Текст книги "Брать живьем! 1919-й (СИ)"

Автор книги: Сергей Юров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Вернувшись на Коммунальную площадь, мы со Светловским решили зайти к Маркину и рассказать об обыске в доме Рукавишникова. Ибо знали, что слухи об этом все-равно дойдут до него. В кабинете Маркин был не один, а со своим заместителем, Тальским, из новенькой кобуры которого торчала рукоятка смертоносного маузера. Именно этот нервный черноволосый человек с орлиным носом и глазами навыкате возмутился нашими действиями.

– Вы что себе позволяете? – властно заявил он. – Врываться в дом сотрудника милиции без санкции на обыск!.. Товарищ Маркин, это переходит все границы! В отношении товарища Светловского и этого молодого человека необходимо принять меры…

– Ну, ну, довольно, – Маркин похлопал по плечу своего зама, одетого в кожанку и галифе. – В жизни всякое бывает, порой мы вынуждены поступать вразрез с предписаниями.

– Это недопустимо! – кипятился Тальский. – Их надо подвергнуть порицанию!

– Не будь занудой. Они и без того знают, что не правы.

Выйдя от начальника милиции, Светловский от души послал чернявого заместителя на три буквы. Поднявшись в кабинет Угро, он первым делом подробно расспросил меня о посещении столовой.

– Выходит, узколицый Алекс и его приятель избежали экспроприации, – сказал он в задумчивости. – Говоришь, был упомянут Белый?

– Не уверен, – ответил я. – Может, мне просто показалось.

– Хм-м… А если это правда? Тогда дворяне, получается, якшаются с главарем «монастырских», поддерживают с ним связь!.. Это интересно, очень интересно!.. Плешивый мог бы все прояснить, но он пока не готов к допросу! Лоб горит, бредит!..

Так, пока будем поджидать товарищей, расскажу-ка я тебе, Данила, о первых днях революции, о событиях в Петрограде. Мы занимались не только тем, что задерживали провокаторов, спекулянтов, да бандитов, но и строчили из пулеметов по зачинщикам винных погромов… Было такое в нашей практике. А что касается всякого рода задержаний, то случались разные курьезы. Однажды я прижал к стенке толстяка-спекулянта, торговавшего коньяком и шмотками. Стоит еле живой, от страха заикается, слезы из глаз так и льются. Что, говорю ему, попался, сволочь! А сам тычу в жирное его брюхо наганом. Он лепетал-лепетал да вдруг как врежет мне кулаком в скулу! Пока у меня сыпались искры из глаз и проходил столбняк, этого толстяка как ветром сдуло! Исчез, не пообещав вернуться!.. В другой раз нагрянули мы с бойцом к одному табачному продавцу, прямо в лавку. Как оказалось, не ленился он приторговывать и водкой. Испугался при виде нас, слов не находит, дрожит. Видим, тряпка тряпкой, ну, и ослабили бдительность. Так он, чертяка, возьми да и сыпани нам в глаза целую пригоршню забористого табаку. Мы чихать, глаза закатывать, а он деру из своей табачной лавки!.. Вот еще был случай. Идем однажды мы с тем же бойцом вслед за прелестной дамой по темному переулку. Нам сообщили, что она марафетом торгует. Догоняем ее. Так она, узрев опасность, как сиганет через двухметровой забор. У нас глаза на лоб! Потом выяснилось, что в женщину переодевался бывший циркач, эквилибрист-канатоходец. Взяли мы его тепленьким через месяц, никуда он от нас не делся!..

В ходе рассказа Светловский мимоходом посмотрел в окно и застыл на месте, словно его окоротили.

– Вот так сюрприз!.. Шкет дает понять, что мы должны встретиться. Оставайся здесь, Нечаев, никому ни слова! Потом все объясню.

Он выскочил из кабинета, а я тут же подошел к окну. Ни мальчишки-сироты, ни какого-либо знака от него в пределах видимости мне обнаружить не удалось. Пока я терялся в догадках насчет всего этого, Светловский вернулся. Впервые я видел его таким сногсшибательно довольным. Он улыбался во весь свой широкий рот и оптимистично потрясал кулаком.

