Текст книги "Пращуры русичей"

Автор книги: Сергей Жоголь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава четвёртая.
Конунг и княжич

1

С вечера заметно потеплело, и отсутствие ветра подсказывало, что вскоре прибрежная полоса покроется густым туманом. Водная гладь, мягкая и прозрачная играла зеркальными бликами в лучах восходящего солнца. Огненный диск, словно продираясь сквозь толстую гущу набегавшего тумана, лениво появлялся из-за горизонта. Корабли шли медленно, с опущенными парусами. Мощная грудь драккара уверенно рассекала теплые воды реки. Гребцы плавно опускали весла и прислушивались к окружающим звукам.

Ингельд стоял на носовой палубе. Сегодняшний день мог определить его дальнейшую судьбу. Пока остальные ярлы сражаются с вендами2626
  Венды – собирательное название всех славян, живших по соседству с германскими народами.


[Закрыть], а король пытается объединить страну, он обретёт почву здесь у восточных славян. Если Хольмгард – сердце и торговый центр Гардарики, падет, подмять под себя остальные города словен и кривичей особого труда не составит. Но в одиночку этого не сделать. Вот почему ему нужен этот славянский княжич. Ну и что, что он приёмыш? Раз он признан своим отцом, да и самим князем, то он вполне сгодиться. Будь он чистых кровей, им труднее было бы управлять. «Я всё же посажу его на Хольмгардский престол, хоть он того и не стоит, – Ингельд подавил усмешку. – Он даже не высунул носа из своей конуры. Когда свора дерётся за кусок мяса, трусливый пёс сидит в стороне. Но, он с удовольствием сожрёт пищу, если её сунуть прямо в пасть».

К конунгу, сквозь ряды гребцов прошёл одноглазый горбун. Эгиль – главный кормчий передового корабля опёрся на борт, перегнулся и негромко произнёс:

– Ничего не видно, мы ползём как улитки.

– А рисунки, которые прислал ярл Лучезар?

– Что с них проку, когда ни одного ориентира нет? Я велел промерять глубину, чтобы «Горбатый Вепрь» (так назывался головной драккар флотилии) не налетел на мель.

На самом носу корабля один из воинов то и дело тыкал длинным шестом в илистое дно. Гребцы опускали вёсла, придерживая ход судна. В кильватере Вепря, словно, крадучись, один за другим, двигались остальные корабли.

– С берега должны подать сигнал, – Ингельд старался казаться спокойным. – Главное, чтобы нас не заметили раньше времени.

За спиной что-то громыхнуло. Один из гребцов – светловолосый здоровяк, сидящий по левому борту, задел локтем шлем, тот упал и покатился по палубе.

– И не услышали, – злобно продолжил Эгиль. – Забери тебя Ран2727
  Ран (миф.) – штормовое божество моря. Великанша Ран владела волшебной сетью, которую набрасывала на корабли и утаскивала их на дно.


[Закрыть], Рунольв, ты хочешь, чтобы какой-нибудь местный рыбак раньше времени поднял тревогу?

Провинившийся воин виновато пожал плечами. Он схватил упавший шлем, который ему бросил один из товарищей и засунул его под корабельную скамью.

– Это всех касается, – злобно прорычал Эгиль. – Видите себя тихо как мыши, а глаза и уши держите открытыми.

Хирдманы2828
  Хирдман – рядовой воин-дружинник у скандинавов.


[Закрыть] хорошо знали сварливый характер главного кормчего. Они привыкли к его ворчанию и угрозам. Ведь тому, кто связал свою жизнь с морем, кто не понаслышке знает о бурях и штормах, очень важно то, кто стоит у руля. Эгиль не раз доказывал, что способен наравне бороться с любой стихией. Неказистый горбун, с ручищами, напоминавшими клешни огромного краба, мог часами стоять у руля и удерживать курс при любой погоде. Слово Эгиля считалось не менее значимым, чем приказ самого конунга.

– Вижу! Вижу свет!

Воин по имени Рунольв, тот, что уронил накануне шлем, первым заметил сигнальные огни.

