Текст книги "Пришпоренный"
Автор книги: Сесил Скотт Форестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Барабан! – приказал Буш, и дробь прекратилась. Тут же смолкли дудки боцманматов, немного не одновременно, не так, как хотелось бы Хорнблауэру. На шканцах фрегата кто-то – тамбур-мажор, наверное – поднял длинную палку с бронзовыми колокольчиками и резко ее опустил. Тут же загремела полдюжина барабанов – военный марш, невразумительное смешение звуков, которое Хорнблауэр никогда не понимал. Жезл тамбур-мажора ритмично вздымался и падал. Наконец музыка смолкла. Хорнблауэр надел шляпу, французский капитан тоже.
– Ружья на плечо-о-о! – прокричал сержант.
– Разойдись! – скомандовал Буш, потом не так громко:
– Тихо! Молчать!
Возбужденные матросы могли по команде «разойдись» начать болтовню – они тоже ни разу в жизни не проходили близко от французского судна, не обменявшись бортовыми залпами. Но Буш твердо вознамерился убедить французов что команда «Отчаянного» сплошь состоит из стоиков. Вайз тростью приводил приказ в действие, и матросы разошлись дисциплинированно – порядок нарушил лишь один короткий вскрик, когда трость обрушилась на чью-то спину.
– Это и впрямь «Луара», сэр, – сказал Буш. Отчетливо видно было название, выписанное изящными золотыми буквами на украшенной орнаментом корме фрегата. Хорнблауэр вспомнил, что Буш по-прежнему не ведает, откуда оно ему известно. Приятно прослыть всезнающим, пусть даже необоснованно.
– И вы были правы, сэр, что не стали от них удирать, – продолжал Буш. Почему так невыносимо видеть восхищение в глазах Буша? Буш не знает об участившемся сердцебиении и о потных ладонях.
– Наши ребята смогли поближе взглянуть на француза, – неловко произнес Хорнблауэр.
– Точно, сэр, – согласился Буш. – Вот уж чего я не ждал, так это услышать эту мелодию с французского фрегата!
– Какую? – неосторожно спросил Хорнблауэр, и тут же разозлился, что обнаружил свою слабость.
– «Боже, храни короля», сэр, – просто ответил Буш. К счастью, ему не пришло в голову, что кто-то может не узнать гимн своей страны. – Если б у нас был оркестр, нам пришлось бы играть их «Марсельезу».
– Пришлось бы, – сказал Хорнблауэр. Надо немедленно сменить тему. – Смотрите! Они ставят брамсели. Быстрее! Засеките время! Мы посмотрим, что они за моряки.
6
С запада дул штормовой ветер. Невероятно ясная погода, стоявшая последние несколько недель, кончилась, и Атлантика вернулась в обычное свое состояние. Под полностью зарифленными марселями «Отчаянный» боролся с ветром, идя в крутой бейдевинд на левом галсе. Левый борт он подставил огромным валам, беспрепятственно пробежавшим тысячи миль от Канады до Франции. Шлюп качался с бока на бок, потом с носа на корму, потом подпрыгивал и снова кренился на бок. Ветер так сильно давил на его марсели, что он почти не наклонялся влево – кренясь на правый борт, он на миг замирал и возвращался в вертикальное положение. Но хотя бортовая качка и ограничивалась таким образом, корабль подпрыгивал вверх и проваливался вниз на каждой проходившей под днищем волне. Все стоявшие на палубе чувствовали, что давление досок на ноги увеличивается и затем уменьшается всякий раз, как судно поднимается вверх падает вниз. Ветер завывал в такелаже, древесина стонала под постоянно меняющимся напряжением, изгибавшим судно по длине. Но стон этот успокаивал – то был не резкий треск и не беспорядочные шумы. Он говорил, что «Отчаянный» гибок и податлив, а не жесток и хрупок.
Хорнблауэр вышел на шканцы. Он был бледен от морской болезни – изменение качки застало его врасплох. Правда, сейчас ему было совсем не так плохо, как когда они первый раз вышли в Ла-Манш. Он кутался в бушлат и вынужден был за что-нибудь держаться, ибо прежняя привычка к качке еще не восстановилась. Со шкафута появился Буш в сопровождении боцмана. Он козырнул и внимательно огляделся.
