Текст книги "Другие (СИ)"

Автор книги: Шерон Тихнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Как это заочно? Ты с ним обо мне разговаривала?

– Ну, да. Он спрашивал с кем я встречаюсь. Я и сказала. Он видел тебя раньше, поэтому уже знал кого ждать! – объяснила я.

– Ну, и мои тебя видели! Что ты так испугалась? Или один вампир не страшно, а вот сразу пять уже не очень? – с явным сомнением спросил он.

– Я не про это. Из предыдущих разговоров я поняла, что они не одобряют твой выбор!

– Все будет нормально! Они сами это предложили!

– Шутишь?

– Почему? Я вполне серьезно!

– Когда?

– Выбирай!

– Воскресенье.

– Почему не сегодня вечером?

– Потому что я тебе не все вчера рассказала. И предполагаю, что надо рассказать до конца! Или ты не хочешь? История малоприятная. Сразу предупреждаю!

– Конечно, хочу. Я хочу знать о тебе все. Но Вира, что же еще могло с тобой случиться?

– Это ты узнаешь вечером. Если придешь!

– Хорошо! – сказал он и встал, – Нам пора!

Больше мы почти не разговаривали. Оба были в ожидании продолжения рассказа. Правда, теперь он чаще ко мне прикасался. На стоянку мы шли, взявшись за руки, и слова нам были не нужны. Теперь я знаю, что такое любовь и счастье!

– Чего это он такой нервный? Прямо сбежал! – спросил меня отец за ужином.

Не говорить же ему правду, хотя это его не удивит, как и меня в свое время.

– Во–первых, он был не готов к знакомству, во–вторых, мы с тобой заговорились за завтраком. Мы с Габриелем действительно опаздывали, а ОН у меня пунктуальный! – а вот это уже было правдой. Пунктуальности ему не занимать.

Больше вопросов отец не задавал. Наверное, я слишком резко ответила. Переживет!

Габриель был в моей комнате как часы. Я потупилась. От его зоркого взгляда это не укрылось.

– Если тебе тяжело можешь не рассказывать, по крайней мере, сейчас. Я подожду, когда ты будешь готова! – жалея меня, проговорил он.

– Нет. Я решила рассказать все сегодня, – настаивала я.

Ненавижу, когда меня жалеют. И все равно не все я ему расскажу.

– Только давай так. Ты сначала задаешь мне вопросы, а потом я продолжаю. Наверняка, у тебя возникли вопросы?

– Ты так и не сказала мне, когда у тебя день рождения.

– 13 ноября было восемнадцать! А что?

– Ничего. Просто хочу точно представить, когда это было. Ведь твоя история началась в твое одиннадцатилетие?

– Да.

– Стоп! – закричал Габриель, – 13 ноября этого года ты спасла мальчика!

– Да.

– Но ты в тот день выглядела как–то странно. Вся в черном, будто в трауре, и никто не поздравил тебя. И ты никому ничего не сказала. Почему?

– А ты еще не догадался? Этот день испортил мне всю жизнь! Я больше никогда его не отмечала, а скорее устраивала траур. В свой день рождения я обычно поминаю подругу. Поэтому так и выгляжу. А спасла мальчика чисто случайно!

– Но ты странно на это отреагировала. Ты расплакалась, швырнула ребенка матери и уехала.

– А вот это я объясню после продолжения!

– Слушаю!

– После того дня рождения я долго лежала в больнице. Меня откармливали как на убой и конечно, когда я стала набирать вес, все только обрадовались. В итоге я основательно округлилась, но никого этот факт не смущал, пока я не начала жаловаться на шевеления в животе. Мне долго не верили и ссылались на нестабильную психику после произошедшего.

Через пару недель моих регулярных жалоб, меня все же осмотрели и поставили диагноз: 26 недель беременности. Никто не знал как такое вышло. Как смогла забеременеть девочка одиннадцати лет? Обычно если беременная женщина переживает клиническую смерть и, тем более, две недели коммы, плод никогда не сохранялся. Конечно, потом объяснили, что оплодотворение могло произойти позже – в течение трех дней. Но это никаким образом не объясняло, почему он выжил, когда я находилась в комме. Мама тогда сказала, что это чудо!