– Да вижу я. Если у меня один глаз, это не значит, что я ослеп на оба, – голос Эгиля заметно потеплел.

В густом мареве тумана показались два расплывчатых пятна. Воины оживились. Эгиль облегчённо вздохнул:

– Ну, что, мой ярл (Эгиль, забывшись, назвал Ингельда родовым титулом)? да прибудут с нами боги.

– Я знал, что он не подведёт. Да, за такую плату…

Ингельд недоговорил. С остальных кораблей уже подавали условные сигналы. Тишину нарушили громкие скрипы и лязг железа. Воины натягивали кольчуги, помогали друг другу застёгивать ремешки шлемов, словно заботливые мамаши, ухаживающие за малыми детьми. Десятки вёсел разом опустились в воду, которая буквально забурлила, вспенилась. Конунг на мгновение закрыл глаза и втянул ноздрями воздух. Он уже почувствовал аромат предстоящего боя. На мгновение все замерли. Каждый из воинов, рассматривая очертания береговой линии, вполглаза, поглядывал на своего вождя. Ингельд ощущал эти взгляды: «Как же я люблю этот миг, это затишье перед боем». Единственное, что нарушало тишину, это плескание воды, бьющейся о борта корабля.

– Начинаем, – произнёс Ингельд чуть слышно, но, показалось, что его услышали все.

Конунг посмотрел на небо. Над его головой кружили вороны.

2

Кукша стоял у бойницы, опершись на древко копья. Утренняя свежесть, пришедшая на смену теплой ночи, заставляла ёжиться и переминаться с ноги на ногу. Он смотрел на расстилавшуюся дымку, и вспоминал вчерашний день. День завтрашний сулил большие перемены. Сам Заброда – купец от пушного ряда2929
  Имеется в виду район города, где жили люди, занимавшиеся пушным делом.


[Закрыть] согласился принять у себя молодого дружинника. Причиной предстоящего визита стала Забродина дочка Ружена – зеленоглазая пышногрудая девка с бойким нравом и острым языком.

Поначалу на все попытки Кукши к ней подступиться, красотка отвечала отказом. При этом то и дело строила глазки, как будто завлекала, дразнила. Оно и ясно: купеческой дочке и самой приглянулся розовощекий соседский паренёк – сын горшечника Лепки. Но в их совместных беседах, Ружена только похохатывала и высмеивала парня по любому поводу:

– Ай да ухажёр: портки в глине, от самого печной гарью несёт. Зачем мне такой воздыхатель?

Кукша обижался, но терпел. Ружена не унималась пока парень и вовсе не озлобился.

– Ну и ладно. Раз я тебе плох, другую сыщу. Что девок в городе мало? Батя мой, спроси любого, один из лучших мастеровых в городе. Я у него старший, а значит наследник, любая такому жениху рада будет.

– Что с того, что отец твой лучший? Велика честь глину месить?

– А где ж, по-твоему, эта честь?

Ружена перестала хихикать:

– Парень ты крепкий, шёл бы в ратники.

Кукша продолжал делать вид, что дуется.

– Вон дядька мой, Живан, он в сотню городскую в лаптях пришёл, а сейчас – сотник.

Кукша задумался: «Эвон оно как, вон чего придумала».

– Я ведь могу дядьке слово замолвить, – не унималась бойкая девица. – Мне он не откажет. Тогда бы я, глядишь, за тебя и пошла, да и батя мой…

Раздумывал Кукша недолго. Он и сам, порой, с завистью поглядывал на городскую дружину. Всегда в дорогих одёжах, справные, ухоженные. Он сам, да и товарищи его не раз сторонились, уступая дорогу, городским ратникам. «А что? Коль шепнёт Ружена дядьке, глядишь, и выгорит. А горшки лепить, мне и самому надоело».