– Ах, малец, ах, умница!.. Тут вот какой коленкор, Данила, дорогой ты мой! Мы со Шкетом договорились, что когда у него появятся новости о планах бандитов, он повесит на сук старой липы у забора Троицкой церкви обрывок газеты. Гляди!

Я посмотрел туда, куда указывал начальник. В самом деле, вдали, на одном из сучков липы, болтался на ветру газетный лоскуток.

– А местом встречи мы избрали ближний к нам магазин «Живой уголок». Там, у большого аквариума, я и переговорил со Шкетом. Минутное дело!.. Итак, наш юный секретный сотрудник передал, что сегодня вечером на премьеру спектакля в курзал пожалует пара «монастырских».

Я вспомнил, что театр в здании курортного зала был открыт только летом 1921 года.

– Курзал вроде бы пустует после революции…

– Пустовал, но Уисполком вынес постановление прибраться в нем, организовать буфет и дать силами местных профессиональных актеров несколько спектаклей «Красной правды».

– Но ведь введено осадное положение? Это же зрелище, а все зрелища под запретом.

– При вводе осадного положения зрелища запрещаются, все верно. Но уж очень пьеса злободневна. Она о контрреволюции, подготовке мятежа, выборе пути. В ней убедительно показывается, на чьей стороне правда. Посему Ревком и позволил актерскому составу поставить пьесу в курзале.

– Бандитов тоже потянуло на встречу с прекрасным? – усмехнулся я.

– На встречу с теми, кто после спектакля побредет в ночи домой!.. Так, Данила, гоп-стопников этих будешь брать ты и Карпин. Ваша задача, не привлекая внимания, появиться в курзале, потолкаться в буфете и попробовать вычислить бандитов еще до начала спектакля. Если не выйдет, определите из числа зрителей семейную пару побогаче, с серебряными часами, браслетами, перстнями. После спектакля незаметно проследите за ней, и если случится гоп-стоп, попытайтесь накрыть бандитов с поличным. Начало спектакля в 18 часов, билетами и деньгами я вас снабжу. Кстати, на премьеру идет товарищ Маркин со своей супругой. Он настоятельно рекомендовал сводить вас всех на спектакль в один из последующих дней. Вы с Карпиным будете первыми… Задача ясна?

– Более чем. А если дело дойдет до пальбы?

– Хотя бы одного оставить в живых! Для дальнейшего допроса… Еще Шкет доложил, что троица ряженых налетчиков будет сегодня ночью шерстить бывшего купца Неверова. Я, Скворцов, Гудилин и Щербинин организуем им теплый прием. В заключении наш юный друг сообщил, что Белый отлично знал о засаде в доме Талдыкиных! А?.. То-то же! Не остается никаких сомнений – либо кто-то слишком болтлив, либо попросту предатель! Поэтому после вечерней летучки, мы никуда не расходимся, а ждем своего часа здесь, в Угро.

Cветловский вышел, но скоро вернулся, держа в руках два театральных билета. Вручив их мне вместе с деньгами, он сказал:

– Вечереет, можешь уже переодеться.

Я облачился в тот же прикид, в котором щеголял в столовой. Снова прикрепил к руке браунинг, а наган сунул за пояс. Первым на вечернюю летучку явился Рундук. Его рассказ произвел на нас сильное впечатление.

– Вот что я тебе скажу, Григорий Иваныч, на станции процветает махровый беспредел! Вникнув немного в ситуацию, я понял: хищения зерна, макаронов, риса, муки, мануфактуры, нефти просто безбожны! Спекулянты обнаглели до предела, воруют вагонами, бушприт им в рыло!

Cветловский нахмурился и закурил папиросу.

– До меня и раньше доходили сигналы, что там свито змеиное гнездо. Спиридон Прокофьевич, дружище, надо хорошенько его поворошить и выйти на расхитителей.

– Этим я и собираюсь завтра заняться, – сказал Рундук и посмотрел на меня. – Но мне нужен помощник, и Нечаев вполне подойдет.

– Хорошо, – согласился Светловский. – Однако к вечеру, Данила, ты должен быть в столовой на бывшей Дворянской. Продолжай следить за дворянчиками.

