Текст книги "Пастыри. Четвертый поход"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Настораживало лишь тройное кольцо охраны – в будке у ворот, на территории у дверей и внутри, в холле. Причем все секьюрити поразили Илью наличием окладистых бород, гренадерским ростом и совершеннейшим, каким-то скандинавским равнодушием.

Черная лаконичная форма без знаков различия и нашивок, лишь на рукаве восьмиугольный шеврон – стилизованное изображение крылатой фигуры, держащей над собой то ли крест, то ли меч...

«Ну и контора! – подумал про себя Илья. – Не иначе, националисты какие-то. Чего это майора занесло-то так?»

Впрочем, его догадки ничем более не подтвердились – в коридорах и на лестницах ООО «Светлояр» стояла умиротворяющая тишина и едва заметно пахло то ли воском, то ли ладаном – Илья никогда не умел различать эти церковные запахи.

Кабинет начальника охраны за номером «12» нашелся быстро. Илья уже поднял руку, готовясь постучать, но тут обитая коричневым кожзамом дверь распахнулась и на пороге возник сам Громыко – в такой же черной форме, что и у подчиненных, и тоже с бородкой, которая придавала его широкому багровому лицу совершенно разбойничье выражение.

«О нет, я не Негоро! Я Себастьян Перейра...» – мгновенно вспомнил Илья цитату из древнего фильма «Пятнадцатилетний капитан». Громыко в его новом обличий взяли бы играть Негоро-Перейру без грима...

– Ага! Я уже заждался! – широко улыбнулся бывший майор, крепко пожал Илье руку и гостеприимно приобнял за плечо, заводя в свой новый кабинет.

– Ну, рассказывай, – усадив гостя в кожаное кресло, Громыко разместился за рабочим столом, заваленным бумагами, сдвинул в сторону плоский монитор компьютера и уставился на Илью.

– Да рассказывать, Николай Кузьмич, особо нечего... Ты же знаешь, небось, что у нас с графом вышло... – Илья замялся, вытащил сигареты, поискал глазами пепельницу, но не нашел.

– Знаю, знаю... И не понимаю – что за дурь на тебя нашла? – Громыко усмехнулся. – Тебе что, больше всех надо? Немало есть на свете всякого... чего нам знать не положено. И потом: меньше знаешь – крепче спишь. Слыхал такую народную мудрость?

– Ну да, – Илья кисло улыбнулся и рассеянно кивнул. Разговор с самого начала пошел куда-то не туда.

– Ну то-то! Так что с графом помирись и забудь про эту ерунду. Все будет хорошо! – Громыко улыбнулся в ответ, сказал в торчащий сбоку из столешницы микрофончик, кокетливо увитый георгиевской ленточкой – памятью о праздновании Дня Победы: – Гена, принеси нам минерал очку, будь добр.

Перемены, произошедшие с лихим майором, пьяницей, бузотером и матершинником, здорово поразили Илью, и он спросил, обведя рукой кабинет:

– А что это вообще за контора? ООО – это общество с ограниченной ответственностью?

– Ну как тебе сказать, – снова расплылся в улыбке Громыко, – бывают такие люди, которые в глупости своей и невежестве темном посягают не только на мирское, но и на духовное. Церкви грабят, на священнослужителей руку поднимают. А церковь у нас, как известно, от государства отделена. Вот и пришлось патриархии создавать такие, как ты выразился, «конторы», навроде нашего «Светлояра». А ООО – это общероссийская общественная организация.

– А-а-а, – понял Илья, – вы типа церковной милиции получаетесь, что ли?

– Ну типа того, – ухмыльнулся Громыко, – клюквенников ищем-ловим, с сатанистами работаем плотно, порядок поддерживаем во время богослужений, крестных ходов и встреч иерархов церковных с верующими. Ценности, за годы советской власти пропавшие, разыскиваем опять же...

– Ну и как, нравится?

Громыко согнал с лица улыбку, внимательно и серьезно посмотрел в глаза Илье и сказал негромко:

– Да я об этом всю жизнь мечтал. Я тут настоящим делом занимаюсь, по профилю и без той ботвы, что в ментуре: того не тронь, он высоко сидит, этого не ковырни, он с первым дружит, а к этому вообще не подходи, потому как его отец – наш же ментовский генерал. Нажрался я этого дерьма, Илюха, вот по сюда! А здесь, в «Светлояре», все понятно и просто. Я знаю, кого охраняю, я знаю, кто прав, а кто нет. Потому что Бог – он все видит, понимаешь?