– До первого шторма никогда не узнаешь, что может оторваться, сэр, – сказал Буш.
Все, что казалось надежно принайтовленным, в сильную качку обнаруживает опасную склонность смещаться под действием непредсказуемых напряжений. Буш с Вайзом только что закончили долгий осмотр.
– Что-нибудь не в порядке? – спросил Хорнблауэр.
– Только мелочи, сэр, за исключением стоп-анкера. Его заново закрепили.
Буш широко улыбался, глаза его весело горели – его явно радовали и смена погоды, и свист ветра, и новые, связанные с этим, обязанности. Он потер руки и глубоко вдохнул. Хорнблауэр мог бы утешиться воспоминаниями, что и он когда-то радовался непогоде, и даже надеждой, что когда-нибудь будет радоваться вновь, но сейчас эти утешения казались ему напрасными, а надежда – тщетной.
Хорнблауэр взял подзорную трубу и огляделся. Погода на мгновение прояснилась и горизонт отодвинулся. Далеко на правой раковине Хорнблауэр увидел что-то белое, потом, встав покрепче (насколько это ему удалось) поймал это белое в поле зрения подзорной трубы. Это был бурун у Ар Мэн – какое странное бретонское название – самого южного из всех рифов, охраняющих подступы к Бресту. Пока Хорнблауэр смотрел, волна налетела на скалу и накрыла ее целиком.
Белый гребень поднялся ввысь как колоссальная колонна, достиг высоты грот-марселей судна первого класса, затем ветер возвратил его в небытие. Тут на корабль налетел шквал, который принес с собой ливень. Горизонт вновь сомкнулся, и «Отчаянный» опять стал центром крохотного кусочка вздымающегося серого моря. Низкие тучи нависли над самыми верхушками мачт.
Они были так близко от подветренного берега, как только Хорнблауэр отважился подойти. Человек более робкий при первых признаках непогоды отошел бы подальше в море, но в таком случае робкого человека очень скоро снесло бы далеко от места, за которым ему поручено наблюдать, и ему потребовалось бы несколько дней, чтоб вернуться на позицию. А в эти дни мог задуть попутный для французов ветер, и те могли бы двинуться, куда пожелают, незамеченные. Казалось, на карте, помимо параллелей и меридианов, прочерчена еще одна линия, отделяющая безрассудство от разумной смелости, и Хорнблауэр держался у самой границы безрассудства. Теперь – как всегда на флоте – оставалось только ждать и смотреть. Бороться со штормовым ветром, примечая усталыми глазами все его изменения, с трудом идти на север одним галсом, делать поворот оверштаг и с таким же трудом идти на юг другим галсом, лавировать на подступах к Бресту, пока не представится возможность разглядеть получше. То же самое Хорнблауэр делал вчера, то же он будет делать бессчетное число раз, если война все-таки разразится. Он вернулся в каюту, чтобы скрыть новый приступ морской болезни.
Через некоторое время, когда ему немного полегчало, в дверь заколотили.
– Что случилось?
– Впередсмотрящий что-то прокричал с марса, сэр. Мистер Буш велел ему спуститься.
– Иду.
Хорнблауэр вышел на палубу и увидел, как впередсмотрящий перелез на бакштаг и соскользнул по нему на палубу.
– Мистер Карджил, – сказал Буш. – Пошлите другого матроса на его место.
Буш повернулся к Хорнблауэру.
– Я не мог расслышать, что он там кричит, из-за ветра, потому велел ему спуститься. Ну, что ты там увидел?
Впередсмотрящий стоял с шапкой в руках, слегка напуганный необходимостью разговаривать с офицерами.
– Не знаю, важно ли это, сэр, но когда в последний раз прояснилось, я заметил французский фрегат.
– Где? – спросил Хорнблауэр. В последний момент он сдержался, чтоб не произнести эти слова так резко, как намеревался вначале. Ничего не выиграешь, а кое-что и проиграешь, если начнешь орать на этого человека.
– Два румба на подветренной скуле, сэр. Корпуса видно не было, но марсели я разглядел, сэр. Я их знаю.
После обмена приветствиями «Отчаянный» довольно часто встречал «Луару» в Ируазе – это немного походило на игру в прятки.