– В таком случае на утренней летучке мне делать нечего, – заявил Рундук и снова взглянул на меня. – Я буду ждать тебя завтра в 8 часов утра у Вознесенской церкви на стоянке легковых извозчиков. Придти ты должен точно в таком же наряде, как сейчас, с бородкой и усами.

Прошло немного времени, и в кабинет, один за другим, вернулись другие сотрудники. Упомянув о тщетном обыске у Рукавишникова, Светловский попросил их дать отчет об итогах дневной работы. Оказалось, ничего такого, что могло бы заинтересовать его, не случилось. Начальник затем объяснил, в силу каких причин, сотрудники не расходятся по домам.

– Монастырские знали, что у Талдыкиных засада, – сказал он, пристально поглядывая на нас. – В голову закрадываются подозрения, напрашиваются кое-какие выводы… Так что, утечка информации нам сегодня ни к чему… Карпин, переодевайся! Вам с Нечаевым уже пора выдвигаться в сторону курзала.

Мы с товарищем, одетым в костюм-тройку cеро-голубого цвета, спустились в нижнюю часть города, пересекли Красную площадь и подошли к двухэтажному зданию постройки середины XIX века.

Внешний облик курзала был в точности таким, каким его изображали на старинных открытках и фотографиях – с рустовкой нижнего этажа, пилястрами, лепной отделкой по верху. Пройдя через крыльцо в виде портика и гардероб, мы оказались в обширной длинной зале. Буфет находился за перегородкой слева, туда я и направил свои стопы, втягивая носом призывные запахи. На прилавке пузатился многоведерный самовар, стояли блюда с пирожками, бутербродами с рыбой, колбасой и сыром. У меня мгновенно разыгрался аппетит. Все, хватит голодать! Театральный буфет, конечно, не столовая, наесться от пуза не удастся, но я, наконец-то, как следует, оторвусь!

Через минуту я хлебал горячий чай из граненых стаканов и уплетал еду с такой быстротой, что мой спутник, заказав себе пирожок и стакан чая, не переставая, покачивал головой.

– Ну, ты даешь, Нечаев! – крякнул он, поглаживая накладные усы и бородку. – Пять бутербродов умял, шесть пирожков!

– Поголодать бы тебе с мое, запел бы по-другому! Небось, на базаре-то есть, чем разжиться?

Мы сели за столик с таким расчетом, чтобы видеть все помещение буфета. До начала спектакля еще было далеко, но почти все столики были заняты. Слышались приглушенные разговоры, смешки, стук стаканов. Кого здесь только не было! Сидели или чинно прохаживались военные с дамами под ручку, молодые и средних лет служащие, пожилые женщины в длинных платьях, девицы с накрашенными губами в модных юбках, дворяне в безукоризненных костюмах и пенсне, бывшие купцы и мещане в сюртуках, косоворотках и картузах. В дальнем углу сидела троица охотников в прорезиненных плащах, шумно обсуждавших повадки дичи.

– Вон там торчит парикмахер, – говорил мне вполголоса мой спутник. – Мастер своего дела. Рядом с ним расположился летчик, об аэропланах знает все. Счетоводов разных ведомств полно, монтеров, дантистов, учителей. И все с женами, а на тех, погляди-ка, сколько всякой бижутерии!

Через парадный вход вошел застегнутый на все пуговицы выходного френча Маркин, держа под руку свою высокую статную супругу в красивом платье с блестками. Следом за ними прошествовала группа серьезных молодых людей в кожаных куртках, перепоясанных ремнями, галифе и начищенных сапогах. Возглавлял ее голубоглазый крепыш лет тридцати пяти.

– Яркин со своими чекистами! – шепнул мне Карпин.

Мне пришло на ум высказывание Ф.Э. Дзержинского о том, что у чекиста должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова. Идейность, неподкупность, трезвый расчет! Вид этих ребят, особенно их лидера, говорил о том, что с этим у них все в порядке. А слова Светловского о перерожденце в их рядах? Ну, все может быть, не все сосны в лесу корабельные!