– А как же Пастыри, марвелы, Удбурд? Разве ж это не бесовщина? – зачем он ввернул про «бесовщину», Илья и сам не понял, однако слово – не воробей.

– Я тебе еще раз повторю: меньше знаешь – крепче спишь! – Громыко прихлопнул рукой по стопке бумаг. – И хватит об этом. Все одно скоро, сам знаешь, мы все забудем. Я вот, например, уже почти забыл...

Тут в дверь вплыл двухметровый Гена с подносом, на котором вкусно шипели газом два высоких стакана с минеральной водой. Бесшумно выставив стаканы на стол, верзила удалился так же неслышно, как и вошел.

– Однако у вас кадры! – фыркнул Илья.

– Дерьма не держим! – гордо ответил Громыко и тут же перекрестился на икону в углу: – Прости меня, Господи, за нечаянное слово...

Отхлебнув шибающей в нос минералки, Илья наконец перешел к главной цели своего визита и рассказал Громыко про Институт анализа политических процессов, про толстого Льва Геннадиевича, аферу с выборами и ситуацию, в которой он, Илья, по собственной дурости и корыстолюбию оказался.

Почти минуту после того, как Илья замолчал, Громыко сидел молча, задумчиво вырисовывая остро отточенным карандашом на листе бумаги какие-то каракули. В прежней, оперской своей ипостаси, он, видимо, все это время витиевато матерился бы...

– Ну ты и... – выдал наконец бывший майор, откладывая карандаш, – как тебя угораздило, а? Ты что, дите? Олиго... как его, мля... френд? С самого начала не понял, что это за фирма?

– Да понял, Николай Кузьмич, в том-то и дело, что понял, – уныло развел руками Илья, – вот только как-то само собой все получилось...

– Ой, парень, что-то не чисто с тобой! – Громыко погрозил Илье пальцем и уселся, навалившись локтями на стол. – Стало быть, так: ты мне сейчас выдаешь весь расклад – кто, что, почем, откуда, понял, да? И имей в виду – услуги наши платные. Ты теперь человек состоятельный, а за спокойствие надо раскошелиться, так?

Илья снова кивнул и вдруг остро почувствовал, что ему не хватает кота Баюна. Словно с отсутствием хтонической твари исчезла из Ильи та энергичная бесшабашность, что жила в нем последние дни.

Сглотнув неприятный комок в горле, он принялся посвящать Громыко в подробности своей скоропостижно скончавшейся работы...

* * *

– Тебе неслыханно повезло, Илюха! – Громыко отложил телефон, по которому вот уже полчаса общался с какими-то неведомыми Илье бывшими коллегами, и задорной улыбкой весело встопорщил свою невеликую бороденку.

– Что, статью за мошенничество в особо крупных отменили? – невесело пошутил Илья.

– Да нет, хотя, думаю, олигархи и политики наши спят и видят, чтобы это случилось, – Николай Кузьмич повернул к себе монитор, быстро наклекал что-то на клавиатуре, подождал с полминуты и удовлетворенно кивнул:

– Ну, так и есть. Лев Геннадиевич твой – аферюга, каких поискать. Никакой он не Лев и тем более не Геннадиевич, понятное дело. Зовут этого деятеля Семен Яковлевич Мацкель, родился он в славном городе Одессе в одна тысяча девятьсот... впрочем, это не важно. Промышляет наш Сема на криминальной ниве давным-давно и в поле зрения правоохранительных органов России, и не только, попадал не раз. В начале своей, говоря протокольным языком, противоправной деятельности значились за ним мошенничества, кидалово, финансовые пирамиды... Но это все так, семечки! По-настоящему развернулся гражданин Мацкель, когда в моду среди «новых русских» вошел пиар. Облапошивал он и банкиров, и нефтяных князьков, и алюминиевых корольков. Бабки сдирал бешеные, причем всегда одну и ту же сумму – пол-лимона в валюте, и линял по-тихому.

– Что ж его до сих пор не убили?

– Тут даже не один, тут два вопроса должно возникнуть: почему Сему нашего не посадили – это раз! И почему не грохнули – это два!