Конечно, от такой новости была паника. Причем еще не известно у кого больше, у мамы или врачей. Пропустить такое у себя под носом! Врачи не знали, что со мной делать. Одиннадцатилетняя роженица – это нонсенс! Но делать уже что–либо с беременностью было поздно! Большой срок. Ребенок должен был родиться.

Мне провели комплексное обследование, но отменять препараты не стали. По всем правилам генетики ребенок должен был родиться либо мертвым, либо уродом как физически, так и психически. Его никто и не собирался спасать. Репутацию портить не хотели. Это все не вышло за стены больницы!

Мне ничего не говорили. Но я уговорила маму рассказать. Пойми, я была маленькая и ничего о рождении детей не знала. Я тогда думала, что сильно заболела и умираю. Сказав это маме, она расплакалась и объяснила все как смогла. Я тут же возненавидела своего еще нарожденного ребенка.

Мама попросила персонал тщательно за мной следить, чтоб я с собой ничего не сделала. Ей пришлось влезть в огромнейшие долги, чтоб договориться с врачами по этому поводу. Но надо отдать должное, за мной действительно следили. И несколько раз предотвратили мои попытки.

Через месяц родился недоношенный мальчик. Во время родов я пережила еще одну клиническую смерть, но в комму больше не впадала и восстанавливалась на всеобщее удивление очень быстро.

Мальчика даже никто не спасал, так как посчитали, что он никому не нужен. Его даже под кислород не положили. Но ребенок вопреки всему выжил, и мама, как только он немного окреп, забрала его домой. Она и бабушка единственные, кто считал его чудом, посланником господа.

Я не могла его ни видеть, ни слышать о нем ничего не хотела.

Спустя два месяца и меня выписали домой. Вот тут начался кошмар: я не могла находиться рядом с этим ребенком, я билась в истериках. Дома я забилась в угол и никуда не выходила. Конечно, мама обратилась за помощью к специалистам.

Когда врачи сказали, что я здорова и вполне адекватна, я вернулась домой. Через несколько дней, когда мама оставила меня с ним в комнате одну всего на несколько минут, я попыталась его выбросить в окно. Не знаю уж, что со мной тогда было, но я держала мальчика на вытянутых руках над пропастью и плакала. Малыш совершенно меня не боялся, не плакал, а наоборот улыбался во весь рот. Я так и не смогла сделать задуманное. В этот момент в комнату влетела мама, и, выхватив ребенка, понесла его в другую комнату.

У меня внутри все перевернулось и мне показалось, что моей маме дороже этот «выродок». Именно таковым я его тогда считала. Я разрыдалась еще сильнее и выпрыгнула в открытое мной окно. Мы жили на пятом этаже. Под окнами росли тополя и кустарники.

Очнулась я опять в больнице после третьей клинической смерти. На этот раз по выздоровлению меня упекли в психиатрическую лечебницу. Там мне прочистили мозги, по просьбе матери. Меня убедили, что в первую очередь этот мальчик мой сын, а чей он еще не так и важно.

Самое интересное, что вернулась я оттуда нормальным человеком и через какое–то время полюбила своего уже годовалого сына.

Я встала и подошла к шкафу. Оттуда я вытащила альбом с фотографиями. Я села обратно на кровать и стала показывать Габриелю своего сына, продолжая рассказывать. Я стала тихо плакать.

– Ванечка очень любил меня, и я отвечала ему взаимностью. Мы вместе играли, гуляли, смотрели мультики. Он был очень умным ребенком. Он стал разговаривать уже в год и три месяца. Самое удивительное, что он первое его слово было «мама» обращено ко мне. В три года он уже знал весь алфавит.

Спустя два года счастливой жизни, в течение которых мама успела выйти замуж и мы переехали в Германию, где все считали Ивана моим братом, у него появились проблемы со здоровьем. Он постоянно стал кашлять, испортился аппетит, общее самочувствие ухудшилось. Мой резвый и веселый сын стал вялым и болезненным. Мы обратились в клинику, но там нам поставили страшный диагноз.

Я начала всхлипывать, но продолжала рассказывать. Габриель меня обнял за плечи, продолжая внимательно рассматривать и фотографии и меня.