Я тщательно оглядывал каждого, кто переступал порог курзала и направлялся в буфет. Спустя некоторое время мое внимание привлекла пара молодых парней, расположившихся у одного из окон. Их манера держаться и настороженно-жесткий взгляд мне сразу запали в душу. Один, что повыше ростом, обладал смазливой физиономией и гибкой фигурой. Его низкорослый спутник был широк в плечах, коренаст, с виду неповоротлив. На обоих были картузы, серые пиджаки, брюки и летние полуботинки. Я толкнул Карпина и указал на них кивком головы.

– Не наши ли клиенты?

– Да разве их разберешь!.. Не знаю, посмотрим.

Я заметил, что чаще всего они посматривают в сторону одной хорошо одетой парочки, и снова толкнул Карпина.

– Сотрудник Петродарского казначейства Хитрук со своей женой, – пояснил тот.

На главе семьи был дорогой отутюженный костюм с отливом, на его супруге – блестящее платье и боа на плечах. По случаю спектакля оба нацепили на себя массу всяких драгоценностей – колец, печаток, перстеньков, цепочек. Когда после третьего звонка, они поднялись из-за стола и отправились в залу, вслед за ними пошли и те, кого я посчитал нашими клиентами.

– Мне кажется, присматривать надо за Хитруками, – заметил я Карпину.

Он не высказал сомнений, и мы также поспешили на встречу с прекрасным. Наши места были в последнем ряду, что нас вполне устроило. С него можно было наблюдать, как за происходящим на сцене, так и за Хитруками, которые заняли стулья в переднем ряду. Двух подозрительных личностей в картузах, севших в середине залы, мы также старались не упускать из виду.

Скоро занавес раздвинулся, и началось действо. Первый же его акт показал, что местные актеры не растеряли своего мастерства, играли они в свете рампы достаточно убедительно, им хотелось верить. События в пьесе развивались бурно, характеры героев запоминались сразу, их реплики были хлестки, как удар плетки. На сцене курзала разворачивалась сама послереволюционная жизнь с ее отчаянным противостоянием, опасностями, риском. Зрители полностью вовлеклись в нее, переживали, наблюдали за происходящим с открытым ртом. И было на что посмотреть!

Действие происходило в сельской местности, в деревеньке, за околицей которой лежали земли, захваченные белыми. Центральный персонаж, честный и прямой солдат Ипат, прошедший империалистическую войну, колеблется, никак не может понять, на чьей стороне правда. Потому едва не совершает ошибку – собрался было выдать любимую дочь за подлого трактирщика. Достало также георгиевскому кавалеру ума не подпасть под влияние царских офицеров, появившихся в деревне. Cтав свидетелем бесчинств белогвардейцев, их цинизма и жестокости, он принимает сторону большевика Андрея, в которого влюблена дочь. Засучив рукава, Ипат берется учить молодых сельчан обращению с оружием. Благодаря их усилиям, в деревне устанавливается подлинный революционный порядок. Красная правда, в конечном счете, торжествует! Просветленный Ипат в конце спектакля подошел к краю сцены и пояснил зрителям, на чьей стороне в этой страшной и безжалостной борьбе должен биться российский гражданин.

Ответом ему стал гром аплодисментов. Спектакль окончился. Актеры, поздравляя друг друга, вышли из-за кулис на поклон. Аплодисменты не смолкали, и они снова появились на сцене. И только после того как занавес опустился, зрители начали покидать свои места. Шумно делясь впечатлениями, они направлялись в сторону гардероба и, пройдя через портик, разбредались в ночи в разные стороны.

Оказавшись снаружи, мы, не привлекая к себе внимания, прислонились к одной из колон белоснежного портика. Было уже темно, в вышине мерцали звезды, в верхушках деревьев шелестел легкий ветерок. Интересующая нас семейная пара не заставила себя долго ждать. Смеясь и громко разговаривая, Хитруки покинули курзал и не спеша тронулись по тротуару в сторону Верхнего пруда. Я почти не удивился, когда «картузы» с засунутыми в карманы широких штанов руками, спустя минуту пошли тем же путем. Многозначительно переглянувшись, мы отделились от колоны и последовали за ними. Перейдя дорогу, Хитруки пошли краем пруда. Преследователи, втянув головы в плечи, неотступно двигались позади. Показалось начало Кузнецкой улицы, семейная пара продолжала беззаботно болтать, не обращая внимания на тылы. Вдруг все изменилось. Преследователи резко прибавили ходу и оказались возле Хитруков буквально в считанные секунды. В свете звезд тускло блеснули вороненые стволы револьверов.

