Текст книги "Приключения Нигяр (По мотивам азербайджанских сказок)"

Автор книги: Сейфулла Шамилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Братец чабан! Мир очень велик. Человек не может знать, где его настигнет смерть. Но все-таки, может быть, мы еще встретимся. Окажи мне твое имя.

Чабан ответил:

– Меня зовут Сары-чабан.

Они попрощались. Чабан стоял на высоком холме и смотрел вслед Нигяр, пока она не скрылась из глаз.

8

Царевич Джаваншир ни на минуту не забывал о своей любимой жене и подруге. Охтекин и Гюльтекин постоянно спрашивали: “Когда вернется наша мама?” И это удесятеряло горе Джаваншира.

Однажды он решил проехаться и приказал военачальнику Джэбе сопровождать его с отрядом всадников и нукеров. Детей он тоже взял с собой. Они отправились в путь. По приказу царевича они ехали тем же путем, каким когда-то шел караван Нигяр.

Во время стоянок царевич охотился, стараясь рассеять свою тоску. Когда они добрались до того места, где был последний привал каравана Нигяр, царевич заставил Джэбе еще раз рассказать ему о том, как все произошло, и Джэбе плел ему свою прежнюю ложь о том, как неожиданно ночью сбежала из своего шатра Нигяр-ханум. Царевич все еще не мог поверить ему. Он объехал окрестности, внимательно осматривая их. На месте привала каравана еще сохранились старые следы: колья от палаток, круги выгоревшей травы от костров. Каждое дерево, каждый куст выглядели как-то особенно: казалось, они хранили тайну, свидетелями которой им пришлось быть, и царевичу хотелось расспросить их о том, что они видели.

Путешественники оставались на этом месте несколько дней и затем продолжали свой путь.

Однажды слуги заметили вдали стадо баранов. Они сообщили об этом Джаванширу. Он послал гонца за чабаном. Чабана привели. Представ перед царевичем, оп поклонился ему. Царевич спросил:

– Эй, чабан, чье это стадо? Чабан ответил:

– Да живет царевич вечно! Это стадо муганского хана.

– Не продашь ли нам несколько баранов? – спросил царевич.

– Зачем продавать! Я могу их вам подарить – в стаде хана есть и моя чабанская доля. Какие вам понравятся, тех и зарежу.

– Нет, чабан, выбери баранов сам. Каких зарежешь, за тех и заплатим.

Чабан согласился. Устроили привал у холодного родника. Царевич сам снял с коня детей и, держа их за руки, прогуливался с ними. Скоро слуги приготовили еду, а чабан, зарезав баранов, отдельно приготовил из них чабанскую бозартму*. Его угощение понравилось царевичу. Насытившись и утолив жажду, стали беседовать. Царевич предложил, чтобы каждый рассказал о том, что видел и слышал и что знает от других. Сары-чабан (это был именно он) со своими братьями и товарищами тоже находился в обществе царевича и его свиты. Подошла его очередь рассказывать.

______________

* Бозартма – жареное мясо, вид рагу.

– Да живет сын шаха вечно! – сказал он. – Я не осмелюсь рассказывать то, о чем я слышал. Но, если будет на то милость царевича, я расскажу о том, что видел сам.

Царевич разрешил ему говорить, и чабан начал свой рассказ.

– Однажды на этом склоне пас я свои стада и поставил тут шалаш. Наевшись, овцы укладывались на отдых, собаки тоже дремали. Вдруг я заметил, что с ближнего холма спускается человек. Он увидел мое стадо и остановился, опасаясь собак. Я встал и загородил их собою. Тогда путник, осмелев, подошел ближе. Эго была молодая женщина или девушка. Она очень устала и была голодна, мне стало очень жаль ее, я пригласил ее в свой шалаш, предложил свое немудреное угощенье. По всему было видно, что ее тяготит какое-то горе. Она рассказала мне удивительную историю, которая произошла с ней, но, по-моему, рассказала не все. Я понял только, что она – дочь купца, что ей пришлось уйти из дому и что потом она нашла счастье, какое редко выпадает простой девушке, но злые люди лишили ее этого счастья… Много недомолвок было в ее рассказе, но я отнесся с уважением и доверием к ней, и она была так этим тронута, что заплакала. Уходя, она попросила у меня мою старую одежду. Что-то заставило ее скрывать свой пол и выдавать себя за мужчину. Она была очень добра. На прощанье она сняла с шеи дорогое ожерелье и дала мне. Я не хотел брать его, но она заставила, и я взял. Долго смотрел я вслед путнице, когда она уходила. Да, тяжелая судьба у этой женщины, много испытаний пришлось ей вынести па своем пути, и кто знает, сколько бед и трудностей она еще встретит…

Царевич был сильно взволнован этим рассказом, и все присутствующие прислушивались к словам чабана с изумлением. Только Джэбе был охвачен страхом, но постарался не показать этого.