– Оказалось, что мальчик родился с огромными генетическими мутациями не совместимыми с жизнью. Сравнить это можно было только с раком в очень запущенной форме. Никто из врачей нам помочь не мог. Такие заболевания не излечимы, они на генетическом уровне. Нам сказали, что жить ему осталось от 3 до 9 месяцев.

Через 3 месяца после этого ребенок перестал ходить, атрофировались мышцы, усилился кашель – с кровью и слизью. Появились страшные боли. Ребенок перестал есть, стал задыхаться от всего этого. Через месяц у него не осталось сил, даже кричать и плакать. Мы с мамой почти не отходили от него.

Он постоянно находился на обезболивающих, но они лишь уменьшали его боль, а не убирали совсем. Он перестал разговаривать, только хлюпал всей этой гадостью.

Еще через две недели мой сын в возрасте 3,5 лет умер у меня на руках. Мы так и не узнали, от чего точно он умер: задохнулся, захлебнулся ли всей этой жижей из легких, сердце уже не выдержало, от голода или от обезвоживания. Это мы уже никогда не узнаем. Да и не зачем. Это самая ужасная смерть, какая только может выпасть человеку.

Я не знаю, за что Бог послал моему сыну такую страшную смерть!!! Я всегда считала, что самое страшное знать, что ты умираешь. Знать сколько тебе осталось. И умирать долго мучительно и самое обидное, что все твои родные будут мучиться вместе с тобой. Пережить такую смерть тяжелее всего.

Я до сих пор не могу понять, если было суждено моему сыну умереть, почему его не могла сбить машина? Почему он должен был умирать так??? За что маленькому невинному ребенку такие мучения?

Я уже практически выла, вспоминая весь тот ужас, которым нам пришлось пережить. А Габриель сидел тихо–тихо и тоже почти плакал, хотя и не способен на это. Он все крепче и крепче меня сжимал.

Хотя фактически я должна была быть к этому готова, но я не выдержала. Я никак не могла всего этого понять! Я неделю плакала и кричала, что это не справедливо. А потом решила, что хочу к нему, подальше от всех этих ужасов. Я тогда была такой уставшей от всего этого, что у меня не было больше сил бороться.

Я села на свой мотоцикл, выехала на магистраль и въехала на бешеной скорости в первое мне попавшееся здание. Я абсолютно не смотрела куда ехала. Мне снова не повезло – этим зданием оказалась прокуратура. Естественно вызванная ими скорая помощь была на месте уже через две минуты.

В очередной раз, очнувшись в реанимации после четвертой клинической смерти, я не знала радоваться мне или ругаться.

Я тогда очень сильно обидела маму, своим нежеланием возвращаться с того света. Дело в том, что последняя клиническая смерть продлилась 29 минут. А врачи констатируют факт смерти уже через 15–20 минут после остановки сердца. Так вот мое тело уже вывезли в коридор вместе с аппаратом. Врач прошел впереди и стал объяснять моей маме, что собственно случилось и, что я умерла. Я тебе уже говорила, что мама у меня невероятно сильная духом женщина, но в тот момент она посидела. Она не хотела верить словам врача и бросилась к моему телу. Что произошло дальше, никто толком не помнит, потому как происходило все в считанные секунды. Мама схватила тот аппарат и ударила меня током, что завести сердце. И как ни странно оно завелось. Все окружающие были в полном шоке. Я поставила рекорд длительности. Но очнувшись, первое, что я тогда сказала маме – «зачем?».

Мама еще неделю со мной не разговаривала, но все–таки простила. Конечно, постепенно все наладилось. Меня привели в чувства. Мы вынуждены были переехать на другой конец города, чтобы нам ничто не напоминало об этом ужасе.

Я продолжала плакать, но уже в заботливых объятьях Габриеля. Он ни о чем меня больше не спрашивал, только постоянно повторял «все уже позади, все прошло, я с тобой». Я постепенно успокоилась и лишь иногда все еще всхлипывала. Габриель положил меня на кровать очень аккуратно и нежно.

– Спокойной ночи, любимая! Отдыхай! – прошептал он, мне на ухо и исчез.

