Текст книги "Счастливого Рождества, Тони!"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Короче, вам бы хотелось узнать, что я думаю о своем коллеге Марке Гажане?

– Совершенно, верно.

– Это очень серьезный вопрос.

После этого началась бесконечная и совершенно бесплодная дискуссия о возможных последствиях подобного разговора и о том, насколько он, Антуан Варанже, имеет право высказать свое субъективное мнение. Мне пришлось затратить немало усилий, дабы успокоить его щепетильность, и я уже начинал всерьез нервничать, но тут химик наконец сдался.

– Ладно… вы меня убедили, и я больше не стану уклоняться от ответа.

– Наконец-то! И что же вы думаете о Гажане?

– Ничего.

В первую минуту я настолько опешил, что не мог издать ни звука. А потом меня охватило дикое бешенство, и я уже собирался высказать Варанже все, что думаю о его дурацкой шутке, как вдруг, поглядев на химика, сообразил, что он совершенно искренен.

– Послушайте, дорогой мой, ваш директор уверял меня, что вы очень дружили с Гажаном. Или это не так?

– Дело в том, что мы оба занимались химией у одного преподавателя, а потому и рассуждали примерно одинаково. Толковый малый этот Гажан, очень толковый… Во всяком случае, в области химии.

– И он никогда не говорил вам о своей личной жизни?

– Никогда! А впрочем, с чего бы ему вдруг вздумалось рассуждать на эту тему?

– И долго вы проработали вместе?

– Много лет.

– Мне трудно поверить, что за все это время вам не удалось составить никакого представления о его характере!

– Марк вообще молчун… крайне редко давал волю чувствам… и, по-моему, вечно сомневался в себе. По правде говоря, такой человек способен обескуражить кого угодно, по крайней мере если позволишь себе поддаться его пессимизму…

– А как насчет амбиций? Гажан тщеславен?

– Меня бы это удивило!

– Но, в конце-то концов, был же у него какой-то идеал?

– Продолжать лабораторные исследования. Все остальное не имело значения.

– И однако, у него были жена, семейный очаг?

Варанже явно смутился.

– Мне бы не хотелось злословить, но… что касается жены… Ходили слухи, будто ее гораздо больше интересует не муж, а кое-кто другой…

– Кто?

– Ну… это не так просто… Вы же знаете, как это бывает… Всякие россказни, намеки и более-менее злопыхательские шепотки… Короче, болтали об одном типе, содержателе то ли дансинга, то ли казино или чего-то в этом духе… о некоем Фреде Сужале…

– Значит, по-вашему, если Гажан столько времени проводил в лаборатории, то, очевидно, дома чувствовал себя не особенно уютно?

– Возможно… Утверждать я бы не решился, но это все же какое-то объяснение, верно?

– Благодарю вас.

Я предоставил химика его простым радостям жизни, надежной супруге, размеренному домашнему быту и гомонящим детишкам, а сам отправился на площадь Родесс к инженеру-электрику Жоржу Ордэну. Около десяти вечера я уже звонил в его квартиру. Здесь все выглядело совсем по-другому. Дверь открыла улыбчивая девчушка.

– Могу я видеть месье Ордэна?

Девочка окинула меня смущенным взглядом.

– Понимаете, папа сейчас занят… очень занят…

– Правда?

– Он играет со своим поездом.

– С поездом? Вероятно, электрическим?

– Конечно.

– А вы думаете, ваш папа очень рассердится, если я увижу, как он играет?

– Не знаю…

– Может, вы спросите у него разрешения?

Девчушка посмотрела на меня с нескрываемым восторгом. Должно быть, она сочла меня ужасно умным.

– Входите, месье.

Воспользовавшись приглашением, я перебрался в прихожую. По коридору прошла молодая женщина в купальном халате.

– Кто это, Дани?

– Месье хочет поиграть с папой в железную дорогу!

Я хотел объяснить истинную причину своего вторжения, но не успел – мадам Ордэн снова заговорила с дочерью:

– Отведи его к отцу, Дани, но посоветуй не поднимать слишком много шума, иначе у меня разболится голова!