Царевич сказал:

– Видно по тебе, чабан, что ты человек мужественный и правдивый. Ты вскормлен молоком честной матери и хлебом честного отца. Я хочу предложить тебе кое-что.

Чабан отвечал:

– Да живет сын шаха вечно! Говорите, я готов повиноваться вам!

– Чабан, я хочу, чтобы ты поехал с нами. Скажи, что нужно сделать для этого, и я окажу тебе помощь.

– Какая нужна мне помощь, высокочтимый царевич? Нас четыре брата – если я уеду, трое останутся и будут присматривать за стадом. Если вернусь живым и невредимым – хорошо,– если же нет – стадо мое останется братьям. Чем же я лучше других? Что случится с вами, то же пусть будет и со мной.

Ответ чабана очень обрадовал царевича. На другой день они вместе поехали дальше. Пусть они продолжают свой путь, а мы посмотрим, что было дальше с бедной Нигяр.

В действительности-женщина, а по одежде– мужчина, она пристала к какому-то каравану, направлявшемуся в Дербент. Во время привалов она вместе с погонщиками разгружала мулов, водила их на водопой и на пастбище. И погонщики не оставались неблагодарными. Во всяком случае, она зарабатывала себе на кусок хлеба честным трудом. Таким образом добралась она до одного из караван-сараев на окраине славного железовратного Дербента. Караван, с которым она ехала, был нагружен хлопком, шерстью и углем. Караванщик попросил Нигяр, которая теперь ничем не отличалась от слуг-мужчин, походить по городу, поискать ему покупателя на его товар. Нигяр согласилась. Кто бы мог подумать, увидя ее теперь, что под жалким обличьем нукера скрывается супруга шахского сына, властителя целого края? Она ходила по чайханам, лавкам и гостиницам и предлагала товар старого караванщика. А караванщик обещал ей с каждых десяти рублей прибыли, которую он получит, заплатить по двадцать копеек. Быстрая, расторопная, она всюду, где ни появлялась, привлекала к себе внимание торговцев и хозяев гостиниц. Владелец чайханы в одном из самых старинных и больших караван-сараев, Ханали, однажды обратился к ней:

– Мне как раз нужен такой ловкий слуга, как ты. Оставайся у меня, я буду платить тебе каждый месяц.

Молодой слуга, опустив голову, выразил свое согласие. Ханали положил ему семь рублей жалованья в месяц, при хозяйских харчах. Нигяр ничего не возразила – она была рада, что к зиме у нее будет теплый угол.

Ханали очень любил деньги. Он требовал, чтобы новый слуга зазывал в его чайхану как можно больше клиентов – караванщиков, торговцев и всех, кто мог заплатить. Но, кроме этого, у Нигяр хватало работы и в самой чайхане; она таскала воду, кипятила самовары, мыла посуду, помогала повару.

Своим утонченным благородным обращением она часто вызывала недоумение клиентов: слишком не вязались ее манеры с одеждой слуги. Поэтому она старалась выглядеть некрасивой и как можно более походить на слугу. Она никогда не задерживалась долго возле клиентов, чтобы не привлекать их внимания. Много приходилось ей видеть в этой чайхане разных людей из разных краев, но самым странным из всех был ее хозяин, Ханали. Ему было уже лет шестьдесят, он был неряшлив и жаден чрезвычайно; вся жизнь его проходила в бессмысленном накапливании денег, которыми он даже не пользовался; все, что добывал, он зарывал в землю. Деньги для него были дороже всего на свете. Старый скряга был очень доволен тем, что его таинственный слуга весь свой заработок отдавал ему на хранение. За это он был ласков с молодым нукером и перестал обижать его.

