Текст книги "Похоть"

Автор книги: Шарлотта Физерстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Я хотел бы обрести жену, мама. Полагаю, у меня есть право претендовать на это, мечтать о создании семьи. И еще о детях. Разве ты не наслаждалась бы от души, играя роль безумно любящей бабушки прелестных детишек, рожденных от союза феи и добродетелей?

Королева махнула светлой рукой, решительно отвергая планы сына.

– Выбери себе жену из моих фрейлин или дочерей придворных.

– Я хочу добродетель, – упрямо ответил он, скрежеща зубами.

Мать изумленно вскинула бровь и, положив зеркало на стол, пристально посмотрела на Крома:

– И как бы ты ладил с добродетелью?

Мать ни за что не поверила бы, расскажи он все откровенно. Целых три года Кром грезил о Честити Леннокс. Ее невинность, ее чистота были бы идеальным символом его нового двора. Став королевой, Честити воплотила бы в себе все, чего Кром пытался достигнуть. А в постели… он чувствовал, как нарастает возбуждение, стоит вызвать перед мысленным взором образ чувственной Честити Леннокс. В постели он мог оказаться таким порочным, каким и жаждал быть рядом с этой восхитительной женщиной. Она принадлежала бы ему – только ему. О, Кром слишком хорошо скрывал от матери потребности, которые будоражила текшая по его венам кровь темных фей! Но зрелые, типично мужские желания порочных сил прочно сидели в нем, кипели глубоко внутри. Он жаждал овладеть добродетельной Честити, подчинить ее себе, спрятать в своей спальне, предаваясь с ней разврату ночью и очистительно возвышая ее днем.

– Мама?

– Полагаю, я могу поразмыслить над этим, – отозвалась королева, что означало: она не удостоит этот вопрос и одной-единственной мимолетной мыслью.

– После своей встречи с Ленноксом?

– Да-да, – рассеянно ответила она и, взяв графин, налила себе немного волшебного медового вина.

Кром поднялся из-за стола и разгладил камзол ладонью, потом повернулся и потянулся к своей шпаге, надежно спрятанной подальше в ножны.

– До свидания, мама.

Королева хранила молчание, и, лишь когда сын оказался у двери, его окликнул ее голос, обворожительный и мелодичный, который будто подслащивал зазвучавшее в словах грозное предупреждение:

– Даже не думай о том, чтобы свергнуть меня, Кром.

Я все равно возьму верх, и тогда мало тебе не покажется.

Закрыв за собой дверь, Кром прижался спиной к резному дереву. Что и говорить, придется нелегко, но он сделает это. Низвергнет свою мать с трона, и, в конечном счете, сам Кром и преданные ему мужчины завладеют добродетелями, что поможет им создать новый Благой Двор.

– Ну?

Кром увидел высокого светловолосого воина, показавшегося из полумрака.

– Как мы и подозревали. Она собирается удостоить добродетелями своих старых придворных.

– А темные феи, как они обнаружили женщин?

– Не знаю, но это представляет угрозу нам и нашим планам. Мы просто обязаны выяснить, как они узнали об этом, а заодно не допустить, чтобы добродетели попали в руки к темным силам. Неблагим нужны все семь женщин, чтобы разрушить проклятие, наложенное на их двор. Мы должны помешать любой из этих женщин оказаться у них.

– Что теперь, ваше высочество?

– Тебе удалось втереться в доверие к домочадцам Леннокса?

Воин, которого звали Араун, улыбнулся:

– Да. Я сказал ему, что меня направила королева Айна. Он мне поверил. Этот несчастный идиот до смерти боится гнева королевы и его последствий, так что он не будет возражать. Он считает, что королева послала меня, чтобы забрать его дочь в качестве части десятины, которую он должен.

– Выходит, все улажено?

Араун кивнул:

– Я добиваюсь расположения Пруденс, воплощающей добродетель умеренности и сдержанности.

Кром расплылся в улыбке, довольный успехами Арауна.

– Хорошо. Представь меня Честити, да поскорее!

– Кто-то блокировал городской дом, – в ярости бросил Тейн, чувствуя, как кровь закипает от гнева.

