Текст книги "Мужчина для нее"

Автор книги: Шэрон Кендрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Что заставило тебя продать все акции, которые тебе оставил Филип? внезапно спросил Ник.

Вопрос был настолько неожиданным, что Абигейл вздрогнула, как будто он вылил ей на голову ушат ледяной воды.

– Откуда ты знаешь?

Он нетерпеливо взглянул на нее:

– О, пожалуйста, Абби, я знаю, что тебя нельзя назвать деловой женщиной года, но не можешь же ты быть так наивна! Если акции появляются на фондовом рынке, это уже ни для кого не является государственной тайной, правда?

– Н-но… – ответила Абигейл неуверенно. Она могла с одинаковым успехом как поддерживать беседу о ценных бумагах и акциях, так и полететь на Луну; все дела такого рода она оставила Орландо это было лучшим средством держать его подальше.

Во всех смыслах. Ее щеки окрасил легкий румянец.

– Это просто удивило меня, вот и все, – сказал Ник, проницательно глядя на нее, – точно так же, как меня удивило, что ты продала нью-йоркскую квартиру годом раньше.

Воспоминания о полнейшем хаосе последнего года вновь вернулись, терзая ее и без того измученную душу.

– Да, – повторила она глухим шепотом, – Нью-Йоркская квартира продана…

– Зачем же говорить с таким ужасом? – бросил на нее странный взгляд Ник. – Ты ведь все знала о продаже?

– Как же мне было не знать? – вопросом ответила она. – Это же была моя квартира, правда? И мое наследство.

На смуглом лице Ника появилось почти жалостливое выражение.

– Бедная богатая маленькая девочка, – негромко сказал он и отвернулся к окну, за которым мелькал зимний английский пейзаж. Снегопад усилился, и теперь целые армии крупных снежинок кружились в вихре, падая на затвердевшую, как железо, землю. – Теоретически это было твое наследство, безжалостно продолжал Ник, – но, когда ты вышла замуж за своего дорогого Орландо, все твое стало принадлежать и ему, а все его – тебе. Это то, что мне особенно нравится в браке, – добавил он с сарказмом, – включая, конечно, полное доверие.

– Ты циничен…

– Не говоря уж о том, что этот брак изначально был неравным, продолжал он. – Орландо получил половину твоего реального состояния, а ты половину его долгов! – Он вкрадчиво улыбнулся. – Или ты сделала хорошее дело, избавив его от них? Это такая наследственная черта – начинать семейную жизнь со свалившихся на тебя денежных проблем, тебе не кажется, Абби?

– Заткнись! – гневно закричала она. – Просто заткнись, хорошо?

– Заставь меня, – спокойно предложил Ник, но она не заметила опасного вызова в его голосе.

– И заставлю! – Абигейл рванулась к нему со сжатыми в маленькие кулачки руками. Полы ее жакета разошлись, но она не замечала этого, почти навалившись на Ника.

Она снова и снова наносила удары, колотя по его твердой груди, награждая всеми эпитетами, что только приходили ей в голову, едва сознавая, что делает и говорит, пока наконец он не захватил обе ее руки в свою большую, жесткую ладонь и не задержал их подальше от себя. Внезапно Абигейл осознала, что лицо ее очень близко от его лица, а кровь бешено стучит у нее в висках. И что его губы приоткрыты, почти как… как будто…

Вспышка желания, которую она внезапно ощутила, тут же уступила место отчаянию, и Абигейл быстро закрыла глаза. Открыв их, она обнаружила, что Ник смотрит на нее презрительным взглядом, все еще крепко сжимая ее руки в своей.

– Хватит, Абби! – сказал он серьезно. – Поняла?

Хватит!

Она помотала головой. Густые волосы резко взметнулись.

– Нет! Не хватит! – возразила она; ее голос срывался от напряжения последних нескольких дней… последних нескольких месяцев… – О господи, Ник…

Ник…

– Я знаю, – сказал он спокойно. – Все в порядке, Абби! Я знаю…

– Нет, не знаешь! – закричала она; память о замужестве терзала ей душу. – Ты не можешь знать! Никто не может!

