумной гонке.

– У меня есть три вопроса, – ни к кому конкретно не обращаясь, вслух сказала я.

Слова произнесённые в совершенно тихом зале, надо сказать, что музыканты по какой-то причине тоже замолчали, произвели эффект ударившей в дерево молнии. Зал одновременно вздрогнул и ахнул, а я продолжила спрашивать.

– Первое, – поинтересовалась я, – почему парень связан, второе – кто поломал ему крылья, и третье – почему он раздет, когда все в зале одеты?

Так как никто не спешил мне ответить, пришлось обраться непосредственно к Князю.

– Простите, Князь, – позвала я хозяина бала, – не могли бы Вы просветить меня по этому поводу.

– С удовольствием, графиня, – сказал неизвестно откуда появившийся за моей спиной Князь, – я отвечу Вам даже на тот вопрос, который Вы не задали.

Я удивлённо приподняла бровь, похлопывая сложенным веером по левой ладони.