– Не визжать! Быстро снимаем с себя все кольца и побрякушки! – послышалось нам.

Сжимая в руках оружие, мы, что было сил, рванули к месту ограбления.

– Оружие вниз, а руки в гору! – рявкнул я по ходу движения, подражая героям фильмов об Угро.

Бандиты и не подумали прислушаться. Они открыли пальбу, едва я успел договорить. И большая удача, что на нашем пути оказался могучий ствол старого вяза. Мы спрятались за ним и, крикнув Хитрукам прилечь на землю, повели ответный огонь. Стрелять старались, как и советовал Светловский, по ногам.

– Ты бери на себя коренастого, я – длинного! – сказал я Карпину, сдвинув стволом нагана шляпу на затылок.

Бандитам спрятаться было негде. До ближайшего дерева – не менее десятка шагов, бежать в ту сторону – самоубийство. Я прицелился в своего гоп-стопника и выстрелил. Он взвыл, ухватившись за простреленное колено. Карпин взял на прицел своего. Бабахнул выстрел. Коренастый дернулся, схватился за сердце и медленно осел на землю.

– Ты же прикончил его, остолоп! – шикнул я сердито.

– Черт, а ведь целил по ногам!

Пока я негодующе глазел на своего спутника, уцелевший бандит успел залечь за тело своего мертвого кореша, словно за бруствер. Его практически не было видно.

– Cдавайся, Длинный! – крикнул Карпин. – У тебя нет шансов!

– Заткнись, легавый! – послышалось в ответ. – Попробуй меня взять, отхватишь свинца!

Он целился из своего нагана в нашу сторону и на залегших Хитруков не обращал никакого внимания. А следовало бы. Сотрудник казначейства настолько пришел в себя, что выхватил из кармана револьвер и, не целясь, одной пулей прострелил голову бандита. Ни я, ни Карпин не успели даже рта открыть!

Вот так закончилась эта операция. Предотвратить ограбление мы сумели, но cкрутить живьем хотя бы одного гоп-стопника не смогли. Поймав пролетку, мы отправили трупы в морг и разбрелись по домам. Добравшись до своей комнаты, я приоткрыл окно для доступа свежего воздуха, сунул браунинг в тумбочку, а наган под подушку и крепко заснул.

Часа в четыре ночи меня разбудил непонятный шорох, шедший от окна. Я раскрыл глаза и повернул голову в ту сторону. В предрассветной мгле вырисовывался силуэт пригнувшегося человека! Я напрягся. Обман зрения? Или… Внезапно фигура рванулась через всю комнату прямо ко мне. Я успел вскочить и отбить руку с ножом, который упал за тумбочку. Нападающий был силен как бык. Он обхватил меня мощными руками, бросил на пол и стал душить. Из его рта пахнуло едкой смесью махорки, самогона и лука. Я изловчился и, применив прием самбо, снова оказался на ногах. Он кинулся на меня во второй раз, но я уже был в своей стихии, двигаясь перед ним в быстрой карусели. Все происходило в тишине, слышно было, как часто бьется мое сердце. Осознав, что взять меня голыми руками не удастся, громила сунулся к висевшей на вешалке кобуре. Она была пуста! Выхватив наган из-под подушки, я, не целясь, выстрелил. Ночного гостя отбросило к стене, и он с пулей во лбу медленно сполз на пол.

Отерев пот с лица, я присел на кровать. Что это было? Попытка ограбления? Не похоже… Ко мне влез наемный убийца! Вот это вернее всего. Но кто подослал ко мне верзилу? Хм-м…

Не придя ни к какому выводу, я откинулся на подушку и только спустя час забылся тяжелым сном.

