Материнство

Текст добавлен: 13 ноября 2020, 12:30

Текст книги "Материнство"

Автор книги: Шейла Хети

Жанр:

Современная зарубежная литература

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Назад к карточке книги

Шейла Хети
Материнство

Sheila Heti

MOTHERHOOD

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Litersistic

and the Van Lear Agency LLC

Перевод с английского Сергея Самуйлова

Художественное оформление Юлии Девятовой

* * *

Примечание

Подбрасывание трех монеток – известный прием, которым пользуются люди, обращающиеся за советом к «Книге перемен», «И Цзин» – системе предсказаний, которая появилась в Китае более трех тысяч лет назад. Владыки прибегали к ней во времена войн, простые люди искали помощи для решения жизненных проблем. Конфуций, один из самых известных толкователей «Книги перемен», как-то сказал, что если бы мог продлить жизнь, то посвятил бы пятьдесят лет изучению «И Цзин». Оригинальный текст «И Цзин» – поэтичный, плотный, в высшей степени символичный и замысловато упорядоченный, глубоко философский, космологический и загадочный.

На страницах этой книги используют три монеты – прием, вдохновленный «И Цзин», не является гаданием по самой «И Цзин», а представляет собой нечто иное.

Еще одно примечание

Все результаты бросания монет в книге – это результаты бросания настоящих монет.

Вкратце

Я часто смотрела на мир со стороны, издалека, а то и не смотрела вообще. Не видела пролетающих над головой птиц, облаков и пчел, не замечала шороха ветра и солнечных лучей на коже. Вся моя жизнь проходила в сером неодушевленном мире мыслей, где я пыталась все продумать, во всем разобраться, но не делала никаких выводов, не приходила ни к какому заключению. Мне хотелось иметь больше времени, чтобы составить представление о мире, но времени вечно не хватало, и к тому же те, у кого оно было, похоже, получили его в юности – они не начинали в сорок. В сорок можно браться разве что за литературу. Начинай писать в сорок, можно сказать, ты еще молод. Для всего остального я уже была слишком стара, все лодки отчалили и уплыли от берега, тогда как я только брела к берегу и еще не отыскала свою. Жившая с нами девочка 12 лет, как никто, указала мне на мои ограничения: на слабость духа, смирение, мелочное бунтарство, а в первую очередь на невежественность и сентиментальность. Утром я увидела на столе в гостиной половинку хот-дога и назвала ее бананом. А потом поняла, что слишком стара для этого мира, что девочка легко и просто обошла меня и что отныне так и будет. Оставалась единственная надежда: трансформировать сероватый и грязный пейзаж моих мыслей в нечто плотное и цельное, полностью отдельное от меня, не имеющее со мной ничего общего. Я не знала, что именно из этого получится и какую форму оно примет. Я знала лишь, что должна создать могучего монстра, поскольку сама так слаба. Я должна была создать монстра, отдельного от меня, который знал бы больше, имел представление о мире и не путался в простых словах.

Подбрось на столе три монетки. Два или три орла – да. Две или три решки – нет.

Эта книга – хорошая идея?

да

Сейчас подходящее время, чтобы ее начать?

да

Здесь, в Торонто?

да

Значит, беспокоиться не о чем?

да.

Да, беспокоиться не о чем?

нет.

Так мне есть о чем беспокоиться?

да

О чем мне стоит беспокоиться? О моей душе?

да

Чтение поможет моей душе?

да

Спокойствие поможет моей душе?

да

Эта книга поможет моей душе?

да

Значит, я все правильно делаю?

нет

Я неправильно выстраиваю отношения?

нет

Я не права, игнорируя страдания других?

нет

Я не права, игнорируя мир политики?

нет.

Мне нужно быть благодарной за ту жизнь, которая у меня есть?

да

За то, что я могу делать с ней, располагая моими временем и возможностями?

нет

За то, что я такая, какая есть?

да

Не пора ли перестать беспокоиться о себе?

да.

Не пора ли начать думать о душе времени?

да

Все ли у меня есть, чтобы начать?

да

Следует ли мне начать сначала и идти прямиком к концу?

нет

Стоит ли поступать, как захочется, а разбираться уже потом?

нет

Стоит ли начинать, не зная, что будет дальше?

да

Этот разговор – начало?

да

Как быть с цветной лентой, которую купила мне Эрика? Воспользоваться ею сейчас?

нет

Пусть лежит, а мне на нее только смотреть?

нет

Вернуть ленту Эрике?

нет

Убрать с глаз долой?

да.

В сервант?

