Текст книги "Основные проблемы византийской истории"

Автор книги: Шарль Диль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА VI
РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА

Религиозная проблема имела в Византийской империи исключительно важное значение. Мы знаем, какую существенную роль играла церковь в византийском обществе. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с книгой «О церемониях», где описывается церемониал, которому должен был подчиняться император. Справедливо было сказано, что император, выполнявший эти предписания, по существу вел образ жизни первосвященника. С того дня, когда Константин превратил христианство в государственную религию, он дал императорскому правительству право вмешиваться во все церковные дела и самовластно распоряжаться церковью: управлять ее материальными ресурсами, назначать на церковные должности. Власть императора в вопросах религии казалась, таким образом, почти абсолютной. Император созывал соборы; когда он не мог лично присутствовать на заседаниях собора, его представляли высшие сановники. Он утверждал решения «отцов церкви», и эти решения приобретали силу закона лишь после ратификации императора. Многие из них гордились тем, что были выдающимися богословами, и на этом основании они присваивали себе право устанавливать религиозные догматы. Некоторые из них, например Юстиниан, писали длинные трактаты для обоснования своего мнения по тому или иному вопросу религии.

Император вмешивался даже в назначения высших духовных сановников. Когда происходили выборы константинопольского патриарха, синод представлял императору три кандидатуры. Но император оставлял за собой право выдвинуть четвертое лицо, если предложенные кандидаты его не удовлетворяли, так что фактически "патриарха назначал император. И точно так же он имел возможность сместить патриарха, когда считал это необходимым, либо приказывая низложить его по религиозным или политическим причинам, либо заставляя его отречься. Так, при Льве VI патриарх Николай, обвиненный в государственной измене и заговоре против императорской власти, был смещен и заменен другим, близким другом и любимцем императора. При Исааке Комнине патриарх Михаил Керулларий, претензии которого вызывали тревогу у императора, был арестован и заключен в монастырь в ожидании процесса, для которого Пселлу было поручено написать длинную и резкую обвинительную речь. Только смерть избавила Керуллария от неизбежного приговора. При Алексее Комнине патриарх Косьма, поддержавший требование императрицы Ирины торжественно короновать ее на равных правах с мужем, навлек на себя гнев императора и вынужден был отречься.

Подобным же образом действовал император и по отношению к высшим сановникам церкви и даже к римскому папе. Юстиниан велел арестовать папу Сильвестра, дурно обращался с папой Вигилием, прибывшим в Константинополь и не выразившим покорности императорской воле. В VII в. папа Мартин был арестован солдатами Равеннского экзарха и доставлен в Константинополь, где против него возбудили политический процесс; он был приговорен к изгнанию и сослан в Херсонес. В VIII в. папы тоже находились под угрозой насилия, и если они от нее избавились, то лишь благодаря вмешательству и защите римского войска. Та же политика насилия, чередовавшегося с подкупом, проводилась по отношению ко всему духовенству.

Таким образом, церковь была в полном подчинении у императора. Церковь, впрочем, воспринимала это вмешательство императора в свои дела как вполне законное явление. Патриарх Мина говорил в VI в.: "Ничто не должно совершаться в святейшей церкви против воли и приказаний императора". Один хронист XII в. пишет: "Император является для церкви высшим господином и хранителем веры". К тому же времени историк Никита в любопытном отрывке сообщает, что "императоры считают для себя оскорблением, если в них не хотят видеть существ боговдохновенных, наподобие Соломона, глубоких знатоков божественной науки, основателей церковных канонов, одним словом непогрешимых толкователей дел божественных и человеческих; они полагают, что и в церковных делах император не подчиняется никому и является неоспоримым толкователем, судьей и определителем догматов". Очень характерно поэтому, что из всех светских лиц только один император имел право вместе с духовенством переступать порог царских врат алтаря. Таким образом в отношениях между государством и церковью ничто не ограничивало императорской власти.

