Текст книги "Коммодор Хорнблауэр"
Автор книги: Сесил Скотт Форестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Крючковой на вельботе зацепился за ванты «Мэгги Джонс» и мичман стремительно бросил свою партию на верхнюю палубу. Не было заметно, чтобы кто-то собирался оказать им сопротивление, но пока матросы бежали на корму вдруг послышался пистолетный выстрел и Хорнблауэр увидел мичмана, склонившегося над корчившимся телом капитана. Хорнблауэр вдруг поймал себя на том, что готов растерзать этого мичмана, отдать его под трибунал. выкинуть со службы и заставить выпрашивать себе милостыню на кусок хлеба – если только он безо всякой необходимости убил капитана «Мэгги Джонс». Жажда услышать хоть какие-нибудь свежие новости, получить хоть какую-нибудь информацию была столь сильна, что Хорнблауэр ощутил необыкновенную горечь разочарования при одной мысли, что капитан сбежал от него столь неожиданным, хоть и печальным образом.
– Почему, черт побери, я не пошел туда сам, – спросил он вслух, ни к кому, собственно, не обращаясь: – Капитан Буш! Я был бы очень вам обязан, если бы вы приказали спустить мою гичку.
– Но ведь черная оспа, сэр –
– Черт побери эту оспу! Ее нет на этом чертовом судне!
Голос мичмана донесся к ним над водой:
– Эй, на «Несравненном»! Это – приз. Взят вчера французским капером.
– Кто этот капитан, с которым я разговаривал? – крикнул в ответ Хорнблауэр.
– Англичанин-перебежчик, сэр. Он застрелился, как только мы поднялись на борт.
– Он мертв?
– Пока нет, сэр.
– Мистер Харст, – сказал Буш: – вызовите хирурга. Даю ему одну минуту на то, чтобы собрать свои манатки. Я хочу, чтобы этот перебежчик остался жив – по крайне мере, до тех пор, пока мы не отправим его на нок реи.
– Пошлите его в моей гичке, – добавил Хорнблауэр и продолжил уже в рупор: – Пришлите пленных и офицеров судна ко мне!
– Есть, сэр!
– А сейчас я, пожалуй, что-нибудь на себя накину, – Хорнблауэр вдруг только сейчас понял, что больше часа простоял на шканцах почти абсолютно голым – если бы он поддался первому желанию и бросился бы в гичке на «Мэгги Джонс», ему пришлось бы подниматься на ее палубу в чем мать родила.
Капитан «Мэгги Джонс» и двое его помощников сидели в коммодорской каюте, а Хорнблауэр и Буш с пристрастием расспрашивали их, то и дело нанося делая пометки на расстеленной перед ними карте Балтийского моря.
– Мы слышали, что перебежчик сказал вам правду, сэр, – проговорил капитан. – Мы уже десять дней как шли из Мемеля в направлении Бельта и тут он нас вчера захватил – большой капер с корабельной оснасткой, гладкопалубный, по десять пушек с каждого борта. Называется «Blanchefleur» – «Белый цветок» или как его там. Такие кораблики лягушатники называют корветами. Под французским флагом. Они высадили нам на палубу призовую партию под командой этого перебежчика – Кларка, сэр – и, думаю, судно уже направлялось в Киль, когда вы его перехватили. Они заперли нас в лазарете. Боже, как мы орали, надеясь, что вы нас все-таки услышите.
– Мы вас услышали, – кратко заметил Буш.
– Как обстояли дела в Мемеле, когда вы уходили оттуда? – поинтересовался Хорнблауэр.
Лицо капитана сморщилось; если бы он был французом, то наверняка бы пожал плечами.
– Как обычно. Русские порты по-прежнему для нас закрыты, но они выдают лицензию на торговлю с Англией любому, кто за ней обратится. То же самое у шведов, на другом берегу.
– А что насчет войны между Бонапартом и Россией?
На этот раз сомнения таки заставили капитана пожать плечами.
– Все об этом говорят, но никто толком ничего не знает. Повсюду полно солдат. Если Бони действительно полезет в драку, они встретят его не хуже, чем в прошлый раз – вы же знаете русских, сэр.
– А вы думаете, он полезет?