Я закрыла глаза и мгновенно уснула. Мне приснился один из моих кошмаров, от которых я просыпалась по ночам. Все мои сегодняшние воспоминания обрели картинку и вспыхнули в моей голове с новой силой, выжигая мое сердце.

Вот я вижу улыбающегося белокурого мальчишку, который бежит ко мне со всех ног с раскинутыми в стороны руками и кричит только одно слово «МАМА». Я подхватываю его на руки, его пухленькие ладошки обнимают меня за шею. Я целую его пухлые румяные щечки, тереблю за маленький носик, смотрю в его темно–карие, цвета горького шоколада, глаза с огромными ресничками. Он улыбается мне во все свои десять зубов. Его золотые волосы развеваются на весеннем ветру. Он спускается у меня с рук и тащит на поляну собирать цветы. Мы наперегонки срываем разные синие, голубые, желтые и белые цветы. На поляне их, по–моему, тысячи. Я ему поддаюсь, у него целая охапка цветов, а у меня всего три. Мы бегаем, играем. Набегавшись, я падаю на траву. Он подбегает ко мне и обсыпает собранными цветами. Мы хохочем. Я безмерно счастлива.

Вдруг картинка меняется. Я нахожусь в своей бывшей комнате. Я сижу на стуле возле кровати сына. Это уже не тот мальчик с поляны. Передо мной на кровати лежит скелет обтянутый кожей. Кожа не просто бледная, а практически уже невидимая, жухлая и практически пергаментная. Мышц на костях почти не видно, вен нет вообще. Щеки впали и совсем белые, нет даже намека на бывший румянец. Блеск в глазах совсем пропал, цвет стал почти черным. Вместо волос на голове бесформенная светлая тусклая солома. Дыхание тяжелое, часто с бульканьем. Под ключицей торчит катетер для уколов. Изо рта исходят только тихие ели слышные стоны.

Мальчик резко начинает очень сильно кашлять. Я поворачиваю его на бок, придерживая. На полу стоит таз. Глаза ребенка округляются. Изо рта и носа начинает изрыгаться странная склизкая бордовая масса. Эта масса не дает ему вздохнуть. Я слегка похлопываю его по спине, чтоб все это выходило легче и быстрее. Через пару минут меня охватывает паника – слизь никак не заканчивается, ребенку нечем дышать. Я зову свою маму. Она прибегает со спринцовкой в руках и начинает откачивать слизь из носа ребенка. Мальчика начинает бить в конвульсиях. Через три минуты весь этот ужас заканчивается – ребенок закатывает глаза, слизь больше не изрыгается, а просто равномерно вытекает. Мы продолжаем откачивать слизь, делаем непрямой массаж сердца, но это бесполезно. Иван УМЕР. Я закидываю голову к небу, крепко прижимаю мертвое тельце. По моим щекам течет река из слез, из горла вырывается адский душераздирающий крик.

Я проснулась с криком посреди ночи. На меня смотрят полные боли медовые глаза. Габриель нежно обнимает меня и, ласково гладя по голове, шепчет «это только сон. Все хорошо». Он так и лег со мной рядом, все еще обнимая и успокаивая.

Вот и наступил последний учебный день в этом году и семестре. Завтра будет бал. Я проснулась в ужасном состоянии, но тут же улыбнулась, увидев на стуле у компьютера, Габриеля.

– Доброе утро! – улыбнулся мне Габриель.

– Доброе! – прохрипела я.

– Ты неважно выглядишь! – нежно и очень заботливо проговорил он, садясь со мной рядом и заправляя мои растрепанные волосы за ухо.

– Ты здесь! Ты не ушел? – радостно осознала я.

– Как я мог уйти, когда ты в таком состоянии! Моя дорогая девочка, тебе столько пришлось пережить, а вчера ты взбудоражила все свои страшные воспоминания, – с горечью проговорил Габриель.

– Как ты себя чувствуешь? Ты же страдаешь от жажды рядом со мной! – насторожено и обеспокоенно сказала я, заглядывая ему в глаза.

– Чем дольше я рядом с тобой, тем легче мне переносить свою жажду. И кстати, я уже не первую ночь провожу у тебя в комнате, – с улыбкой проговорил он.