– Я знаю, что тебе нужно выплакаться, – мягко и очень осторожно сказал Ник и привлек ее к себе. Я знаю, что если ты и дальше будешь сдерживаться, то в конце концов сорвешься.

– Ох, Ник… – простонала Абигейл и, припав к его плечу, разразилась слезами.

Глава вторая

Она не убрала голову с плеча Ника, и он позволил ей плакать до тех пор, пока у нес не высохли слезы, пока рыдания не перешли в судорожные всхлипывания.

Тогда он вытащил из кармана большой, аккуратно сложенный носовой платок и молча вручил Абигейл, но у нее сильно дрожали руки, она едва ли смогла бы держать его и поэтому лишь расстроенно отмахнулась.

– Вот здесь, – сказал он, нахмурясь. – Разреши мне. – Его прикосновение было почти нежным, когда он убирал растрепавшиеся пряди волос с ее мокрых щек, а затем вытирал слезы.

Абигейл чувствовала себя слабой и измученной.

А Ник был последним человеком в мире, перед кем она хотела бы предстать такой – в слезах, истерически рыдающей.

– Теперь лучше? – спросил он через минуту или две.

– Да. Спасибо…

– Тогда поехали! – Ник постучал в затемненную стеклянную перегородку, отделяющую их от водителя, и только сейчас Абигейл заметила, что машина съехала на обочину.

– П-почему мы остановились? – всхлипнула она, пока автомобиль выезжал обратно на дорогу.

– Я подумал, что тебе не нужны зрители, пока ты плачешь. – Ник пожал плечами. – И уж конечно, не та толпа, что наводнила твой дом, – добавил он пренебрежительно.

– Это друзья Орландо, – возразила Абигейл автоматически, больше из-за старой привычки возражать ему.

– И твои? – спросил он мягко. – Тебе они тоже друзья?

Абигейл посмотрела на него:

– По правде говоря, нет.

– Приятно слышать.

Да, Ник Харрингтон был не тем человеком, которого можно было бы упрекнуть, что он задает чересчур личные вопросы. Объяснялось ли это тем, что Ник знал большую часть ее жизни и поэтому считал, что имеет право в ней копаться, или же он задавал такие вопросы всем женщинам?

– Они – не моего круга…

Он кивнул головой, словно ее ответ его нисколько не удивил.

– Вижу. – Он взглянул на свое промокшее плечо и невольно отряхнул рукав пиджака.

Этот жест задел ее за живое. И тогда, чтобы снова не показать себя дурочкой, разревевшейся перед ним, Абигейл сказала первое, что ей пришло в голову:

– Мне жаль, что я испортила твой пиджак.

– Это только пиджак, – пожал он плечами.

– Я отдам его почистить…

– О, ради бога! – недовольно прервал Ник. – Прекрати разговаривать так, будто мы только что встретились на вечеринке! Я предпочел бы, чтобы ты плакала и колотила меня кулаками.

Она улыбнулась; впервые за несколько дней она действительно улыбалась. А затем у нее замерло сердце – она увидела ответную мимолетную улыбку.

– Должно быть, я ужасно выгляжу, – произнесла Абигейл машинально.

Зеленые глаза изучали ее лицо, но улыбка исчезла, уступив место раздражению.

– Есть немножко, – ответил он коротко. – У тебя все лицо в пятнах, и заметно, что ты плакала.

– Вот здорово, спасибо тебе, – сухо ответила она. Когда я буду нуждаться в поддержке, напомни, чтобы я избегала тебя как чумы!

– Да что это с тобой, Абби? – мягко спросил Ник. Тебе полагается разыгрывать роль безутешной вдовы, а не страстной фотомодели! Разве ты сможешь вести себя должным образом, если будешь знать, что прекрасно выглядишь?

Она смотрела на него, изумленная больше тем, что Ник сделал ей комплимент (пусть даже и двусмысленный!), чем тоном его голоса.

– Прекрасно выгляжу?..

Он раздраженно щелкнул языком.

– Извини, – Ник небрежно откинулся на спинку сиденья, глядя в пространство, – но я не играю в эти игры.

– В какие игры? – спросила Абигейл, искренне не понимая.