– Я думал, вы мне об этом скажете, сэр. Но то, что сказал вам Кларк – правда, сэр. Царь должен скоро встретиться с Бернадоттом. Наверное, вы знаете, что это означает. Я – маленький человек, сэр, и для меня это не означает ничего. Слишком уж много было всех этих встреч, конференций и конгрессов.
Значит, все оставалось по-прежнему: Швеция и Россия по-прежнему сохраняли свою двусмысленную позицию, будучи номинально противниками Англии и союзниками Бонапарта, делая вид, что воюют, делая вид, что сохраняют мир, наполовину враждебны, наполовину – нейтральны, в той странной манере, которая, похоже, начинает в наши дни входить в моду. До сих пор неясно, решится ли Бонапарт на столь отчаянный шаг и объявит войну России. Никто не может предсказать поведение Бонапарта. Может показаться, что для него лучше было бы сосредоточить все свои силы для окончания войны в Испании и предпринять еще одну попытку поставить Англию на колени прежде, чем двинуться на завоевание Востока; но, с другой стороны, быстрый и решительный удар по России может освободить его от мощного противника и, по всей видимости, не вполне лояльного союзника. Бонапарт слишком часто побеждал, ему удалось повергнуть в прах почти все государства Европы – кроме Англии – и трудно предположить, что Россия сможет выстоять под мощными ударами его сил. А после разгрома России у него вообще не останется врагов на материке. Лишь Англия будет противостоять ему – и то Англия, лишенная одной руки – своих сухопутных союзников. Очень хорошо, что Англия не оказала поддержки Финляндии, когда Россия напала на эту маленькую страну. Это давало теперь возможность при необходимости возобновить союз с Россией.
– А теперь расскажите мне об этом «Бланш Флер» – сказал Хорнблауэр, сворачивая свою карту.
– Он сцапал нас неподалеку от Рюгена, сэр. В восьми милях к юго-западу от Зассница. Видите ли, сэр…
Хорнблауэр внимательно слушал объяснения. Двадцатипушечный корвет под командой хорошего капитана-француза был серьезной угрозой для торгового судоходства на Балтике. Поскольку это самое судоходство с таянием льда как раз и оживилось, его долг, как британского морского офицера, уничтожить этот капер или загнать его в порт и запереть там блокадой. Столь хорошо вооруженный корабль сможет выдержать жаркую схватку с каждым из его шлюпов. Хорнблауэр все же надеялся заманить француза в западню – корвет наверняка обладает слишком большой скоростью, чтобы «Несравненный» смог при погоне в кильватер приблизиться к нему на дистанцию бортового залпа. Француз отсылает свои призы в Киль – там с них снимают пленных, сажают французскую команду и суда начинают свой опасный путь на запад, огибая Данию – Бонапарту необходимы их грузы, ведь Франция строит корабли в каждом порту – от Гамбурга до Триеста.
– Благодарю вас, джентльмены, – наконец промолвил Хорнблауэр: – больше я вас не задерживаю. Капитан Буш, теперь мы поговорим с пленными.
Но от матросов, входивших в призовую команду «Мэгги Джонс», немногое удалось узнать – даже когда их допросили по отдельности. Четверо из них были французами и Хорнблауэр, сопровождаемый восхищенными взглядами Буша, лично допрашивал их. Бушу удалось успешно позабыть даже тот ничтожный запас французских слов, которые он с таким мучением выучил во время их вынужденного пребывания во Франции. Еще двое матросов были датчанами, а двое – немцами; пришлось вызвать мистера Броуна, чтобы тот переводил во время их допроса. Все они были опытными моряками и, как догадывался Хорнблауэр, охотно предпочли завербоваться на «Бланш Флер», нежели дожидаться, пока их призовут во флот или армию Бонапарта. Несмотря на перспективу провести остаток жизни в английской тюрьме, все французы как один отказались от предложения перейти на службу в английский флот, зато остальные согласились сразу же, как мистер Броун перевел им это предложение. Буш потирал руки от радости, что таким образом разжился сразу четырьмя опытными матросами – и это при хронической недоукомплектованности команды. Эти немцы и датчане уже освоили немного французского на «Бланш Флер» и, вне сомнения, вскоре научатся достаточно понимать по-английски, послужив на «Несравненном» или на «Лотосе». Конечно, освоение незнакомого языка пойдет быстрее под чутким руководством опытного бакового старшины, вооруженного хорошим линьком…
– Забирайте их и прочтите им «Свод законов военного времени», мистер Харст, – произнес Буш, вновь потирая руки: – а теперь, сэр, не пришел ли черед взглянуть на этого проклятого английского перебежчика?