– Какой у нее курс?
– Она идет в бейдевинд, сэр, под взятыми в два рифа марселями, на правом галсе, сэр.
– Вы совершенно правильно сделали, что доложили. Теперь возвращайтесь на свой пост. Пусть другой матрос останется с вами.
– Есть, сэр.
Матрос двинулся к мачте, и Хорнблауэр посмотрел на море. Горизонт снова сузился. Зачем «Луара» вышла из порта и борется со штормовым ветром? Может быть, ее капитан хочет потренировать матросов в плохую погоду. Нет. Надо быть честным с самим собой – на французов это не похоже. Всем известно, что скаредное французское начальство избегает без нужды трепать суда.
Хорнблауэр заметил, что Буш стоит рядом и ждет, пока к нему обратятся.
– Что вы об этом думаете, мистер Буш?
– Я думаю, прошлой ночью они стояли на якоре в Бэртэнском заливе, сэр.
– Меня это не удивило бы.
Буш имел в виду залив Бэртом, расположенный на обращенной к морю стороне Гуля, где при дующем с запада ветре можно стоять на длинном якорном канате. И, если «Луара» стояла там, она наверняка связалась с берегом. Ее капитан мог получить новости и приказы из Бреста, расположенного всего в десяти милях. Он мог узнать, что война объявлена. Если так, он попытается захватить «Отчаянного» врасплох. В таком случае, разумнее всего было бы повернуть судно оверштаг. Идя на юг правым галсом, «Отчаянный» вышел бы достаточно далеко в море, чтоб не опасаться подветренного берега, и настолько отдалился бы от «Луары», чтоб посмеяться над любой попыткой его преследовать. Но… Все это напоминало Гамлетовские сомнения, то место, где Гамлет говорит: – «Вот в чем вопрос». Ко времени появления Корнваллиса «Отчаянный» может оказаться далеко от своей позиции, и пройдут дни, пока он на нее вернется. Нет, раз так надо рискнуть судном. «Отчаянный» – ничтожный винтик в споре двух огромных флотов. Он дорог Хорнблауэру лично, но сведения, которые ему удастся раздобыть, в сотни паз важнее Корнваллису, чем сам шлюп.
– Мы останемся на прежнем курсе, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр.
– Она в двух румбах на подветренной скуле, сэр, – заметил Буш. – Когда она к нам приблизится, мы будем достаточно далеко от нее на ветре.
Хорнблауэр уже это просчитал; если б результат был иным, он уже пять минут назад повернул бы «Отчаянный» оверштаг и сейчас мчался бы к безопасности.
– Снова немного проясняется, сэр, – заметил Буш, оглядываясь по сторонам. В это время с марса снова крикнули:
– Вот она, сэр! Один румб впереди правого траверза!
– Очень хорошо!
Ветер немного утих, и можно было, хотя и с трудом, «переговариваться» между марсовым и палубой.
– Вот она, сэр, – сказал Буш, направляя подзорную трубу. В этот момент «Отчаянный» поднялся на волне, и Хорнблауэр, хотя и неясно, различил марсели «Луары». Они были круто обрасоплены, и он видел в подзорную трубу только узкие полоски. «Отчаянный» был не меньше чем в четырех милях на ветре от нее.
– Смотрите! Она поворачивает оверштаг, сэр! Полоски превратились в прямоугольники, дрогнули и встали. Теперь марсели «Луары» обрасоплены параллельно марселям «Отчаянного» – оба судна идут одним галсом.
– Они повернулись оверштаг, как только заметили нас, сэр. Они по-прежнему играют с нами в прятки.
– В прятки? Мистер Буш, я полагаю, началась война. Трудно было произнести эти слова спокойно, словно между делом, как надлежит человеку с железными нервами: Хорнблауэр старался, как мог. У Буша таких предрассудков не было. Он уставился на Хорнблауэра и присвистнул. Но он смог мысленно повторить тот путь, который только что проделал Хорнблауэр.
– Я думаю, вы правы, сэр.