– На такое способен только этот ублюдок, мой брат Кром! Несомненно, он действует по приказу королевы, – пробормотал Ниалл, прислонившись к стволу древнего дуба в Гайд-парке.

– Тогда они знают, что мы пытаемся завладеть добродетелями, – сказал Киан, пристально глядя сквозь ветви дерева.

День клонился к вечеру, и солнце перемещалось на запад, сияющие лучи испещряли листья яркими пятнами. Парк наводнили многочисленные экипажи, так что Тейну и его друзьям пришлось позаботиться о том, чтобы выглядеть джентльменами, выбравшимися на верховую прогулку в этот излюбленный светской публикой час. Они гармонично слились с окружающей местностью, затерявшись среди зеленой листвы. В конце концов, они были волшебными созданиями, феями, и природа была их домом. Им было так комфортно здесь, в лесу, под звездами и луной. Ночь была больше по вкусу темным феям. С заходом солнца их силы – и их чары – начинали пробуждаться. Но вместе с их бурной неземной кровью просыпались и их грехи.

– Теперь, когда благие следуют за нами по пятам, – продолжил Киан, – нам будет очень непросто привести добродетелей к нашему двору, особенно учитывая то, что мы не можем просто похитить их.

– Воспользуйтесь своими чарами, – проворчал Ниалл, – но только для того, чтобы привлечь их внимание. Нам нужно действовать как можно быстрее, если мы действительно хотим заполучить их. Наши соперники без малейших угрызений совести прибегнут к своей магии, чтобы соблазнить этих женщин. Мы должны сделать все, что в нашей власти, чтобы помешать этому.

– Не много ли усилий ради этих благих? – со смехом возразил Эйвери. – Эти ханжеские паиньки-феи даже не знают, как близко подойти к надлежащему обольщению! К тому моменту, как они будут пытаться познакомиться с девицами, я уже очарую предназначенную мне добродетель и уложу ее в постель!

Ниалл бросил взгляд на Эйвери и сверкнул широкой усмешкой.

– Твое мастерство вошло в легенду, друг мой, но не забывай о проклятии. Добродетели должны прибыть к вам и нашему двору по доброй воле. Вы не можете пользоваться волшебством, чтобы убеждать их.

– Мне требуется лишь волшебство моих рук, – хитро подмигнул Эйвери.

– Полагаю, привести их к нашему двору – это лишь полдела, – тихо произнес король. – Важно еще и удержать их у нас. Этим женщинам придется оставить единственную известную им жизнь, все, что они когда-либо знали. Их семьи, друзей – их смертность. Это будет самая трудная задача.

– А что насчет остальных трех добродетелей? – поинтересовался Киан. – У Леннокса четыре дочери, которые олицетворяют собой целомудрие, умеренность, доброту и смирение. Где же прилежание, милосердие и терпение?

– Я как раз навожу справки, – веско изрек Ниалл, следя взглядом за лазурной птицей, перелетающей с дерева на дерево. – У нас нет времени слишком осторожничать. Кто знает, сколько еще остальных дворов, населенных феями, присягнули на верность моей матери? Немало других тоже могут добиваться этих женщин.

– Что ты предлагаешь? – спросил Тейн, чувствуя, как в душе нарастают тревога и ярость. Ему не нравилась идея о том, что искать расположения Честити будет кто-то еще, кроме него самого. А особенно – какой-нибудь благой мужчина-фея. Мысль о том, что это и в самом деле был Кром, который, как подозревал Ниалл, взял дом Леннокса под свою охрану, и вовсе привела Тейна в неописуемое бешенство. Он просто не выносил родного брата короля, и, стоило темному принцу представить, как Кром овладевает Честити, как его кровь начала гневно бурлить. Нет, Тейн ни за что не мог допустить, чтобы благой заявил права на его добродетель! Его…

Не в силах сдерживать порыв, Тейн воскресил в памяти сладостные моменты в лабиринте, и страстное желание, которое он испытал тогда, снова дало о себе знать, начав терзать с еще большей силой. Ничто не могло утолить эту страсть, смягчить эту ноющую боль вожделения. Тейн хотел свою добродетель. Прошлой ночью он попытался проникнуть в ее комнату. Именно тогда принц и обнаружил, что городской дом надежно охраняется. Тейну не удалось разрушить мудреные чары, и эта неудача только усилила кипевший внутри его гнев. Тейн хотел Честити, причем хотел ее прямо сейчас.