Кларк лежал на верхней палубе «Несравненного», куда его подняли на конце, пропущенном через блок на ноке рея; корабельный хирург все еще склонялся над ним. Врач пытался привести раненного в чувство, но, похоже, единственное, в чем он, кажется, преуспел – это окончательно раздробил ему нижнюю челюсть. Кровь была повсюду – на синем сюртуке и белых штанах раненного, на бинтах, покрывающих его голову. Он лежал, корчась в предсмертных судорогах на куске парусины, на котором его подняли на борт. Хорнблауэр еще раз взглянул на распростертое перед ним тело. Черты лица, которые ему удалось рассмотреть, – лица, белого как мел, на котором даже загар казался лишь налетом грязи, – были тонкими и слабыми. Тонкий нос, впалые щеки, карие, почти по-женски большие глаза под жидкими песочного цвета бровями. Те немногие пряди волос, которые выбивались из-под бинтов, также были песочно-рыжеватого цвета. Любопытно, какое стечение обстоятельств заставило этого человека предать свою родину и перейти на службу к Бонапарту? Может быть, нежелание оставаться в плену? Хорнблауэр хорошо помнил, что значит плен, – он побывал в плену у испанцев в Ферроле и Росасе, а позже – во Франции. Но это тонкие, почти аристократичные черты лица… Нет, он явно не походил на человека, который бы сходил с ума от тюремной тоски. Скорее всего, на предательство его толкнула женщина, или же он просто дезертировал с флота в страхе перед наказанием – поркой, а то и чем пострашнее. Интересно будет взглянуть ему на спину – не прогулялась ли по ней кошка-девятихвостка? Возможно, это – ирландец, один из тех фанатиков, которые в своей жажде насолить Англии не хотят видеть, что даже худшее из того, что Англия когда-либо причинила Ирландии – ничто по сравнению с муками, которые уготовит его родине Бонапарт, если когда-нибудь она окажется в его власти. Но кем бы он ни был – это человек способный и сообразительный. Как только он увидел, что «Лотос» отрезал ему пути отступления, то сразу же лег на единственный курс, который оставлял ему хоть и минимальные, но шансы на спасение. Он спокойно подвел «Мэгги Джонс» почти на расстояние вытянутой руки к «Несравненному», выдумка об оспе на борту была просто гениальной, а его речь во время переговоров в рупор звучала почти вполне естественно.
– Он выживет? – спросил Буш у хирурга.
– Нет, сэр. Мандибула слишком сильно повреждена с обеих сторон – я имею в виду, что его челюсть раздроблена, сэр. Есть трещины и в максилле – верхней челюсти, сэр. И еще его язык – по сути, вся глоссо—фарингальная область – фактически разнесена в клочья. Хаэмморагия может оказаться смертельной – иными словами, этот человек может просто истечь кровью, хотя сейчас я и не уверен в этом. Зато абсолютно ничто не сможет остановить гангрену сэр, а она в этой части организма неминуемо смертельна. В любом случае, он умрет от истощения, от голода и жажды, даже если мы попытаемся поддерживать в нем жизнь per rectum – питательными клизмами, сэр.
При других обстоятельствах эти мучительные попытки врача говорить простым и понятным языком могли бы даже вызвать улыбку.
– Значит, судя по всему, его уже ничто не может спасти?
Человеческая жизнь – вот, что стояло за этими рассуждениями.
– Мы должны повесить его, сэр, прежде, чем он умрет, – проговорил Буш, обернувшись к Хорнблауэру: – Можно собрать трибунал.
– Но он не может высказаться в свое оправдание, – заметил Хорнблауэр.
Буш развел руки весьма красноречивым жестом.