9

Однажды по всему Дербенту пронесся слух, что какой-то царевич с большой свитой приближается к городу. Пускул-Мелик, хозяин караван-сарая, в котором держал чайхану Ханали, как и все хозяева гостиниц в городе, готовясь к встрече царевича, принялся украшать свой караван-сарай, расстелил всюду ковры, расставил дорогую посуду. Богачи, видные люди города тоже украшали свои дома и улицы перед ними. Но никто не знал, где остановится царевич. Сам он хотел посоветоваться об этом с чабаном, но чабан не осмелился дать ему совет в этом деле. Тогда царевич сказал:

– Сары-чабан, ты честный человек. Скажи мне, как, по-твоему, не остановиться ли нам в одном из караван-сараев, расположенных на окраине города?

Чабан, поразмыслив, ответил:

– Да живет царевич вечно, мне это предложение кажется разумным.

Царевич объяснил ему свою мысль:

– Признаться, мне хочется быть поближе к народу, чтобы иметь лучшее представление о том, что творится в городе, чем он живет. В караван-сараях на окраине можно встретить больше людей разного звания, среди них попадаются такие, которые хорошо осведомлены обо всех городских делах. Если каждый расскажет нам что-нибудь, то мы, люди чужие здесь, можем узнать много и извлечь из этого пользу.

Царевич послал вперед старшего слугу, чтобы тот занял за ними места в гостинице. А так как караван-сарай Пускул-Мелика был большой, богатый, имел множество удобных комнат и находился на окраине города, то слуга остановил свой выбор на нем. Оп поспешил обратно и вскоре привел к караван-сараю весь отряд Джаваншира. Всем нашлось место в караван-сарае, а царевичу и его детям и слугам отвели отдельные помещения. Лошадей и верблюдов поставили в конюшни. Джэбе, разместив своих воинов, из осторожности занял особую комнату. По распоряжению царевича Сары-чабан был помещен в комнате рядом с ним. Когда все устроились, Пускул-Мелик явился на поклон к царевичу. Заметив простое и ласковое обращение высокого гостя, хозяин удивился и подумал: “Что же это за царевич?” Но содержатели караван-сараев не привыкли долго удивляться. Пускул-Мелик отдал распоряжение готовить ужин. Чайханщик Ханали так суетился, что прямо места себе не находил, – он был очень рад, что в их гостинице остановились такие высокие гости, и не без оснований надеялся подработать. Когда ужин и чай были приготовлены, он велел всем слугам приодеться на случай, если придется прислуживать людям царевича.

Молодой его слуга очень устал, таская воду, дрова и уголь и подавая чай многочисленным посетителям, но Ханали не позволял передохнуть! Увы! Никто не знал, какое горе лежало у слуги на сердце! Никто не знал, что переживала Нигяр, тоскуя о своих любимых детях и муже, которые были рядом и к которым ей нельзя было подойти. Столько горьких мыслей пылало в ее голове, что, казалось, вот-вот из нее пойдет дым. От тяжких вздохов грудь ее ныла, как от раны. Но разве только одна эта беда была у нее? Горя было столько, что под его тяжестью она вся точно сжалась в комок. Она никому не могла поведать свое горе, но если кто-нибудь узнал бы о ее муках, он был бы поражен ее стойкостью, волей, силой ее души.

После трехдневного отдыха царевич решил дать большой пир. В гостинице Пускул-Мелика было сорок комнат. Самую большую из них прибрали получше и разукрасили коврами и богатой утварью. Здесь были вазы, светильники и изящные безделушки, привезенные из Китая, Индии, Ирана и многих других стран. Пускул-Мелнк накрыл стол очень богато: вся посуда для еды была золотая, бокалы и чаши для вина – из перламутра. Было приглашено много гостей, и были среди них люди разных сословий. Был там и купец Дэде Сарбан, и его сын Санджар, и кази Тэке с сыном. Все пили и ели вволю. Только царевич и чабан ели без удовольствия и пристально рассматривали всех гостей, входящих в залу. Царевич сидел в конце зала, а чабан у самого входа. Когда трапеза была окончена, царевич попросил Пускул-Мелика разыскать ашуга, который бы спел гостям дастан*. Ашуги нашлись, и не один, а пятеро. Царевич задал им загадку, которую четверо не могли разгадать, а пятый отгадал, и ему было предоставлено право пропеть дастан. Он пел, и все слушали.