С того дня, как состоялся этот разговор, прошло, почитай, с полгода. Сотник и вправду не смог отказать любимой племяннице, и вскоре сын горшечника вступил под его начало. И вот сегодня, стоя в карауле на башне, парню не терпелось поскорей сдать пост и отправиться к Ружениному родителю. «Теперь-то Заброда уж точно не откажет. Отдаст дочку, никуда не денется». Кукша с гордостью поправил пояс. Ещё накануне парень приготовил белую рубаху, сапоги и запасся подарками для будущей невесты. Но утро, почему-то, казалось нескончаемо долгим. Голова под войлочным подшлемьем, несмотря на прохладу, вспотела, Кукша снял шлем и утёр пот. С реки дул легкий ветерок. «Никак парус?». Сквозь туман показался нечёткий контур. «А вот и второй, третий. Купцы, от варягов плывут? Или повольники с Ладоги возвращаются?». Парень нацепил шлем и перебежал к другой бойнице. Вниз по Волхову двигалась вереница судов. «Резво плывут, и туман им нипочём, – Кукша высунулся из бойницы. – Да тут целый флот, а паруса-то, кажись, не наши. Не было бы худа». По телу пробежал холодок: «Тревогу бить? А вдруг свои, так ведь потом засмеют». Корабли тем временем приближались. «Варяжьи это корабли. Вон на носах рожи звериные».

С соседней башни послышались крики. Не один Кукша приметил незваных гостей. Переполошённые стражники засуетились, забегали, громкий звон нарушил утреннюю тишь. Когда городское било, запело свою тревожную песнь, несколько кораблей уже уткнулись в прибрежный ил. Первые воины спрыгнули на берег и побежали к городским воротам.

3

Весть о том, что варяжские корабли подошли к стенам, и противник сходу начал штурм, застала Гостомысла в постели. Нацепив одежды, князь велел подать коня.

– Кольчугу-то надень, – фыркнул престарелый прислужник Багоня, недовольно поглядывая на князя. – А то и вовсе, сидел бы, там и без тебя, есть, кому мечом махать.

Гостомысл принял доспех и ойкнул:

– Да, неужто я в ней на коня влезу? Поднимаю-то с трудом.

Гостомысл вернул кольчугу прислуге.

– Так и я о том. Куда собрался? – Багоня замахал руками.

– Князю с войском надо быть.

– Побойся богов. Там воевода, сотники. Уж без тебя обойдутся, поверь.

Отрок подвёл коня, Гостомысл ухватился за узду.

– Ты, Багонька, не лезь. Сказал еду, значит, еду. А ну, пособи.

Отрок помог князю взобраться в седло.

– Ну, ты батюшка и неуёмный, – Багоня сменил гневный тон на плаксивый. – Ты хоть там поберегись, а то куда ж мы без тебя.

– Лучше в бою сгинуть, чем в постели помирать.

Гостомысл расправил плечи и пришпорил лошадь. Глядя вслед удалявшемуся всаднику, старый служка прослезился:

– Да уж ты, не спеши, отец, помирать-то. Столько тобой сделано, для люда, для города. Пропадёшь зазря, а заменить-то некому?

На улицах творилось такое, что Гостомысл пришёл в ужас. Люди метались, кричали, плакали навзрыд. Толпа преградила дорогу князю. Не признали. Кто-то бежал к стенам, кто-то прятался в домах, лаяли псы, ржали кони. Гостомысл схватился за голову: «Что творится? Где городская рать, где воевода?». Страх горожан передался и ему. «Вот оно. Я один повинен в том, что такое случилось. Не предвидел. Не доглядел». Князь рванул на груди рубаху, жадно глотая наполненный гарью воздух. На стене у главных ворот шёл бой. Гостомысл поспешил туда, но его остановили.

– Поберёгся бы, князь! – выкрикнул, откуда ни возьмись, появившийся бородач в кольчуге. Гостомысл признал сотника Живана. Дядька Ружены, тот самый, что помог Кукше устроиться в городскую сотню, оборонял стену у главных ворот.

– Савка, Лучок, а ну, сюда! – гаркнул сотник. – Прикрывать князя! Коль не сбережёте, головы сыму.