– А ты попробовал прибегнуть к более традиционным способам проникновения в дом? – осведомился Ниалл. – Не попытался познакомиться, представиться или, может быть, нанести визит?

Тейн метнул в короля сердитый взгляд. К счастью, они были сводными братьями, и Ниалл смотрел на дерзости Тейна сквозь пальцы, позволяя ему намного больше, чем остальным при своем дворе.

– А что, по-твоему, я делал? Разумеется, я уже позаботился о том, чтобы представиться.

Черт возьми, Тейн никак не мог выкинуть это знакомство из головы! Принц совсем не хотел, чтобы оно прошло вот так, но Честити выглядела такой невыразимо прекрасной, стоя там, в лабиринте, и Тейн так возжелал ее, что должен был из последних сил бороться с крепко сидевшей внутри его похотью, чтобы не наброситься на добродетельную девицу и не взять ее силой.

– И? – поторопил Ниалл.

Тейн нахмурился, вспоминая, как Честити сбежала от него.

– Она не хочет меня видеть.

Ниалл уставился на него, иронично усмехаясь:

– Чуть более серьезный вызов, чем ты думал поначалу?

– Да, – с досадой прошипел Тейн, – но это не стало бы проблемой, если бы некоторые благие варвары не позаботились о том, чтобы помешать мне увидеться с ней. Я нисколько не сомневаюсь, что слугами притворяются благие, которые проникли в дом специально для того, чтобы не дать нам возможности использовать свои умения и добраться до женщин. Благие пустили в ход свои чары. Сражаться с ними будет нелегко, ведь в том, что касается магии, наши силы равны.

– Что ж, могу ли я тогда посоветовать тебе поискать другие способы?

– Я пытался. Окна наглухо закрыты при помощи колдовства. Я являлся туманом и мглой, даже дождем, но так и не смог попасть внутрь.

– Тогда будь настойчивее! – рявкнул, приказывая, Ниалл. – Наш двор заслуживает, чтобы в этом вопросе ты проявил все свое упорство.

Тейн невольно зарычал от злобы. Да, он был упорным, но сейчас запутался, совершенно забыв о том, что нуждался в Честити прежде всего ради выживания своего двора, а не только для того, чтобы унять эту ноющую боль страстного желания в своих чреслах.

Потребность еще раз ощутить ее в своих объятиях оказалась для Тейна гораздо важнее истинной цели его пребывания здесь, в смертном королевстве.

– Эйвери, что ты выяснил о Ленноксе? – полюбопытствовал Ниалл.

Самый крупный из всех мужчин-фей, Эйвери отличался высоким ростом – он был значительно выше шести футов – и плечами шириной с гигантский дуб. Настоящий обжора, Эйвери был тем не менее бесконечно далек от жирного, ленивого лорда. Но его извечная потребность в большем – во всем – будоражила импульсивное желание испытать то, что могло насытить его неуемные чувства. Что ж, Ниалл умело использовал грех Эйвери в своих интересах. Ненасытный мужчина-фея ни за какие коврижки не остановился бы до тех пор, пока не убедился бы, что «сожрал» абсолютно все сплетни, ходившие о герцоге Леннокском.

– Очевидно, что герцог, который пытался произвести впечатление изначально состоятельного, финансово благополучного человека, получил весьма внушительную сумму три года назад. Люди его круга считают, что Ленноксу чертовски везет с инвестициями. Но эта хваленая удача герцога, смею добавить, не была такой уж невероятной – и улыбнулась ему лишь три года назад.

Глаза Ниалла вспыхнули.

– Судя по всему, Ленноксу удалось найти курицу, которая несет золотые яйца.