Супруга инженера тут же скрылась из глаз, а девочка взяла меня за руку, так что мне не пришлось долго размышлять над странным отношением хозяйки дома к незнакомцам, входящим в ее квартиру. Дани распахнула передо мной дверь, и я оказался в небольшой комнате, значительную часть которой занимал огромный стол. Почти всю его поверхность покрывало хитроумное сплетение рельсов. Крошечные поезда, ускользая из всевозможных ловушек по воле множества стрелок, то пересекались, то ехали навстречу друг другу и, к великой радости хозяина дома и двух мальчуганов, каждую секунду избегали аварии. Судя по всему, оба мальчика чувствовали несомненное призвание к трудной работе железнодорожника.

– Папа! – окликнула отца девочка.

– Чего ты хочешь? – не оборачиваясь, осведомился инженер.

– Я привела к тебе гостя!

– И где же ты его выловила, моя птичка?

Сообразив, что мне пора взять дело в свои руки, и как можно быстрее, я поспешил опередить Дани с ответом:

– Просто-напросто на лестничной клетке, месье Ордэн. А за наживку сошел самый обычный звонок у вашей двери.

Только теперь месье Ордэн соблаговолил наконец обратить на меня внимание.

– Но… я вас не знаю!

– Наше знакомство зависит только от вас.

– Но почему я должен с вами знакомиться?

– Например, чтобы доставить удовольствие месье Турнону.

– Он-то тут при чем?

– Именно он направил меня к вам.

Инженер немного подумал.

– Вряд ли здесь самое подходящее место для разговора, а? – наконец решился он.

– Да, пожалуй.

Он с явным огорчением вздохнул.

– Ну что ж… прошу вас, идите за мной.

В кабинете инженера царил невообразимый хаос, и продвигаться приходилось с величайшей осторожностью, переступая через стопки книг. После множества сложных манипуляций мы кое-как убрали с кресел листы бумаги и смогли-таки сесть. Но беспорядок, по-видимому, нисколько не смущал Ордэна.

– Я вас слушаю, месье…

– Лиссей, Тони Лиссей.

И я в очередной раз объяснил причины своего визита.

– По словам месье Турнона, – закончил я, – вы были одним из немногих близких друзей Марка Гажана, поэтому-то я и счел необходимым…

– Чепуха, никто не дружил с Гажаном, – перебил меня Ордэн. – Он использовал наши знания и вообще интересовался коллегами лишь в той мере, в какой они могли принести ему пользу. Даже не знаю, как бы вам объяснить поточнее… Гажан ни к кому не питал бескорыстной привязанности. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Вполне. А как по-вашему, он был человеком тщеславным? Имел какие-нибудь амбиции?

– Только одну: разбогатеть, и как можно быстрее.

– Почему? Гажан очень нуждался в деньгах?

– Если не он сам, то по крайней мере его жена.

И снова у меня екнуло сердце. Но, странное дело, чем больше обвинений накапливалось против Эвелин, тем упорнее я выискивал смутные основания защитить и оправдать молодую женщину.

Ордэн, вероятно, что-то почувствовал в моем голосе, ибо кинул на меня довольно странный взгляд.

– Вы знакомы с мадам Гажан? – спросил я.

– Раньше, когда она еще работала на заводе, мы нередко виделись.

Я подумал, что сейчас он начнет рассказывать о прежних отношениях Эвелин с Турноном, – в провинции обожают судачить на подобные темы, но Ордэн оказался человеком благородным и не позволил себе ни малейших намеков на прошлое женщины, все более занимавшей мои помыслы.

– Эвелин очень красива, – продолжал он, – и мало кто у нас понял, почему ей вздумалось выйти за Гажана. Во всяком случае, удивились те, кто не догадывался о страстном желании нашего коллеги добиться успеха и о его готовности отказаться от любых радостей бытия ради скорейшего завершения работы.

– А как вы думаете, откуда у него эта страсть во что бы то ни стало достигнуть цели?

– Я думаю, Гажан хотел показать жене, что чего-то стоит, а кроме того…

Ордэн слегка замялся, но я продолжал настаивать:

– А кроме того?

– Возможно, для него это был единственный способ удержать супругу?