Он изменил голос, пародируя женскую речь:

– О боже! Ник, конечно же, ты не думаешь, будто я прекрасна!.. Выражение его глаз стало жестким, пристальный взгляд не отрывался от бледного овала ее лица. – Особенно если у этой самой женщины внешность, способная свести с ума Тысячу мужчин, извини за банальность.

У нее не было сил спорить.

– Давай забудем об этом, ладно?

– С удовольствием! Так или иначе, но мы приехали.

Машина подъезжала по расчищенной и посыпанной гравием дороге к красивому особняку эпохи короля Георга, который они с Орландо купили сразу после свадьбы. Вот проехали через роскошный сад, разбитый между бескрайних тисовых аллей, и свет полуденного солнца полыхнул, отражаясь от озера, в отдалении.

Сквозь открытые окна гостиной Абигейл увидела множество людей. Они все открывали и открывали бутылки шампанского. Как заставить их убраться из этого дома и снова остаться здесь одной? Ей нужно было время, чтобы залечить раны и прийти в себя.

Завтра они все уйдут, напомнила она себе. Завтра у нее наконец будет покой, которого она так жаждала.

– Странно, – заметил Ник, когда машина остановилась, – но я никогда не думал, что ты дойдешь до жизни такой: в огромном старом доме где-то на задворках Англии – в общем, у черта на куличках.

– Так хотел Орландо, – Объяснила она. – И мне здесь тоже нравилось, добавила она, защищаясь.

– А он всегда получал то, что хотел?

Знал ли Ник? Или как-то догадался? Почему он смотрит на нее таким пронизывающим взглядом?

Неужели он читает ее мысли? Абигейл содрогнулась: стыд и отвращение захлестнули ее. Не было никакого смысла отрицать то, что было так же хорошо заметно, как нос у нее на лице.

– Как правило, получал, – выдавила она из себя. Он очень хорошо убеждал, знаешь ли.

– Да. Этому я могу поверить. – Ник посмотрел на ее сцепленные белые руки, лежащие на черной юбке. – Абби, ты вся дрожишь… Что с тобой такое?

Она прибегла к своему единственному заслуживающему доверия способу защиты:

– Ты еще спрашиваешь? Это был ужасный день!

Ужасная неделя! И я без особого удовольствия думаю, что должна еще идти туда и общаться с людьми, которых, честно говоря, терпеть не могу.

– Тогда не делай этого!

Она улыбнулась ему печальной улыбкой:

– Я не могу вот так уклониться…

– Не можешь? – мягко переспросил он. – Ты можешь делать все, что только захочешь, ты же знаешь!

– Так делает человек по имени Ник Харрингтон, сухо заметила она. – К тому же не все так решительны, как ты.

В ответ он улыбнулся.

– Пошли. – Ник помог ей выйти из машины со старомодной галантностью, к которой она совсем не привыкла, Абигейл сразу почувствовала себя спокойней и уверенней. А ведь есть девушки, за которыми только так и ухаживают, подумала она с тоской. Да, следует быть осторожной с этим мужчиной.

Но инстинкт подсказывал ей, что нечего бояться, пока Ник рядом. Он обладал силой и твердостью характера, столь редкими в нашем беспорядочном, неустойчивом мире.

Она посмотрела, как он захлопнул дверцу лимузина. Он тут же снова взял ее под руку, и они начали медленно подниматься по светлым каменным ступенькам парадной лестницы.

А ведь для какой-нибудь женщины Ник Харринггон мог бы стать чертовски хорошим мужем, подумала Абигейл, ощутив при этом неожиданно острую боль.

Они почти достигли парадной двери, когда она остановилась и повернулась к нему.

– Ты всегда создаешь мне такие проблемы. Ник…

– Я?!

– Ты сам это знаешь.

– Нужен кто-то, кто говорил бы тебе «нет». Всю твою жизнь люди лишь портили тебя, немедленно предоставляя то, что ты хотела.

– Нет, – поправила она. – Люди давали мне то, что они хотели, чтобы я имела. Это совсем не одно и то же.

Что на мгновение вспыхнуло в зеленой глубине его глаз – понимание? Абигейл решительно положила ладонь ему на руку.