Кивая, Эйвери продолжил:

– Все, к чему он ни прикасается, обращается в золото. Леннокс стал не просто богатым, он добился гораздо большего. Герцог влиятелен, и нет человека в Лондоне, который не отдал бы все, что угодно, ради возможности поучаствовать в инвестиционной схеме Леннокса.

– А во что он вкладывает деньги? – ворчливо поинтересовался Киан.

Тейн уже явственно видел, как грех, сидевший внутри его брата-близнеца, придал голубым глазам Киана мрачный зеленоватый оттенок. Зависть… ужасный грех, ложащийся на плечи своего хозяина непосильным грузом.

Пожав плечами, Эйвери прислонился к стволу дерева.

– Как обычно. В земли, недвижимость. В биржевой консорциум, который занимается разработкой земельного участка за Гросвенор-сквер, в завод на севере, строящий какие-то локомотивы, приводимые в движение паром. Его интересы и капиталовложения разнообразны. Но, – добавил Эйвери, искоса взглянув на собратьев, – существует одно дело, о котором он предпочитает помалкивать.

– Да ну? – отозвался Ниалл, моментально настораживаясь.

– Торговля телами, – объяснил Эйвери. – Я обнаружил этот факт прошлой ночью, когда подпитывал свой грех. Вы ведь знаете этих нимф, никогда не умеют держать свои языки за зубами – воистину, благословенный дар!

И он снова лукаво улыбнулся.

Сверкнув, глаза Тейна изумленно расширились.

– «Нимфа и сатир»?

Эйвери кивнул.

– Этот чертов ублюдок – пассивный компаньон, не принимающий участия в руководстве. Он знает о нас. По крайней мере, он знает о том, что феи существуют.

– Похоже, герцог давно привык вести дела с феями, – задумчиво заметил Ниалл, пристально глядя в небо.

– С благими феями, – презрительно фыркнул Киан. – Леннокс – в союзе с ними.

Ниалл обернулся к брату-близнецу Тейна и улыбнулся:

– Так давайте же покажем ему, как ведут дела неблагие. Давайте встретимся с ним через пару ночей в «Нимфе и сатире», тогда-то и посмотрим, какие аргументы сможем найти, чтобы убедить его светлость позволить вам троим стать спутниками жизни его прелестных дочерей.

– Я не могу ждать две ночи, – импульсивно, сгоряча бросил Тейн. Черт возьми, ему нужно уметь себя контролировать! Что же за безумие так беспардонно вторглось в его мысли? В конце концов, она была лишь женщиной. Средством, которое могло снять проклятие.

– Мой брат горит желанием потешить свой член, – засмеялся Киан, но Тейн увидел в его глазах зависть. – Да и кто отказался бы от этого сладкого и сочного лакомого кусочка? Держу пари, ее хватит на нас двоих, можешь и поделиться, брат!

«Не выходи из себя», – мелькнуло в голове Тейна. Это говорит зависть, не Киан – его брат-близнец. Но гнев и острая ревность внезапно охватили Тейна. Неужели это мучительное чувство – то, с чем приходится иметь дело Киану, то, что сидит у него внутри? Действительно ли его грех ощущается вот так и брат-близнец постоянно находится во власти этого всепоглощающего злорадства? Этой настойчивой, необъяснимой тяги брать и владеть, совершенно не считаясь с болью, которую подобное желание может принести другим?

Одна мысль о том, чтобы разделить Честити с кем-либо еще, привела Тейна в неистовство, заставила стать таким же вспыльчивым, как его король, которым управлял другой страшный смертный грех – гнев.

Эйвери, этому ненасытному ублюдку, вздумалось поддержать Киана:

– Да, она – пышная, с роскошными формами, как раз в моем вкусе. Я мог бы показать ей парочку-другую таких вещей, на которые и сама похоть не способна! Вот уж воистину: никогда не соглашайся на одно блюдо, если тебя ожидает целый стол с яствами, которые можно попробовать!

Не успев толком подумать, что творит, Тейн выхватил шпагу из ножен и приставил ее блестящий наконечник к кадыку Эйвери. Волшебный металл со свистом рассек воздух и угрожающе сверкнул, когда сталь уколола плоть прожорливого мужчины-феи.