– Какие оправдания он может привести, сэр? У нас есть все необходимые доказательства – кроме фактов еще и показания пленных.
– Он мог бы постараться опровергнуть обвинения, если бы мог говорить, – произнес Хорнблауэр. Абсурд, конечно, но приходилось так говорить. Не было никаких сомнений в виновности Кларка – сама его попытка самоубийства доказывала вину, даже если бы не было других улик, но Хорнблауэр великолепно знал, что он не способен повесить человека, который физически не в состоянии предпринять что-либо в свою защиту.
– Он ускользнет у нас из рук, если мы будем ждать, сэр.
– Так дайте ему умереть.
– Но урок для команды, сэр…
– Нет, нет и нет! – вспыхнул Хорнблауэр: – Какой урок получит команда, если на ее глазах буду вешать умирающего, который, кстати, даже не поймет, что с ним делают?
Было сущей мукой наблюдать за сменой выражений на лице Буша. Буш был добрым человеком, хорошим братом своим сестрам и послушным сыном для своей матери – и вдруг эта жажда убийства, желание повесить умирающего. Нет, конечно же, дело не в кровожадности – все, чего хочет Буш – это отомстить предателю, который поднял руку против своей Родины.
– Это покажет матросам, что значит дезертировать, – продолжал Буш, подыскивая аргументы. Хорнблауэр знал – по собственному двадцатилетнему опыту – каким бичом божьим является дезертирство для каждого британского капитана. Полжизни уходит на то, чтобы найти команду для корабля и еще половина – на то, чтобы ее удержать.
– Возможно, – заметил Хорнблауэр: – но я сомневаюсь, чтобы урок пошел в прок.
Сам он не видел ничего хорошего в том, что на глазах всей команды горло абсолютно беспомощного человека захлестнут петлей, чтобы потом вздернуть на ноке рея, – а вот вред от всей этой затеи, безусловно, будет.
Буш все еще жаждал крови. Хотя он уже ничего не говорил, это было видно по его лицу, а с губ были готовы сорваться новые слова протеста.
– Спасибо, капитан Буш, – наконец произнес Хорнблауэр: – Я подумаю.
Буш не понимает и, наверное, уже никогда не поймет, что обычная месть – бессмысленная, дикая, по принципу «око за око», – никогда не приносит пользы.
Глава 8
«Бланш Флёр», скорее всего, все еще рыщет вокруг острова Рюген. Мыс Аркона был бы для нее очень удобным местом для засады – практически все суда, выходящие в Балтийское море из русских или финских портов вынуждены подходить тут к берегу на дистанцию прямой видимости и, зажатые между берегом и двухсаженной отмелью Адлергрунд, стать легкой добычей капера. Зато француз не знает ни о прибытии английской эскадры, ни о том, что недавнее избавление «Мэгги Джонс» от призовой команды так быстро навело англичан на его след.
– Думаю, все ясно, джентльмены? – спросил Хорнблауэр, оглядывая свою каюту и собравшихся в ней капитанов.
Ответом ему был одобрительный шумок. Викери с «Лотоса» и Коул с «Ворона» выглядели глубоко разочарованными. Каждый из них надеялся, что именно его шлюп будет отправлен в погоню за «Бланш Флер» – успешная схватка один на один с кораблем, практически равным по силе могла бы стать самым быстрым путем из коммандеров в капитаны. Викери был молод и порывист – это он командовал шлюпками в операции по захвату «Севра» – а Коул был седоголовый и сутулый. Маунд, командир «Гарви» и Дункан, командир «Мотылька», были молодыми лейтенантами; Фримен, с тендера «Клэм», смуглый, с длинными темными волосами, напоминающий цыгана, выглядел совсем иначе: его проще было представить капитаном шхуны контрабандистов, нежели командиров корабля Его Величества. Следующий вопрос задал Дункан.
– С вашего позволения, сэр, а Шведская Померания нейтральна?
– Уайтхолл был бы счастлив узнать ответ на этот вопрос, мистер Дункан, – ответил Хорнблауэр с мрачной улыбкой. Он пытался выглядеть суровым и бесстрастным, но с этими замечательными ребятами это было нелегко.