да

Думать не о себе, а о душе времени так трудно. Думать о душе времени я не привыкла и не научилась – куда привычнее думать о себе. Но вначале легко ничего не бывает. Фраза «душа времени» со мной уже несколько месяцев, со времени нашей с Эрикой новогодней поездки в Нью-Йорк. Впрочем, попалась она мне еще перед поездкой. Помню, подробно объясняла ее Эрике на платформе в метро. Мы остановились тогда в квартире Терезы и Уолтера. Их не было в городе – уехали навестить родных на Рождество. Я перепила, и меня всю ночь рвало в туалете. Но это случилось раньше. 31 декабря?

нет.

Не помню, чтобы было холодно, и не помню, чтобы надевала пальто. 1 января?

нет.

30 декабря?

нет

Так это было в какую-то другую поездку?

да

Не думаю. Я рассказывала Эрике о душе времени, объясняла, что либо мы – каждый из нас – не имеем отдельной души, но причастны к своего рода коллективной душе, которая то ли принадлежит времени, то ли и есть время, либо жизнь каждого из нас – душа времени. Сама я в этом толком еще не разобралась. Идея тогда только-только родилась и до сих пор незрелая. Эрика очень разволновалась, мне же мысль о том, что моя душа мне не принадлежит, показалась очень удобной; получалось, что либо моя жизнь служит выражением души времени, либо моя душа и есть время. Не знаю, верно ли я это понимаю. Верно?

нет

Нет-нет. Надеюсь, я лучше понимаю, что имела в виду там, на платформе метро, и что так взволновало мою дорогую подругу Эрику. Это и станет моей заявленной целью, моим замыслом или планом книги: понять, что это такое, душа времени, или объяснить себе. Это ведь хорошая идея для книги?

нет

Слишком узко?

да.

Мне можно включить в книгу душу времени?

нет

Мне разрешается обмануть вас?

да

Тогда книга определенно будет отчасти об этом. Может, стоило сказать, что я хочу объяснить это не себе, а другим людям. Так лучше?

нет

Тогда не столько объяснить, сколько воплотить?

да

Голова разболелась. Я так устала. Не надо было спать. С другой стороны, если бы не вздремнула, настроение сейчас было бы ниже плинтуса, ведь так?

нет

* * *

Сегодня, когда Майлз уходил из дома, я расплакалась, а когда он спросил, в чем дело, ответила, что мне нечем заняться. Майлз сказал: мол, ты же писательница. «У тебя есть Bonjour Philippine, у тебя есть «И Цзин», у тебя есть книга Симоны Вейль. Почему бы тебе не поработать с одной из них?» Перед Симоной Вейль он слегка замялся, потому что несколько недель назад сам же и предложил написать о ее идеях; мы оба немедленно несколько смутились из-за того, что он подбросил мне идею книги. Тогда я с ходу отвергла предложение, но уже ближе к полудню взялась за книгу о Симоне. Во второй половине дня Майлз прислал сообщение, поинтересовался, как я себя чувствую, а через несколько часов даже позвонил по тому же поводу. На самом деле это мне надо было о нем беспокоиться, а не ему обо мне, потому что это он приступил к работе, не успев подготовиться, правильно?

нет

То есть у нас обоих есть причины беспокоиться друг о друге?

да

Вечно я корю себя за все на свете.

* * *

Сегодня днем прокатилась с отцом за город. Все никак не могла решить, стоит ли махнуть в июне в Нью-Йорк на три недели. Тереза говорила, что они с Уолтером собираются уехать и, если я пожелаю, квартира будет в полном моем распоряжении. После долгих внутренних дебатов решила принять вариант, который принесет душевное тепло и покой, – то есть остаться здесь. Вернувшись домой после прогулки, ненадолго прилегла и проснулась в прекрасном расположении духа. Какое-то время сидела на красном диванчике в спальне и думала. Я так долго откладывала, так долго не бралась за новую книгу, но теперь, когда у Майлза начались длинные рабочие дни, выбор обозначился сам собой: сменить обстановку, сбежать в Нью-Йорк и повеселиться или, как он выразился и о чем напомнил, побыть писателем. Хотела заметить, что я, мол, не из тех писателей, которые сидят в комнате и пишут, но не стала, промолчала. Помню, как Майлз однажды высказался в том смысле, что как только писатель начинает жить интересной жизнью, от этого в первую очередь страдает работа. Я тогда ответила: «Ты просто не хочешь, чтобы я жила интересной жизнью!» Может быть, эти слова до сих пор звенят у него в ушах?

да

Забудет ли он когда-нибудь о них?

нет

Нужно ли мне за них извиниться сегодня вечером?