Вернувшись на площадь Родесс, я мог поразмыслить на досуге о том, как по-разному люди судят о ближних. И это привело меня к довольно своеобразным выводам насчет суда присяжных. Итак, два человека, обладающие высочайшими интеллектуальными способностями и многие годы проработавшие бок о бок со своим коллегой, придерживались о нем диаметрально противоположных мнений. Варанже, как, впрочем, и Турнон, считал инженера ничем не примечательной личностью, человеком слабым, лишенным индивидуальности и женатым на презиравшей его женщине. Зато с точки зрения Ордэна разыскиваемый мной инженер под заурядной внешностью скрывал несгибаемую волю, а заодно и, по-видимому, полную беспринципность. Оба моих недавних собеседника сходились лишь в одном: Марк безумно любил жену.

И однако это тройное расследование не продвинуло меня ни на шаг: я по-прежнему не мог составить ни малейшего представления о беглом инженере Марке Гажане, равно как о его привычках и склонностях. Но я ужасно упрям. И неудача, вместо того чтобы привести в уныние, заставляла еще более напряженно шевелить мозгами. Я вошел в первое попавшееся кафе и отыскал в справочнике телефон «Кольца Сатурна». К телефону подошел сам хозяин кабаре (я сразу узнал его голос).

– Алло?

– Здравствуйте, Сужаль. Вы все еще сердитесь на меня за вчерашний вечер?

– А, это вы?.. Какое вам дело, сержусь я или нет, чертов вы подонок?

– Просто я хочу попросить вас об одной услуге.

– Ну, знаете, в таком случае нахальства вам не занимать! А что за услуга?

– Она касается мадам Гажан.

Я чуть не назвал ее по имени, но вовремя прикусил язык.

– Неужели вам так трудно оставить ее в покое?

– Это зависит только от вас.

– Каким же образом?

– Именно это я и собираюсь вам объяснить.

Сужаль ответил не сразу, видимо обдумывая мои слова.

– Ладно… Заходите когда вздумается.

– А сейчас вас устроит?

– Милости прошу. Толкните дверь сбоку от входа, и лестница приведет вас прямо ко мне в кабинет.

– Считайте, что я уже выехал.

Мне посчастливилось сразу поймать свободное такси и без проволочек примчаться на свидание. Следуя рекомендациям Сужаля, я нашел боковую дверь рядом с главным входом и начал карабкаться по узкой и темной лестнице. Если там и был выключатель, то мне так и не удалось его обнаружить. Все же в конце концов я добрался до лестничной площадки и, чиркнув спичкой, разглядел на двери имя хозяина кабаре. Я постучал и, услышав приглашение войти, доверчиво открыл дверь. И совершенно напрасно, потому что не успел сделать и шагу, как на голову мне обрушилось что-то ужасно тяжелое и я рухнул, уткнувшись носом в ковер.

Не знаю, сколько времени я пролежал в полной прострации. Помню лишь, что в чувство меня привела какая-то обжигающая жидкость. Я чуть-чуть приоткрыл глаз: Сужаль, нагнувшись и приподняв мою голову, вливал мне в глотку виски. Я слишком ослаб и, не в силах отомстить за коварство, послушно глотал угощение. Как ни странно, виски оказалось превосходным. Сужаль остановился первым.

– Слушайте, приятель, уж не думаете ли вы, что я собираюсь извести на вас целую бутылку «Джонни Уокера»?

Я хмыкнул.

– Да вы еще и скряга, помимо всего прочего?

Он помог мне подняться и усадил в кресло.

– Вы что, пытались меня прикончить?

Сужаль рассмеялся:

– Я еще никого не убивал, но, надо думать, в подобном случае избрал бы более действенное средство, чем виски. Нет, приятель, мне просто хотелось расплатиться с вами за вчерашнее той же монетой. Вчера вы застали меня врасплох, а сегодня настал мой черед. Ну и теперь, если не возражаете, мы квиты. Согласны?

– Ладно.

По правде говоря, я слегка лицемерил, но, как известно, не всегда удается сделать хорошую мину при плохой игре.

– А сейчас, господин фараон, не угодно ли объяснить, что вам от меня понадобилось?

– Меня интересует ваше мнение о Марке Гажане.

– Что за бредовая мысль! А с какой точки зрения?