– Я проткну тебя этой шпагой насквозь, если ты хотя бы посмотришь в ее сторону!

В этот момент наконечник другой шпаги опустился поверх оружия Тейна, что вынудило темного принца убрать руку подальше от горла Эйвери.

– Нет ни малейшей надобности убивать друг друга, – тихо произнес Ниалл. – Для каждого из нас есть своя женщина.

– Но одной женщины мне недостаточно, – возразил Эйвери. Хитринка, так часто сквозившая в его взоре, исчезла, уступив место страху. Это была не тревога, вызванная угрозой пасть от шпаги Тейна, Эйвери находился во власти другого страха. Неотступно преследовавшего его, сидящего в самой глубине души.

– Возможно, мы обнаружим, что победили свои грехи, как только овладеем добродетелями, – предположил Ниалл. – Быть может, того, что так мучает нас сейчас, больше не будет. Не исключено, что все мы тогда освободимся.

Закрыв глаза, Эйвери устало прислонил голову к стволу дерева.

– Не могу даже представить, каково это будет. Я никогда не смел даже мечтать об этом.

– И я тоже, – пробормотал Киан.

– Ни один из нас не помышлял о таком раскладе, и все же это может произойти уже в обозримом будущем, – обнадежил подданных Ниалл. – Мы обнаружили четырех из наших добродетелей. Теперь нужно найти способ овладеть ими. Причем не прибегая к магии фей, а это означает, что мы должны действовать сообща, противостоя нашим грехам и всем остальным напастям.

Кивая, Эйвери и Киан согласились с королем. Только сейчас Тейн заметил, что кончик его шпаги остановился на уровне сердца Эйвери. Все внутри еще пожирали ревность и страстное желание защитить Честити, но Тейн кивнул, позволив шпаге скользнуть вниз.

– Через две ночи, в «Нимфе и сатире», – напомнил Ниалл.

– Мой осведомитель говорит, что Леннокс никогда не позволяет себе нарушать меры предосторожности, – сообщил Эйвери. – Его деловые контакты с публичным домом осуществляются через частного поверенного и управляющего.

– Я приведу его, – заверил Ниалл. – Только удостоверьтесь, что вы трое там будете. Кстати, а где Ринион, куда он запропастился?

– Должно быть, забылся, глядя на свое отражение в зеркале и восхищаясь собственной красотой.

Ниалл усмехнулся, услышав в словах Киана нескрываемую зависть к легендарной красоте Риниона.

– Гордыня действительно не прочь полюбоваться собой. Но разыщи его.

– Полагаю, наш гордый Ринион уже нашел свою добродетель. Он совершенно ясно дал понять, что собирается жениться и уложить ее в постель накануне Белтейна.

Ниалл нахмурился.

– Его не было в королевстве, когда я покинул свой двор этим утром.

– А вы видели его добродетель, ваше величество? – осведомился Эйвери. – Думаю, что нет, в противном случае поняли бы, что Ринион, по всей вероятности, держит ее под замком в своей комнате. Она – самая настоящая красавица, и Ринион при виде ее возгорелся, как жеребец, почуявший аромат кобылы.

Смеясь, Ниалл вложил шпагу в ножны.

– Что ж, в таком случае нам повезло. Возможно, Ринион уже обеспечил нас первой добродетелью.

Глаза Киана вспыхнули от негодования.

– Я буду следующим!

«Нет, – упрямо подумал Тейн. – Это буду я». Честити уже почти была в его руках. Он явственно чувствовал это.

– Мне нужно спешить, – возвестил Ниалл. – Я направляюсь на север, где, как донесла мне молва, живут женщины, которые могут быть последними из тех семи, что мы ищем. Делайте то, что должны делать, но помните: вы не можете опутывать их чарами или принуждать.