______________

* Дастан – популярная форма поэзии ашугов, народных певцов.

Слушал песню и таинственный слуга Ханали, сидевший в дальнем углу. Иногда ашуг в промежутках между дастанами пел шуточные четверостишия. Гости покатывались со смеху. Только царевич и Сары-чабан, да слуга Ханали, да купец Дэде Сарбаи и его сын не смеялись. Нигяр, глядя на сидящих в зале, узнавала своих родных и недругов и жалела тех, кого ввели в заблуждение. Но ее пожалеть было некому. Так долго она сидела. Вдруг она встрепенулась, вскочила со своего места, подбежала к хозяину и сказала ему.

– Эй, дядя Ханали, хочешь, я научу тебя, как добыть много денег?

Скряга-чайханщик, удивленно моргая глазами, посмотрел на своего необыкновенного слугу.

– Что? Деньги? Где они, покажи! Загадочный слуга, улыбнувшись, ответил:

– У меня!

– Покажи! Где деньги? Дай их мне!

– Если ты сделаешь, что я скажу, у тебя будет много денег.

У скряги даже слюни потекли.

– Почему не сделать? Все, что хочешь, сделаю, говори скорее!

– Вот что, дядя Ханали. Я тоже немножко умею петь, как эти ашуги. Возьми у них саз и дай мне – я хочу спеть маленький дастан. Сколько денег ни соберем – все будут твои.

Старик обрадовался, но затем подумал, что если дастан слуги не понравится царевичу, то плохо придется прежде всего ему, Ханали, и хозяину гостиницы, и поэтому сказал:

– Вот что, паренек, если ты умеешь по-настоящему петь дастаны, то я возьму у ашугов саз для тебя, если же нет, то лучше сиди в своем углу и не позорь нас.

Слуга ответил:

– Если мой дастан окажется плохим, пусть царевич велит отрубить мне голову.

Чайханщик тотчас же принес саз. Потом сказал Пускул-Мелику, что есть один слуга, который знает дастан о необычайно интересных приключениях. Если ему позволят, он споет. Пускул-Мелик давно заметил, что, как ни хорошо пел первый ашуг, многие из сидящих на пиру начали дремать. Поэтому он тотчас согласился с предложением чайханщика. Нашли приличную чуху и папаху и одели Нигяр. Стройный, красивый и изящный, вошел в залу новый ашуг, поклонился всем присутствующим, сказал:

– Простите меня, почтенные господа! Я вижу, что дастан этого мастера навевает сон на ваши глаза. Если будет на то ваше разрешение, я разгоню этот сон, и пусть простит меня уста-ашуг! Он не виноват. Есть такие дастаны, что нагоняют дремоту, а есть такие, что будят спящих.

Сказав это, он прижал к груди саз. Мелодия, похожая на жалобный стон, необычный вид молодого ашуга сразу привлекли к нему внимание всех. Ашуг начал так:

Мужчина лишь тот, кто прямыми путями идет,

Кто истину любит и правдою ложь не зовет.

Дальше, описав прекрасным слогом красоту железовратного Дербента, он перешел к одному из его именитых граждан купцу Дэде Сарбану. Когда он рассказал о том, как купец отправился па поклонение в Мекку, и дошел до того, что случилось с его дочерью, среди сидящих поднялось волнение, все задвигались и стали переговариваться, Чайханщик, видя неожиданный успех своего слуги, сиял от радости. Но в этом месте неизвестный ашуг прервал свое пение и спросил:

– Не надоел ли я вам еще, почтенные господа?

Со всех сторон раздались голоса:

– Нет! Нет! Пой дальше, ашуг. Продолжай. Расскажи, что было дальше!

Больше всего были взволнованы и громче всех кричали купец Дэде Сарбан и его сын.

Маленькие глазки чайханщика блестели в предвкушении солидного сбора. Он воспользовался случаем, принес бронзовое блюдо, поставил его посреди и сказал, обращаясь к гостям:

– Милостивые господа, хорошо бы помочь этому юному ашугу. Пусть каждый из вас положит на это блюдо подарок, достойный своего имени!

