Текст книги "Повседневная жизнь алхимиков в средние века"

Автор книги: Серж Ютен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Василий Валентин

Предание гласит, что манускрипты монаха-алхимика (он был из числа братии бенедиктинского монастыря Святого Петра в Эрфурте), о котором не известно ничего, кроме его герметического псевдонима Василий Валентин и который жил в XV веке (дата его рождения – 1390 год – весьма сомнительна), спустя много лет после исчезновения алхимика были обнаружены в церкви города Эрфурта при удивительных обстоятельствах: молния ударила в пустотелую колонну, и из нее вывалилось несколько рукописных книг, снабженных особым предуведомлением: «Последняя воля и завещание Василия Валентина, монаха ордена Святого Бенедикта. Свой труд он спрятал под мраморной плитой за главным алтарем кафедрального собора вольного имперского города Эрфурта. Он оставил его там, дабы его нашел тот, кого Божественное провидение сочтет достойным того».

Считается, что Василий Валентин в своем трактате «Азот» первым употребил герметическую формулу: «Visita lnteriora Terrae Rectificandoque Invenies Occultum Lapidem» («Проникай в глубины земные и, очищая, обретешь скрытый камень»).

Действительно, имя Василия Валентина не встречается в списках (а они были обнаружены) бенедиктинского монастыря Святого Петра в Эрфурте. Кроме того, было установлено, что гравюры, иллюстрирующие «Двенадцать ключей философии», трактата, авторство которого приписывается Василию Валентину, были выполнены лишь в 1599 году, значительно позже предполагаемого времени жизни этого монаха-алхимика.

Только начиная с 1602 года был опубликован ряд приписываемых Василию Валентину сочинений с той целью, чтобы «открыть врата, ведущие к святейшему и древнейшему камню наших предков и тайному из тайных источнику молодости…».

Вместе с тем вполне можно допустить, что алхимик, автор этих знаменитых трактатов, и действительно был немцем, бенедиктинским монахом, жившим в середине XV века и занимавшимся «деланием» в своей келье, превращенной в лабораторию. Однако до сих пор ни один историк не сумел установить, кто же на самом деле скрывался под этим двойным именем, греческим псевдонимом, который можно перевести как «могущественный царь» или «доблестный царь». И по сей день это остается одной из величайших загадок в истории средневековой алхимии.

А теперь перейдем к рассмотрению еще одного важного аспекта нашего исторического исследования – к взаимоотношениям различных алхимиков с правителями и прочими сильными мира сего в эпоху Средних веков.

У СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО

Счастье и несчастье алхимиков

Подобно тому как в наши дни люди искусства и науки мечтают встретить по воле Провидения мецената, который бы освободил их от чрезвычайно тягостной (и даже устрашающей) заботы о поисках средств к существованию, многие средневековые алхимики питали надежду быть представленными некой важной особе (правителю или иному знатному господину), которая бы, взяв их на службу к себе, дала им возможность впредь спокойно заниматься деланием, не отвлекаясь на поиски средств к существованию. Если многие важные особы имели при себе собственных штатных астрологов, то некоторые из них брали под свое особое покровительство также и алхимиков.

Однако среди алхимиков претендентов на столь привилегированное положение было очень много, а вожделенные вакансии открывались очень редко! Неудивительно, что алхимики, предлагая сильным мира сего собственные услуги, чаще всего оставались при своих интересах. В связи с этим уместно вспомнить одну забавную историю, приключившуюся, правда, в несколько более поздние времена. Итальянский поэт и алхимик Иоанн-Аврелий Аугурелл (в иной транскрипции Джованни-Аурелио Аугурелло), желая обрести весьма выгодное благорасположение и поддержку со стороны римского понтифика, посвятил свою поэму «Хризопея» («Искусство делать золото») папе Льву X. Тот отблагодарил его подарком… в виде большой пустой мошны, ибо, как заметил папа, у человека, способного по собственному усмотрению делать золото, не может быть иной заботы, кроме как найти достаточно вместительный кошель, чтобы уложить в него все полученное в изобилии золото!