Однако константинопольский патриарх был весьма могущественным лицом, с которым нельзя было не считаться. Со времени Халкидонского собора он был в церковной иерархии лицом второго ранга, непосредственно после римского папы. В VII в., когда Александрия, Иерусалим и Антиохия попали в руки арабов, он остался единственным патриархом Византийской империи и намеревался играть на Востоке роль, какую на Западе играл папа. Некоторые патриархи, например в эпоху Григория Великого, принимали титул вселенского патриарха и считали себя равными римскому первосвященнику. И действительно, константинопольский патриарх был как бы папой Византийской империи. Сфера его влияния была огромна. В X в. он управлял 57 митрополиями, 49 архиепископствами и 514 епископствами, вследствие чего обладал ни с чем не сравнимым влиянием в империи. Он руководил всей религиозной политикой Византии – обычно в согласии с императором. Патриарх располагал мощными средствами воздействия на императора. Он мог оспаривать и порицать с высоты амвона храма св. Софии действия правительства, мог отлучить императора от церкви, наложить на него тяжелое покаяние, запретить ему вход в церковь на более или менее длительный срок. Патриарх Николай в день большого праздника осмелился остановить на пороге храма св. Софии императора Льва VI с его великолепной свитой и запретить императору вход в святилище. Патриарх Полиевкт после женитьбы Никифора Фоки на Феофано запретил императору вход в великий храм и наложил на него длительное покаяние. Этот же патриарх под угрозой отлучения от церкви заставил Иоанна Цимисхия отказаться от мер, направленных против церковных привилегий. И перед этими строгими мерами, достаточно унизительными для императорского авторитета, император вынужден был хотя бы временно склониться. Это еще более возбуждало властолюбие патриархов и толкало их на открытую борьбу с императорами. Патриарх Николай дошел до того, что писал: "Если император, по внушению диавола, издает приказ, противоречащий божественному закону, ему не следует подчиняться; надо считать, что безбожный приказ, исходящий от безбожного человека, не имеет никакой силы". Патриарх Керулларий пошел еще дальше: он объявил, что первосвященнику наравне с императором принадлежит привилегия носить пурпуровую обувь в знак того, что его власть в области церковной равна власти императора в области политической. Он говорил: "Между патриархом и императором нет никакой или почти никакой разницы, а что касается почестей, которые должны им воздаваться, то права патриарха даже выше императорских". Таким образом, патриарх обладал огромным авторитетом. Наконец, глава византийской церкви был очень богат, что оказывалось не менее сильным орудием. Он был очень почитаем в столице, пользовался большой популярностью, и это часто толкало его на попытки вмешиваться в важные политические дела. Мы видели роль патриарха Полиевкта в перевороте 963 г., Михаила Керуллария в событиях 1057 г. Успех этих переворотов показывал, какой угрозой могла стать власть патриарха для безопасности императора и благосостояния государства, и бесспорно свидетельствовал о необходимости почтительного отношения к главе константинопольской церкви.

Развитие монашества создавало в церкви наряду с патриархом другую силу, с которой также следовало считаться. Византийское общество относилось к монахам с благоговением; императоры первые выказывали глубокое уважение к людям, отказавшимся от земных благ, чтобы принять "чин ангельский". Юстиниан говорит в одной из своих новелл, что мо-нашество является "не только по природе своей святым, так как оно приводит души к богу и, следовательно, спасительно для тех, кто принимает иноческий чин, но и полезным всему обществу святостью нравов и молитвами, которые оно обращает к богу", и далее: "Если эти чистые руки и святые души молятся за империю, армия будет крепка, благополучие империи упрочится, земледелие и торговля будут процветать под благодетельным влиянием божьим". И все общество рассуждало так же, как император. Богатый византиец считал за честь основать и щедро одарить новый монастырь. Почти все византийцы, даже наиболее с виду равнодушные, в предчувствии смерти проявляли желание вступить в монастырь, надеть на себя облачение монаха и умереть в святости, чтобы обеспечить себе вечное спасение. В столице было множество монастырей, да и во всей империи расцвет монашества вызвал к жизни большое количество монастырских общин. Некоторые из этих монастырей прославились, в том числе Студийский монастырь в Константинополе, монастыри на Олимпе и в Вифинии, на далеком Синае, на "святой горе" Афон. Некоторые монастыри хранили в своих стенах знаменитые реликвии или святые иконы, к которым по временам стекались толпы паломников, поклонявшихся этим святыням и ожидавших от них чудес. Это служило для монахов источником большого· влияния. Другие монастыри, как Студийский, были центрами умственной или художественной деятельности, что также усиливало их авторитет и являлось орудием распространения их влияния. Монашество имело гораздо большее влияние на умы, чем белое духовенство, и поэтому направляло соответственно своим стремлениям развитие сознания византийского общества. Наконец, монастыри были очень богаты, и их богатства благодаря новым даяниям без конца росли. Все это превращало монашество в могущественную силу, и эта сила неоднократно вмешивалась в важнейшие дела государства. Нередко константинопольские монахи целыми процессиями шли в императорский дворец и несли туда свои жалобы и требования. И не раз случалось, что шумные манифестации, производившие большое впечатление на население столицы, определяли решение императора. Известно, какую большую роль играли монахи в борьбе за иконы и какое сопротивление они оказали императорам-иконоборцам. Они пошли еще дальше и под влиянием студитов, в начале IX в., пытались освободить церковь от императорской власти, что несколько напоминает происходившую на Западе борьбу за инвеституру. "Церковные дела, – объявлял Феодор Студит императору Льву V, – касаются священников и ученых богословов; император управляет внешними делами. Первым принадлежит право принимать решения, относящиеся к догматам веры; ваш же долг повиноваться им и не посягать на их права". Студиты также утверждали: "Власть над божественными догматами не была дарована императорам, и если они попытаются ее осуществлять, то это им не удастся". Это были большие новшества, но они не привели к победе над императорской властью. И все же попытка, с большой твердостью предпринятая студитскими монахами, показывает, что монахи, как и патриарх, были силой, которой нельзя было пренебрегать.