Молодому ашугу стало очень неловко, и он бросил сердитый укоризненный взгляд на старика-хозяина. Не прошло и несколько мгновений, как на блюде выросла гора монет. Старый чайханщик ошалел от радости. О, какое на его долю выпало счастье – иметь такого слугу!

Тем временем кази Тэке стал пробираться к выходу. Но царевич приказал Сары-чабану не выпускать из зала никого, пока не кончит петь ашуг. Взяв свой посох, Сары-чабан стал на страже у двери. А царевич, обратившись к ашугу, сказал:

– Продолжай, ашуг! Твой дастан увлек меня, хотим дослушать его до конца. Ашуг продолжал свой рассказ:

– Вспомним слова наших мудрых ашугов. Они говорят, что герой должен быть смелым, а ашуг – верным своему учителю. Бывают ашуги, которые поют обо всем, что взбредет им в голову, а есть та кие, которые поют только о том, что случилось с ними самими. Господа, теперь я буду продолжать, а вы следите за моим рассказом. Старайтесь не упустить главное, а истолковывать события каждый волен по-своему.

И неизвестный ашуг подробно изложил всю историю Нигяр. Когда он дошел до того места, где Санджар, не решившись убить сестру, как приказал отец, заводит ее далеко от города, Дэде Сарбан упал бел чувств на ковер. На него плеснули водой и привели в чувство. Царевич приказал Сары-чабалу восстановить тишину, чтобы ашуг мог продолжать. Чабан подкрутил свои черные усы и окинул собрание свирепым, точно у тигра, взглядом. Все сразу притихли. Ашуг продолжал свой дастан. Когда он поведал слушавшим о вероломном поступке Джэбе, военачальник тоже постарался ускользнуть, но чабан, возвысив голос, сказал:

– Если кто-нибудь осмелится нарушить приказ царевича т выйти из зала до того, как ашуг закончит свой дастан, я успокою того вот этим посохом!

Джэбе пришлось сесть на свое место.

По мере того, как пел ашуг, глаза царевича все больше наливались кровью от гнева. Чайханщик, заметив приближение грозы, поспешил взять, блюдо с деньгами и скрылся, бормоча про себя: “Что за опасный нукер мне попался! И дастан его какой-то странный, не похожий на все! А я-то думал, что он ничего не смыслит, ничего не знает, а оказалось, что грудь его полна самых удивительных, необыкновенных песен!”

Снова воцарилась тишина, и таинственный ашуг продолжал свое повествование, Теперь он уже рассказывал, как Нигяр встретилась с Сары-чабаном, как он по-братски принял ее и проводил и как она подарила ему свое ожерелье. Тут Сары-чабан не выдержал, вытащил из-за пазухи своей серой чухи ожерелье и, показывая его всем присутствующим, вскричал:

– Слава правдивому ашугу! Все слова его истинны! Вот это ожерелье, а Сары-чабан – это я! Все были поражены, как громом. Одни – и царевич был среди них – были взволнованы, им не терпелось узнать, чем кончится дастан, другие – их было немного, и среди них были кази Тэке и Джэбе, – дрожали от страха.

Ашуг закончил дастан двустишием:

Кто правдою дышит, с тем радость и счастье живут,

А лгун, клеветник и предатель позорную гибель найдут.

Царевич, поднявшись со своего места, сказал:

– Прекрасный ашуг! Каждое слово в твоем дастане – истина, это не дастан, это правдивая повесть о действительных печальных событиях. Но давай договоримся с тобой – если выпустил стрелу, то лук не прячь! Ты не похож на простого ашуга – доскажи свой дастан до конца и сообщи нам, чем кончились приключения несчастной Нигяр. Знай: мы теперь не оставим тебя в покое и не дадим остановиться на полдороге.

Царевич еще не успел договорить, как загадочный ашуг медленно опустил на пол свой саз, снял папаху, развязал платок, покрывавший голову. Длинные косы змеями сползли ему на плечи, падая все ниже и ниже, да самых пят. И так он стоял. опустив голову перед царевичем. И все увидели, что это прекрасная, хоть и измученная, женщина и узнали Нигяр.