– Раз уж я не могу встретиться с самим инженером, мне бы хотелось с вашей помощью хотя бы составить о нем некоторое представление.

– Понимаю…

Он поудобнее устроился в кресле.

– Марк примерно моего роста, но гораздо худее и уже в плечах… На вид – типичный интеллектуал… Из тех, кто сам извиняется, когда ему наступят на ногу… Короче, безобидный малый! По крайней мере производил такое впечатление…

– Что вы имеете в виду?

– Мне всегда казалось, что Марк ведет двойную игру… И для меня, и для всех прочих Гажан был человеком не от мира сего, неудачником, совершенно неспособным действовать самостоятельно… и довольно жалким… Вы и представить себе не можете, сколько неловкостей он совершал, когда мы вместе ездили на рыбалку! Порой казалось, Марк нарочно, с потрясающим упорством старался выставить себя на посмешище…

– И даже в присутствии жены?

– Да, и при ней – тоже! А это тем более странно, что Гажан привязан к Эвелин куда больше, чем она к нему.

– Мадам Гажан сама вам в этом призналась?

– Не то чтобы открыто, но я дружу с их семьей уже много лет. Есть признаки, которые никогда не обманывают.

– И тем не менее у вас сложилось впечатление, что Гажан с умыслом играет роль человека слабого и крайне неловкого?

– Да.

– И на чем основываются ваши подозрения?

– Трудно объяснить… На том, как менялось выражение лица Марка, когда он думал, что на него никто не обращает внимания. Наедине с собой он всегда выглядел куда мужественнее. Короче, Марк, по-моему, давным-давно замышлял какую-то пакость, так что его исчезновение меня не особенно удивило.

– Вас не было с Гажанами в то воскресенье, когда инженер сбежал?

– Нет… У меня есть загородный домик по ту сторону Аркашона, неподалеку от Гран Пикей. Там все устроено так, чтобы со всеми удобствами проводить выходные, особенно в погожие дни… Но Гажан – человек со странностями и, не довольствуясь летом, он таскал туда Эвелин то осенью, то зимой… ему, видите ли, хотелось покоя. У меня же в скверную погоду нет ни малейшего желания корчить из себя Робинзона. Хотите еще виски?

– С удовольствием.

Мы еще немного выпили.

– Послушайте, Сужаль, – сказал я, ставя на столик пустой бокал, – меня ничуть не интересует ваша личная жизнь, но, поскольку я веду полицейское расследование, иногда волей-неволей приходится задавать бестактные вопросы…

– Ну так валяйте.

– Вы любовник мадам Гажан?

– Нет.

– Но вы ее любите?

– Да… и все же, повторяю, не до такой степени, чтобы прикончить супруга Эвелин в надежде занять его место.

– А она вас любит, Сужаль?

– Мне бы очень хотелось ответить вам «да», но, по правде сказать, понятия не имею. А уж я ли ее об этом не спрашивал? Но Эвелин вечно уклоняется от прямого ответа… Поэтому в конце концов, как ни грустно, я пришел к выводу, что она искренне привязана к мужу… что весьма досадно…

– Вы находите?

– Марк не заслуживает такой жены, как Эвелин! Впрочем, если он и в самом деле смылся вместе со своим изобретением (на что, между нами говоря, я от души надеюсь), возможно, Эвелин наконец поверит, что ее драгоценный супруг – всего-навсего подонок!

– И давно вы любите мадам Гажан?

– С незапамятных времен.

– А точнее?

– С тех пор как мы познакомились лет пять назад.

– И как же это случилось?

– Время от времени Эвелин заходила в мое кабаре.

– Одна?

Сужаль немного смутился.

– Наверное, ее сопровождал Турнон? – вкрадчиво предположил я.

– Так вы уже в курсе?

– Это моя работа.

– Да, Турнон был ошибкой в жизни Эвелин. К счастью, она заблуждалась недолго.

– Однако, связавшись с Гажаном, она совершила еще более крупную, не так ли?

– Не совсем… Марк ведь все-таки женился на ней.

Мы немного помолчали.

– Слушайте, Сужаль… А вам никогда не приходило в голову, что, возможно, Эвелин Гажан тоже ведет двойную игру?