– Спасибо, что приехал сегодня, – сказала она и не погрешила против истины. В этот момент он действительно казался чем-то единственно надежным, знакомым, сохранившим целостность в ее рассыпающемся, как зыбучие пески, мире. – Я ценю это. Правда ценю!..

Ник кивнул, когда она опустила руку, но лицо его осталось мрачным и непроницаемым.

– Не торопись с выводами, дорогая моя, – сказал он угрюмо и, повернув ручку, открыл дверь.

И мгновенно друзья Орландо окружили их, словно стервятники – падаль, и Абигейл так и не спросила, что он имел в виду.

В Ирландии поминки называют пробуждением, и Абигейл часто недоумевала, почему. Судя по выражению лиц, большинство людей, собравшихся здесь сегодня, нисколько не пробудились. Некоторые выглядели так, как будто сами собрались в мир иной.

Необходимо было немного пообщаться с друзьями и знакомыми Орландо, но Ник подошел и встал рядом с ней. Нахмурившись, он склонил свою темноволосую голову и вполголоса сказал:

– Думаю, тебе надо бы присесть и дать отдых ногам.

Она не знала, почему ей так трудно следовать советам, исходящим от Ника, но все же им следовала.

О, она всегда им следовала! Давай же, Абби, сказала она себе, хватит с собой бороться.

– Хорошо, – кивнула она, опустилась в одно из кресел с высокой спинкой и взяла бокал шампанского, отодвинув бутерброды с копченой лососиной.

Есть совсем не хотелось.

Она выпила весь бокал, надеясь, что это ее взбодрит, но в результате почувствовала себя трезвой до звона в ушах и головной боли.

Гости были уже пьяны в стельку, поглощая как сумасшедшие марочное вино, которое всегда предпочитал Орландо, хотя оно уже и вышло из моды.

Ник, в сущности, теперь исполнял обязанности хозяина. И Абигейл подумала об этом с благодарностью. Она сама едва могла связать пару слов.

– Хочешь, я избавлюсь от них? – спросил он ее мягко, когда все слушали, как один из приятелей Орландо по драматической школе рассказывает скандальную историю о ее покойном муже.

– Уже скоро… – покачала головой Абигейл.

Ник вздрогнул, когда рассказчик дошел до непристойно сладострастной кульминации, встреченной уже нетрезвым хохотом.

– Тебя не беспокоят такие разговоры о твоем муже? – Как мало он знал!

– В эти дни меня очень немногое беспокоит, сдержанно ответила она, мысленно благодаря Бога за то, что престарелые родители Орландо, живущие в Испании (из-за более мягкого климата, больше подходящего для тех, у кого проблемы с легкими), слишком больны и потрясены, чтобы присутствовать на похоронах сына. – Некоторые из этих людей приехали издалека, Ник, – спокойно объяснила она, встретив его непонимающий взгляд. – Дай им наесться и напиться. Я больше никогда не встречусь с ними.

Он шутливо изогнул темные брови:

– Даже так?

Она неохотно кивнула головой, почувствовав тепло и тяжесть густых волос на шее.

– Даже так. Поэтому позволь им, пусть не стесняются!

А они и не стеснялись, всем довольные. И мужчины, и женщины походили на бездонные бочки с алкоголем. Теперь Абигейл была серьезно озабочена тем, что в любую минуту кто-нибудь может опозориться окончательно. Надо пойти и попросить слуг, чтобы начали разносить кофе, подумала она устало, не в состоянии собраться с силами и сдвинуться с места.

Джемима, смуглое, похожее на эльфа создание, с пером из собственного боа, дразняще зажатым в алых губах, вела себя просто возмутительно, даже для человека из окружения Орландо.

Сначала она улыбалась Нику, а теперь направилась прямиком к нему и попыталась на нем повиснуть. Абигейл, забавляясь, наблюдала, как он вежливо удерживал даму на расстоянии вытянутой руки. Жест казался красноречивее всяких слов! Даже Джемима должна была сообразить, что ею не интересуются. Но нет! – вызывающе закрыв пол-лица черными волосами, Джемима подняла на Ника огромные темные глаза, затуманенные алкоголем.

– Вы любовник Абигейл? – произнесла она.

Абигейл затаила дыхание, ожидая его реакции. В жизни Ника Харрингтона было много женщин. Он мировой парень и, естественно, далеко не ханжа.