Однако отношения с сильными мира сего, даже если и были достаточно выгодными, не всегда оказывались безоблачными. Горе тем алхимикам, которые оказывались неспособными произвести обещанный порошок проекции или же пытались осуществить трансмутацию металла при помощи искусного обмана! Тогда они рисковали оказаться в бессрочном заточении – и это еще в лучшем случае, как было с алхимиком Жаном Барийоном, приговоренным 3 августа 1380 года к пожизненному заключению. Чаще же всего несчастному алхимику грозила бесславная смерть через повешение (на позолоченной, в знак осмеяния, виселице) или другим, еще более страшным способом. Так, весьма печальная участь постигла, например, алхимика Людвига Нейса родом из Силезии. При дворе ландграфа Марбургского он применил философскую краску, с помощью которой превратил в чистое золото в шестнадцать раз большее, чем ее собственный вес, количество ртути. Однако, к несчастью для алхимика, Иоганн Дарнберг, присутствовавший при этом весьма могущественный министр ландграфа, потребовал от него раскрыть свой секрет. Нейс, отказавшись выполнить это требование, был брошен в темницу, где этот несчастный и оставался (поскольку впоследствии он не сумел или не захотел воспроизвести алхимическое превращение металла) без еды и питья до тех пор, пока смерть не избавила его от страданий.

История Средних веков изобиловала примерами (ибо тогда не было точных методов определения, появившихся значительно позднее) более или менее успешной демонстрации лжеалхимиками их опытов с превращением простых металлов в благородные. В 1404 году король Англии Генрих IV издал указ, в коем грозил смертной казнью всем ложным адептам, прибегавшим к обману в своих попытках осуществить трансмутацию металлов: «Никто не смеет отныне под страхом подвергнуться наказанию, кое предусмотрено для изменников, превращать простые металлы в золото и серебро, прибегая, дабы преуспеть в этом начинании, к мошенничеству».

А вот еще один весьма показательный пример: в 1418 году Совет Венецианской республики обнародовал эдикт, грозивший не менее суровыми карами делателям золота.

Зато адепты, коим удавалось заручиться покровительством какой-либо важной особы, могли оказаться в исключительно завидном положении. Так, во Франции XV века среди высоких покровителей алхимии были сам король Карл V и его брат герцог Беррийский.

В 1468 году король Англии Генрих VI пожаловал алхимику Ричарду Картеру составленный по всей форме патент, предоставлявший ему полное право на оборудование алхимической лаборатории в замке Вусток. Тот же самый король предоставил группе «герметиков» в 1476 году сроком на четыре года привилегию на занятие натурфилософией (что в действительности означало алхимией) и трансмутацией ртути в золото.

Не подлежит сомнению, что на протяжении Средних веков многие правители мечтали чудесным образом наполнить сундуки государственной казны монетами, отчеканенными из «философского» металла, что было бы для них весьма желательным подспорьем. Они считали вполне возможным (убеждение, широко распространенное в средневековой Европе) наладить рентабельное производство искусственных драгоценных металлов, которые можно было бы использовать для чеканки большого количества золотых и серебряных монет. Весьма показательно, что в XV–XVI веках суды в Германии разбирали множество дел, связанных с использованием алхимического золота для чеканки монет и отливки слитков. Они без колебаний выносили оправдательный приговор, если использование пробного камня не обнаруживало различия между металлом нормального происхождения и металлом, который называли «герметическим» [63]63
  Carrington Н. Contribution of Alchemy to Numismatics. N. Y., 1890; см. также статью Болтона (Bolton) // Revue numismatique. Volume XII. P., 1867.


[Закрыть]1.

Однако еще раньше произошла удивительная история (хотя достоверность ее и подвергается сомнению) со знаменитыми монетами – так называемыми ноблями – отчеканенными из алхимического золота на монетном дворе английского короля Эдуарда III, причем использовалась технология, открытая адептом Раймондом Луллием.