– Но ты же уходил каждый вечер?

– Сразу как только ты засыпала я возвращался. Надеюсь, ты не обижаешься на меня?

– Конечно, нет. Если тебе это не причиняет боли то, я только рада. Хотя я сплю очень не спокойно.

– Да уж! Собирайся давай! Или ты решила пропустить последний день?

– Конечно, нет. Сейчас буду готова! – проговорила я, уже вставая с кровати.

Я бегом спустилась в ванную, почистила зубы, умылась. Также бегом позавтракала.

– Ты куда бежишь? Где пожар? В последний день захотелось учиться? – усмехнувшись, сказал отец.

– Сегодня много дел. Завтра бал. Последняя генеральная репетиция! – на бегу ответила я.

– Ну–ну! Удачи дочка!

Я вылетела на улицу и сильно удивилась, увидев «вольво» на подъездной дороге.

– Когда ты успел приехать? – спросила я, залезая в машину.

– Это одна из моих особенностей! – усмехнулся Габриель, – Кстати, моя сестра хочет познакомиться с тобой до бала! Например, сегодня во время ленча! Как ты на это смотришь?

– Отлично! Надеюсь, ты дашь нам поболтать без лишних ушей? – почему–то с воодушевлением приняла я эту новость!

– Кости мне перемывать будите?

– Ну, не без этого! Я думаю, мы найдем общий язык!

После норвежского возле двери стояли Габриель и Эшли.

– Терпения ей всегда не хватало! – немного виновато произнес Габриель, – Знакомьтесь! Эшли это Вира! Вира это моя нетерпеливая сестра Эшли!

– Очень рада знакомству, а то братец все скрывает тебя и скрывает! – улыбчиво возмущалась Эшли, – Может, ты нас оставишь? Не бойся, верну в целости и сохранности!

– Пошути мне еще! – пригрозил Габриель, поцеловал меня в лоб и удалился.

– У тебя какое сейчас занятие? – дружелюбно спросила Эшли. Дружелюбность была явно наигранная.

– Тригонометрия. Ты что–то хотела мне сказать? – настороженно спросила я.

– Просто хотела с тобой подружиться! Тебе что–нибудь нужно для бала? Я слышала, что ты спрашивала у подруг корсет. Могу одолжить! Даже подарить могу!

– Нет, подарить не надо, а вот одолжить можно, – немного смутившись, сказала я.

– Ну, и хорошо. Я принесу тебе его на ленч! – сказала она, уже уходя.

Видно она так и не решилась сказать мне что–то очень важное. На следующую перемену пришла снова она. Здесь я уже задалась вопросом почему!

– А где Габриель?

– Дает нам время познакомиться! – не раздумывая, ответила Эшли.

– Что ты мне хочешь сказать? Говори! Я вижу, что ты сомневаешься! – потребовала я.

– Я хотела спросить, что вы собираетесь делать дальше?

– В каком смысле? – откровенно не поняла я.

– В прямом. Ты же знаешь кто мы.

– Да, – спокойно подтвердила я.

– Ну, и что вас ждет в будущем? Ты хочешь стать одной из нас или остаться человеком? – заглядывая мне в глаза, спросила Эшли.

– Она останется человеком! – прозвучал злобный голос Габриеля, – и я это уже вам говорил! Ты обещала не поднимать эту тему!

– Она сама должна принять решение, а она по твоей милости еще даже не задумывалась! Духовные супруги должны быть вместе! – они почти кричали друг на друга. И некоторые студенты стали на нас оборачиваться!

– Прекратите! Вы забыли, где мы? – принялась разнимать их я.

Они переглянулись, замолчали и стремительно пошли в противоположном от меня направлении. При этом Эшли молчала, а Габриель что–то ей периодически говорил.

Я опять ничего не понимая, отправилась на урок. Он тянулся долго, зато я вспомнила истории о духовном супружестве. В них говорилось, что у каждого человека есть свой духовный супруг, встретив которого человек забудет все свои проблемы и предыдущую любовь. Духовные супруги – это две души, предназначенные друг другу небом, высшими силами, две половинки.