Поднялся страшный шум и переполох. Царевич молниеносно обнажил свой меч и стал у порога. Чабан с помощью верных слуг связал вероломного кази Тэке, его сына и военачальника Джэбе. Их привязали друг к другу, повели на берег Каспия и всех вместе сразу столкнули в море с высокой скалы. Купец Дэде Сарбан, раскаявшийся в своем заблуждении, прижимал к груди свою измученную, исстрадавшуюся дочь и плакал от радости. Послали за матерью Нигяр, и она тоже обнимала ее вместе с Санджаром, обливаясь слезами. Когда же привели Охтекина и Гюльтекин, то уже никто не мог удержать слез, видя встречу матери и ее детей, так долго разлученных друг с другом.

Так справедливость победила и взвилась высоко, расправив свои светлые крылья, а ложь и клевета уползли глубоко под землю. Царевич Джаваншир и его жена Нигяр снова стали жить счастливо. А Сары-чабан заслужил их вечную любовь и благодарность.

ГОШАР И ВОЛШЕБНЫЙ КОНЬ

В далекие времена жил-был хан по имени Уджар. У него была красавица-жена по имени Улькер. И были они так богаты, что не знали счета своим деньгам и сокровищам, но детей у них не было. Много раз призывал Уджар-хан самых лучших врачей, знахарей и гадальщиков, требуя от них, чтобы они помогли его горю, но они ничем не могли помочь. Хан и его жена потеряли всякую надежду иметь наследника, и печаль поселилась в их сердцах.

В один прекрасный день под балконом Улькер-ханум остановился дервиш и стал читать нараспев молитвы. В руке у него был топорик, а через плечо висел кошель из скорлупы кокосового ореха. Улькер-ханум всегда собственноручно подавала милостыню нищим и сама потом провожала их. Но на этот раз она позвала служанку и приказала ей подать что-нибудь дервишу. Когда служанка протянула ему подаяние, он отказался принять его и продолжал бормотать молитвы. Улькер-ханум, увидев это, удивилась и спросила его:

– Эй, дервиш, почему не принимаешь милостыню? У нас нет ни сына, ни дочери, о которых надо помолиться, и потому подарок мой небогат. Но если ты вымолишь нам наследника, мы щедро тебя наградим!

Старый дервиш, у которого седые волосы ниспадали на плечи, а на шее вздулись синие жилы, посмотрел на супругу хана острым пронизывающим взглядом.

– Боюсь, – сказал он, – когда у вас появится наследник, вы совсем ничего мне не подадите.

– Нет, почтенный дервиш, ты ошибаешься, – возразила супруга хана. – Пусть только родится у меня ребенок– и ты увидишь, как мы отблагодарим тебя. Поверь, останешься доволен.

Тогда дервиш опустил руку в карман и вынул оттуда ярко-красное яблоко, Он подал его Улькер и сказал:

– Ханум, разрежьте это яблоко пополам и дайте половину вашему мужу, а другую скушайте сами. После этого, в положенный срок, у вас родится двойня – мальчик и девочка. По велению судьбы дочь останется у вас, я мальчика возьму я. Десять раз зима сменится весной и лето – осенью, десять раз на деревьях распустятся и вновь опадут листья, марал будет отыскивать себе безопасное убежище, а цапля – учить своих птенцов летать, – и тогда я снова приду к воротам вашего дома, чтобы взять того, кто присужден мне судьбой. И если вы не отдадите мне мальчика, я потребую у вас обратно яблоко, что я вам сейчас дал. И тогда уже вам придется отдать мне ребенка, потому что, если вы этого не сделаете, я превращу снова в яблоко обоих ваших детей и унесу их с собой. Принимаете ли вы мои условия?

Улькер-ханум была счастлива узнать, что она, наконец, может стать матерью, но ее очень печалила необходимость отдать дервишу одного из детей. Она пошла посоветоваться с Уджар-ханом, и они решили, что следует принять и яблоко и условия дервиша. После этого дервиш ушел. Прошло девять месяцев, девять дней и девять часов – и Улькер-ханум родила двойню – девочку и мальчика. Дети подрастали, восхищая всех своей красотой. Мальчика звали Гошар, а девочку – Гюлер.

Но вот прошло десять лет, и у ворот дворца снова послышался голос старого дервиша – владелец заколдованного яблока явился, как обещал. Хан и его супруга предлагали ему горы золота и драгоценностей в обмен за мальчика, но он не брал ничего и настаивал на своем требовании. Боясь лишиться обоих детей, они уступили. По очереди прижав к груди сына, они передали его в руки злого дервиша. Гошар оглянулся. Убитые горем отец, мать и сестра стояли неподвижно и смотрели ему вслед.