Ничто не могло нарушить его невозмутимость. Но сейчас и он, пожалуй, выглядел потрясенным. Потрясенным и оскорбленным. Абигейл даже удивилась.

– Прошу прощенья? – произнес он ледяным тоном.

Джемима явно оказалась толстокожей.

– Я просто с-спрашиваю, – пробормотала она. У вас получилось? С Абигейл?

Внезапно в гостиной воцарилась тишина. Любопытные пьяные лица, все как одно, с жадным интересом повернулись к высокому человеку в элегантном темном костюме.

Ничто не исказило, не замутило потрясающе красивые черты, однако его лицо стало просто ужасным – именно из-за отсутствия всякого выражения.

Абигейл подумала, что это то же самое, что смотреть на холодную сверкающую маску, изображающую человеческое лицо.

– Абигейл сегодня похоронила мужа, – сообщил Ник Джемиме с вежливым презрением. – И даже если вы не имеете понятия о приличиях, то по крайней мере хоть к ней могли бы проявить какое-то уважение. – Абигейл увидела, как сильные руки сжались в кулаки. – Может быть, вы хотели бы извиниться перед ней, прежде чем уйти? – жестко предложил он.

– Извиниться?! – Голос Джемимы звучал пронзительно. Она бросила на Абигейл злобный взгляд. Извиниться за что? За правду? Ну что ж, мой дорогой, все знают, что у Абигейл и Орландо был очень свободный брак! В полном смысле этого слова, – закончила она, поджав свои крупные блестящие губы, словно на что-то намекая.

На секунду Абигейл поймала потрясенный взгляд Ника поверх головы Джемимы. Она успела лишь заметить в нем суровый вопрос, прежде чем его рот сжался от отвращения и Ник очень твердо сказал:

– Боюсь, ребята, вечер закончен. И мне хотелось бы, чтобы вы все ушли.

Джемима все еще смотрела на Абигейл, но злость, которая буквально выплескивалась из ее глаз: до этого, сменилась ревностью.

– Будьте уверены, мы уйдем! – произнесла она, нарочито растягивая слова. – И мы желаем вам самой большой удачи – она вам понадобится! Орландо всегда говорил, что спать с Абигейл – то же самое, что спать с куском льда!

Абигейл вздрогнула, как от удара.

Словно ребенок, изо всех сил пытающийся не расплакаться, она прикусила пальцы, удерживая резкие слова опровержения. Ей хотелось вскочить, убежать, спрятаться, закричать, но она чувствовала себя обессилевшей и тяжелой, как будто кровь в ее венах превратилась в камень. Она была в ловушке ее парализовал страх. Лишь из горла вырвался короткий сдавленный звук, как у раненого животного, и по полному ярости взгляду Ника она поняла, что он слышал этот жалобный стон.

– Убирайтесь отсюда! – зарычал он, и страшный гнев на его лице заставил подчиниться всех присутствующих. Медленным шагом, угрожающе, он направился к Джемиме, смотревшей на него с неприкрытым ужасом: маленькая кокетка не привыкла отражать атаки настоящего мужского гнева. – Да, вы! – подчеркнул он с отвращением, после чего повернулся лицом к остальным. – И вы все тоже! Вы, прожорливая, жадная, жалкая толпа паразитов! Забирайте с собой ваши мерзкие сплетни, ваши пустые головы и ваши грязные, мелкие душонки и убирайтесь отсюда. Немедленно!

Больше просить притихшее сборище не потребовалось. Торопливо поставив бокалы, все стали удирать, как дети, которых отчитал директор школы.

Через пять минут гостиная опустела. Остались только священник и две официантки в белых передниках – они стояли, глядя на Ника с явным уважением. Священник торопливо произнес вежливые слова прощания и исчез.

– Вы имели в виду и нас, говоря, чтобы все ушли? – осторожно спросила одна из официанток.