Они улыбнулись ему в ответ; со странным чувством угрызения совести Хорнблауэр вдруг осознал, что его подчиненные уже в восторге от своего коммодора – и тут же виновато подумал, что если бы они знали про него всю правду, то, возможно, он понравился им значительно меньше.
– Еще вопросы, джентльмены? Нет? Тогда вы можете вернуться на свои корабли и занять свои позиции еще до наступления ночи.
На рассвете, когда Хорнблауэр вышел на палубу, по поверхности моря стлался легкий туман: c ослаблением западных ветров потоки холодной воды из покрытого тающими льдами Финского залива охлаждали теплый воздух, влага из которого превращалась в облака.
– Он может сгуститься, сэр, но ненамного, – проворчал Буш. Со шканцев еще можно было разглядеть фок-мачту – но уже не бушприт. С севера дул почти неощутимый бриз, и «Несравненный» почти полз, тяжело переваливаясь с носа на корму, по молчаливому морю под скрип и постанывание блоков и тросов.
– В шесть склянок я приказал бросить глубоководный лот, сэр, – доложил Монтгомери: – Девяносто одна сажень. Грунт – серый ил. Думаю, мыс Аркона неподалеку, сэр.
– Очень хорошо, мистер Монтгомери, – ответил Буш. Хорнблауэр был почти уверен, что лаконичностью в общении краткостью в общении со своими лейтенантами Буш повторяет манеру, которую Хорнблауэр применял к нему самому, в его бытность первым лейтенантом на «Сатерленде».
– Приходится идти почти вслепую, нащупывая дорогу лотом, – проворчал Буш с явным неудовольствием:
– Прямо как траулер с Доггер-банки. А помните, сэр, что сказали эти пленные с «Бланш Флер»? У них на борту лоцмана, которые знают все здешние воды как свои пять пальцев.
Пробираться по мелководью в густом тумане – большой двухдечный линейный корабль явно не был предназначен для подобных упражнений, но в предстоящей операции «Несравненный» имел особую ценность. По эту сторону Зунда было лишь несколько кораблей, способных сравниться с ним по силе; под его защитой эскадра может чувствовать себя в безопасности и идти туда, где ее присутствие необходимо. Датчане и шведы, русские и французы – все они располагают множеством небольших кораблей, но с появлением «Несравненного» они будут бессильны помешать англичанам.
– С Вашего позволения, сэр, – проговорил Монтгомери касаясь треуголки: – похоже, я слышу пушечные залпы.
Все прислушались, вглядываясь в густой и как будто липкий туман, окружавший шканцы. Единственными звуками были привычные поскрипывания и постанывания корабельного корпуса, да еще – глухой стук, с которым капли влаги, сконденсировавшейся на такелаже, падали на палубу. Наконец какой-то глухой, низкий гул достиг их ушей.
– Это пушки, сэр, или меня зовут не Сильванус Монтгомери!
– Доносится с кормы, – бесстрастно заметил Хорнблауэр.
– Прошу прощения, сэр, но я полагаю, что скорее справа по носу.
– Чертов туман, – проворчал Буш.
Если на «Бланш Флёр» каким-то образом узнали, что неподалеку бродит английская эскадра, капер просто исчезнет, подобно иголке в стоге сена. Хорнблауэр незаметно послюнявил и поднял вверх палец, вглядываясь в картушку компаса.
– Ветер северный, – наконец проговорил он: – возможно норд-норд-ост. Это было приятным открытием: с подветренной стороны – на пути вероятного бегства противника, – лежал остров Рюген, а в двадцати милях далее – побережье шведской Померании. Если «Бланш Флер» до сих пор не ускользнула из его сетей, то теперь французу не уйти.
– Продолжайте замер глубин, мистер Монтгомери, – приказал Буш.
– Есть, сэр!
– Еще пушечный выстрел! – воскликнул Хорнблауэр: – справа по носу, абсолютно точно.
Дикий крик донесся с марса:
– Вижу парус! Парус прямо по курсу!
В этом направлении непроглядная пелена казалась менее плотной. На расстоянии по крайней мере в четверть мили, с трудом, но можно было разглядеть смутный призрак судна, пробиравшегося сквозь туман.