– Спасибо, мистер Буш. – Хорнблауэр произнес это язвительно, и тут же пожалел о сказанном. Нечестно заставлять Буша расплачиваться за напряжение, которое испытывает его капитан, да и не вяжется с его идеалом непроницаемости обнаруживать это напряжение. Хорошо, что следующий приказ который Хорнблауэр собирался отдать, наверняка отвлечет Буша от полученной обиды.
– Я думаю, нам лучше послать матросов по местам, мистер Буш. Подготовьте корабль к бою, но пушки пока не выдвигайте.
– Есть, сэр!
Буш широко улыбнулся, не скрывая радостного возбуждения. Вот он уже выкрикивает приказы. По всему кораблю засвистели дудки. Барабанщик морской пехоты выбрался из люка. Ему было не больше двенадцати лет, и вся его одежда была в страшном беспорядке. Он не только кое-как вытянулся по стойке «смирно», взбежав на шканцы, он еще напрочь забыл, что его учили высоко поднять палочки над барабаном, прежде чем выбить дробь – так он торопился.
Появился Провс – его боевой пост был на шканцах, рядом с капитаном.
– Она сейчас прямо на правом траверзе, сэр, – сказал он, глядя на «Луару». – Небыстро она поворачивается. Этого и следовало ожидать.
В расчет Хорнблауэра входило и то, что «Отчаянный» будет поворачивать оверштаг быстрее, чем «Луара». Появился Буш и козырнул.
– Корабль к бою готов, сэр.
– Спасибо, мистер Буш.
Вся жизнь флота отразилась в этих секундах – момент решимости, спешка, волнение, а затем – долгое ожидание. Два судна шли в бейдевинд параллельными галсами на расстоянии четырех миль. «Отчаянный» был почти прямо на ветре от «Луары». Эти четыре мили и направление ветра обеспечивали «Отчаянному» неуязвимость. Пока он сохраняет этот разрыв, он в безопасности. Если по какой-нибудь случайности разрыв сократится, сорок восемнадцатифунтовых пушек «Луары» живо с ним разделаются. Он сможет драться в надежде на славу, но не на победу. Подготовить корабль к бою было не более чем жестом; люди погибнут, люди будут жестоко искалечены – но результат будет такой же, как если бы «Отчаянный» покорно сдался на милость неприятеля.
– Кто у штурвала? – спросил Провс, ни к кому в особенности не обращаясь, и зашагал к рулевым. Видимо, он подумал о том же самом.
Враскачку подошел боцман – он обязан был следить за парусами и такелажем, поэтому специального места в бою не имел и вполне мог расхаживать по судну. Но сейчас он держался очень официально. Он не просто козырнул Бушу, он снял шляпу и стоял, держа ее в руках. Ветер трепал его косичку. Видимо, он испрашивал разрешение обратиться.
– Сэр, – сказал Буш. – Мистер Вайз спрашивает от имени матросов, сэр. Началась ли война?
Да? Нет? – Лягушатники знают, а мы – нет. Пока нет, мистер Вайз. – Нестрашно, если капитан признается в своей неосведомленности, когда причина этого вполне очевидна команде. Сейчас, возможно, стоило бы произнести зажигательную речь, но, еще немного подумав, Хорнблауэр решил этого не делать. И все же чутье говорило ему, что нельзя ограничиться одной короткой фразой.
– Всякий, кто полагает, будто свои обязанности в мирное время можно исполнять иначе, чем в военное, рискует, что ему исполосуют спину, мистер Вайз. Передайте это матросам.
Пока достаточно. Провс вернулся и глядел, прищурясь, на такелаж, оценивая, как ведет себя судно.
– Как вы думаете, сэр, мы могли бы поставить грота-стаксель?
Вопрос этот подразумевал многое, но ответ на него мог быть только один.
– Нет, – сказал Хорнблауэр.
Стаксель, возможно, немного прибавил бы «Отчаянному» скорости. Но он очень сильно накренил бы судно, а это, вместе с возросшей площадью парусов, значительно увеличило бы снос в подветренную сторону. Хорнблауэр видел свой корабль в сухом доке, знал обводы его днища и мог оценить максимальный угол, при котором он будет держаться за воду. Эти два фактора следовало уравновесить, а кроме того, включался третий – если увеличить площадь парусов, увеличится и вероятность чему-нибудь оторваться. Любая неприятность – мелкая или крупная, от разорвавшегося троса до упавшей стеньги – оставит беспомощный шлюп под пушками неприятеля.