И Абигейл оказалась свидетельницей удивительнейшего превращения Ника Харрингтона. Обратившись к двум женщинам с широкой, примирительной улыбкой, он покачал головой, извиняясь:

– Нет, конечно, я не хотел, чтобы вы уходили, и мне очень жаль, что вы так решили. Я лишь подумал, дело зашло слишком далеко…

– О, действительно зашло, сэр! – отозвалась одна из женщин. Действительно! И вы абсолютно правильно сделали, что все им сказали! Мы только что обсуждали это на кухне – в жизни такого не слышали!

Особенно на похоронах. До чего отвратительно!

Ник взглянул на Абигейл, которая все еще неподвижно сидела в кресле с жесткой спинкой.

– Я просто не хотел, чтобы миссис Говард причинили еще больше страданий…

Внезапно Абигейл почувствовала, что уже не может это выносить. Неужели Ник такой же актер, как Орландо? Способный включать и выключать по желанию свои эмоции, как воду в кране? В одну минуту выкинуть сорок людей из комнаты с помощью одной только силы воли, а уже в следующую – излучать такое обаяние, что эти две женщины средних лет так и смотрят ему в рот!

Вскочив с кресла, она, спотыкаясь, двинулась к двери. Старшая из двух официанток попыталась было остановить ее:

– Миссис…

Она положила свою натруженную руку на плечо Абигейл, и это был успокаивающий и утешающий жест. Но Абигейл лишь раздраженно стряхнула ее руку.

– Пустите меня, – сказала она, тяжело дыша; ее дыхание, казалось, вырывалось из самой глубины души. – Пожалуйста! Дайте мне уйти!

Последнее, что она расслышала, были слова Ника:

– Все в порядке. С миссис Говард все будет хорошо. Ей надо отдохнуть.

Глава третья

Выйдя из гостиной, Абигейл сразу же поднялась по лестнице. В почти пугающей тишине дома ясно слышалось ее затрудненное, прерывистое дыхание.

Куда теперь? В общей с Орландо спальне она не спала уже много месяцев.

Это была великолепная комната, окнами выходящая в сад, разбитый еще в восемнадцатом веке и составлявший гордость усадьбы. Когда полицейский сообщил ей, что Орландо никогда уже больше не придет в этот дом, у Абигейл мелькнула мысль, что она могла бы вернуться туда… Но теперь она знала: ничто не соблазнит ее снова спать там…

И она направилась в Восточную комнату, где шторы были почти полностью задернуты, оставляя в тяжелой парче только щелку, что создавало в спальне унылый полумрак, который вполне соответствовал ее настроению.

С чувством облегчения она сбросила туфли на тонких высоких каблуках, расстегнула жакет и прилегла на широкую, с четырьмя угловыми стойками кровать, уставясь в потолок.

Издалека до нее доносился слабый звон фарфора и стекла – наверное, это официантки убирали со стола.

Время шло медленно, и она уже заинтересовалась, где же Ник. И честно спросила себя, действительно ли она ждет, что он, упорно следуя за ней, тоже поднимется по лестнице.

Нет, она не ждала…

Ник ценил самоконтроль – качество, которым он обладал сам. Без сомнения, ее истеричное поведение в присутствии официанток показалось ему отвратительным; так что он, возможно, решил оставить Абигейл одну, пока она не успокоится.

Впрочем, он мог уже уйти, как и все остальные.

Эта мысль почему-то наполнила ее ужасом.

Ну, нет! Абигейл слегка покачала головой. Ник не ушел – она чувствовала это интуитивно. Они никогда не были закадычными друзьями, это правда, но они прошли вместе долгий, долгий путь… Очевидно, что на похороны он приехал из чувства верности. Однако из-за того, что здесь произошло, он мог и уехать, и обвинять его в этом было нельзя. Но она также знала, что он не ушел бы, не попрощавшись. Только не Ник!

Ее веки были словно налиты свинцом, и она позволила им опуститься на воспаленные глаза. Она совсем ненадолго закроет их. Только на минутку.

Абигейл расслабилась на мягкой, как пух, подушке, и темнота, принося облегчение, заволокла ее сознание.

Когда она снова открыла глаза, в комнате было почти темно. Что-то изменилось. Появился какой-то звук, которого она не слышала раньше, слабый, почти неразличимый, но, однако, очень знакомый.