– Корабельная оснастка, гладкая палуба – прищурился Буш: – это «Бланш Флер», точно, как из пушки!
В более плотной полосе тумана корабль-призрак исчез также неожиданно, как и появился.
– Право на борт, – проревел Буш: – пошел все к брасам!
Хорнблауэр уже стоял у нактоуза, торопясь запеленговать цель.
– Так держать, – бросил он рулевому: – держи прямо на него.
При таком легком бризе хорошенько пришпоренный надвигающейся опасностью капер сможет развить большую скорость, нежели тяжелый двухдечный корабль. В любом случае, лучше постараться удерживать «Несравненного» на ветре у француза, чтобы не дать тому вырваться из расставленной сети.
– Свистать всех наверх, – приказал Буш: – боевая тревога!
По кораблю разнеслась дробь барабанов и матросы побежали занимать места по боевому расписанию.
– Выкатить пушки, – продолжал командовать Буш: – один бортовой залп и она – наша.
Катки взревели – триста тонн металла сдвинулись со своих мест. У казенной части каждой из пушек замерли в готовности молчаливые группы моряков. Фитили медленно тлели в кадках.
– Эй, на марсе! Смотреть в оба! – проорал Буш и затем более спокойным тоном обратился к Хорнблауэру: – они могут лечь на обратный курс и сбить нас со следа в этом тумане.
Всегда существовала вероятность, что площадка марса будет выше толщи тумана, тогда с нее можно будет разглядеть слабый силуэт топов «Бланш Флёр» даже сели с палубы ничего не видать. Некоторое время стояла полная тишина, нарушаемая только криками лотового. «Несравненный» тихо колыхался на волнах, но в тумане трудно было себе представить, что он действительно продвигается вперед.
– У отметки двадцать! – выкрикнул лотовый.
Прежде чем он произнес последнее слово, Хорнблауэр и Буш повернулись и взглянули друг на друга – до сих пор они слушали доклады лотового механически, не особенно вдаваясь в детали. Но «у отметки двадцать» означало, что под глубина под ними не более двадцати морских саженей.
– Мелеет, сэр, – прокомментировал Буш.
Снова раздался крик с марса:
– Парус на подветренной раковине, сэр!
Буш и Хорнблауэр метнулись к релингам, но в непроницаемом тумане, окутавшем шканцы ничего не было видно.
– Эй, на марсе! Что вы видите?
– Сейчас ничего, сэр! Минуту назад мелькнули брамсели какого-то судна. Вот они опять, сэр! Два-три румба в корму от левого траверза, сэр!
– Какой у него курс?
– Примерно, как у нас, сэр! Вот они опять пропали.
– Дадим по нему залп, сэр? – спросил Буш.
– Пока нет, – ответил Хорнблауэр.
– Приготовиться у пушек левого борта! – приказал Буш.
Даже бортовым залпом с дальней дистанции можно было бы рассчитывать сбить одну-две стеньги, а то и мачту – тогда жертва далеко не уйдет.
– Прикажите людям не стрелять без команды, – проговорил Хорнблауэр: – это может быть «Лотос».
– Боже мой, это действительно может быть он, – согласился Буш.
«Лотос» находился на левом траверзе «Несравненного» в цепи судов британской эскадры, прочесывающий море по направлению к Рюгену. Кто-то несомненно стрелял из пушек – скорее всего, это и был «Лотос». Затем он подвернул на перехват «Бланш Флёр», что и могло привести его в точку, в которой с марса «Несравненного» заметили брамселя, а брамселя двух шлюпов с корабельной оснасткой, мелькающие в тумане, слишком похожи, чтобы глаз не подвел даже опытного моряка.
– Ветер свежеет, сэр, – заметил Харст.
– Так и есть, – согласился Буш: – дай Бог, чтобы он унес этот туман!
«Несравненный» ощутимо ускорил свой ход под свежеющим бризом; с носа донеслась радующая ухо моряка музыка – шум волн, рассекаемых форштевнем.
– Глубже восемнадцати! – выкрикнул лотовый.
Затем, должно быть, человек двадцать выкрикнули в один голос:
– Это он! Парус на левом траверзе! Это – «Лотос»!