А дело, Илюха, в том, что клиентов себе он выбирал не просто абы денег было немерено, а только после тщательной разведки и сбора данных. И не было среди тех, кого он кинул, ни одного порядочного, я уж не говорю о честности, человека. Но и это еще не все! Этот Мацкель какими-то путями, хотя чего тут городить, понятно какими – сидят у него «кроты» в моем бывшем ведомстве, как пить дать, сидят! – всегда узнавал о проблемах, которые должны обрушиться на его клиентов. Он делал хапок буквально накануне и сливался, а у кинутого им человека начинались та-а-акие напряги, что ему становилось не до заявы на Мацкеля и не до жалких пятисот тысяч зеленых.

Многих из его клиентов грохнули, многих посадили, остальные сбежали из страны, радостные по самое не балуйся, что смогли ноги унести. Поэтому и заяв на Сему нету ни одной! И мочил к нему никто не засылал. Вот такие дела...

Илья побарабанил пальцами по кожаной обивке кресла и спросил:

– А с этим... лесопромышленником... С ним, выходит, тоже что-то случилось?

Громыко помрачнел, смял лист бумаги, на котором до этого упражнялся в рисовании, мастерски метнул в корзину:

– Замочили. Три дня назад. Были у него терки с кузбасской братвой, те не хотели пускать чужаков на свою территорию, а он уперся. Ну, и... Два кило пластида под днище «Галентвагена». Останки, чтоб похоронить, сутки почти собирали по окрестностям...

Отхлебнув уже подвыдохшейся минералки, Илья почувствовал, что его бросило в жар:

– И что теперь?

– А теперь все, друг Илья! – Громыко оскалил зубы в хищной улыбке. – Гуляй, пока молодой, как говорится. Бабки у тебя есть. Кути, жги, балдей, колбасься, кайфуй, оттягивайся... Как там еще говорят сейчас?

– Отвисай, – буркнул Илья. Веселиться почему-то не хотелось. Заработанные, а по сути украденные у взорванного в далекой Сибири лесопромышленника деньги теперь казались настолько грязными, что даже думать о них, не то что тратить, совершенно не хотелось.

Впрочем, сомнения развеял Громыко:

– Так что все, Илья. Да, чуть не забыл. Вот номер счета нашего. Я проверять не буду, само собой, ты парень свой, не подведешь. Так что переведи от щедрот, сколько не жалко...

– Спасибо, Николай Кузьмич, – деревянным голосом произнес Илья, взял бумажку со счетом и совершенно в духе кота Баюна подумал: «И чего я парюсь? Пронесло же, а деньги-то и в самом деле не пахнут, вон, даже церковная контора не брезгует».

Уже попрощавшись, Громыко придержал Илью перед дверью и вдруг сказал, внимательно глядя в глаза:

– Вот еще что... Я тут слышал, ты с Янкой общаешься... Так вот, имей в виду: она мне не просто бывшая сослуживица... Она... В общем, если обидишь или станешь крутить там, выкаблучиваться – яйца оторву и сожрать заставлю, понял?

И привычно повернулся к иконе, быстро кинув троеперстие ото лба вниз и к плечу:

– Прости меня, Господи!

Глава шестая

С Яной Илья встречался теперь более-менее регулярно. Они ходили по кафешкам, концертам, один раз выбрались в кино, на распиаренный отечественный блокбастер «Сломанный меч Святогора». Фильм Илье в общем-то понравился, по крайней мере он не вызывал чувство тоскливой неловкости, из-за которого невозможно было смотреть абсолютное большинство российских картин, снятых в 90-е годы. Правда, привкус вторичности, запашок голливудщины – все это в «мече» присутствовало, но Илья умом понимал: иначе сегодня и нельзя, рынок диктует свои правила.

Яна же отозвалась о фильме весьма категорично и коротко: «Лажа!» Впрочем, компромиссность никогда не относилась к числу добродетелей Коваленковой...

На счет «Светлояра» Илья перечислил две тысячи евро в рублевом эквиваленте и благополучно забыл об этом этапе своей жизни. Немало способствовал тому вернувшийся кот Баюн, денно и нощно обрабатывавший Илью сентенциями типа: «Жить надо уметь, причем уметь сейчас. Завтра нет, и вчера нет, есть только сегодня. Бери от жизни все сам, никто тебе ничего не даст!» И так далее...