Мы видели, что в сношениях с патриархом последнее слово почти всегда было за императором и что императорское правительство пресекло попытку монахов избавить церковь от опеки императорской власти. Однако за монастырями необходимо было зорко следить как в виду последствий роста их социально-экономического могущества, так и по причине смуты, которую часто поддерживали монахи. Монастыри привлекали в большом количестве религиозно настроенных людей. Это отрывало работников от земледелия, солдат от армии, облагаемое население от выплаты налогов. Имущество монастырей часто освобождалось в ущерб казне от налогового обложения; усиление могущества монастырей вызывало тревогу у центрального правительства, а их непрерывно возраставшее богатство вызывало зависть у императоров. Это определило политику в отношении земель, принадлежавших монастырям. В течение долгого времени императоры сами способствовали росту богатства монастырей. Но мало-помалу наступила реакция. Императоры-иконоборцы закрыли многие монастыри и конфисковали их имущество; в X веке были проведены и другие мероприятия. Никифор Фока был набожным человеком; он оказал большую помощь св. Афанасию при учреждении самого древнего из афонских монастырей Лавры – и осыпал монастырь своими благодеяниями. Тем не менее, став императором, он издал закон, по которому запрещалось открывать новые монастыри и дарить землю уже существующим, а монахам – присваивать земли бедняков. Эта суровая мера оставалась в силе в течение четверти века – до того момента, когда Василий II, стремясь заручиться поддержкой церкви во время крупных восстаний феодалов, оказался вынужденным пойти на большие уступки. В новелле 988 г. было объявлено, что закон Никифора Фоки был "началом зол, от которых страдала империя, ибо он посягал не только на благочестивые монастыри, но и на самого бога", – и эдикт Никифора Фоки был в конце концов отменен. Такой же политики по отношению к монахам придерживались императоры XII в. Алексей Комнин основал Патмосский монастырь, который должен был служить для остальных монастырских общин образцом дисциплины, расшатанной во многих монастырях. Мануил Комнин также основал на Босфоре образцовый монастырь, но вместо того, чтобы наделить его богатыми дарами в виде земельных владений, он ограничился пожалованием ему денежных сумм на содержание общины и восстановил закон Никифора. Эти энергичные меры имели, однако, незначительный эффект. В живописной картине монастырской жизни, которую дал нам Евстафий Фессалоникийский в конце XII в., показано, до какого упадка дошла дисциплина в монастырях. Главной заботой монахов было обогащение и выгодная эксплуатация земельных владений. Вместо благочестивой жизни, предписываемой монастырским уставом, они принимали участие в светской жизни, увлекались лошадьми, охотой; невежество же их доходило до крайнего предела. И если они не заражали благочестивые души этой деморализацией, то смущали их бесплодным умствованием. В монастырях Афона возник в XIV в. спор вокруг учения исихастов, который волновал империю около двадцати лет. В этот период монахи, не колеблясь, вмешивались в политическую борьбу и приняли сторону Иоанна Кантакузина в борьбе с его противниками. Не меньшую активность они выказали, когда в XIV и XV вв. императоры пытались восстановить унию с Римом. Все это убедительно свидетельствует о том, что монашество подобно патриархату представляло опасность, с которой император должен был постоянно считаться.