Туман в этом направлении рассеялся и, на расстоянии не более трех кабельтов стал виден «Лотос», идущий под всеми парусами.
– Запросите его: «Где цель?» – коротко бросил Буш.
«Парус – в последний раз – видели – прямо по курсу» – сигнальный мичман прочитал ответ «Лотоса», не отрывая от глаз подзорную трубу.
– Ну да, очень полезное для нас сообщение, – недовольно проворчал Буш. По всему горизонту по-прежнему оставалось достаточно полос тумана, хотя солнечные лучи понемногу пробивались сквозь оставшуюся дымку и бледный диск солнца – серебряный, а не золотой, как обычно – просвечивал на востоке.
– Вот он! – неожиданно закричал кто-то с салинга: – вижу его корпус на левой равковине!
– Хочет улизнуть, клянусь Богом! – воскликнул Харст: – француз, наверное, начал разворот как только увидел нас. «Бланш Флер» была уже в добрых шести милях и на всех парусах спускалась под ветер – с палубы «Несравненного» виднелись только верхушки ее брамселей. Целая связка сигнальных флагов поднялась на мачте «Лотоса», а последовавший выстрел из пушки должен был привлечь к этому сигналу особое внимание.
– Он тоже увидел француза, – проговорил Буш.
– Будьте добры развернуть корабль, капитан Буш. Сигнал по эскадре: «Общая погоня за неприятелем».
«Несравненный» повернул на другой галс, среди проклятий офицеров, ругавших матросов за нерасторопность. «Лотос» также развернулся и шел рядом, раскачиваясь на волнах. Его нос был направлен точно на «Бланш Флер». Теперь, имея впереди по курсу побережье Померании, «Несравненного» на ветре и «Лотос» с «Вороном» с обоих флангов, «Бланш Флер» была практически обречена.
– «Ворон», похоже, уже почти вышел на траверз французу, сэр, – проговорил Буш, довольно потирая руки: – а скоро найдутся и наши бомбардирские кечи – куда их только занесло в этом тумане.
– У отметки четырнадцать! – доложил лотовый. Хорнблауэр наблюдал, как матрос, стоя на вантпутенсах, натренированным движением раскручивал тяжелую болванку лота, бросал ее вперед по ходу корабля, громко считывал отметку, когда лотлинь становился вертикально и затем быстро выбирал его, готовясь к следующему броску… Это была изнурительная работа, требующая постоянных тяжелых физических усилий. Более того, лотовый, должно быть, промок насквозь, раз за разом выбирая сотню футов линя, с которого крупными каплями стекала морская вода. Хорнблауэр знал достаточно про жизнь нижней палубы, чтобы не питать иллюзий: этому человеку вряд ли даже удастся хорошенько просушить свою куртку и штаны – он хорошо помнил, как в бытность мичманом на «Неустанном», под командованием капитана Пеллью, ему пришлось исполнять обязанности лотового в ту страшную ночь, когда в бискайском заливе они подошли почти вплотную к берегу и добили транспорт «Droits de l'homme» уже в волнах прибоя. В ту ночь он промерз до костей, а руки настолько окоченели, что пальцы на ощупь уже не ощущали разницы между марками на лоте – белая миткалевая лента, кусочек кожи с отверстием – и прочих. Сейчас он, наверное, уже не смог бы исполнять обязанности лотового, даже если бы очень постарался, а порядок следования марок на лотлине он-то уж точно позабыл. Хорнблауэр надеялся, что у Буша хватит добросердечия или, по крайней мере, здравого смысла, чтобы приказать сменять лотовых через определенные интервалы и изыскать возможность просушивать их одежду, но сам не мог прямо вмешиваться в то, что находилось в исключительной компетенции капитана. Буш персонально отвечает за организацию службы и порядок на корабле и будет абсолютно прав в своем недовольстве любым посторонним вмешательством – увы, среди розовых лепестков, устилающих ложе коммодора, тоже иногда встречаются шипы.
– У отметки десять! – прокричал лотовый.
– «Ворон» опережает цель, сэр, – доложил мичман: – намеревается отрезать ей путь.
– Очень хорошо, – ответил Хорнблауэр.