Среди правителей, оказывавших покровительство занятиям алхимией, нельзя не упомянуть и императора Священной Римской империи Фридриха II Гогенштауфена. Одним из приближенных его пышного двора в Палермо на Сицилии (это была его любимая резиденция) являлся алхимик и маг Михаил Скотт (он умер в 1236 году), шотландец по происхождению, чем и объясняется его прозвище. После длительного пребывания в мусульманской Испании (имеются сведения о его жизни в 1217 году в Толедо) он много лет (1220–1227) находился в ближайшем окружении папы римского. Затем, приехав на Сицилию, поступил на службу к императору Фридриху II. Михаил Скотт особое внимание уделял проблеме психического подчинения людей. В своем трактате «Физиономия» он писал: «Подлинная власть заключается в умении навязать свою волю другим. Только так и можно властвовать над людьми».

Когда правители сами принимались за дело

Не довольствуясь оказанием покровительства алхимикам, некоторые средневековые правители, недолго думая, самолично пускались в алхимическую авантюру. Примером этого может служить король Кастилии Альфонс X, прозванный Мудрым (умер в 1284 году), автор трактата «Ключ к мудрости», пользовавшегося лестной репутацией.

Король Франции Карл VI до того увлекся алхимией, что велел устроить великолепно оборудованную лабораторию, занимавшую целый этаж главной башни Венсеннского замка. Он оставил после себя трактат, рукопись которого дошла до наших дней: «Королевское творение Карла VI, короля Франции».

В начале XV века в Германии была даже императрица, по имени Барбара, вторая супруга императора Сигизмунда, которая, по свидетельству Иоанна из Лааца, чешского алхимика, увлеклась изготовлением «алхимических» монет, на поверку оказывавшихся просто фальшивыми. Алхимик добавляет: «Императрица была довольно оборотистой дамой, умела выражаться премного разумно и утонченно… Так она сумела обмануть многих торговцев». [64]64
  Цит. no: Figuier L. L'alchimie et les alchimistes. P. 170.


[Закрыть]

Финансисты-алхимики

В XV веке в Западной Европе уже появились люди, которых с полным правом можно отнести к той социальной категории, которую мы называем финансовой олигархией. Прежде всего мы уже встречаем банкиров – как известных по имени, так и анонимных (в этой связи мы не можем не упомянуть о банковских операциях, которыми занимался в масштабах всего Средиземноморья орден тамплиеров, в судебном порядке упраздненный по приказу Филиппа Красивого). Однако по-настоящему крупные финансисты современного типа появились лишь в XV веке, в конце средневековой эпохи, когда обнаружились многие предвестники (как в экономическом, так и прежде всего в социальном плане) Ренессанса. Некоторые из этих финансистов, выходцы не из дворянства, а из буржуазии, известны также и как убежденные алхимики. Многие из этих людей оставили после себя обширные и роскошные особняки, великолепные образцы того, что современный алхимик, скрывшийся под псевдонимом Фульканелли, назвал «философскими обителями»: отделка этих домов, обнаруживающая свою связь с герметизмом, не оставляет ни малейшего сомнения относительно увлечения их строителей. Мы еще вернемся к этим «философским обителям», когда речь пойдет о взаимосвязи средневекового искусства и алхимии.

Жак Кёр в свое время занимал то место в обществе, которое сейчас отводится воротилам финансового мира. Он сумел практически полностью монополизировать товарообмен (поставка оружия в обмен на пряности) между Францией и мусульманскими странами. Целый флот под его флагом бороздил воды Средиземного моря. Он владел серебряными рудниками в Пампайи (в современном департаменте Рона). В разных концах королевства ему принадлежали выплавка металла и мануфактуры. Его банк, становившийся все более значительным и влиятельным, давал деньги в долг наиболее могущественным особам, включая и самого короля.

В 1453 году, когда строительство роскошного дворца Жака Кёра (начато в 1442 году) уже подходило к концу, раздался гром среди ясного неба: король неожиданно отказал ему в своем доверии и отдал его под суд. Официально объявленные причины ареста (главная из которых – обвинение в крупномасштабном расхищении государственной казны), видимо, лишь вуалируют темные политические интриги, которые плелись против Жака Кёра его врагами. Он отправился в изгнание в Рим и был радушно принят папой Николаем V, личным другом которого он являлся. Преемник римского понтифика, папа Каликст III, также оказывал ему свое полное доверие, послав его в апреле 1456 года в Эгейское море на помощь грекам в борьбе против турок. Едва прибыв на остров Хиос, он заболел и умер; его похоронили там же, на хорах церкви Кордельеров. Однако, как и в случаях с другими знаменитыми представителями средневековой алхимии, народное предание отрицает его смерть, приписывая ему телесное бессмертие.