Скажи я вдруг, что запросто бываю в Елисейском дворце, он и то не удивился бы больше.

– Не понимаю…

– Эвелин прежде многих других оценила возможности Марка и его честолюбивые устремления… Долгое время она не мешала ему продолжать работу, а как только он достиг результата – гоп! – Эвелин принимается за дело. Она уговаривает мужа совершить предательство и заработать на этом кучу денег. Потом супруги вместе разыгрывают комедию с бегством Гажана, но дело оборачивается куда хуже, чем они рассчитывали. Сначала появляется мой друг и, разгадав замысел Гажанов, гибнет, затем настает очередь Сюзанны Краст. Секретарша Турнона настолько возмущена поведением бывшей коллеги, что решается открыть мне всю правду, за это ее тоже убивают. Потом пытаются раздавить меня, а далее следует покушение на инспектора Лафрамбуаза, хотя о его дружбе с Сюзанной Краст никто не знал. Очевидно, преступникам хватило того, что полицейский решил отомстить за ее смерть и помочь мне по мере возможностей. Ну, так что вы об этом думаете, Сужаль?

Он утомленно пожал плечами:

– У вас богатое воображение… Знай вы Эвелин, как я ее знаю, ни за что бы не поверили, что она способна на убийство… Это полная чушь!

– Я и не утверждаю, что она убивала сама, скорее какой-нибудь сообщник действовал по ее указке.

– Сообщник в таком деле? Да где ж, черт возьми, она могла бы его разыскать?

– Возможно, ей согласился помочь человек, достаточно влюбленный, чтобы исполнить любые требования? Вы, например…

Ожидая бурной реакции, я внимательно наблюдал за Сужалем, но он только хмыкнул.

– Да, согласен, я и впрямь люблю Эвелин, но, как я вам уже не раз говорил, отнюдь не до такой степени! Я вовсе не собираюсь мечтать о ней до конца своих дней на каторге! Придется вам подыскать для своей истории другой эпилог! Возможно, я не так романтичен, как вы полагаете…

– Или не так безумно любите мадам Гажан, как вам кажется?

– Только потому, что ради ее прекрасных глаз не желаю превратиться в убийцу?

– А может, по другой причине? Ведь у вас уже есть подруга, Линда Дил, и, по слухам, она весьма дорожит вашей привязанностью…

На сей раз Сужаль от души расхохотался.

– Я вижу, у вас совсем плохо с головой, а? Линда? Да между нами никогда ничего не было! Слышите? Ни-ког-да! Она – моя служащая, и ничего больше… И если я обращаюсь с мисс Дил вежливее, чем с гардеробщицей, то лишь потому, что у нее есть своего рода шик, а кроме того, она – звезда моего кабаре. Вот и все. Ясно?

На улице, закрыв за собой дверь, я столкнулся с Линдой Дил.

– Я вас узнала, месье Лиссей… Ведь это вы на днях заходили к Фреду? И все – из-за той истории с Гажаном? Умоляю вас, поверьте, вы ошибаетесь. Фред не имеет ни малейшего отношения к этому грязному делу!

– Но кто же тогда?

– Я… я не знаю… Но только не Фред, клянусь вам!

Я поймал ее за руку.

– Вы его любите, не так ли?

– Да!

И, неожиданно вырвавшись, девушка убежала в «Кольцо Сатурна». По дороге к Кэнконс, где осталась моя машина, я думал, что Фред Сужаль разыграл передо мной целый спектакль. Я нисколько не сомневался, что он действительно любит Эвелин Гажан, но и Линда Дил, несомненно, его любовница. Вероятно, милейший Фред успел предупредить ее, но Линда уже одним своим пылом выдала тайну.

Сев за руль «воксхолла», я еще раз обдумал все сведения, которые мне удалось собрать о Марке Гажане. В настоящий момент он представлялся мне ловким и расчетливым пройдохой. Однако заключительный штрих к портрету могла бы добавить лишь Эвелин, и я направился в сторону Кодрана.

Глава 4

Эвелин встретила меня очень холодно и сразу без обиняков заявила:

– Имейте в виду, я страшно недовольна вами!

– Не может быть!