Тейн посмотрел вслед уносящимся из леса Эйвери, Киану и Ниаллу. Вскочив на коня, он чуть-чуть пришпорил его и пустился легким галопом по тропинкам Гайд-парка, верный Бел вприпрыжку помчался рядом. Спустя несколько минут, пролетевших как одно мгновение, Тейн оказался на дороге, ведущей к городскому дому Честити Леннокс.

Здесь принц и будет ждать. Если он не может прийти к ней, остается найти способ сделать так, чтобы она сама пришла к нему.

Превосходный вечер благоприятствовал прогулке по саду. Воздух наполнился свежестью, и заходящее солнце окрасило яркими лучами фуксии и померанцевые цветы, представив их в самом выгодном, изумительном виде. Взяв в пригоршню ландыши, Честити вдохнула пьянящий аромат. Она всегда наслаждалась благоуханием цветов и трав. Родные любили поддразнивать Честити, отпуская шуточки о ее чувствительном носе и утверждая, будто она похожа на ищейку. Честити допускала, что некоторая доля правды в этих словах есть. Ее чувство обоняния было сильным, великолепно развитым, настолько тонким, что она могла уловить едва заметные различия между начальной, средней и базисной нотами духов либо значительно улучшить вкус блюда с добавлением пряных трав или соусов. Даже сейчас, когда все вокруг наполнялось буйством цветочных запахов, Честити могла ощутить различие между сладковатым ароматом ландыша, который держала в руке, и утонченным, нежным благоуханием сирени, распустившейся в дальней части сада.

Прогуливаясь по утопающему в зелени, основательно заросшему без заботливой хозяйской руки саду, Честити мысленно составляла список дел, которыми нужно было заняться. Деревья и насаждения, похоже, находились в хорошем состоянии, но травы, буйно и небрежно разросшиеся, явно требовали безжалостной прополки. Последний раз Честити была в Лондоне – и в этом саду – еще маленькой девочкой. В то время как ее сестры предпочитали симметрично подстриженный декоративный сад на другой стороне двора, Честити всегда нравилось бывать на приусадебном огороде. Обычно она ходила туда в компании повара и экономки, миссис Бэддерли, помогая им срезать травы и цветы. Неухоженный сад неизменно таил в себе загадочное, магическое очарование, и Честити находила это донельзя интригующим. Здесь не существовало никаких формальностей, никаких правил. Цветы и травы росли рядом друг с другом, без всяких четко очерченных границ идеально нарезанных квадратов, как это было в декоративном саду. Тут она проводила дни напролет, гоняясь за бабочками и проказничая в компании помощницы повара.

Но потом они с сестрами уехали. Честити часто вспоминала об этом небольшом заросшем клочке зелени позади дома и безмятежных часах, которые она провела там, вольно резвясь среди цветов. Какая же досада, что ее любимый кусочек земли так запустили, позволив превратиться в неряшливые заросли!

Раз уж они собирались провести какое-то время в Лондоне, Честити просто необходимо было побывать в этом саду. Не только потому, что ее интересовали цветы и травы, но и потому, что ей требовалось отвлечься, выкинуть из головы события прошлой ночи в лабиринте и того темноволосого незнакомца. Он не сказал своего имени. Честити знала лишь то, что этот мужчина был принцем, и этот принц говорил с ней самым возмутительным, скандальным образом, причем она позволила ему это. Сказать по правде, Честити буквально упивалась его словами, наслаждалась тем, как его горячее дыхание обдавало ее горло, а его твердое тело прижималось к ее мягким формам.

Выбежав из лабиринта, Честити поняла, что совершенно дезориентирована. Ее голова все еще была тяжелой, затуманенной остаточным эффектом от соблазнительных дерзостей принца и пьянящего аромата, возвестившего о его прибытии. Хвала небесам, Мерси отыскала Честити и буквально притащила ее в пустую гостиную, где в мгновение ока привела в порядок волосы и платье сестры. Сердечная Мерси, сама доброта, не стала донимать Честити вопросами о причинах ее растрепанного вида и растерянного состояния. Но взволнованное выражение лица сестры красноречиво поведало Честити о том, как ужасно она на самом деле выглядела.