Два воина устремились к князю, но тот миновав Живана уже поднялся на стену. Гостомысл оттолкнул одного из дружинников, не желая, что бы его как стерегли как младенца. В этот момент второй из подбежавших принял на щит стрелу, князь вздрогнул.

– Не балуй, княже, успеешь ещё смерть принять.

Седоусый Лучок, прикрыл князя всем телом. Очередная стрела, просвистев рядом, оцарапав щёку второму ратнику, которого Живан назвал Савкой.

– Видал? – Лучок укоризненно посмотрел на князя.

Савка – молодой парень только крякнул, вытирая кровь:

– Во, пуляют, рыбьи дети, чуть глаза не лишился.

Гостомыслу оставалось лишь подчиниться. Собственная беспомощность, ответственность за жизни этих людей заставили не помышлять о большем. «Они рискуют из-за меня, а я ничем не могу помочь».

Марево над рекой рассеялось. Но на смену туману поднялась новая стена. Клубы дыма закрывали от взора большую часть суши, на которой развернулась бойня. Дома расположенные за стенами града, полыхали. Дым щипал ноздри, резал глаза, закрывая обзор. На одной из стен шёл бой. Нападавшие по лестницам забрались на башню и теперь дрались за захваченный кусок с неистовством зверя.

– Если этих не сбросят, пропал город, – Лучок прикусил губу. – Лезут и лезут, как муравьи. Славные вои варяги, этого у них не отнять.

– Мы тоже не из мякиша леплены, – усмехнулся Савка.

В щите у парня торчали уже три стрелы. «Они ещё во что-то верят, значит нужно верить и мне?» – подумал князь.

4

Сказания о победах великого Гостомысла уже не передавались из уст в уста. Прошли годы, и теперь он никто. Где те воины, которые готовые дать отпор врагу, где герои, способные повести за собой? Где ушедшие без времени сыны: Выбор и Звенислав, Светлан и Словен? Где они, герои и удальцы? Их тела сгорели на погребальных кострах, а кто-то сгинул без погребения. Любой из них мог бы повести войска. Какие были княжичи? Какие герои? Но боги распорядились иначе.

Тяжкий стон вырвался из уст князя, пришедший ему на смену вопль, напугал Лучка:

– Что, княже? Зацепило? Как же я проглядел?

Увидав, что князь не ранен, Лучок затряс головой.

– Гляди, – Гостомысл преобразился. – Вон как врага бить надо.

Савку и Лучок уставились туда, куда указал князь. На захваченном участке стены, произошла перемена. Варяги закрепившиеся в башне, были потеснены и теперь с трудом удерживали завоёванный участок. Высокий мужчина, облачённый в чешуйчатый доспех, разил недругов длинным мечом подобно былинному герою. Бармица3030
  Бармица – кольчужная сетка, надеваемая под шлем и защищавшая часть лица и шею воина.


[Закрыть] и наносье шлема, закрывали лицо, но фигура показалась Гостомыслу знакомой.

– Кто ж такой, не признаю?

Савка и Лучёк пожали плечами.

– А кто ж их теперь разберёт. Вон их сейчас сколько удальцов. Что ни купец, то ратник, да и дружина, почитай, у каждого своя, – пробормотал Лучок.

– Не из наших, это точно, своего б я тут же признал, – уверенно заявил Савка.

Тем временем в бой готовились вступить новые силы. Добрая сотня горожан взобралась на стену, где развернулась основная сеча. Кучка нападавших, прикрываясь щитами и ощетинившись и сражалась, четко и слаженно. Новгородцы ударили, и началась резня.

– Что же он делает? Зачем мужиков вперёд пустил?

Неизвестный воин отвёл своих и пропустил вперёд горожан. Толпа, воодушевлённая успехом, бросилась на захватчиков. Варягов секли топорами, кололи вилами, кое-кто использовал обычные косы. Многие из мужиков, увидав, что принадлежащие им постройки расположенные за городской стеной, преданы огню, осерчали. Захватчики выдержали первый удар. Плотно сомкнув щиты, они, развернувшись на две стороны, ловко оборонялись от неумелых противников. Варяги кололи, резали, секли, безжалостно и умело. Необученное новгородское воинство таяло на глазах.