да

* * *

Хотя вечер у нас с Майлзом удался, я все-таки извинилась перед ним за сказанное и сообщила, что уже не собираюсь в Нью-Йорк – пожить три недели в квартире Терезы и Уолтера. «Я не соотношу себя с теми ценностями, с которыми ты всегда возвращаешься из Нью-Йорка», – ответил он. Люблю его. Вот и сейчас он сменил воду в вазе с лилиями, которые купил на прошлой неделе. Цветы засыхали у меня на столе, а я даже не замечала. За окном играет свою грустную песню фургончик мороженщика, и я немножко пьяна от выпитого вечером вина. Мне хорошо. А важно то, как я себя чувствую?

нет

Нет-нет. Я и не думала, что важно. Столько разных чувств в один день. Ясно, что это не руль, не оракул, не то, по чему стоит равнять жизнь, не карта. Хотя соблазн есть всегда. По чему лучше всего править жизнь? По своим ценностям?

да.

По планам на будущее?

нет

По творческим целям?

нет

По тому, что необходимо людям, которых ты любишь?

да

Это безопасность?

нет

Приключения?

нет

То, что способствует развитию души?

нет

Что приносит радость?

да

Итак, твои ценности, радость, все, в чем нуждаются твои близкие, – этим и следует руководствоваться в жизни.

Моя мать плакала сорок дней и сорок ночей. Сколько себя помню, она всегда лила слезы. Я привыкла думать, что вырасту и стану другой, что никогда не буду плакать и сделаю так, чтобы она не лила слезы. Она никогда не говорила, что случилось, что не так, отделываясь короткой фразой «я устала». Возможно ли, что она всегда чувствовала себя усталой? Знает ли она, что несчастна, спрашивала я себя, когда была маленькая. Хуже всего на свете, думалось мне, быть несчастным и не знать об этом. Потом, став старше, я с маниакальным упорством выискивала у себя признаки несчастья. И тоже сделалась несчастной. Такой я росла – слезки на колесках. Все детство я жила с ощущением, что сделала что-то не так. Я присматривалась к каждому своему жесту, к тому, как сидела на стуле, прислушивалась ко всему, что говорила. Что такое я натворила и чем довела маму до слез? Каждый ребенок думает, что звезды на небе только для него и, разумеется, мама плакала исключительно из-за меня. И зачем я только родилась, если причиняю ей такую боль? И, конечно, мне, виновнице ее страданий, хотелось исправить положение. Но я была слишком мала и не умела даже писать свое имя. Такая глупенькая, могла ли я понять ее страдания? Я и сейчас их не понимаю. Ребенок просто не в состоянии сам, в одиночку, вытащить мать из ее мук, а потом, когда я выросла, мне никогда не хватало на это времени. Я постоянно писала. Мама часто говорила: «Ты свободна». Может, и так. Я могу делать, что хочу. Значит, сделаю так, чтобы она больше не плакала. Закончу книгу – и никто из нас никогда больше не будет лить слезы.

Вот для чего эта книга – она против будущих слез. Чтобы ни я, ни мама никогда не плакали. И успешной она будет, если мама, прочитав ее, больше не заплачет. Знаю, останавливать материнские слезы – не детское дело, но ведь я уже не ребенок. Я – писательница. Случившаяся со мной перемена – из ребенка в писательницу – дает мне силу. Я к тому, что магическая сила не что-то недостижимое. Если я неплохая писательница, то, возможно, сумею высушить ее слезы. Возможно, я сумею понять, почему плачет мама и почему плачу я, и тогда мне удастся исцелить своими словами нас обеих.

* * *

Внимание: душа? Если я переключу внимание на мамину печаль, обретет ли та душу? Если вниму ее бедам и несчастьям – если облеку их в слова и обращу во что-то новое, – смогу ли стать кем-то вроде алхимика, превращающего свинец в золото? Если я продам написанную книгу, то получу за нее золото. Это уже что-то вроде алхимии. Философы хотели обратить в золото темную материю, а я хочу обратить в то же золото мамину печаль. Когда я получу золото, приду к маминому порогу, вручу его ей и скажу: «Вот твоя печаль, ставшая золотом».

Стоит ли дать книге название «Душа времени»?

да

Нужен ли ей подзаголовок?

нет

Когда есть название, неважно, хорошее или плохое, сразу становится легче. Это название хорошее?

нет

Нет, но направление взято верное?