Денег, полученных от Льва Геннадиевича, с лихвой хватило бы на год вот такой, безбедной, «сейчасной» жизни. Естественно, жизни без излишнего шика, но Илье почему-то как раз хотелось, что называется, оттянуться.

Он то и дело встречался с приятелями, устраивая пьянки с битьем посуды и гулянки со стриптизом на коленях. При этом Илья старался сохранить верность Яне и честно не лапал стриптизерок, ограничиваясь засунутыми им в трусики-танги купюрами.

Впрочем, случались и обломы. Пару раз посетив казино и просадив почти три тысячи за несколько часов, на этом виде оттяга Илья поставил решительный крест.

Наконец мотовство ему надоело. Выйдя как-то утром из дома (дабы не расстраивать родителей, он по-прежнему «ходил на работу»), Илья вдруг понял: пипец! Надо заняться чем-то, иначе грызущая изнутри, подобно Чужому в одноименном фильме, тоска его погубит...

Кот Баюн, который вновь стал появляться все реже и реже, решение Ильи завязать с пьянками не одобрил, за что был послан далеко и надолго. Обиженно мявкнув, что через три дня все равно ехать на рыбалку в Средневолжск, где Илья «адназначно» нажрется, кот замолк.

«Черт! А ведь верно – сегодня семнадцатое!» – Илья досадливо покусал губы. Он собирался перед вояжем на Волгу сменить мотор в «Троллере» – старый вовсю лязгал коленвалом, чадил, перегревался и грозил дать клина в любой момент. Времени оставалось в обрез...

...Подходящего специалиста, который взялся бы за трудоемкую операцию, Илья нашел лишь к пяти часам. Небритый дедок, практикующий в закопченном гараже неподалеку от приснопамятного Терлецкого парка, внимательно ощупав джип и новый ниссановский двигатель, купленный накануне и лежащий в багажном отделении «Троллера», не спеша закурил и изрек:

– Щась помощников кликну – к завтрему сделаем.

И выпучив на Илью маленькие глазки с желтоватыми белками, выдохнул вместе с дымом:

– Тыща баксов!

– Договорились, – кивнул Илья и загнал «Троллер» в гараж.

Идя тихим «сталинским» двором, он неожиданно увидел Митю, выходящего из подъезда. Илья хотел было свернуть, но ему стало стыдно и неловко... Митя тем временем заметил его и вроде даже удивленно улыбнулся.

Разговор у них состоялся короткий:

– Привет!

– Здравствуйте, Илья.

– А я тут машину ремонтирую вот...

– Да, Олег Трофимович – очень хороший мастер.

– Как там граф?

– Сердился сперва на вас, называл заблудшей...

– Овцой?

– Нуда...

– Понятно-о...

– Илья, вы бы помирились с Федором Анатольевичем. Ведь вы были не правы!

– Знаешь, Митя... Я был не прав, с точки зрения графа. А с моей точки зрения, наоборот, не прав он. Вот такая, брат, диалектика...

– Зря вы так. Зря. Вы извините, мне идти надо.

– Да, конечно, иди. А графу передай... Хотя нет, ничего не передавай. Пока! Удачи тебе!

– До свидания, Илья...

* * *

* * *

Ниссановский дизель, руками умельца Олега Трофимыча и его так и оставшихся неведомыми для Ильи помощников успешно «воткнутый» под капот, буквально преобразил джип.

«Троллер», словно живое существо, приободрился, получив новое сердце, и теперь на дороге уже не выглядел желтым недоразумением. Мощно рыча, он хорошо набирал скорость и разгонялся почти до двух сотен километров в час.

Яна, к которой Илья заехал похвалиться преображенным джипом, только головой качала:

– Пр-вильно гр-ят – м-жики как д-ти! Пр-дал бы ты его – и вс-х д-лов!

– Да ты что, Янка! Это же Вадюхина машина! – совершенно искренне возмутился Илья. И только тут понял, что мыслей избавиться от старой развалюхи у него вообще не было, потому что... Потому что, как ни крути, Вадим Завадский был его другом и где-то в глубине души Илья чувствовал себя перед ним виноватым.