– Что вы сделали с Сужалем вчера вечером?

– Мне этого безумно хотелось с той минуты, как вы нас познакомили!

– Но почему?

– Потому что я не могу спокойно слушать, как он распространяется о своей любви к вам!

– Уж не ревнуете ли вы, часом?

– А если и так?

– Месье Лиссей… вы?

– Но успокойтесь: ваш драгоценный Фред уже успел отыграться, хорошенько дав мне по голове, как только я вошел к нему в кабинет!

– Вы оба совсем спятили! Или вы забыли, что я замужем?

– Именно о вашем супруге я и хотел бы с вами побеседовать.

Эвелин изучающе поглядела на меня, видимо гадая, уж не смеюсь ли я над ней, но быстро убедилась в моей полной серьезности.

– Вы, я вижу, любите удивлять, правда, месье Лиссей?

Я устроился в гостиной и наблюдал, как Эвелин готовит коктейли. В голове снова замелькали те же фантазии, что и утром, и я опять сказал себе, как приятно было бы жить в таком удобном доме с женщиной, которой я пока не решался четко и ясно сказать о своих чувствах. А кроме того, как мне только что напомнила Эвелин, она уже замужем. Впрочем, я не сомневался, что этому браку скоро настанет конец.

Я объяснил, что хотел бы получше узнать Марка Гажана и таким образом попытаться угадать, что же с ним могло произойти. Эвелин принесла еще одну фотографию мужа, крупнее той, что стояла на комоде. Но и на ней застыло все то же не красивое, не уродливое, а самое что ни на есть банальное лицо. Подобных людей просто не замечаешь в толпе, и это может быть как слабостью, так и преимуществом. Как ни странно, мне показалось, что Гажан слегка смахивает на Сужаля. Немного поколебавшись, хозяйка дома признала, что я, пожалуй, прав.

– А теперь, мадам Гажан, я попрошу вас как можно откровеннее нарисовать мне моральный портрет своего мужа.

Она попыталась уклониться от прямого ответа:

– А что мы вообще знаем о тех, с кем годами живем рядом?

– Я приехал сюда отнюдь не ради досужих философствований, а с вполне определенной миссией, и без вашей помощи, мадам, мне не довести ее до успешного конца.

– Мы с Марком познакомились на заводе Турнона…

Мне вовсе не хотелось выслушивать признания о ее прежней связи с директором завода.

– Знаю-знаю… Если не возражаете, давайте сразу перейдем к тому, что привлекло вас в Гажане, хорошо?

– Сначала – любопытство… Этот робкий, почти безмолвный и ни с кем не общавшийся молодой человек казался мне загадкой. Гажан упорно избегал меня, а уже одно это по естественному закону вызывало дух противоречия, и я, напротив, старалась сблизиться с ним. Как-то в воскресенье мы случайно столкнулись на улице, и я, признаюсь, довольно бесцеремонно предложила угостить меня чаем. В первую минуту Марк смутился, но отказать в таком пустяке, конечно, не мог, и мы вместе зашли в кафе. Там он, вероятно, почувствовал себя раскованнее, и я увидела совсем другого человека, а вовсе не того Марка Гажана, каким мне его описывали коллеги. Человек замкнутый, он, несомненно, страдал от своего одиночества и жаждал хоть кому-нибудь открыться. Тогда-то я и узнала, что Гажан обладает железной волей и сторонится коллег не от чрезмерной застенчивости, как все думали, а просто не желая тратить время на пустые разговоры. Этот внешне слабый и безвольный молодой человек мечтал о могуществе, о богатстве… И внезапно я поверила в него, почувствовала, что Марк своего добьется.

– Так вы полюбили Гажана, понадеявшись на его блестящее будущее?

– О, легко вам презирать людей, месье Лиссей… Но я пережила далеко не самую счастливую молодость. Как и все на свете, я люблю красивые вещи и всегда мечтала о достатке… а тут вдруг поняла, что в один прекрасный день Марк сможет подарить мне все это… и сделала ставку на его удачу.

– А вы любили его?

– Скажем, я всегда относилась, да и продолжаю относиться к мужу с большой нежностью… В какой-то мере это похоже на любовь старшей сестры к нуждающемуся в опеке брату…

– А он?