Тем не менее в итоге религиозная проблема была решена в желательном для императорской власти направлении. Законодательные тексты отчетливо показывают, что императоры играли большую роль в жизни церкви. Юстиниан, установив принцип, что "хороший порядок в церкви – оплот империи", объявил первой обязанностью государя "сохранять нетронутой чистую христианскую веру, защищать против всякого потрясения государство святой вселенской апостольской церкви"; он думает, что "ничто не может быть более угодно богу, чем согласие всех христиан в единой и чистой вере". Этим и руководствовались в своей политике византийские императоры на протяжении всего существования империи. Разумеется, некоторые честолюбивые патриархи, сталкиваясь со слабыми императорами, оказывали на них сильное давление. Михаил Керулларий в 1054 г. навязал Константину Мономаху разрыв с Римом и окончательно освободил восточную церковь от подчинения Риму. Когда в XIII в. Михаил VIII на Лионском соборе и его преемники в XIV в. и в первой половине XV в. пытались восстановить унию с папством, патриарх стал во главе оппозиции и оказался для императора серьезным противником, неоднократно одерживавшим над ним победу. Однако в целом восточная церковь оставалась покорной приказам императора, в то время как римская церковь, управляемая великими папами, превратилась в независимую силу. И если мы находим в истории византийской церкви славные страницы, – вспомним историю христианских миссий, руководимых в IX в. патриархом Фотием, – все же остается неоспоримым, что она чаще всего оставалась орудием императорской политики.

ГЛАВА VII
ВОЕННАЯ ПРОБЛЕМА

На всех своих границах империя имела опасных врагов. Защита территории была поэтому одной из самых важных забот императоров. Каким образом императоры пытались разрешить военную проблему, более серьезную, чем все остальные, и в какой мере им это удалось?

Самой насущной задачей было создать хорошую армию. "Армия, – говорит один император,– для государства то же, что голова для тела. Если не заботиться о ней, само существование империи может быть поставлено под угрозу". И действительно, пока армия была сильна, империя продолжала существовать.

Из каких элементов состояла эта армия? Что бы ни говорили, национальный рекрутский набор tnрwvtov всегда существовал и сохранял свое значение. Солдаты, которых он доставлял, фигурируют в законодательных актах под названием otрatitai, но не о силу каких-то особых заслуг, а потому что в них хотели видеть наследников древних римских легионов. В одной императорской новелле они именуются "святыми легионами otрatitai". В течение VII в., может быть со времени Ираклия, появляется новая система военной повинности "система военных феодов" (otрatiwtika ktnoeic), применяющаяся как к подданным империи, так и к некоторым инородным элементам. Эта система состоит в наделении землей при условии несения военной службы, чтобы обеспечить постоянный характер этой службы; надельным землям предоставлялись некоторые привилегии: земля становится неотчуждаемым наследственным владением, переходящим к одному из сыновей, если отец становится не способным к военной службе. Развитие этой системы завершается в X в., как показывают некоторые императорские новеллы, в частности новелла Константина VII, относимая к периоду между 945 и 959 гг. и кодифицирующая "то, что прежде установлено обычаем и не записано в законе", и две новеллы Никифора Фоки. По этим законодательным текстам можно установить характер организации системы otрatiwtika ktnoeic. Надельные земли разбивались на две категории в зависимости от вооружения, которое обязаны были поставлять их владельцы. Наделы первой категории стоимостью в 4 фунта золота предназначались для всадников и для моряков трех областей – фемы Самос, побережья Эгейского моря и Кивирреотов, где набирался цвет византийского флота. Наделы второй категории стоимостью в 2 фунта золота предназначались для остальных моряков и, вероятно, для пехоты. Можно предположить, что последняя имела незначительный удельный вес в армии: избранную часть составляла кавалерия, вследствие чего солдаты часто обозначаются именем всадников, kaBaллaрioi. Кавалерия состояла из двух частей: тяжелой, носившей шлемы и хорошо вооруженной, и легкой, трапезитов, которой принадлежала решающая роль в большинстве выигранных сражений. Эта система военных участков существовала до конца империи. Начиная с XI в., она приняла новую форму пронии (прovoia): землей пользовался не сам держатель, населявшие ее жители лишь платили держателю налоги. Эта новая форма пожалования, особенно распространенная в XIII и XIV вв., уже применяется не только к воинам, а из воинов преимущественно к командирам. Чаще всего эти владения жалуются крупным земельным собственникам, которые за это должны поставлять в армию известное число хорошо вооруженных всадников. Но в той или иной форме в основе системы лежит один и тот же принцип, то есть пожалование военного феода под условием службы в армии. Императоры прилагали все усилия для охраны воинов, получавших наделы, которые, надо сказать, были объектом многочисленных притязаний. Соседние крупные землевладельцы стремились купить или захватить их. Финансовое ведомство, облагая их земельным налогом, донимало владельцев невыносимым крючкотворством. Против всего этого императоры X века, как показывают их новеллы, боролись всеми средствами. И пока в их распоряжении был достаточный земельный фонд для создания военных наделов, главным образом из императорских доменов, эта система процветала и давала ожидаемые результаты.