Отъезд на рыбалку – это всегда событие. Готовиться к нему правильные рыбаки, те кто едет получать удовольствие не только от процесса «наливай да пей», начинают загодя, за недели, а то и за месяцы. Илья к настолько «правильным» любителям мормышки и кивка себя не причислял, но за день до отъезда у него уже было все готово.

Теплые вещи, продукты, спальник, подарки и всевозможные походные мелочи еле уместились в могучем рюкзаке и «счастливой» парашютной сумке. В отдельном пластиковом чемоданчике по ячейкам и коробочкам лежали, дожидаясь своего часа, крючки, мормышки, блесенки, катушки с леской, кивки, ниппели, резинки, грузила, воблеры, вьюнки, вертячки и прочий рыбацкий инвентарь. Старый, еще отцовский, ледобур и дюралевый ящик на салазках дополняли снаряжение, заняв почти все место в багажнике «Троллера».

Покончив с собственными сборами, Илья внимательно проинспектировал Янину сумку, скептически хмыкнул и после того, как Коваленкова отработала в своей фирме, подхватил ее на Мясницкой и повез экипировывать в магазин «Охотник и рыболов».

Там он купил второй спальник, климатический костюм самого маленького размера, какой только отыскался в бездонных закромах самой известной среди столичных любителей активного отдыха на природе торговой точки, меховые чулки и валенки с галошами. Костюм, правда, все равно оказался великоват, и Яна смотрелась в нем, словно маленькая девочка, надевшая мамину шубу.

Выезжать договорились на следующий день, в десять утра. К вечеру, по расчетам Ильи, они должны были прибыть в Средневолжск, переночевать, и уже там, на льду, встретить самый короткий день в году, ночь, когда рыба, по выражению Сереги Дрозда: «...клюет даже на крючки от лифчика».

* * *

Илья лег пораньше, в половине десятого, и уже лежал под одеялом, балансируя на зыбкой грани между явью и сном, готовился соскользнуть в темные бездны, где властвует Морфей, как вдруг зазвонил телефон.

– Алло? – недовольно пробурчал он в трубку.

– Илья, мне нужна твоя помощь! – Яна говорила, не тараторя и без запинок, и Илья сразу понял – что-то случилось.

– Я сейчас подъеду... Только на заправку заскочу. Хотел завтра утром...

– Отставить. На машине долго, сейчас самые пробки. Давай на метро, через сорок минут встречаемся на «Соколе», в центре зала. Все, до встречи...

И Яна отключилась...

Илья, внутренне холодея от неприятных предчувствий, быстро оделся, невнятно объяснил что-то сидящим перед телевизором родителям и выскочил в подъезд...

...Яна выглядела сильно встревоженной. Илья даже не был удостоен ставшего уже дежурным чмока в щечку.

– Пошли скорее, тут недалеко, – девушка подхватила его под руку и буквально потащила за собой.

– Да объясни толком, что случилось-то?

– Баба Кача... Помнишь, я тебе рассказывала, она нам с Громыко помогла, на графа нас вывела тогда? В общем, плохо ей. Сердце, скорее всего. А живет она одна, ближайшие родственники в Троицке. Она их уже вызвала, но пока они доедут...

– Это которая диверсанткой была? Ага, помню. Родственники – это понятно. А «скорую»? «Скорую»-то она вызвала? Чего врачи говорят?

Яна остановилась, посмотрела на Илью:

– Пока кого-то из проверенных людей в квартире не будет, нельзя «скорую». Баба Кача... Она, в общем, до сих пор негласно сотрудничает с различными... Не знаю, как объяснить. Короче, надо, чтобы кто-то в квартире был, и точка. Все, побежали!

И они, быстро поднявшись по ступенькам подземного перехода, сломя голову побежали по ночному Ленинградскому проспекту, вызывая недоуменные взгляды припозднившихся прохожих...

* * *

Дверь в жилище бабы Качи была приоткрыта. Яна проскочила вперед, и пока Илья топтался в прихожей, снимая ботинки, уже выскочила обратно, сунула в руки бумажку:

– Да что ты тут возишься! Звони в «скорую» скорее, вот адрес! Городи там побольше всего – она и ордена имеет, и воевала, и... Быстрее! Она без сознания практически, губы синие... давай!

Илья набрал «03», самым решительным и напористым голосом, на который только был способен, изложил диспетчеру ситуацию и был заверен, что к ветерану и орденоносцу реанемобиль приедет максимально быстро.