да

Думаю, в общем и целом, это не так уж важно. Конечно, хорошее у книги название или плохое, важно для меня, потому что я несу за нее ответственность и на меня будут возлагать вину. Все внимание обратят на меня, и меня осудят за плохой вкус. Но для мира в целом не так уж и важно, хорошее или плохое название у какой-то книги, так с чего бы мне беспокоиться? Так ли уж нужно, чтобы книга получилась хорошей?

нет

Потому что она не будет издана и ее никто не увидит?

да

Так какой смысл писать то, что никто никогда не прочитает?

Забыла, кто сказал, что произведение искусства не существует без зрителей, что только создать его недостаточно. Не правильнее ли, приступая к работе над произведением искусства, изначально думать о тех, кто его увидит?

нет

Важна только попытка обретения опыта?

нет

Человек творит ради несуществующей публики, которая есть Бог?

да

Чтобы принести славу миру?

нет

Из благодарности за то, что тебя создали живым?

да

И потому что искусство – это то, чем занимаются люди?

да

Мои сомнения помешают отношениям?

да

Я могу что-то с этим сделать?

да

На это нужно много времени?

да

Наши отношения закончатся, когда я справлюсь с сомнениями?

да

В этом есть что-то хорошее?

да

Хорошее для нас обоих?

да

Майлз сейчас готовит обед. Не важнее ли пойти на кухню и побыть с ним, вместо того чтобы писать этот текст?

да

Ладно. Иду.

* * *

Сижу на нашей кровати. За окном стрекочут цикады. Майлз в магазине на углу. Возвращаюсь к вопросу, заданному перед обедом: «Наши отношения закончатся, когда я справлюсь с сомнениями?»

Задавая этот вопрос, я не приняла в расчет, что к тому времени, когда я справлюсь с сомнениями, наши отношения закончатся, потому что сомнения мы преодолеваем только в смерти. Вы это имели в виду? Что я преодолею сомнения в смерти и что наша любовь и наши отношения продлятся до самой моей смерти?

да

Как же хорошо! Все вокруг воспринимается в миллион раз лучше, чем вчера. Я рада, что не еду в Нью-Йорк пожить в квартире Терезы и Уолтера. Куда лучше, интереснее, познавательнее остаться дома.

* * *

Прошлой ночью я видела сон, такой яркий, такой живой. Я была со своим сыном, мальчиком лет пяти-шести. И большую часть сна всматривалась в его лицо. Знала, что это он, знала, что я сплю, и хотела записать все, что происходит, – что я вижу лицо моего будущего сына. Он определенно был от Майлза. Кожа посмуглее, чем у Майлза и у меня, лицо тонкое, умное, чуткое. В какой-то момент я расплакалась, и по щекам потекли горькие слезы; мальчик сидел на подоконнике в кухне, смотрел на меня, и я видела, что он переживает. Я понимала, что не должна обременять его своими эмоциями, что это бремя слишком тяжело. Он казался таким хрупким и красивым. Я любила его, но чувствовала при этом, что любовь не такая, какой я себе представляла, не настолько глубокая. Почему? Не знаю. Я испытывала по отношению к ребенку некоторую отстраненность, даже отчужденность. Но мне нравилось любоваться его лицом и смотреть в его глаза. «Подумать только, я вижу лицо моего будущего сына!» – сказала я себе. Вот такому сыну я была бы рада. Стройному, симпатичному.

Я проснулась посреди ночи, испытывая ужас и отвращение. Как можно так жить! Мне почти сорок, но я не обеспечиваю себя, снимаю квартиру, в которой водятся мыши, у меня нет ни сбережений, ни детей, зато есть развод, и я до сих пор живу в городе, где родилась. Похоже, я так и не последовала совету, который десять лет назад, после завершения моего замужества, дал мне отец: «В следующий раз ДУМАЙ!» Я не думала, но ничего не строила и покорно отдавалась на волю волн жизни.

* * *

Майлз сказал, что решение за мной: ему не нужен никакой ребенок, кроме того, который уже есть и завелся у него совершенно случайно, по молодости, а теперь живет с матерью в другой стране и проводит с нами каникулы и половину лета. Дело рискованное, говорит он: его дочь чудесная, но тут ведь никогда не угадаешь, что получишь. Если хочешь, можно и завести, но ты должна быть уверена.