Глава 8

Утром я приоткрыл глаза и посмотрел на настенные часы: маленькая стрелка показывала на цифру семь. Полежал немного, глядя на мертвое тело и припоминая ночную схватку. Волной нахлынули воспоминания о прежнем житье-бытье, сыскном агенстве, Свешникове с его аналитическим складом ума, других знакомых. Многие из них были порядочными, приятными в общении людьми. У меня подкатил комок к горлу, и сдавило грудь. Да, Данила, угораздило тебя попасть в эту кугу! Но, видно, планида твоя такая, привыкай!

Я прокрутил в голове события вчерашнего дня, особенно, позднего вечера. Думали с Карпиным, что Хитрук будет дрожать на земле как осиновый лист, а он вон что учудил! Да-а… И как мог напарник, неплохой, по словам Скворцова, стрелок, послать пулю не в ноги бандиту, а в сердце?! Глядишь, удалось бы уговорить его сдаться… Но кто же этот громила, проникший ко мне через приоткрытое окно? Не тянет он на квартирного вора, тут пахнет заказным убийством!

В тумбочке нашелся бумажный пакетик с морковной заваркой и крохотным кусочком колотого сахара. Я быстренько скипятил на маленьком примусе воду и сделал себе подслащенного чайку в оловянной кружке, которая также отыскалась в тумбочке. Сев за стол, стал прихлебывать из нее и наблюдать за движением на улице. Изредка мелькали мимо моего окна пролетки, гремели немногочисленные телеги. Служащие уже спешили вверх или вниз по улице к местам своей работы. Бывший дом купчихи Овчинниковой отлично просматривался отсюда. К нему также подтягивались работники – представители правопорядка. Подъехал на пролетке Маркин, в повседневном френче, деловой, серьезный. Подошел завхоз, на его крутой лоб была надвинута кожаная фуражка, начищенные сапоги сияли невероятным блеском.

– А вот и наш командир! – вслух проговорил я.

Держа правую руку в кармане кожанки и размахивая другой, Светловский поднялся по улице до бывшего дома купца Котельникова и свернул за угол.

– Товарищ Светловский! – крикнул я в распахнутое окно, натягивая на себя гимнастерку.

Начальник повернулся и, увидев, что я машу ему рукой, перешел дорогу. Через минуту он был у меня. Взглянув не без удивления на мертвеца с дыркой во лбу, он по привычке потер свой крутой подбородок.

– Что тут стряслось?

Я рассказал ему о ночном нападении, ничего не упуская.

– Месть, – выдал он свой вердикт. – Возможно, за Меченого. А покойник-то – залетная птица. Такой широкой морды с переломанным носом и рубцом на верхней губе я здесь не видел. Похоже, наняла его братва… Теперь будь вдвойне осторожен, Данила. И не оставляй на ночь окно открытым!.. Будь здесь, я пришлю следователя. Попрошу, что б недолго тут занимался, и так все ясней ясного!.. Да, надо предупредить Скворцова, что ты немного задержишься. Не забыл, вам ехать на станцию?

Следак заявился в сопровождении двух человек с носилками и, в самом деле, недолго мурыжил меня вопросами. После того как мертвеца вынесли наружу, он составил короткий протокол и отбыл по своим делам, я же отправился в Угро.

Часовой у дверей здания потребовал предъявить удостоверение, что я и сделал без промедления. Поднявшись на второй этаж, я рассказал Светловскому о вечерних событиях, а он мне том, что случилось в доме Неверова.

– Засели мы у него на Площадной в одной из спален, ждем, – начал он. – Где-то часов в десять подъезжает повозка к дому, следом стук в дверь. Неверов, перекрестившись, идет к выходу, интересуется, кто беспокоит его в такой поздний час. «Угро! – доносится снаружи, – Открывай, обыск! Вот мандат». Старик отодвинул засов и впустил незваных гостей в сени. «Кто в доме?» – спрашивают у него. «Я да женка, более некого». Сапоги застучали в передней. Мы затаили дыхание, сжимая в руках оружие. Слышим, стукнула входная дверь. Зазвучал приглушенный разговор. Опять застучали шаги в передней, теперь, удаляясь. Что такое? Выглядываю из-за занавески, Неверов ко мне с известием: «Приперся высокий такой в надвинутой на глаза фуражке и тихо говорит бандитам, что в доме засада. В сенях темно, я так и не разобрал, кто это. Только показалось, что голос у него какой-то, не знаю, простуженный, что ли. Бандиты ходу из сеней… Как только я жив остался? Ведь могли и ножом пырнуть». Cнаружи громко скрипнули колеса. Мы выскочили на крыльцо, но повозка, набирая скорость, уже катила вдоль по улице. Видно, тот, в надвинутой на глаза фуражке, заметил, как мы в дом зашли. Опознал нас вредитель, не дал свершиться правому делу!