Больная лежала на застеленном коричневым плюшевым покрывалом диване. Яна хлопотала рядом, накачивая грушу тонометра и следя за пульсом. Илья поразился, насколько худенькой и хрупкой оказалась легендарная баба Кача.

– Илья! На кухне аптечка, поищи там шприцы и строфантин в ампулах! – не глядя скомандовала Яна.

Метнувшись на чистенькую уютную кухоньку, Илья принялся лихорадочно проверять все шкафчики и вскоре наткнулся на лекарства. Одноразовые шприцы обнаружились сразу, а вот со строфантином пришлось повозиться, разбирая десятки упаковок.

Когда искомое наконец было найдено, Илья слишком сильно хлопнул дверью шкафчика, он перекосился, съехав вниз и открыв узкую нишу, выдолбленную в стене. В нише Илья увидел какой-то конверт и лазерный диск в прозрачном чехле.

– Илья! Ну где ты там? Нашел?! – голос Яны отвлек его от созерцания находки, и Илья бросился в комнату.

– Сейчас, Екатерина Васильевна, сейчас, миленькая, потерпите... – бормотала Яна, ловкими движениями вскрыла ампулу, быстро набрала чуть желтоватой жидкости в шприц, нагнулась над бабой Качей...

«Скорая» приехала, действительно, очень быстро. Молодой врач и быстроглазая полная фельдшер вошли в квартиру. Яна бросилась навстречу. Илья едва расслышал их быстрый разговор:

– Давление... Пульс... Сколько?! Что делали? Строфантин... Полтора кубика?

Парень присел возле бабы Качи, быстро осмотрел ее, проверил сосудистую реакцию на ногтевых пластинках, посчитал пульс:

– Нина! Готовь капельницу!

Потом он повернулся к Яне:

– Вы родственница? Положение серьезное. Будем госпитализировать. Вам нужно будет поехать с нами, подписать бумаги и вообще... поприсутствовать.

Яна прищурилась, стиснула кулачки:

– Что, все так плохо?

– Прогноз я сейчас делать не могу, вот в машине ЭКГ посмотрим, тогда... Но мне не нравится ее сосудистая... Сколько ей лет?

Коваленкова подошла к врачу, нагнулась и прошептала что-то на ухо.

– Что?! – непроизвольно выкрикнул парень и тут же взял себя в руки. – Простите. Но это же... Нина! Вызывайте водителя с носилками!

Спустя три минуты бабу Качу уже выносили из квартиры. Когда ее перекладывали с дивана на клеенчатые носилки с блестящими металлическими ручками, она вдруг открыла глаза, нашла среди склонившихся над ней Яну и прошептала:

– Янушка, ты уж не бросай хоромы мои. К утру племянник приедет, ты знаешь. Он поживет тут... Ты дождись его...

– Тут Илья останется, – Яна потыкала пальцем в плечо Привалова, объясняя больной, кто тут Илья, – он надежный. А я с вами поеду!

Баба Кача слабо улыбнулась и закрыла глаза...

Илья помог спустить вниз носилки и погрузить их в оранжевую машину с надписью «Реанимация». Яна подбежала к нему, взяла за отворот куртки:

– Сиди в квартире, запрись, дверь никому не открывай. Племянник – не удивляйся – это дед будет такой, седой и бородатый. Он постучит кодом: два коротких, два длинных, один короткий. Зовут его Александр Петрович. Если что – звони Громыко. Все понял?

Коротко кивнув, Илья спросил:

– А что там в квартире такого ценного-то? Я вот видел...

– Потом, потом! – отчаянно замахала на него руками Яна. – Не трогай ничего, телевизор вон смотри и запрись как следует. Все, я позвоню из больницы.

Девушка впорхнула в машину, «скорая» развернулась и, включив мигалку, рванула со двора...

* * *

Вернувшись в пустую, пахнущую лекарствами квартиру, Илья выкинул в ведро разорванную упаковку, шприц и пустую ампулу, уселся в кресло и огляделся.

Фотографии на стенах, книжные шкафы, диван, полки с каким-то безделушками, цветы на подоконнике. Обычное жилище московской пенсионерки.

«И чего Янка так переживала за квартиру?» – подумал Илья, встал и откинул кружевную вязаную салфетку, скрывающую телевизор. Под ней обнаружился вполне современный серебристый флэтрон и плоский дивидишник.