– Думаю, Марк любит меня, насколько он вообще способен любить кого бы то ни было, но, честно говоря, пожалуй, я занимаю в его сердце второе место – на первом стоит работа.

– Стало быть, вы считаете маловероятным, что Гажан мог покинуть вас и начать в чужих краях новую жизнь?

– Теперь я уже не знаю, что и думать, месье Лиссей… Еще три-четыре дня назад я ответила бы вам отрицательно, но время идет, и это глухое молчание… Теперь, по правде сказать, я уже начинаю сомневаться…

– А что вы думаете о двух убийствах и двух неудачных покушениях?

– Тут уж я вообще ничего не понимаю. Я не вижу абсолютно никакой связи между этими преступлениями и натурой Марка, тем более что ни разу не замечала в нем ни малейшей склонности к насилию.

– Все это почти ничего не дает для моего расследования, мадам. Я думаю, что тут возможно лишь одно из двух: либо вы совершенно не знаете своего мужа, либо частично виновны в его исчезновении.

– Да как вы смеете говорить мне такие вещи?

– Возможно, вам нет дела до того, что Сюзанну Краст убили и что меня самого, равно как и инспектора Лафрамбуаза, тоже пытались отправить на тот свет, но я должен отомстить за смерть своего друга, слышите? А потому заявляю, что ваш муж – мерзавец и я сниму с него шкуру, даже если для этого мне придется побывать на краю света! Или же, если Марк Гажан невиновен, – значит, вы последняя стерва, из любви к содержателю ночного кабака решившаяся на убийство или по крайней мере на пособничество!

Я нарочно говорил вызывающе грубо, надеясь вывести Эвелин из себя и сорвать наконец маску вежливого равнодушия, так надежно скрывавшую ее лицо. Мадам Гажан, мертвенно побледнев, встала.

– Не знаю, вправе ли я так поступать с человеком вашей профессии, но если да, то прошу вас немедленно выйти вон и больше никогда не переступать моего порога! А коли у вас возникнут еще какие-нибудь вопросы, вызовите меня официально. Наконец, в завершение этого неприятного разговора, еще раз повторяю вам, что не имею никакого отношения к исчезновению своего мужа, и, каким бы странным это вам ни казалось, продолжаю верить, что Марк вернется. Ну а месье Сужаль лишь преданный друг, и в эти тяжкие дни он изо всех сил старается меня поддержать, и, между прочим, уж Фред-то никогда не позволил бы себе таких оскорблений!

Я укладывался спать, очень довольный тем, как провел день. Теперь я точно знал, что все, принимавшие Гажана за безвольного слабака, жестоко заблуждались. Отныне версия о его бегстве, как и о предательстве, становилась вполне оправданной. Серия убийств и покушений невольно наводила на мысль, что в Бордо действует банда, а Марк Гажан – либо ее шеф, либо заложник, либо подручный. И заснул я с улыбкой: ведь если бы Эвелин Гажан любила Сужаля, в приступе бешенства она не преминула бы кинуть мне это в лицо.

На следующий день, ближе к полудню, я заехал в больницу. Иеремия выздоравливал с поразительной быстротой. Крепкий организм не желал долго мириться с бездействием. Мое появление явно обрадовало полицейского. А я все больше проникался мыслью, что мы, если представится случай, очень неплохо поработаем на пару.

– Тони, я видел потрясающий сон! – едва увидев меня, начал Лафрамбуаз. – Ваш шеф пригласил меня в гости, а потом договорился с моим начальством, чтобы меня перевели из сыскной полиции к вам, в контрразведку. И вот мы с вами вдвоем разъезжаем по всему свету. Вы и представить себе не можете, сколько побед я одержал нынче ночью над шпионами самых разнообразных стран и народов!

– Полегче, Иеремия, полегче! Не стоит все же путать секретные службы с агентством Кука[6]6
  Всемирно известное туристическое агентство.


[Закрыть], а?

– Вы не романтик, Тони, это-то мне в вас и не нравится.

– Не вы ли совсем недавно утверждали прямо противоположное?