Она прислушалась и резко повернулась лицом к окну. В высоком, обитом гобеленом кресле, стоявшем перед роскошными синими с золотом шторами, сидел Ник. Его глаз почти не было видно в тусклом искусственном освещении комнаты. Рядом, на маленьком столике, стоял на подносе чай.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и Абигейл поняла, что удививший ее звук был звук его дыхания, тихого и ровного.

Не говоря ни слова, он поднялся с кресла, подошел и присел на краешек кровати. Пропустив сквозь пальцы пышную прядь ее волос, он затем снова дал ей упасть, рассыпаться блестящими прядками, светившимися на белой подушке как золото.

Все еще не совсем очнувшись от сна, Абигейл, полузакрыв глаза, смотрела на него сквозь густые темные ресницы. Что, черт побери, он здесь делает?

Интересно, заметил ли он смущение в ее глазах, пока она так пристально Глядела на него, подыскивая какие-нибудь нейтральные слова, чтобы заговорить?

И тут Ник сделал нечто странное.

Наклонясь вперед, совсем немного, он медленно обвел кончиком пальца контур ее губ, и они задрожали под его рукой.

Ее глаза расширились от удивления и блаженства.

– Ник…

– Tсc… – Его шепот, обволакивающий и нежный, как клубника со сливками, мягкий и неотразимый, был почти таким же дразнящим, как то неторопливое прикосновение, которое последовало сразу же.

Ее сердце забилось так громко, что Ник – она была уверена – сразу услышал его. Каждый нерв в ее теле был напряжен, словно крича и требуя чего-то большего, чем эта невинная связь между кончиком его пальца и ее губами.

Абигейл обнаружила, что смотрит, буквально пожирая взглядом, в его лицо с резкими чертами, в зеленые глаза, скрытные и таинственные. Пусть это случится, Абигейл, сказала она себе. Ты хочешь Ника Харринггона. Ты хочешь его прямо сейчас! Да и всегда хотела только его…

Оказавшись в плену сильного желания, Абигейл была ошеломлена: она неспособна была двигаться, говорить и делать что-нибудь еще – только смотреть в это красивое лицо.

Он передвинулся немного ближе, так что его голова оказалась прямо над ее лицом, и прищурил глаза, в которых было далеко не дружеское выражение.

Не дружеское, нет, но напряженное – его глаза горели желанием.

Все вышло из-под контроля. В глубине души Абигейл знала, что должна что-нибудь сделать, остановиться, прежде чем это зайдет слишком далеко.

– Ник… – снова проговорила она, но на этот раз он заставил ее замолчать своими губами.

Опыт общения с мужчинами у Абигейл был до смешного мал. Ее целовал инструктор по лыжам, когда ей было шестнадцать, и тогда – почти два года назад – поцеловал Орландо…

А Орландо был опытным. О да! Орландо целовался с уверенностью и техникой мужчины, знавшего очень многих женщин, постигшего абсолютно все в любви.

Но сейчас все было по-другому.

Ник добился того, что ее губы раскрылись, одним лишь ласковым прикосновением своих горячих губ, как если бы ее рот был какой-то незнакомой ему эротической зоной, в исследование которой он погрузился и которую изучал сейчас самым восхитительным способом.

Абигейл никогда раньше не ощущала в себе такой чуткости, никогда не была так податлива или расслабленна. Или так возбуждена. Ее рот приоткрылся, а веки медленно опустились, заслоняя того, кто целовал ее, – пьянящее чувство легко помогало отвлечься, забыть о преследующих ее вопросах.

Она застонала от наслаждения, но слышал ли это Ник – Абигейл не знала. Он выбрал именно этот момент, чтобы сделать поцелуй глубже, с дразнящей точностью проникнув в глубь ее рта, и круговыми движениями начал передвигать язык по ее небу. Это походило на окончательное эротическое вторжение.

Она провела руками по его плечам, с восхищением касаясь мощных мускулов, и инстинктивно притянула его к себе, тая под весом сильного сухощавого тела, замирая от прикосновений рук, протянувшихся, чтобы сплестись в тяжелом шелке ее волос.

Поцелуй все длился, и Абигейл понятия не имела, как долго: с Ником она забыла о времени, и оно словно остановилось. Она никогда не думала, что поцелуи могут так… так невероятно возбуждать.