Покорившись своей судьбе, Гошар шел рядом с дервишем. Долго шли они и, наконец, выйдя за пределы города, пришли к какой-то пещере. Дервиш, не выпуская руки Гошара, повел его по узкому подземному ходу, где было так темно, что хоть глаз выколи. Гошар уж собрался было заплакать от страха, но дервиш щелкнул его три раза пальцами по лбу и сказал;

– Страх рождает страх. Молчи и не бойся!

Гошар не заплакал и перестал бояться. Они продолжали свой путь, пока не дошли до большого подземного помещения, похожего на конюшню. Здесь, у кормушки, были привязаны рядом уродливый кабан и красавец-конь. Перед кабаном был насыпан в кормушке кишмиш, а у коня лежали кости. Дервиш сказал Гошару, указывая на животных:

– Присмотри за ними, пока я не вернусь. Когда у кабана кончится кишмиш – подсыпь ему, а коню подложи еще костей.

Сказав это, дервиш повел Гошара на другой конец конюшни и, открыв дверь, показал ему огромный амбар. Там у одной стены была навалена целая гора кишмиша, а у другой – гора костей. Дервиш ушел. И снова страх проник в сердце мальчика. Прижавшись в углу, он думал только о том, как бы ему выбраться отсюда, и сердце его колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется. Слезы душили его. Было страшно. Но Гошар вспомнил слова дервиша о том, что страх рождает страх, и понял, что слезы ему не помогут. Собравшись с духом, он начал обдумывать свое положение. Приглядываясь к коню, он заметил, что животное то и дело поворачивает голову в его сторону и вздыхает, а потом с отвращением гложет лежащие в кормушке кости. Гошар осторожно подошел к коню. Конь вытянул шею; Гошар погладил его по глазам. Потом сбегал в амбар, набрал полрешета кишмиша и высыпал перед конем, Конь принялся с удовольствием жевать кишмиш и все время оглядывался на мальчика, словно хотел поблагодарить его. Так они подружились. Догадавшись об этом, кабан начал злобно хрюкать, бить ногами о землю и рыться в кормушке своим уродливым носом. Гошар насторожился, потом пошел в амбар, принес оттуда полное решето костей и высыпал его перед кабаном. Тот принялся хрюкать еще громче. Конь вытягивал шею в сторону Гошара, словно хотел что-то сказать ему. Гошар доверчиво обнял коня за шею. Приблизив морду к уху Гошара, конь прошептал человеческим голосом:

– Меня не бойся, я друг тебе. Но надо поскорее бежать отсюда: если дервиш вернется и увидит, что ты дал мне кишмиш, а кабану – кости, он сделает с тобой то же, что сделал со мной: на века запрет в подземелье. Не теряй времени, скорей отвяжи меня от кормушки, ступай в амбар и возьми там немного соли, нож, кувшин с водой и горсть чечевицы. Мы выйдем из пещеры, ты сядешь на меня, и я поскачу.

Услышав, что конь говорит человеческим голосом, Гошар опять задрожал от страха, но вспомнил все те же слова дервиша о том, что страх рождает страх; они помогли ему и на этот раз преодолеть свою слабость. Он выполнил все, что велел ему конь.

Они выбрались из пещеры, Гошар вскочил на коня и поскакал. Долго неслись они, как вдруг увидели, что их догоняет дервиш верхом на кабане. У Гошара от страха задрожали руки и ноги, он вцепился что было силы в гриву коня и погнал его вперед. А конь сказал ему:

– Гошар, когда увидишь, что они почти нагоняют нас, рассыпь чечевицу.

Обернувшись через некоторое время, Гошар увидел, что дервиш, скрипя зубами от ярости, уже приближается к ним. Мальчик проворно высыпал на дорогу чечевицу, и она тут же взошла. И образовалось целое поле чечевицы. Достигнув его, кабан принялся пожирать чечевицу. И как ни колотил его дервиш, кабан не хотел бежать дальше. Тем временем Гошар на коне ускакал далеко. Только очистив все поле, кабан снова бросился в погоню. Гошар сказал коню, что дервиш опять догоняет их.