И тут Илья вспомнил про тайник за кухонным шкафчиком и загадочный диск в стенной нише.

«А может, посмотреть? – робко предположил он. – Вот кот Баюн точно сказал бы – давай, подумаешь!»

«И не стыдно тебе напраслину возводить на честную животину? – возник в сознании насмешливый голос. – Я, конечно, существо разностороннее, но даже я знаю, что чужого брать нельзя!»

«Да пошел ты! Вот назло возьму и посмотрю!» – Илья нахмурился.

«Ох, не делай этого, Дадли!» – фыркнул кот и пропал.

Илья сходил на кухню, вытащил диск из ниши, вернулся в комнату и вставил зеркальную пластину, надписанную маркером «Операция „Черный снег“», в лоток дивидишника. Почему-то его совершенно не волновало, подойдет ли диск по формату записи, словно Илья знал, что все будет нормально.

Так оно и вышло. Сперва экран телевизора заснежило, а потом на нем появилось четкое изображение.

Камера, видимо, была установлена под потолком, поэтому Илья видел все как бы сверху-сбоку. Перед ним возник большой и вызывающе роскошный рабочий кабинет, подходящий олигарху или члену правительства, что, по сути, одно и то же. Ковры, зеркала, китайские вазы, картины на стенах. Огромный стол, плоский прозрачный монитор компьютера, вертящиеся кожаные кресла. Позади, сквозь широченное, во всю стену окно открывался потрясающий вид на Москву – башенки, шпили, золото куполов, яркие щиты рекламы.

– Приличная высота-то... – пробормотал Илья, – этаж двадцатый, если не выше...

Тут в кадре появился человек – худой, жилистый, наголо бритый мужик лет сорока пяти в темно-синем пиджаке. Судя по уверенным движениям, это был хозяин кабинета. Он сел за стол, ткнул пальцем в кнопку на панели справа от себя и отрывисто сказал, как пролаял:

– Лиза, как Володька приедет, сразу ко мне!

– Хорошо, Сергей Павлович! – прострекотал девичий голосок и почти тут же добавил: – Ой, а вот он как раз внизу, на охране появился!

– Ну, давай его сюда... – буркнул Сергей Павлович, встал, снял пиджак, швырнул его куда-то в сторону, плюхнулся в кресло и как-то судорожно закурил длинную сигарету с крохотным фильтром.

«Нервничает...» – отметил про себя Илья. В течение минуты он молча наблюдал, как мужик дымит и прихлопывает ладонью по столу.

Затем скрипнула дверь, и в кабинет влетел толстяк в светлом дорогом костюме.

– Здорово! Ты че, ты че творишь, Серега? – неожиданно тонким голосом почти закричал он, торопливо протянул хозяину кабинета пухлую ладошку и рухнул в большое мягкое кресло у торца стола так, что Илье стало хорошо видно его просвечивающую через редкие волоски блестящую красную лысину.

– Не шуми... – поморщился Сергей, затушил сигарету в золоченой пепельнице и встал. – Выпить хочешь?

– Да какой там выпить! Я только из-за стола. Мне Долларыч на мобилу звякнул, мол, так и так, я сразу к тебе... – снова запричитал Владимир. – Что происходит, в натуре? Ты в новый проект влез? Деньги с общих счетов снимаются, а доступ только мы трое имеем – ты, я и Долларыч. Ну, он-то не при делах, ясный перец... Значит, это ты! Или я уже все, не в доле? Че молчишь?

– В доле ты, в доле... Об этом и хотел поговорить... – Сергей сунул руку в стол, вытащил несколько листов бумаги, положил перед собой: – Вот, даже тезисы себе написал, чтобы не забыть ничего. Долгий будет разговор. Может, выпьешь все же? Нет? Ну, как хочешь, а я оскоромлюсь...

Он выволок откуда-то из глубины необъятного стола литровую бутыль с янтарной жидкостью, бултыхнул ею:

– Кальвадос, провинция Нормандия, 1931 года производства, семь лет выдержки перед бутилированием. Рекомендую!

– Не, я пас! – покачал головой толстяк.

– Ну, как хочешь...

Хозяин кабинета налил полстакана кальвадоса, отхлебнул и уткнулся носом в бумаги.