– Чего ж он ждёт то? Самое время ударить. Сколько народу гибнет!

Гостомысл аж прослезился. Он оттолкнул Савку с его щитом и бросился к башне. Тут дорогу князю перекрыл Живан.

– Где Гойслав? – рявкнул князь на сотника. – Я ему дружину доверил, а его нет нигде.

– Так посекли воеводу. Сразу же, как только дружину к воротам вывел.

– Как посекли, А кто же войском управляет?

– Так никто, похоже, – сотник пожал плечами. – На каждом пятачке своя рать, а где рать, там и вожаки находятся. Кто пошустрей да побойчей, тот и главный.

– У нас завсегда так. Как на игрищах, когда стенка на стенку. Толпа в кучу соберётся, кто посильней, тот и воевода, – встрял в разговор подоспевший Савка.

– Дурак ты! – озлобился князь. – Где ты тут потеху увидал, тут не мордобой, сеча. Эх, губим народ по дури своей, да по неуменью.

К тому времени добрая половина ополченцев уже полегла, но и даны потеряли многих. Прижатые к стене, они, рвались вперёд, чтобы те, кто стоял у них за спиной, смогли подняться на стену и вступить в бой.

В этот момент, высокий воин уже перестроил своих и дал сигнал. Изрядно подуставшие варяги оказались не готовы, их строй рассыпался. Это и решило исход битвы.

– Герой. Вот настоящий витязь, – восторженно произнёс Савка.

– Герой! – Лучок сплюнул. – Сколько народу положил, чтобы своих сберечь. Сорвал победу, только мужиков тех, что пали, не вернуть уже. С полсотни полегло, а то и больше.

Лучок уселся на лестничную ступень. Гостомысл посмотрел на пожилого воина, и чувство вины снова захватило его. Поддерживаемые остатками горожан, воины неизвестного «героя» сбросили со стены варягов, всех тех, кто остался в живых. Город был спасён.

5

Гостомысл взирал на недавнее поле битвы. Город отстояли, но какой ценой: сотни трупов, обгорелые остатки строений.

– Победа, княже! – обрадованный Живан, так и светился. – Отошли варяги, сели на корабли и поминай, как звали.

– Отошли-то, отошли, да вот не уйдут они просто так. Посылайте гонцов, пусть соседи воев шлют, ополчение скликают. Одной городской ратью нам варягов не прогнать.

«Потерпев поражеине и не взяв города, они разобьются на небольшие отряды, будут грабить, и убивать. Возьмут добро, пленников, а что не смогут унести, сожгут. А я, что сделал я, никчёмный старик, что бы этого избежать, заперся за высокими стенами и отсиживаюсь, словно медведь в берлоге?». Отовсюду слышались причитания, крики и плачь. Гостомысл поёжился. Несмотря на присутствие сотника и приставленных им стражей, старый князь чувствовал себя одиноким. Люди, снующие вокруг, даже не замечали его, а если кто и признавал, то такие быстро отворачивались и уходили проч. Неподалеку собралась толпа. Помимо горожан, князь разглядел с дюжину крепких воев в кожаных доспехах.

– Кто такие? – напрягся Лучок. – Не наши вои. Может, кто из купцов пришлых нанял. Только это не варяги.

– Так это ж те, что на стене бились, а до того ворота городские отбили, – пояснил Савка. – Стража, можно сказать, корабли варяжские, прозевала, туман стоял, хоть глаз коли. Когда заприметили, варяги уж к берегу пристали, да к воротам. Стали петли рубить, таран притащили. Пока рать городская подоспела, считай уж, в город ворвались, ворота вон и сейчас перекошены.

Парень с интересом рассматривал чужаков: длинноволосые, скуластые, все в высоких колпаках, с копьями и обтянутыми кожей щитами. Чужаки свысока поглядывали на окруживших их горожан, изредка, неохотно отвечали на вопросы.