Я вспомнила как впервые мы встретились с Габриелем. Он привлек мое внимание сразу, еще в кафетерии, хотя до этого я совершенно не интересовалась парнями как противоположным полом. Потом я вспомнила наши прикосновения – как будто ток пустили под кожей.

Значит вот как встречают духовного супруга!!! Габриель мой ДУХОВНЫЙ СУПРУГ! Вот почему несмотря ни на что я обратила на него внимание. Я просто не могла не сделать этого.

Я была на седьмом небе от счастья от этого открытия. Я забыла даже о выборе, о котором говорила Эшли. Я просто была счастлива!

За ленчем я сидела с Габриелем, а Эшли вообще не смотрела в нашу сторону.

– Это просила тебе передать Эшли. – сказал Габриель, протягивая мне пакет.

В нем лежал черный корсет. Я повернулась, чтоб хотя бы на расстоянии поблагодарить ее, но она не повернулась.

– Что ты ей наговорил? Зачем ты ее обидел? – возмутилась я.

– Она сама виновата и я не хочу говорить об этом! – отрезал Габриель. – Кстати, сегодня я к тебе вечером не приду.

– Почему? – Такое известие меня ошеломило. – После репетиции мы с Джанет уезжаем.

– Ясно, – разочарованно проговорила я. – Куда вы уезжаете? – как можно равнодушнее спросила я.

– На охоту, – последовал ответ. – Если завтра я собираюсь пойти с тобой на бал, следует принять повышенные меры безопасности. – Его лицо помрачнело.

– Почему ты едешь именно с Джанет?

– Она самая… надежная и понимающая.

– А остальные? – робко поинтересовалась я. – Какие они?

– Давай, я объясню это позже? Хорошо? – неуверенно сказал он. Я просто кивнула.

После занятий наша группа собралась в полном составе. Мы окончательно отрепетировали те четыре песни, которые решили играть на балу.

Габриель сразу же уехал. Я не знала, как прожить эти сутки без него.

Ребята предложили перевезти инструменты в клуб и настроить. Мы так и поступили. Но вот отвертеться от украшения хотя бы сцены нам не удалось. В общем, привез домой меня Квин уже под вечер, чему был очень рад. Я не перестаю удивляться, как после того, как я начала встречаться с Габриелем, он еще на что–то надеется.

Единственной моей отдушиной стал разговор по телефону с мамой. Она все расспрашивала как у меня дела в школе, но в основном восторгалась тем, что завела парня.

– Дорогая, а насколько откровенные у вас отношения? Ты ему рассказала о своем прошлом или предпочла умолчать? Не каждый парень примет такую информацию! – напутствовала мама.

– Да. Я рассказала ему почти все, кроме своих обретенных способностей, но и о них я собираюсь рассказать. Просто информацию надо давать порциями, так она усваивается лучше, ты сама мне так говорила, – спокойно ответила я.

– И как он воспринял это?

– Плохо мам. Он плакал, когда я рассказывала. Он принял мою историю как свою. Ему понравился Ванечка. Но он уже отошел от моего рассказа. Мы с Габриелем завтра идем на рождественский бал! Кстати, то мое голубое платье ты положила в мой чемодан?

– Да! – весело ответила мама, – я же была права, оно тебе пригодилось! Я так рада за тебя дочка! Может быть, вы приедете на новогодние каникулы к нам? Мы и познакомимся! – лукаво спросила мама.

Представляю, какие фантазии сейчас появились у мамы: свадьба, внуки. Жаль, что этому не бывать!

– Я не знаю мам. Я подумаю. Кстати, в воскресенье он поведет меня знакомиться со своими родителями. Я так волнуюсь!

– Ой, ну это вполне нормально! Значит он очень серьезно к тебе относится. Значит все выходные, ты занята? – мама ликовала!

– Да. Я поговорю на счет твоего предложения с Габриелем и папой и в понедельник тебе дам ответ. Хорошо?

– Хорошо. Буду ждать твоего согласия!

Всю ночь мне снился Габриель, но какой–то странный: мутный, не четкий. То мы стоим на какой–то очень красивой поляне, обнимаясь, то вдруг он растворяется как дым, и я остаюсь одна на тротуаре. Но встала я вполне выспавшейся.