– Если ветер ослабнет, это будет первый дополнительный парус, который я поставлю, – продолжил Хорнблауэр, чтоб смягчить категоричность своего отказа, потом добавил:
– Замерьте положение «Луары» относительно нас.
– Я это сделал, сэр, – ответил Провс. Хорнблауэр мысленно его похвалил.
– Мистер Буш! Можете отпустить подвахтенных.
– Есть, сэр.
Эта погоня – эта гонка – может затянуться на часы, даже на дни, и незачем раньше времени переутомлять команду. Налетел новый, более сильный порыв ветра, обрызгав палубу дождем. «Луара» исчезла из виду. Лавируя против ветра, «Отчаянный» подскакивал, как бумажный кораблик.
– Интересно, сколько матросов сейчас страдают морской болезнью? – Хорнблауэр выговорил эти отвратительные слова как человек, трогающий больной зуб.
– Я бы сказал, не так много, сэр, – отвечал Буш совершенно бесстрастно.
– Позовите меня, когда «Луару» снова станет видно, – сказал Хорнблауэр. – Позовите меня в любом случае, если будет нужно.
Он произнес эти слова с неимоверным достоинством.
Потребовалось выматывающее физическое усилие, чтоб пройти по палубе в каюту. Дурнота усиливалась из-за того, что палуба прыгала под ногами, из-за того, что койка, на которую он со стоном повалился, раскачивалась из стороны в сторону. Через час его поднял сам Буш.
– Погода проясняется, сэр, – сквозь шум донесся из-за двери голос первого лейтенанта.
– Очень хорошо. Иду.
Когда он вышел, по правому борту уже виднелся темный силуэт. Вскоре совсем прояснилось, и «Луара» стала хорошо видна. Она сильно накренилась, реи круто обрасоплены. Когда она выпрямилась, пушечные порты стали видны так отчетливо, что их можно было сосчитать. Брызги клубились под наветренным бортом, потом она снова накренилась, и на мгновение мелькнуло ее розовато-бурое, покрытое медью днище. Хорнблауэр заметил про себя то, что Провс и Буш одновременно выразили словами.
– Она нас нагоняет! – сказал Буш.
– Она сместилась на целый румб, – сказал Провс. «Луара» движется быстрее «Отчаянного». Все знают, что французские корабелы искуснее английских, и французские суда обычно более быстроходны. В данном конкретном случае это сулило трагедию. Но вот и еще одна новость, еще худшая.
– Я думаю, сэр, – Буш говорил так медленно, словно каждое слово причиняло ему боль, – она еще и нагоняет нас на ветре.
Буш имел в виду, что «Луару» не так сильно сносит ветром, как «Отчаянный», соответственно «Отчаянный» дрейфует к «Луаре», ближе к ее пушкам. Дурное предчувствие резануло Хорнблауэра по сердцу – он понял, что Буш прав. Если ветер не переменится, то раньше или позже, но «Луара» откроет порты и начнет обстрел. Так что самый простой способ уйти от опасности Хорнблауэру заказан. Если б «Отчаянный» был более ходким из двух судов, если б он мог идти круче к ветру, он мог бы сохранять такое расстояние, какое сочтет нужным. Первая линия обороны прорвана.
– Это не удивительно. – Хорнблауэр старался говорить холодно и безразлично, подчеркивая приличествующее капитану достоинство. – Она в два раза больше нас.
Когда лавируешь против ветра, существенную роль играет размер корабля. В маленькое и большое судно ударяют одинаковые волны, но они сильнее сносят маленькое; кроме того, киль большого судна расположен глубже под водой, где волнение меньше.
Три подзорных трубы, как по команде, устремились на «Луару».
– Она немного привелась к ветру, – сказал Буш.
Хорнблауэр видел, как марсели «Луары» на мгновение заполоскали. Французский капитан немного увеличил разрыв, чтоб выиграть несколько ярдов против ветра – имея большую скорость, он мог себе это позволить.