Впрочем, мы не должны столь легко и быстро поверить в то, что упомянутые финансисты обязаны своим огромным – и более или менее давно приобретенным [65]65
  Canseliet E. Jacques Ceeur // La Tour Saint-Jacques. № 8. Janvier-fevrier. 1957.


[Закрыть]– богатством непременно обладанию философским камнем] Скорее можно сказать, что их торговой и финансовой деятельности вполне было достаточно для того, чтобы нашло объяснение возникновение их богатства, тем более что они уже были очень богаты к началу алхимических занятий. Впрочем, одного этого простого факта существования очень богатых людей, интересующихся алхимией и даже одержимых ею, было бы достаточно для того, чтобы мы освободились от расхожего представления об алхимии, которое всегда ассоциируется с лихорадочными поисками способа быстрого обогащения (что справедливо лишь в отношении вульгарных делателей золота). Хорошо известно, что Жак Кёр был обязан своим благосостоянием (которое делало его самым богатым человеком королевства) тому, что он сумел монополизировать необычайно выгодную торговлю между Францией и прочими странами Средиземноморья. Точно так же весьма прозаическими финансовыми причинами объясняется богатство банкирского дома Лальманов, как и министра Людовика XI, Жана Бурре, который построил в Анжу великолепный замок Плесси-Бурре, о чем еще пойдет у нас речь.

Правда лишь то, что все эти выдающиеся финансисты (Жак Кёр, семейство Лальманов и Жан Бурре) были людьми, страстно увлеченными алхимическими изысканиями.

А теперь мы подошли к необходимости выяснения очень важного вопроса: какова была в Средние века подлинная природа взаимоотношений между христианскими алхимиками и католической церковью?

ПЕРЕД ЛИЦОМ ЦЕРКВИ

Легенды и реальность

Романтическое представление о католической церкви делает из нее – и это зловещее видение с готовностью укрепляется, поддерживается и развивается в массовом сознании – учреждение, беспощадно преследовавшее алхимиков и всех тех, кто имел несчастье в ту мрачную средневековую эпоху зарекомендовать себя смелым новатором.

В действительности же если труды историков и подводят к мысли о том, что Средние века не знали нашего современного идеала свободы совести и что в определенные периоды этой эпохи встречались проявления крайней нетерпимости, то и наш век все же не может, увы, похвастаться лестным для себя сравнением с теми временами. Не будем настаивать на таком сравнении!

Давно уже было замечено, что в Средние века имело место сосуществование (которое может показаться странным) страшных проявлений догматической нетерпимости с такой свободой выражения мысли, как письменно, так и устно, которая может показаться маловероятной. Однако стоит лишь обратиться к хорошему учебнику по истории средневековой философии, [66]66
  См. любое издание классического учебника: Gilson Ё. Histoire de la philosophic medievale.


[Закрыть]как станут очевидными многообразие и даже большая смелость мнений, которые свободно выражали и отстаивали ученые-схоласты. И это происходило в университетах, отличавшихся строгой организацией и жестким контролем.

Но как же обстояло дело со средневековыми алхимиками? Мы не знаем ни одной церковной или папской анафемы, ни одного распоряжения, касающегося специально их; более того, эти «сыны Гермеса» были весьма многочисленны среди как духовенства, жившего и действовавшего в миру, так и монашества.

Попытки изготовления искусственного золота не представляли собой чего-то недозволенного даже для теологов, ибо сам святой Фома Аквинский придерживался мнения, что следует считать приемлемым золото, искусственно полученное алхимиками. [67]67
  Фома Аквинский. Сумма теологии. II. Вопрос LXXVII. Статья 2. Ему также приписывается «Трактат о философском калте».