Другая часть византийской армии состояла из наемников. Империя охотно вербовала солдат среди соседних народов, поставлявших ей или целые дружины во главе со своими племенными вождями или большое количество варваров различного происхождения, являвшихся на службу в византийскую армию. Император был правителем, который хорошо платил. Командиры имперской армии получали чрезвычайно высокое жалованье, и это было соблазном для армянской и кавказской знати и разжигало аппетиты скандинавских или русских искателей приключений. Довольно высокое жалованье получали часто и рядовые воины. Вместе с тем императоры имели к этим иноземным воинам, не заинтересованным во внутренних делах империи, больше доверия, чем к своим собственным подданным. Императоры охотно предоставляли крупные командные посты, высокие военные звания иноземцам, предпочитая их в интересах личной безопасности. Один из гвардейских полков, гетерия, состоял почти исключительно из иноземцев: русских, скандинавов и хазаров. Знаменитая варяжская дружина, чьи военные подвиги на всем протяжении византийской истории гремели на весь мир, набиралась сначала из русских, а впоследствии из исландских и норвежских норманнов и из англосаксов. Во все времена наемники составляли значительную часть византийской армии. В эпоху Юстиниана мы встречаем в ней бок о бок вандалов и готов, лангобардов и славян, герулов, гепидов, африканских мавров; в X в. появляются хазары, печенеги, русские, арабы, турки, норманны из Скандинавии и из Италии и особенно армяне. В армии Комнинов мы встречаем англосаксов и скандинавов, итальянцев и немцев, латинян из всex западных стран, франков из Франции, норманнов из Сицилии и представителей всех народов Востока. Позднее Палеологи использовали каталонцев и турок, генуэзских и венецианских кондотьеров, сербов и болгар, и в ту эпоху эти элементы составляли наиболее значительную часть византийской армии.

Как была организована эта армия? Она состояла из двух частей: линейных войск (tayuata, фeuata), очень подвижных, предназначавшихся для больших походов и всегда готовых к переброске в ту или иную местность, и пограничных войск. Это была система весьма давнего происхождения. Еще Рим создал специальные войска limitanei для защиты limes, то есть областей, примыкающих к границе. Византия сохранила эти войска специального назначения и назвала их kрitai. Они также пользовались – и даже шире, чем остальные войска-преимуществами системы военных наделов. Земли, которые жаловались этим войскам, были полностью освобождены от обложения земельным налогом. Оставаясь в одном определенном месте – на своих участках, по соседству с границей, – акриты были организованы для быстрой и надежной защиты территории, и они, как мы это увидим, превосходно выполняли свою задачу. Византийский эпос воспел их, повествуя о подвигах Дигениса Акрита, и Мануил Комнин еще в XII в. гордился прозвищем "новый акрит".