Пожаловавшись на головную боль, Честити изъявила желание покинуть бал, так что отец спешно усадил ее с сестрами в карету и отвез их домой. Мэри, разумеется, была в ярости, но Пру и Мерси, похоже, отнеслись к этому решению с пониманием. Оказавшись дома, Честити упала на свою кровать и тут же уснула так глубоко, словно приняла снотворное. Ее сон не был спокойным, его безмятежность нарушали видения и мечты о скрытом под маской незнакомце с синими глазами и темными волосами. Незнакомце, голос которого, казалось, то и дело нашептывал ей: «Впустите меня…»

Даже сейчас Честити улавливала этот еле слышный шепот, доносившийся из-за каменной ограды за садом. Она не знала, как противиться тихому зову, но понимала, что не должна ему поддаваться. На ее долю выпало испытание, осознала Честити. Настоящее искушение, проверка ее силы, ее добродетели. Иногда, особенно в темноте, лежа ночью одна в своей постели, Честити боялась, что не справится со своей миссией. Она чувствовала, как добродетель медленно отделяется от нее, но не находила в себе сил помешать этому.

Остановившись, чтобы осмотреть ряд пионов и их набухших бутонов, Честити заметила какой-то след в грязи. Он был огромным, заостренным у носка. Можно было не сомневаться, что этот отпечаток принадлежал сапогу, высокому ботфорту.

Ничего не скажешь, странное место для следа… Возможно, если бы ее отец был высоким крупным человеком или у них был бы садовник, Честити даже не задумалась бы о происхождении следа. Но ее отец не отличался высоким ростом и не мог носить сапоги такого размера, к тому же они прибыли в Лондон всего несколько дней назад, и садовник еще не приступил к работе. Этот загадочный след не мог принадлежать и брату Честити, Роберту. Хотя бы потому, что Роберт еще не успел навестить их.

Заинтригованная, Честити направилась по следам, отмечая, что они, похоже, уводят ее все дальше от сада и дома. Это открытие казалось еще более странным, ведь отпечатки сапог вели туда, где не было ничего, кроме каменной ограды, окружавшей сад. За пределами двора тянулась узкая полоска густого кустарника, который планировали вырубить, чтобы расчистить дорогу к другому кварталу изысканных городских домов.

«Куда же ведут эти следы?» – гадала Честити, крепко сжимая в руке букет цветов. След резко оборвался у обвитой плющом стены за садом. Между тем солнце стремительно опускалось за линию горизонта, уступая место луне, которая уже показалась на вечернем небе. Здесь, в дальнем углу сада, было довольно темно, заросли плюща и тень от дома и крон деревьев нависали над стеной. Благоразумнее всего для Честити было немедленно вернуться к дому, но она отмахнулась от доводов инстинкта самосохранения.

Опустившись на колени, Честити заметила, что земля по ту сторону ограды была притоптана, словно по ней кто-то двигался. Но кто? Ворот в саду не было, по крайней мере Честити не могла припомнить ничего подобного. Но там виднелся отпечаток сапога…

Возможно, оставивший следы человек взобрался на садовую ограду и спустился с другой стороны? Но что этот некто мог делать у них во дворе? Неужели к ним забрался грабитель? Вор, промышляющий в домах? Страх пронзил Честити, заставив мысли тревожно заметаться в голове. Но вот подул легкий ветерок, который подхватил длинные, свободно спадающие усики плюща и смахнул их с камня, на мгновение обнажив проржавевший кусок металла. Что это – засов? Ворота?

Честити отбросила побеги плюща, обнаружив в слабом отблеске вечерней зари давно заброшенную, полуразрушенную садовую калитку. Казалось, Честити никогда не слышала об этой калитке, но стоило ей потянуться к покрытому ржавчиной засову, как в памяти тут же всплыли давние-давние воспоминания.

– О, не вздумайте проходить через эти ворота, мисс, – доверительно сообщила ей помощница повара на ярко выраженном йоркширском диалекте. – Иначе феи схватят вас, похитят, и мы никогда больше вас не увидим, даже воспоминания не останется!