[Закрыть]

Что же касается стремления открыть, ставя в лаборатории опыты, таинственные законы, управляющие всеми явлениями материального мира и жизни, то это считалось вполне допустимым для теолога. Святой Фома Аквинский, ученик святого Альберта Великого и сам алхимик, пришел в своей «Сумме теологии» к заключению: «Тела нижнего мира управляются Богом посредством небесных тел».

В Средние века никогда не было кафедр, специально посвященных алхимии, – она всегда оставалась деятельностью, оттесненной на периферию официального научного знания. Вместе с тем можно было видеть, как в XIII веке студенты и профессора знаменитой медицинской академии в Монпелье совершенно открыто обменивались мнениями и результатами изысканий в области алхимии, которым они предавались помимо своих официальных занятий.

Вопреки расхожему мнению, также порожденному романтическим взглядом, средневековый алхимик отнюдь не являлся – за исключением совершенно особых случаев колдовства – безрассудно и злобно бунтующим против церкви, или воинствующим вольнодумцем. Напротив, это был благочестивый, глубоко верующий человек, усердно предававшийся молитвам и духовным упражнениям. Адептами проводилась аналогия между страстями Христовыми и этапами Великого Делания, последовательными трансформациями философского камня, которая стала, например, темой латинской поэмы «Margarita preciosa› («Драгоценный перл») монаха Петра Бона из Феррары (XIV век) и которая для алхимиков-адептов отнюдь не была пустым словом.

Отметим также, что и арабские алхимики вовсе не являлись колдунами: они действовали как убежденные и вполне благочестивые мусульмане.

Булла папы Иоанна XXII

Иногда ученые ссылаются на буллу “Spondent pariter”, опубликованную в 1317 году в Авиньоне напой римским Иоанном XXII. Вот перевод ее первой фразы:

«Злосчастные алхимики обещают то, чего сами не имеют! Дерзость завела их слишком далеко, ибо они посредством алхимии чеканят фальшивую монету, обманывая тем самым народы».

Затем следует категоричное, безапелляционное осуждение. Булла папы Иоанна XXII мечет громы и молнии:

«Их бесстыдство заходит столь далеко, что они [алхимики] чеканят фальшивую монету. Папа полагает, что все, кто пытался изготовлять алхимическое золото, должны быть изобличены как бесчестные люди. Они подавали нищим как настоящее золото то, что фабриковали сами. Те, кто чеканил подобного рода монету, подлежат конфискации их имущества и вечному наказанию лишением свободы. Что же до лиц духовного звания, то они, ежели окажутся замешанными в столь дурное дело, лишатся своих бенефиций…»

Однако достаточно лишь внимательно прочесть текст этой буллы, чтобы заметить, что здесь вовсе не идет речь об осуждении по религиозным или вероучительным соображениям. Папа, который являлся – не будем забывать этого – не только главой церкви, но и светским государем, всего лишь ополчился против ложных алхимиков, проявлявших себя в качестве фальшивомонетчиков. Он считал своим долгом избавить мир от бесстыдных шарлатанов.

В этой связи нелишне будет напомнить, что папа Иоанн XXII, весьма далекий от мысли предать анафеме традиционную алхимию, и сам сочинил трактат под заглавием «Ars transmutatoria› («Искусство трансмутации») (опубликован в 1557 году). Людская молва утверждала, что после смерти понтифика в подвалах папского дворца в Авиньоне было обнаружено большое количество слитков «алхимического золота». Однако в данном случае речь идет лишь об одной из многочисленных легенд, зародившихся в народе и не имеющих подтверждения, для возникновения которых алхимия дает столь много поводов.

Сообщалось, что папа Иоанн XXII оставил после себя казну, насчитывавшую двадцать пять миллионов флоринов. Откуда могла взяться эта сумма, если у Иоанна XXII не было собственного состояния и он никогда не занимался коммерческой деятельностью? Скептики могли бы возразить, что первые папы, обосновавшиеся в Авиньоне, практически находились на положении вассалов французского короля (несмотря на официально признанную экстерриториальность их владений), и вероятно, они были вынуждены создавать значительные секретные финансовые резервы – правда, нет убедительных доказательств, способных подтвердить это предположение.