Тем не менее организация обороны границы претерпела с VI в. большие изменения. Некогда Рим удовлетворялся строительством вдоль limes единой линии крепостей, занятых сильными гарнизонами. Иной системы защиты придерживалась Византия, и трактат "О постройках" Прокопия ясно показывает, как она была организована во время Юстиниана. Вместо единой линии крепостей вдоль границы строились две или три параллельные линии укреплений, и Прокопий хорошо объяснил, каким новым потребностям они отвечали. "Желая укрепить границу на Дунае, Юстиниан покрыл берег многочисленными крепостями, установил вдоль него посты, чтобы помешать варварам перейти через реку. После завершения этих построек он, понимая всю тщету человеческих надежд, рассудил, что если врагам удастся преодолеть это препятствие, население окажется совершенно беззащитным, враги смогут обратить его в рабство и разграбить его имущество. И он не удовольствовался постройкой крепостей вдоль реки, что обеспечивало общую безопасность, но возвел укрепления на всех равнинных местах, так что каждое земельное владение превратилось в укрепленный пост или находилось по соседству с какой-либо крепостью. И этим, говорит историк, Юстиниан действительно спас империю".

Византия никогда не отступала от этой системы военной обороны. Азиатская часть империи, как и Балканский полуостров, была покрыта укреплениями; в Азии XI в. "вся территория была сплошной крепостью". Защита этих военных границ была поручена акритам, которые, водворившись со своими семьями на пожалованных им землях, обязаны были наблюдать за врагом, отражать вторжения, защищать территорию, вести оборонительную и наступательную войну. Один любопытный трактат X в., посвященный вопросам тактики, рисует в живых, выразительных образах картину непрерывной борьбы, происходившей в пограничных областях, в горах Тавра или на границах Каппадокии, при постоянной угрозе арабских вторжений. Это была трудная и сложная борьба, так как со слабыми силами требовалось оказывать сопротивление предприимчивому врагу; нужны были смелые разведки, засады и внезапные удары, и здесь легкая кавалерия трапезитов выказывала чудеса. Вся граница охранялась сетью небольших наблюдательных постов, соединенных с главной квартирой системой сигнализации. Как только становилось известно о продвижении неприятеля, по всем направлениям высылалась кавалерийская разведка, и под таким прикрытием проводилась мобилизация; пехота занимала проходы, население равнинных областей стекалось к крепостям, к определенным пунктам стягивалась армия. В инструкциях, выработанных на этот случай, не было упущено ни одной мелочи. Меры, касавшиеся концентрирования войск, осведомительной службы и службы снабжения, засад и шпионажа, тактика ночных атак – все было предусмотрено и тщательно регламентировано. Предпринимались отважные рейды на вражескую территорию с целью диверсий. В это время византийский стратиг, вступая в соприкосновение с неприятелем, завязывал сражение и в большинстве случаев обрушивал на него внезапный удар, сочетая храбрость с хитростью.

Это была жестокая война, где главную роль играла кавалерия, где следовало быть постоянно начеку, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, и зачастую с небольшими силами приходилось ставить в затруднительное положение превосходящие силы врага, война, полная отважных рыцарских приключений и доблестных подвигов, которые закаляли дух воинов. Описывая эти подвиги в эпопее о Дигенисе Акрите, поэт называет своего героя "образцом храбрых, славою греков, умиротворителем римлян". Следует еще отметить религиозный характер этой войны: солдаты сражаются не только для того, чтобы защищать территорию, не только за императора, но, говоря словами того же трактата о тактике, "за нерушимость христианской общины", и если они одерживают победу, то "по милости божьей". К римской традиции Византия прибавила новую черту: войне придавался характер крестового похода.

Новой чертой было и патриотическое чувство. Слово "родина" появляется в византийских текстах начиная с X в.