– Не сосед ли Неверова?

– Когда мы походили к дому, то заметили, что на соседском крыльце кто-то курит. После того как бандиты убрались, я спросил у Неверова, что за сосед. Оказалось, бывший купец Кирилл Кореньков, но его Неверов хорошо знает, он небольшого роста и голос у него вполне обычный.

«Кореньков, Кореньков», – мысленно повторял я фамилию, пытаясь вспомнить, где ее слышал. На это ушло несколько секунд.

– Григорий Иваныч, если этот Кореньков женат на Анфисе Распоповой, то он свояк Рукавишникову. Я узнал об этом от милиционера, когда мы шли на обыск.

– Хм-м… Ты полагаешь, на крыльце покуривал наш cиплый красногвардеец, пришедший к свояку в гости?

– Может, курил хозяин. Распознав сотрудников Угро, он поделился новостью с Рукавишниковым. Тот и предупредил бандитов, которые, наверняка, уже отблагодарили его за это звонкой монетой.

Cветловский задумался.

– Версия правдоподобная. Но попробуй, докажи, что здесь замешан Рукавишников. Не пойманный – не вор! Даже если он и был вчера у Коренькова, что это нам дает? Скажет, что ничего не видел, никуда не ходил… А Неверов, поди, узнал того, кто оповестил бандитов. Шуганули они его в сенях, вот он и понес пургу.

– Возможно.

– Ладно, хватит воду в ступе толочь! Рукавишников остается в подозрении… Хочу сказать, Данила, что порядок в городе восстановлен, большая заслуга в этом Отдельного отряда Петродарского гарнизона, выставившего блокпосты на всех важных объектах. Да, Красная Армия освободила Козлов, белоказаки ушли из Шехманской волости на юг… Не могу избавиться от мысли, что хаос в Петродаре явился четко подготовленной акцией разведки белогвардейцев. Опасность для Петродара сохраняется. Вполне возможно, что следующей целью мамантовцев может стать Петродар!.. Ты посиди здесь, а я сейчас.

Вернулся Светловский минут через десять с большим бумажным пакетом.

– Продпаек для тебя выписал. Питайся!

Я заглянул в пакет и увидел булку хлеба, шмат сала, сахар, картошку и еще кое-какие продукты.

– Что ж, Данила, – сказал Светловский, посмотрев на часы, – тебе уже пора выдвигаться к стоянке легковых извозчиков… Погоди, ты ведь в газете работал?.. Я тут понемножку кропаю в свободное время. Не мог бы ты посмотреть мои записки, подредактировать их, вынести свое суждение?

– С удовольствием, Григорий Иваныч. Интересно будет почитать о вашей бурной жизни!

– Спасибо! – Начальник достал рукопись из внутреннего кармана кожанки и протянул мне.

В заглавии красивым почерком со старорежимными вензелями было выведено: «Записки розыскника».

– Название подходящее, – сказал я с улыбкой.

– Правда? Ну, и отлично! Отнеси продпаек с рукописью на квартиру и – вперед, на дело! Слушайся Скворцова, да и сам там, на станции, не теряйся, вникай, делай выводы… К вечеру чтоб был в столовой! Посиди, закажи себе поесть, послушай грампластинки. Если дворянчики будут там, проследи за одним из них до дома, желательно, за узколицым. Мы бы с завтрашнего дня организовали за ним постоянную слежку. Все, увидимся на вечерней летучке или, в случае опоздания – у меня дома… Да, забери свое барахло, у себя на квартире будешь переодеваться!