* * *

Хочу ли я детей? Это тайна, которую я храню от себя самой. Самая главная моя тайна. Когда испытываешь противоречивые чувства, самое лучшее – подождать. Но сколько ждать? На следующей неделе мне исполнится тридцать семь. Время для принятия решения истекает. Откуда нам, 37-летним женщинам, не составившим до сих пор определенного мнения, знать, как все сложится? С одной стороны, дети – радость. С другой – они несчастье. С одной стороны, свобода бездетности. С другой – ощущение потери, пустоты там, где могло что-то быть; но что мы теряем? Любовь, ребенок, все эти родительские чувства, о которых матери говорят так увлеченно, с таким восторгом, как будто ребенок – это приобретение без обязательств. Выполнять обязательства трудно. Чем-то обладать восхитительно. Но ребенок не про «иметь», а про «делать». Знаю, у меня есть больше того, что есть у большинства матерей. Но есть и то, чего у меня меньше. В некотором смысле у меня нет ничего. Но мне так нравится, и я думаю, что не хочу ребенка.

Вчера я разговаривала по телефону с Терезой, которой уже около пятидесяти, и между прочим сказала, что заметила вдруг, как отстала от других, убежавших вперед с замужествами, домами, детьми и сбережениями. Тереза ответила, что, когда появляются такие чувства, полезно присмотреться к собственным ценностям. Жить нужно согласно своим ценностям. Зачастую людей затягивает в повседневную жизнь, которая сама по себе испытание. Но разве законной может быть только одна дорога? Тереза говорит, что эта дорога нередко не подходит даже тем, кто сам ее выбрал. Им исполняется сорок пять, пятьдесят, а потом они утыкаются в стену. «Болтаться на поверхности легко, – сказала она. – Но только до поры до времени».

* * *

Хочу ли я детей, потому что желаю, чтобы мной восхищались, как восхищаются женщинами, имеющими детей? Потому что желаю выглядеть нормальной женщиной или потому что хочу принадлежать к лучшим из женщин, тем, кто не только работает, но и хочет и умеет воспитывать и растить, способен к деторождению и вызывает у других желание иметь с ними детей? Хочу ли я ребенка, чтобы представлять себя нормальной женщиной, не только желающей ребенка, но и имеющей его?

Если я не хочу иметь детей, это означает, что я не собираюсь соответствовать чьим-то представлениям обо мне. У родителей есть нечто большее, чем то, что когда-либо будет у меня, но я этого не хочу, даже если это нечто велико и ценно, даже если обладание им подобно выигрышу в соревновании или подаренному золотому кольцу и оно приносит генетическое утешение и осознание своей успешности в биологическом смысле, который, как иногда кажется, на самом деле один и важен. И конечно, родители – это люди в социальном смысле успешные.

В нежелании иметь то, что придает смысл жизни столь многим людям, есть какая-то печаль. Печально, когда ты не следуешь общим путем – не проживаешь жизненный цикл, который, как предполагается, дает начало другому жизненному циклу. Но что ты чувствуешь, когда твоя жизнь не порождает новый цикл? Ничего. Разве что легкое разочарование, когда у других происходит что-то важное, а ты понимаешь, что ничего подобного не хочешь.

Трудно понять, как можно заниматься искусством, зная, что результатов твоего творчества никто не увидит. Знаю, мы занимаемся искусством, потому что мы люди, а люди именно этим и занимаются – ради Бога. Но увидит ли когда-нибудь Бог плоды нашего творчества?

нет

Потому что искусство и есть Бог?

нет

Потому что искусство живет в доме Бога, но Бог не обращает внимания на то, что творится в его доме?

да

Искусство – живая сущность, пока его творят, так? Оно такое же живое, как и все, что мы называем живым?

да

А живое ли оно, когда переплетено в книгу или повешено на стену?

да

Значит, с женщины, которая делает книги, снимается вина за то, что она не создает живые сущности, называемые детьми?

да

Прекрасно! Порой я чувствую себя из-за этого такой виноватой. Иногда мне кажется, что животные намного счастливее, когда живут, следуя инстинктам. Ну, может, и ненамного, но они чувствуют себя естественнее. Для меня естественно заниматься искусством, а вот забота о других такого ощущения не дает. Может быть, мне нужно думать о себе не столько как о женщине со специфической женской задачей, сколько как о личности с собственной особенной задачей, то есть не ставить женщину выше личности. Так?

нет

Разве рождение детей не специфическая женская задача?

нет

Не нужно задавать вопросы в отрицательной форме. Это ее специфическая задача?

да

Да, но ведь вселенная снимает вину с женщин, которые занимаются искусством и не рожают детей? Вселенная против, если женщины, которые не занимаются искусством, отказываются иметь детей?

да

Эти женщины подвергаются наказанию?

да

Наказываются тем, что им недоступны прикосновение к тайне и радость?

да

И чем-то другим?

да

Тем, что они не передают свои гены?

да

Но мне все равно, передам ли я свои гены! Разве нельзя передать гены через искусство?

да

Наказывает ли вселенная мужчин, которые не дают потомства?