Волнение отозвалось слабым трепетом в животе, когда Честити вспомнила тот день и явственно увидела, как ее собственный пухленький детский кулачок сжался на засове. В ту пору Честити было шесть, и она слыла довольно рисковой девчонкой, настоящей проказницей – невинной озорницей, как всегда говорил ее отец. Помощница повара, чье имя Честити теперь затруднялась вспомнить, была суеверной юной леди. Впрочем, склонность к суевериям отличала почти всех сельских жителей севера страны. Увы, и обитателей Гластонбери едва ли можно было охарактеризовать как-то иначе, поскольку и сама Честити тоже верила в существование волшебных сил.

– Вы верите в то, что феи есть на самом деле? – Честити припомнила, как задала этот вопрос молодой женщине, оттащившей ее от калитки.

– Да, верю. И вы тоже должны верить.

– А эти феи – хорошие?

– Нет, мисс. Не все. Некоторые феи… Ладно, некоторые феи сотканы из шалостей и темноты.

– Темноты? – переспросила сбитая с толку Честити.

Молодая женщина тут же вспыхнула и бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что повар их не услышит. Тот был поглощен работой, энергично нарезая веточки розмарина.

– Да, темноты. Правда, об этом виде тьмы вам знать еще рано. Но смею вас заверить, темные феи способны развращать, соблазнять с помощью всевозможных порочных наслаждений.

В то время Честити, наивная чистая душа, даже не догадывалась, что имела в виду служанка, зато сейчас она прекрасно понимала это. Она верила в то, что где-то живут эти загадочные феи, и знала: они настолько красивы и чувственны, что способны соблазнить даже монахиню, заставив ту предаться греху.

Сегодня вечером, окруженная темнотой сумеречного неба, Честити в полной мере осознавала, что ей уже не шесть лет. И рядом не было никого, чтобы предупредить ее об угрозе, увести подальше от этих ворот и напомнить ей, что далеко не все феи доброжелательны и великодушны. Независимо от того, что таилось за садовой калиткой, это нечто оказалось значительно сильнее детских воспоминаний. Оно и потянуло Честити вперед, заставляя забыть о том, что сгущается тьма и благовоспитанной девушке в такую пору давно следует быть дома.

Бросив букет, Честити обеими руками принялась дергать засов, который, казалось, проржавел настолько, что уже не откроется. Но это было невозможно! В конце концов, сюда ее привели следы. В сущности, они, похоже, исчезали под этой калиткой. Кто-то был в саду, и этот кто-то сумел открыть старые ворота и выйти через них.

Честити из последних сил дернула засов. Древние петли двери со скрипом поддались, позволяя открыть калитку достаточно широко для того, чтобы проскользнуть в них боком. Когда Честити протискивалась сквозь образовавшуюся щель, ее платье зацепилось за ржавый гвоздь, который порвал подол и чулок, оцарапав кожу на лодыжке.

Но Честити едва ли чувствовала боль. Сейчас она могла лишь озираться с благоговейным страхом, рассматривая представшую перед ней волшебную страну. Лес. Заколдованный лес, который, казалось, был необычайно прекрасен – и ярко сверкал перед ней. Честити никогда прежде не видела ничего столь же восхитительного. И эти ароматы… Она глубоко вдохнула, улавливая смесь цветочного благоухания и насыщенного запаха специй. Напоенный ароматами воздух поражал комбинацией столь разных нот – легких, свежих и тяжелых, одурманивающих.

У зарослей древних дубов и рябины Честити заметила темноволосого мужчину верхом на вороном коне. Рядом с ним послушно стоял большой белый охотничий пес с черными глазами, смотревший на девушку так, словно он и его хозяин только и ожидали ее прихода.

Резкий порыв ветра приподнял юбки Честити, заставив их вздыматься волнами вокруг ее ног. Ветер подхватил запах крови, которая, по ощущениям Честити, начала сочиться из ее ноги на туфлю, и отнес его в сторону страшной собаки и мужчины. Пес заскулил и уселся, беспокойно поводя носом, словно взбешенный резким, металлическим привкусом крови. Синие глаза мужчины внезапно потемнели от необузданного желания, и это испугало Честити.