– Теперь брось па дорогу нож! – сказал конь.

Гошар бросил нож – в ту же минуту вырос позади них целый лес ножей. Доскакав до этого места, кабан рассек свои копыта о ножи и остановился, Гошар и конь снова оказались далеко впереди. Но скоро Гошар опять услышал топот кабаньих копыт, страшный скрип зубов дервиша. Он спросил своего друга:

– Что же теперь делать? Конь ответил:

– Теперь сыпь соль!

Гошар рассыпал соль. Вся земля кругом покрылась ею. Соль попала в раны между копыт кабана и причиняла ему такую боль, что он не мог двинуться с места. И Гошар опять ускакал далеко вперед. Долго ли коротко они скакали на этот раз, но когда Гошар опять обернулся, он увидел, что дервиш на своем кабане уже совсем близко. Гошар поспешно спросил коня:

– Что делать? Они уже почти нагнали нас!

Конь ответил:

– Не бойся ничего. Выплесни перед ними воду

Гошар вылил воду. Образовалось огромное озеро. Вода окружила кабана, подступила ему к самому горлу. Сколько ни погонял его дервиш, кабан не мог выбраться из озера и погружался все глубже и глубже. Усталые Гошар и конь стояли на берегу и, тяжело переводя дух от бешеной скачки, смотрели, как тонут дервиш и кабан. Скоро те окончательно скрылись под водой.

Так счастливо избавились они от погони.

Тогда конь сказал Гошару:

– Теперь проси у меня все, что хочешь!

Гошар посмотрел на коня и растерянно и робко спросил:

– Неужели ты хочешь покинуть меня здесь одного и уйти?

Конь ответил:

– Не бойся, что я оставлю тебя – как только ты этого захочешь, я опять появлюсь пред тобой. Вырви несколько волосков из моей гривы; если попадешь когда-нибудь в беду, зажги один из них – я тотчас прискачу.

Гошар выдернул несколько волосков из гривы коня и нехотя, со слезами на глазах, простился со своим другом. Опечаленный разлукой, направился он к склону ближайшей горы. Там напился из родника, освежил лицо и, отыскав местечко поудобнее, лег отдохнуть. Голова болела, мысли о своей судьбе не давали покоя. Наконец, измучившись, он уснул глубоким сном.

Проснулся Гошар, когда было утро и солнце заливало все вокруг своими теплыми лучами. Он сладко потянулся, чувствуя себя свежим и бодрым. Ему захотелось есть. Он огляделся и увидел, что находится на равнине, окруженной горами и холмами. Вдали виднелась огромная чинара. Гошар пошел к ней. Приблизившись, он увидел, что под деревом лежит человеческий скелет, обглоданный хищниками. Рядом валялись лук и несколько стрел с железными наконечниками. Гошар поднял лук, попробовал натянуть его. Лук был в полной исправности. Стрелы Гошар заткнул себе за пояс. Чинара, под которой он нашел лук, была такая огромная, что в ее тени могло укрыться целое стадо овец. Гошар обошел вокруг нее. На него пахнуло ароматом копченого мяса. Он проглотил слюну и подумал: “Откуда такой чудесный запах?” Тут увидел он в стволе чинары большое дупло, он залез в него, осмотрелся. Это была целая кладовая с полками, на которых лежали груды копченых окороков. “Наверное, мясо джейранов”, – подумал Гошар и взял один кусочек попробовать. Мясо оказалось очень вкусным. Захватив с собой еще несколько кусков, он вылез из дупла, сел под чинарой и хорошенько подкрепился. Но только он нагнулся к роднику, чтобы напиться, как услышал над собой в ветвях чинары тревожный писк птенцов. Кричали птенцы волшебной птицы Симург, которая свила себе гнездо на этом дереве. Оглянувшись, Гошар увидел, что вверх по стволу, извиваясь, ползет огромный удав. А птенцы жалобно пищали от страха. Гошар не растерялся; он взял лук и прицелился. Стрела полетела, как молния, и пригвоздила удава к стволу. Гошар обрадовался своей удаче. Но змея все еще была живая, хвост у нее шевелился. Говорят, раненая змея не умирает, пока не увидит первую звезду. Гошар вспомнил про это. До вечера было далеко, он прилег в тени чинары и уснул.