– Видно и Рюген, сэр, – заметил Буш: этот белый утес – Стаббенкаммер, или как они его там называют.
Хорнблауэр оглядел горизонт в подзорную трубу. Сама Судьба настигала «Бланш Флер», если она не успеет укрыться в территориальных водах Шведской Померании, а это было именно то, что французский капер как раз собирался сделать. Буш расстелил перед собой карту и теперь брал пеленг на белый пик мыса Стаббенкаммер. Хорнблауэр взглянул на карту, затем перевел взгляд на корабли и вновь склонился над картой. Штральзунд – сильная крепость, в прошлом она выдержала не одну осаду. Если «Бланш Флер» уйдет под защиту ее пушек, то будет в безопасности – если, конечно, шведы решат, что им выгодно защищать француза. Все остальное побережье впереди по курсу представляло собой сплошное мелководье, усеянное песчаными банками, только в нескольких бухточках глубина была достаточна для того, чтобы в них встало на якорь судно – судя по карте, все подходы к таким убежищам стерегли береговые батареи. Если «Бланш Флер» войдет в одну из этих бухт, то еще можно будет что-либо предпринять, но если капер достигнет рейда Штральзунда, то его уже будет не достать.
– Сигнал «Лотосу», – приказал Хорнблауэр: – отрезать цель от Штральзунда.
Во время войн, тянущихся бесконечной чередой, обо всяких средствах навигационного ограждения приходится забыть. Буй, который должен был обозначать подходную точку к глубоководному каналу – Бодден, судя по карте, – ведущему в Штральзунд. Командиру «Лотоса» придется хорошенько напрячь своих лотовых и самому не зевать, если он хочет найти вход в канал.
– У отметки семь! – выкрикнул лотовый. «Несравненный» уже подошел опасно близко к отмели. Буш выглядел смущенным.
– Убавьте парусов, если сочтете нужным, капитан Буш.
У «Несравненного» нет никаких шансов догнать «Бланш Флер», а если они рискуют сесть на мель, то пусть это случится как можно позже.
– Цель берет круче к ветру, – доложил Харст.
Да, это было именно так: француз явно отказался от попытки укрыться в Штральзунде. За это стоило поблагодарить Викери, который на своем «Лотосе» бросился ему наперерез по мелководью, не убирая ни одного паруса.
– Если француз будет долго лежать на этом курсе, то попадет под пушки «Ворона», – возбужденно проговорил Буш.
– Цель меняет галс! – снова доложил Харст.
– И пять с половиной! – прокричал лотовый.
Буш в раздражении закусил губу: его великолепный корабль идет к мелям подветренного берега, а под килем осталось всего тридцать три фута воды.
– К повороту, капитан Буш, – сказал Хорнблауэр. Теперь, когда они убедились в намерениях «Бланш Флер», не было никакой необходимости приближаться к берегу. «Несравненный» повернул и лег на новый курс; легкие волны разбивались о его левую скулу. Приятно горело солнце…
– Что случилось с «Вороном»? – вдруг крикнул Буш.
Фок-стеньга шлюпа, вместе с марсом, реем, парусами и всем такелажем, вдруг задрожала и вдруг, как подрезанная, жутким клубком снастей, дерева и парусины свалилась за борт.
– Сел на мель, сэр! ответил Харст, глядя в подзорную трубу.
Сила, с которой «Ворон» налетел на песчаную банку, была такова, что корабль лишился стеньги.
– У него осадка на восемь футов меньше нашей, сэр, – начал было Буш, но все внимание Хорнблауэра было уже вновь обращено на «Бланш Флер». Та, к несчастью, похоже нашла вход в канал, ведущий в укрытие бухты за островком Хидденсо. На карте в этом месте стояла лишь одна пометка: лаконичные «2Ѕ». Пятнадцать футов воды и батарея на конце далеко выдающегося в море полуострова. «Бланш Флёр» может считать себя в безопасности – если шведы будут защищать ее. На горизонте, с наветренной стороны, Хорнблауэр заметил характерные марселя бомбардирских кечей; очевидно Дункан и Маунд, после блужданий в тумане, наконец заметили «Несравненный» по пути в точку рандеву у мыса Аркона.