– Да. Сейчас мы опять на одном курсе, – сказал Провс. Французский капитан свое дело знал. Математически, если преследуешь судно против ветра, следует держаться от преследуемого прямо по направлению ветра. Сейчас «Отчаянный» оказался именно в такой позиции относительно «Луары». Последняя, вернувшись на прежний курс, шла в крутой бейдевинд, выиграв у ветра двадцать или тридцать ярдов. Раз за разом сокращая разрыв в направлении ветра на двадцать-тридцать ярдов и постоянно нагоняя, она рано или поздно подойдет к ним достаточно близко.
Все трое опустили подзорные трубы, и Хорнблауэр встретил взгляды своих подчиненных. Они ждали, что же он предпримет.
– Свистать всех наверх, пожалуйста, мистер Буш. Я поверну судно оверштаг.
– Есть, сэр.
Момент был опасный. Если «Отчаянный» откажется приводиться к ветру, как случилось с ним однажды под управлением Карджила, он потеряет скорость, и ветер понесет его, беспомощного, навстречу «Луаре». А при таком ветре паруса могут изорваться в клочья, даже если не оторвется что-нибудь еще более важное. Маневр нужно провести безупречно. Так совпало, что на вахте вновь стоял Карджил. Можно было доверить дело ему, или Бушу, или Провсу. Но Хорнблауэр отлично знал, что, переложив ответственность на другого, он безнадежно уронит себя в собственных глазах, и в глазах команды.
– Я поверну судно, мистер Карджил, – сказал он, необратимо беря ответственность на себя.
Он подошел к штурвалу, огляделся. Он чувствовал, как колотится его сердце, и заметил с мгновенным изумлением, что это ему приятно, что опасность доставляет ему удовольствие. Он заставил себя забыть обо всем, кроме судна. Матросы стояли по местам, все глаза были устремлены на него. Ветер ревел в ушах. Хорнблауэр встал покрепче, глянул на море впереди корабля. Наступил нужный момент.
– Помалу, – проревел Хорнблауэр стоящим у руля матросам. – Руль к ветру.
«Отчаянный» послушался не сразу. Но вот нос его начал поворачиваться.
– Руль на ветер!
Матросы взялись за шкоты и булини передних парусов.
Хорнблауэр следил за судном, как тигр за своей жертвой.
– Шкоты, галсы отдать! – потом опять рулевым: – Руль на борт!
Судно быстро приводилось к ветру.
– Пошел контра-брас! – Матросы были захвачены общим волнением. Булини и брасы отдали, и реи тяжело начали поворачиваться в тот самый момент, когда «Отчаянный» встал против ветра.
– Одерживай! Руль на борт, – выкрикивал Хорнблауэр. «Отчаянный» поворачивался быстро. Скорость была достаточной, чтоб руль хорошо забирал, остановив поворот прежде, чем судно повернется слишком сильно.
– Пошел боковые брасы!
Дело сделано. «Отчаянный» лег на другой галс, не потеряв ни одной лишней секунды, ни одного лишнего ярда и теперь несся вперед, а волны ударяли в его правую скулу. Но времени радоваться не было – Хорнблауэр заспешил к левой раковине, чтоб направить подзорную трубу на «Луару». Она, естественно, поворачивала – теория погони против ветра требует, чтоб преследователь менял галс одновременно с преследуемым. Но «Луара» обречена была немного запаздывать. Догадаться, что «Отчаянный» поворачивает, можно было лишь в тот момент, когда его фор-марсель заполоскал – даже если вся команда «Луары» стояла на местах, готовая к повороту, «Отчаянный» получал двухминутную фору. И теперь, когда «Отчаянный» шел новым галсом, наполнив все паруса, фор-марсель «Луары» еще немного заполаскивал. Она все еще поворачивалась. Чем больше времени будут занимать у нее повороты, тем больше она будет проигрывать гонку.
– Мы увеличили разрыв в направлении ветра, – сказал Провс, глядя в подзорную трубу. – Сейчас мы отрываемся от нее в направлении движения.
«Отчаянный» вернул часть своего бесценного разрыва. Вторая линия обороны Хорнблауэра оказалась надежнее первой.
– Еще раз возьмите азимут, мистер Провс, – приказал Хорнблауэр.