– Серега, не тяни! – взмолился толстый Володька из кресла. – Чего ты там еще придумал? Опять херня какая-нибудь типа «Северного проекта»?

– Нет... – помотал лысой блестящей головой Сергей, потом поднял лицо, и Илья наконец-то увидел его глаза – серые, цвета остывающего металла. Нехорошие глаза. Глаза типа «удавлю-как-поцелую».

Сергей заговорил, и его гавкающий голос запрыгал по кабинету:

– Ты помнишь, Володя, когда мы познакомились?

– И чего? Ну... помню, конечно... После армии, в Средневолжске...

– Да, в Средневолжске, в одна тыща девятьсот девяносто... черт его знает каком замшелом году! А ты хорошо помнишь, как мы до этого жили? В восьмидесятых, например?

– Ну помню, само собой... Хреново как-то... Жратвы не было, талоны, со шмотьем беда, люстры-стенки-ковры в дефиците... А так, в остальном – ну нормально, тихо-мирно, а че, в чем дело-то?

– А вот скажи мне, Володя, с голоду в то время кто-нибудь умирал? А беспризорных ребятишек ты в своем, в нашем вернее, детстве помнишь? Ребятишек, которых на любом вокзале сейчас может купить тварь всякая за тридцать баксов в час для утех своих поганых? А нищих, а бомжей, которые в лесопарках себе лачуги из фанеры и ящиков строили, припоминаешь?

– Серега, ты чего, в коммунисты записался? Советская власть – это того... Ясно дело, тогда же порядок был, какие, на хрен, нищие с бомжами... И пенсюки получали ништяк, сами жили да еще детям откладывали, я помню...

– Не пенсюки, Володя, а пенсионеры. Наши с тобой родители, между прочим.

– Ну, это ты загнул! – толстый Володя ухмыльнулся: – Наши-то с тобой мамашки не голодуют, братан! Я никак не пойму, к чему ты клонишь-то? Айда опять коммуняк вернем, границы закроем, работяг загоним в стойло, жрачку попилим и по талонам отстегивать будем, так, что ли?

– Работяги во времена нашего детства могли машины покупать и на юга ездить, на зарплату, на честно заработанные деньги, Володенька, заметь это! И жрачки, как ты говоришь, было достаточно, талоны-шмалоны уже к концу появились, когда правители-дуболомы сломали систему, о своих прыщавых чадах заботясь больше, чем о вверенной им державе. Да и не в этом суть, не собираюсь я назад, в страну Советов... В другом дело... Думал я тут на досуге про страну нашу, про народ, про нас с тобой, грешных...

Оно ведь как: представляется мне наша держава в виде огромного амбара... Или нет, скорее некой базы, райпотребкооперация такая, помнишь? И чего только на этой базе нету! И живут на территории базы всякие личности, от муравьев и мышей с хомяками до овчарок сторожевых.

Вот когда базой хомяки да муравьи заправляют – хорошо, они все в дом тащат, запасы приумножают, богатеет база, амбары и склады от товаров ломятся. И всем хорошо. Но хомяки с муравьями – они трудяги беззащитные, дохлые и чахлые в плане когтей там, зубов и мышцев... А чтобы мародеров отваживать, овчарки по периметру бегают, гавкают. Но вот задумались как-то овчарки – а чего это хомяки всем заправляют, если мы тут самые сильные? А ну-ка всех хомяков к ногтю и порядок наведем такой, что ого-го!

И навели. Хомяков частично поели, частично зарабынили по полной и зажили овчарки кумовьями королям. Зажирели, сайгачить по периметру перестали... Тут и полезли изо всех щелей всякие охотники до чужого добра, и внешние, и внутренние, – ну, хорьки там, зайцы, мыши и крысы.

Постепенно разворовываться начало то, что поколениями хомяков было в амбарах и ангарах скоплено. А жирные овчарки одряхлели к тому моменту и спали крепко в теплых будках.

Когда заборы, подточенные бобрами, падать начали и амбары пустеть, попробовали овчарки было порядок навести, полаять и покусаться, да не тут-то было... Вышли мародеры на свет божий и схарчили толпой всех псов одряхлевших. В 1991 году это было, ты помнишь, хе-хе... И начался на базе полный, полнейший беспредел, какие уж тут хомяки и муравьи, тут слоны с голодухи дохнуть начали.