Я занес к себе одежду, продукты и рукопись и спустился к извозчичьей стоянке. Скворцов уже был там, похаживая в своей морской форме возле крепкой с виду пролетки. Поздоровавшись, мы сели в экипаж и поехали вверх по склону горы. По дороге матрос выслушал мой рассказ о ночном нападении.

– Вот, гады! – прошипел он. – Убийц уже подсылают!

Потом рассказал мне, с чем ему пришлось столкнуться на станции.

– Вся эта воровская свистопляска началась не вчера. В товарной конторе на вокзале мне показали кучу претензий. Работники разводят руками, глазеют на меня в недоумении. Оно и понятно: вагоны-то исчезают без следа! Шел, скажем, вагон с макаронами из Орла, а в Жердевку не добрался. Из Касторной вагон с хлебом не попал в Усмань, и так далее. Куда они делись, едрена каракатица?!

– Куда подевалось их содержимое? – проговорил я, прикинув вместимость вагонов. – Не десять, не сто, тысячи пудов!

Матрос, дымя самокруткой, cо вздохом кивал головой.

– Ты прав, Данила, расхитителям же надо где-то хранить эту прорву товара!.. Нам бы понять схему воровства, ухватиться за нужную ниточку… Ничего, попробуем разобраться, не такие уж мы простачки!

Мы прибыли на станцию, и, не медля, – в товарную контору. Попросили старого работника в косоворотке и жилетке, с виду похожего на конторщика времен отмены крепостного права, разъяснить нам порядок оформления документов.

– Тот, кто отправляет вагоны, – показал он, – должен составить обязательную накладную с указанием груза, пункта назначения и того, кто получит груз, будь то организация, предприятие или частное лицо. В случае пропажи вагонов документы поступают в наш отдел претензий. Дела с претензиями я вчера уже показывал вам, товарищ Скворцов. Кроме того, в шкафу находятся акты утрат всякого рода поклажи – сумок, баулов, чемоданов, саквояжей.

Полдня мы со Скворцовым методично копались в претензионных делах. Не сразу, но нашлись накладные, из которых явствовало, что вагоны по иному пути со станции отправляло неизвестное лицо, и, что любопытно, на предъявителя. То есть, оприходовать вагоны мог кто угодно. Поражали автографы получателей – настоящие каракули! Поди, разбери! Выяснилось, что пропавшие вагоны с хлебом и макаронами были перенаправлены в Козлов, переживший налет белоказаков Мамантова. Получатели груза – союз пекарей-хлебопашцев и кооператив лудильщиков. Скворцов хлопнул по накладным и ухмыльнулся.

– Проглоти меня кашалот, если в Козлове когда-нибудь были такие организации! Но груз-то получен!

– Настоящая афера, – покачал я головой.

– Ну, дык… А тебя, Данила, я неспроста с собой прихватил. На станции пропали еще два вагона, один с мануфактурой, другой – с рисом и гречкой. И, похоже, они где-то поблизости. Прошел слушок, что некто по сходной цене сбывает целые рулоны материи и мешки с продовольствием… Берут как наличными, так и посредством перевода денег со счета на счет. Развернулись, ворюги, открыли счет в госбанке, бушприт им в рыло!.. Мы вот, что сделаем. Ты сейчас прогуляешься до станционного ресторана, посидишь в нем за графинчиком коньяка и изъявишь желание купить, мелочиться не будем, двадцать рулонов для пошива одежды и десять мешков продовольствия. Если кто клюнет, представишься сотрудником кооператива швейников. Вот удостоверение, вчера вечером выправил! Швейники, в случае чего, будут говорить, что ты у них месяц как в штате. Распишись в поле «подпись владельца»!

Я раскрыл удостоверение и прочитал: «Дано сие удостоверение Нечаеву Даниле в том, что он состоит в Петродарском швейном кооперативе в должности заместителя начальника снабжения». Информация, честь по чести, заверялась печатью. Поставив свой автограф, я положил удостоверение во внутренний карман пиджака.

– Денег у нас с тобой чуть, – напутствовал меня Скворцов. – Поэтому предлагай безналичный расчет. Сегодня, мол, приехал просто разведать, завязать нужный разговор, подписание официального соглашения – завтра. Держись просто, показывай, что ты обычный служащий, рассчитывающий заполучить нужный товар.