Как только поворот был закончен, вновь начали сказываться исходные преимущества «Луары». Она демонстрировала и свою быстроходность, и свою способность идти круто к ветру. Она переместилась с раковины «Отчаянного» на траверз; после этого она смогла ненадолго привестись и сократить разрыв в направлении ветра. Минуты проносились как секунды, часы как минуты. «Отчаянный» мчался вперед, его команда застыла в напряжении на кренящейся палубе.
– Пора снова поворачивать? – осмелился заметить Буш. Но теоретически правильный момент действительно уходил.
– Мы подождем немного, – сказал Хорнблауэр. – Мы дождемся вот этого шквала.
Шквал налетел, и мир скрылся за плотной завесой дождя. Хорнблауэр отошел от коечных сеток, поверх которых смотрел, и по круто наклоненной палубе подошел к штурвалу. Он взял рупор.
– Приготовиться к повороту оверштаг.
В реве ветра команда едва ли слышала его слова, но все смотрели на него, не отрываясь, и вышколенные матросы не могли спутать приказы. Непросто повернуть судно во время шквала, – ветер налетал порывами, непредсказуемо меняющимися на один-два румба. Но «Отчаянный» так хорошо слушался – пока маневр был точно просчитан по времени – и можно было пойти на этот риск. Легкое изменение ветра грозило потерей скорости, но это можно было преодолеть за счет инерции вращения. Порыв ветра стих, и дождь прекратился в тот самый момент, когда команда круто обрасопила реи. Шквал ушел в сторону, по-прежнему скрывая «Луару».
– Мы их перехитрили! – с удовлетворением произнес Буш. Он злорадно представлял себе, как «Луара» мчится на прежнем галсе, когда «Отчаянный» благополучно лег на другой и быстро увеличивает разрыв.
Они наблюдали, как шквал бежит по пенистому серому морю в сторону Франции. Потом они увидели неясный силуэт. Он постепенно вырисовывался все четче.
– Тысяча… – воскликнул Буш. Он был настолько ошарашен, что не закончил ругательства. Из-за шквала возникла «Луара». Она преспокойно шла тем же галсом, что и «Отчаянный», разрыв нимало не увеличился.
– Этот трюк мы больше пробовать не будем, – сказал Хорнблауэр. Он попытался улыбнуться, не разжимая губ.
Французский капитан явно не дурак. Он видел, что «Отчаянный» оттягивает поворот до последнего, и упредил его. Он повернулся одновременно с ним. Вследствие этого он очень мало потерял при повороте, и уже успел это наверстать. Да, он опасный противник. Это один из самых талантливых капитанов во французском флоте. Было несколько капитанов, отличившихся за время прошлой кампании, правда, вследствие превосходящей мощи британского флота к концу войны почти все они оказались в плену, но Амьенский мир освободил их.
Хорнблауэр отвернулся от Буша и Провса. Он попытался пройти по круто накренившейся палубе и подумать, что из этого вытекает. Ситуация опасная, опаснее некуда. Ветер и волны неуклонно приближают «Отчаянного» к «Луаре». Как раз тогда, когда Хорнблауэр попытался пройтись по палубе, он почувствовал, как корабль необычно вздрогнул – это была «бродячая волна», возникающая в результате необычной комбинации ветра и волн, и она ударяла в борт «Отчаянного», как таран. «Бродячая волна» набегала каждые несколько секунд, снижая скорость «Отчаянного» и снося его по ветру. Такие же волны набегали и на «Луару», но, при ее размерах, не так на нее влияли. Вместе с другими силами природы они неуклонно уменьшали разрыв между двумя судами.