– Это свидетельствует лишь о гибкости моего ума и о том, что я не склонен зацикливаться на какой-нибудь навязчивой мысли… А теперь усаживайтесь и поведайте мне о своих последних подвигах!

Я рассказал ему о результатах вчерашнего расследования, упирая главным образом на то, что теперь, благодаря Эвелин и Сужалю, у меня наконец сложилось вполне определенное мнение о Гажане как об умном, хладнокровном и решительном авантюристе, способном к тому же долго скрывать свои планы и намерения. А такой психологический портрет плохо вяжется с представлением о нем как о невинной жертве…

– Да… При условии, что Ордэн не ошибся… и что Сужаль и мадам Гажан говорили с вами совершенно искренне…

– Что вы имеете в виду?

– А то, что уже давным-давно нас предупреждали, Тони: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их, ибо разве можно собрать с терновника виноград или с репейника смоквы?»[7]7
  Мф 7.15—16.


[Закрыть]

– Прошу вас, переведите это, пожалуйста, на общедоступный язык!

– Возможно, Сужаль и мадам Гажан сказали вам правду, но не исключено также, что они лгали.

– Позвольте заметить вам, у меня есть некоторый опыт в таких делах!

– Самый богатый опыт обращается в ничто, Тони, когда вы влюблены.

Мои симпатии к Лафрамбуазу улетучивались с каждой минутой. Ожесточение инспектора против Эвелин приводило меня в бешенство. Но разговор так и не успел принять неприятный оборот – в палату вошел дежурный полицейский и передал больному записку. Иеремия прочитал ее и, отпустив подчиненного, повернулся ко мне.

– В конце концов, возможно, вы и правы, Тони. Только что обнаружили машину Гажана.

– Где?

– В Сент-Иняс.

– А что это за место?

– Деревушка в нескольких километрах от Сара, а значит, и от испанской границы.

– В Саре я – как у себя дома и знаю там нескольких ребят, которые так досконально изучили каждый сантиметр границы, что могут беспрепятственно бродить туда-сюда под носом у жандармов и карабинеров. Если Марк Гажан воспользовался услугами кого-то из них, я это тут же выясню.

– Значит, вы едете в Сар?

– Как только заправлю машину. До завтра.

– До завтра. И – удачи вам!

– Никаких следов самого Гажана, естественно, не нашли?

– Само собой, нет.

В Сар я приехал ближе к вечеру, уже в сумерках. Всю дорогу я опасался снежных заносов, но, к счастью, дело обошлось без бурь. Я снял комнату в гостинице «Аррайя», и отличный домашний паштет и цыпленок с грибным соусом окончательно настроили меня на самый оптимистичный лад. Рано утром я отправился повидать своего друга Испура – преклонный возраст не позволяет ему по-прежнему бродить по горам, и тем не менее он знает обо всем, что творится в округе. Испур встретил меня весьма сердечно – мы уже не раз вместе работали.

Для начала старик достал бутылку мадиранского вина, мы сели за стол и погрузились в воспоминания. Испур знает всех местных контрабандистов, и это он улаживает порой вспыхивающие между ними ссоры. Старик и сейчас выглядит крепыш крепышом, хоть лицо его и потемнело от горных ветров, в волосах прибавилось седины, да и плечи сгорбились чуть больше прежнего. Зато в глазах старого баска посверкивает все тот же молодой огонек – несомненный признак живого ума. Наконец, покончив с принятым между давними друзьями ритуалом, мы перешли к более серьезным материям.

– Ну, Тони, что вас привело сюда в такое время года?

– Надо разыскать парня, который помог перебраться через границу одному типу… я за ним охочусь…

– А что этот тип натворил?

– Убил моего лучшего друга, сделал его жену вдовой и осиротил малыша…

– Зачем?

– Чтобы не мешал ему предать собственную страну.

Испур немного помолчал.

– Такие люди не имеют права жить, Тони, – наконец твердо сказал он, – надеюсь, вам удастся поймать негодяя.

– Для этого мне понадобится ваша помощь… В первую очередь необходимо выяснить, кто его переправил на ту сторону.

– Вы приблизительно знаете, сколько дней назад это было?

Я назвал промежуток времени, когда Гажан мог оказаться в окрестностях Сара. Старик встал.