– Балты это. Наёмники. Не варяги конечно, но тоже вои неплохие, – Живан грозно глянул на разошедшегося Савку, тот умолк. – Когда Гойслав пал, это они к воротам подоспели. Крепко ударили. Кабы не они, не столи бы мы тут сейчас.

– Они и со стены варягов скинули. Так?

– Они, княже, – Живан вытянул шею и указал рукой. – А вон и их старшой.

Гостомысл разглядел среди балтов высокого воина. Мужчина стоял к князю спиной и что-то говорил. Он снял шлем, но, Гостомысл по-прежнему не видел его лица.

– Собрать бы этих, наёмных, да покликать наших. Тех, кто выжил, – снова встрял Савка. – Можно было бы за стены выйти, да настичь варягов, а то ведь точно пожгут всёю округу. Что думаешь, княже?

Но, Гостомысл не расслышал слов молодого ратника. Высокий воин, отличившийся в недавней битве, наконец-то, повернулся, и Гостомысл не поверил собственным глазам.

– Откуда у тебя дружина?

– Всего лишь небольшой отряд, – Лучезар сдержал усмешку.

– Не было ж, ранее. Когда успел?

– Ты недавно заметил, что я хорошо веду торговые дела. Я получаю доход, а его нужно охранять.

К месту, где стояли князь и его приёмыш, подходили люди. Всем хотелось посмотреть на своего спасителя. Те, кто недавно бился с захватчиками, и те, кто прятался в подвалах домов: бабы и мужики, старики и дети, поняв, что опасность миновала, наполняли на улицы. Возле Лучезара и его ратников уже собралась целая толпа.

– Вот тебе и приёмыш, – шептались люди. – Видали как бился?

На новоиспечённого героя толпа взирала с трепетом, а вот Гостомысл заметил несколько недобрых взглядов. Сегодня именно его многие винили в том, что город, чуть было, не оказался во власти неприятеля.

– Сегодня был трудный день, – произнёс Лучезар, чтобы его услышали все. – Мне и моим людям нужен отдых. Дозволь нам уйти, князь.

Мужчина низко поклонился, Гостомысл опешил. Приёмыш никогда не отличался благонравием и покорностью.

– Почему ты ничего не сказал мне? – произнёс князь вполголоса. – Этот набег? Ты словно знал…

Приёмыш не дал договорить. Его лицо переменилось: глаза сузились, рот искривила злая усмешка. Он прошипел:

– А что бы это изменило? Ты всегда считал меня ничтожным приёмышем. Не желал признать, что я способен заменить тебе павших сыновей.

Гостомысл отшатнулся. Ему стало не по себе.

– Я доказал, что чего-то стою, а вот чего теперь стоишь ты, князь? Старый, беспомощный? Думаю, народ сам решит, кто способен им управлять, а кто нет.

Молодой человек бросил на старика презрительный взгляд, повернулся, и сопровождаемый своими людьми направился восвояси. Многие из тех, кто стоял вокруг последовали за своими спасителями. Гостомысл тяжело вздохнул и побрел прочь: «Любовь народа переменчива. Когда-то эти люди приветствовали меня, а теперь никто из них даже не смотрит в мою сторону. Может, я и впрямь сделал ошибку? Может, приёмыш действительно достоин большего?».

На телегу швырнули тело.

– Погоди-ка, – Живан придержал за рукав плюгавого мужичка в драной рубахе. Оба: сотник и князь, принялись разглядывать очередной труп.

– Этот, кажись мой. Свезите его на городище. По дружинникам отдельную тризну справим, за счёт городской казны, – Живан вопросительно поглядел на князя. Тот кивнул. Плюгавый и двое его помощников лишь пожали плечами. Гостомысл пригнулся:

– Молодой совсем. Ни пожить, ни повоевать не успел.

Князь закрыл ладонью опустёвшие глаза мертвеца. Кукша лежал с пробитой грудью, из которой торчал обломок стрелы. В этом бою он принял смерть одним из первых.