Предположим, он решится на ближний бой. Нет, об этом он уже думал. У него хороший корабль и вышколенная команда, но при таком ветре эти преимущества практически сведутся на нет тем, что «Луара» обеспечит более устойчивую опору для орудий. У «Луары» в два раза больше пушек и в два раза более тяжелые ядра. Это неразумный риск. На мгновение Хорнблауэр представил себя занесенным в будущую историю. Он может прославиться как первый британский капитан, павший жертвой французов в нынешней войне. Вот так слава! Несмотря на холодный ветер, к щекам его прилила горячая кровь: он представил себе бой. Ужасы являлись длинной чередой, как короли в «Макбете». Он подумал о смерти. Он подумал о плене – это он уже испытал в Испании и лишь чудом вырвался на свободу. Прошлая война длилась десять лет – эта может продлиться столько же. Десять лет в тюрьме! Десять лет другие офицеры будут добывать себе славу и отличия, богатеть на призовых деньгах, он же будет гнить в тюрьме, постепенно превращаясь в дряхлого безумца, забытый всеми, даже Марией. Он предпочел бы умереть, как предпочел бы смерть увечью. По крайней мере (жестоко заметил он про себя) так он думает сейчас. Возможно, встань он перед выбором, он начал бы цепляться за жизнь – умирать он не хотел. Он пытался внушить себе, что не боится смерти, что ему просто жаль упустить все интересное и приятное, возможно, ожидающее его в жизни. И тут же запрезирал себя, зная, что просто не хочет видеть жестокую истину – он боится.
И тут он встряхнулся. Он в опасности, и сейчас не время копаться в своих чувствах. Сейчас требуются решимость и изобретательность. Прежде, чем повернуться к Бушу и Провсу, он постарался сделать безучастное лицо.
– Мистер Провс, – сказал он. – Принесите ваш журнал. Давайте взглянем на карту.
В черновом журнале были отмечены все перемены курса, ежечасные замеры скорости, и с их помощью можно рассчитать – или прикинуть – теперешнее положение судна, исходя из той точки вблизи Ар Мен, откуда они тронулись в путь.
– Мы сместились на целых два румба под ветер, – горестно произнес Провс. Пока они сидели в штурманской рубке, его длинное лицо все вытягивалось и вытягивалось. Хорнблауэр тряхнул головой.
– Не больше полутора. И отлив помогает нам последние два часа.
– Надеюсь, вы правы, сэр, – сказал Провс.
– Если я не прав, – ответил Хорнблауэр, орудуя параллельными линейками, – нам придется придумать другой план.
Отчаяние ради отчаяния раздражало Хорнблауэра в других – он слишком хорошо знал это чувство.
– Еще два часа, – сказал Провс, – и мы окажемся под пушками француза.
Хорнблауэр пристально посмотрел на Провса, и под этим взглядом Провс наконец исправил свое упущение, запоздало прибавив «сэр». Хорнблауэр не собирался допускать отклонений от дисциплины, какой бы критической не была ситуация – он слишком хорошо знал, к чему это ведет. Добившись своего, он не стал больше заострять на этом внимание.
– Как вы видите, мы можем пройти Уэссан на ветре, – объявил он, глядя на линию, которую только что прочертил на карте.
– Возможно, сэр, – сказал Провс.
– С запасом, – продолжал Хорнблауэр.
– Я не сказал бы, что с запасом, сэр, – возразил Провс.
– Чем ближе, тем лучше, – сказал Хорнблауэр. – Но это зависит не от нас. Мы не можем больше терять ни дюйма в направлении ветра.
Он уже не раз думал об этой возможности, о том, чтобы обойти Уэссан так близко, как «Луара» это сделать не сможет. Тогда «Отчаянный» оставит «Луару» позади, как кит, отскобливший о камень морской желудь – идея занятная, но при теперешнем направлении ветра неосуществимая.
– Но даже если мы можем обойти Уэссан, сэр, – настаивал Провс, – я все равно не вижу, что мы от этого выигрываем. Мы раньше окажемся на расстоянии выстрела.
Хорнблауэр положил карандаш. Он чуть было не сказал:
«Может быть вы посоветуете во избежание хлопот спустить флаг сию же минуту, мистер Провс?», но в последний момент вспомнил, что упоминание о возможной капитуляции, даже в качестве упрека, противоречило бы Своду Законов Военного Времени. Вместо этого он решил наказать Провса, ничего не сообщив ему о своих планах – это тоже неплохо, потому что план может провалиться, и тогда придется отступать на следующую линию обороны.
– Время покажет, – резко сказал он, вставая со стула. – Мы нужны на палубе. Время поворачивать оверштаг.
Они вышли на палубу. Ветер ревел по-прежнему, все так же летели брызги. Вот и «Луара» прямо по направлению ветра – она снова взяла круче, сокращая драгоценный разрыв. Матросы работали у помп – в такую погоду приходилось по полчаса из каждых двух откачивать воду, проникающую через швы.