Несмотря на величие задач, возлагавшихся на византийскую армию, не следует преувеличивать ее численность. Цифры, приводимые арабскими писателями, утверждающими, будто армии византийских императоров X в. исчислялись в 100 или 150 тыс. человек, не совсем достоверны. В действительности азиатская армия, которая, несомненно, была лучшей силой империи, насчитывала в X в. около 70 тыс. человек. Если к ней прибавить 24 тыс. солдат имперской гвардии и войска Балканского полуострова, получим в общей сложности не более 140 тыс. человек. Мы видим, что как в VI, так и в XII в. самые крупные экспедиции совершаются армиями, насчитывающими от 30 до 50 тыс. человек, и что армейский корпус от 5 до 6 тыс. солдат был значительной силой. Эта армия была превосходно обучена. В дошедших до нас трактатах по тактике, относящихся к VI-XI вв. и приписываемых императорам Маврикию, Льву VI, Никифору Фоке и Василию II, описываются в красочных подробностях все упражнения, которые должны были выполнять войска, процесс формирования этих армий, оказавшихся способными переносить все испытания, все лишения. Непрерывное совершенствование методов ведения войны обеспечивало этим армиям неоспоримое превосходство перед их противниками. Кавалерия, которая, как мы видели, была в Византии и вообще в средневековом государстве родом оружия благородных, играла в этой армии существенную роль. С другой стороны, Византия применяет мощные соединения военных машин, сохраняемых в Константинополе, в арсенале Мангана. Вот почему византийская армия, действуя на стольких театрах военных действий, одерживала в течение долгих веков блестящие победы. В VI в. она свергла королевства вандалов и остготов, в VII в. она уничтожила могущество персидской империи, в VIII в. сдержала натиск ислама, в X в. восстановила в Азии престиж Византии и потопила в крови великое Болгарское царство, родившееся на Балканах. Еще в XII в. ей удалось нанести поражение норманнам, венграм и туркам. Таким образом, в течение шести столетий она оказывала империи большие услуги. Она украсила свои знамена ореолом славы. Наконец, обладая такими качествами, как храбрость и искусство стремительного натиска, эта армия много раз получала замечательных полководцев: в VI в. Велизария и Нарсеса, в VII в. Ираклия, в VIII в. императоров Льва III и Константина V, в X в. Иоанна Гургена, которого писатели сравнивают с Траяном и Велизарием, а также полководцев из фамилии Фоки, которые в течение трех поколений вели армии империи от победы к победе. Блестящими полководцами были и великие императоры Македонской династии Никифор Фока, Иоанн Цимисхий, Василий II; в XII в. императоры фамилии Комнинов, в особенности Мануил; этот бесстрашный паладин был кумиром своих солдат. Память об этих великих полководцах всегда жила в Византии, и народ много раз взывал к ним в тяжелых обстоятельствах, умоляя их восстать из гроба, чтобы еще раз повести своих солдат к победе. Все это достаточно убедительно показывает, насколько несправедливо и наивно было бы видеть в истории Византийской империи лишь одну непрерывную линию упадка. Без сомнения, эта армия отличалась и большими недостатками. Наряду с превосходными солдатами рекрутский набор внутри страны часто давал людей посредственного качества, вследствие чего императоры нередко заменяли для своих подданных военную повинность налогом. С другой стороны, эта армия страдала недостатками, свойственными войскам наемников; она была порой недостаточно дисциплинирована, ее вечно волновал вопрос о жаловании, который часто был причиной восстаний или дезертирства. Хотя армия и вела войну против врагов, но она никогда не останавливалась перед грабежом граждан империи, что часто ставило в затруднительное положение командующего и даже самого императора. Она постоянно вмешивалась во внутренние дела империи. Тесно связанная с крупными феодалами, занимавшими высокие посты, она готова была поддерживать их во всех попытках переворотов. Но эта армия все-таки была замечательным орудием войны, позволившим византийским императорам не только защищать империю, но даже расширить ее пределы и одерживать блестящие победы. Поэтому императоры проявляли большую заботу о своих солдатах. В этом отношении весьма примечательны новеллы X в. Тот, кто хочет, говорят они, чтобы солдаты шли "с веселой душой, горячим и удовлетворенным сердцем подвергать опасности свою жизнь за наших святых императоров", тот, кто хочет "воспламенить их храбрость и пробудить в них отвагу для стремления к невозможному", не должны жалеть для солдат ни даров, ни привилегий. Император порой лишается сна, – так он полон заботы о том, как уберечь солдат от дурного обращения или от захвата их земли. "Надо, чтобы они пользовались всяческим уважением, вполне ими заслуженным; их, отдающих жизнь за благо святых императоров и свободу христиан, надо защищать от презрения или дурного обращения со стороны сборщиков налогов, не приносящих империи никакой пользы". Солдат может быть судим только своими начальниками. "Нельзя равнодушно смотреть, как заковывают, точно рабов, и избивают палками наших защитников, спасителей христианства, которые, так сказать, каждодневно принимают смерть за святых императоров". Необходимо поддерживать в солдатах веселое настроение, довольство, энтузиазм, и это сделает их более смелыми и стойкими. С их помощью император не только защитит империю, но и подчинит себе все земли своих врагов. Мы видим, как велика была роль, которую играл в византийском обществе воин, и как его возвышали над гражданскими элементами пожалованные ему привилегии и оказываемый ему почет.