Все – и напряжение, и горе, и смятение, которое она чувствовала, – все исчезло в один миг, отступив перед волшебством этого поцелуя.

Внутри у нее что-то оттаивало, распрямлялось, и вот уже ее тело трепещет от неясного и беспокойного страстного желания, заставлявшего звать его и умолять сделать что-то еще. Но она не смела… Она только крепко сплела руки вокруг его шеи и ощутила свою победу, поняв, что Ник дрожит, готовый сдаться.

Но затем что-то вдруг произошло. Абигейл могла бы точно указать этот момент. Это случилось, когда он начал расстегивать белую шелковую блузку под черным жакетом. Тело отреагировало на интимное прикосновение прежде, чем его смог осознать мозг. В предвкушении полнейшего восторга у нес перехватило дыхание, она чувствовала, что ее соски стали твердыми, как камень, и натянули тонкое кружево бюстгальтера.

И только когда он расстегнул вторую пуговицу и она почувствовала, как прохладный воздух ласкает ее закрытую кружевом грудь, инстинкт, приобретенный горьким опытом, заставил Абигейл напрячься.

Ник почувствовал это сразу же. Ни слова не говоря, он оттолкнул ее от себя и мрачно, разъяренно, с недоверием и осуждением посмотрел на нее, а потом вскочил с кровати.

Все еще тяжело дыша, он шагнул к окну и поднял тяжелые парчовые шторы. Снаружи была беззвездная темень. Только луна, почти полная, с насмешкой на глупом, круглом, как тарелка, лице, неясно вырисовывалась на фоне сине-фиолетового неба.

Его дыхание постепенно успокоилось, и тогда он обвиняющим тоном сказал:

– Так, значит, это правда…

У Абигейл дрожали руки. Она не смогла даже думать о том, о чем он говорил, пока не избавилась от проклятых доказательств того, что чуть было не случилось. Надо было застегнуть блузку. Но она так нервничала, что даже эта простая задача показалась ей слишком сложной. Ее пальцы скользили и соскальзывали с шелковой ткани, и потребовалось огромное усилие, чтобы сосредоточиться и вдеть наконец пуговицы обратно в петли.

Быстро проведя руками по спутанным волосам, Абигейл заставила себя сесть на кровати и ответить ему:

– Что – правда?..

Тогда он повернулся. Лучше бы он этого не делал! На лице Ника было написано отвращение и… разочарование. Он недоверчиво покачал головой.

– Я думал, та женщина в боа пала так низко, как только может пасть человек, – сказал он с горечью больше себе самому. – Но теперь я обнаружил несколько неприятных фактов, касающихся меня лично.

Абигейл спустила ноги с кровати и через силу сунула их в нелепые туфли на высоченных каблуках. Так она чувствовала себя увереннее. Она прочистила горло, пытаясь не показать, что нервничает, но она нервничала.

– О чем ты говоришь, Ник?

– Я говорю о себе, хотя это сейчас не к месту, прошептал он с отвращением в голосе. – О моем непрошеном и диком желании переспать с тобой, содрогающейся подо мной на этой кровати, прямо сейчас…

Это просто потрясло Абигейл: его слова отражали ее собственное пламенное желание – она действительно хотела лежать под ним на этой кровати.

Содрогающейся. Целующейся.

– Ник, не надо… – прошептала она.

– Но давай не будем обо мне! Почему бы нам вместо этого не поговорить о тебе, Абби? – продолжал он неумолимо, как будто она ничего не сказала. И о моей дурацкой рыцарской защите твоей чести там, внизу. О господи! Как эти довольно сомнительные друзья Орландо, должно быть, посмеивались в кулак. Потому что теперь мне совершенно ясно, что дорогая Джемима, очевидно, сказала правду. Ведь так? – Его зеленые глаза блестели, словно драгоценные изумруды. – Так скажи мне, Абигейл, насколько «свободным» был этот ваш свободный брак? Если бы я попытался, скажем, месяц назад, было бы так же просто соблазнить тебя на этой самой кровати?

– Ты не соблазнял меня…

– Да, – неторопливо согласился он. – Я остановился. Правда?

Абигейл в смятении прижала ладони к пылающим щекам.